Текст книги "Французская волчица — королева Англии. Изабелла"
Автор книги: Элисон Уэйр
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 25 (всего у книги 39 страниц)
9. «Заговоры и военные хитрости»
В конце января 1327 года Изабелла и Мортимер энергично занимались устройством нового правительства. Большая печать Англии была вручена Эдуарду III 28 января, и в тот же день Хотэм был назначен канцлером, а Орлитон – казначеем. 29 января новый король официально объявил об отречении своего отца и произвел назначение новых судей и служащих Казначейства. В эти дни Изабелла выплатила половину своих долгов банкирам Барди. {1333}
1 февраля 1327 года Эдуард III был коронован в Вестминстерском аббатстве архиепископом Рейнольдсом; ему ассистировал епископ Стратфорд, а Бергерш, Хит и Эйрмин пели литании. Перед началом церемонии четырнадцатилетний король был посвящен в рыцари Ланкастером, как самым старшим мужчиной в королевском доме. Корона святого Эдуарда Исповедника «была большая по размеру и тяжелая» – но Эдуард III «носил ее, как взрослый мужчина». {1334} Изабелла проплакала весь долгий ритуал коронации {1335} , но, согласно Уолсингему, несмотря на то, что лицом и повадками она напоминала скорбящую вдову, все это было лишь притворство. Возможно, это правда, так как у нее были все причины для ликования, ведь все задуманное ею удалось. Но следует учесть эмоциональное напряжение, не оставлявшее ее несколько лет, а также тот факт, что женщины часто плачут также и от радости.
Ее торжество разделял возлюбленный Мортимер. Он был весьма заметной фигурой на коронации, в ходе которой новый король посвятил в рыцари троих его сыновей. {1336} После церемонии простому народу роздали памятные золотые монеты с изображением детской руки, подхватывающей падающую корону – любопытный образчик пропаганды.
Похоже, что при создании рисунка для Большой печати Эдуарда III Изабелла также сказала свое слово: фигура короля показана сидящей на троне, выполненном в орнаментальном стиле, причем отчетливо видны две гербовые лилии, напоминающие о родстве его с королевским домом Франции через Изабеллу; историки заметили сходство с печатью ее брата, Людовика X. [116]116
Печать Эдуарда III от 1327 года в настоящее время является собственностью собора в Дареме.
[Закрыть]
* * *
В день коронации король Эдуард возвратил Изабелле ее приданое с существенными добавками: вместо прежних 4400 фунтов в год она теперь должна была получать беспрецедентную сумму в 13 333 фунтов {1337} , что делало ее одним из самых крупных землевладельцев в королевстве. Мьюримут и Бей-кер оба утверждают, что на ее содержание расходовалось около двух третей королевского дохода, а Эдуард III вынужден был жить всего на одну треть своих доходов, но это грубое преувеличение. В то время никто не возмутился размером этих пожалований, что вполне можно понять с учетом популярности королевы и как победительницы Деспенсеров, и как матери юного короля. Один хронист с восторгом именует ее «Мать Изабелла, наша царственная, благородная, благоразумная, прекрасная и великолепная звезда» {1338} ,сам папа римский придерживался такого же взгляда {1339} , а Парламент всячески старался осознать долг страны перед Изабеллой и подчеркнуть, что ей следует править до конца дней своих ввиду великих трудов, предпринятых ею, и перенесенных страданий. {1340}
Изабелла была, конечно, стяжательницей и материалисткой, и все же присвоение таких огромных земельных наделов диктовалось не столько чистой жадностью, сколько необходимостью обеспечения как можно большего числа зависящих от нее людей в интересах консолидации общества и укрепления установленного режима, так как она не могла не понимать всю шаткость его конституционных оснований. И королева, и Мортимер признавали оправданность вознаграждения своих сторонников денежными и земельными пожалованиями, должностями и привилегиями.
Другой причиной, побуждавшей Изабеллу к подобной жадности, было, несомненно, желание компенсировать все, что она потеряла в прошлом – и деньги, и статус, и решимость никогда более не испытывать финансовых затруднений и тех унижений, которым она подвергалась при Деспенсерах.
