Текст книги "Мелькнул чулок"

Автор книги: Элизабет Гейдж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 50 страниц)

Потом она снова начала бесцельно перелистывать страницы.

Глава XVIII

Лос-Анджелес, 1969 год, 3 января

Эл Кэнтил не находил себе места. «Кэнтил энд Бил Инкорпорейтид», самая крупная в Лос-Анджелесе фирма по продаже импортных автомобилей, терпела огромные убытки. Каждый день приносил все новые потери.

Расширяющееся производство отечественных автомобилей, низкие цены на бензин, сравнительно невысокий уровень безработицы и высокие заработки в автомобильной промышленности – вот причины того, что спрос на импортные машины снизился за последние два года на тридцать процентов. Недоверие американцев к иностранной продукции, усиленное вьетнамской войной, только ухудшало положение.

Эл много вложил в дело, когда проворные маленькие чужеземные машины вошли в моду. Ничто не предвещало неприятностей.

Но теперь крах, похоже, неминуем.

Три лос-анджелесских магазина фирмы занялись продажей подержанных машин, лихорадочно пытаясь спасти положение. Но если в самое ближайшее время не произойдет чуда, один, а возможно, и два салона придется закрыть.

По совету специалистов финансового отдела Эл Кэнтил убедил своего партнера Джэрри Била начать рекламную кампанию. Постоянная реклама фирмы шла во время вечерних сеансов в пятницу и субботу на четвертом канале, спонсорами которого компания была вот уже десять лет. В последнее время реклама «Кэнтил и Бил» начала появляться на местном телевидении все чаще и в самые разные часы. Сюжет рекламного ролика был незамысловат – двое грузных мужчин средних лет, стоящих около сверкающей лаком машины той или иной марки, на которой огромными цифрами была выведена цена, рассыпались в похвалах по поводу достоинств автомобиля и, наконец, хором восклицали: «Кэнтил и Бил» – вот где лучший автомобиль!»

Эл Кэнтил и Джэрри Бил были знакомы всем и каждому в Лос-Анджелесе. Но никто не догадывался, что они вот-вот должны были вылететь в трубу.

Похоже, что семейная жизнь Джэрри и Дорис Бил тоже находилась под угрозой. Да и у Эла, получившего пятьдесят четыре года назад при рождении в Детройте имя Алоис, дома было не все благополучно… Его жена, Ширли, климактеричная сварливая особа, вот уже почти год не пускала его к себе в постель, сын Дэвид, будущий актер, по всем признакам голубой, каждый уик-энд брал машину отца и отправлялся в Сан-Франциско.

Дочь Эла Лайа, бывшая в тринадцать лет такой милой, прелестной девочкой, стала теперь противной хиппи и нагло вешалась на шею никчемному сынку богатых соседей Кэнтилов Лагадонов. Мальчишка был избалованным бездельником и к тому же, как подозревал Эл, еще и наркоманом; бледный, тощий, неопрятного вида, с длинными грязными волосами, обвешанный рядами амулетов, он каждый раз с многозначительной усмешкой вертикально складывал ладони в знак приветствия, как делают в Индии, когда Эл приходил за дочерью.

Распадалась семья, под угрозой была и фирма. И, если вскоре ничего не изменится, «Кэнтил энд Бил» будут объявлены банкротами, а Элу придется в его солидном возрасте все начинать сначала.

Эти невеселые мысли терзали Эла и утром в четверг, когда он сидел у себя в кабинете за чашкой кофе, безнадежно взирая на стопку счетов, лишний раз доказывающих, насколько плохи его дела.

Джерри, как обычно, играл в гольф – таким образом он привык спасаться от всех неприятностей.

В дверях появилась секретарша, скептически глядя на шефа сквозь стекла очков.

– К вам девушка. Говорит, по важному делу, но не хочет ничего мне объяснить.

Эл, раздраженно поморщившись, встал и через стеклянную дверь бросил взгляд в приемную. Подозрительность в его взгляде уступила место восхищению, когда он увидел девушку, сидевшую на диване и невозмутимо смотревшую телевизор.

