Текст книги "Французская волчица — королева Англии. Изабелла"

Автор книги: Элисон Уэйр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 39 страниц)

Посланцы папы к этому времени уже прибыли в Париж и вовсю старались убедить Изабеллу, что ей следует примириться с мужем. 12 марта Истри доложил Рейиольдсу, что это им удалось, и она вместе с Карлом согласились следовать плану, который позволил бы ей мирно возвратиться к Эдуарду. Приор не знал подробностей, но советовал архиепископу, на случай, если королева вернется с миром, устроить ей почетную встречу. Однако он предупреждал его, что дело может обернуться не так благополучно, как им хотелось бы надеяться, поскольку папа откровенно благоволил французам. ^{1023}

Очевидно, Изабелла согласилась вернуться к Эдуарду на двух условиях: во-первых, Деспенсеры должны удалиться от двора, во-вторых, Эдуард должен дать клятвенные гарантии касательно ее статуса как королевы и возвращения ей всех поместий. ^{1024} И на этот раз было маловероятно, чтобы Эдуард согласился на первое и основное из этих требований – но Мортимера, по-видимому, перспектива возвращения Изабеллы к мужу довела до белого каления, поскольку он горячо пообещал убить ее, если она ступит на землю Англии. ^{1025} Это явно было сказано в сердцах, на Изабеллу угроза не произвела впечатления, но этот случай показывает нам, как ревновал Мортимер и как опасался, что она откажется от замыслов, которые он лелеял так давно.

Кент, которому Мортимер явно не нравился, испытывал угрызения совести по поводу обвинений в измене, и его также беспокоила возможность возвращения в Англию и объяснений с братом-королем насчет его поведения; тот перестал выплачивать ему содержание в конце января. ^{1026} Поддавшись панике, Кент отправил одного из своих людей к Эдуарду с заверениями, что во время пребывания в Париже с Изабеллой он не сделал ничего во вред интересам короля. ^{1027}

Изабелла также попросила нунциев обсудить вопрос о безопасном возвращении в Англию Ричмонда и Кромвеля. ^{1028} Король уже неоднократно призывал их домой, но они отделывались ничего не значащими отговорками. Возможно, в тот момент им нужно было вернуться по каким-то срочным делам, или же Изабелла хотела, чтобы они установили связь с ее друзьями в Англии. Если так, значит, она ожидала, что Эдуард не пойдет на примирение на ее условиях, и старалась пока расширить сеть своих приверженцев. Заодно она могла успокоить Мортимера, доказав ему, что ей следует притворяться довольной желанием папы примирить ее с Эдуардом. Но он остался неумолимым противником такого развития событий.

Теперь нунциям предстояло поехать в Англию, чтобы уговорить короля встретить жену милостиво, но, узнав, что он считает именно их виновниками неудачного для него завершения мирных переговоров в 1325 году, они страшились пересекать Ламанш. ^{1029} То, что нунции не приехали, дало повод к необоснованным слухам о запугивании со стороны Эдуарда, ^{1030} которые сыграли крайне неблагоприятную роль, поскольку из-за отказа Изабеллы вернуться многие в Англии сделали вывод, что он так же плохо обращался и с нею, и с сыном, и пересуды об этом быстро распространялись по королевству.

14 марта Эдуард вновь приказал Ричмонду вернуться и дать отчет о своем поведении, но Ричмонд снова не подчинился. ^{1031} Король продолжал принимать меры к защите территории и 18 марта приказал арестовывать всякого подозрительного человека, приехавшего в его владения. ^{1032} .

