Текст книги "Мелькнул чулок"
Автор книги: Элизабет Гейдж
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 50 страниц)
Холодный рассудок диктовал другую линию поведения. Это игра в покер, и все карты по-прежнему оставались у Керта. Гнев сейчас – худший враг Энни. Терпение, хитрость и выносливость– вот ее союзники. Ставкой была ее карьера и, возможно, все будущее. Она не имеет права проигрывать.
Но все же Энни хотелось бы рассказать Эрику об истинных причинах своих бед, хотя и это, конечно, было невозможно. Вряд ли Эрик сможет сделать что-нибудь для ее защиты – даже звезда такой величины не обладает силой сопротивляться Хармону Керту без риска быть уничтоженным, и Шейн будет только винить себя за невозможность помочь, если Энни наберется мужества объяснить все, что происходит на самом деле.
Поэтому девушка с благодарностью принимала его моральную поддержку, но несла свое бремя в одиночку. По мере того как шло время, они все меньше говорили о бедах Энни, стараясь забыться в объятиях друг друга, и проводили в молчании долгие часы, действовавшие на Энни как транквилизаторы и помогавшие сохранить надежду.
Но сейчас Эрика не было, Энни осталась одна.
Постепенно девушка поняла, как недостает ей Дэймона Риса. Она вспоминала долгие вечера, когда слушала его игру на скрипке, а потом оба они молчали, размышляя о Лайне, о том, как вызвать ее к жизни.
«У меня никогда не было дочери», – звучали в ушах невеселые слова Риса, которые он так часто повторял, прикасаясь к плечу Энни и гладя ее по голове, стоя так близко, что девушка ощущала знакомый, присущий лишь ему смешанный запах табака, виски и лосьона после бритья. Рис, сидевший на складном стуле, напоминал ей Гарри Хэвиленда: так хотелось обнять его, утешить, поухаживать за ним, словно Энни в самом деле была его дочерью.
Но теперь и Рис был далеко – жил отшельником в уединенном домике в пустыне, где проводил бессонные ночи, ожидая, пока искра вдохновения не зажжет в душе божественное пламя и не подарит замысла новой книги или пьесы.
Эти перерывы между произведениями были мучительными для любого писателя, и Рис старался как можно больше сокращать их, хотя в пьяном бреду мог выкинуть что угодно и оказаться в любом месте – на Юго-Западе, в Мексике или даже в Европе. Во всяком случае, сейчас Рис замкнулся в собственном мирке. Он навсегда останется другом Энни, к которому можно обратиться в трудную минуту, но она уже принадлежала его прошлому.
Рядом не осталось никого. И поэтому, даже зная, что Ник вовсе не горел желанием видеть ее, Энни решила сегодня отправиться к нему. Несмотря на терзающие его проблемы Ник был связан с воспоминаниями о более счастливых днях. А вдруг ее неожиданное появление, которое даст ему возможность выговориться и облегчить душу, сможет помочь Нику.
Вестибюль многоквартирного дома был погружен в темноту. Звонок не работал. Энни в нерешительности стояла у почтового ящика, но тут молодая женщина в джинсах и футболке быстро вышла из двери, оставив за собой волну странного аромата. Энни мельком взглянула на грязные волосы, уложенные мелкими завитками в стиле «афро». Женщина исчезла, не закрыв за собой внутреннюю дверь. Повинуясь какому-то порыву, Энни потянула за ручку и скользнула в коридор, где стояли запахи гниющего дерева, пыли кошек и мочи. Видимо, дом переживал плохие времена – когда Энни последний раз была здесь, все выглядело гораздо приличнее.
Она поднялась наверх. Из квартиры Ника доносилась тихая музыка. Энни постучала, но никто не ответил. Пожав плечами, она повернула ручку. Эта дверь, как оказалось, тоже не была заперта. В гостиной пусто. Единственная свисающая с потолка зеленая лампа ярко освещала комнату. Повсюду на столах и полу стояли грязные стаканы и набитые окурками пепельницы. Энни ощутила застарелую омерзительно-сладковатую вонь марихуаны.
– Ник, – позвала она. – Ты здесь?
