Текст книги "Королевство иллюзий (СИ)"

Автор книги: Элина Градова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 16 страниц)

Глава 26

Бартоломео помогает разместиться в карете, ещё раз предлагает сопровождение, но я царственно его отшиваю,

– Устала. Общение с людьми утомляет. На сегодня достаточно, – он не смеет перечить, и та самая невзрачная карета, на которой мы прибыли во дворец, отвозит меня к Храму Пантеона.

Уже вечереет, солнышко цепляет алым диском верхушки деревьев. Как только выхожу из экипажа, делаю круг почёта вокруг Храма, надеясь замести следы и припускаю бегом домой.

Быстро пробегаю нужной дорогой. Вот она заветная тропинка, всего ничего, и калитка в сад виднеется. Огибаю дом, влетаю на крыльцо, распахиваю двери,

– Костя! – а в ответ мне только душераздирающий скулёж умирающего Роба, распластавшегося у окровавленного порога, и зловещая тишина в доме…

Осторожно обхожу пса, взирающего на меня с мольбой и надеждой, трясусь, плачу, больше от меня никакого толку! Не богиня, чуда не совершу и добить не смогу, рука не поднимется. Только и остаётся, что стыдливо отвести глаза и, заткнув уши, постараться отгородиться от почти человеческих стонов. Но это удаётся, пускай и с трудом, потому что меня уже трясёт от предчувствия чего-то ещё более ужасного, чем то что я уже увидела.

Пробираюсь почти на ощупь. Обычно в это время уютно горят светильники, а сейчас холодный мёртвый мрак нагоняет ужас.

В коридоре между кухней и общей залой натыкаюсь на что-то живое. Невольно вскрикиваю. Нагибаюсь… Джакопо. Приседаю рядом, может быть повезёт, и он ещё дышит? Старик лежит в неестественной позе: руки вывернуты локтями вовнутрь, потом, приглядевшись в потёмках, понимаю, что не руки, это голова свёрнута почти на сто восемьдесят градусов, значит, щупать пульс нет смысла. Душа разрывается, совсем недавно, он, прижав меня к себе, напутствовал, волновался! Его пытливый немного насмешливый невероятно проницательный взгляд в памяти навсегда. Сколько же жизни, кипучей энергии было в этом человеке совсем недавно!

Эх, вот бы Жюстинино зелье работало подольше, и тогда ещё вопрос, кто кому шею бы свернул. Да и так предполагаю, что не просто так далась победа врагам.

Какой ещё кошмарный сюрприз впереди? Самый ужасный?

– Берти! – запинаюсь за всё подряд, пробегаю в нашу общую спальню. Натыкаюсь на поваленные стулья. Темно, скорее интуитивно, чем зрением, чувствую, вроде как человек на постели. Он, конечно же он! Больше некому! Ничком. Руки над головой стянуты верёвкой, – Костя!

Зажигаю светильник, на негнущихся ватных ногах подхожу ближе… и вспоминаю сон!

Всё, как под копирку. Разодранная надвое рубаха, держится только за счёт пояса брюк, спина открыта, почти наполовину – это кровавый сгусток без кожи. Концы светлых волос, откинутые в сторону, побурели, пропитавшись кровью. Хоть бы только был жив! Подношу светильник к лицу, на виске кровоподтёк. Значит, прежде чем скрутить и сотворить пытку, оглушили. Камнем наваливается весь ужас случившегося! Что делать? Только бы не то, что страшнее всего!

– Любимый! Ответь, что-нибудь! Дай хоть знак! – реву. Где-то был нож для вскрытия писем, нахожу наощупь в бюро, перерезаю верёвки, невольно дёргая тело. Надо бы перевернуть его на спину, чтобы понять. Да как? Вся она – живая кровоточащая рана! Вдруг слышу стон, – слава Богу! – милый мой, всё поправимо, только не умирай! Слышишь, не умирай! – не реагирует, похоже, он не здесь…

Пока гоняю, какими подручными средствами помочь делу хотя бы временно, из прихожей прилетает сдавленный вопль Пеппе, а я и забыла про старика! Потом последний пронзительный резко обрывающийся стон Роба. Торопливые шаги, заминка, слышу, как охает, наткнувшись на мёртвого Джакопо,

– Принсипале! Вы живы? – да, какое там! Старческие всхлипы. Потом рядом,

– Таня, милая! Что же это всё значит? – причитает, – принсипале, наследник, Роб! Я ведь только отлучился к Коре в гости! Возвращаюсь, а тут такое! Что произошло?

