Текст книги "Любви хрустальный колокольчик"

Автор книги: Елена Ярилина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 24 страниц)

– Еще бы! Ой, а икру мы как подадим? На хлебе как-то банально, яйца есть у тебя вареные?

– Икра? А, да оставь ее на утро, холодных закусок и без икры – есть не переесть. Бери вот эту тарелку и эту тоже, пошли.

За стол сели в начале двенадцатого, наполнили тарелки, под звон хрустальных фужеров проводили старый год, и я, наконец, осмотрелась, а то все некогда было. Разглядела как следует Любин элегантный красный костюм, очень красивый, явно дорогой. Макияж она тоже сделала яркий, женщина-вамп – ее стиль. Валера был моложе лет на пять, привлекательный внешне, он мне тем не менее не понравился. Я подумала, что, видно, забыла Любаша про «херувимчика» и что вряд ли Валера долго продержится в ее женихах. Люба была натура увлекающаяся, но далеко не дура и после первых бурных всплесков эмоций быстро выводила на чистую воду своих возлюбленных, ее на мякине не проведешь. Сережа выглядел лет на сорок, внешность имел самую обычную, вел себя вежливо и тихо, а большего от него и не требовалось, никакие отношения с ним я заводить не собиралась. Раньше я не позволила бы Любе привести ко мне в дом незнакомых мужчин, но Саша меня закалил. Таня была в ярко-розовом платье, очень длинном, цвет мне не понравился, но фасон был классический, и оно ей очень шло. Саша надел костюм стального цвета, гармонирующий с платьем его спутницы. Но вот поведение его мне совсем не нравилось, я ведь ни слова не сказала Любаше про наши с ним запутанные отношения. За столом он без всякого стеснения рассматривал меня, мой вид явно ему не понравился, особенно глубокое декольте. Я подумала, что, не будь здесь других людей, он бы сорвал с меня это платье, может, и Тани бы не постеснялся. Неприятные мои раздумья были прерваны суетой, поднявшейся за столом, было почти двенадцать.

Вскоре все развеселились, начались танцы. Я постаралась от них уклониться, некогда было, начала подавать горячее. Таня перетанцевала со всеми имеющимися в наличии кавалерами. Праздник ей явно нравился, она улыбалась всем, но особенно нежна и предупредительна была с Сашей, даже танцуя с кем-нибудь другим, заискивающе смотрела на него. Чувствовалось, что она привыкла быть в центре внимания и не стесняясь тянула одеяло на себя. В первое время действительно мужчины уделяли ей повышенное внимание, но длилось это не очень долго, ведь тут была еще и Любаша, которая сама любила чувствовать себя царицей. Она хоть и гораздо старше Тани, которой я на вид определила лет двадцать пять, но гораздо опытнее и умнее. Я в царицы не лезла, мне и так было неплохо, к тому же терпеть не могу эти бабские тайные турниры. Сашин упорный взгляд меня несколько тревожил, но не станет же он устраивать скандал в присутствии стольких людей. Улучив минутку, когда я перестала бегать туда-сюда, он поймал меня за руку. Я не сразу поняла, чего он хочет, оказывается, приглашает танцевать, в такой безделице я не смогла ему отказать. Танцуя, он довольно тесно прижал меня к себе и сказал очень тихо, на ухо:

– Я не позволю тебе с ним спать, и не надейся! Я ответила ему также тихо и тоже на ухо, на каблуках вполне доставала:

– А я и не собираюсь этого делать.

