Текст книги "Новобранец"
Автор книги: Елена Хаецкая
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 19 страниц)
Глава вторая
Замок вырисовывался на горизонте – фиолетовая тень с острыми башнями и шевелящимися желтыми вымпелами. Небо было синим, неестественно– ярким, как в японской анимации; да и все кругом здорово напоминало кадр из «Легенды о Кристании» (мультик девчонский, Денис смотрел его в компании одноклассниц, куда его пригласили и куда он сдуру пришел, оказавшись единственным парнем на девять девиц).
От одежды перестало нести химикатами, теперь она пахла потом. Денис поморщился и вдруг сообразил: он больше не в Питере. В Питере не может быть такого чистого воздуха. Даже во времена старухи процентщицы, когда не было вредных производств и автомобилей и не существовало микрорентген в час.
– … твою мать, – неумело изрек Денис, не зная, как ему относиться к происходящему.
Он встал, выпрямился, оглядел свои ноги. Женские колготки превратились в нечто вроде чулок; сапоги со скошенными каблуками перестали выглядеть по-идиотски, а одежда обрела некий налет щегольства. Во всяком случае, теперь она облекала Дениса не без чувства собственного достоинства.
Денис ощущал себя приблизительно так же, как если бы очутился в чужом городе. Нет знакомых, нет жилья, нет еды, нет денег. И еще нет забот, нет мамы, нет уроков, нет девиц из класса. И напрочь отпала необходимость в агрессивных роликах, на которые мама никогда в жизни не даст денег.
Не то чтобы Денис так уж боялся армии. Россказни о злой дедовщине и жестоких боевых действиях звучали для него такими же абстракциями, как разговоры мамы о маньяках и насильниках («ты напрасно смеешься, Денечка, вот вчера в новостях передавали…»). Но идти служить ему не хотелось. Два потерянных года, определенно. И потом – вдруг мама права? Как ни пытался Денис не слушать и не верить, мамины разглагольствования все-таки проникали в мозг и проедали там маленькие мышиные отверстия. И по этим отверстиям непрестанно шмыгал подленький страшок, в существовании которого Денис не признался бы и под дулом пистолета.
От чистого воздуха кружилась голова, от яркого солнечного света болели глаза, но темных очков здесь не полагалось. Здесь и нижнего белья, как сообщил Моран, не полагается.
«В замке можно было бы поселиться, – подумал Денис. – Попросить пристанища, все дела. Назваться кем угодно. Карлом Анжуйским, например. Нет, лучше Бургундским. Карл Бургундский. Кажется, даже был такой на самом деле».
Мелькнул и скрылся, растаяв в голубой дали, печальный образ учителя истории.
Вид просторного, ничем не загроможденного горизонта, пьянил. Разумеется, Денису и в прежнем его бытии случалось выезжать на природу, но это обычно оказывалась чья-нибудь дача, его собственная или кого-то из одноклассников. Такая вещь, как простор, прежде была ему недоступна.
Денис замер, не зная, каким словом назвать охватившую его радость. Он сделал десяток шагов, как будто хотел попробовать почву на прочность. Даже подпрыгнул пару раз – и приземлился вполне благополучно.
В офисе Морана все выглядело совершенно логичным, естественным. Там даже в голову не приходило задавать вопросы. Однако теперь Денис изо всех сил пытался усомниться.
Такого просто не может быть. Реально другой мир. Не сон, не пьяный бред, не стереокино, не зомбирование. Несколько минут Денис старательно запугивал себя различными жуткими подозрениями. Например, что он, накачанный наркотиками, лежит где-нибудь в подвале, а все происходящее является иллюзией, которая рано или поздно развеется. Или что он псих, и скоро благодетельный укол в сгиб локтя вернет его в унылую обыденность «дурки».
Но в глубине души он твердо был убежден в том, что все эти предположения – полная чушь. Все происходит на самом деле. Где бы он ни очутился, он именно здесь и нигде более.
Он снова остановился, раскинул руки, подставился ветру. Пушинка залетела ему в нос, он расчихался, потом рассмеялся. Было странно и очень хорошо. «Наверное, вот так и выглядит абсолютная свобода, солдат, – сказал себе Денис. – Чистый горизонт, чистый воздух, чистая голова… и абсолютно нечего есть».