– Не знаю, я пришла пятью минутами раньше Вас,

– Что мы будем делать?!

Кто бы мне сказал, что делать? Была бы богиней, поколдовала бы, и отмотала время на несколько часов назад, поубивала бы всех врагов не знаю, чем? Взглядом! Громом и молнией поразила бы! Оживила бы Джакопо и собаку, зарастила рану на спине любимого! Да чего бы я только не сотворила! Но из реально возможного, первый порыв рвануть до дворца и всё рассказать, привлечь Бартоломео, так ко времени поделившегося со мной соображениями об иллюзоре!

Но и это отметаю! Я для них богиня Дадиан, а значит, прибежать по пояс в соплях – не моя тема. К тому же я так и не поняла, кто там у них главный злодей! А ведь это по его приказу здесь свершилось кровавое побоище, и участников было немало. Чтобы скрутить моего Костика и дать над собой сотворить такое, и пятерых не хватит!

Надо что-то делать! Не раскисать! Как там говорил Костик: главное, люди богиней считают, и не важно, что считаешь ты! Пока верят, оно работает! Я тоже должна поверить, хотя бы на время, не должно быть сомнений, я смогу! Давай, Наихрабрейшая… Соберись! – внушаю сама себе.

Ждать, как в моём сне и наблюдать Костины страдания нет смысла. Я и сейчас вижу, что без хирургической помощи, ничего не сделать, нужна пересадка кожи, антибиотики, обезболивающие! Где я тут это всё возьму? Решение приходит само,

– Пеппе! Запрягай Колетт! Дно повозки застели мягким матрасом, чистые простыни! Что-нибудь нам в дорогу на перекус, заезжать никуда не будем, запас воды побольше! Себе, что необходимо! Орго привяжи к повозке!

– Куда мы? – старик даже не думает спорить, принял моё руководство безоговорочно.

– К Матео, сыну Джакопо. Дорогу знаешь?

– Помню, а как же! Бывал у принсипале, – всхлипывает, утирает рукавом глаза. Мне и самой больно от того, что ещё сегодня с ним разговаривала. Что не поняла, не почувствовала нашего прощания! Не сказала ни одного доброго слова, а ведь он волновался за меня, хотел о чём-то предупредить. Эх, выслушать бы! Может и поняла бы кто есть, кто в этом гнезде интриг! Снявши голову по волосам не плачут! А я плачу, хоть и не вслух, оплакиваю Джакопо, но устраивать слёзные концерты не перед кем, Костик в отключке, да за него и борюсь! Значит, не время быть слабой, надо спешить,

– Сначала закопаем тела. Вернёшься с Тео, и похороните принсипале со всеми почестями. Сейчас не время! Берти жив, его спасать надо! Ты же понимаешь, Пеппе, свою ответственность перед Абекуром? Это наследник престола!

– Понимаю, Наимудрейшая! – вот уже и Пеппе прочувствовал с кем имеет дело! И к лучшему! Пускай так думает, это поможет старику собраться и чётко исполнять приказы…

* * *

Пеппе и вправду, собрался быстро, по-солдатски! Исполнил все распоряжения. Перед тем, как покинуть дом, мы забрали из коридора тело Джакопо, и пока оно не окоченело, вдвоём развернули голову, взгляд его хоть и перестал быть осмысленным, но всё равно, показался мне немым укором. Знаю, принсипале, знаю! Сильна задним умом, всё поняла, да поздно уже! Нет бы хвостом за тобой ходить, да слушать! Как же много секретов осталось похороненными в этой голове! С трудом, но всё-таки, удаётся прикрыть веки.

Надо хоронить! Через сутки в жарком климате, пойдут такие процессы разложения, что мама не горюй! Могилу раскопали прямо в саду, благо он большой и весь утопает в зелени. А ещё Пеппе выбрал участок с мягкой землёй, так что вдвоём справились. Прости, Джакопо, не до церемоний, завернули в простыню и опустили. Какой же он всё-таки тяжёлый!

