Текст книги "Королевства Загадок"

Автор книги: Элейн Каннингем

Соавторы: Джефф Грабб,Эд Гринвуд,Джон Кинг,Томас Рейд,Кейт Сторм,Мэри Герберт,Брайан Томсен,Дэйв Гросс,Джеймс Лаудер,Стивен Браун
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 22 страниц)

В сложные времена мои мысли всегда возвращались к старому наставнику. Я думал о Тессене, старинном аббатстве и о том, что Огма защитит нас.

Я оседлал одну из лошадей, сейчас уже не вспомню, какую именно. Из меня никудышный наездник, но я рассудил, что верхом, без фургона доберусь куда быстрее. Дорога через долину к старому аббатству заняла у меня большую часть утра.

Работники не тратили времени даром, от фундамента осталось лишь несколько камней. Все остальное бесследно исчезло, в том числе и какой-либо ключ к природе окна-розы, который я надеялся там обнаружить. Стену, где окно размещалось более ста лет, снесли, а пол, куда витраж когда-то отбрасывал свою тень, был разобран на части и покрыт щебнем, грязью и листьями.

Я стоял посреди всей этой разрухи и не сдерживал слез. Тессен совершил такой грех против Огмы, что не простится ему во веки веков. Он хранил тайну, чудовищную тайну... Кем же был мой наставник, хранителем окна-розы или его слугой? Мысленно вернувшись в прошлое, я не отыскал там ни намека на то злое начало, которое витраж проявил сейчас.

В конце концов, слезы закончились, и я вернулся к своей лошади. Возможно, все это лишь одно из испытаний в служении Огме, но мне нужно было с толком вооружиться сведениями, чтобы противостоять такому серьезному вызову. За прошлый визит сюда я как раз узнал, где еще могли найтись нужные ответы. Я вывел коня обратно на дорогу и направил его к деревне неподалеку, в которой, как я слышал, жил Грил, и где тот построил новую временную церковь.

На дорогу к его дому ушли почти все силы, я кое-как соскользнул из седла на землю и постучал в дверь. Никто не отозвался, и тогда я забарабанил сильнее.

– Мастер Грил! – позвал я.

И вновь тишина.

– Мастер Грил, это Хранитель Мудрости Джаон. – Я продолжал колотить в дверь, остановившись только для того, чтобы убедиться, что она заперта.

– Я должен спросить вас о витраже, который купил у вас! – Стук кулаком сопровождал каждое слово, как барабанный бой, вторящий ритуалам в южных джунглях.

– Мне нужно задать вам вопрос о Верховном Хранителе Мудрости Тессене! – полностью обессилев, я сполз по двери. – Ответьте мне, – простонал я, – скажите, чему мы на самом деле поклонялись в этом аббатстве.

Когда я направлял коня обратно в свой приход, то знал – кто-то наблюдает за мной. Эти взгляды ни на миг не отрывались от меня, пока я колотил в дверь. И когда я, совершенно опустошенный, сидел на влажной земле перед домом Грила, а осенние листья кружили вокруг, как мои мертвые воспоминания или же всего лишь прекрасная ложь, кто-то следил за мной. Ни один человек в этой деревне не откликнулся, когда я звал. Никто не открыл свою дверь, но я знал, что с меня не спускали глаз. Даже тогда.

Сколько же местных селян участвовало в таких гнусных обрядах перед окном-розой, которые могут лишь смутно мелькать в моем воображении? Возможно ли, что эти ритуалы проходили даже тогда, когда я еще находился в старом аббатстве? Неужели я был настолько наивен? И, может... Нет, у меня уже не оставалось сил думать об этом – слишком тяжело и мучительно. И в моей собственной церкви еще оставались незавершенные дела, ради которых нужно было вернуться.

И к которым я как раз сейчас подхожу.

Я пишу это на следующий день после того, как поехал к руинам старого аббатства. Я до сих пор не спал и ничего не ел. Возвращаясь, я еще лелеял надежду, что чудесным образом застану Феслана здесь, и что тогда просто все не так понял. Но я не ошибся, и его здесь не оказалось. Я надел облачение своего ордена – белую рубаху и штаны, и кантлару – черный жилет, расшитый золотыми нитями. Эту кантлару сшила для меня моя бабушка, она тоже была хранительницей мудрости. Вдобавок я приготовил священный символ, вытащил посох, который держал возле двери на случай неожиданностей – палку, обитую железом и предназначенную для сражений, и собрался сделать свой ход, выступить против зла, которое сам же привез в свой приход.

