Текст книги "Семь посланников"

Автор книги: Элизабет Тюдор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 28 страниц)

– Здравствуй, Генри, – приветствовала она его дрожащим от волнения

голосом. – Добро пожаловать в наш мир.. Как ты себя чувствуешь? – ее голос и привлекательная внешность пришлись Россе по душе, но он из предосторожности не решился ответить. Подумав, что его молчание является следствием многолетнего сна, миссис Макензи не стала настаивать на продолжении разговора. Необходимо было сообщить лечащему врачу о пробуждении пациента, а главное – обрадовать этой новостью супруга, но ей не пришлось искать его. Устав от ожидания, он зашел за ней в комнату приемного сына. Граф не удивился, услышав голос жены, так как она часами беседовала со спящим. И в этот день ему показалось, что ее слова были лишь частью монолога. Однако, войдя в комнату и увидев освещенное радостью лицо супруги, сэр Макензи растерялся. Взор его невольно устремился к Генри, и тут-то все прояснилось. Волнение леди Алисы передалось и ему. Помешкав немного у двери, он нерешительно вошел в комнату. Приблизился к кровати и встал возле супруги. Генри увидел высокого, широкоплечего мужчину с поредевшими волосами, белорозовым цветом лица, твердым подбородком и правильными, чуть резкими чертами лица, с немногочисленными морщинами на лбу и у темно-карих глаз. С первого взгляда граф представлял собой строгого, вернее, сурового человека, но в действительности его внешность не соответствовала его доброй и отзывчивой личности. Граф был одет в строгий костюм черного цвета из блестящей абелировой ткани, который выгодно подчеркивал его крепкое телосложение. С пробуждением Россы у сэра Макензи словно гора свалилась с плеч, ощущение вины прошло, и волна счастья захлестнула его.

– Рад видеть тебя в нашем доме, Генри, – охрипшим от волнения

голосом промолвил граф Кромарти. – Надеюсь, очень скоро ты станешь считать замок Леод своим домом. Я и моя супруга Алиса постараемся сделать все, что от нас зависит, дабы ты не чувствовал себя здесь чужим. Отныне ты наш сын и полноправный член семьи Макензи.

Г л а в а 6

СЕМЬЯ МАКЕНЗИ

Природа, создав людей

такими,

каковы они есть, даровала им

великое утешение от многих

зол,

наделив их семьей и родиной.

У.Фосколо

Во время пробуждения, несмотря на пятилетнюю спячку, Генри все еще выглядел как двенадцатилетний подросток. Однако по прошествии пяти месяцев он наверстал упущенное, вырос и обрел внешность под стать своему возрасту. Изменившись наружностью, юный проказник переменился и характером. Он стал замкнутым и молчаливым, редко выходил из своей спальни и дни напролет перенимал знания, преподаваемые висублектом. Генри совсем не походил на прежнего необузданного мальчика, грозу приютских детей и кошмар воспитателей. Он был тихим, покладистым и даже любезным. С приемными родителями отношения у него складывались как нельзя лучше. Они относились к нему со вниманием и любовью, и он пытался угодить им своим примерным поведением. В течение прошедших месяцев было нечто, огорчившее Генри. После долгосрочного молчания, пожелав переговорить со своим другом Дисмасом Ллойдом, он узнал об его усыновлении. Выяснить адрес и личность усыновителей Генри не удалось, и он расстроился, осознав потерю лучшего друга. Возможно, когда-нибудь судьба и сведет их, ну а пока им предстояло жить и вырастать в разных семьях вдалеке друг от друга. Уныние и отрешенность Генри от окружающего мира тревожили заботливых родителей. Они всячески пытались приобщить его к обществу, но он отказывался от предложений такого рода, находя тысячи отговорок. Замкнутость Генри продолжалась недолго. Отказавшись от светского общества и приемов, он отнюдь не собирался жить затворником замка Леод. Почувствовав прилив сил, идей и обретя прежнюю решимость и дерзость, он принялся за старое, а конкретно говоря, начал исчезать из дома по ночам в поисках приключений. Ночная жизнь ему нравилась. Прогулки не просто приносили ему удовлетворение и наслаждение, но и приучали к будущей самостоятельной жизни. Еще оставаясь воспитанником детского дома, учреждения со строгими правилами и порядком, он умудрялся выбираться оттуда по ночам. Что же говорить о доме, где ему была предоставлена полная свобода действий. О его полуночных похождениях домочадцы, конечно же, ничего не знали. Они и не подозревали о том, что любезность и вежливость Генри были всего лишь масками, которые искусный лицемер надевал, играя роль паиньки-недотроги. На самом же деле в этом красивом интеллектуале с видом невинного агнца скрывался чертенок, которому хватило бы хитрости свернуть шею самому дьяволу. Да, как и у всякого человека, у Генри были моменты слабости, когда он ощущал себя бессильным по отношению к обстоятельствам. Внутренний мир, сильная и нерушимая воля, а главное – стремление всегда и во всем лидировать не давали юноше упасть духом. Даже когда он предвидел свой проигрыш и проблемы вставали перед ним непреодолимой стеной, он ухитрялся найти спасительную лазейку. В этом ему помогали не только осмотрительность и смекалка, но и терпение, качество, о котором порой забывают герои и смельчаки. Благодаря терпению он смог добиться расположения супругов Макензи, и пять месяцев, прожитые в одиночестве, не прошли даром. Он предстал перед супружеской четой совсем в ином свете, и все дурное, сказанное о нем миссис Нельсон, стерлось из памяти. Как только этот юный мошенник достиг своей цели, он вернулся к своему прежнему образу жизни. Обитатели замка Леод и не подозревали о его выходках. Этому хитрецу удавалось даже обмануть охранную систему. Днем Генри казался прилежным, но с наступлением ночи резко менялся. В Чикаго он коротал время в барах и притонах. Ему всегда не терпелось стать поскорее взрослым, и природа дала ему такую возможность, усыпив на пять лет. Теперь семнадцатилетнему молодчику незачем было опасаться охраны ночных заведений, отныне он мог с легкостью наврать про свой возраст. Пять месяцев были потрачены в уединении не только для обретения доверия новых родителей. Этот срок был назначен лечащим врачом для полного преобразования организма Генри в состояние, соответствующее его возрасту. После продолжительного и мучительного одиночества ему было неимоверно приятно осуществить свой первый побег. За первой вылазкой последовали еще и еще. Объектом для своих посещений беглец избрал ночные клубы в Глазго, куда он добирался ночным рейсом санкрафта.

Беззаботно проведя там время, он возвращался под утро в замок под куражом. Незаметно пробирался в свою спальню и, отдохнув с несколько часов, являлся на утро бодрым и полным сил. Сэр Макензи поощрял стремление юноши к познаниям и приобрел все необходимое для учения. Генри не требовалось посещать учебное заведение, у него был свой собственный висублект, стоящий немалых денег. Заговорив о средствах, хотелось бы поведать и о деньгах, растрачиваемых Генри во время его ночных прогулок. Ведь известно, что даже самое небольшое путешествие требует расходов. А откуда могли взяться деньги у бездеятельного человека, жившего затворнической жизнью? Возможно, он и казался тихоней, но отнюдь не был бездеятельным. Этот обольститель и совратитель добрых людей, своим льстивым языком, с видом несчастного, обманутого и брошенного к ногам судьбы человека, мог выудить деньги даже у самого скупого скряги, причем без обещания вернуть предложенную благодетелем сумму. Так он в первую же ночь, сыграв на чувствах ночного пассажира, обманом принудил того купить ему проездной билет. В клубе, где все, к чему бы ни прикоснулся посетитель, стоило денег (включая и живые атрибуты заведения), Генри действовал несколько иначе. На сей раз маска неудачника была ему ни к чему. Искусный фарисей менял ее и входил в роль привлекательного и уверенного в себе щеголя. Этот обаятельный сердцеед гипнотическим взглядом своих тигриных глаз мог свести с ума любую прелестницу, и затем смело распоряжаться как ею, так и ее средствами, тем самым вознаграждая себя за труды актераафериста. В таких вот утехах незаметно для "рыжего кота" пролетел месяц. Такой образ жизни устраивал его, и Генри, несмотря даже на некоторые сложности, никогда не отказался бы от него. И все же в один день жизнь его снова изменилась. Эта перемена была связана с приездом в поместье старшего сына графа Кромарти, находившегося в разъездах и не видевшего родных более года. Двадцативосьмилетний Уильям Макензи был выпускником Эдинбургского фармацевтического университета имени А. Флеминга[19]. После окончания университета он два года проработал на химико-фармацевтическом предприятии, принадлежащем IPCA[20], занимая должность главного провизора. Профессия эта требовала не только специальных знаний и навыков, но и высоких нравственных качеств, чуткости и стремления помочь больному получить необходимое лекарство в кратчайшие сроки. Уильям был специалистом своего дела и очень скоро был удостоен повышения. Его перевели в органы управления фармацевтической службы той же компании. С новой должностью выросли и требования, времени стало в обрез, и личная жизнь отступила на второй план.