Земли разросшегося удела Изабеллы были разбросаны по всем графствам Англии, кроме четырех самых северных, а также в Уэльсе. В их число входили многие большие поместья, включая ряд принадлежавших ранее Эдуарду II, в частности, его любимый дом в Лэнгли и королевское поместье Шин на берегу Темзы, которое Изабелла сохранила до самой смерти; там имелся дом, окруженный рвом, выстроенный в XII веке, с верхним и нижним двором – в прошлом Эдуард пользовался им время от времени. [117]117
В 1359-1366 годах Эдуард III превратил поместье Шин в великолепный дворец. Но в 1395 году Ричард II, потрясенный смертью своей королевы, Анны Богемской, которая умерла там от чумы, велел снести здание. Генрих V его восстановил, но в 1497 году дворец сгорел. Несколько лет спустя Генрих VII отстроил его заново, и теперь он известен под названием Ричмондский дворец.
[Закрыть]
Ей принадлежал теперь и замок в Лидее {1341} , который выдержал осаду в 1321 году, а ранее принадлежал нескольким королевам-супругам. Первоначально это была норманнская крепость, возведенная в поразительном месте – на двух соединенных островках посреди большого красивого озера. При Эдуарде I крепость до неузнаваемости переделали, превратив в роскошный укрепленный дворец для первой, а затем и второй его жены. На меньшем островке выстроили «gloriette» («павильон» по-испански) – каменный дом с двориком, фонтаном и садом внутри – для Элеоноры Кастильской, а на втором острове, побольше, возвели замок для Маргариты Французской. Между постройками был перекинут мост.
Для королевы Элеоноры в часовне устровили новый придел. Изабелла пользовалась покоями Элеоноры в павильоне, где, между прочим, имелась ванная комната. [118]118
«История королевского строительства». Со времен Изабеллы замок в Лидсе многократно подновлялся и реконструировался, но се апартаменты в основном сохранились, хотя и в сильно измененном виде. Две из этих комнат были обустроены в прежнем виде по желанию супруги Генриха V, Катерины Валуа (ум. 1437).
[Закрыть]
Другие объекты, перешедшие в собственность Изабеллы, включали королевское поместье Хэйверинг-эйт-Бауэр в Эссексе, построенное при Эдуарде Исповеднике, перестроенное в XIII веке и принадлежавшее затем Элеоноре Прованской и Маргарите Французской; королевский замок и примыкающий к нему дворец в Гилдфорде (Сюррей); еще замки в Порчестере (Хэмпшир), Сент-Брайвеле (Глостершир) и Тикхилл в Йоркшире; замок Одихем в Хэмпшире, когда-то принадлежавший Роджеру д'Амори; королевские поместья в Байфлите, в Сюррее – еще одно любимое местечко Эдуарда II, Грэйвсенд в Кенте, Айлуорт в Миддлсексе, Берствик и Ковик в Йоркшире; замок Хэдли в Эссексе; замок Пик в Дербишире; замок Рокингем в Нортхэмптоншире; Бьюлт в Уэльсе (королева отдала его Мортимеру); замок в Бристоле и наконец Лэнгли Мэриш в Бакингемшире, исключительно приятное имение, куда часто наведывался Эдуард II; покои Изабеллы там выходили в сад, а у дверей большого зала рос плющ. {1342}
Королеве досталась также значительная часть наследства Линкольна, включая замок Понтефракт, присвоенный Деспенсерами, который по праву следовало бы отдать Ланкастеру. Пожалуй, именно из-за этого она решила вопрос со своим имуществом до новой сессии Парламента, так как не рисковала допустить его обсуждение и открытое столкновение с могущественной кликой сторонников Ланкастера. {1343}
В 1327 году Изабелла прикупила еще замок Райзинг в Норфолке (впоследствии он оказался неразрывно связан с ее именем). Она приобрела его у Эммы, вдовы Роберта Монтальта, в обмен на годовую ренту. Монтальт, который одним из первых присоединился к королеве предыдущей осенью, к тому моменту умер, не оставив наследников, и завещал Изабелле свое поместье Фрамсден в Саффолке. Замок Гертфорд также перешел в руки Изабеллы в 1327 году от вдовы Пемброка; когда-то Пемброк получил его от королевы Маргариты, но Изабелла, очевидно, считала, что его следует вернуть. {1344}
Видимо, в тот же период Изабелла приобрела и дом в Лондоне, на Ломбардской улице. Улица получила такое название, потому что, начиная с XII века, здесь селились и занимались делами банкиры-ломбардцы, но дом, облюбованный Изабеллой, был откуплен у приората святой Елены в Бишопсгейте, принадлежавшем бенедиктинцам, одному из богатейших религиозных братств Лондона. Приезжая в Лондон, Изабелла останавливалась либо в этом доме, либо в Вестминстерском дворце; там в 1327-1330 годах «по приказу королевы-матери», были произведены различные усовершенствования. {1345}
Можно с уверенностью утверждать, что в период своего правления Изабелла жила намного роскошнее, чем все английские королевы до нее. И впредь, разве только в лучшую пору супруги Генриха VI Маргариты Анжуйской в XV веке, ни одна из супруг монархов не пользовалась таким богатством, роскошью и могуществом.