Но я медлил. Вдруг я все же заблуждаюсь в своих предположениях? Что, если я выпущу этих существ? Я всячески убеждал себя, что это исключено. Ведь зло, подобное окну-розе, нужно искоренять. То, что я уничтожу его, будет лишь во благо. Возможно, так я даже освобожу Феслана, что бы его ни удерживало. Если, конечно, он все еще жив.

Остаток вчерашнего дня я провел у лестницы, которую так и не убрал из-под окна. Я не сводил глаз с витража, но весь день видел одни сине-зеленые стеклянные пластины. Ни движения, ни теней, ничего. Почему-то мои сомнения по-прежнему мешали мне подняться даже на первую ступеньку.

Я спорил с самим собой уйму времени, и это далось мне нелегко. Поэтому после того, как истощились и без того подорванные силы и усталость накопилась во мне так, как никогда, я и начал писать эту рукопись на тумбочке в своей спальне.

Целая ночь ушла в небытие, пока я излагал мою историю на этих нескольких листках пергамента. Теперь же я заканчиваю и собираюсь с духом, чтобы подняться по лестнице. Я разобью окно-розу и уничтожу все до мельчайшего осколки. Если я прав, и злу придет конец, то вернусь сюда, к моей рукописи, и брошу страницы в огонь, так что никто никогда не узнает об этих ужасных событиях. Но если я ошибся, значит, ты читаешь ее сейчас. Если так и есть, то, возможно, ты – кем бы ни был – будешь знать, что делать, и исправишь мои ошибки.

Я готов.

ПРАВИЛА КЛУБА

Джеймс Лоудер

– Я этого не делал, – вежливо уверил дворецкий.

Дюжина людей, выстроившихся в линию в прихожей Клуба Браввортов, продолжали стоять не шевелясь, что выглядело угрожающе. Их твёрдые, молчаливые взгляды говорили о том, что присутствующие уже признали слугу виновным, пусть даже пока только в мыслях. Тем не менее, на их лицах отражались странно тусклые эмоции – недовольство вместо гнева, раздражение вместо ярости. Не того ожидаешь от толпы, стоящей перед обвиняемым в убийстве одного из них. Сам дворецкий, впрочем, был этим не удивлён. Бравворты могли быть весьма безразличными, особенно когда дело не касалось чего-нибудь особо экзотичного, как, например, техники кузнечного дела клана давно вымерших дворфов, или марки столового вина, с которой следует подать чёрную рыбу-дьявола с Побережья Мечей.

– Как думаешь, они тебе верят, Утер? – спросил коренастый стражник, крепко держащий слугу за руку, и тут же ответил – Отнюдь, как и я.

– Отнюдь нет, – поправил обвиняемый. При виде пустого взгляда стражника, Утер объяснил: – «Отнюдь» означает «совсем», а не отрицание.

– Подобные заумности лишь доказывают, что ты достаточно умён, чтобы совершить такое преступление, – ответил страж, сильнее сжав руку. – Твоя внешность уже наталкивает на размышления.

Последняя фраза была такой же бессмысленной, как и сдерживающая – предположительно – хватка стражника. Внешностью, которую можно описать только как «демоническая», Утера одарило неудачное заклинание. Кожа огрубела и приобрела закоптело-багровый оттенок; маленькие, но заметные клыки выбивались из-под тёмных губ. Пара загнутых рогов на голове служила не только для усиления впечатления – они были острыми, точно клинок убийцы. Ещё и физической силой Утер теперь обладал не менее устрашающей – если бы он захотел, то смог бы стряхнуть конвоира лишь слабым движением плеча, и разбить кандалы на запястьях, просто потянувшись.

– Лишь одно спасёт тебя сейчас, – продолжал стражник, проталкивая Утера в дверь. – Хороший адвокат.