Почувствовав на себе его взгляд, она обернулась и приветствовала Эла жизнерадостной улыбкой, удивительно гармонирующей с чувственным выражением ее глаз. Девушка подняла руку и откинула пряди темных волос назад, на тонкие плечи, скрытые кожаной курткой.

Секунду поразмыслив, Эл принял решение:

– Пригласите ее, Маргарет. Но предупредите, что я могу уделить ей лишь пару минут. – Последние слова предназначались самой секретарше, которая как Элу было известно, дважды в неделю звонила его жене и сообщала обо всем, что творится в офисе. Элу приходилось иди на разные ухищрения, чтобы скрыть от секретарши свои многочисленные связи, без которых он просто бы тронулся с такой женой, как Ширли.

Маргарет величественно кивнула посетительнице. Девушка встала и направилась в его кабинет, придерживая перекинутую через плечо сумочку.

– Мисс…? – начал Эл, показывая на стул для посетителей.

– Хэвиленд, – докончила она. – Энни Хэвиленд. Спасибо, что согласились меня принять, мистер Кэнтил.

– Ну что ж…

Эл сложил руки перед собой и внимательно посмотрел на девушку.

– Чем обязан столь неожиданным удовольствием?

– Перейду прямо к делу, – сказала она, кладя ногу на ногу. – Думаю, мы можем помочь друг другу. Я ищу интересную работу в области рекламы, а вы, если мои предположения верны, терпите затруднения именно в этой области.

– Не понимаю, – пожал плечами Эл. – У нас прекрасные представители – «Файер энд Ассошиейтс», вот уже много лет мы пользуемся их услугами. Не знаю, что привело вас сюда, мисс…

– Зовите меня Энни, и привел меня сюда именно тот факт, что ваша фирма за последние два года потеряла почти миллион долларов, а кроме того, деньги, которые вы тратите на дурацкую унылую рекламу в ночных передачах, просто выброшены на ветер.

Кэнтил побагровел.

– Послушайте, юная леди, – начал он. – Я не потерплю, чтобы всякие выскочки с улицы указывали мне, как вести дела. Если хотите купить автомобиль…

Девушка быстро встала. Вид стройных бедер, изящество которых не могли скрыть даже слаксы, почти лишил Эла дара речи. Он решил быть с девушкой повежливее.

– Вот именно, – подтвердила она, убирая непослушный локон за ухо. Под тонкой тканью блузки обрисовались очертания упругой груди.

– Если бы я хотела купить машину, поискала бы магазин, реклама которого более соответствовала бы моим понятиям о красоте. Эти рекламные ролики создают впечатление о вас и вашем партнере как о парочке толстых, старомодных торговцев подержанными автомобилями, которые, к тому же, так и ищут, кого бы облапошить. Лично я поискала бы более современные и не такие стандартные образы для рекламы.

Девушка сдержанно улыбнулась.

– Я не хотела вас обидеть, когда упомянула о толстяках. На самом деле вы, господин Кэнтил, очень интересный мужчина. Я имела в виду рекламный фильм.

Эл сосредоточенно размышлял, какие причины заставили девушку прийти сюда, и одновременно не мог отвести глаз от этого великолепного тела. Ему еще никогда не приходилось встречать такую очаровательную девушку.

– И что же вы предлагаете? – спросил он.

– Я все обдумала и пришла к выводу, что ваш товар должны рекламировать девушки. Надо создать более свежий и привлекательный имидж фирмы.

– Кто-нибудь вроде вас? – предположил Эл.

Девушка кивнула – темные пряди весело заплясали по плечам.

– Я прошу вас посмотреть кое-что в вашем демонстрационном зале, если, конечно, у вас найдется еще несколько минут.

Пожав плечами, Эл поднялся и проследовал за девушкой, неотрывно глядя на грациозно покачивающие бедра.

Войдя в демонстрационный зал, девушка открыла дверцу одного из «седанов» последней марки и села за руль. Потом пристегнула ремень безопасности и взглянула на Эла.