В лихорадочном возбуждении он еще раз написал сыну, которого не видел уже более полугода. Его по-прежнему донимали неподтвержденные сообщения о задуманном брачном союзе между принцем и одной из принцесс Эно – но еще более ужасала мысль о том, что мальчик испытывает неподобающее влияние изменника Мортимера, и на его доброе имя ложится тень адюльтера изменника с его матерью. Очевидно, король уже не ждал жену домой, но был полон решимости вернуть сына и наследника. Принца следовало любым способом избавить от этой ситуации; ему хватило бы, в крайнем случае, и собственной сообразительности, но сперва ему нужно было открыть глаза на безмерное неприличие поведения матери и напомнить о долге перед отцом. Потому письмо короля, по сути, стало нападением на Изабеллу и было написано в жестком тоне:

«Эдуард, милый сын, мы поняли из письма, написанного в ответ на наше, что вы хорошо помните те наставления, которые были вам даны мною; помимо прочего, не договариваться о браке, равно и не позволять договариваться за вас, не известив нас и не получив согласия: а также, при отъезде из Дувра, вы сказали, что с радостью будете подчиняться моим приказам, насколько будет в ваших силах, до конца ваших дней. Милый сын, если именно так вы поступали, то это было благоразумно и соответствовало вашему долгу, за что ожидает вас милость Божья, и одобрение наше, и всех людей; если же нет, тогда вам не избежать гнева Божьего, порицания людей и нашего сильного негодования, ибо я наставлял вас весьма строго и совсем недавно, и вы должны всё хорошо помнить, и никоим образом не жениться и не давать себя женить без предварительного нашего согласия и совета; ибо никакое другое дело не причинило бы нам большего вреда и сердечной боли. И ежели, как вы говорите, вы не можете вернуться к нам из-за вашей матери, то это сильно печалит наше сердце из-за того, что она вам не позволяет исполнить ваш природный долг, пренебрежение коим приведет ко многим несчастьям. Милый сын, вы знаете, как горячо она была бы любима и хранима, если бы вернулась вовремя, согласно долгу, к своему повелителю. Мы знаем многое о ее злых делах, к нашей скорби; знаем, что она изобретает предлоги, дабы удалиться от нас из-за нашего дорогого и верного племянника, Хьюго Деспенсера, который доселе всегда так хорошо и преданно служил нам, в то время как вы и весь свет видели, что она открыто и намеренно, зная, что нарушает свой долг, действуя против благополучия нашей короны, присоединилась вместе со своими спутниками к Мортимеру, изменнику и смертельному врагу нашему, что доказано, установлено и осуждено: именно в его обществе она находится в стенах дома и вне их, вопреки нам и нашей короне и праву, установленному в королевстве – с ним, злодеем, коего наш возлюбленный брат, король Франции, по нашей просьбе изгнал из своих владений как нашего врага. И хуже того, если хуже еще что-то может быть, она допустила сосуществование ваше с вышеуказанным врагом нашим, сделав его вашим советником и заставив вас открыто общаться и находиться рядом с ним, на глазах всего света, и тем самым совершила великую мерзость и причинила бесчестие как вам, так и нам, в нарушение прав нашей короны и законов и обычаев нашего государства, кои вам в высшей степени надлежит соблюдать, сохранять и поддерживать. Посему, милый сын, уклонитесь от участи столь постыдной, а может быть, и гибельной, и опасной для вас во многих отношениях. Ныне вы огорчаете меня, но вам не следовало бы вызывать наше недовольство ни ради вашей матери, ни ради кого иного. Мы повелеваем вам, во имя верности, любви и преданности, которыми вы обязаны нам, с нашего благословения, вернуться к нам без сопротивления, задержки либо новых отговорок. Ибо ваша мать писала нам, что если вы пожелаете возвратиться, она вас удерживать не будет, и нам непонятно, как ваш дядя, король, может задержать вас вопреки выданной вам охранной подорожной грамоте. Соответственно, ни ради вашей матери, ни ради поездки в ваше герцогство, ни по какой иной причине, не медлите явиться к нам. Наше повеление послужит вам к добру и к чести, с божьей помощью. Так что явитесь быстро, без новых отговорок, если желаете получить наше благословение и избежать наших упреков и негодования.

