355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Елена Ярилина » Любви хрустальный колокольчик » Текст книги (страница 19)
Любви хрустальный колокольчик
  • Текст добавлен: 6 октября 2016, 19:17

Текст книги "Любви хрустальный колокольчик"


Автор книги: Елена Ярилина



сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 24 страниц)

– Может быть, этот аргумент на тебя повлияет?

Я поняла, что дела наши, как я и боялась, зашли в тупик, хотела вмешаться и сказать хоть что-нибудь, но не смогла вымолвить ни звука, речь опять покинула меня без всякого предупреждения, оставив меня безгласым манекеном.

При виде оружия Виктор, до этого очень напряженный, теперь отчего-то расслабился:

– Нет, не повлияет, я пришел за ней и уйду только с ней. А моя смерть тебе ничего не даст и ни в коей мере не разрешит твоих проблем, только создаст новые. Зачем тебе осложнять свою жизнь?

Павел саркастически усмехнулся:

– Какая забота! Я очень тронут. А что ты знаешь о моей жизни, почему она так тебя заботит?

– Немного. Только то, что рассказала Женя, а она и сама ничего толком не знает. Судя по всему, ты ее всю жизнь ловко водил за нос. – Проговорив эти слова очень спокойным тоном, Виктор посмотрел на взбешенного Павла, пожал плечами и потянулся налить себе еще водки.

Павел моментально перехватил его руку:

– Слушай, ты! Кто ты такой? Сидишь здесь как у себя дома, пьешь мою водку и претендуешь на мою жену! Не слишком ли много ты хочешь?

– На твою вдову. Ты ведь покойник, не забывай об этом.

Павел длинно и грязно выругался и снял предохранитель, кажется, так называется то, что он сделал. Я прекрасно понимала, что и речи не может быть о том, будто Виктор на самом деле хоть немного интересуется мной, просто по какой-то неизвестной мне причине ему удобно обставлять все дело именно так, а я по-прежнему только пешка в его игре, не более. И еще я поняла, что он зачем-то намеренно провоцирует Павла. Это была очень опасная игра, Павел, обычно хладнокровный, сейчас раздражен до крайности и вполне может выстрелить.

Но тут на нашей уже многое видавшей сцене появилось новое действующее лицо. Наверное, подсознательно я ждала ее появления. На этот раз я старалась разглядеть ее как можно лучше и, скосив глаза на Виктора, заметила, что он тоже смотрит на нее во все глаза. Что ж, кажется, не зря он ею так интересовался, наверняка она придется ему по вкусу. Ей и в самом деле на вид не больше тридцати лет, одета в белый кожаный костюм, состоящий из брюк и жакета длиной до середины бедер, и черные короткие сапожки. Под расстегнутым жакетом видна черная тонкая, но пушистая кофточка. Волосы у незнакомки были светлые, остриженные совсем коротко, значит, и вправду надевала парик. Лицо красивое, несколько надменное, словно она привыкла повелевать. Глаза большие, голубые, кажется, но вот они-то весь вид и портили, слишком уж расширены были у нее зрачки, словно ей в глаза накапали атропина. В общем, вид у нее, – как у бешеной кошки, подытожила я свой осмотр. Вновь прибывшая красотка довольно продолжительное время молча изучала обстановку, глаза ее при этом беспокойно двигались, а лицо слегка подергивалось. Нервная какая, отметила я про себя. В это время взгляд ее остановился на мне, и от этого мне почему-то стало совсем нехорошо, даже затошнило слегка, словно на меня смотрела какая-нибудь пришелица из неведомых, жутких миров. Женщина перевела взгляд на Павла, открыла свой на самом деле красивый ротик, и из него хлынул такой поток площадной брани, что я даже растерялась. Вот это да, ничего себе красотка! Не сразу, но все-таки мне удалось уловить смысл произнесенного. Оказывается, разгневанная фурия выражала Павлу резкий протест по поводу убийства Бека. Интересное сочетание: джинн и фурия, что их могло связывать? Ведь не сказочные, в самом деле, мотивы! Ну и любовницу подыскал себе Павел!