– Приходите в «Кэнтил энд Бил», – низким голосом сказала она, чуть улыбнувшись, – только здесь вы найдете для себя нечто надежное и удобное – как нашла я.

Ремень обхватывал хрупкие плечи девушки и, казалось, ласкал ее мягкую грудь, обнимал тонкую талию. Эл, заинтригованный, взглянул на нее:

– «Кэнтил энд Бил» – роскошный автомобиль, – прошептала она с интересом оглядывая Эла, и села так, что юбка поползла вверх, обнажив колени. – Почему бы и вам не прийти сюда?

Вся сценка была проникнута таким чувственным обаянием, что Эл едва не залился краской.

Но девушка по-прежнему улыбалась, а ее глаза словно гипнотизировали Эла.

– Ну как? Убедила я вас? – спросила, наконец, она.

Эл глубоко вздохнул, изо всех сил стараясь не показать своих чувств.

– Что ж, по крайней мере, – обреченно признал он, – я совершенно уверился в том, что должен пригласить вас на ланч.

– Согласна, – кивнула девушка, отстегнула ремень и легко выскользнула из машины. Эл поспешил подать ей руку. Но о еде он не думал – пожар, бушевавший в чреслах, был во сто крат сильнее любого голода. Эл решил внимательно выслушать предложение Энни. Если ничего не выйдет, он хотя бы проведет часок в ее компании. Каждый мужчина имеет право помечтать, особенно во время такого свидания.

А может… может быть, это к чему-нибудь и приведет… Вот уже одиннадцать месяцев Эл не занимался любовью с женой.

Эл Кэнтил так и не понял толком, что на него нашло. Движимый желанием произвести впечатление на молодую девушку, сумевшую понять его затруднения, он повел ее в один из самых интимных ресторанов на бульваре Уилшир.

Там они и обсудили все аспекты новой рекламы фирмы «Кэнтил энд Бил». Правда, Эл долго не мог принять новую идею – в его представлении в продаже маленьких, экономичных импортных автомобилей не было ничего романтичного.

Однако после двух мартини и получасового созерцания огромных словно серебряных глаз его спутницы, вся затея начала казаться не такой уж безумной.

Позже, расставшись с Энни, немного протрезвев и возвратившись в магазин, Эл зашел в туалетную комнату и долго всматривался в свое отражение. Наконец он решил, что лично уведомит «Файер энд Ассошиейтс» о своей новой идее и о девушке, кандидатке на главную роль, которую он сам сумел найти.

Вначале Мартин Файер скептически отнесся к предложению Эла – ведь именно его агентство обеспечило известность фирме «Кэнтил энд Бил» в Лос-Анджелесе. Публика привыкла видеть улыбающиеся простодушные лица владельцев фирмы – в представлении зрителей они были неотделимы от ночных сеансов в половине двенадцатого и десятков старых фильмов, Девиз «Кэнтил энд Бил» – вот где лучший автомобиль» был дорог Мартину Файеру, как собственное дитя – ведь он сочинил его десять лет назад.

С другой стороны, его давно уже волновало состояние дел клиентов. На рекламу уходило много денег, а потери фирмы достигли угрожающих размеров. Если ничего не изменится, они попросту найдут другое агентство или разорятся.

Поэтому Мартин Файер и решил терпеливо выслушать все, что скажет Эл Кэнтил, он даже был готов познакомиться с этой предприимчивой девушкой.

А девушка, Энни Хэвиленд, действительно выглядела потрясающе. Мартин многое бы дал, чтобы узнать, откуда она взялась и каковы ее отношения с Элом. Ни для кого не было секретом, что Ширли Кэнтил вот уже много месяцев не пускает мужа в спальню, а Эл, добропорядочный семьянин по натуре, поневоле вынужден искать утешений на стороне.

Мартин внимательно слушал, переводя взгляд с Эла на девушку. Когда они замолчали, Файер улыбнулся.

– Давайте отснимем несколько пробных кадров, – объявил он, готовый на все, лишь бы не потерять заказчика.