Девушка направилась на кухню. Раковина была битком заставлена немытой посудой. На блюдце стоял огарок свечи. Под босоножками Энни хрустели объедки и мусор.
Она пробралась в спальню, стараясь не споткнуться о раскиданные пустые бутылки и пивные жестянки.
На грязной постели спал Ник. Дыхание было почти неслышно, лицо страшно осунулось. Он походил на мертвеца.
Девушка осторожно подошла к кровати. На большом столике стояла пепельница, полная окурков сигарет с марихуаной и сожженных палочек с благовониями. На ветхом столе у окна валялись совсем уж зловещие предметы: крохотная ложечка, свечка, пластиковый пакетик, обрывок алюминиевой фольги, маленькая медная трубка. Энни заметила полиэтиленовый мешочек с красными капсулами, еще один со странными пятнистыми пилюлями и горсть больших белых таблеток.
Энни не осмелилась заглянуть в ящик из страха перед тем, что может там найти.
– Ник, – вновь позвала она, присаживаясь на край кровати, – Ник, милый.
Он был бледен, как привидение, небрит и грязен. Спал явно неестественным сном, вызванным, скорее всего наркотиками. Дыхание оставалось таким неровным, что Энни испугалась за его жизнь.
Неожиданно в кухне громко зазвонил телефон. Видя, что Ник не шевелится, Энни побежала туда.
– Алло!
– Кенди, это ты? Где Ник? – спросил незнакомый мужчина.
– Простите, я друг Ника. Он здесь, но спит.
– Хорошо, все в порядке, – резко ответил мужчина и повесил трубку.
Энни возвратилась в спальню, осторожно потрясла Ника за плечо. Он не шевелился. Энни включила лампу и подняла его веко. Хотя зрачки реагировали на свет, веко не дрогнуло. Энни взглянула на таблетки, потом на Ника – от него пахло спиртным. Она посчитала пульс. Слабый и неровный.
Собрав все мужество, она попыталась разбудить Ника.
– Ник, проснись! Это я, Энни. Ну же, Ник, пожалуйста. Но Ник только тихо стонал. Энни никогда еще не видела его в таком состоянии.
Необходимо что-то предпринять. Энни решила было вызвать «скорую», но Ник наверняка обозлится на нее. Вспомнила об Эрике, Дэймоне. Никого из тех, к кому можно обратиться, нет в городе. Ничего не оставалось делать. Прочитав короткую молитву, Энни набрала номер миссис Эрнандес.
– Хелло, «Ридженси эпатменто».
– Миссис Эрнандес? Это я, Энни, с верхнего этажа.
– А, Энни! Чем могу помочь? Неприятности с квартирой?
– Нет, миссис Эрнандес, я не дома. Я у старого друга. Простите, что беспокою вас, но мне больше не к кому обратиться.
– В чем дело, Энни? Что случилось?
– Вы знаете какого-нибудь доктора? Мне кажется, дело очень срочное.
* * *
Час спустя доктор Вайруэт, семейный врач миссис Эрнандес, захлопнул саквояж и встал, жестом поманив Энни в кухню.
– Ну, как он? – спросила девушка.
Доктор, привлекательный человек лет пятидесяти с золотистой кожей и маленькими усиками, со спокойной усталостью взглянул на нее.
– Ваш друг – жертва отравления барбитуратами, тем, что вы, молодые люди, называете депрессантами, – сказал он, ставя саквояж на неубранный стол. – Поскольку это продолжалось довольно долго, существует угроза жизни. Красные пилюли. Кроме того, тут замешаны алкоголь и, возможно, кокаин, если судить по выделениям из носа! Кроме того, он крайне истощен, значит, скорее всего, принимал и метедрин. Ваш молодой человек – просто ходячая аптека. Вы видели, что он принимал?
– Я не была здесь несколько месяцев, но заподозрила что-то во время последней встречи…
Доктор кивнул.
– Ваш друг пытается убить себя, мисс. Судя по внешности, он, вероятно, на восемьдесят процентов достиг цели.
Энни в отчаянии заломила руки.
– Что мне делать?
