Текст книги "Художник и актриса (СИ)"

Автор книги: Елена Щербиновская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 17 страниц)

   – Гм-гм, – усмехнулась Дина, – рядовой профессор, которого каждый год в Сорбонну приглашают! Это я – отставной геолог и приходящая бабушка...

   – Девочки, ну что за самоуничижение, – Алевтина обняла и расцеловала подруг. – Все, разбегаемся, до скорого.

   – Пока!

   Подруги вышли из кафе, и, помахав друг другу руками, сели в свои машины и разъехались в разные стороны.

   ГЛАВА ВТОРАЯ

   «НАДЕЖДЫ ЮНОШЕЙ ПИТАЮТ»

   – В общем так, Антоха, если в ближайший месяц мы не нароем достойного заказа, все наши грандиозные планы накроются медным тазом! – Серега выговорился и плюхнулся в потертое кресло.

   – С оглушительным треском, – поддакнул Женюра, поправив свои маленькие очечки, постоянно сваливающееся с огромного крючковатого носа.

   Антон Леонтович молчал. А что говорить, когда его старые институтские друзья и сегодняшние партнеры правы на все сто!

   Пять лет назад, когда за ними троими закрылись дубовые двери их альма-матер, сиречь, Строгановки, ребята сложили свои скромные капиталы, нажитые что чем мог в студенческие годы (с помощью родителей, конечно), и решили открыть дизайн-фирму. Они втроем были и хозяевами и бухгалтерами и художниками. Все ребята делали сами, и до сих пор это им удавалось. И налаживать контакты с клиентами, и утрясать проблемы с налоговой инспекцией, пожарниками и всяческими другими конторами, которые в изобилии неизбежно сваливаются на головы начинающих коммерсантов.

   Но опять-таки не без поддержки родителей, фирмочка работала, и если не процветала, то, во всяком случае, еще дышала. Пусть неровно и с перерывами, но по сто долларов на нос в месяц выходило. Конечно, сущие слезы, но к копейкам присовокуплялось необычайное удовлетворение и восторг от самого процесса работы.

   Ребятам было в кайф расписывать стены детского сада или придумывать коллажи на железных стенах гаражей ракушек, которые возжелали облагородить жители одного обширного московского двора. И вполне возможно, они и дальше работали помаленьку, если бы в личной жизни партеров фирмы «Три мастера» не произошли крутые перемены. А именно – Женюра скоропалительно женился, а Сереге перекрыли кислород родители, справедливо рассудив, что хватит кормить и одевать двадцатипятилетнего отпрыска. Антону из всей троицы повезло больше всех – ему помогала сестра, и папенька – незабываемый до сих пор маститый художник Леонтович. Поэтому ста долларов его личной зарплаты хватало Антону на мелкие развлечения, а именно – сходить в кино на новинку российского кинематографа и купить раз в месяц новые книги по живописи. На большее у владельцев «Трех мастеров» времени не оставалось. Они либо выполняли свои мелкие заказы, либо придумывали необыкновенные проекты будущих концертных залов, дворянских собраний и элитных клубов.

   Но больше всего они любили мечтать. Мечтать, что имя их дизайн-фирмы прославится после какого-то престижного заказа, и дорогие интереснейшие предложения после этого посыплются на головы дизайнеров как их рога изобилия. И дело было даже не в деньгах, а в реализации всех из гениальных задумок.

   Возможно, и мечтали бы дальше, если бы не перечисленные выше причины, по которым жизнь их любимой фирмы висела сейчас на волоске. Ибо и молодая жена Женюры, Поленька и родители Сереги поставили вопрос ребром – месяц на выживание, и дальше – новая перспективная работа, далекая от искусства (Женюре предлагалось идти продавцом на компьютерный рынок, а Серегу папаша прочил в славные ряды ГАИшников).

   И до этих сокрушительных событий в жизни художников, они не раз пытались пробиться в славные ряды модных дизайнеров. Но, более мощные конторы, конечно, перехватывали выгодные заказы, ибо кто такие «Три мастера»? Клиенты о такой фирме не слыхали. Три мастера дружно вздыхали и возвращались к своей мелочевке, истово веря, что когда-нибудь, возможно – завтра, непременно на них свалится огромный замечательный заказ. Ибо по-другому быть не может, поскольку они молоды и талантливы.