Через день после коронации королева съездила с ночевкой в Элтем {1346} и вернулась 3 февраля, когда началось следующее заседание Парламента в Вестминстере, {1347} и ее влияние отчетливо просматривается в его постановлениях, как и влияние Ланкастера. В тот первый день был сформирован регентский совет с Ланкастером в качестве председателя и официального опекуна короля. В большинстве источников упоминается, что всего членов совета было двенадцать: архиепископы Рейнольде и Мел-тон, епископы Стратфорд и Орлитон, графы Норфолк, Кент и Сюррей, лорды Уэйк и Перси, сэр Оливер Ингхем и лорд Джон Рос, который был управляющим совместного хозяйства Эдуарда III и королевы Изабеллы и зятем Ланкастера. {1348} Ни королева, ни Мортимер официальных ролей не получили. Однако в отчетах Парламента утверждается, что членов совета было четырнадцать, но это вполне может быть опиской, поскольку имена остальных двух не названы. Догерти {1349} считает, что одним из них был Мортимер, поскольку Фруассар упоминает о нем как об одном из выдающихся деятелей, правивших королевством после коронации. Но Фруассар не утверждает прямо, что Мортимер был членом совета, к тому же, будь это так, современные хронисты не преминули бы включить его имя в список.
Хотя старательно поддерживалась видимость того, что Эдуард III контролирует свое правительство, на самом деле Изабелла «наставляла несовершеннолетнего» и правила вместе с Мортимером от его имени в качестве неофициальных регентов. Интересы Мортимера в совете представляли его друзья, Орлитон и Ингхем, а позднее Хотэм и сэр Саймон Берфорд. Изабелла и Мортимер «полностью подчинили» как короля, так и всю администрацию, они диктовали политику и крепко держали власть в своих руках. {1350} Королева осуществляла контроль за основным службами государства через людей, которых она поставила на соответствующие должности; канцлер, казначей и хранитель Малой печати сопровождали ее повсюду, куда бы она ни направлялась. {1351} Она также контролировала доступ к королю, что вскоре «возбудило большую ревность». {1352}
Однако почти нет сомнений в том, что мотивом действий Изабеллы было стремление возвысить сына, которого она, без сомнений, горячо любила. К счастью, ее честолюбивые замыслы на его счет совпадали с его собственными, и потому она могла на вполне законных основаниях идентифицировать свои желания с интересами Короны. Взаимоотношения между матерью и сыном были кратко изложены в иллюстрированной рукописи трактата Уолтера де Милмета, вероятно, созданной в то же время и преподнесенной Эдуарду III; на миниатюре мы видим юного безбородого короля на троне рядом с матерью – оба с коронами на голове. {1353}
Бейкер уверяет, что третьей фигурой триумвирата с Изабеллой и Мортимером был Орлитон, но это явно завышенная оценка его роли. На самом деле он провел почти весь 1327 год за границей, с дипломатической миссией – а когда вернулся, то обнаружил, что лишился фавора у Изабеллы и Мортимера из-за того, что принял от папы должность епископа Вустерского, обойдя кандидата, выдвинутого ими.
