Текст книги "Мелькнул чулок"
Автор книги: Элизабет Гейдж
сообщить о нарушении
Текущая страница: 32 (всего у книги 50 страниц)
Глава VII
Хармон Керт встал, приветствуя входящего в кабинет посетителя.
Мужчине было около тридцати лет, и выглядел он ни моложе, ни старше своего возраста. Высокий, возможно шесть футов два-три дюйма, сильный, хотя, пожалуй, чрезмерно худощав. Рукопожатие, однако, было твердым, но не назойливым.
– Фрэнк Маккенна. Рад познакомиться, сэр.
– И я, Фрэнк, тоже очень рад, – улыбнулся Керт. – Садитесь.
Пока незнакомец устраивался поудобнее в кресле для посетителей, Керт всматривался в его глаза, спокойные, светло-карие. Хотя выражение их было выжидательным, даже почтительным, взгляд казался осторожным; в нем ничего нельзя было прочесть, глаза эти не выдавали никаких мыслей. Маккенна производил впечатление спокойного, сдержанного человека, достаточно неглупого и не привыкшего сразу выкладывать карты на стол.
Впервые Керт задумался, подходит ли Маккенна для его целей. Придется выяснить.
– Ну что ж, – сказал он. – Мартин Фарроу много рассказывал о вас, Фрэнк. Насколько я понимаю, вы начали заниматься правом довольно поздно.
– Совершенно верно, сэр.
Посетитель ничего не пожелал объяснить, но Керт успел узнать, что Маккенна несколько лет тянул лямку в маленькой фирме, чтобы выплатить семейный долг, до того, как поступить на юридический факультет.
– Вижу, поздний старт не замедлил вашего бега, – кивнул Керт. – Работа в такой фирме, как «Фарроу, Фарроу и Пирс»! У вас превосходные рекомендации.
Посетитель чуть смущенно пожал плечами. Очевидно, он не любил говорить о себе.
– Но вы здесь не из-за профессиональных способностей, – сказал Керт. – Марти Фарроу лично заверил меня, что вы именно тот человек, на осторожность, основательность и доскональность которого можно положиться. Поэтому он и согласился «одолжить» вас на время для выполнения небольшого, но очень важного поручения.
– Да, сэр?
Руки Маккенны неподвижно лежали на подлокотниках кресла, намеренно малые размеры которого ничуть не снижали впечатления от его мускулистого тела.
– «Интернешнл» подписала контракт с одной актрисой, – начал Керт, складывая кончики пальцев домиком. – Ее имя – Энни Хэвиленд. Вы, вероятно, слышали о ней.
– Да, сэр, конечно.
– Как вам известно, она попала в тяжелейшую аварию и едва не умерла. Она все еще в госпитале, борется за жизнь. Ужасно страдает. Чем все это кончится – неизвестно. Какая трагедия! Мы здесь, в «Интернешнл Пикчерз», просто убиты этой бедой. Для нас все это явилось полнейшей неожиданностью. Энни очень дорога нам, и как человек, и с профессиональной точки зрения. Мы хотим, чтобы она полностью рассчитывала на нашу поддержку в этот трудный час, но у нее нет сил ежедневно принимать много посетителей, и, говоря откровенно, мисс Хэвиленд не в том состоянии, чтобы показываться на глаза, особенно людям из шоу-бизнеса. Она не может двигаться, забинтована с ног до головы. Энни – женщина гордая и предпочитает страдать в одиночестве. Керт взглянул на Маккенну.
– Вот тут вы нам и нужны, Фрэнк. Могу я назвать вас так? Мне необходим тот, кому я мог бы доверять, надежный человек с верными инстинктами. Вы должны отправиться к Энни в госпиталь и узнать, как она себя чувствует. Кроме того, я хотел бы, чтобы вы как мой официальный представитель узнали, как идет лечение, убедиться, что за ней ухаживают как следует. Мне известно, – пожал плечами Керт, – что ее доктора – прекрасные специалисты. Этого не отнимешь. Но мне нужно знать, в какой Энни палате, хорошие ли у нее сиделки, саму атмосферу, окружающую ее. Я очень беспокоюсь, что персонал доведет ее до еще большей депрессии. Больницы всегда так отвратительно безлики…
Он встревоженно поджал губы.