Я сразу поняла, что он говорит о Сереже, и поспешила рассеять его злость, не хотела скандала в праздничную ночь. Но Таня, очень внимательно за нами наблюдавшая, нахмурилась. Стали снова рассаживаться, я принесла из холодильника очередную бутылку шампанского. Саша перестал на меня пялиться, и я смогла вздохнуть свободнее. Но тут Таня, которая не могла простить наших перешептываний, решила хоть как-то мне досадить и привлекла внимание присутствующих к тарелкам, годным лишь для пикника, и в довершение рассказала, как утром я предлагала ей кофе в железной кружке. Но гостям было весело, и они выказывали полное безразличие к поднятой ею проблеме. «Было бы что пить и есть, а уж из чего, это дело десятое», – сказал Тане кто-то из мужчин. Она продолжала хмуриться, смотрела на меня косо, но вдруг посветлела лицом. Что-то придумала, поняла я. И правда, спустя несколько минут, воспользовавшись редким затишьем за столом, она обратилась сразу ко всем торжественным тоном и попросила поздравить их с Сашей, поскольку они намереваются в самое ближайшее время пожениться. Новость эта всех заинтересовала, посыпались поздравления, которые Таня принимала с милой и вроде бы смущенной улыбкой, но не забывала с торжеством поглядывать на меня. В ответ на ее взгляды я только пожала плечами и перевела взор на Сашу. Тот улыбался. Люба при этом известии встрепенулась, как боевой конь при звуке трубы, слишком нравились ей всякие помолвки и свадьбы. Она заинтересованно спросила:

– А когда же свадьба? И где вы будете пока жить, здесь? Ведь, насколько я поняла, вы оба из Ульяновска? Или, может быть, ты, Таня, пока уедешь к себе?

Саша продолжал хранить непонятное молчание, словно все, о чем сейчас говорилось, не имело к нему отношения. Таню это отчего-то не смущало, и она бойко отвечала за себя и за него:

– Поженимся мы, наверно, через месяц-полтора, да, Сашенька? И, конечно же, я без него никуда не уеду, как же я без него? А вот где мы будем жить, я пока не знаю. Здесь, наверно, где же еще? В принципе, здесь неплохо, до центра близко, и Саше вроде нравится, вот только посуды приличной нет, а так ничего.

Наконец она примолкла, и все взгляды обратились на меня. Я была очень рада, что Любаша так своевременно подняла столь важный и столь больной для меня вопрос. Чувствуя, что этот шанс я упустить никак не должна, сейчас или никогда, и медлить нельзя, я собралась с силами и оглядела всех. Танин взгляд выражал простодушие, Люба смотрела на меня вопросительно и несколько тревожно. В Сашиных глазах таилась угроза, хотя он все еще улыбался.

– Ну что ж, я очень рада, Таня, что тебе у меня понравилось, даже невзирая на отсутствие приличной посуды. И все-таки говорю вам прямо и без обиняков, что у меня вы жить не будете. Сашина мама просила приютить его на небольшой срок, так мы с ним и договаривались, срок этот давно вышел, о тебе же, Таня, речи вообще не было. После праздника я в любом случае собираюсь поторопить Сашу с переездом, но сейчас добавилось еще новое обстоятельство, которое, пользуясь случаем, я и довожу до вашего сведения: мне позвонил сын, они с женой возвращаются из-за границы и поэтому квартиру нужно освободить в спешном порядке.

Таня пока еще не собиралась сдаваться:

– Но здесь же целых три комнаты, мы все прекрасно уместимся!

– Знаешь, Таня, ты рассуждаешь так, словно у меня общежитие. Но я не собираюсь тесниться в своей квартире. Да и Котьке вряд ли придется по вкусу такая перенаселенность, мы давно не виделись, и посторонние нам совсем не нужны.

Это прозвучало достаточно резко, гости притихли, но я чувствовала себя хирургом, вскрывшим давно назревший нарыв. Я должна была это сделать, и я это сделала. Стало сразу легко на душе, я встала из-за стола и спросила:

– А что же никто не танцует? Объявляю белый танец – дамы приглашают кавалеров!

Включили магнитофон, я решила пригласить Сережу, как самого безопасного для меня из мужчин, но он и сам уже шел мне навстречу. Настроение у меня было просто отличное, этакое летящее, я бы сказала, и оно не испортилось даже тогда, когда Саша отловил меня на кухне, где я ставила чайник.

– Не думал, что ты сможешь вот так меня вышвырнуть, даже не предупредив заранее, и это при наших с тобой отношениях. Ты подумала, куда я денусь? И про сына своего ты придумала мне назло, чтобы избавиться от меня, ведь раньше ты ничего о нем не говорила.