На пейзаже, который вывесил в своей мастерской Моран, по воспоминанию Дениса, имелись симпатичные пейзанки. Интересно бы узнать, куда они подевались? Не испугались же они Дениса! Но сколько Денис ни осматривался по сторонам, даже следа крестьянских девушек не было видно на обозримом пространстве. И очень жаль, у них наверняка можно было бы разжиться чем-нибудь вкусненьким.
В конце концов, Денис решил не тратить сил и времени на несбыточное и решительно зашагал к своей цели – к замку, где он намеревался поселиться, назвавшись Карлом Бургундским. Он шагал и шагал, а вокруг него ничего не изменялось, разве что замок чуть приблизился, стал более темным и более красивым.
Теперь видны были многочисленные башенки и узкие окна, а на уровне четвертого этажа башни – галерея с узорными каменными колоннами.
Денис находился в пути весь день и в конце концов начал просто умирать от голода. Но за все это время он не встретил ни одного человека, как ни старался. Мир, где он очутился, был на удивление малонаселенным. И хотя то и дело Денису казалось, будто на него кто-то посматривает, он гак никого и не заметил.
Под вечер юный странник с душераздирающим стоном повалился на траву на склоне симпатичного холмика и стая наблюдать, как по небу разливается анимэшный закат. Голод то отпускал, то наваливался, да так люто, что в глазах темнело. В это время суток Денечка обычно устраивался возле телевизора, а мама приносила ему ужин.
Птицы постепенно замолкали, свет тускнел. Денис вдруг до самых печенок осознал свою смертельную усталость и с этим ощущением крепко заснул.
Он пробудился от того, что замерз. «Удивительное существо человек – сколько всего ему требуется: и чтобы не замерзнуть, и чтобы покушать», – подумал Денис с досадой. Он потянулся, заставляя двигаться окоченевшие ноги, потом сел. Небо над головой мерцало звездами. По всем правилам Денису следовало бы вскрикнуть: «Ах! Где же созвездие Кассиопеи? Где Большая Медведица, где Южный Крест, где Альфа Центавра и прочие знакомые с детства созвездия?» Но, увы, ничего подобного Денис вскрикнуть бы не смог, даже если бы и захотел, поскольку ни одного созвездия среди своих знакомых он не числил.
Поэтому он просто любовался на моргающие в черном небе яркие точки, а затем обратил взоры на траву и увидел там странный движущийся огонек.
Огонек был синеватый. Он исходил из маленькой пещерки, уходящей в глубину холма.
Денис перевернулся на живот и засунул лицо в пещерку. Он подслеповато моргал, пытаясь рассмотреть, что там, внутри, происходит, но видел только огонек.
Потом тихий голос проговорил:
– Эй, ты! Подглядывать нехорошо.
– Я все равно ничего не вижу, – сказал Денис.
– Все равно нехорошо.
– Ты кто?
– А ты кто?
– Я первый спросил.
– Нет, это я первая спросила.
– Хорошо, – сдался Денис. – Я Денис.
– А ты кто?
– Ну, Денис.
– Денис – это имя или вид?
– Имя. И вид. Все сразу. Есть еще фамилия – Мандрусов.
– Ух ты, – сказал тихий голос. – А я Ратхис.
– Это имя?
– Да. Я фэйри.
– «Фойер» – значит «огонь», – блеснул познаниями Денис.
– Фэйри – огонь. Фэйри. Фррр… – сказали в холме и засмеялись.
– Я знаю, что бывает, если забраться в холм, – сказал Денис. – Заснешь, а когда проснешься – все, готово дело, призывной возраст проспал, и можно возвращаться на матушку-Землю. Здорово.
– Тебя сюда Моран прислал? – помолчав, спросила Ратхис.
– Джурич Моран. Ты его знаешь?
– Его здесь многие знают, – отозвалась со вздохом Ратхис.
– Он сказал, что серб.
– Серб? – Ратхис возмущенно рассмеялась. – Никакой он не серб, а тролль. Из Мастеров, правда, но все-таки тролль… Ты что, тролля от серба отличить не можешь?
