Текст книги "Спросите Фанни"

Автор книги: Элизабет Хайд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 13 страниц)

Annotation

Когда пожилой Мюррей Блэр приглашает сына и дочерей к себе на ферму в Нью-Гэмпшир, он очень надеется, что семья проведет выходные в мире и согласии.

Но, как обычно, дочь Лиззи срывает все планы: она опаздывает и появляется с неожиданной новостью и потрепанной семейной реликвией – книгой рецептов Фанни Фармер.

Старое издание поваренной книги с заметками на полях хранит секреты их давно умершей матери. В рукописных строчках спрятана подсказка; возможно, она поможет детям узнать тайну, которую они давно и безуспешно пытались раскрыть.

В 2019 году Элизабет Хайд с романом «Спросите Фанни» стала победителем Книжной премии Колорадо в номинации «Художественная литература».

Элизабет Хайд

Пролог

Часть первая

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Часть вторая

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Часть третья

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

notes

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

11

12

13

14

15

16

17

18

19

20

21

22

23

24

25

26

27

28

29

30

31

32

33

34

35

36

37

38

39

40

41

42

43

44

45

46

Элизабет Хайд

Спросите Фанни

Пролог

«Заставь дурака богу молиться, он и лоб расшибет», – думал Джордж Блэр.

Он не считал себя вредным человеком, но, сев в машину со старшей сестрой, будто снова превратился в тринадцатилетнего мальчишку, который усиленно ищет повод досадить Рут. Сестрица обладала властным и заносчивым характером при полном отсутствии самокритики, и потому Джорджу иногда жутко нравилось ее злить.

Когда в пятницу вечером они ехали на север из аэропорта Манчестера^[1] (в серых сумерках небо потускнело, а сосновые рощи по краям шоссе казались гуще), Джордж едва успел спросить, как Рут собирается провести выходные, а сестра уже в занудной манере принялась излагать свои планы: «Во-первых… во-вторых… в-третьих…», что сподвигло его вслух поинтересоваться, как она маркирует список дел: черточками, буквами со скобкой или римскими цифрами. Ну и завелась же она!

А когда они миновали Конкорд с его башнями и золотым куполом собора, Джордж лишь слегка поддразнил Рут: с ума сойти, сколько она тратит на уход за своим тринадцатилетним золотистым ретривером! – и сестра вдруг призналась, что счета за груминг не идут ни в какое сравнение с расходами на собачью акупунктуру. Джордж даже кофе поперхнулся.

– Это Морган придумал, – сердито заявила Рут в свое оправдание, когда он наконец откашлялся.

Но подлинный апофеоз наступил, когда они свернули на длинную подъездную дорогу к фермерскому дому отца, чуть севернее парка «Франкония-Нотч», и Джордж заметил сестре: папа вряд ли обрадуется, что дочь приехала к нему на выходные с расписанием в кармане.

– Видишь ли, Джордж, – ядовито ответила Рут, глядясь в маленькое зеркало на козырьке от солнца и подкрашивая губы, – я живу на свете вовсе не для того, чтобы радовать людей.

Это категоричное заявление повисло в воздухе, как рой гнуса, и Джорджу даже не пришлось ничего говорить: Рут и сама примолкла, расстроенная собственной стервозностью.

Поделом ей.

* * *

Что больше всего раздражало Рут, так это присутствие брата. Санитар отделения реанимации вроде бы должен обладать чуткостью, но Джордж без конца пытался ткнуть ей в лицо различиями в их уровне жизни. Большой сытый Вашингтон против маленького старого Нью-Гэмпшира. Солидный доход против скромного заработка. Хиллари против Берни.^[2] Обязательно было поднимать ее на смех, когда она сказала, что в понедельник закажет такси в аэропорт через «Убер»? («Столичные штучки тут не в ходу, Рут», – ухмыльнулся Джордж.) Или внушать ей чувство вины за то, что они с Морганом недавно наняли повара? Ведь по будням у них совсем нет времени, а у мальчиков футбол, музыка и домашние задания, и им мало одних суши на ужин. «Хватит относиться ко мне как к невротичной старшей сестре, – хотелось ей одернуть Джорджа. – Пора увидеть во мне человека».