– Сейчас непосредственной опасности нет – объявил доктор. Сегодня он не умрет. Но я, тем не менее, рекомендую госпитализацию и немедленное лечение наркомании.
И, заметив встревоженный взгляд Энни, добавил:
– Если по каким-то причинам это невозможно, пусть сегодня переночует здесь. Я сделаю ему укол на всякий случай. Оставайтесь рядом. Утром дадите аспирин, кофе, попытайтесь накормить. Придите ко мне в кабинет до полудня. Я оставлю адрес.
Он оглядел грязную кухню.
– Во всяком случае, его необходимо увезти отсюда. Если считаете, что несете за него ответственность, примите мой совет.
– Спасибо, доктор, – воскликнула Энни. – Не знаю, что бы я делала…
– На вашем месте, я не очень бы полагался на медицину, по крайней мере, в отношении вашего друга, – добавил доктор. – Только время излечит его от токсинов в крови. Не они убьют его, а желание умереть. Никакой наркологический центр не поможет исцелить того, кто не желает исцелиться. Он вздохнул и печально взглянул на Энни.
– Вы сами не…
Она покачала головой.
– Прекрасно. Увозите вашего друга, и поскорее. Я осмотрю его завтра. Попытайтесь вернуть ему желание жить. Иначе будет слишком поздно.
Энни закусила губу.
– Возможно, миссис Эрнандес позволит Нику пожить у меня, пока ему не станет лучше. Больше я ничего не могу сейчас придумать. Если попытаюсь устроить его в больницу или клинику, он попросту сбежит и возненавидит меня за это.
Доктор кивнул.
– Мария Эрнандес хорошая женщина.
Он направился в спальню, чтобы сделать укол, через несколько секунд вышел и уже с порога обратился к Энни:
– Вы действительно очень красивы, мисс Хэвиленд. Я, правда, не видал этого фильма, который наделал столько шума. Я занятой человек, семья у меня большая. Мы рано ложимся спать.
Энни облегченно улыбнулась.
– Рада познакомиться с кем-то, кто не видел его, – призналась она.
– Зато читал газеты. Должно быть, вам нелегко приходится.
Он кивнул в направлении спальни.
– Помните, только не таким способом. Нужно надеяться только на себя.
– Спасибо, доктор! Большое спасибо.
Дверь тихо закрылась. Энни прислушалась к шагам доктора на скрипучей лестнице и вернулась в захламленную комнату.
Глава XVIIГарри Хэвиленд сдавал выпускные экзамены в Буффало двадцать первого, двадцать второго и двадцать третьего августа 1945 года.
В этот период в городе работали несколько варьете и два театра. Один в то время ремонтировался, в другом, «Сивик Тиэтр», выступала постоянная труппа «Дейн Плейерз», делавшая довольно большие сборы. В репертуаре у них тогда была всего одна пьеса – «Жизнь с отцом». Труппа распалась в начале пятидесятых годов с наступлением эры телевидения, «Сивик Тиэтр» превратился в кабак со стриптизом, потом в кинотеатр, и наконец здание снесли.
Импресарио «Дейн Плейерз» Лауэлл Ингрем умер в 1953 году. О составе труппы не осталось никаких сведений. Службы внутренних доходов и социального страхования не вели регистрации актеров и театральных работников. Им по большей части платили наличными, поскольку сразу после войны профсоюз актеров почти не работал.
Но мировой судья в городке Батавия, штат Нью-Йорк сохранил запись о регистрации брака Гарри от двадцать четвертого августа. Девичье имя невесты, записанное с ее слов, было Элис Крофорд, место рождения – Тосон, штат Мэриленд, дата рождения – двадцатое октября 1925 года.
Эту же ложь она позднее повторит при получении свидетельства о рождении Энни.
Уолли уже успел проверить – Элис никогда не жила в Тосоне, и теперь только улыбнулся, заметив в записи, как дрогнула рука женщины, когда она заполняла соответствующие графы.
Пора отправляться в Буффало.