Роба Пеппе закапывает сам. А я, отмыв руки, собираю вещи. Не то, чтобы мне так жаль добра, но скорее всего, в дом вернутся, чтобы провести обыск, а боги следов пребывания оставлять не могут. Обо мне вообще, знать никто ничего не должен.

Потом принимаемся за Костю. Не знаю, каким чудом удаётся его немного расшевелить, среди ведьминых даров, нахожу очередное чудо-средство от боли, убей, не соображу, сколько надо накапать, просто прикладываю флакон к его губам,

– Пей, любимый, станет легче! – он то ли слушается, то ли рефлекторно делает глоток. После даю воды, тоже вроде немного попало, но пить вниз лицом невозможно даже здоровому человеку, а ему совсем плохо. Кое-как с величайшим трудом дотаскиваем любимого до повозки и укладываем на живот. Сверху я лишь прикрываю его тонкой простынёй. Да и то, привязываю концами к дугам тента в натяг, не касаясь раны.

Теперь всё! Можно ехать…

* * *

Пеппе нахлёстывает лошадку, определяя дорогу практически на ощупь, наша бричка гремит колёсами по ухабистой дороге, а я немного выдыхаю, тело ломит от физической нагрузки, но это ерунда по сравнению с душевной раной. Периодически оглядываясь на Костю, гоняю нехорошие мысли о том, кто из нас привёл за собой хвост? Если я, то значит, за мной увязались ещё вчера после первого визита во дворец. Или за Джакопо приволокся соглядатай из Оберона? И сама себе отвечаю: вряд ли… Он опытный маскировщик, понял бы, да и незаметно преследовать человека верхом на открытой местности долгое время невозможно. Так кто наводчик? Вопрос риторический…

Вскоре мы покидаем пределы Саленсы, и становится совсем страшно. Когда мы с Костей ехали сюда, то ночевали на постоялом дворе, не рискуя нарваться на кривой дорожке на лихих людей. Но нынче времени нет, а чему быть, тому не миновать. Или, как любит говаривать Никитична: «Второй снаряд в одну и ту же воронку не прилетит!» А с нас на сегодня несчастий и так выше крыши. Очень хочется на это надеяться… И ещё очень хочется домой, Никитичну увидеть, рассказать все ужасы и разреветься на её большой груди…

Мы с Пеппе всю дорогу молчим, он в силу былой профессии, вообще, товарищ не общительный, да и сблизиться нам как-то не пришлось. Так что, кроме дребезга колёс, кажущегося особенно громким в ночи, да стонов любимого, после очередной кочки под колёсами, ничто нас не отвлекает.

Я вообще думать ни о чём не могу, как только новый толчок, так забываю дышать, представляя, какую боль это причиняет Косте.

За всю ночь, мы делаем одну небольшую остановку, именно, когда Костя начинает шевелиться. Старик останавливает нашу труженицу Колетт, а я пою его водой, приставив горлышко к губам. Он делает несколько глотков и вскоре снова отрубается. Беспамятство для него даже хорошо в данных обстоятельствах, когда нечем существенно облегчить мучения. А мы снова трогаемся в путь.

Глава 27

Я по своей неопытности предлагаю запрячь Орго, который бежит всю дорогу налегке сзади, но Пеппе мою идею разбивает,

– Верховой конь, не ведавший до ныне подобной упряжи, просто угробит повозку и нас вместе с ней, – так что Колетт снова приходится взять на себя самую тяжёлую работу. А мы, чтобы хоть как-то отвлечься от тяжёлых мыслей, заводим разговор,

– Скажите, как вышло, что такой опытный службист, я имею в виду Джакопо, остался не у дел? Почему ему пришлось изображать из себя инвалида – нахлебника в семье сына, когда ещё так много мог сделать при дворе? Уж, наверное, он бы не проворонил отравление короля? – не знаю, в курсе ли старик последних новостей, но что-то подсказывает, что он в теме. Пеппе, повздыхав, когда речь заходит о его покойном начальнике, кое на что раскрывает мои слепые глаза. Эх, выслушать бы Джакопо! Не пришлось бы теперь складывать картинку, подбирая недостающие паззлы,