– Хитроумный оксюморон, – усмехнулся дворецкий, прищурив жёлтые глаза-разрезы. Получившееся выражение являло собой странную смесь веселья и злости. – А говорят, в городскую стражу хотят вступить только кретины.

Небольшой выводок детишек, всегда околачивающихся перед входом в Клуб Браввортов, разразился хором насмешек, когда демоноподобный слуга появился на улице. Он постоянно гонял прочь этих прохвостов, всегда имевших обыкновение обчистить карманы любого члена клуба, достаточно пьяного или глупого, чтобы предоставить им такую возможность. В свою очередь, беспризорники издевались над дворецким всегда, когда выпадал шанс – привязывая палочки к головам в качестве рогов и изображая ужас при виде его устрашающих черт. Но на самом деле эти перепалки давно стали игрой между детьми и слугой. И теперь, увидев наручники на запястьях Утера, они проглотили издёвки и просто таращились на него в подавленной тишине.

Один из стоявших в самом конце группы мальчишек – щуплый, но отважный – подобрал вывалившийся из мостовой камень и прицелился в голову солдата, не защищённую ни шлемом, ни даже волосами. Он отвёл руку назад, готовясь бросить снаряд, но чья-то твёрдая ладонь прервала манёвр. Паренёк вскрикнул от неожиданности. Несколько человек оказались достаточно ловкими, чтобы незамеченными подобраться к уличным сорванцам, никого из них не насторожив.

Артус Цимбер, однако, когда-то и сам шнырял по тем же безнадёжным улочкам и искал убежища в тех же заброшенных лачугах, что эти дети теперь зовут своим домом. Годы походной жизни, полной путешествий, отточили те навыки выживания, что он здесь приобрёл – и укрепили их чуточкой приобретённой мудрости.

– Сделаешь только хуже, – предупредил Артус, высвободив предполагаемый снаряд из хватки паренька и бросив на землю.

Стук камня о камень привлёк злобный взгляд конвоира:

– Что происх?… – но когда он заметил стоящего среди детей мужчину, то прервался на полуслове и покачал головой. – Цимбер. Вижу, все ещё шаришься по выгребным ямам? Не пора ли тебе найти друзей своего возраста?

– Как только я их нахожу, Орсини, ты их тут же арестовываешь, – пересекая грязноватую, мощёную дорожку, он шутливо поинтересовался: – Что же он такого сделал – помял пальто не того человека в оперном гардеробе?

– Только то, что действительно имеет значение, – всё, что сказал Орсини.

Этот ответ заставил Артуса отступить на шаг. Он знал сержанта Орсини ещё с тех времён, когда он сам шнырял по этим улицам. Для Пурпурного Дракона – такое название носили самые доблестные из солдат короля – у него был на удивление гибкий взгляд на закон. Орсини позволил многим ворам избежать поимки – если они действительно в чём-то нуждались, и их преступления были продиктованы лишь выживанием, а не жадностью. Но одну вещь солдат принимал серьёзно – убийство. Он преследовал мужчин и женщин, обвиняемых в оном, со страстью, граничащей со слепой яростью. Будто бы каждое убийство было нападением лично на него самого.

– Меня обвиняют в убийстве нашего дражайшего графа Леонска, – подтвердил опасения Утер.

– Самое время кому-то с ним разобраться, – пробормотал под нос Артус, а затем, громче, уточнил: – А почему они решили, что ты переплюнул в этом деле других «почитателей» графа?

Слуга изогнул зловеще-острую бровь:

– Потому что я – дворецкий, а в библиотеке Браввортов чуточку больше тэйских детективных историй, чем нужно. В итоге свершилось – меня превратили в клише. Наверняка очень гордятся собой.

– Забыл упомянуть тот факт, что это ты оказался первым на месте преступления, – вклинился Орсини – голос жёсткий, тело напряжено. – И полклуба перед этим слышало, как ты угрожал смертью почтенному графу.