Но тогда он снова обвинит Рут в том, что она читает нотации, и ей станет стыдно и очень-очень плохо.

Как назло, путешествие не задалось с самого начала, еще в вашингтонском аэропорту имени Рейгана. Рут собиралась пройти через рамку безопасности, но перед ней влез пузатый мужик. День в юридической фирме выдался тяжелый, а потому она холодно поинтересовалась, родился он мудаком или это благоприобретенное качество, и протиснулась вперед. Пассажир стал возмущаться и привлек внимание охранников, которые отвели Рут в сторону и стали водить вдоль тела металлоискателем, тогда как нахал запросто проскочил рамку. Мало того, во время посадки она обнаружила, что он не только летит в том же самолете, но и сидит прямо перед ней – и, разумеется, во время рейса мужик откинул спинку своего кресла на максимум, так что она даже не могла открыть ноутбук, и потому Рут при любом удобном случае стала толкать, пинать и дергать его сиденье. В итоге засранец пожаловался стюардессе, после чего Рут выпалила: «Он первый начал!..», но тут же поняла, что дошла до ручки.

А теперь еще и Джордж… Ей нужно столько всего сделать в ближайшие дни, но как тут сосредоточиться, если брат вознамерился приложить все силы, чтобы отравить ей выходные?

* * *

Самая младшая, Лиззи, кипела от возмущения.

Она, конечно, любит отца, но в последнее время он то и дело дергает ее по самым дурацким поводам: «Не могу найти салатник», «Пульт от телевизора не работает», «Я забыл пароль компьютера». Поскольку она живет всего в двадцати минутах езды от него – в отличие от Джорджа, осевшего в Конкорде, откуда добираться час, и Рут, которой надо лететь три часа из Вашингтона, – все это валится на нее. Неужели отец не понимает, что у нее есть своя жизнь? Что ей нужно проверять студенческие работы, писать рекомендательные письма и выполнять поручения комитета? Лиззи безропотно и даже с удовольствием приезжала к отцу каждую неделю и готовила ему большую кастрюлю рагу из оставшихся продуктов, но иногда невольно думала, что он донимает ее постоянными просьбами, поскольку считает ее род деятельности менее важным, чем у другой дочери и сына.

Хотя, если честно, не исключено, что она сама сейчас слишком остро все воспринимает: гормоны до сих пор не пришли в норму. А поскольку на выходные в отцовский дом собирались нагрянуть и Рут с целым ворохом неотложных дел, и Джордж с фотографиями последнего марафона в ноутбуке, Лиззи боялась, что просто не вынесет давления.

Может, подумалось ей, лучший способ справиться с бушующими эмоциями – полистать семейный альбом. Или перебрать письма. Почитать что-нибудь нейтральное, например материнские рецепты. Кстати, надо забрать у Гэвина поваренную книгу, которую он держит у себя уже четыре месяца. Обязательно нужно придумать какое-нибудь умиротворяющее времяпрепровождение для всей семьи, иначе Лиззи рискует сорваться.

* * *

Мюррей Блэр, которому исполнился уже восемьдесят один год, – в прошлом адвокат, член Законодательного собрания штата, конгрессмен (правда, всего два дня), а теперь фермер-любитель – в тот пятничный вечер в середине сентября ожидал приезда трех детей и надеялся на лучшее. На выходных он собирался обсудить очень важные вопросы и хотел, чтобы встреча с отпрысками прошла гладко, без распрей. Но согласие – эта изворотливая лисица, которую не могут ухватить за хвост многие семьи, – всегда находило способ ускользнуть и из дома Блэров, поэтому перед приездом дочерей и сына старик подкрепил силы двойным джином с тоником. Потом он почистил зубы, прополоскал рот, заправил рубашку в брюки, сел за кухонный стол и стал ждать, когда сила всемирного тяготения приведет драгоценных чад в его орбиту на следующие три дня.

Часть первая

2016

Глава 1

Базар-вокзал

– Входите-входите! – воскликнул Мюррей, широко распахивая дверь кухни. Он взглянул на часы: – Быстро вы добрались! Пробок не было? Рут, это и все твои вещи?

Рут поставила большую холщовую сумку рядом с дорожным несессером и поцеловала отца.