* * *

Джэрри Бил, уехавший на две недели в Палм-Спринг поиграть в гольф, ничего не знал о планах партнера, и только по возвращении нашел записку с просьбой встретиться с Элом в офисе «Файер энд Ассошиейтс», где его «ждет небольшой сюрприз».

Загоревший, отдохнувший, Джерри Бил, внешность которого не портили даже редеющие светлые волосы, сидел в офисе Мартина Файера, ожидая, пока погасят свет и включат видеомонитор.

То, что увидел Джерри, заставило его изумленно разинуть рот.

За рулем импортной малолитражки кричащего цвета сидела Энни Хэвиленд: слаксы от известного модельера туго обтягивали стройные бедра и ляжки, под облегающей футболкой-безрукавкой обрисовывались контуры упругой груди, тонкие руки небрежно лежали на баранке, лицо светилось улыбкой.

– Я посетила «Кэнтил энд Бил», чтобы подобрать что-то поудобнее, – чувственно-призывно сказала она чуть хрипловатым голосом, – и поверьте, нашла все, что искала. Если вы, как и я, не прочь в свободное время покататься по окрестностям, почему бы вам не заглянуть туда? Самую выгодную покупку можно сделать только в «Кэнтил энд Бил»! – Девушка застегнула ремень вокруг талии, а плечевой ремень подхватил грудь.

На экране появились заключительные слова:

– «Секси-автомобили! Только у нас!»

Эл Кэнтил повернулся к ошеломленному партнеру. Несмотря на загар, было заметно, что Джерри Бил побледнел.

– Ну? – спросил Бил. – Я нашел врага, и это мы сами, дружище! Почему бы нам для разнообразия не попробовать что-нибудь новенькое?

Мысли Джерри отчаянно заметались. Ему смертельно надоел Эл Кэнтил. Вот уже несколько лет он мечтал об одном – чтобы партнер выкупил его долю, тогда можно будет уйти на покой и с легким сердцем заняться игрой в гольф. Но за последнее время потери были так велики, что о подобном и думать не приходилось.

И в довершение всего неизвестно откуда появилась эта девушка с развевающимися волосами и призывной улыбкой. Просто поверить невозможно!

Если что-нибудь на свете и поможет изменить положение дел и спасти их от разорения, то только эта девушка.

– Если считаешь, что это может сработать, Эл, – осторожно сказал Джерри, – давай попробуем.

Эл улыбнулся и повернулся к Файеру:

– Ну что ж, договорились, Мартин. Все обменялись рукопожатием.

Эл, гордый, как петух, галантно предложил Энни руку. Вот уже две недели он не отходил от нее, потом позвонил, но ни на дюйм не стал ближе к этому великолепному телу, такому дразняще-соблазнительному.

Но почему-то это теперь не имело значения. То, что Энни делала на экране, было ошеломляюще! Надежды на поворот к лучшему утешали Эла и оттесняли на второй план фантазии одинокого человека и мечты об этой манящей плоти.

Фильм вышел на телеэкраны в конце февраля и был показан между частями популярной у молодежи картины.

Энни Хэвиленд произвела сенсацию. На следующее утро в демонстрационном зале фирмы толпилось в два раза больше народу, чем обычно бывало по субботам в последние шесть лет.

Мартин Файер успел сделать фотоизображение Энни на картоне в полный рост и расставить среди машин новых моделей.

Пришлось срочно вызывать на работу во все три магазина дополнительных продавцов и просить их перенести выходные, чтобы справиться с наплывом покупателей.

Ни у кого не осталось времени, чтобы пообедать или хотя бы выпить кофе. Слышалось позвякивание ключей, хлопанье дверей, шум моторов. Продавцы лихорадочно метались от одного покупателя к другому, на пробные поездки тоже уходило немало времени, словом, день пролетел, как один час. Никогда еще фирме не удавалось совершить столько сделок. Реклама создала фирме новый имидж за двадцать четыре часа!

Фильм снова показали в субботу вечером и в воскресенье в паузах спортивной передачи.

Новости в автомобильном бизнесе разлетаются быстро, и вскоре все владельцы солидных фирм по продаже автомобилей от Малибу до Сан-Бернардино постарались посмотреть новый ролик.