– Наверное, между ними имеется какое-то сходство, – оправдываясь, произнес Денис. – Ты читала Павича? По Павичу, все сербы – волшебные люди.
– Моран всегда был хитрым.
– Думаешь, он читал Павича?
– Сомнений нет.
– А ты читала?
– Я – нет. Я не тролль. Я – фэйри, – возмущенно сказала невидимая Ратхис, и синие огоньки запрыгали (их оказалось сразу три). – Фэйри не читают.
– Чем он занимался? – спросил Денис.
– Павич?
– Нет, Джурич.
– Он – тролль. Из числа Мастеров, но все-таки тролль.
– Понятно.
– А Павич?
– Он писатель.
– Я так и думала.
– А Джурич?
– Тролль.
– Я так и думал.
– А ты кто?
– Я мальчик.
– Мальчик? Не думаю.
– Почему?
– Ты похож на мужчину.
– Я скоро стану мужчиной.
– Когда?
– Через пару лет. А может быть, завтра.
– У меня маленький холм, – сказал Ратхис.
– Нет, не заманивай, – ответил Денис. – Я знаю, что может случиться.
– Не случится. Холм очень маленький.
– Нет.
– Ну и пожалуйста.
Из холма отчетливо донесся запах жареной картошки. Денис чуть не умер. «Не поддавайся, солдат, – сказал он себе, черпая силу из мужественного обращения. – Коварство фэйри погубило… не помню конкретно, но погубило».
– Нет, – повторил он.
– Как хочешь, – обиженно проворчала Ратхис, и все исчезло: синие огоньки, запах картошки, тихий голос.
Денис встал и побрел дальше. Замок в ночи был совсем не виден.
* * *
Рассвет был таким же красным, фиолетовым, неправдоподобным, как и закат, но пришел с другой стороны и сожрал все звезды. И вместе с рассветом примчался грохот, заполнивший всю долину и отразившийся от далеких стен замка. Горизонт затрясся, и земля породила отряд скачущих во весь опор всадников.
Они растянулись почти на километр, а Денис оказался в самом центре их фронта.
Всадники были черны, как ночь, и так же усыпаны сверкающими звездами, и каждая из этих звезд тянула за собой смертоносный луч. Так это выглядело.
Кони их были темны, широкогруды, низкорослы. Они мчались неудержимой лавиной. Денис видел низкие косматые копья, а в небе сотрясались шлемы и знамена на высоких древках.
Все это гремело, рычало и неслось, и Денис побежал – побежал изо всех сил, как заяц от борзых, инстинктивно прозревая свою обреченность.
Гортанные голоса вопили что-то, они были совсем близко.
Впереди виднелась небольшая кудрявая роща, и Денис смутно рассчитывал укрыться там.
И вдруг из спасительной рощи прямо на Дениса вылетел второй отряд. Этот отряд был золотым, и кони под всадниками были белыми, а треугольные их щиты горели красным и золотым. В небе дергались золотые стяги.
Зажатый между двумя лавинами, Денис схватился руками за голову и упал на землю. Где-то он читал (или слышал) о том, что умные кони обойдут лежащего на земле человека. Впрочем, в другом месте он слышал (или читал) о том, что многие из упавших раненых воинов были насмерть затоптаны конями. Денис не знал, какому из двух источников верить.
Внезапно его подхватили с земли и невероятно сильными руками вздернули в воздух. Совсем близко Денис увидел лицо незнакомца – бледное, удлиненное, с золотой пластиной над переносьем и с золотыми полукружьями вокруг синих глаз.
Ни слова не говоря, незнакомец помог Денису сесть в седло позади себя. Обремененный двойной ношей, конь тяжело поскакал вперед.
Впереди Денис видел колыхающееся черное воинство. На миг его охватило злорадство: видела бы мама! Искаженные яростью лица врагов были уже близко. Поблизости храпел конь – Денис не понимал, чей: тот ли, на котором он сидел, или чей-то еще. Преувеличенно-яркий мир наполнился оглушительными звуками: назойливым звоном мечей, дикими воплями, стуком, конским ржаньем. Потребовалась бы тысяча глаз и тысяча ушей, чтобы разобраться во всем, что творилось на поле битвы – одновременно и сразу по всем направлениям.