Отель «Эксельсиор» прекратил жалкое существование четырнадцать лет назад после шестидесятилетней службы. Окружающие убогие дома в квартале, пользующиеся дурной репутацией, также были либо снесены, либо опустели. Руины здания загромождали тротуары, создавая полное впечатление последствий недавней бомбежки. Но остались еще одно-двухэтажные трущобы, в которых размещались бары, кабачки, дансинг-холлы и меблированные комнаты, обитателями которых были алкоголики, удалившиеся от своих дел жулики, воришки и проститутки, еще сохранившие воспоминания о прежних развеселых временах.
Уолли мгновенно почувствовал себя в своей стихии. Пропавшие без вести, которых ему так часто удавалось найти, никогда по-настоящему не пропадали, кроме как для того, кому это было по тем или иным причинам выгодно. Они оставляли неизгладимые следы, хотя бы следы усилий исчезнуть навсегда.
Уолли словно ощущал присутствие Элис Хэвиленд в окружающем пейзаже. Именно здесь она вошла в жизнь Гарри Хэвиленд и отсюда послала открытку Леону Гатричу. А в конце длинного, начавшегося здесь когда-то пути Элис умерла.
Уолли было необходимо знать, когда и как. Он тщательно, аккуратно проделал работу, обошел обе стороны улицы, не пропуская ни одного квартала, расспрашивал нищих забулдыг, не об Элис, а об отеле и театре. Тех, кто был достаточно стар, чтобы сохранить воспоминания о давно прошедших послевоенных годах.
Кто сохранил ясное сознание, чтобы связно рассказать обо всем? Уолли легко отыскал таких: вдову последнего владельца отеля, заведующего постановочной частью театра, прикованную к постели костюмершу, бывшего рассыльного отеля, не гнушавшегося сутенерством, официантку гостиничного ресторана.
Никто не помнил ни Элис Хэвиленд, ни Гарри.
Но Уолли не терял надежды. Он провел в городе три дня, ночевал в грязных меблированных комнатах, спал на дырявых простынях, боясь блох и клопов, опасаясь, что зря тратит время, когда в любой момент может подвернуться выгодное дельце, и не желал уезжать – вдруг отыщется нужный человек.
Ничего не выходило.
Утром четвертого дня Уолли уже был готов сдаться, ехать в Голливуд и попробовал расспросить Энни Хэвиленд. Несколько осторожных вопросов – и он, может быть, вытянет из нее хоть что-то – воспоминание, имя, фото… если, конечно, подойти к делу как можно деликатнее.
С другой стороны, на нее вылили столько грязи, что девушка сразу догадается – это расследование приведет к очередным гнусным нападкам – и будет совершенно права. Она вполне может отказаться говорить о матери, омрачившей ее детство.
Кроме того, один шанс на миллион, что девушке вообще известна правда о родителях.
Уолли обратится к ней только в крайнем случае. Пока придется обойтись теми уликами, что удалось добыть, а при желании и сообразительности умный человек всегда знает, как вывернуться.
В истории о смерти Элис Хэвиленд было что-то явно фальшивое, как ее подпись на брачной лицензии. Похоже, Гарри придумал все это, чтобы спасти свое имя, и жители города, свидетели его позора, охотно поверили.
Элис – здоровая молодая женщина, родившая без всяких осложнений. Уолли поэтому и сомневался в столь безвременной смерти от неизвестной болезни.
Он неожиданно вспомнил Леона Гатрича. Когда Уолли упомянул о бывшей любовнице, тот скрыл муку и боль за маской грубого безразличия.
Значит, Элис знала, как заставить мужчин тосковать по ней. Кроме того, она за один день смогла вскружить голову Гарри так, что тот женился на ней.
Но Элис умерла.
Странно: если она послала прощальную открытку Гатричу, то почему ничего не сообщила Гарри?
«Прекрасно провожу время. Надеюсь, ты тоже».
Как отреагировал бы Гарри на такое вызывающее послание? Он был адвокатом, значит непременно, как и Уолли, заметил бы, откуда послана открытка. Но помимо всего прочего, он был Хэвилендом. Спокойные, но несгибаемые люди. Гордые, таких не сломить.