Смелость Кэнтила и Била, решивших уничтожить традиционный и испытанный рекламный образ, произвела на них огромное впечатление, а решительность, хотя и вызванная отчаянной попыткой спасти положение, была достойна всяческих похвал.

Но трое из них с особенным интересом вглядывались в экран.

Дон Маккарти из фирмы «Пэсифик моторс» сразу же узнал Энни. Месяц назад она приходила к нему с той же идеей и была вежливо выпровожена секретаршей.

Пол Петровски, президент «Уэстсайд Импортс», тоже встречал эту хорошенькую молодую женщину – она появилась в приемной недели три назад… Он отказался принять ее, поскольку жена и дочери Пола в этот момент находились в офисе.

Дин Ферратин, представитель «Ферратин Моторс», увидев фильм, побагровел, как свекла. Энни Хэвиленд уже показывала ему все то, что делала сейчас на экране, вплоть до чувственно-ленивых движений, которыми затягивала ремень.

И Дин наотрез отказал ей!

Глава XIX

Лос-Анджелес, 1969 год, 16 апреля

Прошло полтора месяца. Как-то в пятницу вечером Энни и Бет Холланд направлялись по ярко освещенной дорожке на южной стороне бульвара Санта-Моника к ресторану «Ла Сенега», где Бет должна была встретиться со своим приятелем Майклом. Энни намеревалась провести время дома, за книгой.

После огромного успеха рекламного фильма для «Кэнтил энд Бил» Энни уже дважды возвращалась на Побережье, чтобы доснять вторую и третью серию, и с благодарностью приняла предложение Бет пожить это время у нее.

Публика еще не знала ее имени, но двум с половиной миллионам американцев, жителей Лос-Анджелеса, было уже хорошо знакомо ее прекрасное лицо, и многие убеждались, что импортные малолитражки, потребляющие мало бензина, – идеальное транспортное средство для вечно забитых шоссе, несмотря на неизменные предостережения о том, что маленькие автомобили в случае аварии гораздо опаснее больших.

Эл Кэнтил был на седьмом небе по двум причинам: он был счастлив, что смог подстегнуть и опередить ленивого партнера и одновременно значительно увеличил объем продажи.

Джэрри Бил решил пока не уходить на покой. Гольф мог подождать – уж слишком хорошо пошли дела.

Энни была настроена умеренно-оптимистично относительно своего стратегического наступления на мир рекламы, так близко соприкасавшийся с Голливудом. Ей удалось привлечь к себе внимание… Да, конечно, только от этих людей зависело так немного. Каким же должен быть ее следующий ход?

Но пока она наслаждалась возможностью возобновить знакомство с Голливудом. Когда она не работала с Мартином Файером и его видеооператором, Энни осматривала окрестности города. Эл Кэнтил любезно предоставлял девушке автомобиль фирмы. Энни очень медленно преодолевала страх перед дорогой, ее пугало уличное движение – ведь она выросла в маленьком спокойном городке и не имела машины в Нью-Йорке.

Именно поэтому Энни получила возможность увидеть неповторимые кварталы к югу от бульвара Сансет, которые она показывала Бет – в этом районе были расположены самые красивые дома, построенные первыми жителями.

Бет изумленно слушала рассказы Энни о старом сером здании на Норт Лорел, в котором Скотт Фитцджеральд писал за несколько месяцев до смерти роман «Последний магнат», и дом на Хэйуорт авеню, где великий писатель скончался в квартире репортера Шейлы Грэхем, доведенный до трагического финала алкоголем и отчаянием.

– Детка, – воскликнула Бет, откидывая назад светлые волосы, – ты знаешь об этом месте больше, чем я когда-нибудь знала. А ведь я выросла здесь. Хорошо, что ты привела меня сюда. Совсем не похоже на Шерман Оукс, правда?

Она покачала головой, подумав о тихих пригородных улочках и жилом многоквартирном доме, где жила с тех пор как ушла от родителей. Бет всегда считала эту часть западного Голливуда лишь районом, через который проезжаешь по пути к Беверли Хилз. И надо же, чтобы именно Энни, чужая в этом городе, смогла показать ей, что за каждым знакомым фасадом кроется необычная и занимательная история.