– Ты же знаешь, папа, я всегда путешествую налегке. – Она огляделась. – А где Лиззи?

– Позвонила и сказала, что будет завтра утром, – ответил Мюррей. – Ей надо проверить какие-то работы. Джордж, – он хлопнул сына по плечу и пожал ему руку, – спасибо, что забрал Рут из аэропорта.

– Симпатичный джемпер, папа, – заметила Рут. – Новый?

Мюррей с удивлением оглядел себя, как будто забыл, во что одет:

– Этот? Нет, откопал в шкафу. Весь пропах нафталином.

– Красный цвет тебе к лицу, – похвалила Рут.

Мюррей просиял. Ему было приятно, когда дочь замечала его стремление хорошо выглядеть. Не то чтобы он хотел впечатлить ее, но знал: Рут строго следит за тем, как он ухаживает за собой. Значит, теперь она поставит жирную галочку в графе «Держит фасон».

– Ужин готов, – сообщил Мюррей гостям.

На плите ждали кастрюля мясного чили и сковорода с кукурузным хлебом, приготовленным из сухой смеси, которую Рут привезла ему из Санта-Фе уже пару-тройку лет назад. Еще отец приготовил салат – впрочем, он и тут не перетрудился, просто высыпал мытую и нарезанную овощную смесь из пакета в миску.

– Давайте поедим, – предложил Мюррей.

– Только я сначала напишу Моргану. – Рут достала телефон.

– Ты уже писала ему три раза из машины, – напомнил Джордж.

– Хочу сообщить, что мы прибыли, – объяснила Рут, и ее указательный палец заплясал по экрану.

Мюррей с опаской разглядывал маникюр дочери: что за жуткий лак! Как называется такой цвет – морская волна? И это в юридической-то фирме! Все равно что когти вампира.

Рут отправила сообщение и положила телефон на стол:

– Ладно. Вот теперь я могу и выпить бокальчик.

– Ого, какая роскошь, – заметил Джордж, когда Мюррей достал из холодильника бутылку белого вина.

– Я правильно выбрал? – спросил Мюррей Рут, показывая ей бутылку.

– Погоди, ты заранее заказала отцу именно это вино? – удивился Джордж. – Серьезно?

– Отвяжись, Джордж, – ответила Рут.

Джордж взял бутылку из рук отца, пока тот не успел открыть ее, и прочитал этикетку.

– И сколько оно стоит?

– Говорю же, прекрати! – рявкнула Рут.

– Иногда можно и кутнуть, – неловко пробормотал Мюррей. Вообще-то, он и правда купил бутылку в специализированном магазине больше чем за двадцать долларов, то есть гораздо дороже того вина, которое обычно пил сам, но очень уж ему хотелось угодить дочери. В конце концов, одна бутылка его не разорит.

– Будешь, Джордж?

– Нет, обойдусь простецким пивом, – язвительно произнес Джордж, подчеркивая свой менее притязательный вкус, что было уж совсем нечестно, поскольку он знал, что Мюррей всегда держит для сына в холодильнике несколько бутылок хорошего крафтового пива.

Но Рут удержалась от ответного выпада, и все сели ужинать. До конца вечера они вели легкий, непринужденный и по большей части даже веселый разговор. Джордж рассказывал о травме колена, Рут – о футбольных лагерях, где мальчики побывали летом, и о полученных ими наградах, а еще о неделе, проведенной на берегу залива Делавэр: однажды Кайл забыл солнцезащитный крем и обгорел до волдырей, что до сих пор ужасало Рут, ведь если теперь у ребенка начнется рак кожи, вина целиком ляжет на нее. Мюррей же просто сидел и слушал. Жаль, что Лиззи не было, однако старик радовался, что за столом царит полная гармония. Похоже, Рут и Джордж действительно старались не ссориться.

Вот бы все выходные прошли так же спокойно, подумал Мюррей.

* * *

Но на следующее утро ему оставалось только недоумевать, какими пагубными ветрами за ночь надуло враждебность, потому что, когда он около восьми спустился на кухню, Рут и Джордж уже вовсю препирались, кому достанется армейская штормовка деда. За тостами они спорили о том, с каким результатом Дональд Трамп проиграет выборы. («Провалится с треском», – вещал Джордж, хотя сам Мюррей не был так в этом уверен.) За яичницей началась ругань насчет того, как повлиять на Лиззи, которая разместила в «Фейсбуке» их дурацкие детские фотографии.