Поскольку Изабелла и Мортимер правили совместно и осуществляли свою власть неофициально, нам сложно определить, чье влияние доминировало. Все делалось от имени короля, или королевы и ее сына, но хотя и говорилось, что «королева правит» {1354} , многие верили, что Мортимер брал верх и над Изабеллой, и над Эдуардом. У нас есть достаточно свидетельств того, что именно Изабелла, а не Мортимер, стоя за троном, обладала в тот период реальной властью. Тем не менее она полагалась на воинскую силу и опытность Мортимера, и нам известны примеры, когда он брал на себя инициативу в важных делах, не ссылаясь на королеву. Потому нам представляется, что они доверяли друг другу, действуя так, чтобы не вызвать взаимного неодобрения, и разделили между собой сферы влияния.
Власть Изабеллы основывалась на несокрушимых бастионах – статусе королевы-матери, а также любви и преданности сына. Она старалась проводить с мальчиком как можно больше времени и оказывала на него сильное влияние. А власть Мортимера держалась в основном на интимных отношениях с королевой, хотя сам он любил подчеркивать свое происхождение от короля Иоанна, чему свидетельствами служат несколько современных документов, где его именуют «родичем короля». {1355} Однако многие другие лорды могли указать на более близкое родство с королем, и высокое положение Мортимера в тот период целиком обуславливалось тем, что он был любовником королевы. {1356} Найтон утверждает, что при разъездах они всегда жили в одном доме, но, судя по хвалебным отзывам об Изабелле, высказанным в то время папой и другими, любовники, похоже, старались соблюдать приличия.
* * *
Парламент продолжал заниматься реабилитацией: возмещались потери Ланкастеров и их друзей, восстанавливались права «несогласных» на их земли, вознаграждались те, кто оказывал поддержку королеве в трудные времена. {1357} Существенный вклад Генри Ланкастера в успех предприятия королевы был достойно вознагражден. Приговор над Томасом Ланкастером признали недействительным, и его брат получил формальное право наследовать ему {1358} , а вскоре после этого Эдуард III, по подсказке матери, послал в Рим запрос на канонизацию Томаса, расхвалив его добродетели {1359} – Изабелла знала, что это добавит ей популярности и укрепит преданность Ланкастера. Позднее Иоанн XXII отклонил этот запрос, как и три последующих, сделанных от имени Эдуарда III возможно, потому, что помнил о подлинных – личных – мотивах поступков Томаса.
Другим «популистским» шагом королевы было принятие акта, ограничивающего число местностей, подпадающих под действие жестоких законов о пользовании лесами. {1360} Меры, принятые Эдуардом II против Орлитона, были аннулированы, а Эйрмин 6 февраля наконец получил свои доходы за Норвич. Тогда же королеве были даны все сеньериальные права в ее поместьях. {1361} Генри де Бомонту и его жене Эдуард III, по просьбе матери, 15 февраля даровал два имения Деспенсера. {1362}
Изабелла позаботилась о том, чтобы Мортимер был щедро вознагражден «с учетом его службы королеве и королю, здесь и за морем». {1363} Того же 15 февраля ему вернули доходные должности опекуна над наследниками Уорвика и Одли, добавив еще и наследника лорда Гастингса (в октябре он стал также опекуном наследника Пемброка), {1364} а 20 февраля он был назначен юстициарием диоцеза Лландаф. 21 февраля Парламент отменил приговоры, ранее вынесенные Мортимеру и Черку, издал формальное помилование Мортимера за побег из Тауэра и «другие проступки», и восстановил его в правах на отцовские имения. Затем он был назначен пожизненным юстициарием Уэльса, юрисдикцией, распространяющейся на все земли Короны в этой области. {1365} Королева также обеспечила Мортимеру получение владений Черка. {1366}
В конце февраля и в начале марта Ланкастер, Кент, Норфолк, Уэйк, Орлитон и Бергерш в ознаменование их верной службы Эдуарду III и королеве Изабелле {1367} получили дары в виде земель, арендных держаний и доходов, а сэру Джону д'Эно был назначен пенсион. {1368} Эдуард III подтвердил пожалования, сделанные его матери на сессии Парламента в дни Богоявления, и подарил ей еще 1000 марок на продовольственные расходы; {1369} в марте она наконец вступила в полное владение своими землями и движимым имуществом. {1370} К этому моменту у Изабеллы уже было заведено свое хозяйство, отделенное от двора короля.