Милый сын, не противьтесь нашим повелениям, ибо мы наслышаны о том, что вы совершали поступки, которые вам не приличествуют.

Дано в Личфилде, в день 18-й месяца марта». ^{1033}

Король также снова написал Карлу IV, повторив большую часть содержания предыдущего письма: очевидно, он верил, будто постоянное повторение придаст ему больше правдивости, но на самом деле его оправдания были слишком настойчивы, чтобы их сочли убедительными. Узнав об измене жены, он получил дополнительный повод поговорить о высокой морали и занять позицию уязвленного и обманутого мужа; однако Карл должен был знать, что это – грубое искажение истины. Впрочем, ему вряд ли понравились заключительные фразы письма, где Эдуард утверждает, что Карл проявил пассивность, не наказав свою сестру, и что это дело бросает тень на его честь. Король писал:

«Дражайший брат, мы обдумали ваше письмо, в коем вы утверждаете, что с должным старанием поговорили с вашей сестрою о тех вещах, которые мы упомянули, и что она сказала вам, будто бы желает быть с нами и в нашем обществе, как подобает благонравной жене, и что дружба между нею и нашим дорогим и верным племянником, Хьюго Деспенсером, не была притворством с ее стороны, поскольку она видела, что в прошлом он был полезен для нее, обеспечивая ей поддержку и ограждая от дурного обращения. Конечно, дражайший брат, если бы она любила нас, то действительно желала бы пребывать в нашем обществе, по ее словам. Той, которая должна была стать посредницей между вами и нами ради полного и длительного мира, не следовало бы становиться причиной новой распри, как делает она; она была послана, чтобы укрепить мир и любовь между вами и нами, чего мы от чистого сердца желали добиться, когда посылали ее к вам. Но в душе своей она намеревалась использовать этот предлог, дабы отдалиться от нас. Мы уже показали, при всем уважении к вам, что в словах ее, обращенных к вам, не было правды, ибо никогда не причиняли ей зла или обиды ни я и никто другой (при всем том, сколько всего сделала она против нас). Не было также у нее в прошлом причины прибегать к хитростям для защиты либо для спасения от чего-то худшего – ибо никогда, ни по малейшему поводу он не причинял ей вреда. И что же заставляло ее с тех пор, как она уехала от нас и прибыла к вам, направлять Хьюго письма, выражающие столь великую и особую дружбу, как угодно было ей, время от времени?

Но воистину, дражайший брат, вам должно быть очевидно, как и мне, и всем мужчинам, что она не любит нас так, как должна была бы любить своего господина, и причина, по которой она оболгала нашего племянника и удалилась от нас, проистекает, как я думаю, из непристойных желаний, поскольку ныне она столь открыто, нагло и сознательно идет против велений долга, общаясь с Мортимером. Если бы вы желали ей добра, дражайший брат, то наказали бы за подобное нарушение приличий и заставили бы вести себя как подобает, ради чести семейств, к коим она принадлежит.

Кроме того, наш сын по воле своей матери также стал общаться с упомянутым нашим врагом и изменником, которого она назначила советником при нем, и он отговаривает его возвратиться вопреки нашей воле. Мы призываем вас вернуть нам сына, ведь он, будучи весьма юн годами, не может еще сам распоряжаться своей жизнью, и посему должен находиться под нашим отеческим надзором, в том числе и относительно вверенного ему герцогства. Посему, дражайший брат, нам хотелось бы, чтобы вы соизволили, ради Господа нашего, благоразумия, добросердечия и природных братских чувств, сделать это, не обращая внимания на нечестивые удовольствия женщины.