– Он слишком зарвался, стал себе много позволять, – рявкнул Павел. – Приволок сюда кучу своих людей, пришлось мальчикам с ним разобраться. Ну, погорячились немножко, в таких делах это бывает.

– Это он зарвался?! А ты, ты сам?! Ты же чуть ли не все себе захапал! – вызверилась красотка, не желая идти на мировую, и опять пошли сплошь идиоматические выражения, в конце которых я вдруг стала улавливать какую-то неприятную связь со мной.

Меня это до крайности удивило, поскольку я решительно отказывалась понимать, почему я причастна к чьей бы то ни было смерти. Видимо, Павлу все это надоело, потому как он подошел к женщине вплотную, слегка приобнял ее и стал подталкивать к креслу, предлагая сесть и обсудить все проблемы мирно и спокойно. При этом он ласково назвал ее Мариночкой. Но Мариночка успокаиваться не желала, вывернулась из-под его руки, посоветовала ему засунуть кресло в одно довольно узкое место и продолжала ругаться на чем свет стоит, причем уже исключительно в мой адрес. Странным было то, что на Виктора она не обращала никакого внимания, словно его здесь и не было, а вот мое присутствие почему-то очень сильно ее нервировало. За следующие несколько минут я узнала о себе любопытные вещи, но все сплошь обозначенные нецензурной бранью, а также то, что я являюсь любовницей Павла, что из-за меня он окончательно потерял голову, отбился от рук и из-за меня же убил Бека. Так, ну, это понятно, банальнейшая ревность, но мне непонятно, почему она именно сейчас начала вдруг ревновать, ведь она меня уже видела на этой даче вместе с Павлом. Причем мы были с ним наедине, и отнеслась она тогда ко мне очень ровно, отчего же сейчас подняла такую бурю? Обдумывая все эти несообразности, я тем не менее, как мне казалось, внимательно следила за их перепалкой, но вот в какой момент в руке Марины оказалось оружие, заметить не успела, равно как и то, откуда она его достала. Может быть, это Павла, я ведь не видела, чтобы он его куда-то прятал, но вроде бы та штука выглядела иначе и была побольше. И уж полной неожиданностью для меня оказалось то, что свое оружие Марина направила прямо мне в голову! Страха почему-то не было, только удивление. Грохнул выстрел, но прежде него оба мужика бросились: Павел к Марине, а Виктор ко мне. Пуля, выпущенная в меня, попала в Виктора, я это поняла по тому, как он вздрогнул и со свистом втянул воздух, но на ногах устоял, не упал. Если я и раньше была как манекен, то сейчас во мне жили одни глаза.

Сначала мне показалось, что Павел, крепко обняв Марину, успокаивает ее, а она вырывается изо всех сил. Но потом я увидела, что обнимает он ее только одной рукой, а другой пытается отобрать оружие.

И в этот момент в комнату со всех сторон, и в дверь и в окна, полезли какие-то люди в камуфляжной одежде. Лишь на секунду Павел отвлекся, чтобы оглядеться, и тут Марина изловчилась перехватить оружие в другую руку и выстрелила Павлу в грудь. Павел удивленно на нее посмотрел и стал оседать на пол.

Марина даже не закричала, а дико завыла. Уже у нее отобрали оружие и защелкнули металлические браслеты наручников, а она все голосила. Двое крепких мужчин потащили ее, упирающуюся, в коридор, но и оттуда все доносился ее вой, вдруг резко смолкший, должно быть, ее ударили или сильно встряхнули. Я силилась сползти с дивана, чтобы посмотреть, что с Павлом, но не могла даже пошевелиться. Среди множества людей, заполнивших комнату, неожиданно я увидела Андрея. Он отдал какое-то приказание, и Павла, все еще лежавшего на полу, подняли и стали укладывать на мой диван. Это привело меня в чувство, и я смогла подняться – впервые с того момента, как очнулась в этой комнате. Павел был бледен до синевы, на губах его пузырилась кровь, но он еще дышал, хотя и с трудом.