Внезапно прямо перед Денисом оказался вражеский воин. Он вынырнул из мешанины ярких пятен, и Денис сразу же понял, что ему не потребуется ни тысячи глаз, ни тысячи ушей, чтобы вычленить главное из происходящего. Несомненно, главным был этот человек, который намеревался убить его.
В глазах чужака, устремленных прямо на Дениса, пылала ненависть. Враг был широкоскулый, с узкими глазами, с вывернутыми губами, смугло-черный – похожий на монгола из фильмов о Куликовской битве. Но самым ужасным в нем была эта ненависть. Денис прежде никогда не сталкивался с яростью такой силы. Здешние эмоции были так же чисты и ярки, как и здешнее небо.
Медленная улыбка проступила на губах чужака, медленно занес он руку с кривым мечом, и небо над ним расширилось, изогнулось светящимся куполом. Чужак был подобен стихии. Его нельзя остановить, уговорить, убедить, от него невозможно было ни отбиться, ни откупиться.
– За что? – закричал вне себя Денис. Его голос звучал сквозь вату. – Чего тебе?
И тут враг покачнулся в седле и прямо на глазах у Дениса распался на две половины. Сквозь него стали видны холмы и другие люди на лошадях. Брызги сорвались с меча золотого всадника, и конь пронесся мимо. Денис вцепился в пояс сидящего впереди человека, и у него свело пальцы от напряжения.
Ожесточенная стычка длилась совсем недолго. Скоро черный отряд рассеялся. Кони уносили разрозненных всадников вдаль, за холмы, и каждый из них торопился превратиться в жирную темную точку среди ликующей зелени.
Золотые воины недолго преследовали отступающих. Скоро все вернулись и обступили одного – очевидно, предводителя. Тот громко заговорил, то и дело указывая по сторонам быстрыми, резкими жестами – на замок, на холмы, на тех, кто остался лежать на траве. Прочие внимали молча. До слуха Дениса, впрочем, не доходило ни единой фразы, ни даже голоса – все уносил ветер.
Затем всадники начали покидать седла. Одни просто ложились на траву, другие занимались ранеными и убитыми, третьи собирали костры. Лошадей тут же расседлывали и уводили. И тот человек, что спас Дениса, тоже без единого слова спешился и отошел куда-то, а Денис остался на коне один. Ему сразу стало и одиноко, и боязно. Никто не обращал на него ни малейшего внимания и уж тем более не торопился помочь юноше сойти на землю, так что в конце концов Денис, отринув сомнения, мешком свалился с седла и подковылял к большому костру, возле которого уже собрались остальные.
Ни о чем не спрашивая, ему дали кусок хлеба и немного поджаренного мяса.
Дождавшись, чтобы Денис закончил есть, люди из золотого отряда вручили ему лютню.
– Что это? – удивился Денис, вертя в руках изящный пузатенький инструмент.
– Пой, – приказал предводитель отряда, подкрепляя свое распоряжение кивком. У него были странно большие, почти как у лемура, глаза очень светлого цвета. Когда в них отражался свет костра, они казались медными, а когда он смотрел на солнце, – золотыми.
– Петь? – поразился Денис.
Менее всего он ожидал подобного распоряжения. Все, что угодно: чистить конюшни, стирать подштанники, варить кашу… чем еще обычно обременяют новичков?
Но петь?
– У нас был свой менестрель. Он погиб, – объяснили ему. – Вот его лютня. Он слагал хорошие песни о каждой нашей битве. Ты ведь менестрель?
– Ну, – сказал Денис, – не знаю, не знаю. Возможно, хотя…
Он оглядел свою одежду и вдруг понял, почему Джурич Моран так многообещающе улыбался, когда Денис вытащил из шкафа шнурованный колет, пыльный плащ и согласился взять красные сапожки. Сам того не зная, Денис выбрал себе костюм, по которому его опознали как музыканта. В этом мире каждый человек может рассказать о себе, одевшись соответствующим образом.
– Ну да, я – менестрель, – сдался Денис.
– В таком случае – пой.
Денис взял неуверенный аккорд и продекламировал:
Звучал булат, картечь визжала,
И ядрам пролетать мешала
Гора кровавых тел.