Дано в Личфилде, в день 18-й месяца марта». ^{1034}

Принц Эдуард наверняка встревожился, когда прочел письмо отца, которое должно было окончательно развеять его сомнения – если они еще оставались – относительно природы отношений его матери с Мортимером. Он ответил, уверяя, что не забывал никогда поучений, данных ему королем в Дувре, и ничем не нарушил его указаний в том, чего был способен сам избегнуть. ^{1035} Но было, конечно же, много такого, чего он избежать не мог – например, общения и советов Мортимера, пересудов об этом человеке и его матери, а также того факта, что оба они используют его как залог в сделке и заставляют ставить свою подпись на документах, касающихся Гаскони, не спрашивая согласия отца. Однако отец, видимо, рассчитывал, что мальчик преодолеет эти препятствия, ослушается матери и, взяв инициативу в свои руки, сам вернется в Англию.

Упорно надеясь завоевать поддержку французской знати, Эдуард написал Филиппу, графу Валуа, наследнику недавно умершего Карла Валуа, утверждая, что жалобы Изабеллы на Деспенсера – лишь хитрая уловка:

«Когда король послал за нею, она поначалу высказала надуманные упреки, которых от нее никто не слыхал прежде и не мог ожидать, кроме нее самой; исследовав дело, никто не должен был верить таким злостным выдумкам, грешащим против правды. Но король ясно осознает, как могут осознать и король Франции, и любой человек, что она не любит короля, как ей следовало бы любить своего господина, и дела, которые она приписывает упомянутому племяннику короля [Деспенсеру], и на основе которых не желает возвращаться к королю, надуманы и не определены, но король считает, что причина заключается в ее злой воле, так как она столь открыто, нагло и сознательно идет против велений долга и прав короны, которые она обязана почитать, призвав к себе и удерживая в своем обществе, а также пользуясь советами изменника и смертельного врага короля, Мортимера, равно как и других его сообщников по заговору, и показывается рядом с ним как дома, так и на людях, при том, что ранее король Франции изгнал оного злоумышленника из своих пределов как врага на короля в силу союза между ним и предками короля». ^{1036}

Эдуард здесь, очевидно, намекает, что неплохо бы Карлу изгнать Мортимера снова!

В марте, 24 числа, король конфисковал земли Ричмонда, а также лорда Джона Кромвеля, который, как ему докладывали, предложил свой меч Мортимеру. Выполнить приказ Эдуарда о возвращении отказался и еще один вельможа – лорд Томас Уэйк, шурин Кента и бывший опекун Изабеллы. ^{1037}

В апреле Эдуард был вынужден признаться королю Арагона, что не может пока продолжить переговоры о браке своего сына. ^{1038} Затем 15 апреля он написал папе, оправдывая свое собственное поведение относительно Изабеллы и нунциев и прося поддержки; он уверял, что сделал-де все возможное, чтобы возвратить королеву домой, и не намеревался причинить ей никакого зла.

«Касательно же нашего сына, воистину, он ничем не оскорбил нас, да и нежный возраст не позволяет ни ему самому совершить какой-либо худой поступок, ни кому другому заставить его. Посему было бы бесчеловечно и противоестественно проявлять гнев и жестокость к нему». ^{1039}

Возможно, к письму прилагалась взятка, поскольку 1 мая Иоанн XXII ответил Эдуарду, благодаря его за дар – 5000 флоринов. Более полутора месяцев спустя, 21 июня, папа поблагодарит Стэплдона за другое денежное подношение – возможно, еще одну взятку. ^{1040} Но Иоанн XXII оказался неподкупным. Он снова направил письмо Деспенсеру, напоминая, что его обязанность – способствовать примирению между королем и королевой. ^{1041} – Это указание Деспенсер проигнорировал. Между тем 18 апреля Эдуард публично осудил тех, кто распространяет зловредные слухи и тем самым препятствует успеху миссии нунциев. ^{1042} Он. велел архиепископу Кентерберийскому молиться за благополучное возвращение королевы, а духовенству произносить проповеди, подчеркивающие, что король не изгнал свою жену и сына и не угрожает нунциям. ^{1043} Епископу Стэплдону 2 мая было приказано заняться укреплением обороны королевства против ожидающегося вторжения.