   Но время шло, а заказчики не ломились в их дверь.

   – Ну, чего заткнулся? – совсем обозлился Серега. – Ты понимаешь, что мы на грани краха?

   – Да я понимаю, Серег, чего ты пристал. – Антон, как обычно в подобных ситуациях, схватился за карандаш, стал наносить на лист широкие штрихи. Он всегда, когда нервничал, начинал рисовать.

   – Хватит бумагу марать, у нас последняя пачка! – напомнил Женюра и выдернул лист из-под грифеля карандаша. – Думать надо, а не психовать. У тебя же отец прилетел. Может он...

   – Да откуда, Жень. – Антон махнул рукой, – его в России несколько лет не было.

   – Ну, а к благодетельнице твоей, этой как ее – Анжеле, ты обращался? – Серега нервно закурил.

   – Я же говорил, ей не нужно отделывать квартиры. Она голые стены продает. Максимум евроремонт. Нам там делать нечего.

   Это было истинной правдой. Еще пару лет назад, Антон попросил Анжелу порекомендовать его фирму кому-нибудь из знакомых, ежели такие найдутся, на предмет сделать дизайн-проект квартиры или еще какого помещения. Анжела неопределенно ответила, что будет его иметь в виду. На чем разговор и окончился. Он еще несколько раз подкатывал к подруге семьи, однако Анжела мягко, но твердо объяснила, что в услугах дизайнеров сама не нуждается, а ее клиенты к ней с такими просьбами никогда не обращаются.

   – Ну, ладно, браты, не кукситесь, – оглядев пригорюнившихся друзей, примирительно сказал Женюра. – Давайте, по домам. Будет день – будет пища.

   – Ой-ой-ой, муженька потянуло к теплу родного очага. – съерничал Серега.

   – Потянуло, – совсем не обиделся Женюра, натягивая куртку. – Все надо делать вовремя, братцы. А то молодость пролетит, свои задницы наморозим и без детей останемся.

   – Практичный ты наш, – хохотнул Серега. – Подумаешь, простудился, когда гаражи расписывали. Теперь по этому поводу давай быстрей в ЗАГС бежать.

   Женюра скорчил рожу другу, хлопнул по плечу Антона и ушел. Как только друг скрылся за дверью, Серега тут же сдулся. Так было всегда. Он был смешлив и напорист только тогда, когда рядом находился предмет его постоянных подковырок и дружеских издевательств, а именно Женюра. Это была многолетняя игра, в которой не предполагалось места обидам.

   – Тох, ты понимаешь, что дела наши хреновы? – серьезно спросил Серега.

   – Более чем.

   – Ладно, друже, думаю, что сегодня ничего умного мы не придумаем. Я тоже двину на хаус.

   – Давай, а я, пожалуй, еще посижу. Надо панно закончить.

   – Да завтра допишем твой очередной альтруизм, – хмыкнул Серега.

   Но, видя, что Антон уже схватился за кисти, и натянул свою испачканную всеми цветами радуги рабочую кепку, покачал головой и тоже ушел.

   А Антон начал работать. Только работа могла отвлечь его от тяжких дум. Он не представлял себя вне живописи в любом ее проявлении. Он готов расписывать стены общественных туалетов, лишь бы работать. Но в тоже время он понимал, что ребят это не устроит, им надо кормить свои семьи или кормиться самим. Да и Антону уже надоело сидеть на шее Маринки и пользоваться деньгами отца. Черт, ну почему все всегда упирается в эти проклятые деньги! Хотя, не ради ли них они мечтают прославиться? Наверно и ради них тоже.

   Трель своего сотового он услышал не сразу. Когда же Антон, наконец, решил, что мелодия идет из кармана его куртки, он спрыгнул со стремянки и выхватил аппарат.

   – Да!

   – О, а я уже решила, что ты вне досягаемости, – раздался веселый голос.

   – Анжела! Привет.

   – Ты у себя в мастерской?

   – Ага.

   – Я тут недалеко по делам была, можно зайти? Хочу посмотреть, над чем вы сейчас работаете.

   – Да смотреть особо не на что, но заезжай, буду рад.