– Кто знает? – улыбнулась Энни, помахивая сумочкой. – Может, когда-нибудь ты переедешь сюда, просто так, для забавы.

– При такой цене на квартиры? Проснись, – сказала Бет, мысленно оценивая жалованье секретаря и вероятность того, что она и Майкл обвенчаются и поселятся в уютной квартирке где-нибудь в Долине. – Однако мысль неплохая. Как это ты находишь такие отдаленные уголки?

– Люблю бродить по новым местам – тогда они становятся мне как бы родными, – ответила Энни. – Мне кажется, я не могла бы жить в доме, пока не определю для себя его место во времени, не свяжу с событиями, происходившими тогда, когда дом был только построен. Я – путешественница!

Она говорила правду: за первый год жизни в Нью-Йорке Энни все уик-энды бродила по улицам, аллеям и пригородам, от Бэттери-Парк до Клойстерса, игнорируя опасности, о которых ее предупреждали старожилы.

И теперь, когда ее цель – получить работу в Голливуде – снова и снова приводила ее в этот город, Энни и здесь исследовала окрестности. Правда, делать это приходилось с помощью машины, ведь в отличие от Нью-Йорка в Лос-Анджелесе не было метро, да и в перспективе не намечалось.

Но в эти районы ее приводило не просто любопытство. В глубине души Энни знала, что когда-нибудь она оборвет связи с Нью-Йорком и переедет в Лос-Анджелес навсегда.

Она десятки раз проезжала по бульвару Сансет, от дальних пляжей на Пэсифик Пэлисейд через холмы и дальше, на шумный вызывающий Сансет Стрип, чтобы попасть в безумную паутину шоссе.

И куда бы она ни глядела, повсюду замечала метки, оставленные историей кино, – развалины и пришедшие в ветхость здания разорившихся студий, сломанные ограды, бульвары и перекрестки, лишенные прежнего блеска и служившие приютом ресторанам, закусочным, дешевым магазинчикам.

Голливуд – земля прошлого, полная реликвий былого, от разрушающегося дорожного знака с названием города, где не хватало буквы «О», и огромных отпечатков ног в цементе около кинотеатра «Грауман Чайниз» – единственное, что осталось от некогда блистательных звезд, многие из которых были к этому времени мертвы или забыты, – до костюмов и реквизита знаменитостей, продающихся небольшими студиями на аукционах, – последних остатков золотого века, напоминавших о великих людях, которых пережили их вещи.

Многие говорили, что Голливуд действует на людей угнетающе. Энни не могла отрицать этого. Но сама она испытывала чувство, скорее близкое к восторженному любопытству ученого, чем к неразборчивому благоговению туриста или разочарованию критика.

Теперешнее состояние Голливуда напоминало ей о геологических срезах, которые она в детстве видела в учебниках, показывающих почву и растения на поверхности, дальше слои разлагающихся органических веществ, а еще ниже – основание, измененное временем и эрозией. Разве мистический ландшафт Голливуда не был подобен геологическому образцу?! Только история развития земли, насчитывающей миллионы лет, здесь была спрессована в несколько десятков – ведь именно столько времени прошло с тех дней, когда первые режиссеры снимали здесь немые фильмы и раздражали местных землевладельцев тем, что использовали их участки под съемочные площадки для своих двухчастевок, до золотого века Голливуда и послевоенного упадка. Еще были живы многие свидетели начала эры кино.

Некоторые прославленные звезды до сих пор жили в величественных особняках на холмах. Другие, забытые и заброшенные, влачили жалкое существование в маленьких бунгало, подальше от людей, в убогих меблированных комнатах или в знаменитом Кантри-Хаузе – доме для престарелых актеров и студийных работников. И, конечно, почти все сейчас были безработными, еще с тех пор, как в пятидесятых могущество студий пошло на убыль. Но люди эти по-прежнему жили здесь, существовали во плоти, как деревья и трава в верхних слоях срезов в учебнике Энни, и несмотря на неизбежный близкий конец их пребывания на земле, они были полны воспоминаниями о тех, кто уже сошел со сцены и ушел из жизни.