На Троицын день, 11 мая, Жанна д'Эвре была коронована как королева Франции в Сен-Шапель, в Париже. Изабелла и ее сын присутствовали на церемонии в качестве почетных гостей, а Мортимер был удостоен чести нести парадную одежду принца. ^{1044}

Готовясь к встрече посланцев папы, 19 мая Эдуард приказал начать обширные приготовления; ^{1045} вскоре после этого нунции прибыли в Дувр и отправились верхом в замок Солтвуд, в Кенте, на встречу с королем и Деспенсером. Никому другому не было дозволено присутствовать, архиепископу со всем его причтом даже воспретили въезд на территорию Кента и всякие контакты с нунциями. ^{1046} В этой обстановке параноидальной секретности нунции изложили Эдуарду предложения королевы относительно примирения и попросили его простить Ричмонда и Кромвеля, позволив им вернуться.

В тот период Эдуард поддерживал частую переписку с папой – в частности, в мае он направил в Авиньон гонца по имени Уильям Вестон, вероятно, в связи с процессом примирения. Выслушав Вестона, папа поспешил известить Изабеллу, что тот не сказал на ее счет ничего, умаляющего ее честь ^{1047} – по-видимому, она опасалась, что такое возможно.

В июне король приказал провести расследование о тайных собраниях в Восточной Англии. Возможно, эти собрания каким-то образом были связаны с планами вторжения, так как Мортимер намеревался высадиться именно в Восточной Англии.

После вмешательства епископа Оранжского 6 июня Эдуард согласился даровать прощение Кромвелю при условии, что тот вернется в течение двух недель. ^{1048} Однако к Ричмонду он отнесся иначе: тот неоднократно отказывался повиноваться приказам Эдуарда, и, как сообщил Эдуард папе 18 июня, продолжал, оставаясь во Франции, строить козни с другими его врагами. ^{1049}

К 10 июня стало ясно, что миссия нунциев провалилась; как Изабелла, без сомнения, и предвидела, ни Эдуард, ни Деспенсер не согласились на полную отставку последнего от двора. Это, по сути, означало, что ее брак непоправимо рухнул, и если она захочет теперь избавиться от Деспенсеров, ей остается только применить силу. Тогда же, 10 числа, Эдуард написал папе письмо, но оно не содержало ничего, касающегося предложений о примирении.

Изложить папе неутешительный итог переговоров было поручено посланникам, которые уехали из Англии на следующий день. ^{1050} 10 июня Изабелла все еще находилась в Париже: в этот день она поручила своим прокторам встретиться с делегацией из Понтье, которая прибыла для обсуждения способов сбора денег, необходимых королеве, чтобы нанять в Эно корабли и закупить провиант. ^{1051} Это означает, что переговоры с Эно возобновились; Изабелла явно не собиралась ждать, пока станут известны результаты визита нунциев в Англию, напротив, она ускорила подготовку к вторжению.

15 июня Эдуард с Деспенсером побывали в Рочестере, ^{1052} где состоялась долгая беседа с тамошним епископом Хэмо де Хитом. Согласно сообщению (дословно) очевидца, Уильяма Дина, в этом разговоре частично раскрылось то, что произошло в Солтвуде. Епископ спросил, как прошли переговоры, на что Деспенсер сердито заметил, что королева обязана немедленно вернуться домой и не имеет никакого права требовать его удаления от двора или клятвенных гарантий относительно своего статуса. Он добавил, что ей уже давно следовало возвратиться – но ей не дал сделать этого отнюдь не он, Деспенсер, а Мортимер, который угрожал убить ее, если она возвратится в Англию. ^{1053} Эти сведения, почти несомненно, доставили нунции, которые могли быть свидетелями этой выходки Мортимера в марте.