К девяти часам они перешли к финансовым вопросам. Когда Мюррей второй раз варил кофе, Рут пыталась убедить брата перечислять больше денег на пенсионный счет, и Джордж, как решил Мюррей, злился не только потому, что и впрямь слишком мало откладывал на старость, но и потому, что Рут пыталась им командовать.

Базар-вокзал, как обычно называла Лиллиан их ругань. Пустое сотрясение воздуха. Споры детей напоминали перебранку участников политического ток-шоу. «Прекратите» – хотелось закричать Мюррею. Но потом ему в голову пришел настолько простой выход, что он даже подивился, как не нашел его раньше: он вытащил из уха слуховой аппарат и сунул его в карман. Вот и все; так гораздо лучше. Голоса детей отступили, и Мюррею стало хорошо и спокойно. Пусть себе спорят. Старая кофеварка потихоньку начала булькать, и Мюррею стало еще лучше. Он выглянул в окно: день был безоблачным, четыре голубые вершины горного хребта Франкония еще накрывала глубокая тень, недоступная для невысокого утреннего солнца. Над крышей амбара выглядывал склон холма со стекающим по нему светозарным желтым потоком. Три года назад Мюррей засадил три акра земли подсолнухами – это был не только дерзкий сельскохозяйственный почин, но и эксперимент с цветом. Теперь растения высотой по грудь клонили свои головы размером с обеденную тарелку под тяжестью семян. Стоя на подсолнуховом поле под лазурным небом, окруженный желтым морем, Мюррей Блэр чувствовал себя Ван Гогом.

Кофе распространял густой, богатый ореховый аромат. Мюррею пришло в голову, что армейскую штормовку можно и вовсе сдать в комиссионку.

– Папа, я к тебе обращаюсь! – крикнула Рут.

– Не ори! – гаркнул Мюррей. (А он терпеть не мог раздражаться!)

Потом Рут сказала что-то, чего Мюррей не разобрал. Он пытался придумать, как незаметно для дочери снова надеть слуховой аппарат, а она уставилась на него и чего-то ждала. Рут зорко следила за тем, выполняет ли отец все «нужно», «должно» и «следует», поскольку при одинокой жизни от многих из них зависела его безопасность; дочь, например, заставляла его постоянно носить слуховой аппарат, хотя Мюррей не понимал, при чем тут безопасность.

И все же, если честно, не по этой ли причине он попросил Рут приехать на длинные выходные? Ведь она всегда знала, как нужно, должно и следует поступать не только ей самой, но и всем остальным, так что наверняка даст совет и Лиззи. А именно: как разорвать порочные, по мнению Мюррея, отношения.

В последние полтора года Лиззи, преподававшая литературу в ближайшем колледже, встречалась с мужчиной старше себя по имени Гэвин Лэнгли, который вроде бы расстался с женой, но официально не развелся. Он был из Нью-Йорка, откуда перебрался в небольшую деревушку Шугар-Хилл и купил жилье неподалеку от Лиззи – обитый вагонкой дом девятнадцатого века, который выпотрошил и отстроил заново из местного камня и дерева. Мюррей однажды был у него, когда Гэвин приглашал соседей полюбоваться отреставрированным зданием. В тот раз старик еще ничего не знал об отношениях Гэвина с его дочерью, поэтому грыз ломтики чеддера и мечтал поскорее избавиться от тщеславных попыток хозяина дома снискать восхищение под видом установления добрососедских отношений. В конце концов Мюррей узнал о романе дочери с этим человеком, но в последние несколько месяцев стал подозревать неладное, поскольку Лиззи все больше мрачнела. С ней явно что-то происходило, а Мюррей, будучи ее отцом, не находил в себе сил на расспросы.

– Папа, сосредоточься, пожалуйста! – взмолилась Рут.

