Текст книги "Королевство иллюзий (СИ)"

Автор книги: Элина Градова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 16 страниц)

Глава 29

Меня замещает Верушка, дневная медсестра. Она всех замещает, когда приходит время отпусков. В приёмнике пока тихо, поэтому ничто не мешает нашему уединению.

Дослушав мой бред до конца, а на взгляд здравого человека, так и есть, Никитична, как ни странно, у виска не крутит и не вглядывается в мои глаза в поисках безумия, но изрекает здравую мысль,

– Когда наступит утро, займись выправлением своему Косте документов, любую справку, бумажку, что угодно. Я не знаю, как это делается, если человек взялся ниоткуда, но ты должна, иначе, будут проблемы. Я поглядела на его спину – это тебе не обморожение третьей степени, это уже серьёзно. И возвращаться в эту клоаку под названием Абекур ему не надо, а то в следующий раз скальп снимут. Так что думай, девка!

– Спасибо, Анна Никитична! – я рада, что она не стала ничего переспрашивать, демонстрировать сомнения или подозревать меня во вранье. Она просто приняла данность так, как есть, и сразу перешла к делу…

Санитарка оказалась права, проблемы настигли примерно через два часа. Чтобы скоротать ожидание и не сойти с ума, я переодевшись в свою форму, скучавшую в шкафчике, помогаю. Как обычно, у нас ночной аврал, и лишних рук в это время не бывает.

Из деловой суматохи, меня вырывает звонок сверху,

– Танюшка, можешь подниматься, твой «английский пациент» в реанимации пока подзагрузили его, пускай отдохнёт.

– Бегу! – как обычно вприпрыжку через две ступеньки быстрее любого лифта на третий этаж.

Безумно хочу его увидеть, заворачиваю в реанимацию. Там визитёров не шибко любят, но свои же, пропускают.

Отдельная палата, мониторы, датчики, проводочки, трубочки, подключено всё. Он, конечно, лежит на животе, голова повёрнута на бок, пол-лица под кислородной маской. Над спиной специальный тент, стерильный и бесконтактный.

Волосы! Всё срезано подчистую до затылка!

– А, как ты хотела? – Максим Петрович – травматолог сам подошёл, – они только мешали, а сколько ещё мешали бы? Там пересадок кожи предстоит не одна, куда ему эта грива по спине мотаться? А теперь нормальная мужская стрижка. Сейчас вообще не об этом надо думать!

– Я понимаю, – но всё равно, жалко, – а о чём?

– Ты, на самом деле, большая молодчина, Татьяна, вовремя успела, ещё сутки, и он – труп был бы! Там уж генерализованный процесс начинался. Пришлось повозиться, вычистили, кое-что ещё срезали, чтобы дальше ткани не захватывало, но серьёзная история. Придётся из своих лоскутов спину ему кроить. Где-то срезать, а на рану приживлять и быстро. Сейчас патогенную флору антибиотиками придавим, и надо браться. Чем быстрей начнём, тем лучше прирастёт.

– Так начинайте!

– Танюш, ты же нашу систему знаешь? Всё упирается в средства. Он у тебя никто и звать его никак. Тут не неделя на терапевтической койке, тут дорогое специфическое оперативное лечение, а мы его даже не можем оформить нормально. Да ещё и в органы надо сообщать, случай неординарный, уголовщиной попахивает.

Так и знала, потому к себе и привезла,

– Максим Петрович, можно не сообщать? Всё равно ничего не выяснят и никого не найдут! Я займусь документами, не знаю, что получится, но попробую. Можно его на коммерческой основе лечить?

– А денег-то найдёшь столько? – доктор явно в глубоких сомнениях.

– Найду! – из дупла достану, – не сомневайтесь! И напишите мне список всего необходимого, самого лучшего! Я куплю все лекарства.

– Ну хорошо, будет тебе список. И не торчи тут понапрасну, не очнётся. Так и будем парня под прессом держать, иначе боли не вынесет.

Максим Петрович уходит, а я всё никак не могу. Стою, слёзы градом. Господи, сколько же во мне воды? С появлением Костика в моей жизни, я превратилась в фабрику по производству слёз! Почему всё что с ним связано, так трудно? Так драматично? Так больно?

Наверное, потому что я его люблю?