Люди собрались вокруг, слушая очень внимательно и серьезно. В этот миг память Дениса странно обострилась, и он вспомнил – хоть и через пень-колоду – почти все «Бородино». «Москва» и «француз» не смущали слушателей, их завораживали стихи Лермонтова.
«Интересно, на каком языке все это происходит? – подумал Денис, откладывая лютню. – Или в подобных мирах языки вообще не имеют значения?»
Слушатели наградили певца сдержанным стуком рукоятей о щиты, а предводитель подал ему чашу с вином.
– Как твое имя, менестрель?
– Денис.
– Привет тебе, Денис! Меня зовут Роселидис. Ты явился защищать замок?
– Да, – ответил Денис, вызвав одобрительный кивок собеседника.
– Хорошо, что мы встретились, – сказал тот.
– Да уж, – согласился Денис.
Он устроился возле костра, надеясь выспаться, но его почти сразу же разбудили.
– Что? – сквозь сон пробормотал он.
Рядом сидела девушка поразительной красоты. У нее было узкое лицо, удлиненные зеленые глаза, тонкие черные косицы, свисавшие вдоль висков.
– Ты менестрель, – сказала она. – Спи, а я буду гладить твое лицо.
– Кто ты?
– Неважно.
Он закрыл глаза, позволяя прохладным шелковым ладоням водить по его щекам, по вискам, по лбу. Это было чудесно.
«Я хочу жить так всегда», – подумал Денис, погружаясь в нежную грезу.
* * *
Утром оказалось, что замок стал еще ближе. Теперь можно было уже рассмотреть непонятные эмблемы на вымпелах. В проемах высоких стрельчатых окон стояли узкие женщины: чуть выпятив вперед живот и откинув назад голову, они красовались перед зрителями, добровольно превратив себя в часть роскошного убранства фасада.
С локтей этих женщин свисали длинные, до полу, манжеты. Одни держали в руках плоды, другие – цветы.
– Это статуи? – спросил Денис, указывая на них Роселидису. – Мне показалось, одна или две шевелятся… Иллюзия такая, да? Из-за колебания воздуха?
Предводитель отряда глянул на фигуры в окнах замка и улыбнулся.
– Некоторые из них – живые, другие – на самом деле раскрашенные статуи. Но цветы и фрукты – все настоящие. Они стоят там с дарами, чтобы приободрить нас. Они знают, что мы возвращаемся из похода.
– За это стоит сражаться, – сказал Денис, вызвав одобрительную улыбку на лице Роселидиса и еще нескольких воинов, слушавших их разговор. Здорово, подумал Денис, здесь можно произносить такие слова и не чувствовать себя идиотом.
Денис невольно перевел взгляд на единственную в отряде девушку. Вчера она заснула рядом с Денисом, и, пробудившись, он первым делом увидел ее, спящую: кулачок под щекой, чуть сдвинутые брови, жалобно, по-детски изогнутые губы.
Она одевалась по-мужски, но все равно оставалась привлекательной; ее косы свободно ниспадали из-под шлема, а светлые глаза блестели в золотых полукружьях.
Денис попробовал было выяснить у предводителя отряда, кто она такая и как ее зовут, потому что девушка сразу же по пробуждении ушла, не сказав Денису ни слова. Роселидис сообщил Денису, что она скрывает свое имя и что у нее имеется для этого некая скрытая от всех причина.
– Для женщины она слишком высока ростом, и у нее нет поклонников, – добавил Роселидие, наклоняясь к уху Дениса, чтобы никто больше не расслышал. – Может быть, поэтому она и присоединилась к отряду. Она – добрый и верный боец, поэтому мы не задаем ей вопросов.
Отряд продвигался по долине весь день. К вечеру замок приблизился настолько, что стало возможным рассмотреть сквозь оконные проемы яркие гобелены на стенах внутренних помещений.
– Еще несколько дней – и мы войдем в замок, – сказал Роселидис Денису.
Юноша вздохнул от счастья. Сейчас он понимал, что это – самое главное: войти в замок. Впрочем, он смутно догадывался об этом с самого начала, еще в комнате у Джурича Морана, когда увидел примитивно намалеванный задник.