– Мне только необходимо увериться, делается ли для нее все, что возможно. Ваш отчет успокоит меня, Фрэнк. Я бы поехал сам, но, знаю, она не захочет, чтобы ее увидели, стремится замкнуться в своей раковине. Подозреваю, ее депрессия достигла опасных пределов. Поэтому я нуждаюсь в вас, Фрэнк. Успокойте Энни, если возможно, и в любом случае оцените ситуацию объективно. Сами представляете, главе студии очень трудно узнать чистую правду, ведь я окружен подхалимами и льстецами. Ну? Сделаете ли вы мне это одолжение?
Минутное колебание, отразившееся на лице посетителя, говорило о том, что он оценил неожиданное требование и находит его странным. Почему Керт не послал одного из своих людей выполнять такое простое поручение?
Но Маккенна только что начал подниматься по служебной лестнице в престижной фирме Фарроу и был не в том положении, чтобы отказывать в личной просьбе Хармону Керту, переданной через самого Мартина Фарроу. Придется покорно со всем соглашаться и не высказывать собственного мнения. Кроме того, просьба действительно была ничтожной.
– Хорошо, сэр, – сказал наконец Фрэнк. – Я сделаю все, что смогу.
– Прекрасно. Керт встал.
– Я знал, что могу рассчитывать на вас, Фрэнк. Марти прекрасно отзывался о вас. Похоже, вас ждет большое будущее на стезе закона.
Хармон с неожиданной неловкостью заметил, что стоя Маккенна был гораздо выше него, и, хотя в его взгляде не было высокомерия, осанка и манера держаться невольно привлекали внимание.
– Помните только, – напутствовал на прощание Керт, – эта молодая леди – большая ценность для студии. Она – великая актриса, но кроме того еще и прекрасный человек. Студия многим ей обязана, и мы намерены сделать все возможное, чтобы поддержать мисс Хэвиленд и помочь ей, пока она не выздоровеет и не сможет снова играть. Попробуйте пробиться через ее депрессию, Фрэнк, вернуть Энни к жизни. Главное, расскажите честно обо всем, что видели. Я хочу, чтобы она поскорее встала на ноги.
– Сделаю все, что смогу, сэр. Маккенна спокойно вышел из комнаты.
Керт удовлетворенно вздохнул, сел и взглянул в окно, на высокие стены студии. Если Мартин Фарроу прав, Маккенна именно тот человек, который нужен Керту. Кто-нибудь не из студии. Надежный, но без власти и крупной должности. И, возможно, молодой человек, который сочтет большой честью знакомство с такой известной звездой, как Энни Хэвиленд.
Шпион, не подозревающий о своей миссии, агент, который преданно доложит Керту… ради Энни, конечно, и никогда не заподозрит, что его работа неизбежно послужит злу.
Глава VIII
Первые три месяца после аварии Энни была прикована к постели – врачи запрещали двигаться из-за повреждения шейных позвонков. Она очень обрадовалась, когда новый ортопедический аппарат, фиксирующей шею, позволил ей повернуть голову, а более легкие лангетки сменили ненавистное скелетное вытяжение. Капельница и трубка в носу были сняты, и Энни, наконец, смогла нормально питаться. Через два месяца с челюсти удалили проволочное крепление, и Энни позволили есть любую протертую и мягкую пищу – теперь Кончита ежедневно приносила в больницу мексиканские деликатесы, а Ширли Кэнтил любовно готовила спагетти.
Чудовищная эластичная маска, закрывающая израненное лицо, тоже осталась в прошлом. Но пластический хирург продолжал закрывать ее раны от солнечного света, хотя считал, что свежий воздух целительно действует на кожу. Энни была довольна, что никто не видит ее лица, потому что знала: потребуется не одна пластическая операция, чтобы придать ее лицу хоть какое-то подобие сходства с человеческим. Девушка боялась даже представить, что скрывают ее повязки.
Колосовидную повязку бедра, фиксирующую ее левую сторону, должны были снять через двенадцать недель, если рентген покажет, что все срослось. Но из-за переломов и вывиха плеча ей нельзя будет долгое время носить тяжести. Выздоровление будет долгим и болезненным.
Все это время Энни по-прежнему была подавленной, ушла в себя, хотя отвечала на все вопросы докторов, сестер и физиотерапевтов. Острые боли от переломов, особенно в шейном позвонке, не давали покоя ни днем, ни ночью. По мере того, как возвращались силы, бессонница становилась все более безжалостной.