   Он кинул сотовый в куртку и снова влез на стремянку. Анжела... Когда-то он был даже немного влюблен в эту красивую женщину, от которой всегда пахло дорогими духами и сигаретами. В представлении Антона именно так пахнет богатство. Но она никогда не кичилась своими деньгами. Просто работала. Она была веселая, общительная и ужасно интересная. Юношеская влюбленность перешла в настоящую дружбу. Никогда не имея душевной близости с матерью, Антон видел в Анжеле ту самую взрослую женщину, с которой можно поделиться если не всеми секретами, то хотя бы теми, от которых болит душа.

   – Привет, труженик!

   Он обернулся и чуть не свалился со стремянки от неожиданности.

   – Ты меня напугала.

   – Прости. Ты сегодня ел? – она поставила на стол большой пластиковый пакет. – Я тебе тут вкусненького прихватила.

   И она стала выкладывать на стол пирожки с изюмом, пончики, упаковку сочной, розовой семги, баночку с селедкой под шубой. Все то, что особенно любил Антон с самого детства. Никогда Анжела не приезжала в их дом, когда Антон еще жил с сестрой, без этого джентльменского набора. Лишь однажды она изменила себе, когда Антон загремел в больницу с гастритом. Полгода Анжела держала его на строгой диете, ежедневно приезжая по вечерам и привозя противные бульоны и паровые котлеты. И заставляла Маринку по утрам запаривать овсянку. Травился всем этим Антон шесть месяцев, зато потом спокойно перешел на так любимые им булочки и селедку. И все благодаря Анжелке!

   – Мать, ты в своем репертуаре! – у Антона от вида всей этой вкусноты засосало под ложечкой.

   – Хрумкай, художник! – она взъерошила его короткие жесткие волосы.

   Пока Антон поглощал деликатесы, Анжела рассматривала большое панно, на котором летели сказочные птицы, бежали диковинные звери, расцветали фантастические цветы. И все это жило и двигалось, как настоящее. У мальчика определенный талант! Даже Анжела, не очень разбираясь в живописи, понимала, что сделано это гениально.

   – Ты такой же талантливый как твой отец, – вырвалось у нее.

   – Ну, я не один это делаю, – заскромничал Антон. Хотя если честно, в основном это панно расписывал он.

   – И для кого эта красота?

   – Да меня учительница литературы из моей школы попросила к неделе сказки сделать, – пробубнил Антон с набитым ртом.

   – И опять бесплатно, – продолжила Анжела.

   Антон пожал плечами. Как всегда. Почти, как всегда.

   – Ты видела отца? – осторожно спросил Антон, желая уйти от невеселой темы.

   – Да, конечно, – не отворачиваясь от панно, тихо проговорила Анжела, – очень даже видела. Более чем.

   Такая горечь сквозила в этой фразе, что Антону стало неловко. Он знал от Маринки, что Анжела уже не первый год не ровно дышит к отцу. Когда-то давно сестра проговорилась. Сразу после похорон матери. Не в правилах Антона было держать что-то за пазухой, и однажды он напрямую спросил об этом Анжелу. Та подтвердила, правда слегка побледнев. Больше Антон эту тему не задевал. Отец в России не остался, снова улетел в Америку, так что как говорится, нет предмета обожания, нет проблемы. Но сейчас предмет обожания вернулся, поэтому Антон почувствовал напряжение в голосе старшей подруги.

   – Да, я в тебе не ошиблась! – прежняя веселая уверенность прорвалась в голосе Анжелы, и Антон вздохнул с облегчением, поскольку совершенно не знал, каким образом продолжать эту скользкую тему папеньки.

   – То есть? – не понял Антон.

   – Дорогой мой друг, похоже, я выполнила твою просьбу, которую ты мне как-то высказал несколько лет назад.

   – Только не говори, что ты нашла нам крупный заказ, – с замиранием сердца прошептал Антон.

   – Оркестр, туш! – закричала Анжела. – Вас берут декорировать огромное помещение бывшего кинотеатра!!! Мои друзья хотят сделать постоянную выставку – магазин антикварной мебели. Мебель есть, а антуражу – нет! Они хотят что-то необыкновенное, и искали молодых талантливых дизайнеров, совершенно сумасшедших! Я сказала, что такие есть!