– Если бы принсипале был жив, слова бы не сказал, а теперь, чего уж! – обречённо машет сухой ладонью старик, – мастер Джакопо был гением в своём роде, он создал целую агентурную сеть, собрал истинных талантов, организовал службу охраны короля таким образом, что она словно паутиной накрывала не только Саленсу, но и весь Абекур до самых границ, а может и за ними тоже. Его деятельность простиралась далеко за пределы обязанностей, став истинной контрразведкой. Но я могу лишь предполагать масштабы. Большее мне неведомо, да и никому не ведомо, всё знал только принсипале. Успел ли сыну передать? Не знаю. Эх, были времена! Ничего подобного не могло случиться, пока Джакопо управлял королевской охраной. Но между ним и Его Величеством вышел конфликт, в результате которого, мастеру пришлось уйти на покой. Полагаю, принсипале дали хорошее пожизненное содержание из королевской казны, как и подобает чинам такого уровня, но больше в его услугах король не нуждался.

– Из-за чего они поссорились?

– Джакопо, – впервые Пеппе называет шефа только по имени, и я понимаю почему, когда он повествует дальше, – по молодости, да и в зрелости был очень хорош собой, ну Вы сами видели. Пользовался большим успехом у женщин, ну вот кто-то и нашептал Его Величеству, что у них с тогдашней королевой Констанс – матерью Его Высочества, вроде как роман. Но это не правда, – горячо заступается за покойного шефа, – Джакопо всегда чётко разделял службу и личное, и уж, тем более, не покушался на честь Её Величества! Он всегда был верен королю!

– Интересно, какая же собака накляузничала на Джакопо? Он же мог разобраться! При его-то талантах!

– Мог, но не стал, а если и имел подозрения, то оставил их при себе, – вздыхает старик, – к тому же королева вскоре умерла.

– Час от часу не легче! С горя, что ли? Или её Ригондо задушил, как Отелло Дездемону из ревности?

– Про Дездемон с Отеллами я ничего не знаю, – отмахивается Пеппе, я и забыла, что Шекспир им тут неизвестен, – но Констанс никто не душил, хотя, причина смерти так и осталась загадкой.

– А, как же вы все – агенты принсипале сохранились?

– Мастер Джакопо сказал, что если наши знания и верность не нужны королю, то родине нужны всегда. Объекты вроде моего были законсервированы, агенты, уйдя на покой, изображали простых горожан или крестьян и продолжали ждать приказа, и до сих пор продолжают… – Пеппе, всё-таки, не удерживается и утирает рукавом рубахи слёзы. Я в темноте их не вижу, но уверена, он плачет, и невольно начинаю шмыгать в унисон с ним…

Рассвет застаёт нас на лесной опушке, я помню эту узкую дорожку вдоль леса, когда Костик свернул на неё специально, чтобы не мозолить глаза на дороге, идущей через селения. Значит, мы уже в Обероне.

Колетт окончательно выбилась из сил, и мы наконец делаем привал. Пеппе выпрягает взмыленную лошадёнку из повозки, отправляет её и Орго на вольный выпас, привязав недалеко от привала и напоив.

Я в это время проверяю Костика. Простынка давно опала ему на спину и, пропитавшись в крови, превратилась в жёсткую кобуру. Осторожно смачиваю её сверху водой и отделяю от раны,

– Потерпи, милый, иначе потом вообще будет не отодрать, – боль нечеловеческая должно быть, а он, как лежал ничком, так и застыл. Меня прошивает нехорошая догадка: я отравила Костю Жюстининым зельем! Перепоила лишнего! – Берти, – легонько трогаю за руку, она тёплая, нахожу пульс и вся ухожу в осязание, сначала ничего не чувствую, потом всё же: тук-тук, тук-тук, – слабо, еле заметно, но понимаю, жив! Как бы хотелось обнять его сейчас, прижаться, но не беспокою, да и ширина повозки непозволительно мала. Любимый мой, только не умирай, только выживи!