Что если он нашел ее? И убил…
Уолли, нахмурившись, уставился в стену, вдыхая вонь дезинфекции, гнили, несвежей пищи и застарелого секса. Он думал о сдержанной гордости Гарри, не желавшего слышать плохого слова о сбежавшей жене. Такое поведение заслуживало уважения. Но не могло ли быть так, что он изгнал Элис из сердца, потому что раз и навсегда избавился от нее? Потому, что твердо знал: Леон Гатрич больше никогда не насладится ее телом?
Уолли вздохнул. Да, жизнь детектива нелегка. Неприметные двери открывались в лабиринт коридоров, ведущих в неизвестное, в может быть, и в непознаваемое.
Одно Уолли знал точно – у Энни Хэвиленд было прошлое.
Но сейчас ему ничего не оставалось кроме как прочесывать улицы и ждать звонков, которых так и не было. Кроме того, Буффало – только первая остановка на долгом пути. Если ничего не выйдет здесь, все дело может рассыпаться. И собственная неудача жгла его больше, чем гнев Хармона Керта.
Уолли и представить себе не мог, что тот, кого он так хотел найти, находится здесь и сидит в соседней комнате.
Звали этого человека Бастер Гатьел.
Восьмидесятилетний алкоголик медленно передвигался по холлу к ванной, едва удерживая бритвенный прибор дрожащей рукой, от его нестиранных месяцами штанов разило табаком и мочой.
Уолли столкнулся с ним на пятое утро в Буффало, когда тоже направлялся в ванную. Двухминутная осторожная беседа помогла обнаружить, что за двадцать лет до того, когда снесли отель «Эксельсиор», Бастер служил там лифтером.
Уолли пригласил его к себе в комнату распить бутылку красного вина, купленного в магазине через дорогу, и с трудом сдерживал волнение, когда понял, что память старика о давно прошедших днях оказалась неожиданно острой.
О, да, он помнил сорок пятый достаточно хорошо. Да, он помнил «Дейн Плейерз». Они останавливались в «Эксельсиоре» каждый раз, когда приезжали в Буффало. Актеры жили по двое в одном номере.
И, чудо из чудес, он вспомнил Элис, молодую инженю, приехавшую в Буффало во время третьих гастролей. Ни до, ни после она не появлялась.
Не может ли он сказать, каким образом Элис покинула труппу?
– Да, сэр, – объявил Бастер, прихлебывая вино и быстро теряя связность речи. – Какой-то парень увез ее. Новоиспеченный адвокат. Порядочный молодой человек. Прожил здесь всего три дня. Потом они отправились в Ниагара Фоло, куда обычно ездят молодожены.
Но тут гордость собственной памятью уступила место расчетливому взгляду, давшему понять Уолли, что старик не намерен задаром выкладывать все, что знал.
– Вы можете помочь мне и облегчить работу, – сказал сыщик, вынимая пятидолларовую бумажку, – если припомните еще кое-что. Конечно, все это древняя история, но важна каждая мелочь.
– Я помню, – странно бесстрастным голосом объявил старик.
– Расскажите об этом адвокате, – предложил Уолли.
– Очень сдержанный молодой человек. Жил в отеле, пока сдавал экзамены. – Хорошо одет, темные волосы, очки. Серьезный парень.
Старик не сводил глаз с денег, желая заработать, но боясь, что сведения, им сообщенные, стоят меньше… или гораздо больше.
– Так вот, – продолжал он. – Элис играла в «Сивик Тиэтр», а молодой человек посмотрел пьесу и поздравил Элис, когда они познакомились в лифте. Застенчивый парень… ну а она, сами понимаете, актриса. Но я видел, что он ей понравился. Держала себя строго. Сплошное достоинство и сдержанность.
Он хрипло засмеялся.
– Совсем на себя не была похожа. Тонкая игра. Как на сцене. Сам Президент Соединенных Штатов, не задумываясь, просил бы ее руки.
– А вы видели ее когда-нибудь в спектакле? – спросил Уолли.
– Я-то? Никогда. Не люблю всего этого. Кроме того, приходилось работать по ночам.