Парламент также постановил простить город Лондон, получивший новую хартию вольностей, и многих прежних сторонников Деспенсеров. Казначей Изабеллы, Уильям де Будон {1371} , получил повышение по службе, а ее клерк, Роберт Уайвил, был освобожден от обязанностей хранителя Малой Печати и по ее протекции стал каноником в Личфилде. Завершив пространную программу награждений и реабилитаций, Парламент окончил свои заседания 9 марта.
Еще в феврале в Лондоне имел место неприятный эксцесс: толпа вломилась в дом Орлитона и учинила дикую расправу с Робертом Болдоком, который все еще жил там под домашним арестом. Его потащили в Ньюгейтскую тюрьму и заперли в камере, но перенесенные им побои оказались столь тяжкими, что вскоре после этого он умер. {1372} Позднее Орлитону было предъявлено обвинение в дурном обращении с Болдоком, но он успешно доказал свою невиновность. {1373}
Иногда утверждают, что у Изабеллы не было никакой политической программы, и она думала только об укреплении собственных позиций. Она, конечно, уделила этому внимание, награждая своих сторонников, поддерживая доброжелательные отношения с кланом Ланкастера и раздавая компенсации жертвам режима Деспенсеров. Но следует сразу отметить, что ее чрезвычайно заботило исправление катастрофических ошибок и несправедливостей предыдущего правления, и именно действиями в этом направлении она поддерживала свою популярность.
И все-таки Изабелла, будучи также реалисткой, понимала, что популярность нельзя приобретать любой ценой и иногда необходимо принимать непопулярные решения. Она знала, что перед нею стоят пугающие проблемы, особенно касательно Шотландии и Франции, решение которых откладывали на протяжении десятилетий. Принятый ею курс относительно этих государств наглядно демонстрирует прагматизм королевы и свидетельствует, что она осознавала пределы своих возможностей и, не колеблясь, вела политику здравого смысла, которая могла принести долгосрочные выгоды, но не скоротечную славу и рукоплескания.
С другой стороны, Мортимер был озабочен в основном самовозвеличением, выстраивая для себя прочную базу в Марке и накапливая огромные богатства. Дела большего масштаба его беспокоили мало, если только они не препятствовали реализации его амбиций. Им руководило честолюбие, да еще необходимость сохранить свою позицию.
Тайные мирные переговоры Изабеллы с Робертом Брюсом зашли в тупик, и в день коронации шотландцы напали на замок Норхэм в Нортумберленде. {1374} Затем стали поступать тревожные сообщения, что Брюс, несмотря на преклонный возраст и болезнь, которую многие считали проказой, собирает силы, и 4 марта королева направила посольство в новом составе для заключения мира. {1375} Ранее, 22 февраля, она также вступила в мирные переговоры с Францией, {1376} пытаясь разрешить наконец проблему с Гасконью. Здесь ей удалось достигнуть частичного успеха, и несколько позже, 31 марта, в Париже было подписано соглашение, согласно которому ей возвращалась часть территории Гаскони при условии выплаты контрибуции в 50 000 марок. Это соглашение, однако, не слишком одобрили в Англии, поскольку оно оставляло область Аженэ в собственности Карла IV. {1377} Но Изабелла знала, что ситуация не позволяет даже думать о войне с Францией, да она и не хотела войны. На протяжении всех лет своего правления она придерживалась профранцузской политики.
* * *
Как ни занята была Изабелла в первые месяцы этого года, она не забывала писать очаровательные и любезные письма Эдуарду II, интересуясь его здоровьем и удобствами, поддерживая видимость того, что была бы счастлива посетить его, если бы не запрет Парламента. Она также посылала ему подарки: красивую одежду, белье, изысканные деликатесы и прочие мелочи, скрашивающие жизнь {1378} – так проявлялась свойственная ей заботливость, а возможно, и чувство вины.