Подробности Утер адресовал в ответ Артусу, не вояке:

– Одна из крылатых обезьян сбежала из библиотеки, – пояснил он. – Я преследовал беглянку по всем задним залам, надеясь поймать до того, как леопард леди Элинны её учует. Во время погони я услышал звуки какой-то кутерьмы в одной из комнат. Когда дверь, наконец, удалось открыть – при втором свидетеле, – дворецкий намеренно выделил окончание фразы, но сержант Орсини абсолютно никак не отреагировал. – Тело графа было обнаружено… в весьма неприглядном состоянии.

Утер не стал даже объяснять свою угрозу графу Леонска. Не было необходимости. Артус и сам был в комнате отдыха в тот день, когда граф, используя методы, доведённые им до совершенства в бытность жалким пьянчугой, вызвал очень публичную и очень, прямо-таки пугающе яростную реакцию Утера. Дворецкий редко попадался на подобные приманки, закинутые членами клуба – настолько редко, что данный инцидент живо отпечатался в памяти всех, кто оказался ему свидетелем.

– Ну, – обронил Артус мгновение спустя, – с очищением твоего имени у нас не должно возникнуть особых проблем.

– Судя по использованию множественного числа, могу заключить, что ты поможешь доказать мою невиновность?

Орсини потянул Утера за руку, надеясь заставить того двигаться к зарешёченной повозке, ждущей выше по улице на главной дороге. С тем же успехом офицер мог пытаться сдвинуть здание Клуба Браввортов со своего магически укреплённого фундамента.

– Не трать время, Цимбер, – сказал он. – Городская стража проведёт собственное расследование.

Утер бросил короткий жёсткий взгляд на лысую макушку Орсини.

– И это в точности та причина, по которой мне нужен кто-нибудь хотя бы с толикой мозгов, чтобы найти настоящего убийцу, – дворецкий прорычал слова так, что конвоир задумался, как же глубоко укоренился демонический фасад слуги.

– Сделаю всё возможное, – уверил Артус. – Надеюсь то, что я не состою в клубе, никак не помешает.

– То, что ты не один из Браввортов, лишь ещё больше заставляет меня желать твоей помощи, – хмыкнул дворецкий. С лёгкостью стряхнув вялую хватку Орсини, он положил ладони на плечи Артуса. – Мою защиту не просто будет выстроить. Нужно учесть моё… состояние, а также особенности места убийства.

– Где?

– Комната Переговоров.

С этими словами Утер двинулся по узкой улочке. Орсини пришлось шевелиться, чтобы поспевать за ним – на каждые два широких шага слуги приходилось три его. Артус отстранённо наблюдал за ними. Его ум уже сконцентрировался на сложностях предстоящего задания.

Неверное заклинание, исказившее внешность Утера, сделало его невосприимчивым к любой другой магии, включая заклятья, которые городская стража использовала для определения правдивости утверждений подозреваемых. А ещё чарами не добыть никаких улик с места преступления. Комната Переговоров стала зоной «мёртвой магии» за пару дней до случившейся с Утером неприятности, причём из-за тех же сотрясших мир событий, из-за которых невинное заклинание вышло из-под контроля и изменило беднягу. Вызванная кризисом Смутного Времени нестабильность магического плетения превратила Комнату Переговоров в место магической пустоты, где ни одно заклинание не могло быть прочитано, а зачарованные предметы переставали работать.

Артус всё ещё обдумывал способы, которыми можно было преодолеть неожиданно возникшие препятствия, когда миновал порог Клуба Браввортов.

Несколько членов все ещё шатались во входном зале, однако большинство вернулось к тем делам, что привели их сегодня в клуб. Мрачный малый из Армота, по имени Григ Помладши, обсуждал сильные стороны малхорандских заклятий-ловушек с парочкой женщин-дворфов, близнецов, обеих названных Исилгиовэ – по какой-то неизвестной даже им причине. Сэр Хэмнет Хоклин излагал тонкости охотничьих ритуалов гоблинов племени Батири из Чульта Гарету Трюсильверу, недавно повышенному до капитана за доблесть, проявленную во время крестового похода против Туйганской Орды. В ближайшем углу девушка-эльф по имени Синдрик подсчитывала деньги, собранные ею для Защитного Фонда Лорда Онована, несмотря на тот факт, что этого незадачливого выходца из Долин довольно-таки насмерть перекусила гигантская ящерица, несколькими месяцами ранее.