Заменив простыню на свежую, немного успокаиваюсь и опускаюсь на траву. Наступает момент, когда после немыслимого нервного напряжения, вдруг силы оставляют, меня будто осушили до дна, лежу и гляжу в синее небо, такое же яркое, как Костины глаза, и от этой пронзительной синевы резь… до слёз, они скатываются в уголки глаз, а дальше по вискам вниз в траву, и я их сдержать не пытаюсь…

Пеппе очень устал, шутка ли, старик всю ночь напролёт правил лошадью, выбирал дорогу побезопасней и в то же время такую, чтобы мы не сбились с пути. Я, конечно, понимаю теперь, что в команде Джакопо случайных людей нет, но всё же, годы берут своё. Сейчас он бессильно опустился в тенёчке и, опершись спиной на широкий гладкий ствол, немного задремал. Но и тут скорее всего, не крепко, понимая свою ответственность.

А мне не сидится и не лежится. Мотыляюсь вокруг повозки, прислушиваюсь, приглядываюсь, дышит ли моё сокровище. Как загляну, сердце кровью обливается. Да не дай бог муха залетит под покров, только этого не хватало! Трогаю лоб, горит, конечно! И в воздухе пекло. Время идёт, обширная рана на Костиной спине без обработки и антибиотиков на жаре начнёт воспаляться ещё быстрее, обязательно примешается инфекция, а это чревато. Нам нужно как можно скорее оказаться в больнице. Нормальной российской больнице, а если конкретнее, в той самой, где я всё ещё работаю.

Прокрутив в голове идею: направить Пеппе верхом к Тео, чтобы пригнал на замену Колетт лошадь посвежее, огорчаюсь, поняв, что пока они до сюда доберутся, свежести в ней останется не больше, чем в нашей, а времени потеряно будет много, да ещё и мысль о возможной слежке убивает всё желание соваться в дом на холме. Прихожу к выводу, что ехать туда вообще незачем.

Потеряв к полудню остатки терпения, тормошу старика,

– Пеппе, план меняется, ты знаешь дорогу на перекрёсток? – очнувшись от дрёмы, он не сразу понимает, что я имею в виду,

– Перекрёсток?

– Мы не поедем к Тео, мне нужно поскорее забрать Берти отсюда, ему необходима серьёзная помощь, – и я ещё подумаю, верну ли вам его обратно, живодёры! Но это я не про моего спутника, само собой.

– Точной дороги не знаю, только до ключевого озера, – он понял, о чём я, – это же государственная тайна.

– Главное, попасть к озеру, дальше я сама, – значит это райское место с персиками, ключевое. План созрел, и я как на иголках, – когда тронемся в путь?

– Пойду запрягать, – он всё понял.

– Спасибо, Пеппе!

* * *

До ключевого озера мы добрались к закату, надо бы сделать привал, Колетт окончательно выбилась из сил, но я понимаю, что если мы сейчас остановимся, то грот в кромешной темноте мне не найти, а значит, ещё одна ночь. Целая потерянная ночь на спасение любимого. Поэтому умоляю,

– Пеппе, осталось совсем чуть-чуть, напои лошадей и гоним дальше! – старик не спорит, лишь качает головой в глубоком сомнении, но выполнив задание, снова подгоняет Колетт.

Где-то через час пути мы у вожделенного портала! Оберон накрыла ночная тьма. Она густа и непроглядна, как будто мы под огромным цилиндром факира: чёрный бархат и тишина. Но я уже сориентировалась, а это главное! Отдаю последние наказы,

– Когда мы уйдём, дай передышку животным и отправляйся в дом на холме, расскажи сыну об отце, он должен знать, что принсипале погиб, как герой, возможно, захочет похоронить нормально. Орго – его конь, а Колетт отгони к Жюстин, или оставь у Матео, пускай сам вернёт. Про нас скажешь всё, как есть, и что Дадиан забрала наследника.

– Вы вернёте его, Наисветлейшая? Как же Абекур без будущего… – перебиваю,

– Если сочту, что Абекур безопасен для него. И вообще, сначала надо, чтобы он просто выжил! – старик в недоумении,

– Простите, Всемогущая, но почему такие трудности, ведь всё в Ваших руках, было бы желание!