Вспоминаю, как ужасно мы расстались, когда я отправилась во дворец. Даже не поцеловала его, не коснулась руки, не кивнула напоследок. Напротив, я пошла ровной походкой с гордо поднятой головой и расправленными плечами спасать мир, словно без меня больше некому. Этакая звезда – богиня Дадиан. И ни разу не оглянулась, хотя чувствовала затылком, спиной, позвоночником до последнего, пока мы с Джакопо не скрылись из виду, его горячий больной взгляд.

– Прости меня, Берти, прости! – нагибаюсь и тихонько целую в висок, большее недоступно. Но и этого достаточно, он тёплый, живой, со слабо пульсирующей венкой под тонкой кожей. И с этим поцелуем приходит решение! – Я знаю, Берти, как исправить ошибку, как тебе помочь, как доказать мою любовь!

Бросаю последний взгляд на любимого и убегаю. Скоро утро, а дел невпроворот!

* * *

Всё тот же дребезжащий ПАЗик везет меня в посёлок. Тот же автобус, тот же водитель, тот же маршрут, но я уже не та!

Мой унылый мирок был разрушен в тот самый момент, когда в нём появился Костя! И не жалею, что вырвал меня из серой обыденности, подарил любовь, большее не получилось, но самое главное подарил!

И теперь я не просто медсестра больницы районного масштаба, я – Дадиан! Любимый как-то сказал, главное – вера! А, значит, у меня получится, я смогу всё!

* * *

Пока еду в автобусе, обнаруживаю, что началась весна. Ну, может и не совсем, но оттепель конкретная. Небо хмурое, тяжёлое, я и забыла, что оно может быть таким. Последнее время, оно всегда было цвета любимых глаз.

Путь с остановки домой, как бег с препятствиями: хочется быстрей, а всю дорогу нарываешься на знакомых, и не обежать их, не обогнуть: что, да как, да где была? Но всё же до финиша, вернее, до дома добегаю. Стоит родимый, целёхонек.

Заглядываю на минутку, нетопленный, заброшенный, всё не до него. Переобуваю высокие резиновые сапоги и быстренько на конец участка, Исполненная самой твёрдой решимости, топаю к берёзе.

Залезть на неё в сапогах – та ещё акробатика! А я ведь, если честно, ни хрена не богиня, и даже не кошка и не обезьяна! Приходится идти назад за стремянкой.

Кое-как прилаживаю к стволу, вроде не шатается, добираюсь до вожделенной развилки, в которой глубокая трещина с нашим с Костей тайником, только собираюсь руку сунуть, как откуда ни возьмись,

– Смотрю, птицы перелётные из тёплых краёв вернулись, уже гнёзда вьют! – Денис, сукин сын, я чуть с дерева не упала.

– И тебе привет, соседушка! – будь ты неладен!

– Ну, что? Как отдохнули с благоверным? Где он, кстати?

– В тёплых краях задержался, – леплю, что на язык приходит, – скоро прилетит, как раз к гнездованию.

– Ну, привет ему! – вроде мимо пошёл. Посидела минутку, огляделась, никого не видать. Опускаю руку в дупло, и сердце падает – пустота!

Первая мысль – сосед! Хотела было уже свалиться и за ним, но потом осенило! Мешок тяжёлый, дупло выгнило давно, тут и надо было совсем немного, чтобы он провалился.

Спускаюсь на землю, стучу по стволу, так и есть – гулкий звон пустоты. Эффект барабана заканчивается примерно на уровне моей груди. И как мне туда проникнуть? Иду за топором. Квест под названием «Оберонское золото» усложняется шаг за шагом.

Деревьев не рубила отродясь. Думаю, проще расколошматить ствол вдоль в нужном месте, чем срубить берёзу целиком. Но и такая моя стратегия толку не даёт, щепки во все стороны, а до полости никак добраться не выходит.

– Слушай, соседка! – я убью его! – не знаю, чем тебе насолила эта берёза, но давай что ли я её спилю? Раз уж так невмоготу! – всё равно не отвяжется,

– Спили, Денис! – пускай ниже моей метки отпилит, а там я сама достану, что нужно.

– И, чего тебе приспичило это несчастное дерево? – Денис возвращается с бензопилой. Чиркнул по стволу, и вся недолга.