   Антон замер. Старинная мебель... Дух прошлых столетий...Что-то воздушное в сочетании с тяжелыми бронзовыми подсвечниками, парчовыми драпировками стен, бархатом и шелком. Можно выстроить фальшивые колонны, затянуть их арганзой, рассыпать покрашенный под золото сахарный песок, как имитацию натуральной золотой пыльцы... А еще декорировать арками высокие окна... А еще...

   – Анжелка...Анжелка, ты мой герой! – он сорвался с места, схватил ее и закружил.

   – Поставь меня на место, придурошный! – хохотала Анжела. – Голова закружиться.

   – Ты не представляешь, как это нам сейчас нужно! – Антон рухнул на стул.

   – Мои друзья – люди, вхожие во многие богатые дома! – говорила Анжела. – Так что если сделаете все тип-топ, реклама вам будет обеспечена!

   В голове у Антона уже рисовались картинки длинных очередей из солидных господ, которые смиренно стоят в ожидании своей очереди около входа в их дизайн-фирму.

   – Но, мальчик мой, есть одно условие. – Ее тихий голос ворвался в радужные мечты дизайнера.

   – Все, что угодно! Кого надо убить? – и он состроил угрожающую рожу.

   – Типун тебе на язык, идиот! – она хлопнула его по затылку. – Пусть все будут живы.

   – Сделаю все, только прикажи, моя королева, – дурачился Антон.

   – Только условие жесткое и обжалованию не полежит. Это бизнес, мальчик, здесь нет места эмоциям, – серьезно сказала Анжела, и Антон вновь увидел перед собой холодную, не сгибаемую Анжелу Колесникову. Такой, какой он видел ее на работе, в те редкие разы своих визитов в Триумф.

   – Бесплатный сыр только в мышеловке, – пожав плечами, сказал Антон. – Не надо меня учить бизнесу, мадам. Какое условие?

   – Ты должен уговорить своего отца жениться на мне. За это заказ на магазин у тебя в кармане, – на одном дыхании выговорила Анжела.

   Антон минуту смотрел ей в глаза, а потом спросил.

   – И...?

   – Что и?

   – И все?

   – И все.

   – Ух. – Выдохнул он. – Я уж думал что-то такое сверхъестественное, а тут. Чего проще-то?

   – Я не думаю, что это так просто, как тебе может показаться. – Отчеканила Анжела.

   – Да брось, мать, – он беспечно махнул рукой. – Отец стар, ему нужна баба под боком. А ты самая лучшая кандидатура. Как два пальца об асфальт. Когда мы можем подписать контракт?

   – После того, как я получу свидетельство о браке. Не раньше, – и она обдала его холодом своих глаз.

   Но Антон не замечал ничего вокруг. Его мысли были где-то в восемнадцатом веке, среди бархатных пуфиков и атласных бальных туфель.

   – Антон, – она крепко сжала его руку. – И чем скорее ты это сделаешь, тем лучше. Насколько я понимаю, ваш отец не собирается оставаться в России. А выставка через неделю заканчивается.

   Антон крутанулся на стуле, переварил информацию, и тут его обдало жаром догадки.

   – Анжел, вопрос можно?

   – Валяй.

   – А на что ты купила Маринку? На салон?

   – Ты догадлив, как всегда.

   – И ты веришь, что построишь семейную жизнь на сделке?

   – А это уже не твое дело, малыш. – Она хищно улыбнулась. – Ну, по рукам? – и она вытянула пальцы в сверкающих камнях колец.

   – Легко, – и он, как в юности, хлопнул рукой по ее ладони.

   Они потрепались еще о делах, не относящихся к основной теме, и Анжела ушла, оставив на столе ксерокопию договора, гласящего, что фирма «Мебель на все времена» данным соглашением заключает контракт с дизайн фирмой «Три мастера» на оформление помещения магазина. Дата подписи была открытой.

   Антон задумался, и просидел в неподвижности минут тридцать, по истечению которых пришел к выводу, что поторопился обнадежить подругу. Отец сейчас стал для них с Маринкой так же далек, как созвездие Орион, и на отеческие чувства надеяться не приходится. Надо бы встретиться с сестренкой. Уж у нее явно уже заготовлен план обольщения папаши.