– Не спрашивай, Пеппе, не такая уж я и Всемогущая, что делаю, только то и могу, – он лишь удручённо кивает, а мне не до разговоров, – зажги несколько факелов, поможешь укрепить их в гроте. Потом перетащим Берти. Найди верёвку, а если нет, сними узду с Орго, привяжешь его ко мне и поможешь втащить в портал. Потом, сделаешь, что велела. О гроте никому!

– Клянусь, Наисветлейшая! – Пеппе исполнен достоинства и понимания, какая великая миссия на него возложена, и я верю, что не проболтается.

Страшно ли мне войти в портал? Да! Но я боюсь не болтанки и гула, меня холодит от ужаса, что потеряю в воронке Костю. Его под тяжестью собственного веса вытолкнет, а меня нет, тогда он там так и умрёт в моём холодном доме без помощи. Поэтому все мысли заняты тем, как его прикрутить, чтобы не покалечить ещё больше изрезанную спину, но в то же время, не потерять.

Он очень тяжёлый и ни капли нам с Пеппе не помогает. Попытки хотя бы немного его расшевелить оказываются тщетны. Не знаю, где мы со стариком находим силы, чтобы дотащить его до грота, а потом, сбивая ноги о камни, до нужной расщелины в скале. Хорошо, что есть хотя бы какой-то свет от факелов, а так, не знаю, что бы у нас получилось. Ничего толковее, чем связать поднятые вверх Костины руки в запястьях и накинуть петлёй мне на шею, придумать не удалось. Последние три шага перед порталом, практически тащу его на себе, потому что третьим Пеппе в расщелину не пролезть.

Глава 28

Перед этими последними шагами немногословный старик всё же спрашивает,

– Наисветлейшая, пожалуйста, ответьте!

– Спрашивай, Пеппе, – я уже мысленно вызваниваю фельдшера скорой Миху, потому что мне необходимо оказаться с любимым в конкретной больнице, а посёлок обслуживает другая, но ответить должна. Я слишком много должна этому человеку, не только слова.

– Вы не убьёте эреде? – впервые слышу, чтобы так называли Костю, слово понятно – «наследник», но не прямой перевод, а с оттенком непередаваемой теплоты и нежности, вроде как «сынок».

– Пеппе, ты в своём уме? – мне и так тяжело, а своим вопросом он меня, чуть ли не сразил наповал, – я тут выбиваюсь из последних сил, чтобы его спасти, а ты подозреваешь, что забираю убить? – старик смущён, но, тем не менее, поясняет,

– Но, как же? После соития с богиней… – дальше я знаю, может не договаривать. Но не в моих интересах сейчас раскрывать все карты, а то чего доброго, побоится отпускать со мной драгоценного эреде, поэтому спокойно, вернее, как можно спокойней отвечаю,

– Я слишком сильно люблю Вашего герцога, – и ведь ни капли не кривлю душой, – больше собственной жизни люблю, так что он в безопасности.

– А, как узнать о его дальнейшей судьбе, Наивеликодушнейшая?

– Я скоро вернусь, – мне вообще, хочется закрыть за собой этот чёртов портал! Заварить его автогеном с той стороны и никогда не вспоминать! Но понимаю, что не вправе вершить чужие судьбы, да и перед Джакопо стыдно. Он жизнь положил, а получается впустую? Костя поправится и снова полезет в этот змеиный клубок, как бы не отговаривала, – мы вернёмся.

– Слава тебе, Наимудрейшая! – радуется Пеппе, я наконец-то делаю два последних шага со своей непосильно ношей, и голодная чёрная дыра со зловещей готовностью заглатывает наши тела…

Мне казалось, что в невесомости, или как ещё назвать состояние, в котором нас несёт, нагрузка от Костиного веса ослабнет, но я ошиблась. Стало тяжелее. Только если до портала его тянуло вниз, то теперь начало отрывать от меня невероятной центробежной силой.

Я, как можно плотнее, прижимаюсь к его горячему телу, обхватив руками за шею, а ногами за бёдра. Можно сказать, что повисаю на нём, как коала на эвкалипте. Очень двусмысленная поза, но не в наших обстоятельствах. Осталось ещё вцепиться зубами, но это уж, на самый крайний случай, потому что он голый по пояс, а ран хватает и без моего участия.

Натянуть что-то Косте на торс мы с Пеппе не решились, тем более, что он как тряпичная кукла без костей, очень тяжёлая кукла. Вот и сейчас, если его связанные руки не сломают мою тонкую шею, это будет чудо…

Шея, всё-таки, у меня на удивление крепкая, и я очень рада, что хомут по имени Роберто Гаурелли герцог Оберонский оказался мне по силам. Как сказал бы любимый: «своя ноша не тянет».

Наш увлекательный полёт всё-таки завершился удачно. Я даже умудрилась извернуться так, что в жёсткую дверь холодильника упёрлась не Костина спина, а моя. Ещё одно усилие, и мы выпадаем домой. Вернее, это не последнее усилие, а вот когда я доволокла свою чудо-ношу до дивана, заворотила её так, чтобы оказалась на животе, и вынырнула из хомута связанных рук, вот это и есть – моя победа!

В доме ледник, но это всё потом. Сначала телефон! Умер, конечно! Ставлю на зарядку, мне бы хоть одну тонюсенькую полосочку на один маленький звоночек! Минуты, пока оживает гаджет, кажутся бесконечными. Я в это время разрезаю Костины оковы, а то скорая прикатит, парни скажут, что я сама его скрутила и так уделала спину, садистка!

– Мишаня, привет! – звоню сразу, как появилась возможность, а Миха, слава Богу, сразу же отвечает,

– Привет, Танюха! Куда пропала-то?

– В отпуске, – церемонии разводить некогда, – ты на смене? – а сама кулак сжимаю на удачу.

– Ага! Куда ж без любимой работы, я сутки через сутки кручусь, деньги нужны, так что по теории вероятности пятьдесят на пятьдесят ты попала в яблочко! – ещё один маленький плюсик!

– Вызов сможешь взять сейчас к нам в посёлок?

– Так-то не охота в ваши дебри тащиться, – ноет Миха, и я его очень даже понимаю, но,

– Мне очень надо! Вопрос жизни и смерти… не моей!

– Валяй! Звони, я пошёл в диспетчерскую, – вздыхает.

– Мишаня, я тебя люблю! – ору в трубку, он только смеётся,

– Любишь, любишь, да только не меня…

* * *

Через полчаса с душераздирающим рёвом сирены, всегда таким ненавистным, когда он нарастает при подъезде к нашей больнице, а теперь ласкающим слух, и восхитительно-синей лампой на крыше, называемой в народе цветомузыкой, прилетает знакомая неотложка. Я даже не пыталась растопить печку, всё равно не успела бы.

– Закаляетесь что ли? – это Миха, – что в доме, что на улице!

– Только прибыли, – веду его и напарника в дом, – вот!

– Охренеть! – оба фельдшера резко оседают при виде мокрого кровящего, частично побуревшего и запёкшегося месива, – что с ним?

– Снят лоскут кожи, – что я могу ещё добавить? Разве что, – это не я!

– Ясен пень! – Миха верит, – сколько времени?

– Пошли вторые сутки, – оправдываюсь, – я его такого нашла.

– Так, ладно, потом расскажешь! Сейчас посмотрим, что там у нас в чемодане завалялось, – достаёт антибиотик, сразу жаропонижающее, опытной рукой набирает всё в шприцы, профессионально находит вену даже с учётом, что локтевой сгиб снизу, и вводит быстро один за другим. Второй парень тоже не стоит на месте,

– Я за носилками, водителя Толика позову в подмогу! – потом вопрос ко мне, – ты с нами? – риторический,

– Конечно! – бегу одеваться. Хотела спросить, что там за бортом, а потом осеклась, я же не с Луны свалилась, должна была как-то добраться до дома.

Все вместе мы умудряемся с первой попытки уложить Костю, как подобает, я сверху накрываю его чистой простынкой, и погнали!

Сижу рядом с носилками, держу любимого за руку. Она такая горячая, что страшно представить, какая у него температура, и жаропонижающее не берёт! При такой обширной ране сепсис не удивителен, да и времени потеряно много. Но раньше бы не получилось, всё что смогла.