Я опустилась возле дивана на колени и взяла его руку в свои. Рука была чуть теплая, ногти уже начали синеть. Я погладила безвольную ладонь и легонько, совсем чуть-чуть сжала ее, прощаясь с ним и давая ему понять, что я все простила. Но Павел вдруг открыл глаза, увидев меня так близко от себя, он искривил губы в подобии улыбки и попытался что-то сказать. Он выговорил целую фразу: «Видишь, я не причинил тебе зла». Потом попробовал еще раз улыбнуться, тихо вздрогнул и умер, все еще не сводя с меня взгляда. Я закрыла ему глаза.

Не знаю, кто закрыл глаза Володе, наверное, Андрей. Павлу их закрыла я, все-таки не чужая рука. Тут Андрей стал поднимать меня, что-то втолковывая. Я не сразу, но все же послушалась, однако из комнаты вышла не сразу, как он хотел, а осмотрелась в поисках Виктора, несмотря на свою заторможенность, я помнила, что он ранен. Он оказался совсем недалеко от меня, был раздет до пояса, и кто-то перевязывал ему раненое плечо, смотрел он прямо на меня, и я невольно сделала к нему шаг. Но Андрей упорно тянул меня из комнаты и на ходу говорил, что ранение у Виктора пустяковое, не о чем беспокоиться, пришлось мне подчиниться. На пороге я еще раз оглянулась и встретила взгляд Виктора. Меня сразу же усадили в какую-то машину, но ехать в больницу или тем более домой к Андрею и Наташе я категорически отказалась. Андрею моя строптивость не понравилась, он сморщился, как от зубной боли, но все-таки согласился отвезти домой и подал знак водителю. Машина тронулась, я закрыла глаза и открыла их только возле своего дома – по небу разливалась еще бледная, но явственная заря. Оказывается, уже рассвело.

* * *

…Во мне не было ни одной жилочки, которая бы не дрожала и не ныла, и я подумала, что просплю сутки, но не тут-то было. Стоило мне закрыть глаза, и я видела то раненого Виктора, то мертвого Павла, а то и вовсе отвратительного, кашляющего от смеха Бека. Все-таки кое-как я уснула, однако уже к обеду была на ногах. Чувствовала себя отвратительно, словно меня пропустили через мельничный жернов, но лежать в постели больше не могла. Но оказалось, что мне не только не лежится, но и не сидится, ничем решительно заняться я не могла, какой-то озноб, сродни нервной лихорадке, поселился во мне, и я бродила по квартире из комнаты в комнату как тень. Около пяти зазвонил телефон, и я бросилась к нему, как к долгожданному другу. Звонила Любаша, голос ее звучал не очень весело, даже, можно сказать, грустно звучал. Передав приветы от родных, она поинтересовалась, как я отнесусь к ее визиту. Подумав немного, я ответила, что отнесусь хорошо, но при двух условиях: она покупает бутылку коньяку и пить мы будем молча, поскольку я не в состоянии ни говорить, ни слушать. Любаша слегка оживилась, почуяв возможность переключиться на мои неприятности, а ведь это куда интереснее, чем свои.

– Ну хорошо, говорить ты не хочешь, а зачем тогда я тебе нужна?

– Ну, не могу же я пить одна, это уж слишком. Да и спиртного у меня в доме нет, а выйти и купить, сама не могу, совершенно не в состоянии.

– Что, настолько плохо себя чувствуешь?

– А я себя вообще не чувствую, меня нет.

– Да-а, подруга! Выпить тебе действительно необходимо. Я на работе сейчас, еще с полчасика тут поболтаюсь, и тотчас же к тебе. Для срочности могу взять такси, но это будет за твой счет, как и бутылка. У меня с деньгами не очень. А закусить у тебя тоже ничего не найдется? А то я, как на грех, зверски проголодалась, не обедала сегодня.

– Еда есть, голодной не останешься, такси и бутылку оплачу.

– Вот это другой разговор, это мне нравится. В шесть я у тебя буду. Жди, прилечу.