Но жалобные просьбы мужа увидеться с нею и с детьми оставались без ответа. {1379} Согласно Бейкеру, Эдуард страдал «из-за великой любви» – что является грубым преувеличением, – и якобы Ланкастер сжалился над ним и направил послание Изабелле, «чье сердце было тверже камня, сообщая, что благородный рыцарь изнемогает от любви к жене. Но эта железная женщина не ведала любви, зато умела гневаться».Если даже эта история верна, такую реакцию вполне можно понять, поскольку Эдуард не выказывал никакой любви или заботы о жене, когда Деспенсер разрушал их брак и последовательно лишал ее доходов, свободы и детей. Кроме того, «обдумав это дело, она стала бояться, как бы Церковь не призвала ее вернуться к отвергнутому мужу и разделить с ним ложе».Ее беспокойство вовсе не было беспочвенным, что и выяснилось на одном из заседаний совета в апреле.
Бейкер описывает, как Изабелла, «эта львица в женском облике», попросила совета у «этого жреца Ваала», Орлитона, который порекомендовал отстранить Ланкастера от охраны Эдуарда. Это чистейшей воды домыслы, поскольку, как мы вскоре увидим, возникли намного более серьезные причины сделать этот шаг. Но Бейкер, напомним, писал много лет спустя, когда делались попытки канонизировать Эдуарда II, и рассказы о перенесенных им страданиях могли придать ему ауру святости. {1380} Бейкер потом еще больше оболгал Орлитона, превратив его в своей истории в еще большее чудовище, чем Мортимер, и все эти россказни почти наверняка сфабрикованы с целью выставить епископа и Изабеллу в самом худшем свете.
Почему у Бейкера сложилось такое низкое мнение об Изабелле, понять нетрудно: она ведь бросила мужа ради любовника, свергла мужа, да еще, по убеждению Бейкера, приказала мучить и убить его – хотя эти утверждения, как будет показано ниже, не имеют никакой фактической основы. Но зачем ему понадобилось так брутально обрисовывать Орлитона? Возможно, ответ кроется в отношении патрона Бейкера, сэра Томаса де ла Мора, который был очевидцем жесткого обращения Орлитона к Эдуарду в Кенилворте; это могло его шокировать и позднее привести к ложному выводу, что епископ был ответствен и за другие несчастья падшего короля.
Все же не стоит сомневаться в том, что Изабелла не хотела возвращаться к Эдуарду. Нежелание это поддерживалось вполне естественными опасениями: она боялась вспышек его ярости и холодности, боялась разлуки с любимым человеком и с сыном, боялась жизни в изоляции – по сути, лишения свободы. И, конечно же, Мортимер поддерживал в ней нежелание видеться с Эдуардом. Мортимер уже доказал, что он ревнив, и не упустил бы еще одной возможности досадить Эдуарду.
Сохранилось несколько стихотворений, которые приписывают самому Эдуарду II; считается, что они были написаны именно в тот период. Если признать их подлинность, то из них можно сделать вывод, что муж осознавал двуличие Изабеллы. Стихи написаны на норманнском диалекте французского языка и представляют собой горестные размышления о превратностях судьбы и вероломстве жены. Мы можем очень хорошо представить себе, читая их, в каком состоянии и настроении он тогда находился.
Одно из стихотворений называется «Песня короля Эдуарда, сложенная им самим». Приводим ниже его вольный перевод:
Пришла ко мне зима, лишь горем я живу
Фортуна бьет меня так часто, так жестоко!
Удар, еще удар наносит наяву,
Надежда, сила, дух – все сломлено до срока.
Красотою и мудростью будешь богат,
Честью, славой весьма наделен,
Но как только Фортуна отводит свой взгляд,
Ты – в позоре, ты глуп, ты смешон.
Кого я любил, ненавидеть я должен,
Горчайшее горе мне душу гложет,
И тело страдает, и сердце слабо
По воле прекрасной моей Изабо.
Я верил – верпа мне, а ныне – обман
У ней в каждом слове, она мне враг.
Лишь черным отчаяньем дарит меня,
И радость всю обратила в страх. [119]119
Стихи в том виде, в котором они приведены в тексте книги, отнюдь не отличаются совершенством формы. Приводимый здесь перевод на русский язык воспроизводит это несовершенство оригинала. (Прим. перев.)