– Спасибо, дрова нужны!

– Ой, Господи! Купить тебе что ли? – почему он вдруг такой добренький?

– Не стоит! Сама разберусь и… спасибо, что спилил.

– Давай на чурбаки порежу сразу, – уже пристраивает полотно, да как раз к тому самому месту!

– Не-ет! – ловлю за руку, – оставь так! – сосед удивлённо отводит пилу, смотрит, как на полоумную,

– Ты, это! Зови, если что… – смешно, если бы наши участки разделял плетень, прошёл бы сквозь него.

– Обязательно!

Удаляется наконец восвояси. И хорошо, что между нами Великая Китайская стена. Зато я потрошу ствол без наблюдателей, обнаруживаю там пачку сигарет и драгоценный мешок. Присыпав его обломками, уношу домой…

Не представляю почём продают золотые монеты, не знаю, сколько с собой взять. Отсчитываю десяток, всё остальное прячу в печке. Вряд ли кто-то зайдёт в моё отсутствие и устроит обыск, но риск – не моя тема. А берёзу жаль, больше такого надёжного тайника у меня нет…

Обратно в город возвращаюсь в такси. Тётка Тамара заприметила меня ещё, когда с автобуса бежала, да видно не смогла покинуть боевой пост, чтобы высунуться, зато сейчас успела, уже на крыльце своего супермаркета маячит,

– Ну, что, путешественница, налегке вернулась?

– В смысле? – сейчас прямо всё и расскажу на площади.

– А где же кумир наш иноземный?

– Так скоро прибудет, не волнуйтесь, тёть Том, дела задержали. Он же у меня деловой! – хорошо, что таксист шустрый подвернулся, только я к машине, а он уж двери открывает.

– Что-то смотрю деньги не бережёшь, подруга, всё индивидуальным транспортом! – продавщицу не унять.

– Тебя забыла спросить! – это я мысленно, конечно, а вслух не удостоила, просто захлопнула дверь, и мы поехали.

Соблазн попросить довезти сразу до ломбарда очень велик, но не рискую, прошу до центра, а там дойду. Возможно, я слишком мнительна и подозреваю в недобром хорошего человека, но таков мой характер и жизненный опыт. Лажать по ерунде нет возможности. Лучше уж я по-крупному!

Глава 30

Никогда не пользовалась ломбардом. Да по большому счёту он мне и не нужен, просто при нём есть скупка. Туда мы с мамой много чего перетаскали в трудные времена. Так что разберусь.

– Здравствуйте! – подаю в окошечко паспорт и пару лоринов для начала. Там женщина средних лет, вся золотом обвешана, как Кремлёвская ёлка, наподобие Костиной мачехи, кидает взгляд на мой товар и отправляет,

– К Борису Моисеевичу, пожалуйста, он у нас по нумизматике и прочим филателиям, – указывает окошко напротив. Забираю добро, отправляюсь, куда послали.

– Здравствуйте! – в оконце дедок лет семидесяти пяти, сухонький, маленький, седенький, такой колоритный, что только кипы на темечке не хватает.

– С чем пожаловали, милая девушка? – подаю монету. Берёт осторожно буквально двумя пальчиками, – интересный экземпляр.

Крутит под яркой лампой и даже что-то через большую лупу рассматривает, я жду. Потом, предлагает, – а не выпить ли нам чаю? Здесь неподалёку прекрасная чайная, – и так у него здорово это «ррр» перекатывается, слушала бы и слушала, – а какие пончики подают! – а уж о пончиках я, вообще, молчу. Забираю монеты и паспорт,

– Не откажусь! – дедуля явно не хочет рядом лишних ушей, калач тёртый,

– Людмилочка, – обращается к приёмщице, у которой я была до него, – что-то я притомился, пойду с красавицей молодой выпить чаю. Не купить ли тебе чего?

– Ну, Вы же знаете мою слабость, Борис Моисеевич, зачем спрашивать? – кокетничает Людмилочка.

– Помню, помню, два в розовой глазури! – смеётся старичок. Закрывает оконце и навесив табличку «Перерыв», выходит из своего кабинета в шерстяном кашне, прихватив старомодное драповое пальто, и видавшую виды шапку из неизвестного давно покойного зверя.