Эдуард напомнил Хиту об истории пресловутой королевы саксов, Эадбурги, супруги Беорхтрика, короля Уэссекса; она была жестокой, властной женщиной, которая подкапывалась под позиции мужа и, согласно легенде, пыталась отравить его, за что ее прогнали, лишили титула и отправили в ссылку. «Разве не справедливо было бы, чтобы королева, которая хотя бы раз позволила себе не подчиниться своему господину, была удалена и лишена королевского достоинства?» – спрашивал Эдуард, тем самым выдавая, что у него на уме.

Хит, который был обязан своим саном епископа Изабелле, но никак не являлся ее креатурой, сразу же уловил, на что намекает король, но не одобрил эту идею и ответил резко: «Кто бы ни рассказал вам об этом, он подал вам дурной совет!» Подкрепляя это утверждение, он напомнил о библейской истории про Амана, злого советника, который пытался вбить клин между Артаксерксом, царем Персии, и его еврейской женой Эсфирью, но был повешен из-за своего коварства. Аллюзия на фаворита была вполне прозрачной, но король и Деспенсер предпочли не попасться на этот крючок. ^{1054} Этот разговор доказывает, что Деспенсер ни перед чем не остановился бы, преследуя свою цель – отомстить королеве. ^{1055}

Упоминание о судьбе королевы Эадбурги показывает, что Эдуард снова подумывал об аннулировании своего брака. Весьма вероятно, что он много узнал от нунциев о связи между Изабеллой и Мортимером. Почти наверняка именно они сообщили королю, к его великому гневу и отвращению, что Мортимер появился на публике в обществе королевы и ее сына во время коронации. Это подтолкнуло Эдуарда к последней и тщетной попытке 19 июня убедить принца Эдуарда возвратиться в Англию. Он написал следующее:

«Эдуард, милый сын, мы убедились из ваших писем, полученных недавно, что вы хорошо помните об обязанностях, которые я возложил на вас при вашем отъезде из Дувра, и что вы не нарушили наших указаний во всем, чего могли избежать. Но нам представляется, что вы не подчинились нашим приказам столь смиренно, как подобает доброму сыну подчиняться отцу, поскольку вы до сих пор не возвратились, чтобы жить под нашей властью и с нашего благословения, как мы велели вам в других наших письмах, но открыто общались, так же, как и ваша мать, с Мортимером, изменником и нашим смертельным врагом, который, вместе с вашей матерью и прочими, прилюдно прибыл в Париж в вашей свите для участия в коронационных торжествах в только что прошедшую Пятидесятницу, явив тем самым презрение к нам, к великому бесчестию как вашему, так и моему. Ибо воистину он недостоин быть спутником ни вашей матери, ни вам, и мы предвидим, что из этого проистекут большие беды для нашей державы.

Также мы понимаем, что вы, прислушиваясь к советам, противоречащим и нашим, и вашим интересам, произвели различные перемены, издали указания и постановления без нашего совета и вопреки нашим приказам, в герцогстве [Гасконском], которое мы даровали вам. Но вам следовало бы помнить, на каких условиях был сделан этот дар и что вы ответили мне, когда получили его в Дувре. Подобное поведение неприлично и чрезвычайно вредно.

Посему мы приказываем и обязываем вас, ради верности и любви, которые вы должны питать к нам, и с нашего благословения, поступить как наш дорогой и горячо любимый сын, как поступали вы прежде, и, отказавшись от всех отговорок вашей матери, или от подобных же ваших измышлений, вернуться к нам со всей мыслимой поспешностью, чтобы мы могли устроить вашу жизнь и обеспечить вас всем имуществом и почестями, какие вы пожелаете. В силу права и разума у вас не должно быть иного правителя, кроме нас, и вам неуместно было бы даже хотеть чего-либо другого.

Также, милый сын, мы обязываем вас никоим образом не вступать в брак, пока вы не вернетесь к нам, либо без нашего совета и согласия, а также, по каким бы то ни было причинам, не уезжать в герцогство либо куда-либо еще против нашей воли и приказа».