[Закрыть]
Религия, очевидно, стала единственным утешением короля в его печальном уединении. В конце стихотворения он упоминает о своих грехах и выражает надежду на искупление:
С сердцем стесненным к тому иду,
Кто ради меня страдал па кресте.
Иисус, прости мне низость мою,
Склонись к тому, кто в жестокой нужде.
Прости мне измены и злые грехи […]
Пречистую деву прошу умолить
Сына, что ею рожден и взращен,
Пусть мне соизволит милость явить
И пусть я буду все же прощен.
В другом стихотворении содержится жалоба автора на то, что в тяжелых обстоятельствах он теряет свой красивый внешний вид и куртуазность:
Дождей горючих струи
Из зимних льются туч,
Жестокая Фортуна
Закрыла дверь на ключ.
Бывало, ласкала любимца она [то есть пишущего эти строки],
Он был и пригож, и умен,
Прославлен ученостью, вежеством горд,
Но дожил до худших времен;
Фортуна лицо отвратила свое,
И прахом пошли все дары:
Веселость угасла и мудрость ушла,
Следа не осталось былой красоты.
И горе зимою пришло до поры.
Когда-то стоял на вершине,
Меня почитали, боялись.
Теперь меня люди прозвали
«Король без короны» для смеху.
Лежит моя жизнь в руинах,
По воле Фортуны жестокой. [120]120
Это стихотворение напечатано в «Новых хрониках» Фабиана. Существует несколько вариантов этого текста. Фабиан приводит их по-латыни, но оригинал написан на франко-норманском языке – он содержится в рукописи, хранящейся в Дошлите (Longleat) (см. Комиссия по историческим рукописям). Стьюдер считает эти стихотворения аутентичными, Гэлбрайт относится к ним скептически.
[Закрыть]
В первую неделю марта, видимо, был раскрыт заговор с целью освободить бывшего короля Эдуарда из Кеиилворта. Был отдан приказ произвести расследование бесчинств нескольких человек, а именно Стивена Данхевида, монаха-доминиканца, Уильяма Эйлмера, приходского священника из Доддингтона, ранее бывшего доверенным клерком Десненсера, другого Уильяма Эйлмера, приходского священника из Бидуэлла, Уильяма Рассела, Томаса де ла Хэй, Эдмунда Госселина, Уильяма эйт-Халла (atte Hull) и Джона Нортона. {1381} Поскольку те же самые лица будут в июле осуждены за еще один заговор с целью освободить короля, логично предположить, что это расследование касалось более ранней и неудачной попытки.
Стивен Данхевид, который, по-видимому, являлся вдохновителем этих попыток, был особо опасен. Он верно служил Эдуарду II как его исповедник и издавна был сторонником Деспенсеров. Именно его Деспенсер посылал в Авиньон, чтобы добиться аннулирования брака короля с Изабеллой. Эти услуги, наряду с преданностью Деспенсеру, вознесли его достаточно высоко, но после вторжения королевы он потерял все.
Найтон сообщает только, что заговор был устроен особами, питавшими к бывшему королю личную привязанность, но автор «Анналов святого Павла» конкретно указывает, что Данхевида поддерживали некоторые высокопоставленные лица. Можно предположить, что одним из них был вечно колеблющийся граф Кентский – если учесть его отступничество в дальнейшем и тот факт, что он, несомненно, чувствовал себя виновным в предательстве сводного брата. Явно не случайно то совпадение, что три года спустя Стивен Данхевид оказался замешан в собственном заговоре Кента против Изабеллы и Мортимера. {1382}
После всего случившегося Изабелла явно испытывала душевную потребность снова посетить гробницу Беккета в Кентербери. 13 марта двор, покинув Лондон, отправился в путь по землям Кента и прибыл в Кентербери на следующий день. 15 марта король и королева-мать направились в Рочестер, где их принимал епископ Хит, который преподнес Изабелле дорогие подарки. {1383} Мать и сын вернулись в Кентербери на следующий день, а 21 марта уже были в Вестминстере, где оставались девять дней {1384} , разбираясь с последствиями раскрытого заговора «освободителей» Эдуарда II.