Уважая годы, хочу ему помочь одеться, но он довольно сноровисто справляется сам и пообещав напарнице,

– Через полчасика вернусь, – выдворяет меня из скупки и выходит следом.

Идём неспешно, всю дорогу Борис Моисеевич расхваливает чайную и пончики, не касаясь волнующей меня темы, будто поход за ними – наша главная цель…

Да он тут завсегдатай! И администратор, и официант благоговейно здороваются по имени отчеству. И сразу провожают за столик в углу. Подмечаю, что для тайных переговоров он самый удобный, рядом ни души.

После того, как приносят заказ, скупщик переходит к делу,

– Мне посчастливилось видеть такую монету совсем недавно. До этого никогда подобных не попадалось. И никому не попадалось. Вы понимаете, милая девушка, что это значит?

– Нет, – откуда мне понимать? Ясно, что не попадалось, но я профан в этом деле. И чем больше морочусь с Костиным подарком, тем чувствую, геморроев будет только прибывать. Скупщик, медлит, разламывает не спеша горячий пончик, словно давая время догадаться самой, но я слишком голодна и спешу. Откусываю свой, жую и жду вердикта. Пончик пышный, ароматный, сдобный, не проглотить бы язык, ничего вкусней в жизни не ела! По крайней мере, за последние сутки.

– Это значит, что цена такой диковинки на нумизматическом рынке очень велика! – сообщает Борис Моисеевич, открывая мне Америку, – я мог бы у Вас её купить, но только по цене золотого лома, не учитывая редкость, а вернее, почти уникальность изделия, а это в разы, да нет! На порядки меньше!

– Так она у меня не одна! Купите несколько! Мне очень нужны деньги!

– Вот что значит, молодая неопытная девушка, – воздевает руки к небу старик, – чем больше монет Вы захотите продать, тем ниже станет их цена!

– И что мне делать? – не понимаю, зачем он всё это объясняет, ведь в его интересах купить как можно больше лома и загнать туда, где заплатят настоящую цену. Но тут он сам же и отвечает, будто прочитав мои мысли,

– Дядя Боря достаточно долго живёт на этом свете, чтобы не кидаться на такие приманки, как молодой щенок за медлительной жабой. Он её схватит, придушит, а потом отравившись ядом, блюёт, не к столу будет сказано. Так и в жизни: нечестная прибыль всегда влечёт за собой слишком дорогую расплату. Я уже слишком стар, чтобы очаровываться деньгами, – вся эта тирада мудрого старого еврея удручает меня несказанно,

– Так куда же мне с этим идти?

– Я помогу, – живо отзывается скупщик, – у меня есть хороший знакомый, он коллекционер, истинный ценитель, позвоню ему и договорюсь, чтобы принял. Просто так к нему не попасть, только по звонку.

– Спасибо, дядя Боря! – я, конечно, наглею, но к кому мне ещё обращаться, а этот ушлый старик и, правда, слишком долго живёт на свете и вращается в соответствующих кругах, – а нет ли у Вас случайно хорошего знакомого, который может сделать документы?

– Верёвки из меня вьёшь, красавица, – смеётся дядя Боря, незаметно переходя на «ты», – звать-то тебя как?

– Татьяна, – чуть не ляпнула Дадиан! Надо же, совсем в роль вжилась!..

* * *

В результате дяди Бориного участия, потратив всего лишь четыре лорина, к концу дня я стала обладательницей довольно крупной суммы наличными, больше чем наполовину поредевшей после получения паспорта на имя Горелова Константина Георгиевича тридцати лет от роду. Хорошо, что когда опробовала новый гаджет от Дениса, перефоткала Костика в разных ракурсах, а он, не понимая моего баловства, позируя, был слишком серьёзен, так что выбрали нужный портрет.

Дядя Боря тоже получил свой честно заработанный лорин. Я – не жмотка, сразу решила, что за такую помощь старика отблагодарю. Он сначала испытующе глянул, а потом сказал,

– Ты слишком мудра и толкова для своих лет, Танюша, далеко пойдёшь!

– Если, не остановят, – шучу я не очень.

Думаю, знакомый коллекционер тоже в долгу перед стариком не остался…

Дальше отоварилась по списку Максима Петровича, купив все нужные лекарства, и отправилась в больницу.

