Текст книги "Величайший рыцарь"

Автор книги: Элизабет Чедвик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 32 страниц)

Глава 35

Стригил, граница Уэльса,

Рождество 1189 года

Вильгельм натянул поводья, вдохнул кристально чистый воздух и посмотрел на массивные стены, поднимающиеся впереди. Стояла холодная зима, пушистый снег покрывал землю, гранича с серым шелком реки Ви. В небе висели тяжелые тучи, обещая сильный снегопад. Быстро темнело, время от полудня до сумерек проносилось, словно одно мгновение.

– Стригил, – выдохнул он. Изо рта валил пар, как огонь у огнедышащего дракона. – Слава Богу!

Вильгельм сжал поводья руками в рукавицах и подумал, что его колени одеревенеют к тому времени, как он доберется до замка.

– Достаточно холодно, чтобы у ведьмы отмерзли сиськи, а у колдуна член, – заметил его рыцарь Алан де Сен-Джордж.

У Вильгельма дернулась губа.

– Давай надеяться ради их же блага, что их здесь немного. Роджер Дабернон сплюнул через седло.

– Вильгельм Лонгчамп определенно лишился бы члена, если бы отъехал от своего очага. Дьявольское семя!

Вильгельм ничего не сказал. Последние четыре месяца он служил у короля Ричарда. Они вместе с братом получили важные места за совещательным столом короля. Изабель говорила про штормы, и пришлось пережить немало. Ричард был упрямым, самоуверенным, своенравным, непостоянным и капризным. Временами, поскольку продавалось очень много должностей, правительство больше походило на Cмитфилд[21]21
  «Смитфилд» – лондонский оптовый рынок мяса и битой птицы.


[Закрыть] в Лондоне. Ричард очень напоминал торговца. Было полно споров и разногласий, и, хотя все улыбались друг другу или, по крайней мере, пытались вести себя прилично, ножи держали наготове и только ждали момента, когда кто-то зазевается. Несмотря на опасности и невзгоды, Вильгельм наслаждался своими новыми обязанностями. Будучи просто рыцарем в свите короля, он имел ограниченную власть, и она, в основном, зависела от его воинского мастерства. Теперь его мнения спрашивали, и он мог высказывать их открыто, и не только в разговорах с друзьями. Это относилось и к его брату, хотя Иоанн хуже играл в политику при дворе. Он все время защищался от нападок советника Ричарда Лонгчампа, который, казалось, получал особое удовольствие, поддразнивая его. Вильгельм прищурился от этих мыслей. Покров натянутой вежливости почти не скрывал презрение Лонгчампа к братьям Маршалам. Хотя Вильгельм и не доверял принцу Иоанну, но тот был прав. За Лонгчампом необходимо следить, особенно теперь.

Закутавшаяся в подбитый мехом плащ Изабель ждала во дворе замка. У Вильгельма сильнее забилось сердце. Щеки и губы жены раскраснелись от мороза. Из-под платка на голове виднелись золотые косы, роскошные и тяжелые, как спелая кукуруза. Сквозь плащ было видно, что и в ней зреет плод. Живот заметно округлился.

Конюх повел жеребца Вильгельма к конюшням. Солнце садилось, отбрасывая пурпурный свет, начали падать первые снежинки. Вильгельм нежно обнял жену, чувствуя, как по ней изголодался. Она поцеловала его, не обращая внимания на рыцарей и вассалов.

– Я уже считала дни до Рождества и гадала, успеешь ли ты вовремя, – призналась она.

Вильгельм озорно рассмеялся. На лице отражалось удовольствие.

– Я тоже считал дни. Я очень по тебе скучал, – в его взгляде появилась обеспокоенность. – Как ты? Выглядишь красавицей.

Изабель осторожно опустила руку на живот.

– Я начинаю выглядеть так, словно ничего не делаю и только сижу у очага и ем пудинги, – грустно ответила она. – Но чувствую себя хорошо. Тошнота прекратилась после приезда в Стригил.