Любаша прибыла без одной минуты шесть, прямо военная точность. Привезла мне коньяк и лимоны, коньяк, правда, оказался так себе, посредственный, но сейчас я и такому была рада. К ее приходу я сделала лобио из консервированной фасоли, приготовить что-нибудь более серьезное я сейчас вряд ли бы смогла. Порезала хлеб, сыр, открыла банки с маслинами и маринованными шампиньонами. В холодильнике было полно продуктов, но все это добро принадлежало не мне, а Виктору, и в отсутствие хозяина я трогать ничего не стала. Любаша осмотрела стол, накрытый к ужину, чуть слышно вздохнула, но промолчала. Только я разлила коньяк по рюмкам, раздался звонок в дверь. Вставать мне совершенно не хотелось, и к двери, по моей просьбе, поплелась Любаша, ворча на ходу:

– Терпеть не могу подобные штучки, только соберешься выпить, так тут же кто-нибудь прется! Небось опять твой сосед-алкоголик! Учти, если это он, то я сразу пошлю его куда подальше.

Последние слова она договаривала уже в коридоре, возле двери и старалась это делать погромче, чтобы сосед услышал. Но, не открыв двери, бегом вернулась, явно взволнованная:

– Ой, Жень, иди скорей, сама посмотри, там мужик какой-то незнакомый, с виду вполне приличный.

Мне было совершенно без разницы, кто там явился, я посоветовала ей не суетиться, а открыть дверь и впустить того, кто пришел. Любаша скроила зверскую мину, но послушалась, любопытство уже начало ее грызть. Вскоре в кухню вошел Виктор, за его спиной виднелось любопытное лицо заинтригованной сестры. Виктор оглядел меня, бледную, помятую, в купальном халате, вздохнул почему-то, должно быть, от моего весьма непривлекательного вида, и спросил:

– Как ты?

– Я-то ничего вроде, даже поспала немного. Ты сам-то как? Как рука, сильно болит?

Люба, переводя круглые глаза с одного на другого, в изумлении слушала наш разговор, который, с одной стороны, намекал на бессонную ночь, проведенную нами вместе, а с другой – вообще не пойми на что. Чувствовалось, что про свои неприятности она давно забыла и наслаждалась происходящим. Виктор небрежно оглядел стол:

– Ужинаете? Коньячок – это хорошо, но вот закуска у тебя какая-то скудненькая, неужели жалеешь для подруги?

Любаша порозовела.

– Знакомься, Люба, это Виктор. Виктор, это моя двоюродная сестра и подруга Люба. Что касается продуктов, то это все, что у меня есть, остальное твое.

Любаша принялась суетиться, поставила еще одну рюмку, тарелку, приборы достала, сразу чувствовалось, что Виктор произвел на нее сильное впечатление. А тот полез в холодильник за продуктами, действуя одной рукой, но довольно шустро. Я вспомнила, что он ранен, мне стало очень неудобно, и, оттеснив его от холодильника, я попросила сесть. Но он пошел в прихожую и принес кейс, из которого вытащил бутылку хорошей водки и несколько банок. А я тем временем выложила икру, крабов, нежнейшие ломтики балыка, достала из холодильника упаковки нарезанного копченого мяса и ветчины. Наконец, мы втроем сели, я решительно перехватила бутылку водки у Виктора, налила ему и Любаше. Та смотрела на меня во все глаза, не понимая моих действий. Но присутствие интересного мужчины, богатый стол, а особенно ее любимое сочетание водки с икрой радовали взор, и она мудро переключила все свое внимание на них. Наполнив свою тарелку всякой всячиной, она подняла свою рюмку и бодренько спросила:

– Я полагаю, что пьем мы за знакомство?

Я только и смогла, что отрицательно покачать головой, а Виктор, бросив на меня настороженный взгляд, сказал вполголоса:

– Пусть земля будет ему пухом. И пусть он успокоится наконец.

Это вполне естественное пожелание вывело меня из безразличного, полубесчувственного состояния, в котором я сегодня пребывала, и вдобавок ко всему еще и разозлило, сама не знаю на кого.

– Какая земля, какой пух? Разве его уже зарыли? И кроме того, как быть с остальными трупами? Сколько их: пять, десять, двенадцать? Кто выпьет за них, кто их помянет? Ведь и они люди, по крайней мере, были ими когда-то, их тоже рожали женщины, любили, воспитывали. Нет уж! Пить, так за всех.