Затем король добавил постскриптум, содержащий образчик сурового отцовского наставления:

«Эдуард, милый сын, вы еще очень юны. Примите наши повеления с нежностью сердечной, и пусть смирение станет основой ваших поступков, дабы вы избежали наших упреков, нашего горя и негодования, и могли соблюсти ваши собственные интересы и честь. Не верьте никаким советам, противоречащим воле вашего отца, как учит нас мудрый царь Соломон. Поймите со всей определенностью, что, если вы станете действовать теперь против нашего желания и продолжите явное неповиновение, это скажется во все дни вашей жизни, и все прочие сыновья воспримут этот пример, чтобы проявить непослушание своим отцам и государям». ^{1056}

В последней фразе этого письма содержится скрытая угроза; возможно, Эдуард намекает, что может добиться аннулирования своего брака и лишить сына наследства. Тогда мы получаем второе указание на то, что он в тот период думал о разводе; но даже если и так, больше упоминаний об этом замысле не имеется. Думается, король опасался, помня о суровых письмах папы Деспенсеру, что Иоанн XXII снова не захочет пойти ему навстречу.

Мы не имеем доказательств, ответил ли принц на это письмо. Более поздние свидетельства, которые мы рассмотрим в должном порядке, заставляют предположить, что Эдуард-младший действительно испытывал угрызения совести относительно отца «во все дни [своей] жизни». Однако ясно также, что он стремился по-рыцарски защищать мать. Он ненавидел Деспенсеров не меньше, чем она ^{1057} – несомненно, из-за нее, а возможно, также из-за постыдной их власти над королем. Несчастный мальчик был в возрасте, когда впечатления особенно сильны, и должен был бурно возмущаться вмешательством Деспенсеров в его собственную жизнь, внесшим разлад в тот круг, где она протекала. Однако он не любил и Мортимера, и, быть может, чувствовал, что, общаясь с ним, предает отца. В общем, справиться с этой тяжелейшей ситуацией мальчику тринадцати лет от роду было не под силу.

Одновременно с обращением к сыну Эдуард также направил новые письма с призывами к епископу Бовэ и к Карлу IV. Последнее, полное отчаяния, содержало попытку возложить на Карла часть вины за поведение Изабеллы и призвать его к проявлению солидарности с братом-монархом:

«Дражайший и любимейший брат, мы желали бы напомнить вам, что прежде уже указывали в своих письмах на то, как непристойно поступила ваша сестра, наша супруга, удалившись от нас и отказываясь по нашему приказу вернуться, одновременно допустив в свой круг и вступив в связь с изменником и нашим смертельным врагом Мортимером, а также с другими нашими врагами там, а также заставляя Эдуарда, нашего сына и наследника, выказывать благоволение этому нашему врагу, к великому позору, как нашему, так и всей своей кровной родни. И если вы желаете ей добра, то вам следовало бы, равно ради вашей собственной и нашей чести, положить этому делу должный конец».

Эдуард снова умоляет здесь Карла отправить домой принца Эдуарда, «который слишком юн и не может еще жить по своей воле, и потому должен находиться под нашим отеческим присмотром». Но дальше он добавляет:

«Все это было бы еще простительно; однако упомянутая супруга наша и сын продолжают открыто якшаться с изменниками и смертельными врагами нашими, вплоть до того, что упомянутый изменник Мортимер состоял в свите нашего сына при его въезде в Париж для участия в торжествах коронации дражайшей сестры нашей, королевы Франции, в дни недавно прошедшей Пятидесятницы, к великому позору нашему и вопреки нашей воле».