Смена в приёмнике уже другая, пришлось задержаться ненадолго, показать загар, наврать про отдых, но ничего, справилась. Зато Костика нормально оформили. Я, переодевшись в форму, рванула наверх. Сначала к любимому.

Он по-прежнему в реанимации, всё в той же поре. Но девчонки порадовали,

– Антибиотики работают, температура спала, и все показатели приходят в относительную норму. Если всё так и будет, назначат дату первой операции.

Побыла с ним немного, всё к коротким волосам не привыкну. Погладила их, поцеловала, поревела. Потом собралась с духом,

– Лечись, любимый, поправляйся! К выздоровлению Оберон будет твой! – и пошла.

Занесла лекарства, строго наказав передать Максиму Петровичу, и даже выпросила номер его мобильного. У нас не принято докторов после смены тревожить, только по неотложным случаям. У меня, как раз такой. Трубку он взял почти сразу, обрадовался, что всё купила, похвалил за оперативность. Велел медикаменты убрать в его стол. Сказал,

– Завтра поговорим, – но у меня другие планы,

– Не получится, уезжаю. Когда вернусь, неизвестно. Пока я не сильно ему нужна, надеюсь уложусь в срок.

– А если вопросы возникнут, деньги понадобятся? – вот тут я не подумала, но выбор небольшой,

– Анна Никитична за меня останется!

– Лады, Танюш, – соглашается доктор, – решай проблемы, только не вляпайся из-за своего подопечного в какое-нибудь дерьмо!

Потом объясняюсь по телефону с Никитичной. Мне с ней проще, она в курсе всех дел. Соглашается. Перевожу ей практически всю оставшуюся сумму от продажи лоринов, в Абекуре бумажки ни к чему.

Девчонки из реанимации расширяют мои познания по лечению отравлений свинцом, пополняют аптечку недостающими противоядиями к тому, что я прикупила сегодня заодно с Костиным списком.

Потом захожу в спортивно-туристический магазин, чтобы выбрать рюкзак покрепче и походный фонарик с мощной лампочкой, да набор батареек к нему и в супермаркет. Тот самый у Костиной остановки, покупаю запас еды. Ничего особенного, только то, что не нужно готовить и подойдёт в дороге: хлеб, сыр и конечно пара упаковок сосисок. Теперь я во всеоружии. Пора на войну…

* * *

Еду домой. Всё дальше от любимого, всё ближе к Абекуру. Душа моя разрывается на части в желании быть поделённой на две половины: одна бы сидела возле Костиной койки, а вторая решала его проблемы. Но я не богиня, раздваиваться не могу. Поэтому выбрала одно. Вот только почему второе?

Пытаюсь, как обычно раскопать внутренние мотивы поступка. Что мною движет? Нет бы как нормальной женщине сидеть сейчас возле постели любимого человека, тем более, возможность есть, и никто бы не прогнал. Так почему же с такой страшной силой тянет чужая страна, более того, чуждая диковатая цивилизация в ином мире?

Да, конечно, есть этому оправдание: пока нет наследника, а король в опасности и всё ещё не пришёл в себя, власть в стране крайне уязвима, и дело идёт к перевороту. Но мне-то что? Так ли уж нужна мне в будущем корона супруги короля? Я никогда не была в элите и не рвусь. Так почему же? Ведь сейчас мой мужчина хоть и в больнице, но при мне, нуждается в участии и заботе. Даже без сознания, возможно на каком-то глубинном уровне чувствовал бы моё присутствие. А когда всё болезненное, страшное будет позади, мне бы надо быть около, поцеловать его настрадавшегося, приласкать, пожалеть и уговорить больше не соваться на свою кровожадную родину.

Но что-то восстаёт в душе против такого решения, и я, повинуясь странной тяге, уже строю планы, как скоро наконец-то приведу в чувство короля и вразумлю этого старого дурака, объясню ему на какой тонкой грани он балансирует и что сына чуть не потерял.

Снова выбор! Трудный? Да, непростой, но я определилась: мне нужно в Абекур.

* * *

В своём ледяном доме не задерживаюсь. Лишь собираю всё необходимое в новый рюкзак, он удобный, чуть ли не в половину моего роста и помимо наплечных лямок имеет поясной ремень с крепким металлическим карабином. Если застегнуть на талии, то думаю, никакая центробежная сила его от меня не оторвёт.

За окном темно, по уму надо бы дождаться рассвета. Хоть время движется неравномерно и по-разному в двух мирах, но в Абекуре сейчас тоже, скорее всего, ночь, и будет нереально трудно выбраться из развалин грота на поверхность, но странная неведомая сила продолжает, как магнитом тянуть туда, словно кто-то там остался и ждёт.

Душа моя, не поддаваясь отрезвляющей логике, рвётся, торопится в страшную неизвестность со всей решительной неотвратимостью, на какую только способна. И я, одевшись, положив на дно пару тяжёлых булыжников, использовавшихся когда-то давно для гнёта при засолке капусты, собрав лекарства для короля, немного личных вещей и еду, присаживаюсь на минутку перед дорогой, а потом, не давая воли сомнениям, надеваю свой тяжеленный рюкзак и захожу в портал…

Глава 31

Страшно! Я в жерле зияющей чёрной дыры, уши закладывает от нарастающей скорости и гула, рюкзак тянет так, что кажется, его вырвет вместе с плечами. На этот раз я в переходе миров одна. Даже когда Костя был без сознания, так не тряслась, тепло его тела согревало и успокаивало. И ещё, наверное, ответственность за другого человека мобилизует, забываешь о своих страхах.

Но видно я уже отвыкла от одиночества. За широкой спиной, как за каменной стеной, спокойно и надёжно. Быстро к хорошему привыкается.

Вот за это хорошее и борюсь. После того, с чем столкнулась: гибель Джакопо, располосованная Костина спина, происходящее в Абекуре больше не напоминает райскую сказку. Одна надежда, что мне, как богине, всё так и будет сходить с рук, и что-то реально удастся сделать.

Для начала не сгинуть в воронке неизвестности. Закрываю глаза и отрешаюсь от тьмы, вместо неё представляю Костины глаза, вот эта глубокая озёрная синева меня и спасает, и успокаивает, она для меня всё…

Бамс! Как больно приземляться на камни! На любимого гораздо мягче и приятней. Он всякий раз оберегал меня от боли, умудряясь повернуть так, что сам оказывался на камнях, а я на его широкой груди. Но жаловаться некому и ныть не время, поднимаюсь на четвереньки. Ладони, конечно сбила при падении, коленкам досталось тоже. Высвобождаюсь из рюкзака, которым меня нехило придавило сверху. Там в кармане заветный фонарик, он-то мне и нужен. Вытаскиваю, включаю, работает! Это моя путеводная звезда на сегодня. Закидываю ношу снова на плечи и в путь…

Когда с Костиком вдвоём здесь путешествовали даже не замечала, какая в гроте зверская акустика, чуть столкнёшь камушек, и его падение, удары о другие камни отражаются гулким многократным эхом. Кажется, даже моё дыхание становится громким и множится, ударяясь о стены грота, запуская новую волну, живущую сама по себе.

Фонарик выхватывает совсем немного пространства, ровно столько, чтобы я могла уверенно поставить ногу, всё остальное вокруг – плотная чёрная тьма. Пугающая, замершая и в то же время живая. Не покидает ощущение, что за узким кругом света прячутся чудовища и лишь только ждут моей оплошности: оступлюсь, испугаюсь, вздрогну, и они тут же нападут и растерзают! По спине пробегает холодок, кожа покрывается мурашками, ещё немного, и я приму их за пауков или ещё каких-нибудь насекомых, забравшихся под мою одежду!

Последние метры пещеры преодолеваю бегом, то и дело спотыкаясь, в сопровождении собственного крика ужаса, который, умножившись и исказившись, становится не моим, он больше похож на вопль дикого зверя, пугая меня ещё сильней!

Вылетаю на свежий воздух, тут слегка светлее. Безлунная абекурская ночь, тем не менее, очень звёздная, и ощущение сжатого пространства отпускает…

Уфф! Первое препятствие преодолено! Мой дальнейший план – добраться до дома на холме. Это конечно, опасно, не в том смысле, что заблужусь, а в том, что Матео до сих пор под наблюдением. Как там Джакопо говорил? Белый флаг над домом? Значит, если он поднят максимально, то всё чисто!