Когда выпалила все это, мне стало легче, словно немного разжалась пружина в груди и позволила мне вздохнуть поглубже. Я выпила коньяк не смакуя, а словно водку, махом, причем не только свою рюмку, но и ту, что до этого налила Любаше, стала закусывать и только тут почувствовала, что очень замерзла и проголодалась. Несколько минут я не отрывала глаз от своей тарелки, а когда обвела взглядом стол, то увидела, что никто ничего не ест, у Виктора лицо отчужденное, а у Любаши – испуганно-недоумевающее. Я поняла, что переборщила, перевалила дурное настроение со своей больной головы на здоровые головы своих гостей. Мысленно обругав себя, что никогда не могу вовремя остановиться и потому вечно попадаю впросак, я постаралась выправить ситуацию:

– Не обращай внимания, Любаша, на мои глупые слова. Мы с Виктором вчера вечером смотрели кино, фильм был просто отвратительный. Знаешь, из тех современных, где много стреляют и гора трупов, кажется, они еще триллерами называются. Я до сих пор под ужасным впечатлением, прямо сама не своя. А ты ешь, и ты же любишь икру.

Не знаю, насколько я сумела успокоить сестру, но она начала есть. Теперь еще одно дело, и более трудное. Я повернулась к Виктору и, прикоснувшись кончиками пальцев к его щеке, тихо и покаянно сказала:

– Я веду себя как свинья. Извини меня, пожалуйста, за совершенно неуместную резкость тона, ты ни в чем не виноват. Наоборот, я очень благодарна тебе! Но я не могу так быстро успокоиться, я еще очень долго буду отходить от всего этого. Ты, наверно, привык, а у меня такое ощущение, словно я и сама наполовину умерла.

Виктор испытующе посмотрел мне в глаза, но почти тотчас же отвел взгляд. Спустя какое-то время мы выпили еще по одной, и Виктор встал из-за стола. Расслабившаяся Любаша стала уговаривать его посидеть еще немножко и все норовила погладить по больному плечу, умильно заглядывая в глаза и называя при этом Витюшей. Пришлось мне вклиниться и освободить его от несвоевременных Любашиных нежностей. Почти тут же он попрощался, я пошла проводить его до двери и, воспользовавшись моментом, спросила, когда я смогу получить хоть какие-то объяснения происшедшего и от кого. Он вышел, не глядя на меня, наверное, не простил, что я так по-глупому резко одернула его за столом, и уже на лестничной площадке сказал, что Андрей мне позвонит на днях. Когда я вернулась в кухню, Любаша сидела надувшаяся, как индюшка. Увидев меня, она вся вспыхнула:

– Ох и жадина же ты, Женька, ох и жадина! Подумаешь, я чуток поприжималась к мужику, а ты уж ноздри раздуваешь! Сама-то волком на него смотришь. Совсем стала как собака на сене. А он на самом деле и не нужен мне вовсе, так, пококетничать немножко, вспомнить, что я женщина, дурное настроение развеять, но разве ты позволишь? Вот как есть собака на сене!

Она бубнила и жаловалась еще какое-то время, я не мешала ей, думала, что она выговорится и сменит гнев на милость. Да не тут-то было! Сказав все, что она в данный момент обо мне думает, Люба собралась уходить. Я попросила ее остаться, налила ей еще водки и наполнила ее тарелку тем, что она так любит. Глянув на тарелку, она прищурила глаза и сказала:

– Ладно, я останусь, так и быть, потому как ты мне не чужая, сестра все ж таки. Но водку больше мне не наливай, видишь, я и так хороша уже. Давай лучше кофе пить. Икру я, конечно, доем, дура я, что ли, от икры отказываться? Хотя ты-то уж точно меня дурой считаешь, это ж надо! В кино она, видите ли, была! Но с другой стороны… – Тут она задумалась и посмотрела на меня с тревогой. – Это что же такое получается? Если не кино, то, значит, правда, но ты же не могла оказаться там, где стреляют? Или могла? И за помин чьей души мы пили? Значит, кто-то все-таки умер? Да не молчи ты, скажи хоть что-нибудь!