   Антон встал, вытер пальцы о холстину. Накинул куртку. Затем выключил свет и тщательно запер мастерскую, поставив ее на сигнализацию. И на протяжении всех своих действий он усилием воли пытался заглушить какое-то мерзкое чувство брезгливости и гадливости, которое нарастало в душе каждый раз, когда он глядел на манящие листы договора, зажатые в ладони.

   Марина распахнула дверь на первый же звонок.

   – Антоха? Привет, братец. Ты очень кстати. Мне с тобой пошептаться надо.

   – Угу, – угрюмо бросил Антон, стягивая куртку. – И я даже знаю, о чем.

   Марина сложила руки на груди, и смотрела, как брат снимает ботинки.

   – Она тебе уже звонила?

   – Круче, – он поцеловал на ходу ее в щеку и прошел сразу на кухню. – Приезжала в мастерскую.

   Марина автоматически вырубила свет в прихожей. Вошла на кухню, поставила кофейную турку на газ. Антон тем временем вытащил листы договора.

   – Вот. Смотри, на что она меня цепляет.

   Марина развернулась и свободной рукой взяла листы.

   – Тошка! – ахнула она. – Это же крупнейшая фирма мебели. Богатейшие люди! Даже устная их рекомендация – проходной билет в страну богатых и великих!

   – Не дурак, понимаю. – Антон схватил карандаш и стал выводить какие-то закорючки на полях газеты, что лежала на столе.

   – Почему ты нервничаешь? – она краем глаза следила за братом.

   – Вот только не надо делать вид, что ты сама не думаешь о том, как все это воняет! – вскинулся Антон.

   – Что воняет? Что? – взвилась Марина. – Наше будущее, надо благосостояние, карьера, успешность? Что конкретно смердит в твоем представлении?

   – Да все это. – Антон будто сдулся. – Мань, это нечестно по отношению к отцу. Такое впечатление, что мы его продаем.

   – Так, хорошо. – Марина резко вывернула газовый рожок, не дождавшись, пока ароматная кофейная шапка поднимется над ободком кофеварки. – Давай разберемся в ситуации.

   – Давай.

   – Кто возился с нами как с маленькими, когда папаша бросил нас после смерти мамы и упер в свою вонючую Америку?

   – Анжела.

   – Кто вытаскивал тебя из милиции, когда ты со своими дружками попал в переплет, обпившись пивом на день десантника?

   – Анжела.

   – Кто мотался к тебе с баночками и термосами каждый день, когда тебя упаковали в больницу?

   – Опять она.

   – Кто в течение двух дней разменял нам бывшую квартиру, когда я втюрилась в своего второго муженька, и ты выл белугой, что не можешь с нами жить? Кто в любой ситуации, даже самой ничтожной помогал советом? Тебе еще приводить примеры?

   – Не надо. – Огрызнулся Антон.

   Марина замолчала, словно сама удивилась всему тому, что сказала. В одном она была не точна. Отец не бросал их после похорон, они сами дали ему понять, что он не нужен. От боли, от потери, от невысказанной обиды, что родители развелись. Так всегда бывает. Дети неизбежно винят кого-то в размолвке предков, и не важно, сколько им лет на данную минуту – десять или уже глубоко за тридцать. А тогда все было как в тумане. Мама, еще вчера такая веселая и живая, вдруг в каком-то ящике, вытянута в струну с чужим лицом и дурацким платком на голове. И отец, совсем другой, с прекрасным американским загаром, величественный в своей стареющей красоте. Сейчас через четыре года все это, конечно, кажется глупостью. Ну, в чем виноват папа? В том, что они просто перестали понимать друг друга? Или вообще никогда не понимали? Но сейчас это было не важно. Важно, что Анжела и тогда и все эти годы была рядом.

   – Все конечно так, Мариш, – вклинился в сумбурные мысли Марины голос брата. – Но пойми, она нас тривиально покупает.

   – Да! Потому что в отчаянии, – она снова встала к плите, доварить кофе. – Потому что наш папаша, которому насрать было на нас все эти годы, по какому-то стечению невероятных обстоятельств в представлении Анжелки – единственный настоящий мужик во всем мире. И мы имеем право хоть один раз воспользоваться его помощью.

   – Интересно ты трактуешь эту помощь – рассмеялся Антон. – «Папочка, будь любезен, женись на Анжеле, потому что она нам за тебя отвалит бабок немеренно».