Вильгельм кивнул и почувствовал облегчение. Изабель хотела остаться при дворе вместе с ним, но в первые месяцы беременности чувствовала себя неважно. Двор постоянно перемещался, и у нее не было возможности отдохнуть. Королева Алиенора сочувствовала Изабель в ее положении, но ей не нужна была беременная женщина, которую постоянно тошнит. Вильгельму приходилось безотлучно находиться при Ричарде, и он решил, что для Изабель будет лучше отправиться в Стригил. Как графиня Стригила, она сможет принять присягу на верность у вассалов, заключить договоры с соседями, проследить за поместьем и одновременно отдохнуть, И она все время будет находиться в одном месте.

– Ребенок уже шевелится, – сообщила она Вильгельму, пока они шли к залу. – Рукой ты пока этого не почувствуешь, но я ощущаю, как он шевелится.

– Он? – спросил Вильгельм с улыбкой.

Изабель спокойно и уверенно кивнула.

– Это будет сын, – заявила она.

Подходя к замку, Вильгельм внимательно осмотрел его. Деревянная лестница вела к украшенному входу. Слева располагалось караульное помещение и вход в подземелье. Замок строил нормандский военачальник Вильгельм Фицосберн сразу же после нормандского завоевания. Хотя потом его укрепляли, Вильгельм подумал, что можно сделать кое-что еще. Большой зал представлял собой огромный прямоугольник над погребом. В огромном центральном очаге горел огонь. В стенах были выбиты полукруглые ниши, где стояли скамьи. На белых, покрытых штукатуркой стенах висели знамена и драпировка, а также разнообразные крашеные щиты, то круглые, то изогнутые треугольные, английские и нормандские. В дальнем конце зала внутренняя лестница вела в личные покои под крышей. Изабель повела Вильгельма туда.

Верхнее помещение едва ли можно было назвать светелкой, хотя там пара бойниц, выходящих на реку. Помещение разделялось на две комнаты тяжелой шерстяной занавеской. Первая предназначалась для слуг, а вторая, дальняя, – для хозяина и хозяйки. Там они могли насладиться уединением. В комнате было уютно благодаря нескольким угольным жаровням. Здесь стояла большая кровать. Внизу лежала солома, а поверх нее два толстых пуховых матраса. Рядом с кроватью – большой крашеный сундук Изабель и второй, еще больше, – для вещей Вильгельма. В углу оказалась колыбель из отполированного вишневого дерева. Вильгельм подошел к ней и попытался представить в ней младенца. У него тут же все сжалось внутри от нетерпения и страха. Он не хотел показывать страх Изабель, а поэтому принялся снимать плащ. Его оруженосцы последовали за ними наверх с багажом. Служанки Изабель ждали, стоя в стороне и не привлекая к себе внимания. Вильгельм отпустил всех. Позже он как следует осмотрит Стригил и займется неотложными делами. Он найдет время для других, но сейчас он решил немого пожить для себя.

* * *

Вильгельм опустил руку на мягко округлившийся живот Изабель и поцеловал ее в шею под распущенными светлыми волосами. Ее пульс бился в одном ритме с его сердцем, ее дыхание было учащенным, как и у него. Они медленно отходили от удовольствия узнавания тел друг друга. Вильгельм тихо рассмеялся.

– Я много лет жил без женщины в моей постели, – сказал он ей. – Но сейчас я провел два месяца без тебя и чувствую себя словно зеленый юнец с первой женщиной.

– Ты и раньше это говорил, в Стоуке, – хрипло произнесла Изабель.

– Это правда. Это все благодаря тебе.

– Ты не показался мне зеленым юнцом.

– Но слишком торопливым…

– Не для меня. Я ведь тоже жила без тебя два месяца. – Она погладила его лицо. – Нас ждет вся зимняя ночь, два пуховых матраса и теплые меха… Будет время, чтобы не торопиться, а пока можно и поспешить.

От ее слов и легкого прикосновения Вильгельм почувствовал слабость и тепло, обнял жену, прижал к себе и снова поцеловал. Изабель ответила с горячностью, но тут же отпрянула и рассмеялась, услышав, как у Вильгельма заурчало в животе. Звук напоминал далекий гром.