– Ну ладно, ладно, будет тебе, не злись. Кое-что я все-таки тебе скажу, но только чем меньше о таких вещах знаешь, тем спокойнее спишь. Не смотри на меня так испуганно, как видишь, я цела. Но я и в самом деле попала сегодня ночью в жуткую переделку. Любашенька, не дергайся, лапочка, как и почему я туда попала, я тебе не скажу. Там стреляли, убитых много, точное число я не знаю. Могла и я пострадать, даже должна была бы, меня хотели убить, но Виктор спас, собой заслонил, пуля попала ему в плечо, а ты норовила его за это плечо все время цапнуть, вот я тебя и отпихнула. И вовсе я на него волком не смотрю, а впрочем, может, и смотрю, все это не важно. У нас с ним очень сложные взаимоотношения, он меня просто ненавидит, я ему, естественно, плачу той же монетой. Но ты не ломай над этим голову, мы встречались с ним по делам, а дела эти почти закончились, так что еще пару-тройку раз мы с ним встретимся, и все.

– Жень, ну подожди. Ну как же так? Зачем же ты полезла в это треклятое место, где стреляют, да еще ночью? И потом, откуда ты знаешь этого Виктора? Ты мне раньше про него ничего не рассказывала. И вообще, давай выпьем с тобой все-таки кофе, и расскажи мне поподробнее.

– Кофе, Любашенька, я тебе сейчас сделаю, подожди всего лишь две минуты. Что же касается подробностей, то их, увы, не будет. И не надо смотреть на меня умоляющим взором, все, что я могла тебе рассказать, ты уже слышала, очень надеюсь, что дальше тебя это не пойдет!

Люба с немалым удовольствием выпила две чашки кофе, на мое замечание, что, может быть, не стоит на ночь две-то, она, махнув рукой, сказала, что ее не берет, от него она спит еще лучше. Посидела еще немного и стала все же собираться домой. Уже в прихожей она спросила меня:

– Женюр, я вот чего никак не уразумею: как это ты, такая тихая, такая вроде как воды не замутишь и мухи не обидишь, а вот влипаешь вечно во всякие авантюры, а?

– А этого, Любаш, я и сама не понимаю, – ответила я ей, целуя в щеку.

На следующий день никаких звонков с утра не было. Побродив без толку по квартире, я позвонила редактору, договорилась с ней и после обеда отвезла наконец многострадальную рукопись. На обратном пути зашла за продуктами и быстренько домой. Весь вечер никаких звонков не было. Два дня прошли в напрасном ожидании, и еще два дня. Ожидание изматывало, я совсем ничего не могла делать, вещь свою не писала. Я могла только ждать. Наконец, когда я уже совсем замучилась от долгого ожидания и готова была на стенку лезть, позвонил Андрей и попросил меня приехать к нему в половине шестого. Двадцать пять минут шестого я уже звонила в дверь. Открыл сын и, поприветствовав меня как старую знакомую, помог раздеться. С замиранием сердца вошла я в знакомую комнату. Наташи почему-то не оказалось, были только Андрей и Виктор. Поздоровавшись, я осведомилась у Виктора, как его плечо, в ответ получила короткое заверение, что все в порядке. Без Наташи я чувствовала себя здесь скованно. После неловкой паузы Андрей заговорил о том, что всех подробностей он рассказать не может, только лишь некоторые детали, поскольку дело, в которое весьма активно был замешан Павел, находится в стадии расследования, до завершения далеко и многое еще неясно. Проговорив эти вводные фразы, он погрузился вдруг в молчание, которое все длилось и длилось. Виктор тоже молчал, вид у него был какой-то недовольный. Видя, что мне и обещанных деталей не дождаться, я решила сама задать несколько вопросов. Я спросила, как это могло получиться, что Павел, похороненный почти год назад, в действительности был жив и умер совсем недавно.