Ладно. Игнорируя бдительный взгляд дочери, Мюррей вставил слуховой аппарат, налил себе кофе и сел за старый складной стол вместе с обоими старшими детьми. Рут была в серых вытянутых тренировочных брюках, волосы она зачесала назад и заколола высоко на затылке, так что они спадали петушиным хвостом. Джордж надел черную футболку с перевернутой вверх ногами надписью: «К черту правила!»

– Ну и в чем дело? – поинтересовался Мюррей.

– Объясни, пожалуйста, Джорджу, почему надо откладывать больше на пенсию, – сказала Рут.

– И не подумаю, – покачал головой Мюррей. – Джордж не ребенок, ему сорок пять лет.

– Сорок четыре, – поправил отца Джордж.

– Между прочим, где Лиззи с кексом? – спросил Мюррей. – Она уже должна была приехать. – Он забеспокоился, как всякий раз, когда кто-то из детей опаздывал. Мало ли что случается. Вопреки всеобщему убеждению, молния очень даже способна ударить дважды в одно и то же место.

– Неужели ты думаешь, что сможешь жить на социальное пособие? – продолжала долбить брата Рут.

– У меня будет нормальная пенсия, Рут, – возражал он ей. – Я, знаешь ли, работаю.

Мюррей взглянул на часы:

– Вот взбалмошная девчонка! Позвоните ей кто-нибудь.

Джордж и Рут одновременно потянулись к своим телефонам. У Мюррея возникло впечатление, что они соревнуются, кто быстрее выполнит его просьбу. Кажется, дети из всего готовы устроить состязание.

– А пока, раз вы оба здесь, я хочу обсудить с вами создавшуюся ситуацию.

– Какую ситуацию? – насторожилась Рут.

– Отцу не нравится Гэвин, – объяснил Джордж.

– Мне тоже, – сказала Рут. – Начать с того, что он на двадцать пять лет старше Лиззи.

Мюррей потер подбородок. Он только сейчас понял, что забыл утром побриться. Рут, без сомнения, это заметила.

– Я боюсь, что он водит вашу сестру за нос, – заявил он. – Внушает ей ложные надежды. Я подозреваю, что намерения у него несерьезные, и не хочу, чтобы Лиззи страдала.

Мюррей был старомоден в вопросах взаимоотношения полов; он считал женщин более уязвимыми, склонными принимать мимолетное увлечение за любовь, а потом страдать, когда роману приходит конец. Он не знал, каким именно словом назвать нынешнюю связь дочери, зато знал, что Гэвин все еще женат, по крайней мере по документам. Авось Рут, как старшая сестра, поможет Лиззи набраться решимости, чтобы выпутаться из этих отношений.

– Поговори с ней, Рут.

– А почему не я? – обиделся Джордж.

– Летом я уже пыталась, – заметила Рут. – Она и слушать меня не стала.

– Ну, меня, старика, она и подавно не послушает, – возразил Мюррей. – А ты все-таки сестра. И женщина.

– Вообще-то Лиззи ближе общается со мной, – встрял Джордж.

– Вот сам с ней и разговаривай, – с вызовом заявила Рут.

– Прекратите оба! – Не иначе как дети проглотили бациллу разлада вместе со стаканом вечернего молока. – Это мой дом, а я терпеть не могу, когда вы ругаетесь. И мама ваша этого не любила. Так что хватит!

– Кстати говоря… – начала Рут.

– О-о, – протянул Джордж, а Мюррей вздохнул.

«Кстати говоря» означало, что Рут собирается сменить тему.

– Я заметила в ванной грибок, папа. За стойкой для раковины. Ты проверял дом на черную плесень?

– У меня нет черной плесени, – ответил Мюррей. – Только голубая.

– И все-таки тебе надо обратить на это внимание. Надо протереть стены разбавленным уксусом. К тому же под карнизами висят огромные осиные гнезда.

– Я их сброшу.

– Нет. Найми профессионалов. У тебя аллергия на пчелиные укусы, папа.

– Правда?

– Папа!

– Тогда я опрыскаю их чем-нибудь, когда сядет солнце.

– А почему не пригласить специалистов? – настаивала Рут.

– Так вот зачем ты приехала? – спросил Джордж. – Чтобы учить отца поддерживать порядок в доме?

– Конечно, нет. Но рано или поздно придется признать, что жизнь отца изменилась, и это только начало.