– Вы из Египта, что ли явились? – Миха, обернувшись с пассажирского сиденья, вырывает меня из собственных мыслей, – больно уж ты смугла да румяна для нашей погоды,

– Нет, из земли обетованной, – что я ещё могу сказать? Не из Абекура же?

– Он у тебя еврей?

– С, чего ты взял? – вот у парня логика!

– Так раз в Израиле гостили, а санитарка твоя давеча говорила, что знакомиться с родителями поехали.

– А-а, – тяну… Спасибо тебе, Никитична, подмогнула! – не-ет, мы просто отдыхали.

– Это его на отдыхе так разукрасили? – не отстаёт, а я не знаю, как ответить,

– Не спрашивай, Миш, я отлучилась ненадолго, пришла и вот сама эту красоту увидела. Он никакущий, спрашивать не у кого, как только дома оказались, ты – первый, кого набрала.

– Я даже знаю, почему, – посмеивается, – едем, конечно, в вашу богадельню?

– Только в неё! Мне так спокойней!

– Слушай, и чего ты себе такого мужика выбрала непутёвого? Вроде амбал здоровый, а всё по больницам. И всё с приключениями. Может, он мафиози, какой-нибудь проштрафившийся, вот его свои и гнобят потихоньку?

– Миш, давай без версий, – останавливаю полёт фантазии, – всё равно, не угадаешь.

– «Любите, девочки, домашних мальчиков», – цитирует Миха на свой лад известную песню, – а от романтиков – лишь геморрой!

– Спасибо, учту! – мне бы рассмеяться над шуткой, да только не смешно!

Страшно! Именно сейчас осознаю, как долго мой Костик уже не приходит в сознание! Бывшая вчера свежей рана, сегодня уже всерьёз воспалилась, и кожа покрасневшая и вздувшаяся вокруг неё – очень дурной знак. Поражённая площадь слишком велика, чтобы отделаться лёгким испугом, а сроки без лечения сильно затянулись!

– Не куксись, подруга, – поддерживает Миха, видно увидал мой кисляк на лице, – всё будет ок, и не таких вытаскивали!

– Спасибо тебе, родимый! – и почему я не Всемогущая Дадиан? Лучше бы все эти упрямые абекурцы считали меня простолюдинкой, а я была богиней, а тут всё наоборот, и всё не в мою пользу!..

Ещё немного, хотя мне эти минуты кажутся бесконечностью, и мы прилетаем на нашей карете с цветомузыкой к родным пенатам. Прошло лишь немногим больше пары недель отпуска, а кажется, что на работе не была два года, не меньше! Я уж успела прожить целую жизнь и временами даже постареть на двадцать пять лет, а по больничному всего четыре смены! Как раз пятая сегодня.

– Никитична!

* * *

Реву на мягкой большой, можно сказать, материнской груди. Суровая дуэнья, гладит меня по голове, как маленькую девочку, в то время, как я, размазывая слёзы вперемешку с соплями по её накрахмаленному халату, заикаясь и сбиваясь, рассказываю фантастическую историю про холодильник, портал, королевство Абекур и герцога Оберонскго, которого она тут не так давно гоняла половой тряпкой, пытаясь вытравить из него вшей и всякую другую заразу.

Никитична только повторяет,

– Танюшка, милая моя, всё будет хорошо, всё наладится, – мы в её кандейке вдвоём, верит моим словам или нет, не представляю, но сил держать всё в себе больше не осталось. Наконец-то могу отпустить себя, и быть простой Танюшкой, а не Всемогущей Дадиан, от которой все ждут немыслимых чудес и перед которой склоняются на колени. Вот и реву, вот и делюсь тем, что наболело. А, что ещё остаётся?

Как только скорая примчалась к приёмнику, нас уже встречали, Миха по связи предупредил, что везём тяжёлого. Ловким наработанным движением восьми рук Костю перекинули на больничную каталку и наверх в операционную. Мой порыв помчаться следом пресекли в корне,

– Спасибо, обойдёмся без помощников, и под ногами не мельтеши. Всё расскажем и покажем, когда сделаем, – что они там сделают, не знаю. Жду, коротаю время с санитаркой.