– Мне стыдно, что посчитала свои желания важнее потребностей голодного мужчины! – воскликнула она.

– Это зависит от того, по чему я больше проголодался, – перебил Вильгельм с ленивой улыбкой – Но теперь я бы не отказался от еды, тем более раз мне предстоит провести ночь в неге и удовольствиях. Кроме того, мне есть что тебе рассказать, и это проще сделать за едой, а не в постели.

Он протянул руку к подбитой мехом накидке, лежавшей наполовину на кровати, наполовину на полу, потом встал и отправился к низкому столику, где стояли еда и питье. Густой суп с луком-пореем и миндалем оставался горячим на небольшой жаровне с углем. Еще был свежеиспеченный пшеничный хлеб, очень мягкий. Может быть, в суровом и мрачном Стригиле и не придавали значения утонченности и изысканности, зато повар Изабель был выше всяких похвал. Вильгельм знал, что голоден, но не понимал, насколько, пока не принялся есть. Изабель присоединилась к нему, и если у Вильгельма раньше и были какие-то сомнения насчет ее здоровья, то теперь они развеялись: достаточно было посмотреть, как она поглощает пищу. Ее голод не уступал его собственному. Оставалось надеяться, что его известия не лишат жену аппетита.

Изабель разломила еще один кусок хлеба и обмакнула в быстро исчезающий суп.

– Итак, что ты должен мне такого сказать, что больше подходит к супу, чем к совокуплению?

Вильгельм фыркнул.

– Я не уверен, что это подходит к тому или другому. – Он откинулся. – Граф Эссекский мертв, пусть Господь упокоит его душу. – Он перекрестился. – Скончался от квартаны[22]22
  Квартана – четырехдневная малярия.


[Закрыть] в Нормандии.

Изабель тоже перекрестилась, и ее лицо стало печальным. Ей было жаль человека, которого она знала и который ей нравился. Потом Изабель осознала последствия его смерти, и в ее глазах появилось отчаяние.

– Он должен был стать одним из старших юстициариев, – сказала она.

– Вместо него Ричард назначил Вильгельма Лонгчампа, – Маршал поморщился. – Выбор не стал неожиданностью, но, тем не менее, это удар. Единственное утешение – то, что есть четыре младших юстициария, назначенных присматривать за теми, у кого может появиться искушение злоупотребить властью в отсутствие Ричарда.

– В таком случае я надеюсь, что эти люди – наши союзники, – Изабель серьезно посмотрела на Вильгельма.

Маршал неуверенно улыбнулся.

– По крайней мере, один, – сообщил он. – Потому что на эту должность Ричард назначил меня. Мы отвечаем только перед ним и королевой.

У Изабель засияли глаза.

– Это отличная новость! А кто остальные?

Он все рассказал ей, склонившись вперед и взяв ее руки в свои. Изабель обрадовалась, услышав имена. Вильгельм Бриверр, Джеффри Фицпитер и Роджер Фицрейнер были людьми такого же сорта, как и ее муж. Они пробивались в жизни сами, отличались храбростью, обладали сильным характером, и им можно было доверять. Лонгчамп тоже не был слабохарактерным и происходил совсем не из высокопоставленной семьи, но он решил стереть это пятно в биографии: он держал себя будто особа королевской крови.

– Конечно, кроме Лонгчампа, нам придется следить и за принцем Иоанном, – добавил Вильгельм. – А между ними будут возникать столкновения. Перед тем как покинуть двор, ты видела, в каком они находились расположении духа.

– Но ты справишься, – уверенно заявила она. – Сил у тебя достаточно.

– Наверное, я переживу эту бурю, не так ли?

Изабель прищурилась и решила, что в его тоне скорее звучит утверждение, чем вопрос. Он изменился за те месяцы, пока они не виделись. Муж напоминал меч, который взяли из оружейной мастерской и затачивали на точильном камне, пока край не стал голубым и острым.

Вильгельм осушил вино и отказался от ее предложения подлить еще.