Уолли про себя улыбнулся, представив, что лифт Бастера был настоящей сценой, на которой разыгрывались драмы человеческого желания и обмана.
И вряд ли лифтер был простым наблюдателем.
– Конечно, – сказал Уолли, отодвигая деньги, – все было давно, и никому теперь нет дела до этого. Вы когда-нибудь видели ее с мужчиной?
Налитые кровью глаза встревоженно замигали.
– Два-три раза, – поспешно сказал Бастер. – Ничего особенного, понимаете ли. Время от времени. Так, простое знакомство. Никогда не видел ее на сцене, но вот в жизни она была потрясающей актрисой. Могла мгновенно стать той, что хотел найти в ней мужчина. Я сам это видел, собственными глазами.
Уолли потряс его, предъявив десятидолларовую банкноту, которую положил рядом с пятью долларами, и нерешительно коснулся бумажки меньшего достоинства, словно размышляя, стоит ли ее оставлять.
– У меня не слишком много времени, – объявил сыщик. Насколько я понял, у адвоката не было никаких шансов.
Старик разволновался еще больше. То, что он знал лично, стоит даже больше, чем пятнадцать долларов, но придется все выложить, а то деньги уплывут.
– Он был из какого-то города южнее Буффало – Итака, Элмира, Бингемтон… Так радовался, что сдал экзамены, но скучал по дому. Ну, Элис считала себя серьезной актрисой. Серьезной и подающей надежды. Окрутила парня в два счета. Я видел, как они держались за руки на следующий же вечер. Ну, а потом они уехали.
– Кто-нибудь искал ее? – задал Уолли главный вопрос.
– Да, сэр, – кивнул Бастер. – Ее дружку это совсем не понравилось.
И, притворно поколебавшись, пробормотал:
– Черт, никак не припомню, как его звать.
Уолли молча ждал. Наконец старик, сдавшись, вздохнул:
– Кажется, Фонтейн. Майк Фонтейн. Да-да, так и есть. Приехал вместе с труппой. Но он не был актером. Остановился в отеле, следил за Элис. По-моему, он просто помогал ей подцепить клиента в свободное время. Красивый парень… по-своему. Похож на футбольного игрока. Я сам болел за «Доджерс»…
Уолли улыбнулся.
– Что случилось с Майком Фонтейном?
– О, он здорово разозлился. Но такова жизнь. Люди приходят и уходят. Майку пальцы в рот не клади, но и Элис не промах. Он понял, что проиграл. Возвратился в Балтимору, если не ошибаюсь. Но самое смешное произошло в тот день, когда она заявилась.
Бастер замолчал, запоздало сообразив, что выложил на стол главный козырь.
– И что же? – допытывался Уолли. – Прошло полтора года. Что тут забавного?
Старик, вконец расстроившись, глотнул вина.
– Я собирался сказать, что она спрашивала о Майке, когда приезжала в последний раз.
Глаза пьяницы тревожно забегали, когда Уолли спрятал пятидолларовый банкнот, но на его месте тут же появилась вторая бумажка в десять долларов. Теперь на столе было двадцать долларов, такая сумма Бастеру и не снилась.
– И вы сказали, где он? – спросил сыщик.
– Ну, конечно, послал ее в Балтимору. Думаю, сделал одолжение ей, как, впрочем, и Майку. Прежде всего, они были партнерами…
– Она рассказывала о своем замужестве? Старик покачал головой.
– Элис о себе не говорила. Просто отдавала приказания или объявляла, чего хочет. Уж такой она была.
– Вы никогда ее больше не видели?
– Нет, сэр. Никогда.
Бастер с голодной жадностью уставился на деньги.
– Но уж, верьте, не пропустил бы, появись она в городе.
– Элис Крофорд – ее настоящее имя? Старик задумался.
– В этой жизни немногих интересуют настоящие имена. Что им до этого?
Он невесело усмехнулся.
– Она была просто Элис. А что называла после имени – ее личное дело.
– Как найти Майка Фонтейна?
– Никак, сынок. Майк мертв, погиб лет двенадцать или больше назад. Какой-то поляк прикончил его в Питсбурге в пьяной драке.
– Ладно, – кивнул Уолли. – Элис нашла его в Балтиморе?
– О, да, – просветлел старик. – В два счета отыскала. Слухи доходят быстро до таких людей, как мы. Которые в отелях служат.
Последовало осторожное молчание. Все мысли Бастера сосредоточились на деньгах. Уолли думал только об убийстве. Двадцать долларов лежали на столе. И снова старик сдался первым.
– Да, вздохнул он. – Майк принял ее без разговоров. Собственно говоря, готов побиться об заклад, он был счастлив по уши! Да что говорить, видели бы вы ее! Как держалась! Да, эта девушка – высокий класс! Всего могла добиться, чего ни пожелала бы!
Бастер пожал плечами.
– Хотя, по-моему, она вскоре опять бросила Майка, да и неудивительно. Он ей совсем не подходил. Голь перекатная. Думаю, у нее на уме был кое-кто получше.
– И нашла она другого?
– Что сказать? Я-то потерял ее из виду. Люди приходят и уходят, но припоминаю, как говорили, что она вроде бы уехала в Кливленд и связалась с парнем, у которого друзей было больше, чем у Майка. Люди вроде бы поприличнее. Как же его звали?
Уолли положил руку рядом с деньгами.
– Итальяшкино имя, что-то цветочное… погодите… да, точно Фьоренцо. Сэмми Фьоренцо. Никогда не видел его. Поэтому и не вспомнил сразу. По-моему, у него неплохие связи в Кливленде. Семейные связи.
– Он все еще там? – спросил Уолли. Бастер Гатьел хрипло, визгливо рассмеялся.
– В этом мире все непрочно, брат. Сэмми умер и похоронен. Убит в перестрелке давным-давно. Не знаю даже, когда. Очень давно.
Уолли задумчиво всматривался в стакан с мускателем.
– Что случилось с Элис?
Старик неловко заерзал на стуле. Уолли почувствовал, что поток сведений вот-вот иссякнет.
– Говорите все, Бастер. Она жива? Где она? Сморщенные губы сжались. Уолли внимательно следил за стариком. Если Элис умерла вскоре после побега от Гарри, Бастер Гатьел наверняка это знает.
Сыщик попробовал подойти по-другому:
– Кто-нибудь еще искал Элис?
Пальцы Уолли предупреждающе коснулись банкнот.
– Мне нужно найти ее.
– Майк Фонтейн был отребьем, – наконец заговорил Бастер. – У такого человека, как он, нет ни родни, никого, кто бы о нем позаботился. Но у Сэмми были друзья и семья. Люди, которым не все равно, жив он или умер. По-моему, у него было два брата. Один тоже в могиле, но другой все еще жив.
– Где я могу найти его?
– Тебе повезло, сынок, – улыбнулся Бастер. – Он тут, недалеко, в нескольких шагах, можно сказать. Отправляйся в Аттику и найдешь его в тамошней тюрьме. Твердый орешек, так просто не сдается. Сидит на всем готовеньком вот уже лет двенадцать!
– Как его зовут?
– Как и меня, Бастер. Не знаю, настоящее это имя, или прозвище. Только все его так кличут.
Сыщик положил рядом с деньгами визитную карточку.
– Я слыхал, Элис умерла, – сообщил он. – Знаешь что-нибудь об этом?
Старик нахмурился. Казалось, он искренне недоумевает.
– Нет, сэр, ничего. Правда, и о том, жива ли она, не довелось слышать. В последний раз видел Элис, когда она уезжала к Майку. Лучше разузнайте у Бастера Фьоренцо. Он как раз тот, кто вам нужен.
Уолли добавил еще пять долларов и показал на карточку:
– Если услышишь о чем-нибудь, что поможет найти Элис, можешь позвонить за мой счет. Назовешь себя и, если сведения стоят чего-то, получишь еще денег. Договорились, Бастер?
Он протянул руку.
– Договорились, сэр, – пробормотал Бастер, почтительно пожав ладонь сыщика, недоверчиво и с некоторым сомнением глядя на деньги. Если бы он знал что-нибудь еще!