– Да, это на самом деле большой просчет. Но видишь ли, год назад точных данных об участии твоего бывшего мужа в преступлениях не было, только знакомство с подозрительными лицами. За ним наблюдали, но, видимо, грубо, и он почувствовал слежку. А тут еще, как мы позже узнали, внутри их преступной группы, или, проще, банды, произошли столкновения, в результате которых погибли двое. Нет, сведений о том, что их убил Павел, никаких нет, скорее всего, это сделал кто-то другой. Один из убитых по внешним параметрам был на него очень похож. Не двойник, конечно, но рост, телосложение, цвет волос примерно такие же. Видимо, Павел решил воспользоваться удобным случаем. И вот представь себе: милиция ищет человека, находит похожий на него труп, в его одежде, с его часами. Стреляли в голову, лицо сильно изуродовано, но родная сестра опознает его без всяких колебаний. Так и похоронили другого человека под именем твоего бывшего мужа. Конечно, если бы следствие вели более тщательно, не допускали грубых ошибок, такого бы не произошло. Я ответил на твой вопрос?

Меня насторожила интонация в голосе Андрея, когда он говорил о милиции, и я тут же задала вопрос, в принципе уже догадываясь, в чем дело:

– Так вы оба не из милиции, не так ли?

Они переглянулись, Андрей замялся, но лишь на одну секунду:

– Нет, не оттуда.

– Значит, в этом деле есть что-то такое, что интересует ваше ведомство? – Видя, что они молчат, я продолжила, решив зайти с другого бока и все-таки постараться выудить хоть какую-то информацию: – Тогда, может быть, вас интересует то, что волновало Бека и о чем он у меня безуспешно спрашивал?

Опять быстрый и на этот раз тревожный перегляд, я их все же расшевелила. В разговор вступил Виктор:

– Не знал, что Бек говорил с тобой. И чем же он интересовался, о чем тебя спрашивал?

– Вообще-то он был похож на ненормального, наставил ни с того ни с сего на меня свой палец и спросил: где? А когда я не ответила, а что я могла ответить, когда даже не понимала, о чем идет речь, он начал злиться.

– Вот как! И как же ты выкрутилась?

– Павел сказал ему, что я ничего не знаю. И что он привез меня туда, так как узнал, что я завела любовника. – И, посмотрев на Виктора, я добавила: – Он видел, как ты входил в мою квартиру, когда я была в Фирсановке.

Виктор негромко крякнул, Андрей недовольно покосился на него. Оба задумались о чем-то. Потом Виктор продолжил:

– Это не в тот ли момент Павлу рассекли губу? Или его ударили раньше и не Бек?

Чувствовалось, что он спрашивает просто так, на всякий случай, чтобы восстановить все детали, даже маловажные на первый взгляд. Но после моего ответа оба встрепенулись.

– Нет, не тогда, а немного позже. В тот момент Бек только смеялся и показывал рожки, а потом потребовал, чтобы уже Павел ответил на этот непонятный вопрос. – Голос у меня в этом месте почему-то немного пресекся, я остановилась, чтобы передохнуть и продолжить свой рассказ, но меня перебил Андрей:

– Как я вижу, тебе довольно трудно вспоминать и рассказывать, поэтому я и не очень хотел этой нашей беседы, ты перенесла большое потрясение, и, как бы ни храбрилась, ты всего лишь женщина, обычная женщина, не какой-нибудь суперагент. Дальше можешь не рассказывать, я в принципе имею представление о том, чем интересовался Бек, знать об этом Павел никак не мог, на вопрос не ответил, за что Бек его и ударил, распускать руки он очень любил. Ведь так все было?

Я понимала, что Андрей вполне искренне сочувствует мне и моим переживаниям, и все-таки его снисходительность меня раздражала. Конечно, я самая обычная женщина, кто бы спорил, но и он не Бог всеведущий. Поэтому возразила я ему, можно сказать, с удовольствием:

– Нет! Извини, но все было не так. Не знаю, чего там мог или не мог знать Павел, но Беку он, однако, заявил, что скажет, где это находится, при условии, что часть этого не пойми чего принадлежит ему.

– Что?! – прозвучали сразу два голоса.

И не успела я повторить, как Андрей, уже оправившийся после секундного замешательства, быстро вышел в другую комнату и вернулся через несколько минут уже спокойный и даже довольный. Виктору он коротко сказал, что дозвонился. Я спросила, о чем шла речь и в чем суть, но никакого ответа не получила. Естественно, я разозлилась:

– Господа! Пусть и невольно, но я вам сейчас помогла, а вы не снисходите даже до ответа. Я отдаю себе отчет, что ждать справедливого отношения от мужчин глупо, но все-таки даже обычная женщина, а не суперагент имеет право на вежливость. Я ведь не прошу вас посвящать меня во все подробности, только хочу знать, из-за чего весь этот сыр-бор?!

