Текст книги "Надлом (ЛП)"

Автор книги: Элиза Крейв

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц)

соединяю всё вместе.

Я стою в усыпальнице тамплиеров.

Вокруг каждого большого портрета расположена серия снимков поменьше: это фотографии со

свадьбы, пикников, танцев, фото детей. Снимки, запечатлевшие лучшие моменты их жизни. Также

здесь лежат письма (одни написаны очень изящным почерком, другие – детскими каракулями),

медали, плюшевые медведи, детские рисунки. Частички прерванных жизней. Некоторые цветы уже

совсем завяли, а какие-то ещё свежи – видно, что их принесли совсем недавно. Лоскутное одеяло из

воспоминаний длиною в вечность.

Когда я умру, для моей могилы не найдётся ничего подобного. Никому ненужные тела всё

ещё используют в научных интересах? Иронично, но неудивительно, что я могу принести больше

пользы, будучи мертвой, нежели живой.

52

Пока мы идём по коридору, Хай не произносит ни слова, лишь наши шаги отражаются эхом в

тишине. Этот парад покойников, кажется, никогда не закончится. Хай останавливается возле одного

изображения, перекрещивается и склоняет голову в молитве. Вся полка усыпана цветами разной

степени увядания, а с фотографии улыбается семейная пара. Я их узнаю, это родители Джо.

Я их не знала, да и с их дочерью общаюсь лишь вынужденно, поэтому не чувствую, что

должна выказать им своё уважение. И, конечно же, я не молюсь. Мой разговор с Богом совершенно

безмолвен.

Я лениво рассматриваю соседнюю усыпальницу. Молодой парень, восседающий на

мотоцикле, на вид ему лет двадцать, и пожилая женщина, дожившая до шестидесяти лет. Судя по

остальным фотографиям, для тамплиера дожить до такого возраста – целое достижение. Хай всё

ещё молится, поэтому я прохожу немного вперёд, волоча ноги в одолженных у Джо кроссовках.

Словно подтверждая мою гипотезу, следующие фотографии тоже принадлежат молодому тамплиеру,

на этот раз совсем юной девушке. Я подхожу ближе и к своему глубочайшему удивлению понимаю,

что я узнаю её.

Свою мать.

Глава 8

Когда мне было одиннадцать, я упала с лестничной площадки второго этажа прямо возле

нашей квартиры и приземлилась на бетон. Мама тогда боролась с дверным замком, держа в руках

продукты из магазина, и в то же время спорила со мной. Это был типичный спор между подростком

и родителем – я была не согласна с наложенными ею запретами: никакой школы, никаких друзей,

никаких фильмов с рейтингом R, никаких убийств.

Знаете, всё как обычно.

Стиснув зубы, она вела себя спокойно и разумно, поэтому по сравнению с ней моё

недовольство (по существу, многословная версия «Но я хочу!») казалось каким-то детским. Будучи

загнанной в угол, я стала невменяемой. Я швырнула на пол свои покупки, разбив с оглушительным

треском стеклянные бутылки, затем пробила дырку в стене, сорвала и согнула перила второго этажа.

Не лучший момент моей жизни, но ведь меня сильно обидели.

Перила были оторваны, поэтому, покачнувшись, я упала со второго этажа и так сильно

ударилась головой о цемент, что в глазах потемнело. Совершенно сбитая с толку, я лежала,

судорожно глотая воздух.

Мама отбросила продукты в сторону (ничего при этом не разбив) и сбежала по лестнице,

находясь в ужасе от того, что я могла быть сильно травмирована или даже мертва.

А затем пришла в такой же ужас от того, что ничего из этого со мной не случилось.

Сейчас я чувствую себя почти так же. Словно из-под меня выбили землю. Словно под моим

черепом проломился бетон. Словно из лёгких выбило воздух. Только в этот раз именно я нахожусь в

ужасе от её реальной сущности.

– Меда? – пробирается через окутавшее меня замешательство обеспокоенный голос Хая.

Я использую его реплику:

– Аххх.

– Меда, что такое?

Я показываю, и правда, окончательно дойдя до моего сознания, вылетает из моего рта:

– Моя мама.

Хай глядит на фотографию, затем на меня. Я не свожу взгляда с улыбающихся маминых глаз.