– Я содержу дом в чистоте, – возразил Мюррей. – Выбрасываю газеты, выношу мусор. Завелись ли у меня мыши? Ну завелись. Белки на чердаке? Может, есть парочка. Ну и что? От плесени не умирают. – Он указал подбородком на телефон Рут: – Лиззи не ответила?

Рут покачала головой.

Мюррей вздохнул. Несмотря на выпитый кофе, на него вдруг навалилась сонливость.

– Пойду прилягу, – сказал он. – Разбудите меня, когда она приедет.

Мюррей вышел из кухни и зашаркал к лестнице, стараясь вспомнить, когда его в последний раз жалила пчела.

– Вот видишь? – услышал он голос Рут. – Он уже устал. А ведь еще только четверть десятого.

* * *

В относительной тишине своей комнаты Мюррей лег в кровать, которую еще не застелил, что Рут тоже могла заметить. Несколько листьев клена за окном покраснели, и это напомнило старику, что пришла осень, а значит, и зима не за горами, и Мюррей загрустил. Зимы теперь такие длинные…

В основном они длинные потому, что из-за радикулита он больше не ходит на лыжах, напомнил он себе. На снегоступах тоже гулять нельзя, поскольку трудно удержать равновесие. Остается только сидеть дома и читать под вой северного ветра. Выходя на улицу, он рисковал поскользнуться. Если садился в машину, существовала опасность, что ее занесет. Иногда он чувствовал себя отшельником, который живет один-одинешенек и разговаривает сам с собой, просто чтобы потренировать голосовые связки.

В этом году Мюррей мечтал поехать на зиму в Мексику. Найти маленькую рыбацкую деревушку, не истоптанную туристами, где можно снять оштукатуренный домик, учить язык, ходить на рынок и есть местную пищу. Он слышал о симпатичном городе Стуатенехо на берегу Тихого океана, но, погуглив, увидел там рестораны, пляжи и прогулочные лодки, после чего решил, что место слишком людное. Подходящий населенный пункт еще придется поискать, но это ведь тоже часть удовольствия. Он уедет в январе, а вернется после весенней распутицы, в конце апреля, к цветению пурпурных триллиумов и венериных башмачков, когда пора перекапывать землю на подсолнуховом поле и заниматься многими другими приятными делами, ради которых и стоит жить в северной Новой Англии.

Мюррей разгладил складки на простыне, улегся, сложил руки на груди и почувствовал, как выравнивается дыхание. Он действительно очень беспокоился о Лиззи. Неизвестно, связано ли это с Гэвином, но в последнее время она сама не своя – нервозная, настороженная, и все твердит, что собирается бросить работу и уехать на год в Индию или Непал. Раньше она никогда ни о чем подобном не упоминала, и Мюррей заключил, что Гэвин морочит ей голову. Ох, Лиззи, неужели ты не видишь, что он просто забавляется с тобой?! Брось его, пока он не бросил тебя!

Сейчас отца главным образом беспокоила младшая дочь, но он волновался и о других детях. Рут служила в крупной юридической фирме в Вашингтоне, и Мюррея тревожило, что она слишком много работает, – как она сама однажды обмолвилась, шестьдесят – семьдесят часов в неделю. Ее муж Морган тоже был юристом, но ему как-то удавалось приходить домой к половине седьмого. «А почему у тебя так не получается?» – часто спрашивал Мюррей Рут.

Убедительного ответа она никогда не давала.

Что касается Джорджа, то он служил медбратом, а эта профессия предполагает дневную смену в четко определенные часы, и у него оставалось время на постоянные тренировки для участия в марафонских забегах. Джордж всегда отличался неуемным аппетитом и после двадцати лет сильно раздался вширь, поэтому изначально он занялся бегом, чтобы похудеть. Теперь, жилистый и подтянутый для своих 160 сантиметров роста, он бегал примерно по шесть марафонов в год. В спорте нет ничего плохого. Но Джордж работал в отделении реанимации, и Мюррей переживал, что сын слишком часто сталкивается со смертью. Несколько раз в неделю ему приходится накрывать простыней тело очередного покойника, а это, должно быть, тяжело, ведь мальчик он чувствительный. Поневоле забеспокоишься.