Завершается послание так:

«Дражайший брат, вам следовало бы, как и другим особам нашего ранга, чувствовать сожаление из-за того, как сильно мы страдали и страдаем ныне от постыдных отказов и великого ущерба, который мы так долго терпим. Поверьте, воистину, шурин, мы более не в силах это выносить. Дух святой да осенит вас!» ^{1058}

Лихорадочное желание вернуть сына и избавиться от угрозы вторжения заставило короля отправить копии этих писем папе, указав, что королева проживает в одном доме с Мортимером, и побуждая его сделать внушение по этому поводу королю Карлу. Он также жаловался на Ричмонда, который, по его словам, стакнулся с его врагами и помогает им. ^{1059}

Начиная с этого момента Эдуард и его советчики, ради спасения лица, дабы избежать унизительных разговоров о том, что королева оставила его, стали притворяться, будто французский король удерживает Изабеллу против ее воли. ^{1060} Но примерно в то же время Эдуард отдал часть земель королевы в Корнуолле епископу Стэплдону ^{1061} – верный признак, что он более не надеялся примириться с нею. Гавейну Кордье отказали в пенсии ^{1062} , а 28 июня король присутствовал при том, как вскрыли сокровищницу Изабеллы в Тауэре, и приказал изъять оттуда деньги на свои собственные нужды. ^{1063}

В июле, для того, чтобы нанести упреждающий удар своим врагам и выразить недовольство тем, что Карл дает убежище Изабелле, Эдуард объявил войну Франции. Его вербовщики в Восточной Англии 5 июля получили приказ набрать 3000 человек в экипажи для флота, курсирующего вдоль восточного побережья. ^{1064} Затем, 6-го и 18-го, он велел своему флоту перехватывать и атаковать французские суда в Ламанше ^{1065} , а 21 июля велел назначить надзирателей за имуществом французских граждан в каждом графстве. ^{1066} Было выдано несколько приказов на арест любых французов, какие найдутся в Англии. ^{1067} В конце месяца король ввел в каждом графстве систему рекрутирования солдат и распорядился подновить укрепления своих замков в Уэльсе. ^{1068} Валлийский противник Мортимера, Рис ап-Гриффид, получил приказ поднять против него войска. ^{1069}

Деспенсеры были теперь еще более непопулярны в Англии, чем прежде, озлобленные нападки на их сторонников участились ^{1070} , и все же Хьюго-младший поднимался все выше, был в еще большем фаворе у короля.

«Влияние сэра Хьюго Деспенсера и привязанность к нему короля возрастали день ото дня. Он так завладел королем, что вся страна диву давалась. И ничего нельзя было сделать при дворе без согласия сэра Хьюго. Вел он себя как человек жестокий и порочный, за что его крепко ненавидели. Но никто не осмеливался возражать или жаловаться вслух». ^{1071}

Благоволение Эдуарда распространялось также на жену Деспенсера, Элинор де Клер, – Найтон пишет, что с нею обращались, как с королевой. Уильям Капеллани, хронист из Эно, утверждает, что Элинор к этому времени стала любовницей Эдуарда, и этому вторит аналогичное утверждение, относящееся к 1322-1323 годам, из не слишком надежного источника – «Хронографа королей французских» («Chronographia Regum Francorum»).Счета королевского двора за 1326 год показывают, что король посещал Элинор часто и посылал ей подарки – драгоценности и золотые безделушки. ^{1072}

Однако слухи исходят только из враждебных и не слишком достоверных фламандских источников. Кроме того, Элинор всегда явно была любимой племянницей Эдуарда, и период ее «восхождения» точно совпадает со временем преуспевания ее мужа, который оказывал преобладающее влияние на короля. Потому нет ничего удивительного в том, что Эдуард, из родственной привязанности и желания порадовать Хьюго, выказывал его жен особую обходительность, несоразмерную с ее реальной значимостью. Легко также представить себе, как могли перетолковать эти отношения те, кто предпочитал думать об Эдуарде плохо.

Есть и другая вероятность: Эдуард мог быть вовлечен в странный сексуальный треугольник с Хьюго и Элинор, и образоваться он должен был задолго до этих событий. Но тогда странно, что в английских хрониках не осталось никаких слухов об этом, а Изабелла и Мортимер не извлекли из этого факта никаких политических дивидендов – при том, что все прочие аспекты жизни Деспенсера они активно использовали.