«Неужели даже такая грубая декорация может оказаться намеком на мечту?» – подумал Денис и тут же понял, что даже мысли его в новом мире изменились.
Эту ночь он опять провел с девушкой-воином: они сидели вместе возле угасающего костра и бесконечно разговаривали обо всем на свете. Денис рассказывал о своих одноклассниках, она смеялась.
– Я никогда не слышала прежде таких потешных историй! – призналась она и обняла его. – Ты истинный менестрель, если умеешь дарить забвение и переносить мысли своих слушателей в другие миры. С тобой я забываю обо всем.
– О чем – обо всем?
– О том, о чем забыла.
– Расскажи мне о том, что ты забыла, – попросил Денис и осторожно прикоснулся губами к ее косичке.
– Я забыла моего брата.
– Кем был твой брат?
– Вообще-то он был моим сводным братом.
– Кто же свел вас вместе?
– Его отец и моя мать. – Ее брови задрожали. – Они вообразили, будто любят друг друга.
– А это не так? – спросил Денис, чья мать много лет состояла в разводе и несла свое звание печально и горделиво.
– Я не могу судить об этом. Я была зачата в пылкой любви, но рождена в глухом равнодушии, – объяснила девушка. – Мои родители чересчур сильно любили друг друга. Много лет кряду все прочие люди и существа оставались для них безликими тенями. Они попросту не отличали одного человека от другого: для них существовали только они сами и их страсть. А до меня ими вовсе не было дела; ведь я была лишь случайным отходом этой страсти! Они даже позабыли дать мне имя.
– Но потом-то ты могла сама взять себе любое имя! Самое красивое, какое только пожелаешь! Почему же ты не сделала этого?
– В грязи всегда валяется целая гора никому не нужных имен. Не стану же я подбирать их, – гордо ответила девушка. – Нет, я жду, когда придет мужчина, который захочет дать мне имя.
– Хотел бы я тебе поверить, но не могу, – выговорил наконец Денис. – По-моему, ты морочишь меня небылицами. Не обижайся, но девушки такое любят. Такой способ кокетничать. Я ведь не полный дурак, не думай. Такого, как ты рассказываешь, просто не бывает.
Девушка опустила веки, не желая больше глядеть ему в глаза.
– Я ничем не задела и не оскорбила тебя – почему же ты считаешь меня лгуньей?
Денис тотчас раскаялся в собственной черствости. «Совершенно не обязательно выбалтывать все, что только ни придет на ум… Мало ли, что я знаю о девушках? Вдруг для нее это обидно?»
– Наверное, в мире еще осталась такая правда, которой попросту не может быть, – он кивнул несколько раз, чтобы придать своим словам больше веса. – Нет ничего менее правдоподобного, чем правда, пробравшаяся в нашу жизнь окольными путями.
– Ты понимаешь! – обрадовалась девушка и схватила его за руки.
– Ты упомянула о своем сводном брате, – напомнил Денис. – Расскажи о нем, если не хочешь говорить о себе.
– Нас свела судьба, сейчас я это понимаю.
– Нас с тобой?
– Или меня и моего брата.
– Или меня с твоим братом, – вдруг сказал Денис. Он сам не понимал, почему эти слова сорвались с его губ.
Девушка оттолкнула его руки и отодвинулась от Дениса. На ее лице появилось странное выражение – удивленное или, может быть, даже немного испуганное.
– Ты видел его? Я сразу поняла, что ты видел его! Его образ остался в твоих глазах!
– Назови его имя, тогда я тебе отвечу, видел я его или нет. Или у него тоже нет имени?
– Разве ты не видел его?
– Как его зовут?
– Джурич Моран.
– По-моему, в этом мире все помешаны на Джуриче Моране, – сказал Денис после недолгого молчания. – Да, я видел его.
Помедлив, девушка обняла Дениса и горячо прошептала ему в самое ухо:
– Бедный, бедный…
Денис так толком и не понял, кто – «бедный»: он сам или Джурич Моран. Но девушка обнимала его очень сладко, и он начал целовать ее лоб и глаза, а потом – губы и грудь. Не завершив поцелуя, они так и заснули в объятиях друг друга.