Когда мы с Берти явились к Тео в гости, не было никакого флага совсем. Но тогда и сомнений в герцоге ни у кого не было. Значит, это последующая договорённость отца с сыном. Надеюсь, что она ещё в силе…

Мои размышления прерывает неожиданная тень, метнувшаяся в сторону!

– Кто здесь?! – дёргаюсь в ужасе и направляю луч фонаря туда же.

– Это я, Наисветлейшая, – из темноты появляется,

– Пеппе! – кидаюсь к старику, как к родному, – что ты здесь делаешь?

– Жду Вас, – отвечает понуро опустив голову, – простите, Наимудрейшая, что посмел ослушаться приказа.

– Я так рада, что ты его ослушался, – ободряюще жму его ладонь. Он радостно вскидывает глаза, удивлённо жмурится от яркого света, а я замечаю, что старик оброс и осунулся, выключаю фонарь, кидаюсь к нему обниматься, как к родному, – ты устал? Почему не пошёл к Матео?

– Не смог, – вздыхает, – пока сын не в курсе, отец для него живой. И Вас ждал.

– Но я же не сказала, когда вернусь.

– Я не смог уйти без новостей об эреде. Как он? Жив? Вы спасли его?

– Он жив, но слаб. Лечение будет долгим, поэтому я оставила его в безопасном месте. Но ты не волнуйся, всё будет хорошо, Роберто обязательно поправится! – Ты что-нибудь ел за эти дни, Пеппе?

– Да, – отвечает бесхитростно, – я собирал персики в саду на ключевом озере.

– Они, конечно, волшебные, но одними персиками сыт не будешь, давай-ка я тебя накормлю. Где ты остановился?

– Два десятка шагов, и увидите мой бивуак, Наидобрейшая, там и лошадки пасутся, – а потом радостно добавляет, – это хорошо, что Вы закричали, иначе я бы Вас прозевал!

– Я просто не могла не закричать, а то сошла бы с ума в темноте! – похоже, рассмешила старика, из уважения к богине, он лишь позволил себе прыснуть в кулак, но точно, успокоился. Ругать за непослушание я его и не собиралась. Наоборот, всё вышло лучше, чем я думала.

Пристанище Пеппе оказалось под низкими ветвями старого огромного дерева. Крупная густая листва образовывая плотную крышу, хорошо спасает от солнечных лучей, и думаю, в случае дождя, тоже бы не промокла.

Старик умело раздул угли, уснувшего костра, и он снова ожил. Я разложила свой нехитрый провиант, заранее извиняясь,

– Даже не спрашивай из чего это, всё равно не отвечу, – потому что не знаю, а тому что написано на упаковках, не верю.

Но Пеппе и не спрашивает, просто начинает есть, потом вспомнив что-то, отправляется ближе к стволу и приносит божественный персик,

– Это Вам, Наипрекраснейшая, – будто извиняется, – больше у меня ничего нет.

– Спасибо, – комок в горле, слёзы наворачиваются, вспомнилось, как Костя впервые угостил меня таким же.

– Что мы будем делать? – Пеппе вырвал меня из воспоминаний насущным вопросом, о котором я ещё не подумала, но в свете изменившихся обстоятельств, решение приходит само,

– Сейчас ты подкрепишься, отпустишь Орго, он учёный, дорогу домой сам найдёт, я выкину камни из рюкзака, и мы, никуда не заезжая, отправимся в Саленсу!..

Путь в столицу получается более долгим, чем из неё, когда мы торопились поскорей доставить Костика в мой нормальный мир. Сейчас Пеппе уже не нахлёстывает нашу спасительницу Колетт, мы едем так, как можем. На постоялых дворах не останавливаемся из-за моей специфической внешности, просто старик заходит в пекарни и харчевни в селениях по пути и покупает еду на вынос, а я в это время, закутав лицо платком, дожидаюсь его возвращения, спрятавшись поглубже под крышей повозки.