– Саша, почему я должна думать о том, куда тебе деться? Об этом думать как раз должен ты сам. И не сочиняй, пожалуйста, что я тебя не предупреждала заранее. Сколько раз я тебе говорила, что твой срок проживания здесь вышел, но ты же не обращал ни малейшего внимания на мои слова, потому что тебе удобно было здесь жить. Теперь тебе придется искать очень срочно новое жилье, но это уже твои проблемы, в которых ты сам виноват. Что же касается сына, то предупредить о нем я не могла никак, он только недавно позвонил поздравить меня и сказал, что приезжает сразу после праздников. Так что, Саша, не все коту Масленица. Самое позднее – второго утром, а еще лучше, первого вечером чтобы тебя здесь не было. Да, и не забудь Таню забрать с собой.

– Ну, подожди! Это ты храбрая такая, пока народу здесь много, а как все разъедутся, ты у меня по-другому запоешь!

– Не запою я по-другому, Саша, не запою. Квартира моя, я здесь хозяйка, и только я решаю, кому здесь жить. А ты мне надоел хуже горькой редьки.

– Так, в чем тут дело, при чем здесь какая-то редька? Мы чай ждем, давай вынимай торт, Евгения, я разрежу.

Любаша появилась, как всегда, удивительно удачно, я улыбнулась ей и достала торт. Попили кто чаю, кто кофе, и Любаша громогласно заявила:

– Ну что, мужики, поехали по домам? Время-то позднее, вернее, раннее – четыре часа. Валер, Сереж, я надеюсь, что вы сможете доехать без моего присмотра, сами, и при этом никуда не врезаться? Ну вот и чудненько. Отдохнете, отоспитесь и вернетесь сюда, тогда и продолжим праздник, вон еще сколько всего осталось. А теперь баиньки, баиньки!

Я ведь недаром сравнивала Любашу с царицей – как царица сказала, так и будет. Растерянные мужчины, не ожидавшие, что Любаша останется здесь, тем не менее мигом собрались и уехали. Таня с Сашей сразу же ушли спать, а мы с Любой убрали со стола. Мыть посуду не стали, ее и было не так много благодаря одноразовым тарелкам. Любе я постелила в гостиной, на раздвинутом диване, она любила спать просторно раскинувшись, так что на нем ей было в самый раз, и ушла к себе. Первое, что я сделала, войдя в свою комнату, – это стала искать предмет, который можно сунуть в ручку двери так, чтобы дверь нельзя было открыть из коридора. Ничего, кроме больших портновских ножниц, не нашла, сунула их. Уснула я сразу, проснулась от грохота упавших на пол ножниц. Достала часы из-под подушки – восемь утра, услышала, как от двери кто-то торопливо отошел. Ага! Правильно говорят: береженого Бог бережет.

* * *

Проснулась я в час дня. Выползать из постели совсем не хотелось, но в ванной шумела вода, значит, кто-то уже встал. К тому же я опасалась, что уехавшие мужчины могут скоро вернуться, если они, конечно, вообще собираются возвращаться, надо бы срочно обсудить этот вопрос с Любой. Когда я вошла в кухню, Люба была там, слегка заспанная, но веселая. Командирским голосом она велела мне быстренько умываться, так как чайник скоро вскипит, я засмеялась, приложила руку к голове ковшиком и сказала: есть! Умываясь, я все продолжала тихонько посмеиваться про себя, ни почему, просто так. Я увидела сестру, и это привело меня в прекрасное настроение. Я так устала от Саши с его завихрениями, а тут вполне нормальный, живой, веселый человек, и я поверила наконец, что моя жизнь выйдет из штопора. Выйдя из-под душа, я не обнаружила своего махрового халата. Вспомнила, что именно в нем видела Любашу, и натянула футболку, она, правда, короткая, но попу прикрывает, и к тому же я у себя дома. Люба уже успела приготовить пышный омлет с грибами и порезать сыр, увидев меня, она проворчала:

– Наконец-то! – Но, оглядев еще раз, одобрительно кивнула: – Прямо как девочка. Вот так и ходи.

– Что? Прямо в футболке и ходить? На дворе вроде бы зима.

– Умная очень, да? А в истории вечно вляпываешься. Ешь давай лучше, а то остынет, глянь, какой пышный получился.

Я засмеялась, поцеловала ее в нос. Попробовав омлет, я мычанием подтвердила, что он божественен, я наслаждалась каждым кусочком, одновременно слушая рассказ о любовных похождениях сестрицы. Мне очень нравится, как Любаша тараторит, особенно если это касается не меня, поэтому я внимала с большим интересом, не забывая, впрочем, про омлет и кофеек. История знакомства с Валерой оказалась вполне типичной для Любаши. Нетипичным в ней была только шляпная коробка, предмет, словно позаимствованный из водевиля. В тот день Любаша собиралась пойти на какое-то свидание, но, как на грех, по дороге забежала в магазин и соблазнилась на шляпку. Покупку упаковали в круглую высокую коробку. Выйдя из магазина, сестра принялась ловить такси, времени до свидания оставалось совсем немного, а ей еще надо было попасть домой, переодеться и привести себя в порядок. На Любины отчаянные взмахи рукой почти тут же остановилась машина, но у самой дверцы этой машины она столкнулась с каким-то мужчиной, который тоже, видимо, торопился. Мужчина оказался проворнее, а главное, сильнее, отпихнув Любу от дверцы, преспокойно полез в машину. Такого уж Любаша стерпеть никак не могла. При себе у нее были небольшая сумочка на длинном ремешке и шляпная коробка. Вот эту картонку она и водрузила на голову незнакомому хаму. Хлипкое дно порвалось, и нижняя часть коробки оказалась на шее мужчины вроде средневекового воротника, а на голове у него красовалась щегольская белая дамская шляпка. Мужчина угрожающе двинулся к Любе, но в таком виде много не навоюешь, к тому же прохожие стали обращать на них внимание. Вот только как Люба смогла прельститься подобным хамом? Ответ был очень даже неожиданным:

– А, вот ты о чем волнуешься. А никакого хамства ведь и не было. Машина эта остановилась как раз для Валеры. Это ведь не такси, а частник. А за рулем был Сережа, он случайно проезжал мимо, заметил Валеру, который ловил машину позади меня, и остановился. Валера, увидев, что я ринулась к машине, на бегу крикнул: «Это мне!» Но я его не услышала, на улице ведь шумно. Произошло забавное недоразумение.

Такое объяснение показалось мне забавным и милым. Я смеялась, слушая дальнейшие Любашины излияния о том, как она продолжила столь негаданное знакомство с Валерой, сблизилась и, по ее собственному выражению, подцепила его на крючок. Рассказы сестры не просто посмешили меня, они подняли мне тонус, к тому же я выспалась и со вкусом позавтракала. Короче, мне было хорошо и я радовалась жизни, как вдруг увидела на пороге кухни Сашу, о котором умудрилась настолько позабыть, будто и не знала его никогда, и теперь, внезапно увидев, вздрогнула как от ожога. Он подошел к нам совсем бесшумно и неизвестно как долго стоял, слушая откровенные Любины рассказы, глядя, как я сижу полуголая, смеюсь и дрыгаю ногой, – от неожиданности и смущения нога моя дрогнула, и сорвавшаяся тапка угодила Любе прямо на колени. Прервавшись на полуслове, она схватила мою тапку и уже собралась кинуть ею в меня, но, проследив за моим взглядом, обернулась, тоже вздрогнула, но, быстро оправившись от неожиданности, хмыкнула:

– Ну и чего ты, спрашивается, там стоишь? Решил слабых женщин попугать? Найди другое развлечение. Ишь, насупился как сыч! Лучше бы поздоровался да поздравил с праздником еще раз, а я, так и быть, тебе кофе бы предложила. Что молчишь-то? Жень, чего это у тебя такой племянник невоспитанный и странный, а?

– Женя! Евгения Михайловна, мне надо с вами поговорить, – выговорил Саша официальным тоном, но не удержался и с ненавистью покосился на мою короткую футболку: – Оденься сейчас же! Что ты ходишь как шлюха?

Я уже успела взять себя в руки, вытащила из Любиных рук свою летающую тапку. Она в изумлении от происходящего сначала вцепилась в нее, теперь машинально отдала мне. Пока я надевала тапочку, она продолжала таращиться на Сашу, начиная догадываться о характере наших взаимоотношений, на такие вещи у нее был прямо-таки нюх. Я подлила себе еще кофе и снова уселась на стул:

– Здравствуй, Саша. Уже встал? С завтраком придется подождать, Любаша немного поспешила, предложив тебе кофе, кружки по-прежнему только две. Но ничего, мы уже заканчиваем, минут через десять кухня будет свободна. Поесть приготовите себе сами, да и уже готового в холодильнике полно, выбирайте, а кофе, надеюсь, твоя Таня сумеет сварить.

– Женя, не притворяйся, будто не слышала, мне надо с тобой поговорить, наедине, это очень важно и очень срочно. Пойдем к тебе.

Тон его был повелительным, и в нем проскальзывали угрожающие ноты, но старался он напрасно, на меня теперь любые его слова производили действия не больше, чем шорох дождя за окном. Поэтому совершенно спокойно я повернулась к Любе и попросила ее продолжать. Но Любаше, в отличие от меня, эта ситуация еще не набила оскомину, ей было очень интересно, и, переведя несколько раз взгляд с меня на него и обратно, она не утерпела и спросила, глядя на меня круглыми глазами:

– Слушай, Жень, как же это ты так, а? Бес, что ли, тебя попутал?

Такая трактовка меня вполне устраивала.

– Точно, Люба, бес, да еще какой! Помрачение ума у меня было, не иначе. Но сейчас я уже выздоравливаю от этой бесовской хворобы, прихожу в норму и нуждаюсь в присмотре опытного человека. А ты, с твоим острым умом и зорким глазом, с ходу разглядела всю сложность ситуации и поддержала меня, за что большое тебе спасибо!

Я несла всю эту ахинею скорее для Саши, чем для Любы. Не знаю, что поняла из моих слов сестра, но она перестала улыбаться и заерзала, глядя на еще более помрачневшего Сашу.

– Бес, само собой, он, как известно, еще и не то может, но и ты, голубушка моя, хоть немного думать должна. А то что же это делается – не успела от одного избавиться, надеюсь, что он в аду горит, так ты еще хуже себе нашла на свою же голову. Он же ненормальный, ты посмотри, посмотри на него, как глазищами-то зыркает, просто жуть берет.

Такого Саша выдержать уже не мог и ушел, обозвав нас на прощание шалавами и собаками женского рода. Вслед ему звучал жизнерадостный Любин смех. Но, отсмеявшись, она меня спросила озабоченно:

– Слушай, Жень, а ведь он может быть опасен?

– Еще как может.

– Да, сестренка, заварила ты кашу. Что-то больно круто. Конечно, жизнь нас учит, что кто заварил кашу, тот ее и расхлебывать будет, но ты не боись, я тебя не брошу. Вдвоем-то авось справимся, и не таким рога обламывали. Что делать-то, говори, я мигом.

– Спасибо, Любаша, я знала, что могу на тебя опереться, но делать, собственно говоря, ничего не надо. Ты все, что надо, и так делаешь, просто побудь со мной, пока он не уедет вместе со своей девицей, вот и все.

Тут Люба вдруг вспомнила:

– Да, кстати, о его девице, как ее – Таня? Я правильно разглядела, у нее вроде как хороший фингал имеется? И совсем свежий. Это, случайно, не любезный друг Саша засветил? Или это все без тебя случилось?

– Вот именно, что при мне. Та еще сцена была. Это он вчера ее так встретил после долгой разлуки. Представляешь себе такую картину: она к нему подлетает, а он вместо «здравствуй» – кулаком в физиономию!

– Ничего себе! Нет, на мой взгляд, это чересчур уж знойная любовь. Слушай, а ведь ночью эта Таня сказала, что они скоро поженятся, и он этого не отрицал, мило так улыбался. Так что, они правда женятся?

– Понятия не имею, Любашенька, может быть, и правда, разве таких ненормальных поймешь?

– Два сапога пара. Оба совершенно сумасшедшие. А тебе надо держаться от них подальше, и знаешь что, Жень? Тебе надо выйти замуж, да, да! Не качай головой, одной очень трудно, вон видишь, в какое болото угодила. Давай Сережу захомутаем, а? По профессии он, кажется, электронщик, раньше в каком-то «ящике» работал, ну а теперь в фирме, то ли совместной, то ли нашей, точно не знаю, но деньжата имеются. Опять же, разведен, детей нет и интеллигент. Короче, мужик по твоему вкусу, все, будем делать его. Ну чего ты? Смотри, как хорошо получится: я выйду за Валеру, а ты за Сережу, почти еще раз породнимся, красота! Пропадешь ведь одна, ей-богу, пропадешь.

– Люб, ну что ты все меня сватаешь, ты ведь даже и не знаешь его толком, а уже расписываешь. Да и молодой он для меня слишком, хватит с меня молодых.

– Хватит, говоришь? – Тут Люба буквально закатилась от смеха.

Глядя на нее, и я тоже начала смеяться. Отсмеявшись и вытерев слезы, мы наконец освободили кухню.

Я беспокоилась, что скоро Валера с Сережей могут приехать, а у нас посуда не мыта, ничего не приготовлено, да и сами мы распустехами ходим. Любаша лениво возражала, что они еще спят, но, подстегиваемая мною, все же позвонила Валере, ласково поинтересовалась, когда «зайчики» собираются приехать. Узнав, что не раньше пяти часов, поворковала еще о чем-то, мило распрощалась и повернулась ко мне:

– Ну? Что я тебе говорила? Давай сначала что-нибудь по ящику посмотрим, наверняка там сейчас что-нибудь путное пустили, а потом уже и суетиться начнем. Я пока еще не в форме, мне надо еще на диванчике поваляться, посмотреть что-то эдакое сердцековырятельное, чтобы слезу прошибло. Ух! Люблю индийские фильмы, плачешь, слушаешь песенки, а через пять минут уже не помнишь ничего, красота! Да не боись ты, что такая дерганая! Все успеем сделать, тут и делать-то нечего, тем более двум таким женщинам, как мы.

Мужчины приехали почти в шесть часов, стол был уже накрыт, и благоухание мяса разносилось по всей кухне. На этот раз я не стала особо мудрствовать и потушила отбивную говядину, предварительно обжаренную в укропном соусе. Мясо оказалось очень кстати, потому как мужчины на завтрак лишь слегка перекусили, а пока собирались да ехали, окончательно проголодались. Чуть позже показались мои молодые жильцы, причем чувствовалось, что это была инициатива Тани, а Саша идти не хотел. Сегодня синяк на Танином лице был виден отчетливее, он потемнел, и тональный крем тут уже не помог. Валера с Сережей, наконец-то разглядев это странное для молодой девушки «украшение», таращили на нее удивленные глаза, но Танюша не обращала на их взгляды ни малейшего внимания, была весела и щебетала, как птичка. Сегодняшнее ее поведение разительно отличалось от вчерашнего, она стала очень любезной, я бы даже сказала, вкрадчиво-любезной. Я вела себя с ней по-прежнему вежливо и спокойно, а про себя думала, что она наверняка рассчитывает расположить меня к себе, чтобы я не выгоняла их из дома. Только зря бедная девочка старается, все ее хитрости шиты белыми нитками: я не самоубийца и вешать их себе на шею не собираюсь.

Сережа тоже заметно оживился после новогодней ночи, вчера он был какой-то заторможенный, все время молчал, а нынче ухаживал за мной, говорил комплименты и целовал руки, мне это было слегка приятно, но не больше. Видимо, он принадлежал к тем людям, которые тушуются в обществе малознакомых людей. Так это на самом деле или нет, я гадать не бралась, его поведение мне было в общем-то безразлично. Удивительно и хорошо было то, что Саша в мою сторону почти не смотрел, чему я тихо радовалась и тоже старалась не смотреть в его сторону. Праздник шел своим чередом, не слишком шумно, но достаточно весело, во всяком случае, Любаша то и дело смеялась. Вдруг по рукам пошла гитара, я очень удивилась, оказывается, ее с собой привез Сережа. Для меня это был очень приятный сюрприз. Голос у Сережи был не сильный, но мягкий, да и пел он с чувством, а играл и вовсе виртуозно, причем чувствовалось, что он это знает и самую малость, но рисуется. Недостаток в данном случае вполне простительный, тем более что репертуар у него был отличный, он пел все то, что я так люблю: Визбора, Окуджаву. Люба слушала со скучливой миной на лице, она любила народные песни, в основном такие, которые можно петь хором за столом. Таня вертела головой и все спрашивала, что это за песни и почему она их раньше никогда не слышала. Я только успела подумать, что из современной молодежи мало кто знает бардовские песни, как Сережа произнес эту фразу вслух. Я была признательна ему за эти слова и улыбнулась благодарно, он взглянул на меня и тоже улыбнулся – смущенно и радостно. Это была уже искренняя, живая улыбка, а не та дежурная вежливость, с которой он поначалу ко мне относился. Тотчас же к нему подошел Саша и попросил у него гитару. Я поняла, что он подметил наши с Сережей переглядывания и улыбки и это разозлило его настолько, что он забрал у Сережи гитару, источник его успеха. Но вот что он будет с ней делать? Я почему-то представить себе не могла, что Саша может петь, но вопреки моим представлениям о нем, он пел, да еще как! Все притихли, слушая его сильный, гибкий, с переливами голос. Я слушала его, а у меня внутри буквально все переворачивалось, словно кто-то властной рукой касался моего сердца, то сжимая, то отпуская его. Саша пел больше часа и Высоцкого, и Визбора, и Окуджаву, и Сухарева, и Никитина, и Кима, и еще кого-то. Закончил он вполне традиционно, песней «Милая моя», смотрел при этом нарочито и вызывающе на меня, стараясь поймать мой взгляд. Я держала себя в руках и потому встретила его взгляд спокойно, даже отрешенно, и все-таки недодержала какой-то момент, чуть раньше, чем надо, отвела глаза, почти сразу опомнившись, посмотрела на него снова. Он уже допел, стоял, опустив гитару, в глазах его сквозь темное упорство пробивалось и вспыхивало огоньками торжество. Господи, мы словно ведем нескончаемый бой! В голове сразу всплыло тютчевское:

 
И роковое их слиянье,
И… поединок роковой.
 

Все захотели вдруг чаю. И певцы, и слушатели пили, как и вчера, из хрустальных стаканов, чай я заварила в хрустальной же сахарнице. Все посмотрели на нее с недоумением. Таня, смутно недовольная поведением Саши, была до этого момента угрюмой, но тут сразу оживилась и рассказала байку про полтергейст, которую я вынуждена была ей поведать накануне. Любаша до этого рассказа, очевидно, просто не думала о том, куда же в самом деле исчезла вся моя посуда, выслушала байку с большим интересом, под аккомпанемент иронических замечаний мужчин. И вдруг произнесла, вроде бы про себя, но достаточно громко, задумчиво глядя куда-то в пространство:

– Интересно, что за имя у этого полтергейста? Я с ним, случайно, не знакома? – И тут же, без всякого перехода, обратилась к Саше: – Слушай, ты собрал вещи? А то мужики скоро уже поедут, подвезли бы вас с Таней куда вам там надо. В самом деле, чего мыкаться по такси с вещами-то?

Встрепенувшийся Валера сразу повернулся к ней:

– Радость моя, я чего-то не понял, ты что, опять остаешься здесь?

– Остаюсь, мой зайчик, остаюсь, надо же помочь Женечке все убрать, порядок навести, к ней сын со снохой скоро приедут, а тут после нас грязи-то!

Саша, до этого, видимо, еще на что-то надеявшийся, угрюмо посмотрел на меня и опустил голову. Только я успела с облегчением подумать, что с этой тяжкой проблемой, кажется, все в порядке, как в разговор влезла Таня:

– Евгения Михайловна, хозяюшка вы наша, благодетельница! Ну не выгоняйте нас, пожалуйста! Мы будем вести себя тихо-тихо, как мышки. Оставьте нас, ну хотя бы на пару недель, за это время Саша обязательно что-нибудь найдет, и тогда мы сразу же уедем. Все-таки Саша вам родственник, а я его невеста, значит, тоже родственница, а родственников не положено выгонять на улицу. Вам же ничего это не стоит, ну, пожалуйста-препожалуйста!

Эк, повернула! И Танин голос, она говорила тоненьким, дрожащим голоском маленькой, беззащитной девочки, казалось, еще чуть-чуть, и слезы ручьями польются из ее широко открытых, невинных глаз, и сам смысл ее слов – все это было беззастенчивым шантажом, ударом ниже пояса. О, конечно, я отдавала себе отчет в том, что эта «маленькая невинная девочка» вполне способна одной левой закинуть меня на шкаф, но слушать такие жалобные, слезные просьбы было очень неловко, я уже начинала казаться самой себе безжалостным чудовищем. Я молчала, не зная, как выйти с честью из пиковой ситуации. Оставлять их у себя я решительно не хотела, но и отказать не хватало то ли слов, то ли мужества. В комнате повисло тягостное молчание. Любаша тревожно посмотрела на меня, нецензурно выразилась себе под нос, а вслух сказала:

– Милочка, не дави на жалость! Дружку твоему любезному давно пора было подумать, где он будет гнездо вить. Не понимаю, неужели вы с ним такие бедные, что не осилите снять хотя бы комнатенку, если уж нет денег на квартиру? Сейчас это не проблема, предложений полно. А у Евгении Михайловны своих забот выше крыши, незачем ей еще добавлять.

От Любиных слов бедная Танюша моментально забыла, что она маленькая и беззащитная девочка, и окрысилась:

– Как-нибудь мы уж тут разберемся и без непрошеных советчиков! У вас есть, дорогуша, своя жилплощадь, вот и распоряжайтесь там на здоровье. Здесь хозяйка не вы, а Евгения Михайловна, вот с ней я и разговариваю, а вы не лезьте, куда вас не просят!

Любаша побагровела, и я поспешила вмешаться, поскольку Танина грубость привела меня в надлежащее чувство и мне уже гораздо проще было произнести решительные слова отказа, но этого не понадобилось. Только я привстала и открыла рот, меня опередил Саша:

– Совершенно точно, что мы уедем завтра утром, говорить тут не о чем. Насчет вещей беспокоиться не стоит, мы прекрасно довезем их и на такси, не так уж их много. И уж совершенно напрасно вы волнуетесь, мадам, в отношении моих денег, никто из вас их не считал. Я сам разберусь, бедный я или нет.

Он был очень бледен, когда это говорил, и сверлил Любашу злобным взглядом. Нам всем было ясно, что именно Любино, в общем-то случайное, замечание о деньгах задело его больнее всего, но разбираться в причинах его нежданной обиды мне было недосуг. Главное, что они с Таней уезжают завтра, он сам это только что сказал, а больше меня сейчас ничего не трогало, потом обо всем подумаю.

– Завтра так завтра, ничего не имею против, но это последний срок. А пока праздник еще не кончился, есть еще что поесть и выпить, не говоря уже о чае, мы еще не пробовали пирожные, те, что вы сегодня привезли.

Таким образом я подвела черту под дискуссией и показала рукой в сторону полного стола. Но все были какие-то вялые, нерадостные, и я подумала, что, вопреки моим словам, праздник все-таки уже закончился и, наверное, пора расходиться. Саша с Таней молча, ни с кем не попрощавшись, ушли к себе.

– По-английски, – пробурчала Люба им вслед.

После их ухода довольно быстро все вдруг оживились, и оказалось, что праздновать вчетвером куда приятнее. Не только Люба с Валерой, но даже тихий Сергей стали такими веселыми и жизнерадостными, что я поняла: присутствие Саши действовало угнетающе на всех, а не только на меня одну, как мне казалось. Сережа принялся ухаживать за мной весьма рьяно и даже начал мне делать какие-то авансы, на будущее, весьма туманные, впрочем. Я сделала вид, что не поняла ничего, невзирая на то что Любаша с многозначительным видом мне подмигивала и кивала в сторону Сергея. Я улыбнулась ей в ответ, думая про себя, что завтра перенесу спокойно все ее выражения недовольства по этому поводу, потому что все самое трудное и страшное для меня уже позади. Так я искренне думала в тот момент. Увы, как правило, мы не умеем предвидеть свое будущее.