Выйдя в отпуск, наследник Леода приехал навестить родных. Вместе с ним приехала его невеста Патриция Крэг. Супруги Макензи были уже оповещены об их приезде, и в замке шли приготовления к предстоящей помолвке. Мисс Крэг работала вместе с Макензи на IPCA. Они были знакомы два года и только спустя три месяца совместной жизни приняли решение вступить в брак. Следуя обычаю, строго соблюдаемому семьей, Макензи привез свою нареченную к родителям для знакомства. Настал долгожданный день приезда. Супружеская чета Макензи была на седьмом небе от счастья. Суженая Уильяма оказалась очаровательной и благовоспитанной особой. Со своей миловидной внешностью и утонченными манерами она очень быстро завоевала сердце графа Кромарти и его супруги. Семейный ужин, устроенный по прибытии влюбленной пары, прошел в очень теплой атмосфере. Вот только Генри отсутствовал за столом. Он отказался спуститься к ужину, сославшись на недомогание. Пораньше улегся в постель и притворился спящим, хотя никакого недуга и в помине не было. Просто, предчувствуя неприязнь к нему Уильяма, он не желал встречаться с ним. Кроме этих опасений у него была еще одна причина, по которой ему необходимо было остаться в своей комнате. После утомительной ночи он вернулся домой слишком поздно и не успел как следует отдохнуть. Притворившись больным, Генри решил обе проблемы – избежал нежелательной встречи и выиграл время для отдыха. Той же ночью, убедившись, что все домочадцы улеглись спать, он покинул замок в поисках ночных забав. Вернулся он позднее обычного, к восьми утра. Генри крупно повезло, его исчезновение не было замечено домашними, и он беспрепятственно смог добраться до башни, где располагалась его спальня. Спустя три дня приглашенные на помолвку родственники и друзья семьи Макензи начали прибывать в Леод. Их желание узнать будущую хозяйку Леода было столь же велико, как и познакомиться с приемным сыном сэра Уолтера Макензи. В округе ходило много слухов о Генри, но никто еще не видел его воочию. Старший сын из чувства ревности неоднократно говорил при всех об уродливости приемыша, о его отвратительных и невежественных манерах. И чтобы опровергнуть или подтвердить эти слухи, необходимо было увидеть объект пересудов. В трехдневный период до наступления торжества Генри постарался не встретиться со сводным братом и его нареченной. Он с большим удовольствием не принял бы участия и в помолвке. И даже посмел косвенно намекнуть о своем желании леди Алисе, но один-единственный осуждающий взгляд этой мудрой женщины раз и навсегда положил конец сомнениям юноши. Генри питал глубокое уважение к миссис Макензи. Он не мог воспринять ее как мать, но относился к ней как к другу, поэтому не решился огорчать ее своими капризами.

* * *

– Это что – неудачная шутка?