Однако больше всего Мюррея тревожила Лиззи. Она всегда была порывистой, склонной к всплескам эмоций и драматизации. В шесть лет она решила побрить свою Барби и безумно разозлилась, когда поняла, что волосы у куклы не отрастут. В десять она послала учительницу на хер. Учась в колледже, сбежала на зиму в Мексику, а вот теперь намеревается бросить стабильную работу и отправиться жить в Гималаи!

В такие времена Мюррей особенно жалел, что рядом нет жены – уж она-то сумела бы остудить пыл Лиззи. Взгляд его упал на фотографию в латунной рамке на секретере: тридцатипятилетняя Лиллиан в бледно-желтом сарафане сидела в плетеном кресле и призывно смотрела в объектив, держа длинными изящными пальцами сигарету. Лиззи стала так похожа на нее! Хотя у дочери были каштановые кудрявые волосы, а у матери пепельно-русые и прямые, но Лиззи унаследовала материнские голубые глаза и тонкие губы, уголки которых смотрели вверх, даже когда она злилась. Лиллиан наверняка убедила бы Лиззи выкинуть блажь из головы. Насколько помнил Мюррей, она всегда умела заставить детей слушаться. Но Лиллиан нет в живых уже тридцать два года, так что теперь вся надежда на Рут.

Мюррей размышлял, как устроить, чтобы дочери оказались во время выходных наедине, когда услышал, что во дворе остановилась машина. Наконец-то приехала Лиззи. Он поспешно встал с кровати и заправил ее. (Он гордился своей аккуратностью: неубранная постель говорит о немощи, о том, что здесь спит старик, который махнул на себя рукой. А потом того и гляди дом пропахнет мочой, и Рут первая это заметит.)

Спустившись в кухню, Мюррей выглянул из окна и увидел, как расхристанная Лиззи вылезает из машины с коробкой выпечки в одной руке и упаковкой из шести бутылок пива в другой. Дочь была в широких шароварах, которые, по мнению Мюррея, ничуть ее не украшали.

– Рановато для пива, ты так не считаешь? – спросил он, открывая перед ней дверь кухни.

– Это как посмотреть, – возразила Лиззи, решительно входя в дом.

– Ну где тебя носит? – воскликнул Джордж. – Мы проголодались как звери.

Лиззи поставила коробку с кексом на стол и открыла бутылку пива.

– С ума сойти, – проворчала Рут. – А ведь еще только половина одиннадцатого.

– Утречко выдалось еще то, – объяснила Лиззи. – Так что не хлопай крыльями.

– Что, какой-нибудь студент расстроился из-за оценки? – поинтересовался Джордж.

– Нет, – ответила Лиззи. – Я разругалась с Гэвином.

– Жаль это слышать, – произнес Мюррей, а сам подумал: «Ну слава богу».

– Сильно разругалась? – спросила Рут.

– Не то слово.

– Вплоть до того, что вы разбежались?

– Вплоть до того, что он оказался в больнице, – пояснила Лиззи.

Глава 2

Пора!

Сразу посыпалось столько вопросов – что случилось, сильно ли Гэвин пострадал, почему угодил в больницу и (от Джорджа) не пытался ли он первым ее ударить, – что Лиззи захотелось выскочить из дома, сесть в машину и укатить прочь. Куда угодно, лишь бы избежать группового допроса с пристрастием.

С другой стороны, а чего она ждала? Что они просто сядут и скажут: «Да уж, хреново, ну так и что у нас там на обед?» Разве можно винить родных, что они хотят знать все подробности и о ссоре, и о том, как Гэвин оказался в больнице?

Главное – не забывать дышать.

Лиззи одним глотком осушила полбутылки пива, но потом, под пристальным взглядом Рут, взяла себя в руки.

– Расскажи все по порядку, – попросил Мюррей.

– Ну вот, значит. Неделю назад мы с Гэвином решили расстаться, – начала она. – Я не говорила об этом, потому что… да просто не говорила, и всё.

Джордж тронул ее за плечо:

– Наверное, трудно было?

Лиззи движением плеча скинула его руку. Сейчас она не нуждалась в пресловутой способности Джорджа к сопереживанию.