Мне и не надо смотреть на Хая, чтобы знать, что он так же удивлён, как и я. Ну, может и не так, как я

– никто не мог бы быть так удивлён.

Он ничего не говорит. Может, он и недостаточно умный, но знаки понимает прекрасно. Он

осознаёт, что мой мир только что покачнулся. Моя мама – Тамплиер. Даже нет, она – Борец.

А мой отец – демон? Мой мир качается так сильно, что его уже невозможно контролировать.

Я отлично держусь, всё ещё ожидая, что он успокоится. Прямо сейчас это ожидание бессмысленно.

Я рассматриваю оставшиеся о ней воспоминания, несмотря на то, что в моей груди всё извивается,

53

корчится и отдаётся болью. Моим глазам предстает целая жизнь, в которой не было меня и о

существовании которой я даже не знала. Единственный человек, которого я думала, что знала,

оказался полным незнакомцем. Смеющимся, счастливым, улыбающимся незнакомцем. Я никогда не

видела ни одной маминой детской фотографии. Будучи не особенно сентиментальной, я не обращала

на это внимания до этого момента. Рыже-каштановые кудри, карие глаза, широкий рот, слегка

кривые верхние зубы. Так странно видеть знакомые черты на молодом, свежем лице. Я похожа на

неё в юности. Не сильно, но что-то общее у нас есть. Высокие, круглые скулы, миндалевидные глаза,

только у неё они карие и отливают золотом и солнечным теплом. А мои черны, как моя душа.

Куча фотографий с друзьями, с научного конкурса, где она получила ленточку за первое

место. Это меня не удивляет, она всегда подталкивала меня к науке, в то время как меня тянуло к

искусству. Даже моё имя, Андромеда, является доказательством её помешательства. На её полке

лежит голубое сапфировое кольцо в форме звезды. Я тяну к нему трясущуюся руку, но останавливаю

себя.

Она говорила, что выросла в провинции, и полагаю, это правда – вряд ли можно найти более

провинциальное место, чем это. Она сказала, что её родители погибли. В автомобильной аварии. Ха!

Зная теперь, что они были чёртовыми охотниками на демонов, я понимаю, что это маловероятно.

– Меда, когда ты родилась? – спрашивает Хай, и даже этот вопрос является слишком

сложным в моём нынешнем положении. Мне требуется минута, чтобы ответить. Минута, в течение

которой я смотрю в эти смеющиеся карие глаза такой же формы, как и у меня. Мне начинает

казаться, что они больше не смеются, а смотрят на меня с упрёком. Я отвожу взгляд.

– В 1994, – в итоге удаётся мне сказать. Почему он задал такой вопрос? Я смотрю обратно

на надпись, избегая его взгляда. « Мери Портер 1974—1993», – гласит она. Не Мери Меланж, как я

её знала. Она умерла за год до моего рождения, точнее, это они так думают. У меня есть достаточно

убедительное доказательство того, что они не правы. На самом деле, она была убита только два года

назад. Даже не верится, что это произошло так давно. Я могу прекрасно описать эту отвратительную

сцену, яркие детали стоят перед моими глазами так чётко, словно это произошло вчера. Я могу

воскресить в памяти ощущение её безжизненной руки, лежащей в моей ладони.

Но я этого не делаю. Я не могу перенести воспоминания о том, что с ней сделал бессердечный

монстр.

Одно и то же лицо мелькает на фотографиях снова и снова – мальчик с рыжеватыми

лохматыми волосами. Они держатся за руки, улыбаясь в камеру, они запачкались, у них нет

нескольких зубов, и им здесь где-то лет по пять. На групповой фотографии взгляд мамы направлен в

камеру, а его – на неё. Они вместе на выпускном балу в ужасных нарядах восьмидесятых годов (с

буфами – фуу). И снова они вдвоём, только на этот раз в купальных костюмах. И снова, и снова, и

снова.

На одном из снимков она закинула голову от смеха, она так счастлива, что её почти не узнать.

Самый крошечный в мире бриллиант сверкает на её руке, а парень стоит на колене, положа руку на

сердце. Нелепое воспроизведение недавно сделанного предложения. Я прикасаюсь к фотографии

дрожащим пальцем.