   – При чем здесь деньги?

   – Те же яйца, только в профиль! – уже орал Антон. – Твой салон – стоит денег. Мой заказ – это престиж и выход на высокую орбиту, который приведет меня и моих друзей к тем же поганым деньгам. Это сделка – чистый воды бизнес, и разменной монетой в этом бизнесе – наш родной, пусть не очень правильный отец! Тебе не кажется это все несколько аморальным?

   Он выдохся и снова схватился за карандаш. Но, странно, ему стало легче. Значительно легче, будто камень с души свалился.

   Марина разлила кофе по чашечкам, поставила их на стол и села.

   – Тош, посмотри на меня, – попросила Марина. Он оторвался от своих закорючек. – Мне тридцать пять лет. Я ничего из себя не представляю. Я хочу встать на ноги, хочу говорить своим успешным подругам, что состоялась в этой жизни. И я верю, что этот чертов салон – некий трамплин. Ну, что нам мешает хотя бы попробовать? В конце концов, у Анжелы простое человеческое желание быть счастливой и сделать счастливым нашего отца.

   – И нас. Через него, – желчно продолжил Антон.

   – Пусть так. По одной путевке отдыхает вся семья, – улыбнулась она.

   Антон бросил карандаш, схватился за сигарету и молчал, пока не обжег пальцы о фильтр.

   – Хорошо, Манька, давай сыграем. Но, надеюсь, ты понимаешь, что отец не должен знать истинную причину наших забот о его семейной жизни?

   – Ну, ты уж совсем меня за идиотку не держи, – радуясь, что уговорила брата, Марина подскочила к холодильнику и стала хлопотать об ужине.

   Они просидели до полуночи. Антон с увлечением рассказывал, каким он видит будущий магазин – выставку, и более к напряженной теме отпрыски Леонтовича не возвращались.

   – Все, Игорь Ростиславович, – торжественно объявила Марина, выходя из Дома художника под руку с отцом. – Сейчас вы несете свое тело в мою машину, и мы едем ко мне!

   – Это еще зачем? – удивился Игорь.

   – Пап, ну, в конце концов, ты можешь хоть одни вечер посвятить детям?

   Игорь задумался на секунду. А ведь и правда. Он уже больше недели в Москве, а так и не удосужился пообщаться с дочерью и сыном.

   – Ладно, Маруська, поедем, – решительно заявил он.

   Марина обрадовалась. И этому, так давно не слышанному из его уст родному «Маруська», и его согласию. Когда-то именно отец впервые дал такое ласковое имя дочери. На строгом и немного холодном «Марина» настаивала мама, а отец и Антошка всегда завали ее Маруська, Манька. Когда отец окончательно расстался с Анной и уехал в Америку, он уже иначе, как Мариной, дочь не называл. Да и она, если честно, уж и забыла, как звучит из его уст ее домашнее прозвище.

   Марина ловко вырулила со стоянки, и они поехали в сторону Сокольников.

   – Да пап, – довольно беспечно напомнила Марина. – Что с квартирой? Тебе понравился вариант Анжелки?

   Игорь задумался. За круговертью с выставкой он и забыл, что так и не дал никакого ответа Анжеле. Но после их последнего разговора какой-то печальный осадок остался в душе художника. Какая уж тут квартира! Надо бы позвонить, наверное, отказаться, но отчего-то слышать голос Анжелы не хотелось. Нет, она ни в чем не была виновата, но все же, зачем травмировать ее лишним напоминанием о себе.

   – Знаешь, малыш, я еще не принял окончательного решения, нужна ли мне квартира вообще, – неопределенно ответил он.

   Марина прикусила губу. Вот дернул черт про Анжелку сказать раньше времени. Она весело перевела тему, и они вполне мирно доехали до высотки, в которой жила дочь.

   Они зашли в подъезд, и тут раздался звонок на мобильный Марине.

   – Мы уже на подходе! – весело прокричала Маринка и вместе с отцом нырнула в лифт.

   Антон уже распахнул дверь, и встречал их на пороге.

   – Привет труженикам художественного фронта! – гаркнул он.

   – И тебе привет, сынок. – Игорь обнял сына. – Ну, показывай, Манька, как живешь.