– Нет, Вильмар никогда не шутит, – ответил модимаж на вопрос младшего

из сыновей Макензи. – Хозяин велел принести вам эту одежду. В этом вам предстоит явиться на торжество, – заявил он, разложив на кровати пиджак, килт, кожаный пояс, броги[21], гольфы и шотландскую шапочку с помпоном. Все эти предметы костюма имели отличительный окрас тартана, принадлежащий семье Макензи. Вместе с одеждой модимаж принес широкий, короткий меч шотландских горцев работы Андреа Феррары[22]. Пока модимаж был поглощен своим занятием, Генри вышел из комнаты в поисках приемного отца и нашел его в кабинете.

– Сэр, ваш гилли[23] принес мне костюм для торжества. Надеюсь, вы не

думаете, что я надену это.

– А в чем, собственно говоря, проблема?

– Я не стану надевать этот допотопный. старомодный костюм.

– Твой отказ я восприниму не только как неуважение к традициям нашей

Горной Страны[24], но и как непочтительность к моей личности, – сэр Макензи испытующе посмотрел на сына. – Ну и каков же будет твой ответ? Генри с досады смог только вздохнуть.

– Во сколько начнется празднество?

– В шесть, – довольно улыбнулся граф. Генри боялся быть узнанным на торжестве. Ведь среди приглашенных могли оказаться и те, кто мог видеть его во время ночных прогулок. Терять родительское доверие, когда жизнь его налаживалась, было бы неприятно. Поэтому, поразмышляв, он решил опоздать на помолвку, дабы в самый разгар веселья его появление не было бы замечено. Так он и поступил, продлив церемонию облачения на целых два часа. Он с удовольствием задержался бы еще на пару часов, но леди Алиса лично явилась за ним и заставила Генри вместе с ней спуститься к гостям. Все предпринятые меры предосторожности оказались напрасными. Как только они вошли в зал, внимание всех устремилось в их сторону. Даже волынщики перестали играть, и пиброх[25] остался незавершенным. Случилось то, чего Генри не предвидел. Его приход не только был замечен, но и встречен любопытными и оценивающими взглядами гостей. Здесь были сливки высшего общества, светские дамы в изящных вечерних нарядах и дворяне, большинство которых были облачены в современный костюм горных шотландцев. Сотни пар глаз устремились на юношу. Испытывая неловкость, он машинально потянулся к шапочке и натянул ее на глаза.

– Прекрати, Генри, – незаметно одернула его за рукав хозяйка Леода. Улыбнувшись гостям, она придала шапочке младшего сына должное положение. К ним навстречу вышел граф Кромарти. Предложив супруге руку, он проводил ее до небольшого возвышения. За ними, словно приговоренный к виселице, плелся приемный сын, вообразив небольшой подиум эшафотом.

– Дамы и господа, позвольте представить вам нашего младшего сына Генри

Макензи.

– Он просит прощения за опоздание и желает поздравить виновников

этого торжества, сделала леди Алиса заявление. – Надеюсь, ты не забыл свою речь? – шепотом спросила она у Генри

– Помнил. знал. забыл.

– Так сымпровизируй, скажи что-нибудь эдакое уместное к сегодняшнему

празднеству. Юноша призадумался и произнес эпиталаму:

Желаю я влюбленным лишь одно

Любви заветной, верной, вечной.

Пусть горестей видать им не дано

И радость в жизни будет бесконечной.

После этой речи в зале наступила тишина, затем послышались вялые аплодисменты, которые постепенно переросли в оживленный гул.

– Великолепное пожелание, сынок. А теперь ступай и поздравь брата,

велела миссис Макензи. Генри спустился с подиума и зашагал в направлении жениха и невесты, окруженных вниманием друзей и родственников. С его появлением оживленная беседа сменилась молчанием. Радостные лица приняли надменное выражение. Юноша ощутил себя неловко из-за пытливых и неприязненных взглядов собравшихся. Но чувство самообладания вовремя пришло ему на выручку, и он решил исполнить роль галантного джентльмена. Подошел поближе к брату и, сняв шапочку, вежливо поклонился. Взглянул на невесту и улыбнулся своей очаровывающей женщин улыбкой.

– Как вижу, вкус у тебя отменный, Уильям. Невесту ты выбрал себе

ослепительной красоты. Сама Венера позавидовала бы ей. После лестного комплимента Генри поцеловал руку невесты, сделав это с таким жаром, что у той аж мурашки пробежали по спине. Лицо жениха стало серым от ревности, но он счел ниже своего достоинства выразить недовольство.

– Вы совсем не такой, каким описал вас Уильям, – не отрывая глаз от

юноши, сказала Патриция.

– Нашему любимому брату, очевидно, нравится заниматься диффамацией.

Видать, хобби у него такое серьезное, – реплика Генри рассмешила присутствующих и рассердила жениха.

– Я не занимаюсь инсинуациями, – слетело у обиженного с уст.

– И, правда, любезнейший брат, как вы могли наговаривать на меня,

даже ни разу не переговорив со мной? Простите меня, если я во сне вам чем-то не угодил, – это замечание еще больше рассмешило присутствующих. Вино забродило в его крови, и Генри неосознанно сменил свою роль сдержанного джентльмена на щеголя-весельчака. Он прибег к своим остроумным шуткам, отчего интерес к нему слушателей возрос. Настроение Ганимеда[26] заражало всех и злило сводного брата. Словоохотливый шутник сочинял анекдоты на ходу и, пересказывая самый обычный случай, мог раздуть его до грандиозного происшествия. Он был раскованным и необидчивым, с ним легко было общаться. Между шутками и анекдотами Генри умудрялся говорить и умные вещи, отчего первоначальное мнение людей о его невежественности изменилось. Он проявлял поразительные познания в различных сферах науки, цитировал выдающихся ученых – естественников, литературоведов, различных гениальных людей. Учение пяти месяцев не прошло даром. Он смог блеснуть умом перед филоматами[27] и завоевать их расположение. Слухи о необразованности приемыша не оправдались, так же как и наговоры о его уродстве. Да, он не шел в сравнение с красавцем Уильямом, высоким, статным голубоглазым блондином, корректным и благородным. Но в Генри было столько обаяния и жизнерадостности, что он мог считаться личностью куда более эффектной, чем его старший брат. Во всей его наружности не было ничего особо привлекательного, за исключением янтарных, тигриных глаз, способных обворожить любого человека. О, эти глаза! Они творили немыслимые чудеса. Достаточно было взглянуть в них, – и все существо человека преисполнялось чувством восхищения.

– Ты видела его? Узнала? Это же "цимофан"[28]! – услышала Патриция

разговор двух девушек у стола с яствами. Они говорили тихо, почти шепотом, и были уверены, что их никто не слышит.

– "Цимофан"? И вправду это он. Кто бы мог подумать, что он сын графа

Кромарти?! отозвалась вопросом на вопрос собеседница.

– Представляю, как огорчится граф, узнав о его полуночных проделках.

– Думаю, его огорчение достигнет апогея, когда "цимофана" изловят

агенты службы безопасности.

– Изловят? Но почему?

– Неужто ты не слышала? "Цимофана" видели с торговцами диди[29].

– Не может быть!

– Все может быть на этом свете, тем более, когда имеешь дело с таким

ханжой, как этот, курносая брюнетка кивнула в сторону Генри. – Видишь, как он забавляет публику, а смеются-то они не над его шутками, а над собой. Вглядись-ка в его невинную физиономию и запомни на всю жизнь. Повстречаешь его гденибудь, беги от него подальше. А если попадешь под власть этого прелюбодея, знай, что уже погибла.

– Ты говоришь так, словно уже обожглась.

– Я все еще горю. Патриция не стала дольше слушать разговор двух приятельниц. Отошла от стола и, отыскав среди гостей хозяйку Леода, направилась к ней. Ей хотелось немедленно поведать леди Алисе обо всем услышанном, чтобы предотвратить грядущую катастрофу. Она была уже недалеко от миссис Макензи, когда внезапно промелькнувшая мысль отвратила ее от прежних намерений. Мисс Крэг решила, что в этот вечер не стоило омрачать плохими новостями членов семьи. Подумав о последствиях своей откровенности, она решила отложить разговор до более подходящего случая. Последующая часть вечера прошла без каких-либо особенностей, если не считать того, что к концу торжества от избытка алкоголя Генри и вовсе понесло. Шутки его приняли не развлекательный характер, а издевательский. Порой он заговаривался настолько, что уже и сам не понимал, в кого он метит и кого подкалывает. Граф приказал модимажу проводить Генри в его спальню, пока тот не натворит своим развязным языком глупостей. Юноша был недоволен и долго препирался, но леди Алиса все же уговорила его уйти.

– Они думают, что я пьян, – поднимаясь по лестнице, на руках у

модимажа, причитал юный весельчак. – Но это не так! Я давно знаком с Джоном Ячменным Зерном[30], и никогда не был с ним в ссоре. Это они нетрезвы и больше не понимают моих шуток. Я же, как видишь, чист как утренняя росинка.. Клянусь твоей головой, Вильмар, что это так! Хотя, если подумать хорошенько, клясться твоей головой было бы неправильно. Ведь она мне не дорога. Так что я лучше поклянусь своим килтом. Пусть он на мне сидит не так уж хорошо, но он все же мой. Ганимед еще долго о чем-то ворчливо болтал и посмеивался над своим спутником и собой. Модимаж донес его до спальни, поставил на ноги и, открыв дверь, вознамерился войти вместе с ним в комнату.

– Стоять, guillag[31]! В свои апартаменты я тебя не впущу. А то еще

чего доброго решишь составить мне компанию на ночь. Ну что уставился? Проваливай! Мне тошно на тебя глядеть. Войдя в комнату и захлопнув дверь, Генри прислонился к ней и тяжело вздохнул. Снял с себя одежду и рухнул на кровать. Провел пальцами по усталым векам и начал приговаривать себе под нос: "Спи, Генри. спи. ты устал.. и хочешь спать. расслабься. ни о чем не думай.. у тебя все получится." Однако ни самовнушение, ни чрезмерное употребление спиртного не принесли ему желанного покоя. Более часа ворочался он в постели, принуждая себя уснуть, и вконец устав от самоистязания, решил прибегнуть к старому проверенному методу.

Г л а в а 7

ПОГОНЯ И СКАНДАЛ

Виноватый боится закона, невиновный – судьбы.

С. Публилий

– Ну что, принес? – оглядываясь по сторонам, спросил Генри

приземистого бородатого мужчину в черной куртке. Рядом с тем сидел рослый, плечистый здоровяк с бычьей шеей и бритой головой, одетый точно так же, как и его спутник. Торговцы "диди", а это были именно они, пригласили покупателя, в роли которого был Генри Макензи, в ночной бар "Hullad"[32]. Это заведение имело дурную славу, но здесь, как ни в одном другом месте Глазго, было безопаснее всего заключать наркосделки. В этом баре всегда было многолюдно и шумно, но главное – беззаконие здесь было вполне естественным. За столом помимо Генри и торговцев сидел еще один покупатель – Андреас Гофф. Точнее сказать, он был единственным покупателем товара, а Макензи всего лишь "бесплатным приложением". Не располагая собственными средствами для покупки наркотика, он занимался сводничеством, и зарабатывал от этого недельную дозировку "диди". Игра стоила свеч, поэтому, невзирая на риск, "рыжий кот" не задумываясь взялся за это дело.

– А плата готова? – рявкнул на вопрос Генри бородатый торговец.

– Сначала товар, потом деньги, – настоял Андреас. – Я должен проверить

его качество, иначе вы не получите ни гроша. Бородач с опаской осмотрелся и кивнул подручному. Тот, вытащив из кармана маленькую коробочку, поставил ее на стол.

– Проверяй, но быстро! Гофф положил на столик синдикат. Плавающее в жидкости человеческое глазное яблоко было связано нервными сосудами с основанием аппарата, исполнявшим функцию головного мозга. Андреас достал из коробочки один экземпляр "диди" и положил его на поверхность роговицы искусственного глаза. Нажал на кнопку синдиката – и аппарат задействовал. Наркотик вмиг расширил зрачок, показав свое сильное действие.