Энни, словно пойманная птичка, пыталась беспомощно метаться, чтобы хоть как-то повернуться в тяжелых скобах и гипсовых повязках, впадала в тяжелую, населенную кошмарами дремоту на час-другой, а потом до утра лежала в мутном, обволакивающем мозг тумане. Ночи напролет Энни проводила в одиночестве отчаяния, бесконечно мучаясь неспособностью уснуть, жалея, что не может взять книгу, чтобы скоротать время, но не в силах сосредоточиться.
Она поклялась себе не жаловаться вслух и выдерживала обещание. Но боль не унималась. Попытки врачей заменить морфий демеролом, потом дарвоном и кофеином не удавались. Боль не уходила. Несколько раз ее вновь переводили на перкодан и толвин, а при самых тяжелых приступах – на большие дозы не демерола или дилодида, от которых кружилась голова, все плыло перед глазами, а депрессия становилась еще острее, чем раньше.
Было решено, что еще через несколько месяцев Энни сделают операцию на позвоночном диске, чтобы облегчить парализующую шею боль, а пока попробуют провести электростимуляцию, проводниковую анестезию и даже иглоукалывание, но боль упорно сопротивлялась любому лечению.
То ли к концу второй недели в больнице, то ли в начале третьей – в самые первые дни в голове Энни все путалось – она заметила новое лицо в зеркале над постелью. Это был очень высокий мужчина со светло-каштановыми волосами и рыжевато-карими глазами, одетый в строгий костюм. Он бесстрастно смотрел на Энни.
– Мисс Хэвиленд. Надеюсь, я не причинил вам беспокойства. Меня зовут Фрэнк Маккенна. Хотел узнать, как вы себя чувствуете?
Энни пробормотала невнятное приветствие сквозь сомкнутые губы, предположив, что Фрэнк принадлежит к легиону любопытных, которые целыми днями пытались пробраться в ее палату, чтоб посмотреть на знаменитость.
– Я здесь по просьбе ваших коллег из «Интернешнл Пикчерз», – сказал он. – Они хотят увериться, что вы получаете все необходимое лечение. На студии очень беспокоятся за вас. Я хотел только зайти…
Но при упоминании «Интернешнл» Энни упрямо отвела глаза. Слова незнакомца упали в пустоту. За молчанием Энни чувствовался ледяной холод. Она полностью ушла в себя. Фрэнку было совершенно ясно: актриса не желает иметь с ним ничего общего.
И, конечно, он не мог ничего прочесть в этих глядевших в сторону глазах.
«Керт, – думала Энни, – решил узнать, сильно ли несчастный случай со мной опустошит бюджет компании».
За столь внезапным всплеском внимания администрации студии, без сомнения, кроется боязнь Керта, но Энни придет в голову подать в суд на кого-нибудь – больницу, страховую компанию, даже на «Интернешнл», если она посчитает, что ее не так лечат или плохо обращаются. Этот парень, Фрэнк, возможно, просто шпион, посланный Кертом с целью убедиться, что у Энни нет оснований для подачи жалобы. Ну что ж, Энни не собирается разуверять его, особенно сейчас, когда она в таком состоянии.
Энни закрыла глаза и притворилась, что спит. И через несколько секунд благодаря лекарствам она впала в глубокий наркотический сон.
Проснувшись, она, к своему удивлению, обнаружила, что незнакомец по-прежнему здесь. Он скованно сидел у окна, глядя на Энни. Девушка раздраженно вздохнула. Мужчина встал и подошел к ней. Ему было явно неловко за вынужденное пребывание в палате больной. Но тем не менее, спокойное достоинство, с которым Маккенна держал себя, произвело впечатление на Энни. Она почувствовала в нем странное качество: чисто мужскую непосредственность, которую не сумела скрыть даже неуверенная манера держать себя. Особенно привлекли девушку глаза – сдержанные, чуть настороженные, обладавшие свойством не выдавать ни единой мысли, только разве объявлявшие миру о существовании Фрэнка Маккенны. Выражение этих глаз говорило об отдаленности от остальных людей, полной свободе суждений, хотя было слишком бесстрастным, чтобы выказать малейшую агрессивность. Взгляд его был настолько нейтрален и прям, что мог бы успокоить Энни словно беседа с мудрым врачом, которому известны все беды и проблемы пациента, если бы не тот факт, что незнакомца послал Керт.
Сознание этого привело Энни в ярость. С губ сами собой сорвались гневные слова.
– Незачем вам тратить время, болтаться здесь! – выпалила она в бешенстве оттого, что проволока и бинты мешают говорить связно. – Доктора дадут вам знать, когда мне станет хуже. Уверена, у вас на студии много работы.
Фрэнк покачал головой:
– Я не работаю на «Интернешнл Пикчерз», – пояснил он. – Я поверенный, служу в фирме, которая выполняет поручения для студии.
«Тогда возвращайся к своим законам и оставь меня в покое», – вертелось на языке Энни, но волна усталости и годами вколачиваемые правила вежливости помешали высказаться.
Вместо ответа девушка чуть приподняла левую руку и со вздохом уронила. Ее смирение казалось бездонным.
– Не отчаивайтесь, – услышала она голос Маккенны, отдаленное эхо в пустом пространстве ее существования. – Попытайтесь набраться терпения.
Но его сочувствие не тронуло девушку.
– Постараюсь изо всех сил, – прошептала почти неслышно Энни, глядя в сторону.
Некоторое время спустя она услышала, как открылась и закрылась дверь. Он ушел.
Глава IX
Незнакомец по имени Фрэнк появился снова. Он навещал Энни раз в две недели весь следующий месяц. Как только появлялся Фрэнк, Дэймон тут же отходил от окна, и мужчины обменивались несколькими словами в коридоре.
Энни не могла ничего возразить против его появления, поскольку Дэймон, очевидно, одобрял посещения Фрэнка. И действительно, мужчины быстро подружились, и Фрэнк, по-видимому, не собирался в обозримом будущем прекратить свои визиты.
Энни решила терпеть его и старалась отделываться односложными ответами и расспросами о лечении, здоровье и уходе сиделок. Но любые замечания, выходившие за рамки этих тем, оставались без ответа. Энни вовсе не собиралась развлекать его рассказами о постигшем ее несчастье.
Фрэнк никогда не стремился уйти, обменявшись с Энни двумя-тремя фразами, а просиживал несколько неловких минут у окна, тщетно ожидая возобновления разговора. Энни доставляло удовольствие наказывать его молчанием, таким упорным, что у молодого адвоката не было иного выбора, кроме как уйти. Но при этом Энни обычно краем глаза наблюдала за Фрэнком. Высок. Одет с безупречным вкусом, в строгие деловые костюмы, придававшие ему официальный вид. Квадратная челюсть, довольно большой нос. Совсем нельзя назвать красивым, разве что жена восхищается тем, как идеально сидит на этом большом теле одежда хорошего покроя.
Правда, что-то подсказывало Энни, что Фрэнк не женат. Она решила, что в любом случае женщины должны считать его сексуальным – из-за внушительной фигуры, длинных ног, больших рук, сложенных на коленях, и из-за этих, казалось, таких спокойных, ласкающих собеседницу глаз, в которых нельзя было прочесть мысли их обладателя.
Но физическая привлекательность только усиливала острую неприязнь, питаемую Энни к Фрэнку, особенно когда девушка вспоминала, что он приходит сюда по поручению студии. Для него она не больше чем испорченный товар, еще одна расходная статья в бюджете «Интернешнл». Энни разглядела за природной сдержанностью стремление выманить ее из раковины и чувство неловкости, вызванное ее упорным и мрачным нежеланием общаться с ним. Будь Энни в нормальном состоянии, она могла бы даже посочувствовать Фрэнку и захотела бы побольше узнать о нем. Откуда он? Что заставило его принять решение стать адвокатом? Почему столь привлекательный молодой мужчина с хорошей профессией еще не женат? Или интуиция обманула Энни?
Но сейчас ей было не до этого, и обычное человеческое любопытство осталось далеко, за стеной боли. Пусть Фрэнк страдает из-за ее несчастья, как мучается она сама!
Поэтому молчаливые встречи продолжались. Фрэнк уже почти не вступал в разговор, только внимательно, напряженно следил за неподвижной фигурой на постели. Энни ощущала его взгляд, настойчивый, неотступный, бесивший ее, потому что заставлял чувствовать себя еще более слабой – ведь сам Фрэнк был таким широкоплечим, мускулистым, такая спокойная сила исходила от него, а Энни… бледный призрак, несчастная, беспомощная, забинтованная калека.
Она чувствовала себя странно-обнаженной под этим пристальным, пронизывающим взглядом, хотя, казалось, в ее состоянии должна была испытывать нечто совершенно противоположное. Почему же все в этом человеке казалось таким вызывающим? Он был попросту слишком вежлив, слишком осторожен, слишком молчалив, слишком силен, слишком… Фрэнк.
Энни раздраженно перевела глаза на погасший экран телевизора и позволила Фрэнку оккупировать территорию у окна, пока скука и смущение не вынудят его уйди. Но в каком-то дальнем уголке души она не желала, чтоб его посещения прекратились. Аура почти автоматической надежности, без капли юмора, без грамма притворства, казалась такой несовместимой с жизнерадостной неискренностью обитателей Голливуда, заполнивших бы эту палату, если бы Энни им позволила.
Немногословная серьезность Фрэнка действовала как транквилизатор, несмотря на раздражение, вызванное настойчивым вторжением в жизнь Энни. И поскольку враг, пожирающий ее жизнь, невидим и недосягаем, хорошо иметь рядом человека, которого можно ненавидеть.
Однажды, выходя из палаты, Фрэнк задержался у постели Энни.
– Вы сегодня лучше выглядите. Поздравляю.
Она ответила едва уловимым пожатием плеча, но ничего не сказала.
– Я видел «Полночный час» несколько раз, – улыбнулся Фрэнк. – По-моему, вы прекрасно сыграли эту роль. Вы должны гордиться. Я вижу, чего это стоило вам.
Слезы, переполнившие глаза Энни так неожиданно, что она не успела их сдержать, потекли по щекам под маску. Мучительный стон забился в горле.
– Я что-то не так сказал? – спросил Фрэнк. – Поверьте, я хотел объяснить только, что понимаю, как Лайна не похожа на вас… особенно теперь, когда узнал вас немного… Вы должны были проделать невероятную работу, чтобы она ожила. Простите, если вел себя бестактно.
«Вы меня не знаете…»
Злые слова уже готовы были слететь с губ, но Энни не произнесла их и вместо этого беспомощно повела глазами, словно показывая, что с ней стало сейчас.
– Не торопитесь, пусть пройдет время, – мягко посоветовал он. – Вы и вправду выглядите гораздо лучше.
Энни остро ощущала его присутствие – в ноздри ударил аромат дорогого одеколона, вытесняя больничные запахи антисептиков.
Фрэнк протянул руку, словно желая сочувственно коснуться ее пальцев, но не решался.
Не желая поощрять его, Энни молча отвела глаза и, сжав зубы, ждала пока уйдет Фрэнк.
Когда дверь наконец закрылась, щекам стало горячо и щекотно– теперь можно было плакать, не сдерживая слез.
Все-таки Маккенна добился своего – достучался до Энни. Будем надеяться, это его удовлетворит.
Когда через две недели Фрэнк вновь появился, Энни встретила его молчанием.
Глава X
Блондинка… очень молодая… красивая…
Это оказалось на удивление легким делом. Уолли был прав насчет Майами.
Следы маленькой девочки отыскались немедленно. Люди помнили ее как одну из самых ловких и умных проституток, «машину любви», способную заработать тысячи долларов в день в самом юном возрасте.
Но теперь Уолли действовал с особой осторожностью – люди, с которыми он говорил о Кристин, как она себя называла, рассказывали не о личности из далекого прошлого – они знали ее взрослой женщиной, живой, активной, преуспевающей. И очень, очень опасной.
Уолли старался держаться в тени, позволяя думать всем, кого расспрашивал – шлюхам, игрокам или проституткам, – что ищет Кристин просто для того, чтобы переспать с ней. Тон сыщика был намеренно восхищенный, глаза – как у полоумного маньяка. Стараясь не возбуждать подозрений, Уолли никогда не задавал слишком много вопросов. Из лоскутов обрывочных сведений он смог узнать поразительные вещи о профессиональной жизни Кристин. Он услыхал о Рее д'Анджело, под недолгим покровительством которого была маленькая Кристин. Рей погиб от рук членов детройтского синдиката. Уолли поведали захватывающую историю Нунцио Лунетты, человека, которого боялись многие и чью таинственную гибель от удушения многие приписывали тонким, обманчиво-слабым рукам Кристин.
Он понял, что, в отличие от Элтеи, Кристин занималась проституцией не для удовлетворения извращенных, а подчас и безумных прихотей и поэтому не связывалась с мелкими мошенниками, игроками и дешевыми сутенерами. Она выбирала покровителей тщательно, причем, каждый был могущественнее предшественников, – предшественников, не осмеливающихся мстить по той причине, что боялись идти против силы и связей тех, кто занял их место.
Кристин была умна. Но, в отличие от матери, в ней не наблюдалось ни эксцентризма, ни жестокости. Если где-то в глубине души и гнездилось безумие, оно оставалось скрытым и не мешало взлету профессиональной карьеры.
Но самое главное, Кристин обладала несгибаемым мужеством.
Каждый, кого допрашивал Уолли, рассказывал одно и то же – Кристин бросала сутенеров, и ей это сходило с рук. Именно это и создало ей такую славу в преступном мире, где девушка пользовалась заслуженным уважением.
Кристин копила деньги, следила за собой, на нее можно было положиться. Ни одного привода. Связи с мафией на высшем уровне, основанные на взаимных одолжениях. Она предпочитала не выставляться, манипулировала людьми, как хотела, и была законченной шантажисткой. Фотографий Кристин не существовало.
За две недели после того, как он обнаружил, как и когда Кристин сбежала от Элтеи, Уолли проследил всю довольно неприглядную жизнь Кристин вплоть до «дружбы» с Тони Петранера.
Джозеф Манчини из Майами с удовольствием рассказывал о сделке с Тони касательно Кристин, добавив еще загадку к головоломке, которую представляла личность девушки.
– Хорошая девочка, – сказал он. – Одна из лучших. Может, даже самая лучшая. Но с такой, как она, нельзя работать, если вы настоящий мужчина, конечно. Она от рождения не может подчиняться приказам. Умный человек с самого начала поймет: такая, как она, в один прекрасный день перережет вам глотку. Только идиот может над этим не задумываться.
Астматически-хрипло вздохнув, Джозеф отхлебнул кофе.
– И еще одно, – продолжал он. – Чтобы лучше завладеть человеком, она заставляет его влюбиться. Я понял, что такое вот-вот со мной случится, и отсек узел одним ударом, пока не поздно.
Итальянец задумчиво помолчал.
– Кто может описать эти уловки?.. Достоинство, нежность… То, как она закрывает сумочку, заводит руки за спину, чтобы расстегнуть ожерелье. Всякие мелочи. Но они тебя забирают. Лезут в сердце, заставляют тебя хотеть обнять ее, посадить на колени…
Манчини предостерегающе поднял палец и иронически скривился.
– Предусмотрительный человек должен понять все эти штучки, чтобы вовремя уйти от крючка. Она действует мозгами, не сердцем, и в конце концов уничтожает тебя. От такой женщины надо держаться подальше, слишком большая близость опасна. Поэтому, когда она сделала деньги для меня, я продал ее Тони. Глупый щенок. Серость. Для Кристин идеально подходит. Мне его жаль. Я пытался остеречь его, говорил об опасности. Выслушал меня со скучающим видом… Вот что я скажу: Тони уже под каблуком у девчонки и в конце концов дорого заплатит за это.
И, пожав плечами, заключил:
– Каждый в конце концов сам выбирает собственный яд.
– Где я могу найти ее? – спросил Уолли. Старик улыбнулся.
– Придется поискать. Они работают по всему Побережью– от Бостона до Майами. Кроме того, Чикаго, Дейтройт… Но сейчас зима. Богатые люди отдыхают во Флориде. Думаю, Кристин сейчас там. И вновь предостерегающе покачал головой.
– Только будьте осторожны. Она заставит вас влюбиться. Потом не говорите, что я вас не предупредил.
Уолли не позаботился объяснить Манчини то, что сам давно понял: он уже любил Кристин. Но не как любовник. Его чувство, скорее, было чисто братским. Сотни раз сердце сыщика сжималось от жалости к маленькой девочке на пожелтевшем снимке. Ледяной холод, застывший в этих глазах, рассказывал о ее муках лучше любых слов.
Издевательства, как считал Уолли, не уничтожают ребенка – природа наделила дитя слишком сильной натурой, чтобы жестокость могла ее одолеть. Но память об издевательствах уничтожит их, когда они станут взрослыми, – именно в этом заключается убийственное воздействие садизма, которому подвергались дети.
Все детство Кристин ждала освобождения, принесшего всего лишь пустоту, и теперь ей пришлось молча выносить муки, страдания, невиданные миру и не понятные даже ей.
За это Уолли и любил ее.
Детектив все еще работал на Хармона Керта, но знал, что даже с риском для жизни постарается довести дело до конца. Его судьба была где-то там, в ночи, вместе с таинственным цветком, выросшим из семени убийственной ненависти Элис Хэвиленд.
Цветком, прекраснее которого нет на земле. Уолли знал – смертельная опасность ждет его, когда Кристин будет найдена.
И эта угроза самому его существованию привлекала Уолли больше всего.