   Она провела его по двум просторным комнатам, выдержанным в чуть холодных голубовато-бежевых тонах. Игорь оглядел помещение, оформленное в так модном ныне стиле хай-тек и, вобщем-то, остался доволен.

   – Ну, и как тебе дизайн, обстановка? – спросила Маринка, накрывая на стол.

   – Стильно, удобно, – он еще раз оглядел хром и пластик кухни. – Красиво.

   – Это Тошка мне все здесь сделал! – похвасталась Марина.

   – Молодец, – похвалил Игорь. – Хорошее цветовое решение.

   – Не лукавь, отец, тебе же не по вкусу, – подловил его сын.

   Антон всегда видел, когда его работы нравятся, а когда нет. Даже если клиенты расхваливали наперебой очередную работу, Антон точно знал, что им действительно, нравится, а что надо переделать. И иногда доводил друзей до бешенства, настаивая на переделках, даже тогда, когда клиенты были на все согласны. Что поделать, Антон Леонтович ненавидел халтуру.

   – Ну, главное, твоему заказчику нравится, – вывернулся Игорь. – Я бы в таком холоде жить не стал. Мне больше по нраву дерево, плюш и пушистые ковры.

   – Совок. – Чуть скривилась Марина. – Все тебя в семидесятые тянет.

   – Возможно, – рассмеялся отец. – Но и в Америке моя берлога больше похожа на нашу старую квартиру.

   Они сели за стол, Антон откупорил бутылку вина. Игорь был растроган. Они не забыли его пристрастий. Чилийское красное полусухое вино всегда было в баре семьи Леонтовичей. Повзрослевшие дети плевались, кривя лица от кислятины, но сегодня, чтобы сделать приятное отцу, Антон три часа объезжал все прилегающие магазины к дому Маньки, и нашел-таки любимый напиток предка.

   – Ну, за встречу, пап. Мы по тебе соскучились.

   – Взаимно, дети мои, взаимно.

   Раздался звон хрустальных бокалов, и затем беседа потекла ровная, спокойная, ни к чему не обязывающая.

   Через час, когда Антон сцепился с отцом по поводу политических событий «ридны Украйны», Марина примирительно сказала.

   – Ладно, спорщики, история вас рассудит. – Она повернулась к отцу. – Папка, ну-ка, колись, есть ли у тебя дама сердца в заокеанских далях?

   – Манька, ты меня смущаешь! – хохотнул Игорь, немного опьянев и от встречи с детьми, и от любимого вина.

   – А чего, батяня, ты у нас мужик видный, не бедный, известный, – подхватил Антон. – Да все американки должны визжать от восторга, если ты на них взгляд кинешь.

   – Да бросьте, ребята, не до этого мне. Да и если честно, американские женщины не в моем вкусе.

   – Па-а-ап. – Марина задушевно прильнула к плечу отца. – Ну, скажи, ты все так же собираешься век коротать в одиночестве? А стакан воды кто подаст?

   – Как кто? – Игорь театрально вылупил глаза. – А вы на что?

   – Ну, на бокал вина можешь рассчитывать, конечно, а вот за воду я не отвечаю, – обнадежил Антон. – А серьезно, пап, может, давай, женим тебя в России. Будешь под боком.

   Игорь внимательно посмотрел на детей.

   – Ох, ребята, не тонкие вы политики, – он налил еще вина. – Я даже знаю, чью кандидатуру вы мне сейчас будете предлагать.

   Марина переглянулась с Антоном. Что это? Он о чем-то догадывается, или просто, как любой художник, наблюдателен.

   – Вас Анжела попросила поговорить со мной?

   Антон дернулся и нечаянно опрокинул бокал. Вино разлилось, оставляя некрасивые подтеки на белой скатерти.

   – Что за бредни, пап? – охнул Антон, заметно побледнев. – Мы просто так, в шутку.

   – Хотя в каждой шутке есть доля правды, – промокая салфеткой пятно, сказала Марина. – Пап, она много для нас значит, и мы бы были счастливы, если она стала твоей женой. Если дело только в нашем благословении, ты его можешь получить прямо сейчас, – игриво продолжила она.