Ночевать стараемся недалеко от жилья, чтобы не возникало соблазна ни у каких тёмных личностей почтить нас своим вниманием…

На третий день без происшествий прибываем в Саленсу. В нашем доме, надо же, я сказала «нашем», остановиться не решаемся, врагам он известен, а значит, небезопасен. Пеппе направляет Колетт по только ему известному адресу, и вскоре мы уже въезжаем на чудесную аллейку в тени деревьев, похожих на гледичии, увитых какими-то ползучими цветущими вьюнами,

– Поживём у Коры, – поясняет старик. У Коры, так у Коры,

– Тебе видней, я всё равно, никого не знаю, – он лишь недоумённо взглядывает на меня и тут же машет приветственно,

– Корита, дорогая моя! Не прогонишь?

На крыльце розового-пряничного домика стоит наша повариха, по-моему, улыбающаяся и довольная. Как только повозка приблизилась ещё, она, завидев меня, решает преклонить колени, я уже не удивляюсь, но сейчас мне этого не хочется, ещё больше, чем всегда,

– Не надо, прошу Вас! Я просто гостья… незваная.

Хозяйка оказывается радушной и простой, кормит, предоставила комнату в своём небольшом жилище и даже, о роскошь, – ванну с тёплой, согретой солнцем водой. И ни о чём не спрашивает, видимо, Пеппе успел маякнуть.

Их точно связывает нечто больше, чем деловые или приятельские отношения. Я слышу, как Кора выговаривает старику за то, что пропал и не предупредил. Она пришла наутро после трагедии, разразившейся в доме, никого не застала, испугалась, но несмотря ни на что, весь день отмывала кровь, коей там оказалось очень много. Представляю, в каких нервах она пребывала всё это время, ведь даже не знала, следы чьей смерти ей пришлось убирать…

Добротой и гостеприимством радушной хозяйки пользуюсь недолго. Переночевав и отдохнув, собираю всю волю в кулак, а лекарства для Его Величества в толстую матерчатую сумку, мило предложенную Корой, отправляюсь во дворец. Она же и платье дала, оставшееся от выросшей дочери, хорошее, но это не так важно, я же объяснила королеве в чём истинные ценности. Помнится, меня там обещали ждать и пропустить без очереди, в чём бы и когда бы не явилась?

Пеппе вызвался сопроводить коротким и максимально безлюдным путём. Я закуталась в платок так, что наружу только нос и глаза. Эх, жаль, паранджи тут не в заводе, да и масок медицинских, кои у нас с некоторых пор стали лучшим украшением людей обоего пола, тоже здесь никто не видел.

Я иду следом за стариком, стараясь запомнить ориентиры на всякий случай, хотя, последним в очереди чувством понимаю, что возвращаться не придётся. Эх, знать бы что ждёт! А что бы я сделала, если бы знала? Всё равно пошла бы! Не то что пошла, бегом бы побежала!..

Вскоре Пеппе остановился, указывая вперёд,

– Видите, Наисветлейшая, человека в зелёной форме? Дальше я не могу, Вам придётся одной, – оправдывается.

– Спасибо, Пеппе, я знаю, это стража дворца, теперь заблудиться не дадут! – шучу, стараюсь бодриться, а на душе холодеет так словно я в чан со льдом собралась окунуться. Да, нет! В чан легче, ну холодно, и всё! А мне страшно и, в то же время, неимоверная тяга, словно за горло волочёт меня во дворец.

– Что мне делать, Наисветлейшая, в Ваше отсутствие? Чем ещё могу быть полезен? – он искренне обеспокоен и правда очень хочет быть полезен, но его миссия выполнена, так что отпускаю с миром,

– Отдыхай, Пеппе! Дальше я пойду сама, – не имею в виду те два десятка шагов, кои отделяют меня от стражника, а путь борьбы за любимого и в целом за правду, – теперь только моё дело!

Старик в сумасшедшем душевном порыве кидается целовать мне руки, что-то бормочет, я не пойму и хочу отнять ладони, но наконец-то разбираю,

– Спаси Абекур, Наиславнейшая, тебе всё подвластно! Если наши усилия не нужны королю, то королевству нужны, точно! Я наконец-то высвобождаюсь и просто обнимаю его и целую морщинистые щёки, на которых солёная влага уже прочертила свои дорожки,

– Король просто заблуждается, я открою ему глаза на всё, а на верность и порядочность принсипале Джакопо обязательно! Обещаю! – потом отрываюсь и уже не оглядываясь, твёрдым царственным шагом направляюсь к стражнику, сбрасывая платок на плечи…