Они спорили на такие темы и защищали такие доводы, которым немногие за пределами клуба уделили бы хотя бы мгновение своих размышлений. Именно эта коллективная энергия и привлекла Артуса к Браввортам. Интеллект и усилия, концентрируемые на запутанных и тёмных материях этими известнейшими исследователями, этими выдающимися искателями приключений, заставляли его ум работать быстрее, закаляли приверженность его собственному делу – поиску легендарного Кольца Зимы, существование которого письменные источники отвергали уже десятилетия, называя полнейшим вымыслом. А сейчас эта страсть к тайному и неизведанному, эта черта его нанимателей, которая так воодушевляла Утера, укрепляла и решимость его союзника доказать невиновность демонического дворецкого.

Артус проложил путь среди людей в прихожей, но столкнулся с шумным и непроходимым заслоном через несколько шагов по коридору. Горная красавица по имени Гуйгенора, чей буйный нрав словно добавлял огня её длинным рыжим волосам, препиралась с одним из наиболее влиятельных людей из входящих во внутренний круг Клуба Браввортов. Её оживленные жестикуляции мешали Артусу проскользнуть мимо; нескончаемость и непрерывность её гневной тирады не давали возможности вежливо попросить пропустить.

– Ты что, слабак? – бушевала она. – Или слепой? У Утера были и мотив, и возможность для убийства. Он стоял у дверей Комнаты Переговоров в одиночестве, когда я на него наткнулась. Всё ещё можно было слышать, как Леонска копошится внутри – пьяный, но вполне себе живой.

Без промедления Гуйгенора заколотила по дубовой облицовке кулаком. Не то, чтобы это действие удачно передавало те звуки, что она слышала из Комнаты Переговоров, но всё же её целью был эффект, а не точность. А потому, излишняя драматичность увенчалась успехом – внезапно по обеим сторонам живого заслона образовались аж четыре ряда людей, прислушивающихся к её праведному гневу.

– Но использовал ли Утер свою силу, чтобы выломать дверь? – тем временем продолжала Гуйгенора. – Нет! Во имя Торма, он послал меня за ключами! И что же это Утер вдруг делает без собственных ключей? Ответ очевиден – всё это время они были у него с собой! Отослав меня прочь, он использовал личный набор, чтобы открыть дверь, шмыгнуть в комнату и убить графа Леонска. Затем выбрался обратно, вновь запер дверь и ждал, когда я вернусь с запасными. Любой кретин – кроме, возможно, тебя – понял бы, что другого объяснения просто быть не может!

После яростной речи на мгновение повисла потрясённая тишина. Мужчина постарше, с благодушным выражением лица, на кого и была направлена словесная атака, лишь покачал головой:

– Ты слишком сокрушена смертью своего наставника, моя дорогая, – сказал Маррок де Ландуан. – Иначе не обращалась бы ко мне с такой дерзостью.

Гуйгенора несколько секунд запиналась, пытаясь подобрать ответ. Злость на пренебрежительность тона и на смерть друга выплеснулись, наконец, в виде слёз. Грубо оттолкнув Артуса с пути, она пробилась через набитый людьми коридор, совсем так же, как пробивалась за всю жизнь через множество заснеженных горных проходов.

Лицо Маррока казалось полным отеческой заботы за молодую девушку, но Артус уже видел подобное ухмыляющееся, глупое выражение. Почтенный мужчина сохранял эту пустую улыбку для тех, кого находил неприятными, ниже достоинства его персоны, богатой и влиятельной. Маррок был человеком внушительных возможностей, положения и достижений, внушительных даже для настолько украшенного героями военных лет и именитыми аристократами общества, как Общество Авантюристов Бравворт. Разумеется, для него Гуйгенора, без оговорок, была просто выскочкой.

Улыбка не сошла с его лица, когда Маррок заметил стоящего поблизости Артуса. Затем внезапно исчезла, перейдя в выражение сильнейшей усталости.

– Убереги меня Мистра от всякого сброда, – пробормотал вельможа. Артус открыл было рот для ответа, но Маррок уже повернулся к нему спиной и направился прочь.

Бурча что-то сквозь стиснутые зубы, Артус добрался до Комнаты Переговоров. Он следовал путём, который сложно было бы отметить на карте даже несмотря на годы его походной практики; Клуб Браввортов по планировке напоминал лабиринт, да к тому же не был стеснён рамками архитектурной логики – столько магии было использовано при его возведении. В некоторых местах даже углы вели себя не так, как положено углам. А в других кратчайшим расстоянием между точками необязательно была прямая.

Вся эта причудливость делала Комнату Переговоров тихой гаванью для тех немногих членов клуба, кто не был впечатлён магами и колдовством. Сокрытая в одной из наиболее уединённых секций клуба, эта комната полностью могла быть описана выражением «четыре стены и крепкая дверь». В ней не было тайных проходов, магических порталов, и даже окон. Пол и потолок ничем не отличались от своих собратьев в самых обыкновенных и ничем не примечательных домах – может, были чуть более аккуратно подогнаны и, в любое другое время, чище отмыты – но в остальном абсолютно идентичные. Две вещи, которые сейчас явно выделяли Комнату Переговоров среди остальных подобных помещений – количество крови, забрызгавшей все стены, и едва прикрытое, явно страдающее избытком веса тело на столе для переговоров в самом центре комнаты.

– Что ж, возьмём горгону за рога, – произнёс сэр Хидель Понтифакс – маг, хирург, иногда Военный Волшебник и всегда Бравворт. Он подал знак стоящему в дверях Пурпурному Дракону, отлично справлявшегося со своей работой не впускать никого, включая Артуса.

– Будь хорошим солдатиком и дай моему писарю войти. Скорее всего, мне понадобится его помощь, если я хочу закончить медицинский осмотр, который запросил твой сержант.

Артус вырвал пару страниц из журнала, всегда болтающегося на широком кожаном поясе; обитая кожей виверны книга была зачарованной, поэтому даже не открывалась в комнате мёртвой магии. Затем он поднырнул под протянутой рукой стража и поспешил к столу.

– Спасибо, Понтифакс. Я надеялся, ты будешь тут.

Пузатый маг навис над трупом.

– А я всё ждал, что ты появишься. То самое грязное дельце, в котором невозможно не запачкать пальцы. Знаешь, они обвинили Утера.

– Я сказал ему, что помогу очистить его имя.

Понтифакс поднял взгляд.

– Хорошо! Значит, теперь у твоей назойливости есть благородная цель.

Артус пропустил заявление мимо ушей – ведь это, как всегда, было просто добродушное подшучивание со стороны его самого надёжного друга. Он не ответил и даже не почувствовал обычного желания съязвить в ответ, да поострее. В успокаивающей тишине они оба взялись за свою работу. Понтифакс изучал убиенного и периодически бормотал наблюдения для записи. Артус сделал очень грубый набросок тела и оставлял заметки.

– Что ты думаешь о кинжале? – поинтересовался Понтифакс после окончания первичного осмотра.

Граф Леонска, может быть, умер от любого из дюжин глубоких порезов на теле, лице и руках, но самая очевидная и страшная рана была нанесена ножом, торчащим теперь из груди. Лезвие пряталось внутри тела, но золотая рукоять сияла отражённым светом многочисленных свечей.

– Символы жентийские, – отметил Артус. – Какое-то ритуальное оружие?

Понтифакс что-то невнятно пробормотал. Его белые, похожие на облачка брови сошлись вместе над голубыми глазами – словно создавая эффект надвигающейся бури.

– Труп был бы обезображен ещё больше, – ответил он.

Кровь слегка забрызгала руки и одежду графа, но большинство ран были чистыми. Единственное исключение – измазанный багровым рот. Сухим концов пишущего стилуса Артус оттянул разбухшую губу. Зубов не было – все были разбиты, причём многие до самых дёсен.

– Что это? – протянул Артус. Наклонившись поближе, он почувствовал змеящуюся по спине дрожь – мёртвые глаза Леонски словно следили за ним. Совсем слегка дрожащими руками он вытащил из щели между двумя сломанными зубами маленький клочок тёмного материала. – Кожа, похоже. Кусочек кляпа?

– Это бы объяснило, почему Леонска не звал на помощь, когда подвергся нападению, – согласился Понтифакс. Сложив короткие толстые пальцы домиком, маг нервно мерял шагами комнату. – Утер слышал возню, но не крики. Поэтому и не стал выламывать дверь.

– Гуйгенора считает, что пьяный граф просто шатался внутри, когда она убежала за ключами. Когда я пришёл, она терзала Маррока своими подозрениями...

– Только этой молодой особе и делиться подозрениями, – фыркнул Понтифакс. – Когда стража поинтересовалась, почему она вообще там оказалась, она поведала, что Леонска оставил ей записку, в которой звал её в Комнату Переговоров. Но теперь она не может её найти.

– А что касается утверждений о том, – продолжил он, –  что граф всё ещё был жив, когда она услышала шум – это всё чепуха. Убийство вышло весьма продолжительным по времени, и они слышали лишь окончание, не начало.

– Думаешь, Гуйгенора в этом замешана? – спросил Артус, обведя рукой стену c договорами и торговыми соглашениями – все из которых были подписаны в этой комнате. Кровь забрызгала каждый из них. – Какое же оружие она использовала?

– Я слышал о таких убийствах… работе наёмников Козакура, что далеко на востоке. Они называют себя «ниндзя». Иногда они оставляют после себя разбросанное повсюду месиво, прямо как здесь, – сказал Понтифакс. – Выглядит так, будто графа ударили ножом, нанесли порезы, а потом быстро закрутили, чтобы кровь попала на стены.

Никто из мужчин не стал комментировать, что даже для поднятия туши графа понадобился бы кто-то невероятно сильный. Эта мысль пришла в головы им обоим – как и то, что Утер, возможно, был единственной персоной в клубе, кто смог бы сделать такое без волшебства.

Понтифакс вернулся к столу и уставился на открытую дверь.

– Интересно, как этот мерзавец выбрался из комнаты после того, что сделал с Леонска.  Утер сказал, что шумы не прекращались до тех пор, пока не вернулась Гуйгенора с ключами. Дверь оставалась плотно закрытой – и запертой – до тех пор, пока он не открыл её.

– Ты же не думаешь, что убийца всё ещё прячется здесь?

– Комнату уже три раза обыскивали. Проверили на наличие сдвижных панелей и прочей подобной ерунды. Ничего. А никакая магия здесь не сработает.

Артус пнул ногой кучу изношенного тряпья, которую нашёл в углу. Побитый молью плащ, толстые перчатки и длинный запачканный шарф – всё аккуратно свёрнуто и сложено. На самом верху лежала широкополая шляпа, окрашенная в цвет вороньих перьев.

– Всё это принадлежало Леонска?

Понтифакс кивнул.

– В этих лохмотьях его и видели, когда он пришёл в клуб этим утром. Его обычный наряд.

– И не подумаешь, что владелец такой неприглядной одежды будет заботиться о том, чтобы её сложить, да ещё так аккуратно, – Артус приподнял уголок весьма аляповато разукрашенного шарфа и добавил: – Для графа весьма скудное чувство стиля.

– А его навыки общения и того скуднее, – подхватил Понтифакс. – Как и почти всегда по утрам, Леонска вернулся сюда с полным бурдюком вина и единственной целью – упиться до полуобморочного состояния, – он вяло махнул рукой в сторону трупа. – Только вот сегодня ему так и не довелось выбраться отсюда и пойти нарываться на драки, как обычно. Хотя боец из него абсолютно никакой…

– В кои-то веки я полностью с вами согласен, сэр Хидель. Ни одна армия не взяла бы Леонску в военный поход, даже в качестве носильщика.

Артус и Понтифакс повернулись к двери, чтобы обнаружить Маррока де Ландуана, стоящего в проходе и оглядывающего их с отточенным отсутствием интереса.

– Я подумал, что обнаружу тебя здесь, Цимбер. Если ты закончил помогать сэру Хиделю с осмотром тела, я бы хотел перекинуться парой слов.

Вельможа не стал дожидаться ответа. Подхватив Артуса за руку, он вывел его из Комнаты Переговоров и повёл по узкому коридору. Все Бравворты почтительно сторонились к стенам или ныряли в дверные проёмы, пропуская мужчин.

– Пропуск у меня с собой, – предупредил Артус. Он потянулся к нагрудному карману, за тонкой карточкой из кожи, обеспечивающей проход к некоторым помещениям клуба – библиотеке, комнате отдыха, главному бару – хотя он и не являлся полноценным членом. Движение было самопроизвольным; пропуск – единственное, что Маррок когда-либо требовал от Артуса.

– Уверен, так и есть, – отмахнулся Маррок. – Ты считаешь Утера другом, ведь так?

– Конечно.

– Он вляпался во внушительную кучу… проблем.

– Знаю. Я наткнулся на него перед клубом, – поделился Артус. – Он попросил меня…

– Несмотря на то, что там некоторые члены клуба думают, – продолжал Маррок, не заметив или не обратив внимания на то, что он перебил Артуса, – я верю в его невиновность.

– Согласен. Утер попросил…

– Ранее ты застал меня в очень плохом расположении духа. Так же, в прошлом у нас были некоторые разногласия…

Артус сдержал ухмылку. Маррок собственноручно заблокировал его вступление в клуб целых три раза – за столько же лет. В глазах вельможи никакие достижения в качестве учёного, исследователя или историка не могли уравновесить низкого происхождения Артуса.

– И всё же я всегда находил тебя… сообразительным, – пауза ясно дала понять, что Марроку пришлось далеко закинуть сеть поисков, чтобы найти подходящее слово. Следующая фраза показала, насколько далеко: – По-своему.

Такая непреднамеренная пренебрежительность была ещё досаднее потому, что её бросили как бы между прочим. Артус выскользнул из фамильярной хватки дворянина, сделав вид, что шнурует ботинок потуже. После этого какое-то время они шли в тишине, направляясь к невероятной библиотеке в центре здания.

Наконец, Маррок снова заговорил. Артусу показалось, что снисходительности в его голосе при этом слегка поубавилось.

– Политика заслуживает больше твоего внимания, – уклончиво начал он, затем сам себя одёрнул. – Нет, позволь мне быть откровенным. Некоторые из почтенных членов – а Хэмнет Хоклин особенно рьяно – считают Утера виновным. Я уважаю их, но всё же чувствую, что они ошибаются в своих заключениях. С моей стороны будет не очень мудро в открытую подвергать их слова сомнению, но я также должен…

– Раз уж вы так откровенны, – предложил Артус, – как насчёт перейти сразу к той части, где появляюсь я?

– Я хочу, чтобы ты нашёл убийцу.

Артус в третий раз начал было объяснять Марроку, что он уже пообещал Утеру именно это, но решил посмотреть, что хочет сказать вельможа.

– Пожалуй, могу попробовать, – отозвался он.

Сокрытие истинных эмоций никогда не было одной из сильных сторон юноши. И предпринятая попытка привела лишь к тому, что Маррок ошибочно принял столько поспешно надетую маску простофили за полную незаинтересованность.

– Ты отлично подойдёшь для этой роли, Цимбер, – заверил дворянин. – Хотя бы выслушай меня. Ты ведь понятия не имеешь, с какой неохотой я прошу у тебя помощи.

– О, думаю, имею. Но почему я?

– Чтобы поймать преступника, используй другого преступника, – ответил Маррок, и на этот раз оскорбление было тщательно выверенным. – Твой отец был разбойником – даже не думай, что клубу об этом не известно. Ты потерял должность писаря при суде, когда тебя застали за попыткой вытащить его из тюрьмы. Ещё можем обсудить обвинения в убийстве, выдвинутые против тебя в Тантрасе. Нет нужды продолжать, не так ли?

Гнев заставлял слова Маррока звучать резче, делал их острыми точно бритва, но голос при этом оставался спокойным. Они добрались до небольшой, открывающейся в библиотеку комнатки, где небольшая группа мужчин и женщин обсуждала недавнюю экспедицию на дальний север, проспонсированную обществом. Вообще говоря, Артус мог пронестись через весь клуб с копьём в боку, и всё равно бы не привлёк ничьего внимания. В тот момент, когда Маррок де Ландуан вошёл в комнату, именно он стал её центром.