– Кто это? – Чей это голос? Он слишком хриплый, чтобы быть моим.

Хай косится на фотографию.

– Люк Бергерон, – осторожно отвечает он, словно боясь, что я сломаюсь. И я могу. Один

неверный звук, и я разобьюсь вдребезги.

– Он ещё жив?

– Да, сейчас он на задании. – Хай делает паузу, в его голосе чувствуется волнение. – Меда,

ты знаешь, что это значит?

Я безучастно смотрю на него. Это значит, что моя мама лгала? Что я понятия не имею, кто

она?

– Ты – Тамплиер.

Это тоже. Честно говоря, это до сих пор до меня не дошло. Я – полу-демон, полу-Тамлиер.

Получается, мама не солгала, когда сказала, что я единственная в своём роде. Гибридный отпрыск

54

прирождённых врагов, странная смесь Добра и Зла. Но как это вообще произошло? Я снова смотрю в

её солнечные глаза, глаза единственного человека, у которого есть ответы.

А может, и нет. Я указываю на Люка.

– Где он?

Но Хай не получает возможности ответить. Пронзительный вой сирены разрывает тишину

усыпальницы. Комната сверкает красным от ламп, расположенных по низу стен. Прежде чем мы

успеваем среагировать, сверху раздаётся громкий взрыв, и здание начинает дрожать под нашими

ногами. Инстинктивно, мы с Хаем резко наклоняемся и поднимаем взгляд. Мои круглые глаза

находят его, задавая очевидный вопрос. Он отвечает с такими же круглыми глазами:

– Меда, на школу напали.

Глава 9

Мы стоим неподвижно, с широко распахнутыми глазами, будто пойманные в капкан олени.

Затем Хай трясёт головой, и я практически вижу, как с него сходит шок, словно вода со

встряхивающейся собаки. Он возвращает себя к реальности и быстро сменяет шок на кураж и,

возможно, совсем чуть-чуть азарта. Снова раздаётся вибрирующий взрыв, и мы инстинктивно

наклоняем головы. Я поднимаю взгляд к потолку, проверяя его на трещины. Сколько ударов можно

нанести зданию, прежде чем оно полностью разрушится? Убьёт ли меня вся эта тяжёлая масса? Но

ещё хуже, если я выживу, а эти глыбы придавят меня, загнав тем самым в ловушку, и тогда я

погибну от голода.

– Оставайся здесь, – произносит Хай, перекрикивая сирену. Не дожидаясь ответа, он быстро

поворачивается, скрипнув кроссовками, и убегает.

Это похоже на ад. Я немного медлю, хватаю кольцо своей матери и фотографию нелепого

предложения, запихиваю их к себе в карман и бегу за Хаем. Я не из тех, кто ждёт своей смерти. Я

скорее отношусь к типу «найду-его-первой-и-надеру-ему-задницу». Раздаётся новый взрыв, и словно

дождь начинают падать кусочки цемента. Я немедленно прячусь, закрывая голову руками.

Ну ладно, может, я больше принадлежу к типу «незаметно-ускользну-от-смерти». Но всё же я

не скрываюсь в тёмном углу, ожидая, пока меня чем-нибудь раздавит.

Я выбегаю из усыпальницы в музей Тамплиеров, когда двери врезаются в стену с громким

треском. Нет ни единого признака того, что Хай ещё здесь, а двери музея уже закрываются. А

открываются они только с помощью сенсора. Чёрт. Я подбегаю к ним, и как раз в тот момент, когда

мои пальцы оборачиваются вокруг ручки, раздаётся щелчок.

Пожалуйста, не закрывайтесь изнутри, пожалуйста, не закрывайтесь изнутри.

Я дёргаю ручку. Заперто.

Проклятый Хай! Я ударяю по чёртовой двери ногой и хлопаю по ней рукой, оставляя следы.

Эта чёртова дверь представляет собой двенадцатидюймовую твёрдую сталь, пробить которую не

смогу даже я. По крайне мере, не сразу. Я ищу хоть какое-нибудь оружие, и мои глаза наталкиваются

на панель для ввода пароля. Хорошо, что Хай сбежал, а то я бы хорошенько избила этого идиота и

утопила эту проклятую панель в его тамплиерской крови.

Кровь Тамплиера.

Ой.

Я кусаю свой палец, пока не чувствую жжение надорванной кожи, и прижимаю кровоточащее

место к сканеру. Со щелчком и шипением открывается дверь.

Как мелодично.

Я уже взбираюсь по лестнице, когда здание сотрясает новый взрыв. Меня отбрасывает к

стене, и перила врезаются в бедро. Я начинаю снова двигаться, поднимаясь по лестнице так быстро,

как только могу. Я чувствую прилив сил, а это может означать только одно: демоны.

Хая до сих пор нигде не видно. Миновав четыре лестничных пролёта, я натыкаюсь на группу

спускающихся по лестнице детей и резко останавливаюсь. Я и не слышала топот их ножек сквозь

вой серены, да и на удивление они ведут себя очень тихо и спокойно, переговариваясь лишь

шёпотом. Несомненно, живя здесь, они всю жизнь готовились к смертельно опасным ситуациям. Они

55

подпрыгивают при виде меня – несмотря на их напускное спокойствие, они напуганы. Дети

держатся за руки, а ребята постарше несут самых маленьких. Должно быть, они спускаются, чтобы

спрятаться в подвале. У них нет выбора – они не обладают теми же способностями, что и я.

Покинутый мною склеп является для них лучшим вариантом.

Я встречаюсь глазами с тринадцатилетней девочкой с чёрно-синими волосами, которая

выглядит старше всех. Совсем маленький мальчик со светлыми кудряшками уткнулся личиком ей в

плечо. Она гладит его по спинке, укутанной в пижаму, и говорит, что всё будет хорошо. В то же

время её глаза спрашивают меня, так ли это.

Я пожимаю плечами. Откуда мне знать? Я отхожу вправо, чтобы обойти их и продолжить

своё движение наверх.

Маленький ручеёк детей превращается в целый поток, когда я миную последний лестничный

пролёт. Ещё один взрыв сотрясает здание, и непроизвольный крик ужаса невольно вырывается из их

горла. И я совсем их не осуждаю – один из воплей принадлежит мне. Я протискиваюсь между

детьми, словно рыба, плывущая против течения, пока окончательно не выбираюсь с лестницы в

фойе. Оно кишит детьми, выстраиваемыми в линии чудаковатой беременной тридцатипятилетней

женщиной с короткими светлыми волосами. Мои глаза пробегают по всем сторонам, но я до сих пор

не вижу ни единого признака разрушения. Я нахожу Хая, который выше остальных как минимум на

два фута. Он пробирается между детьми в другой части зала.

– Хай, – зовёт его блондинка.

Он оборачивается, чтобы посмотреть на неё, и я ныряю в тень, наблюдая за происходящим.

Из-за атаки лицо его грозное и… докрасна раскалённое от возбуждения, разожженного

предвкушением битвы.

– Старшеклассники должны пройти в спортзал для получения инструкций, – кричит

блондинка. Она поворачивается, чтобы схватить мальчика, направившегося не в ту сторону, поэтому

ответный кивок Хая остаётся незамеченным. Парень начинает проталкиваться сквозь толпу в

направлении спортзала.

Должна ли я последовать за ним? Если он меня поймает, то, возможно, попытается отправить

обратно в подвал. С другой стороны, я не хочу сбегать из школы, так почти ничего и не узнав, к тому

же, уверена, что в спортзале расскажут что-нибудь о происходящем. И хотя важнее всего – выжить,

я не хочу покидать Тамплиеров. Не сейчас, не после того, что я только что узнала. Я сделаю это

только в крайней необходимости.

Я бросаюсь за ним.

Добравшись до коридора, он переходит на бег, и я тоже набираю темп. Мне следовало бы

замедлиться, ведь обычный человек не может успеть за Хаем, но эта школа – самый настоящий

лабиринт, поэтому даже несмотря на то, что я уже дважды была в спортзале, я всё ещё не уверена,

что смогла бы найти его самостоятельно. Я проклинаю себя за глупость, из-за которой раньше не

обратила внимания на наш путь; в этот раз я просто обязана его запомнить. Я ищу глазами

остальных учеников, но никого не вижу. Нам долго пришлось подниматься из подвала, так что,

должно быть, мы – последние.

Неожиданно сирены затихают, и внезапная тишина поражает меня так же, как и внезапный

шум, поэтому я слегка спотыкаюсь. Как же я рада, что ко мне возвратилось моё пятое чувство, а ещё

больше благодарна своей координации – теперь я слышу, как из левого коридора приближаются

шаги. Я замедляюсь, надеясь, что это ни Джо и ни Зеведея. Я ныряю в пустой кабинет, но это

оказываются всего лишь какие-то пятнадцатилетние мальчишки с тем же разгорячённым

возбуждением на лицах, которое я видела у Хая. Я следую за ними, но уже немного медленнее. Ко

мне вернулся слух, так что теперь мне не надо бежать за ними по пятам.

Когда я прихожу, спортзал переполнен. Дети переминаются с ноги на ногу и с волнением

перешёптываются. Я проскальзываю в зал, ища глазами Джо. Я могу не переживать, что кто-нибудь

попытается заставить меня вернуться в подвал – они ясно дали понять, что безопасность Эммы

стоит в самом конце их списка. Я вижу, как Хай идёт по залу, пробираясь между учениками. Когда

они к нему поворачиваются, он кивает им головой, хлопает их по плечу и пожимает им руки. Я вижу,

56

как они успокаиваются, заражаясь уверенностью Хая. Как жаль, что у моего мозга слишком сильный

иммунитет.

В противоположном конце зала на трибуне стоит мужчина с бакенбардами. Все повёрнуты к

нему лицом, пока он распределяет между группами учеников мечи, кинжалы и ножи, доставая их из

железной клетки. В этой школе он моложе всех небеременных взрослых, и я понимаю, почему он

здесь, когда вижу пустой рукав его тамплиерской куртки. Кстати о калеках… Я поднимаюсь на

носочки, чтобы снова поискать Джо. Я бы чувствовала себя в большей безопасности, если бы знала,

где она. Я до сих пор не знаю, какой у меня план, но уверена: что бы я не придумала, она всё равно

сделает что-нибудь, чтобы мне помешать. Всё ещё её не вижу. Я заметила только Зеведею – её

тёмная голова поднимается над толпой.

Мне надо больше информации. Надеюсь, Бакенбарды всё объяснят – я не из тех, кто привык

ждать. Окна расположены вдоль стен сразу справа от меня и немного дальше слева. Они все забиты,

но сделано это изнутри – нельзя рисковать, чтобы какой-нибудь посторонний из любопытства

отодрал доски. Ещё одно окно находится в противоположной части длинного зала, за клеткой для

боёв – цепи обеспечат хоть какое-то, может и не идеальное, но укрытие. Быстро взглянув на Хая, я

проскальзываю сквозь толпу и ныряю за клетку. Окно скрыто тонкой доской, прибитой к раме. Я

цепляюсь пальцами за угол. Когда звучит следующий взрыв, я отрываю его от рамы и загибаю, делая

шестидюймовый глазок. Я оглядываюсь вокруг – меня никто не замечает. На моём лице

расплывается самодовольная ухмылка, и я выглядываю в окно. Ухмылка исчезает.

Иногда лучше оставаться в неведении.

Школьный двор превратился в Уолл-стрит – мой глаз видит бездушных мужчин и женщин,

одетых в чёрные костюмы.

Демоны. Их сотни.

Они стоят на полусогнутых ногах, шипя, рыча и готовясь атаковать в любой момент.

Ситуация, действительно, смехотворная: где-то сорок из них одето в деловые костюмы. Но я не

смеюсь. Они заполонили весь двор перед школой и пространство между трейлерами. Их

человеческие лица мигают, скрывая физиономии серолицых монстров – чёрные впадины вместо

глаз, сморщенная, шероховатая кожа, безгубые рты, наполненные острыми зубами.

Я никоим образом не смогу незаметно ускользнуть. Никаких шансов. Мне бы следовало

оставаться в подвале.

Единственное, что стоит между нами и демонами – тоненькая линия дряхлых Борцов,

отправленных на пенсию. Я узнаю Миссис Ли в халатике с гавайским принтом и троих пожилых

людей из столовой, директора или Сержанта среди них нет. Я вижу рядом с ними ещё около десятка

таких же, как они. Между каждым из них несколько шагов —должно быть, они растянулись вокруг

всей школы. С этого ракурса мне некоторых почти не видно, потому что они прислонились к стене,

используя её в качестве опоры.

И это наши защитники? О, и армия наполовину подготовленных старшеклассников. Армия. Я

в ужасе понимаю, во что себя впутала. Мне следовало направиться в убежище вместе с младенцами.

Мы не можем победить. Мы погибли.

– Вы не можете победить, – рокочет шипящий голос. – Вы погибли.

Вот дерьмо.

Я просматриваю вражескую армию, ища обладателя голоса. Когда снова раздаётся голос, я

понимаю, что он принадлежит не кому-то одному. Они все говорят, как один.

– Но мы хотим заключить сделку, – шипят они.

Пожалуйста, сделайте это! Я не хочу умереть только потому, что оказалась не в то время и не

в том месте.

– Никогда! – каркают старики. Пенсионеры отвечают одновременно, но им недостаёт той

сверхъестественной, поразительной синхронности, которой обладает другая сторона. Но и у этих, и у

тех присутствует большая хрипота. Боже, я вижу, как кто-то пошёл вперёд.

Первое правило: никогда не позволяйте людям в узорчатой одежде принимать жизненно или

смертельно важные решения.

57

Демоны, начиная с самого конца толпы, поднимают руки, а затем опускают, когда стоящая

перед ними линия их поднимает – очень похоже на «волну» на спортивных мероприятиях.

Движение продолжает двигаться вперёд, и вместе с ним над их руками начинает возникать большое

чёрное облако, летящее прямо к школе. Воздух вокруг него дрожит, словно над раскалённым

асфальтом. Чем ближе оно приближается, тем больше и чётче становится, пока не начинает казаться,

будто оно всё дрожит и мерцает.

Я моргаю, не веря своим глазам. Это стена огня, за исключением того, что она серо-чёрная и

выше школы. И она двигается прямо на нас.

Мой взгляд перелетает на старых Тамплиеров, и их стойкая поза меня успокаивает.

Разумеется, у них есть план, как это становить.

Но есть вероятность, что их план совершенно безумен и они не осознают масштабность

проблемы.

Огонь достигает первого ряда демонов, и они бросают его в школу. Я быстро наклоняюсь,

закрывая голову руками, но кроме сильного грохота и вибрации больше ничего нет. Через секунду

потрясения и неверия я выглядываю в окно. Снаружи древние тамплиеры задержали чёрный огонь

белым облаком. Оно окружает всю школу, облегая её, словно защитный слой ваты. Облако исчезает,

когда чёрная волна рассеивается.

Надеюсь, оно исчезло не навсегда, потому что демоны снова поднимают руки, создавая новое

чёрное облако. Оно движется вперёд, набирая размеры и скорость. Когда оно уже совсем близко, я

борюсь с желанием пригнуться, желая увидеть, что произойдёт. В самую последнюю секунду

Тамплиеры вскидывают руки, и появляется белая вата, останавливающая огонь. В этот момент со

всех сторон раздаётся сильный грохот. С балок падает пыль.

– Ученики!

Крепкий калека привлекает моё внимание внутрь спортзала. Он всё ещё стоит на трибуне, где

каждый может его увидеть, и внимательно оглядывает толпу. Я возвращаюсь, чтобы присоединиться

ко всем и выслушать инструкции. Меня замечает темноволосый парень, который явно удивлён

увидеть меня здесь. Он посылает мне слабую, одобряющую улыбку.

Он думает, что Эмма начала всё с чистого листа и пришла принять участие в их битве. Идиот.

Покалеченный Борец всё ещё говорит:

– Защитные чары не продержатся вечно, как только они будут сломлены, вы станете нашей

следующей линией обороны. Тамплиеры, защищайте свою территорию, пока не услышите приказ к

отступлению.

Он легонько стучит по своему наушнику, и я вижу, как в толпе передаются корзины с такими

же устройствами. Я беру одно из них, когда корзинка проходит рядом со мной, и закрепляю его в

ухе. Пока там ничего не слышно, но надеюсь, он заработает.

Студенты перешёптываются, издавая звуки протеста, и я понимаю, что они не собираются

отступать. Борец качает головой и поднимает руки, чтобы успокоить детей. Затем он озвучивает не

вызывающий сомнений факт:

– Школа погибла.

Толпа возмущается и задыхается от негодования. Несколько студентов криками выражают

своё несогласие, а девушка напротив меня прикрывает рот. Как это вообще могло их удивить?

Должно быть, они не выглядывали наружу.

Борец продолжает:

– Всё, что мы можем сделать – дать самым маленьким возможность эвакуироваться.

Эвакуироваться? Самые маленькие сбегают?

Он говорит дальше:

– Замедлите врага и останьтесь в живых. – На самом деле, я бы подчинилась приказу – то

есть, его второй части. – Как только дети будут выведены, вы эвакуируетесь через южный туннель,

чтобы отвести демонов подальше от них.

Всё произнесенное не вызывает никакого сомнения. Командир выпрямляется – а этот

Тамплиер выше, чем я думала, – и смотрит куда-то поверх толпы. У него такое выражение лица,

словно он видит там что-то прекрасное. Мужчина приподнимает подбородок, сейчас он выглядит

58

гордым; теперь это не просто старый калека, а благородный рыцарь, постаревший и потерявший

руку.

Он начинает воодушевляющую, сильную и прекрасную речь о чести и долге. Его глаза —

пронизывающие голубые глаза – осматривают толпу, встречаясь с ребятами взглядом, когда он

обращается к ним лично с просьбой взять на себя эту святую миссию. Он играет с сердцами всех

присутствующих в зале с мастерством скрипача в филармонии. Даже то таинственное, что покоится

в моей груди, посылает несколько сонных вибраций, когда мастер перебирает наши струны. У песни

героические слова, но, кажется, я одна, кто узнал её название – самоубийство.

– Для многих из вас эта битва будет первой. Вы молоды, но храбры, и вас готовили к этому

всю вашу жизнь. Так поступают Тамплиеры. – Его горящие, решительно смотрящие вперёд глаза

зажигают толпу. – Мы боимся демонов?

– Нет! – выкрикивает зал. Вот чёрт – неужели это был мой голос?

– Мы боимся смерти?

– Нет! – В этот раз я держу свой голос под контролем.

В течение всей его речи здание сотрясается снова и снова. Лица окружающих меня учеников

серьёзны, решительны, эпичны. Суицидальны. Нет, я не такая. Пришло время крысе покинуть

идущий на дно корабль. Младшие ученики спускаются вниз, так что, предположительно, выход из

туннеля связан с музеем. Мне всего лишь надо вернуться к двери, через которую я зашла, и тогда я

смогу найти обратный путь.

Совсем скоро я оказываюсь с краю собравшихся учеников. Окно находится совсем близко,

поэтому, если что, я смогу поспешно нырнуть обратно в своё укрытие. Я нахожу Хая, там же, где

видела его в прошлый раз, – он ищёт кого-то в толпе. Наши взгляды пересекаются, и его глаза

становятся круглыми от ужаса. Я петляю между учениками.

Ведущие в коридор двери, через которые я зашла, находятся в противоположной от меня

стороне. Хай крутит головой, просматривая толпу. Должно быть, он меня потерял. Хорошо. Я не

беспокоюсь о том, что бы он сказал, если бы поймал меня, меня это совершенно не волнует. У меня

нет на это времени. Пригнувшись, я двигаюсь даже быстрее. Распоряжения заканчиваются, и

ученики собираются отправиться на смерть – то есть, на посты. Последнее, что я хочу, так это

остаться в потоке школьников, стремящихся на битву. Сложнее всего – сохранять достаточно

медленный темп, чтобы оставаться незамеченной. Я хочу нестись стрелой, но не хочу видеть

реакцию учеников на то, как трусливая Эмма дезертирует с поля боя. Это бы выглядело ужасно, да и

у меня нет времени на объяснения. Десять шагов, восемь, шесть. Не знаю, увидел ли меня Хай, но он

движется в моём направлении. Это не важно – я уже в дверях. Я слегка их приоткрываю и

выскальзываю. Я снаружи. Уже через пять минут я буду в туннелях, подальше от приближающейся

кровавой бойни. Я делаю два шага, готовясь бежать на самой высокой скорости.

– Куда-то собралась?

Я застываю.

Это Джо, и её нож приставлен к моему горлу.