В Кенилворте немедленно усилили охрану, но Ланкастер дал ясно понять, что не готов нести ответственность за бывшего короля, если кто-то вздумает его освободить {1385} , и возникло опасение, что у Эдуарда в Уорвикшире осталось слишком много сторонников. Поэтому Изабелла и Мортимер решили освободить Ланкастера от обязанностей тюремщика и перевезти пленника южнее, в замок Беркли, поблизости от владений Мортимера в области Марки. 21 марта Томас Беркли, вновь ставший лордом Беркли, и сэр Джон Малтреверс были назначены новыми сторожами Эдуарда, с равной ответственностью; {1386} оба они входили в ближний круг Мортимера, а Беркли еще и состоял у него на службе. Логично предположить, что именно Мортимер был основным инициатором этих назначений и перемещения Эдуарда в новую тюрьму.
Томас Беркли к тому времени стал зятем Мортимера – в 1319 году он женился на его дочери Маргарет. У Беркли не было ни малейших причин любить Эдуарда II, поскольку он сильно пострадал при режиме Деспенсеров: его вместе с отцом посадили в тюрьму как сторонников Томаса Ланкастера, он просидел там четыре года, а его отец умер в заключении.
Джон Малтреверс, родом из зажиточной дорсетской семьи, имел от роду около тридцати семи лет и был женат на сестре Беркли, Эле. Он когда-то служил под началом Мортимера в Ирландии и Шотландии {1387} и сражался на стороне Ланкастера при Боробридже. После поражения графа он бежал, опасаясь за свою жизнь, и присоединился к Мортимеру, став одним из его доверенных офицеров. Позднее он вошел в группу изгнанников, окружавшую Изабеллу во Франции. В феврале 1327 года постановлением Парламента ему возвратили его земли. Как и Беркли, он не мог испытывать добрых чувств к бывшему королю.
* * *
Теперь, когда Эдуард III был возведен на трон, королева и Мортимер приступили к выполнению договора, заключенного с Эно относительно его брака. В последнюю неделю марта Орлитон и Бергерш (который теперь сменил Орлитона на посту казначея) были уполномочены советом отправиться к графу Гильому официально просить руки одной из его дочерей; получив его согласие, они должны были затем поехать на юг, в Авиньон за папской грамотой, которая была необходима, поскольку матери жениха и невесты были двоюродными сестрами.
Наконец посольство выехало из Англии в конце апреля. {1388} Двор между тем 30 марта отправился в Стэмфорд, где должно было состояться совещание по вопросу укрощения шотландцев. {1389} Изабелла взяла с собой всех своих детей. К 4 апреля {1390} она прибыла в Ремси (в области Болот) и, вероятно, поселилась в странноприимном доме тамошнего большого саксонского аббатства.
В тот месяц Ланкастер официально вступил в права владения почти всем полученным наследством, хотя поместья де Ласи, обещанные Изабелле в день коронации, {1391} она удержала за собой, что несколько огорчило Ланкастера. Потом произошел серьезный бунт в Абингдоне, за ним последовали дурные известия из Шотландии, где Брюс собирал большое войско для нового нападения на Нортумберленд; на самом деле это была тактическая уловка, чтобы вынудить англичан признать его суверенитет.
Изабелла и Мортимер ответили тем, что 5 апреля объявили общий сбор в поход против шотландцев. {1392} Этот шаг встретил одобрение короля и народа, все надеялись, что в новых условиях удастся поквитаться за позорное поражение при Бэннокберне и восстановить английское владычество над Шотландией. Однако Изабелла, если судить по ее многократным попыткам заключить мир, явно не разделяла этого настроения. Она рассматривала войну с Шотландией как заранее проигранную, как неразумную растрату средств. У нее сложилось убеждение, что чем скорее будут признаны эти факты и достигнуто мирное соглашение, тем лучше для обеих сторон.
Многие бароны из северных графств думали так же, поскольку владели поместьями к северу от границы и надеялись возвратить их посредством мирного договора. Но Изабелла понимала, что необходимо не только защищать границы Англии, но также поддерживать благосклонность народа к ее правлению – а в этом отношении война была бы встречена с большим общественным одобрением, чем мир. Война также могла послужить иллюстрацией к тезису о предпочтительности мирного урегулирования.