– Первоклассный "диди"! Сколько тут? – спросил Гофф.

– Три тысячи пар.

– Беру все, – решил покупатель и полез в карман за кредиткой.

Возьми свой пай, "цимофан". Ты это заслужил. Генри раскрыл свой хромированный футляр, наполненный прозрачной жидкостью, и собрался переложить в него причитавшуюся долю, но торговец воспрепятствовал ему.

– Эй-эй! Вы еще не заплатили за товар, а уже делите его?

– Чего ты гогочешь, как гусыня? Я ведь сказал, что беру все. Андреас вложил кредитку в отчислитель, расположенный у края стола, набрал код и, приложив большой палец для идентификации личности, стал ждать того же действия от продавца. Однако вместо того, чтобы перевести сумму на свой счет, бородач вытянул руки вперед и произвел выстрел из PA – 909[33], прикрепленного к его кистям. Одновременно с выстрелом поднялся на ноги здоровяк, чтобы арестовать покупателей запрещенного наркотика. Агент Сифорт, так звали восьмифутового исполина, вмиг очутился около поверженного паралитическим лучом Андреаса Гоффа. Скорчившись от боли, тот неподвижно лежал на полу. Однако его напарника не было рядом. Реакция "цимофана" сработала быстрее, и он бросился на пол. И все-таки луч PA – 909 успел коснуться его предплечья и парализовал правую руку. Догадавшись, что за выстрелом последует арест, проворный юноша втиснулся в ряды танцующих и слился с толпой. Бородач остался с арестованным Гоффом, а другой агент бросился вслед за беглецом. Толкая всех на своем пути, он пытался добраться до правонарушителя, но тот оказался проворнее. Выбравшись из объятий полуобнаженной и эмоционально-распущенной от спиртного и наркотиков толпы, "цимофан" перепрыгнул барьеры, ограждающие танцевальную площадку, и ринулся к выходу. У дверей его задержала охрана бара, повторно перепроверяя личность посетителя. Закончив инспектуру, Генри отпустили, и он кинулся прочь от этого заведения. Когда, наконец, агент Сифорт сумел пробраться к выходу, правонарушителя уже и след простыл.

* * *

Рассветное солнце исчезло за грозовыми тучами, продвигающимися по небу с запада. Края тучи вскипали белой пеной, и светило едва просвечивало сквозь ее дымное брюхо. Сизое кучевое облако поглотило чистое небо с его предрассветной чарующей радугой цветов. Настала полутьма, и утро превратилось в ночь. Ветер, молния и гром – все смешалось в бушующем потоке воды. Защищаясь рукой от бьющего в лицо дождя, Генри, промокший до нитки, достиг замка Леод. Рука его все еще была парализована, все тело ломило, а голова гудела и ныла от боли. Избегая участков обзора камер слежения, юноша пробрался через черный вход на кухню, а оттуда прокрался в свою спальню. Облегченно вздохнул, думая, что все тревоги позади. Вошел в ванную и, сбросив с себя мокрую одежду, вернулся в комнату нагой. Подошел к кровати и вздрогнул, заметив кого-то у двери. Молния, блеснувшая на небосводе, осветила комнату и прояснила черты лица вошедшего.

– Патриция! – вскрикнул юноша и, стащив одеяло, прикрыл свою наготу.

Что ты тут делаешь? Крэг приблизилась к креслу и удобно разместилась в нем. Ее длинные волосы каскадами ниспадали на пышные, едва прикрытые груди. Полупрозрачная ткань белого пеньюара облегала ее тонкую и идеальную фигуру.

– Что ты тут делаешь? – повторил Генри свой вопрос.

– Пришла поговорить с тобой.

– В шесть утра? Да еще и в мою спальню? Что за спешка, дорогуша?

Похоже, что твои личные проблемы не могли дождаться утра, – оценивающе оглядев ее, промолвил тот.

– Проблемы есть, но у тебя.

– Правда? Где же они? Я их что-то не вижу! Ау-у. проблемы. где же вы?