– Меня вызывают в Нормандию к королю. Я должен прибыть туда до начала Пасхальной недели, – объявил он, глядя на ее живот. – Мне будет тяжело оставлять тебя.

– Тогда возьми меня с собой, – предложила Изабель.

Он уже начал качать головой, но она заговорила снова.

– Мой приезд в Стригил в октябре был правильным решением. Меня тошнило, я плохо себя чувствовала, и, кроме того, надо было кому-то из нас принять присягу вассалов. Но теперь я чувствую себя хорошо. Я хочу поехать с тобой.

Вильгельм открыл рот, но она опять не дала ему ничего сказать.

– Я смогу принять присягу и у вассалов Лонгевиля в Нормандии. Пусть теперь посмотрят на свою госпожу и на то, как она высоко ценит отца их будущего наследника.

Вильгельм задумался над этим и был вынужден согласиться. Ее присутствие в Нормандии определенно усилит его положение среди нормандских вассалов. Они принадлежали ей по праву крови.

– И дело не только в этом, – продолжала Изабель. – Я могу отдохнуть в Лонгевиле, пока ты служишь королю. А ты будешь сбегать ко мне, как только появится возможность.

Вильгельм рассмеялся и восхищенно покачал головой.

– Любовь моя, тебе следовало бы сидеть за столом на месте советника вместо меня. Я уверен, что ты бы справилась с Вильгельмом Лонгчампом.

Изабель содрогнулась.

– Наоборот, меня бы продолжало тошнить. Он напоминает мне черную волосатую мясную муху.

Вильгельм улыбнулся этому сравнению, правда, осторожно. Ему совсем не было смешно. Лонгчамп действительно напоминал черную муху, которая садится на падаль. Она раздражает, опасна и не дает передышки своим жертвам. У Лонгчампа были густые черные волосы, которые дико разрастались вокруг тонзуры, длинная черная борода и яркие черные глаза. Единственный выход – это прибить такую муху, когда она нажралась и не может взлететь.

– Он рухнет, – сказал Вильгельм. – Крах его неизбежен, и я в этом уверен, но нам надо быть осторожными, чтобы не пасть раньше него. Это напоминает турнир. Нужно, не думая, следить за своим копьем и конем и нужно знать, когда ввязываться в схватку, а когда сдерживаться.

Он отодвинул кубок в сторону, раскрыл ставни и выглянул на улицу. Там было все бело, кружились снежинки.

Изабель присоединилась к мужу и встала на цыпочки, чтобы посмотреть через его плечо.

– Хорошо, что ты успел приехать, – сказала она. – Иначе пришлось бы поворачивать назад в Глостер. Похоже, на какое-то время нас занесет.

– Я уверен, что мы найдем, чем заняться, – ответил Вильгельм и опустил руку на ее раздавшуюся талию.

Глава 36

Лонгевиль, Нормандия,

апрель 1190 года

Вильгельм галопом пронесся во двор в Лонгевиле, спрыгнул с потного коня, когда тот еще толком не остановился, и широкими шагами направился в дом. В его походке было что-то неистовое, поэтому слуги удивленно посматривали на него. Не обращая на них внимания, он взбежал по винтовой лестнице, чуть не подвернул ногу, но не остановился и не сбавил темпа. Грудь у него вздымалась, а в горле хрипело, когда он добрался до верхнего этажа. Там он направился по коридору к спальне, толкнул плечом дверь и ворвался внутрь.

Несколько пар женских глаз с удивлением повернулись к нему. Все были поражены таким стремительным появлением. Его жена, которую он ожидал увидеть в постели, стояла, как Мадонна, на коленях на полу и купала маленького ошкуренного кролика в небольшом бронзовом тазу. Кролик повизгивал. Распущенные волосы Изабель спускались до талии, на ней была сорочка и свободный распашон. Темно-голубые глаза округлились от беспокойства, но, увидев Вильгельма, она улыбнулась, достала кролика из таза, нежно завернула в полотенце, которое держала служанка, и подошла к мужу.

– Я говорила тебе, что будет сын, – сказала она. – Его окрестили Вильгельмом, в честь тебя. – Она опустила сверток ему на руки, а потом жестами и тихим голосом отдала несколько приказов своим служанкам.

Вильгельм уставился в лицо ребенка. Маршал находился у Ричарда, когда из Лонгевиля на взмыленном коне прискакал посыльный и сообщил, что жена родила сына и оба здоровы. Ричард ненадолго отпустил его домой, чтобы посмотреть на наследника, хотя Вильгельм все равно уехал бы – как с разрешением, так и без него. Всю дорогу сюда он скакал во весь опор, словно убегал от демонов, но, несмотря на безумную скачку, демоны все равно оставались с ним. Теперь же, когда он смотрел на розовое сморщенное личико новорожденного сына, они отступили, а Вильгельм восхищался созданием Божиим. Хотя черты лица еще не сформировались полностью, Вильгельм узнавал Изабель в бледных бровках, напоминающих пух, и маленькой ямочке на подбородке. Крохотная ручка высвободилась из-под полотенца и решительно, но бесцельно принялась махать. Вильгельм схватил ладошку и мгновенно оказался сам захвачен. Он сглотнул ком, появившийся в горле, и посмотрел на Изабель. У нее в глазах тоже стояли слезы, на губах дрожала улыбка. Вильгельм притянул ее к себе свободной рукой и поцеловал.

– Это самый большой подарок, который ты только могла мне сделать, – хрипло произнес он.

Она неуверенно рассмеялась.

– Лучше Стригила, Ленстера и Лонгевиля? – спросила она.

– Лучше, чем все они вместе взятые, – ответил он. – Ты не представляешь… – Он снова проглотил ком и взял себя в руки. – Как ты себя чувствуешь? Разве тебе не надо пока оставаться в кровати?

Он посмотрел на нее повнимательнее и увидел тени под глазами.

Изабель же взглянула с вызовом на одну из повитух, которая согласно кивала Вильгельму.

– У меня все болит, и я устала, – призналась Изабель. – Но менее высокопоставленные женщины вынуждены начинать работу на следующий день после родов. И если бы я еще на минуту задержалась в постели, то умерла бы со скуки.

Крики ребенка перешли в тихое воркование, и Вильгельм увидел, что сын собирается заснуть. Маленькая ручка все еще держалась за его огромный загорелый большой палец. Изабель нежно взяла ребенка у мужа, отнесла к колыбели и уложила на мягкую подстилку из овечьей шерсти. Он что-то сонно протестующее крикнул, но она принялась неторопливо раскачивать колыбель, как качается судно у причала на реке летом, и ребенок заснул.

Вильгельм наблюдал за происходящим, словно во сне.

– Я думаю, что постели взрослых тоже надо делать так, чтобы можно было раскачивать, – сказал он.

Пока он занимался женой и ребенком, служанки Изабель приготовили ванну. Приехали оруженосцы, и им тут же показали нового наследника их господина. Джек посмотрел на него равнодушно, а Жан разглядывал младенца со страхом и любопытством.

– Все в порядке, – сказал Вильгельм. – Я не стану винить вас, если вы не думаете, что он самое красивое существо, которое вы когда-либо видели, хотя моя жена вполне может так считать. Если вы станете хранить ему верность, я буду удовлетворен.

– Он такой маленький, – пораженно произнес Жан.

– Он достаточно большой, – заметила Изабель с показной суровостью. – И пусть ваш господин не стоит тут весь потный. Приготовлена ванна и еда.

Оруженосцы несколько робко отправились прислуживать Вильгельму. Они забрали у него меч и шпоры, а потом передали служанкам вещи, которые он снял с себя, – для стирки. Вильгельм взмахом руки отпустил молодых людей.

– Мы ехали очень быстро, – сказал он им. – Уберите мое оружие, а потом поешьте. Если захотите, помоетесь после меня.

Изабель уселась на скамью с подушками, которая стояла в ногах их кровати, и в задумчивости наблюдала за Вильгельмом. Он опустил голову под воду, чтобы вымыть волосы, но быстро вынырнул, чтобы взглянуть на нее. Это казалось смешным. При дворе ему удавалось скрывать свои чувства от кого угодно, даже от самых проницательных людей, и это получалось у него совершенно естественно, как дыхание. Но Изабель видела его насквозь.

– Ты вполне можешь мне рассказать про змеиное гнездо, в котором сидишь, – сказала она. – Я ведь все равно узнаю раньше или позже. Зачем мне лишний груз беспокойства о том, что ты не желаешь говорить?

Вильгельм потер глаза и со вздохом посмотрел на нее.

– Я надеюсь, у тебя приготовлена кормилица на случай, если у тебя свернется молоко от того, что я скажу.

Изабель приподняла бровь.

– Так плохо?

– В Англии были бунты против евреев…

На ее лице появились смятение и тревога.

– Я думала, что король Ричард положил этому конец после бойни во время его коронации.

Она содрогнулась при этом воспоминании. Лондонские евреи попытались сделать Ричарду подарок, но их неправильно поняли. Началась драка, а потом ужасающее восстание. Ричард пришел в ярость от действий толпы и издал суровые приказы о защите еврейских общин, поскольку они являлись жизненно важным источником богатств и доходов короны.

– Ричард тоже так думал, – с мрачным видом произнес Вильгельм, опустил руки на края ванны и взял кубок с вином, который ему наполнил Жан. – Но, как только мы отплыли из Англии, снова начались беспорядки. Вначале в Линне, затем в Норвиче, Стамфорде и Линкольне. – Он быстро осушил кубок. – Беспорядки в Линкольне быстро прекратились, потому что шериф и епископ знали, в чем дело, и взяли евреев под свою защиту в замке. Но в Йорке все получилось совсем по-другому.

Он бросил взгляд на оруженосцев, но они были заняты едой и разговорами со служанками Изабель.

– В Йорке? – Изабель нахмурилась, и тут до нее дошел смысл сказанных Вильгельмом слов. – Твой брат…

Она поднесла руку к губам. Вильгельм заговорил гораздо тише:

– … не мог остановить даже пьянку в харчевне, и уж тем более ему не удалось сдержать толпу, которая убила всех евреев, до последнего, в этом проклятом городе.

Глаза Изабель стали огромными.

– Нет! – тихо произнесла она, так и прикрывая рот ладонью. Вильгельм налил себе еще вина и выпил. Выражение лица у него было суровым.

– Как это случилось? – спросила Изабель.

– Тебе не нужно это знать.

– Расскажи мне! – потребовала она. – Я в состоянии это переварить.

– И я тоже, но мне не хочется говорить об этом здесь, в моем убежище, с женой и новорожденным сыном. Достаточно сказать, что толпа напала на евреев, которые спряталась в башне замка. Моего брата вызвали для прекращения беспорядков. – Вильгельм покачал головой, на лице появилось отвращение. – Но он ничего не смог сделать. Его собственные солдаты присоединились к толпе. Поняв, что помощи ждать неоткуда, евреи покончили с собой… Мужчины, женщины, дети, младенцы.

Изабель проглотила слюну, во рту возникло неприятное ощущение, живот крутило, стала подниматься тошнота. Даже если евреи и были неверными и грешниками, образ отчаявшейся матери, зажимающей своему ребенку нос и рот, чтобы он не мог дышать, или мужа, перерезающего горло жене, ужасал. Она заставила себя об этом не думать, встала и, пошатываясь, прошла к окну. Там она сделала несколько глубоких медленных вдохов, пока тошнота не прекратилась. Потом она почувствовала послеродовые схватки, и между ног потекла небольшая струйка крови. Ребенок в колыбели посапывал во сне, а у Изабель на глаза навернулись слезы.

– Я не должен был тебе рассказывать, – виновато произнес Вильгельм, вылезая из ванны.

– Нет, должен был, – у нее дрожал голос. – Это нельзя спрятать под кроватью, как моток шерсти.

Изабель вернулась на скамью. Ноги у нее дрожали, она чувствовала слабость. Чтобы прийти в себя, женщина перевела разговор на практические вопросы.

– И какие последствия всего этого? – спросила она. – Что сказал Ричард?

Вильгельм завязал на бедрах полотенце, а вторым вытирал лицо и грудь.

– Ричард напоминал котел с плотно закрытой крышкой, висящий над слишком жарким огнем. Он взорвался, – ответил Вильгельм. – Ему не только перестали подчиняться, как только он повернулся спиной; он еще и потерял все доходы от евреев. Моего дурака-брата вызывают к королю, чтобы объяснил, почему не смог справиться с толпой. – Он глубоко вздохнул. – А Вильгельма Лонгчампа отправили в Англию для восстановления порядка.

«Все хуже и хуже», – подумала Изабель.

– Ты знаешь, что он сделает? – Вильгельм бросил полотенце на кучу белья, предназначенного для стирки. – Он лишит моего брата должности шерифа, и Иоанну будет некого винить, кроме самого себя. Лонгчамп берет с собой своего брата. Как ты думаешь, кто займет место шерифа Йорка?

– Боже! – выдохнула Изабель. – И ничего нельзя сделать?

– Пока нет. У Лонгчампа разрешение от короля. А после того как я видел ярость Ричарда, я сомневаюсь, что он смилостивится и восстановит моего брата в должности. Я могу попытаться как-то исправить положение при помощи дипломатии, но пока Ричард не хочет ничего слушать. – Вильгельм запустил руки в мокрые волосы. – Боже, это кошмар!

– А у твоего брата есть основания ненавидеть евреев? Он им что-нибудь должен?

– Насколько я знаю, нет, но, с другой стороны, что я знаю про Иоанна? Я не думал, что он способен на такую глупость, но оказалось, что способен. – Вильгельм отправился к колыбели взглянуть на спящего сына. – Мой отец часто говорил, что под Иоанном надо взорвать бочку со смолой, чтобы его мозги начали работать, но, похоже, вместо этого они разлетелись на все четыре стороны. – Вильгельм вздохнул, глядя на Изабель. – Братья должны поддерживать друг друга, но в случае с Иоанном это иногда бывает крайне сложно. Мы могли бы обойтись без Лонгчампа, засовывающего палец в пирог в Йорке.

* * *

– Вы ничего не можете мне сказать, чего я уже не говорил себе сам, – заявил Иоанн Маршал Вильгельму и Изабель.

Он заехал в Лонгевиль по пути к Ричарду – ему предстояло принять на себя королевский гнев. Вильгельм собирался возвращаться ко двору, так что братья Маршалы должны прибыть туда вместе. При сложившихся обстоятельствах Вильгельм считал это лучшим, что может сделать для брата, однако он не собирался прощать невероятную глупость Иоанна.

– Сколько ты готов поставить? – прорычал Вильгельм.

Они сидели в комнате Вильгельма, кровать была застелена покрывалом, а полог раздвинут.

– Если Ричард тебя сразу же не подвесит за ноги вниз головой, считай, что тебе повезло, – продолжал Вильгельм. – Как ты это допустил? Боже, шерифу Линкольна удалось спасти своих евреев от толпы!

– Я не Джеральд де Камвиль, а моя жена не Никола де ля Хайе! – огрызнулся Иоанн.

Белки его глаз были в красных прожилках, под глазами набухли мешки. Он явно мало спал в последнее время.

Вильгельм приподнял бровь. Никола де ля Хайе была женщиной внушительного вида и их возраста, резкой, прямолинейной и представительной. Однако Вильгельм не понимал, какое отношение к делу имеют жены.

– Я думал, что все закончится само собой, если я им дам немного выпустить пар, – Иоанн взглянул на Вильгельма из-под бровей. – Ты не знаешь, что такое ненависть толпы. Пусть бы лучше они обратили ее на евреев, чем на христианского шерифа.

– Боже! – процедил Вильгельм сквозь зубы и подавил в себе желание врезать брату в челюсть. – Какой же ты шериф? Как ты можешь командовать людьми! Какой же ты трус…

Он замолчал, но Иоанн прекрасно понял, что хотел сказать младший брат, и покраснел.