– Не особо, – ответила она. – Жаль только, что он бросил мамину поваренную книгу в раковину с грязной водой. Потому что…

– Подожди. Какую книгу? – уточнила Рут.

Неожиданный поворот.

– Фанни Фармер.

Рут сдавленно пискнула.

– Он покойник, – ровным голосом заявил Джордж.

Причина столь острой и единодушной реакции на вроде бы вполне житейское событие состояла в том, что упомянутая «Поваренная книга Бостонской кулинарной школы» Фанни Фармер являлась главной опорой Лиллиан в семейной жизни; поля пестрели заметками, сделанными рукой матери, чей почерк с годами менялся от аккуратных приземистых буковок молодой старательной хозяйки до неровных завитушек и петелек изможденной женщины, которой нужно кормить четырех детей. Многие записи излагали упрощенный способ приготовления, например: «Можно взять консервированный грибной суп» или «Заменить готовой смесью для оладий». Но там были не только комментарии по поводу приготовления блюд; Лиллиан также набрасывала на полях идеи для рассказов, которые приходили ей в голову на кухне. «Люси / яичный салат / мать / ф. я.» – такие примечания ничего не говорили детям, но много значили для их матери, опасавшейся забыть свежую мысль к тому времени, когда удастся сесть за пишущую машинку в гостевой комнате на чердаке. Рассказы Лиллиан не сохранились – они давно куда-то пропали, – и потому эта книга, испещренная заметками, стала семейным памятным альбомом, драгоценным наследством, гораздо более дорогим, чем обручальное кольцо с бриллиантом или нитка жемчуга. (Особенно для Рут: она проявляла особую сентиментальность по отношению к памяти матери.) Со временем дети договорились о совместном владении книгой: каждый брал ее на год и потом передавал следующему.

В этом году она хранилась у Лиззи.

Негласное правило запрещало одалживать книгу кому бы то ни было; Лиззи нарушила соглашение, и Рут немедленно уцепилась за это обстоятельство:

– А что мамина книга делала у Гэвина?

– Он как-то увидел ее у меня дома и попросил почитать, потому что у его матери была такая же. Я подумала: что тут такого? Потом отец подхватил простуду, и я забыла о книге, а вспомнила только на прошлой неделе. Тогда я потребовала у Гэвина вернуть ее.

– Ты забыла о ней? – переспросила Рут.

– Ой, да брось ты, Рут! Если помнишь, я была несколько занята: отец сильно разболелся, а никто из вас не приехал помогать. Ясно?

Весенняя простуда Мюррея переросла в пневмонию, и он неделю пролежал в больнице под капельницей с антибиотиками, подключенный к дыхательному аппарату. Лиззи навещала его каждый вечер; к ее раздражению, Джордж был в Аризоне на очередном забеге, а Рут выступала в суде. Как обычно, все заботы об отце свалились на Лиззи – и она дорожила этой привилегией, дававшей возможность провести с ним время наедине, вот только не надо ее теперь отчитывать за то, что все остальное, вроде возвращения поваренной книги, она отодвинула на задний план.

– Ну вот, и Гэвин сказал, что книги у него нет, а я знала, что он нагло врет, и не отставала, и спор вылился черт знает во что. Он обвинил меня в преследовании и пригрозил обратиться в полицию.

– Мне все это не нравится, – заметил Мюррей.

Лиззи пропустила его слова мимо ушей. Отец имел склонность впадать в уныние на манер ослика Иа-Иа, и если она поддавалась его настроению, то начинала хандрить быстрее, чем в хмурую ноябрьскую погоду.

– Но к этим выходным я твердо вознамерилась получить книгу, – продолжала она, – чтобы мы могли пролистать ее вместе. Решила, это будет здорово. Сегодня утром я явилась к нему в дом. Вела себя очень вежливо. Пришлось поднажать, и в конце концов он сказал, что поищет книгу еще в одном месте, пошел к себе в кабинет и – что вы думаете? – нашел. Только я сразу же увидела, что она совершенно испорчена водой: страницы разбухли и изогнулись, обложка покоробилась. Вот почему он отрицал, что книга у него. Протягивает мне как ни в чем не бывало и рассказывает глупую историю про то, как он пек блины и случайно уронил книгу в раковину.