Они помнили! Энни видела интервью с ними в местных телепередачах, читала мемуары в профессиональной прессе и популярных журналах, приводившие ее в восхищение и восторг. Конечно, очень часто бывшие звезды занимались самовосхвалением, но тем не менее были живыми свидетелями присутствия на этой земле Барриморов, Харлоу, Ломбардов – имен и людей, неотделимых от величия, великолепия и неизгладимого романтизма раннего Голливуда.

Но сколько их еще осталось! И кто станет последним свидетелем былого величия?

Плоть человеческая действительно бренна. Уходят люди, создавшие и населявшие великолепный изменчивый Голливуд прошлого, и самая горькая ирония в том, что памятники, бессмертные, вечные – плод величайших коллективных усилий в истории мирового кино, – разрушались быстрее своих создателей – ведь они были сделаны из непрочного материала, целлулоидной пленки, которая так легко крошилась, стиралась при вторичных показах, терялась или просто выбрасывалась.

Грусть охватывала Энни при мысли, что во многих случаях усталые и старые люди, вложившие столько труда в эти пленки, были все еще живы, а фильмы, где они выглядели такими юными, красивыми и талантливыми, были безвозвратно утрачены или погибли. Герои этих фильмов еще оставались на земле, как опавшие листья, сорванные с деревьев, но лежащие на поверхности, люди эти жили, храня воспоминания, старые привязанности, вражду… и еще теплящиеся хотя и напрасные надежды. Потому что Голливуд всегда был и оставался местом неугасимых надежд, землей грез, где росли и расцветали фантазии.

И хотя город мог обеспечить работой лишь пять процентов актеров, режиссеров, художников и операторов, здесь продолжали выходить фильмы. И самые отчаявшиеся из старожилов и бывших знаменитостей улыбались, представляя будущее, в котором должно совершиться невообразимое чудо – они вновь станут звездами на небосклоне кино.

Эти храбрые улыбки больше всего разрывали сердце Энни. Они говорили о неистребимой способности человека цепляться за будущее, хотя его жесткие щупальца уже начали высасывать жизнь как из их тел, так и из чаяний и фантазий. Но это будущее, несмотря ни на что, было заполнено таинственными манящими голосами, а из тьмы грядущего глядели миллионы вопрошающих глаз. С каждым днем все больше молодых, талантливых, жаждущих признания актеров появлялось в городе. Они снимали дешевые квартиры в районе, где жили восточные и латиноамериканские иммигранты, мечтающие не о славе, а о том, чтобы выжить, приезжали из Долины на одно прослушивание за другим.

Вряд ли сознавая, что все вокруг дышит историей, не смущаясь бедностью и неустроенностью, молодые актеры, исполненные надежд, продолжали штурмовать заоблачные вершины кино.

Но почти все они возвращались назад, растеряв иллюзии. Только самые упорные добивались победы: и их на вершине успеха настигала порой неудача – и тогда падение бывало сокрушительным. Но сдаваться никто не хотел.

Энни была одной из таких смельчаков.

Конечно, она никогда не считала, что принадлежит к этой суматошной толпе – ее уверенность в собственном таланте в сочетании с почти религиозной верой в будущее убеждали Энни: она не похожа на других. И, хотя Энни явственно ощущала, какое множество усилий, способностей, таланта разных людей делают Голливуд тем, что он есть, она никогда не пыталась определить свое собственное место среди них. Просто эти люди находились на своем уровне, а она – на своем, они существовали независимо друг от друга, как когда-то владельцы мелких лавок и служащие ресторанов жили по соседству с молодыми актерами, многим из которых было суждено стать звездами.

Энни просто была не способна посмотреть на себя со стороны, задуматься над сложностями своего характера. Поэтому и не замечала идеализма молодости, не погибшего в ней, а робко пробивающегося из-под холодного цинизма, защищавшего Энни от ловушек, расставленных жизнью.

Не отдавала она отчета и в том, что обладала неистребимой потребностью быть любимой, желанной, защищенной от трудностей и одновременно твердостью характера, не позволявшего ей зависеть от кого бы то ни было.

Под внешним спокойствием скрывались неутолимое честолюбие, подавляемые страхи, наивные фантазии, ужас одиночества, отчаянная жажда счастья и смутная жажда чего-то большего, чем счастье.

И все эти желания и чувства жили в ней, не сливаясь друг с другом, занимая свою территорию, как слои почвы в разрезе – каждый строго на своем месте.

Вот так все и шло, и когда Энни спрашивала себя, почему продолжает надеяться на успех в столице шоу-бизнеса, сильно подорванного безработицей и упадком, то предпочитала не поддаваться страхам, спокойно отмечая, что, как бы ни менялся мир, люди по-прежнему нуждаются в развлечениях.

Зрители всегда будут ожидать, что актеры и актрисы создадут новых героев, воплощающих их мечты и фантазии – яркие судьбы, суровое наказание за пороки, которое никогда не постигнет обычных людей в повседневной жизни – словом, все то, во что они хотели верить…

Раньше этот иллюзорный мир рождался в театре, теперь – в кино.

История величия и падения Голливуда – это не только прошлое, это и будущее. А где будущее, там непременно представляются возможности.

Энни, со свойственной ей проницательностью, мгновенно поняла это. Но один – главный – вопрос оставался нерешенным.

Почему среди множества приезжавших в Голливуд талантливых молодых людей, снедаемых честолюбием, преданных своему призванию, но обреченных на поражение, лишь Энни Хэвиленд должна обязательно добиться успеха?

Просто она обязана сделать это. Ответ был простым, но никогда не произносился вслух – здесь ее здравый смысл уступал место фанатичной вере и решимости.

Этот безмолвный спор происходил каждую ночь, в манхэттенской мансарде или в квартире Бет, когда Энни медленно уплывала из мира реальности и дневных забот в сумеречное царство самоанализа, откуда дремотное течение уводило ее в сон. Она добьется успеха, потому что должна. Никогда Энни не изменит своему жизненному назначению.

Но была еще одна причина.

Шагая рядом с подругой, Бет не могла знать, что не только любознательность приезжей вела Энни по городу.

Каждый день она приезжала к поместью Хармона Керта на Холмби Хилз и останавливала машину на противоположной стороне улицы.

Рассматривая ограду через лобовое стекло, она перебирала в памяти слова, сказанные тогда Кертом: «Ты никогда, ни при каких обстоятельствах не будешь работать в Голливуде. Никогда. Запомни это».

Этот голос в телефонной трубке по-прежнему звенел у нее в ушах.

«Если только я узнаю, что ты пытаешься вылезти, я сделаю все, чтобы тебя уничтожить».

Энни медленно повторяла его слова, глядя на закрытые ворота владений Керта. Он думал, что уничтожил ее? Наоборот, эхо его угроз делало Энни сильнее и увереннее, а неприступный мир Керта казался хрупким и ненадежным.

Потом она включала мотор и уезжала, чтобы вернуться сюда на следующий день. Но в боковом зеркале по-прежнему маячила тень Керта, так что перед глазами все путалось, а дорога, по которой она только что ехала, казалась незнакомой.

Нет, с Хармоном Кертом еще не покончено.

– Ну что ж, детка, пора, – сказала Бет, взглянув на часы, когда подруги стояли у светофора на перекрестке около «Ла Сенега» – Посмотрим, явится ли Майкл.

– Обязательно, – рассмеялась Энни. – Он без ума от тебя.

– Сомневаюсь, – усмехнулась Бет. – По-моему, он желает заиметь дом с двумя машинами в гараже, тремя собаками, попугаем и полностью обставленной детской, прежде чем попросит какую-нибудь девушку выйти за него замуж.

– Вот подожди – увидишь, – успокоила ее Энни.

Она оглядела свою привлекательную подружку и снова подумала о том, какие же они с Бет разные.