– Тебя там не было! – крикнул Иоанн. – Пусть тот, кто сам без греха, бросит в меня камень. Да, это шаг назад. Но я все равно остаюсь кастеляном в Мальборо. А у тебя остается Глостер.

У Вильгельма уже болела челюсть, оттого что приходилось сдерживаться. Внезапно он почувствовал такую усталость, словно весь день тренировался или участвовал в поединках, но ничего не добился, то есть день прошел впустую.

– Как я предполагаю, Лонгчамп уже поставил своего брата новым шерифом Йорка?

– Это ненадолго, – угрюмо ответил Иоанн. Он тоже выглядел так, словно весь день сражался и не получил ничего, кроме усталости. – Меня наказали за неправильные действия во время беспорядков в Йорке, но высокомерие и наглость Лонгчампа приведут к его краху.

– А твоя трусость может привести к нашему, – раздраженно заметил Вильгельм.

– Ты, конечно, безупречен… Рыцарь без недостатков, идеальный придворный, безукоризненно честный человек, величайший певец, когда-либо живший вне круга менестрелей! – рявкнул Иоанн. – Только ты знаешь, что скрывается на оборотной стороне медали!

Обвинение было как укус змеи. Вильгельм вздрогнул, а ребенок в колыбели заплакал. Иоанн подпрыгнул от этого звука и весь сжался, согнувшись, словно оберегал рану. Изабель отправилась к колыбели и взяла сына на руки, потом отошла немного от мужчин и приложила ребенка к груди. Иоанн с горечью смотрел на мать и ребенка.

– У моей жены случился выкидыш во время беспорядков в Йорке, – сказал он. – Это был сын.

Вильгельм уставился на брата.

– Боже, Иоанн, – он не смог сдержать отвращения, и оно ясно слышалось в голосе. – Я думал, что ты не собираешься пока ложиться с ней в постель.

Иоанн покраснел.

– У нее уже начались месячные, – заявил он, оправдываясь, а потом потер руки, словно мыл их. – Она застала меня в постели с одной из шлюх из Мальборо, а я предупреждал, что ей это не понравится.

У Вильгельма раздувались ноздри.

– Ты ее изнасиловал?

Иоанн яростно замотал головой.

– Почему ты думаешь обо мне самое худшее? Нет, я ее не насиловал! Она сама пришла ко мне! Она хотела исполнить свой долг, настаивала. Я был пьян и сделал ей больно, но это не было изнасилование. Мне жаль, что так случилось, но иногда что-то случается, несмотря на самые благие намерения. Я больше к ней не прикасался, но одного раза оказалось достаточно… По крайней мере, она не умерла.

Изабель посмотрела через плечо, прикусив нижнюю губу.

– О-о, Иоанн, – тихо произнесла она с ужасом, отчаянием и сочувствием одновременно.

– Сейчас вы не захотели бы пройти в моих сапогах даже милю, – сказал он устало и встал. – Я подожду тебя во дворе.

– Черт побери! – выругался Вильгельм, когда дверь за Иоанном закрылась.

Потом он встряхнулся, сбрасывая напряжение, пересек комнату и начал нервными движениями пристегивать меч. Изабель кончила кормить ребенка, передала его няне и поспешила к мужу. Вильгельм поправил меч на боку, обнял жену и опустил подбородок ей на голову.

– Я вышел из себя, – сказал он. – Не надо было этого делать.

– Это лучше, чем оставлять гнев в себе, – ответила Изабель. – Ты должен был ему все это сказать ради вас обоих.

Он молчал мгновение, потом вздохнул.

– Однако он прав. У моей чести есть и оборотная сторона медали.

Изабель только крепче прижалась к нему.

– Так получается цельная натура. А я считаю твою честь незапятнанной, – сказала женщина.

Вильгельм посмотрел на нее с большой нежностью и любовью. Она была в два раза младше его, но обладала женской мудростью, которая превосходила его собственные жалкие попытки быть проницательным.

– Изабель, – тихо сказал он и поцеловал ее с благодарностью и нежностью, а потом отправился искать брата.