он осмотрелся вокруг, будто бы действительно был занят поисками. – Нету! Их нигде нет! Видать, убежали куда-то.. А может, они прокрались в вашу с Уильямом спальню? Как же мне назвать эту проблему?. Постой-постой! Не подсказывай, я постараюсь сам угадать.

– "Диди"! – подсказала нежданная гостья. Это слово заставило юношу посерьезнеть.

– Не понимаю, о чем ты говоришь?

– Где ты провел ночь?

– Тебя что, сторожем наняли в Леод?

– Не груби.

– Ах, простите, ваше величество, очаровательная Патриция Крэг. Я и

не знал, что у меня появилась столь добродетельная попечительница. Вот только я не нуждаюсь в чьей-либо опеке.

– Я не собираюсь ни опекать тебя, ни поучать. Просто хочу дать тебе

дружеский совет, держись подальше от "диди". Поверь, это не принесет тебе добра. Подумай хотя бы о фамильной чести, Макензи не заслужили такого отношения к себе.

– Покорнейше благодарю тебя за совет, и не обессудь услышать его и

от меня. Ступай-ка лучше к своему жениху, пока он не обнаружил твоего отсутствия. Не то, поверь мне на слово, шальной ревнивец пришьет нас обоих. Генри отбросил одеяло, нашел в полутьме брюки и с трудом натянул их на себя. Раненая рука беспомощно висела у него на боку. Заметив это, Патриция встала с кресла и направилась к нему.

– Что у тебя с рукой?

– Ничего, просто вывихнул ее. Достав из шкафа короткую тонкую куртку, он стал поспешно надевать ее, чтобы скрыть от визитерши следы паралитического оружия. Однако не успел. Яркая вспышка молнии озарила комнату и Крэг увидела округлый травматический след диаметром в два дюйма. Края раны приобрели синюшный оттенок, а в самом центре этой окружности была ярко-красная припухлость. В отличие от физиологической иннервации мышц, возникающей при болезнях нервной системы, раненная паралитическим оружием конечность, несмотря на полную утрату произвольных движений, не теряла чувствительности. В участке, пораженном лучом, возникало жжение и невыносимое ощущение боли. Генри был человеком не чувствительным к физической боли, его лишь беспокоила утрата работоспособности свисшей как плеть конечности.

– Это же.. это же след от PA-909! – воскликнула Крэг, ошеломленная

увиденным.

– Тебе это показалось, – скрыв рану рукавом, опроверг юноша

ее слова.

– Не отпирайся, я ведь видела! Ты попался. тебя засекла служба

безопасности, не так ли?

– Даже если это и так, тебя это не касается, – потеряв терпение, с

жаром выпалил Генри.

– Как ты смеешь говорить со мной таким тоном? Громовой удар раскатами прошелся по земле, словно небеса поддерживали гнев собеседницы. Очередная молния на миг осветила лицо Патриции. В ее изумрудных глазах горела тяжелая злоба, и лицо пылало от чувства сильного негодования.

– Ой, прости, милейшая, что я задел твою честь, – с издевкой парировал

тот. – Позволь тебе напомнить, что это ты ворвалась в мою спальню с поучениями и советами.

– Я пытаюсь предостеречь тебя от глупостей. Или ты возьмешься за

ум или очень скоро тебе придется испить горькую чашу раскаянья. Ты не отдаешь отчет своим поступкам, ты болен и должен просить помощи у родителей. лечись, борись, но не позволяй трудностям погубить тебя и семью, – осудила гостья.

– Что ты знаешь о жизни, ты, избалованная папенькина дочурка? – с укором

спросил Генри. – Обвиняешь меня в распущенности и безнравственности. А сама ведь тоже не подарочек! Ведешь себя в светском обществе, как благообразная недотрога. На самом же деле ты скандальная, пакостная и алчная бабенка, которая только и думает о своей напускной, утрированной репутации и о выгодах брака с Макензи. Крэг, не выдержав этих гнусных обвинений, влепила ему пощечину. Этот поступок взбесил и без того раздраженного юношу.