   – Ребята, вам не по пять лет, чтобы искать замену мамы, – заметил Игорь. – Я говорил уже, но повторюсь – я благодарен Анжеле, что она принимала и принимает живое участие в вашей судьбе. Но, братцы, сердцу не прикажешь. Я не люблю ее, и не могу ответить на ее чувства, если вы в курсе этого щепетильного дела, – он повернул голову и увидел небольшой пейзаж, что висел в простенке между кухней и коридором. – Господи, Манька, а я думал, что потерял его, когда переезжал в Америку.

   Игорь вскочил с места и подошел с бокалом вина к картине. Он помнил, когда нарисовал его. В тот год они с Анной и совсем маленькой Манькой поехали в Прибалтику, остановились в Юрмале. Там был замечательный маленький пансионат. Море, сильный ветер, раздувающий песок с дюн. Они были молоды и счастливы. Господи, как же все это давно было.

   Марина взглянула на брата. Антон скрестил ладони буквой икс, что значило полный облом. Марина нахмурилась и отрицательно помотала головой.

   – Пап, не увиливай от темы, – укорила она отца.

   – Да я не увиливаю, Мань, – все еще рассматривая картину, ответил Игорь. – Я все сказал. Но обещаю, если в моей жизни встретится настоящая женщина, вы будете первые, кто об этом узнает. Раз так печетесь переложить заботы обо мне на другие плечи, когда я стану стариком, пускающим пузыри.

   – Пап, ну мы же совсем не это имели в виду. – Марина составляла грязные тарелки.

   Игорь повернулся и увидел, что Марина поджала губы в обиде.

   – Ну, я же все понимаю, Мань, не дуйся. – Он подошел и поцеловал ее в висок. – Я знаю, как ты любишь Анжелу, знаю, что она ваша самая близкая подруга, но даже ради вас я никогда не пойду на сделку с собой.

   – Даже если бы от этого зависело наше будущее? – вырвалось у Марины.

   «Дура, ну я же просил!» – прокричал одними глазами Антон. Но, слава Богу, отец не заострил на этой фразе внимания.

   – Нет, Манька, – серьезно ответил отец. – Я не буду больше никогда жить без любви!

   Последние слова он сказал громко. Слишком громко, и даже сам испугался. Но было поздно, ибо Антон и Марина, будучи его детьми, слишком хорошо знали отношения родителей, пока была жива Анна. Кроме того, в уме, образованности и сообразительности им нельзя было отказать.

   – Ты никогда не любил маму?

   Марина вскинула на него свои большие глаза, и вдруг показалась на миг Игорю маленькой девочкой, которую страшно обманули.

   – Любил, малыш, конечно любил, – поспешил исправить оплошность Игорь. – Просто в какой-то момент все изменилось и...

   – Но Анжела любит тебя, пап, и ее любви хватит на двоих, – прошептала Марина.

   – Это, мой друг, ты романов начиталась, – усмехнулся Игорь. – Любовь, штука сложная. Сама знаешь, сколько раз уже в ЗАГС бегала?

   Марина скривилась.

   – Ладно, ребята, что-то мы залетели в полный минор, – пришел на выручку Антон. – Пап! Помнишь?

   И Антон выбежал в комнату и врубил музыкальный центр. Из колонок рванул рок-н-ролл.

   – Трррр – хоппа! – завизжала Марина. – А ну-ка, папаня! Выдай свой коронный!

   И Марина, скинув туфли, подбежала к брату. Они стали танцевать. Так, как однажды научил их отец, самый лучший танцор рок-н-ролла в мире. Так им казалось тогда, в далеком детстве, когда они были еще все вместе.

   – Что, совсем закостенел в своей загранице? – крикнул Антон.

   – Я? – Игорь скинул пиджак. – Ну, я тебе сейчас покажу, как я закостенел.

   Соседи на нижнем этаже с ужасом наблюдали следующие полчаса за своей раскачивающейся люстрой. Пенсионер Федор Петрович уже вылез из теплых шлепанцев, накинул куртку, чтобы подняться к милой Мариночке и напомнить, что уже пять минут двенадцатого, и благочестивые граждане должны унять свой веселый настрой и подумать об отдыхе других. Но как только он протянул руку к дверному замку, музыка стихла. Он постоял минут пять, ожидая возобновления вакханалии, но люстра остановилась, и больше никто не тревожил его сон.