После моих слов брови Андрея поползли вверх, и он посмотрел со значением на Виктора, как бы говоря: ну она и штучка! Нахмурившийся Виктор кинул на него ответный взгляд, который я расшифровала как: я ведь предупреждал тебя, что она мегера! Но меня такими штучками не проймешь, особенно теперь, когда все кому не лень используют меня как им угодно. Первым сдался Виктор. Он откашлялся и хмуро пояснил:

– Ты слишком любопытна, но я объясню тебе, чтобы ты только успокоилась. Речь идет об алмазах.

Не знаю, что именно я ожидала услышать, но, видимо, что-то другое, потому что удивилась. Но у меня в запасе был еще один вопрос, пусть не думают, что уже отделались от меня:

– Ну а Марина? Она тоже замешана? И почему она на меня так злилась, что хотела даже убить?

При этом вопросе Андрей остался совершенно спокоен, а вот Виктор немного смешался и после паузы ответил:

– Да, Марина была замешана, еще как! Именно она втянула Павла во всю эту грязь, поскольку давно и прочно была связана со всяким криминальным элементом. Я за ней давно охочусь, но дамочка хитрая и очень скользкая, информации о ней много, но ни на чем конкретно поймать ее никак не удавалось. Не наломай она сейчас таких дров, может быть, и на этот раз пришлось бы ее отпустить. Пристрелив Павла, она, можно сказать, сама нам в руки пошла.

В этом месте Виктор опомнился, несколько смутился и посмотрел на меня виновато, но, увидев, что я не заламываю руки и не собираюсь упасть в обморок, продолжил, но уже совсем неохотно:

– Не знаю, как с тобой собирался поступить твой бывший муж, но могу предположить, что ничего хорошего тебя ждать не могло. Марина же совершенно точно собиралась тебя убрать, поскольку ты несомненно представляла для них реальную угрозу. А судя по ее поведению, она еще и ревновала тебя, бабенка она очень эмоциональная, нервная, выходит из себя быстро.

После этого ответа мужчины, как по команде, насупились, давая понять, что я задаю слишком много вопросов. Но я уже узнала в общем-то все, что хотела, и решила оставить их в покое, пусть себе тешатся своими секретами. Когда я стала прощаться с ними, лицо Андрея откровенно просветлело, а Виктор совершенно неожиданно вызвался подвезти меня до дому.

– Разве ты за рулем? А как же твое раненое плечо, ведь рука, наверно, еще не работает?

Он кинул на меня быстрый взгляд и успокоил:

– Пуля попала в мякоть, пустяк, все уже зажило. Заодно и вещи свои у тебя заберу.

Я подумала, что реплика о вещах, скорее всего, предназначалась Андрею, я-то прекрасно знала, что никаких его вещей в моем доме, кроме остатка продуктов, не осталось. Но разоблачать его я не стала, хочет подвезти – пусть везет, я от этого только выиграю. Я попросила Андрея передать Наташе привет, и мы с Виктором ушли.

Дорогой мы молчали, возле подъезда я только собралась с ним попрощаться, но, к своему удивлению, увидела, что он запирает машину и, значит, собирается подняться со мной в квартиру. Я пожала плечами: даже интересно, что ему нужно у меня.

В кухне он также молча уселся за стол. Выглядел он уже не таким хмурым, как в квартире Андрея, скорее каким-то задумчивым.

– Чай, кофе?

Мой вопрос вывел его из состояния отрешенности.

– А что, ужина у тебя нет? – недовольно скривил он рот.

«Господи! – подумала я про себя. – Да ведь он ведет себя со мной как законный муж, может быть, он просто перепутал квартиру и женщину?» Но делать замечание по столь пустячному вопросу человеку, который совсем недавно спас тебе жизнь, мягко говоря, неудобно, и я молча занялась ужином. Все эти тридцать-сорок минут, что я хлопотала, он просидел молча, но как только я собрала на стол и села сама, он спросил, не глядя на меня:


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю