Текст книги "Новобранец"

Автор книги: Елена Хаецкая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 19 страниц)

Моран Джурич не был глупцом. Он вполне отдавал себе отчет в том, что за манипуляции с реальностью его в Калимегдане по головке не погладят. Но терять-то нечего! В положении безнадежно проигравшего есть свои положительные стороны: ниже падать некуда, а вот чуть-чуть повыше подняться – возможно.

Моран Джурич обязан отыскать способ вернуться в Калимегдан. И он непременно вернется. И не имеет никакого значения, сколько миров и сколько клиентов при этом он погубит. В конце концов, человек так устроен, что склонен губить себя сам. Ни один из засланцев Морана еще не продержался дольше года. Фотографии на стене выцветали одна за другой, подчас с пугающей быстротой.

Запертые в неизбежности Апокалипсиса, люди совершают мириады ошибок. Хорошо еще, что они не знают о своей изначальной обреченности. И все же кое-кто из них достигает цели.

Не своей, понятное дело, а морановой.

Последний клиент, этот Денисик, казался мальчиком абсолютно бесперспективным. Менестрельчик, тонкие ножки. И мамаша напористая. Моран поморщился и запихнул остатки бутерброда в рот. С трудом двинул челюстью.

Интересно, как там у него дела? Какой Апокалипсис ожидает мальчишку – и вырвется ли Дениска на волю или сгинет вместе с приютившим его миром?

Моран растопырил пальцы и положил руку на подоконник. Задумчиво пересчитал пальцы. Пять.

Пять преступно опасных артефактов создал Моран Джурич, сообщили ему те, кто осудил его на изгнание. Когда Моран работал над этими предметами, его переполняла творческая радость, он упивался созиданием, и цели его были благими.

Люди – вот кто вечно все портит. Люди, завладевшие чудесными вещами и обратившие их на злые дела.

Конечно, не составило бы большого труда отыскать все заброшенные Мораном в мир волшебные предметы и попросту уничтожить их. Но в Калимегдане Морана Джурича отказались слушать.

– Я найду их! – кричал он, когда его выталкивали в шею. – Клянусь, я отыщу их!

– Ты ни минуты лишней не останешься в Истинном Мире, – так ему сказали, отправляя в небытие.

Морана Джурича душили слезы. Джурич Моран рыдал, и его слезы прожигали вселенную до самой ее сердцевины, но в Калимегдане оставались слепы и глухи, весь Калимегдан отвернулся, лишь бы не видеть этих слез.

– Я найду и уничтожу эти вещи, клянусь! – восклицал Моран, и каждая слеза, напоенная этим обещанием, уходила в почву и, растворяясь, отравляла ее солончаками.

С каждой минутой голос Морана становился все слабее, а слезы – все более жидкими.

А потом он очнулся здесь, на Екатерининском канале, неподалеку от мусорного бака, где нашел много объедков и встретил рыжую кошку, существо забавное и бессмысленное… И только несколько лет спустя…

Мда.

Интересно все-таки, мир уничтожает клиентов или клиенты уничтожают мир? Как бы встретиться с ними послевсего и расспросить хорошенько?

Никогда еще у Морана это не получалось.

* * *

Волны тумана захлестывали рощу. Денис остановился, чтобы оглядеться. Поначалу ему казалось, что это самый обычный туман, погодное явление, для Петербурга дело обычное – ну и здесь, вероятно, тоже не сверхъестественное.

Но с каждой минутой туман становился все гуще, а черных воинов все прибавлялось. Они набрасывались со всех сторон, и мгла не была им помехой: в отличие от солдат из замка, они отлично видели своих врагов.

Денис несколько раз отбился по чистой случайности – он действовал почти наугад, полуослепший и смертельно уставший.

Гевис куда-то пропал. Денис отошел, чтобы спрятаться за камнем. Он чувствовал себя брошенным, растерянным и, главное, совершенно не понимал, что ему теперь делать.

Под ногами хлюпнуло. Денис присел на корточки, потрогал землю и вдруг понял, что ступает по крови.

Кровь текла отовсюду, ее источала почва, она исходила из деревьев, собиралась в воздухе. Багровые капли постепенно тяжелели и оседали на земле, на одежде, на коже. Туман, заволакивающий равнину, рощу, замок, делался все гуще и все краснее. Тяжелые кровавые капли росли снизу, наваливались сверху, и Денису трудно стало дышать. Он отплевывался, обтирал липкое лицо, тряс головой и думал, что вот-вот обезумеет.

«Речка!» – вспомнил Денис. Здесь неподалеку течет речка – в ней спасение. С трудом волоча ноги, он двинулся сквозь туман туда, где слышал еле различимое журчание воды.

Он упал на колени.

И тут тьма расступилась, съежилась, расползлась, как живое существо, которое обожгло внезапным огнем.

Посреди битвы явилась золотая великанша. Существо это было поистине огромным, в два с половиной человеческих роста, закованное в сверкающий доспех. Алмазный меч сверкал в ее руке, белые волосы волной падали на плечи, их сияние ослепляло. Чудесная воительница наносила врагам смертельные удары, неуязвимая для их стрел и мечей.

Эльфы кинулись к ней, сплотились возле нее и с новой силой ударили на врага, и Денис из последних сил пополз в ту же сторону, чтобы оказаться как можно ближе к чудесной золотой великанше. Он не знал, кто она, но от нее исходила такая добрая и жаркая мощь, что, казалось, одно только прикосновение к ней способно исцелить и влить в жилы новую силу.

Она отбросила атакующих и, подняв к губам рог, затрубила так громко, что облака на небесах вздрогнули и разбежались, разнося призыв о помощи по всему миру, от горизонта до горизонта.

Отряд всадников показался на равнине, и знамена Геранна видны были впереди.

Денис поднялся на ноги. Он не сводил глаз с воительницы. Теперь вся черная орда атаковала ее одну. Денис видел искаженные гневом лица троллей, их глаза сверкали желтым и красным, разрисованные щеки пошли рябью от яростных гримас.

Она разила их мечом, стряхивала с себя ударами ладони, топтала ногами, но меньше их не становилось. Туман колыхался теперь у троллей за спиной, в опасной близости от замка, но все же не перетекая к самим стенам.

Что-то кричали командиры в рядах противника, и вдруг из самой гущи тумана начали вылетать зажженные стрелы. Пучки огня прорезали тьму и врывались в самую сердцевину яркого дня, такого светлого, что пламя делалось в воздухе невидимым.

Несколько солдат пали, пронзенные этими стрелами. Теперь вокруг нестерпимо воняло гарью – горела одежда. Одна из стрел попала воительнице в руку. Она выдернула стрелу, даже не поморщившись.

Денис увидел, как тролль встает ногами на седло, выпрямляется во весь рост и подпрыгивает вверх. Юноша хотел крикнуть, предупреждая великаншу, но его голос потерялся в общем грохоте битвы.

Тролль ухватился за короткий плащ воительницы, повис на нем, извиваясь, – и рухнул на землю, так и не выпустив из скорченных пальцев плащ.

В тот же миг огромная воительница пропала. Перед врагами стояла Гонэл, смертельно уставшая, в иссеченных доспехах, с лицом, залитым кровью.

Денис еще успел заметить, как десяток троллей набросились на нее разом. Пригибаясь, он побежал к тому месту, где лежал плащ. Гонэл все-таки воспользовалась даром Морана Джурича – себе на погибель.

Юноша схватил плащ в тот самый миг, когда к волшебному предмету тянулась еще одна рука. Темная, с длинными синими ногтями. Денис с силой пнул эту руку и выдернул плащ из-под троллиной ладони. Мгновение он тискал ветхую ткань в мучительном раздумье: не стоит ли надеть его и превратиться в… в кого?

В великого воина?

Или в себя-истинного?

Но где гарантия, что Денис-истинный – это именно великий воин, а не развеселый парнишка с гитарой, душа компании? Или, того хуже, очкарик-отличник, сумевший-таки поступить в институт на радость заботливой маме?

Почти не соображая, что делает, Денис наклонился к одному из убитых солдат и поднес плащ к пламени, которое все еще ползало по одежде и волосам тела.

Туман снова двинулся вперед, захлестывая поле битвы, и снова капли крови созревали внутри влажной тьмы и проливались наружу. Следовало торопиться.

То, что было платьем Ингильвар, – дар Морана Джурича, – вспыхнуло. Проступили яркие золотые буквы на синем фоне: прорицание или чьи-то имена? Денис не умел читать и потому не сумел понять написанного.

Туман в последний раз колыхнулся, расступаясь, как будто горящее платье Ингильвар причиняло ему боль. А затем пепел осыпал руки Дениса, быстрый кровавый дождь хлынул из густых облаков у него над головой. Он побежал, споткнулся, восстановил равновесие, опять споткнулся, упал, вскочил – он бежал, бежал, а кровь была повсюду, и река, когда Денис добрался наконец до нее, то увидел, что ее воды покраснели.

* * *

«Теперь Денечка в полной безопасности, – думала Анна Ивановна. Эти мысли приносили ей ни с чем не сравнимое удовлетворение. – Никто не найдет его. Он отправился путешествовать по красивому, экологически чистому миру. Борис определенно обещал. Он сказал, что это безопасно и очень познавательно. Там все похоже на сказку: короли, замки, рыцари и принцессы. Может быть, когда-нибудь и я…»

Она поневоле замечталась. В душе Анна Ивановна всегда была монархисткой – прежде всего потому, что короли красиво одевались и жили в изумительных интерьерах. А кроме того, с королями были связаны очень интересные истории. Анна Ивановна собирала книжки о придворной жизни.

«Может быть, Денечка привезет мне сувенир», – мечтала она. Ей было немного досадно, что Денис отправился в какие-то фэнтезийно-феодальные времена. Лучше бы он выбрал семнадцатый век. Ее интересовали сплетни о Диане Пуатье, например.

Но в конце концов, это неважно. Главное – что опасности военной службы миновали Денечку. И так будет продолжаться до тех самых пор, пока сохраняется яркое изображение на полароидной карточке. И для того, чтобы снимок не испортился, Анна Ивановна поместила его, согласно рекомендации Джурича Морана, в холодильник.

Открывая и закрывая холодильник, Анна Ивановна неизменно поглядывала на Денечку. Очень красивый мальчик. И так быстро вырос!..

Новый год Анна Ивановна решила не отмечать. В этом нет никакого смысла. Новый год – семейный праздник, а семьи у нее не осталось. Поэтому она закрыла квартиру и отправилась к приятельнице, которая пригласила ее в гости.

Открывая квартиру уже утром, Анна Ивановна насторожилась. Ее удивил странный запах: в доме пахло бомжами. Очень грязными бомжами.

Она выглянула на лестницу. Может быть, какие-нибудь бездомные бедолаги пересиживали здесь новогоднюю ночь? Но на лестнице-то как раз ничем таким не пахло, только кто-то шампанское разлил на площадке второго этажа.

Нет, воняло именно из квартиры. Анна Ивановна похолодела. Она боялась воров. «Даже не того, что могут украсть, – в конце концов, что у меня красть-то? – объясняла она. – А вот что растеряются и ударят по голове…»

Однако в квартире было тихо. Никто не выскакивал наружу с гаечным ключом наготове, чтобы ударить Анну Ивановну по голове. Наверное, уже все забрали, что хотели, и ушли, решила Анна Ивановна.

Она осторожно заглянула в комнату. Никого.

Прокралась в кухню… и ноги ее подкосились.

Прямо на полу, скорчившись в неловкой позе, спал человек. Он мучительно храпел и содрогался при каждом вздохе. Сказать, что он был грязен, – значит, не сказать ничего. С головы до ног человек этот был покрыт багровой коркой крови и глины, его волосы были смяты и всклокочены, на руке краснел ожог, а из плеча – и это было самое ужасное – торчала деревянная палочка. Похожая на те, которыми японцы едят свои суши.

Внезапно человек рывком сел, распахнул безумные глаза и уставился на Анну Ивановну. Она так и опустилась на пол, хватаясь за грудь.

– Мама, – сказал человек сипло. – Ой, мама. Мама.

* * *

Запах больного немытого тела сменился запахами успокоительных капель, йода, чистых бинтов, вообще всего медицинского и стерильного. К ужасу Анны Ивановны, Денис протолкнул стрелу сквозь плечо и вытащил ее, а на саму Анну Ивановну прикрикнул, чтобы давала ватный тампон и не бледнела.

– Ну мама, – сказал он укоризненно, – ты ведь сама, помнишь, мне коленки йодом смазывала и сердилась, что я реву. Помнишь?

– Ты был маленький, – ответила она, тряся дряблыми щеками. – И все это не было… таким.

– Если бы ты не была слабачкой, то могла бы посмотреть сквозь меня, – сказал Денис. – Ну, в дырочку…

– Ох, Денечек, не шути так! – Она вздыхала, бралась то за горло, то за грудь, то за чашку с валерьянкой. – Что там случилось?

– Не знаю… – Денис зевнул. – Я бы поел… и поспал. Завтра надо найти Морана.

– Верно, верно, – захлопотала мама. – Ты ведь голодный. И что это Моран вернул тебя так рано? Он ведь положительно обещал. Ложная реклама, невыполненные обязательства…

– Ну, в суд на него не подать, но поговорить стоит, – сказал Денис.

Ему и смешно было, что мама совершенно не видит случившихся с ним перемен, и немного досадно. Возвращаешься из смертельной битвы живой, немножко подраненный и дьявольски просто крутой, а мама по-прежнему хлопочет и ворчит. Кажется, это называется «неизменностью».

Когда он сказал, что хочет помыться, она обрадовалась.

– Я уж сама хотела тебе предложить, но ты так измучен…

– Какой тут отдых, когда вонища, как в слоновнике.

– Денечек, – умилилась мама. – Знала бы, купила бы другой шампунь, не для крашеных волос…

– Хоть мыло… хозяйственное…

– В чем ты весь? – решилась она спросить.

– А ты как думаешь? – он ухмыльнулся, как подобает лихому солдату, и тотчас устыдился, но мама этой маленькой пантомимы попросту не заметила.

– Денечка, я не знаю, – она улыбалась глуповато и счастливо, и на миг ему стало жаль ее.

– Это кровь, мама. Весь мир утонул в крови.

Он встал и, сбрасывая с себя на ходу одежду, побрел к ванной.

Анна Ивановна проводила его глазами.

Она была счастлива и вместе с тем встревожена. Все-таки почему он вернулся так рано?

Почему в таком виде?

Да, конечно.

Как она могла забыть – Денечка ведь голоден! Нужно поскорее приготовить для мальчика завтрак. Об остальном можно будет позаботиться потом.

Анна Ивановна подошла к холодильнику и открыла его.

Эпилог

Никогда прежде за свою не слишком долгую жизнь Денис не подозревал, что человек в состоянии так много есть и так много спать – и ничего с ним, с человеком, при этом не делается. То есть он не толстеет и не дуреет. И даже не чувствует себя отдохнувшим.

Просто в один прекрасный день этот самый человек понимает, что хорош уже валяться на диване и тупо таращиться в детскую передачу про то, как принцесса-картофелина уделала дракошку.

Анна Ивановна трепетно подавала Денечке разные яства и избегала задавать ему вопросы. Она вообще старалась поменьше с ним разговаривать. Так, иногда погладит по волосам, всхлипнет и отойдет. Дениса это почти не раздражало.

Дома было хорошо, только скучно. И еще зрела уверенность в том, что если он, Денис, не утратил еще остатки самоуважения, то он обязан вернуться в замок. «Понимаешь, мама, я – один из стражей Границы, – думал он, жуя под пристальным взглядом Анны Ивановны из угла. – Я должен. Думаешь, это был просто сон? Нет, мама, сны не бывают такими реальными. И персонажи снов тоже. Они все настоящие, и мне надо вернуться… Даже если замок пал, далее если Граница захлестнула его. Ну, да, ты права, – продолжала мерно течь „тронная речь“, – разумеется, ты права, там был настоящий ад, и я чудом вырвался… У меня на глазах погибали товарищи. Проклятье! Мама, мне кажется, они убили защитницу Гонэл, а это уже настоящая катастрофа. Я уверен, – он переключил канал на передачу „Путешествия по зоопаркам мира“ и взял с тарелки куриную ножку, – что там каждый человек на счету. Каждый меч, каждое копье…».

Все это очень гладко звучало в мыслях. Кажется, Анна Ивановна кое о чем догадывалась. Потому что когда Денис буркнул:

– Схожу к Морану. Не нравится мне эта ерунда.

Анна Ивановна быстро закивала:

– Конечно, Денечек. Сходи к Морану. Потребуй компенсации! В конце концов, Моран плохо выполняет обязательства. На него вообще можно в суд подать за ложную рекламу.

Она повторяла эту фразу как заклинание, но было слишком заметно, что она сама абсолютно не верит в то, что говорит.

Денис не без подозрений покосился на маму. Обычно она не бывала такой покладистой, если только желания сына случайно не совпадали с ее собственными.

«Гм, – подумал Денис. – С чего это она такая понятливая?»

Он досмотрел передачу про Берлинский зоопарк, доел тушеную курицу, умылся и натянул новый свитер, который мама специально купила ему через несколько дней после возвращения. «Подарок на Новый год, – объяснила она, умильно улыбаясь. – Прости уж, что с опозданием, но кто же знал, что ты вернешься так скоро… Я и Новый год-то не отмечала…»

Заискивающие интонации в мамином голосе нервировали Дениса. Никогда прежде такого не бывало. Обычно мама разговаривала с ним властно и чуть плаксиво, подразумевая: «Я отдала тебе всю свою жизнь, поэтому немедленно надень тапочки, вымой руки, съешь из супа не одни только фрикадельки, сделай уроки, не водись с этим Гришкой, потому что он курит…» – и так далее.

Денис чмокнул маму в лоб, зная, что это бесполезно, она все равно будет глядеть снизу вверх и моргать с глуповатой улыбочкой, – и вышел.

Город вальяжно дрых в белых снегах. Пустые бутылки и банки из-под горячительных напитков, торчащие из сугробов, выглядели как вопли о помощи с потонувших кораблей. Дворники спали вместе со своим городом, никто не вынимал бутылки и не читал вложенные в них записки.

Денис запрыгал по сугробам к единственной кое-как расчищенной дорожке. Он помнил адрес: дом старухи процентщицы на Екатерининском канале. Там – логово Морана Джурича.

Пора поговорить с Джуричем начистоту! За время службы в замке Денис столько всего наслушался о своем «туроператоре», что сомнений уже не оставалось: отправляя людей из здешнего мира в «Истинный», Моран Джурич преследовал какие-то собственные тайные цели. И при этом явно не считался ни с расходами, ни с человеческими жизнями. Пример Клефа до сих пор стоял у Дениса перед глазами. Клеф – неудачник, в отличие от Дениса Мандрусова. Мосье Мандрусов – стопроцентный удачник. Кровавый дождь, смывший замок со всеми его обитателями, вынес Дениса на гребне и сбросил прямиком на мамочкин диван.

Это тоже требовало разъяснения.

Ничего, думал Денис, Моран ответит. Теперь они с Мораном связаны одной веревочкой. У них много общего. Можно сказать, у них общее прошлое.

Вот и дом.

Денис еще раз оглядел безобразное строение с тупым углом (жуткая планировка у квартир в таком доме!), без единого украшения. Оно громоздилось на канале таким образом, чтобы воды не отражали его. Хоть какое-то утешение.

Пес деликатно обнюхивал немногочисленные и оттого вдвойне драгоценные деревья, хозяин пса курил и читал газету. Между человеком и собакой существовала тайная, глубинная связь – при том, что они далее не переглядывались и у мужчины в руках не было поводка.

Дом слепо и скучно таращился на них плохо вымытыми окнами. Денис решительно нырнул в подъезд. Он осмотрелся. Вроде бы, некоторые надписи на стенах он видел и прежде. Или то были такие же? Должно быть, искусство читать граффити требует некоторой подготовки, равно как и искусство читать комиксы. Некоторые вот не могут.

Лестница с осыпающимися ступенями тоже показалась Денису знакомой. Он уверенно взбежал наверх.

Они с мамой проходили сквозь какую-то огромную квартиру. Та стояла открытой. Через нее все ходили, жители давным-давно привыкли. А может быть, это и не жители вовсе, а какие-то самовольно вселившиеся бродяги, о которых все забыли.

Денис увидел раскрытую дверь и вошел.

Его поглотил коммунальный коридор. Последняя дверь этого коридора терялась вдали, как будто Денис смотрел в зеркала, поставленные друг против друга.

Денис сделал несколько шагов вперед, и входная парадная дверь отодвинулась так же далеко, как и дверь черного хода. Ходы, лазейки, вешалки, детские ванночки, санки, лыжи, шубы, кадушки, сундуки – все это умножалось и дробилось, а Денис все шел и шел, и мимо него текли маразматические бабушки в ситцевых халатах, дети на трехколесных велосипедиках, мамаши с кастрюлями, подростки в мятых ядовитых майках, кошки с их нелепой повадкой джентльменов в затруднительной ситуации, растерянные мужчины в мешковатых штанах, бодрые пенсионеры в трениках… С каждым мгновением они делались все менее естественными, как будто сновидению наконец надоело прикидываться чем-то материальным и оно, окончательно обнаглев, открыто призналось в своей иллюзорности. Что, впрочем, не означало поражения: выпускать жертву из своих цепких объятий разоблаченное сновидение вовсе не спешило. Денис увидел громоздкий черный телефонный аппарат и множество номеров, россыпью записанных вокруг него на обоях, и окончательно разуверился в реальности происходящего.

Он остановился и закричал что было сил:

– Моран! Джурич Моран!

Никто даже ухом не повел. Только кошка повернула голову и посмотрела прямо ему в глаза, словно пыталась сделать внушение касательно хороших манер.

Денис пнул кошку, и она мгновенно утратила все свое высокомерие. С позорным мявом животное убралось на вешалку и там сгинуло.

– Моран! Джурич Моран! Моран!

Никакого ответа.

Денис побежал по коридору. Он несколько раз заворачивал за угол, сбил с ног старушку со свеклой в руке, промчался сквозь пьяного соседа с папиросой, – тот даже не пошатнулся, – перепрыгнул через девочку с бантом на макушке, игравшую с котятами посреди кухни, и вылетел на черный ход.

Здесь должна быть дверь с надписью «Экстремальный туризм».

Вот здесь она была. Денис ее помнит.

Он стоял на площадке, заплеванной, с горами окурков между окон, и глупо таращился в пустую стену.

Там не только не оказалось таблички. Там вообще не было никакой двери.

* * *

Анна Ивановна боевиков не смотрела и оттого не смогла бы процитировать любимые фразы классических персонажей, например: «Ты только что совершил самую большую ошибку в своей жизни». Или «В таком случае я найду его первым». Да, фраз она не знала, но безошибочно воспользовалась опытом героев Уиллиса, Ван Дамма и Шварценеггера.

Она нашла Морана первой. Пока Денис благодушествовал, плавая на познавательных детских каналах и изучая строение человека, космоса, Берлинского зоопарка и стаи гиен на австралийских равнинах, его мама храбро отправилась штурмовать твердыню Морана Джурича.

Моран встретил ее на пороге. Он знал, что она придет, потому что увидел ее в окно.

– С вами никого? – быстро спросил Моран. Он высунулся на лестницу, огляделся, втолкнул Анну Ивановну в квартиру и захлопнул дверь, тяжело дыша.

– Я одна, – ответила она, прижимая к груди сумку.

– Что, деньги принесли? – спросил Моран жадно и облизнулся.

– Нет, денег пока нет… Я с разговором.

– Ладно, говорить можно без денег, – согласился Моран. Он схватил ее за руку и потащил за собой.

Анна Ивановна очутилась в кабинете Морана Джурича. Она увидела стол, оставшийся от прежних хозяев, старинный добротный стол с маленьким хорошеньким бортиком, нечто вроде заборчика по краям. Украдкой она потрогала столешницу и проговорила:

– Как хорошо все-таки раньше вещи делали.

На стене, прикнопленные, криво висели полароидные снимки. На них были запечатлены самые разные люди в дурацких карнавальных костюмах. Некоторые фотографии выцвели почти добела, на других расползлась эмаль, одну почти целиком засидели мухи.

– А это?..

– Это? – Моран глянул на снимки, ухмыльнулся. – Мои клиенты, да. Садитесь.

Анна Ивановна огляделась по сторонам еще раз, но в единственном кресле уже сидел Моран. Она деликатно пристроилась на краешке стола. Юбка на ее могучих бедрах плотно натянулась.

Моран спросил:

– У вас это красиво?

– Что? – не поняла Анна Ивановна.

– Толстые женщины.

Он указал острым подбородком на свою собеседницу.

Анна Ивановна вспыхнула:

– Для начала у нас неприлично говорить о внешности малознакомой женщины вообще!

– Мы ведь хорошо знакомы, – возразил Моран. – Я по-дружески спрашиваю. Мне надо знать.

– Толстые… Да с чего вы взяли, что я толстая? Немного в теле, но в моем возрасте… Да вы просто нахал! – рассердилась наконец Анна Ивановна.

Моран улыбнулся обезоруживающей детской улыбкой.

– Я с вами как с подругой.

– Какая я вам подруга! Нахал!

– Друг – мужчина. Подруга – женщина.

– Слушайте, вы пьяны?

– Нет, я иностранец. Серб. Помните?

– Разве у сербов это не… – Анна Ивановна вздохнула, сдаваясь. – Толстая женщина – это некрасиво. В теле – приемлемо. Вас устраивает?

– Почему у вас так много толстых?

– От неправильного питания. Мы раньше ведь ничего не знали, не было ни таблиц, ни информации… Холестерин. Невозможно ведь купить экологически чистые продукты! Везде какие-нибудь добавки, а это тоже вредно. И ведь не пишут, что добавки! Купишь кота в мешке и даже знать не будешь, что это очень вредно. Понимаете?

Моран кивнул и сказал:

– Нет. Но это не имеет значения.

– Я насчет Денечки, – быстро произнесла Анна Ивановна. Она боялась, что мысль Морана скакнет еще куда-нибудь, и разговор безнадежно увязнет в каких-нибудь ненужных темах. Вроде толстых женщин или пенсионеров в спортивных штанах.

– А что с Денечкой? – осведомился Моран, подбираясь. – Это ваш сын, да? Тот мальчишка, который боялся служить в армии?

– Это я боялась, как он будет служить в армии, – уточнила Анна Ивановна. – Вы же знаете сегодняшнюю молодежь. Им все безразлично, даже собственная жизнь. Обо всем родители должны заботиться.

– Да, – сказал Моран. – Я превосходно осведомлен касательно сегодняшней молодежи. У меня даже есть некоторое количество домашней молодежи.

Анна Ивановна замолчала, дико глядя на Морана. Он смутился.

– Я что-то не так сказал?

– Нет, все так… – пробормотала Анна Ивановна. – В общем, Денечка вернулся.

– Вернулся? – Моран подпрыгнул. – Живой?

– Да, только немного странный… как бы морально травмированный.

– Ничего удивительного. Кто возвращается, те все с неизбежностью чрезвычайно странные… Посттравматический синдром. Или чеченский синдром. Я читаю газеты, я знаю слова. Значит, ваш Денечка пережил конец света, гм, гм, это кхе-кххх! В общем, он пережил это.Или же он сам устроил это?Подробности могут оказаться чертовски важны. Я бы с ним поговорил, знаете, – объявил Моран и уставил на Анну Ивановну горящие дьявольским светом глаза.

– Вот от этого я и хотела вас предостеречь! – воскликнула она и снова прижала сумку к груди. – Я вас убедительно прошу не встречаться с Денечкой.

– Почему?

– Он странный.

– Это естественно.

– Почему? – в свою очередь спросила Анна Ивановна.

– Потому что он пережил конец света.

– Какой… конец света? – Анна Ивановна побелела. – Вы сектант?

– Я – кто? – не понял Моран.

Она махнула рукой. Моран встал, надвинулся на нее и грозно зарычал:

– Как это вышло, что он вернулся, а?

– Я не… знаю…

– Знаешь, старая толстая калоша! Ага, вот я какими словами владею и оперирую, не ожидала? – Он торжествующе хохотнул и продолжил: – Что случилось с фотографией?

– Я ее… отодвиньтесь, от вас чесноком пахнет… и это неприлично…

– Что с фоткой сделала?

– Я ее… в холодильнике держала… под морозилкой. Где надежней.

– Ага! – возликовал Моран. – Вечный лед?

– Нет, наоборот… на Новый год отключали электричество, а я не знала. Была у подруги. Пришла – а все растаяло. Мясо, мясо у меня в морозилке лежало! – безнадежно выкрикнула Анна Ивановна. – Снимочек залило…

Она порылась в сумочке и вытащила заветный квадратик с изображением Денечки в костюме менестреля на фоне замка.

Собственно, изображения Денечки на фотографии уже не было. Да и замок исчез – все было размыто и стерто.

– Вот, – тихо проговорила Анна Ивановна. – Что теперь делать?

Моран пожал плечами. Взял листок, повертел, бросил в мусорную корзину.

– А что, по-вашему, следовало бы сделать?

– У меня такое впечатление, – молвила Анна Ивановна, грустно глядя на мусорную корзину, – что там, откуда он вернулся, было очень опасно. А он, по-моему, здесь скучает.

– Наверняка! – подхватил Моран с широченной ухмылкой

– По-моему, он скоро запросится назад. Туда, к ним. Не знаю уж, кто они. Может быть, у него там женщина осталась. Вы же знаете нынешнюю молодежь, у них все слишком рано…

– Девятнадцать лет это не рано, – сказал Моран. – Я исследовал вопрос. Для самца человека это самый удачный возраст, чтобы вступить и половой контакт с самкой человека.

Анна Ивановна поморщилась.

Моран сказал:

– Так чего вы хотите?

– Я вам заплачу, – сказала она, помолчав. Она раскрыла сумку и выложила перед Мораном десять тысяч рублей. – Вот все, что у меня есть. Мы должны исчезнуть.

– Интересно, – сказал Моран, хватая деньги.

– Я не хочу, чтобы Денечка нашел вас. Понятно?

– А если он заплатит мне больше за то, чтобы он меня нашел? – предположил Моран живо.

– Но ведь он не найдет вас для того, чтобы заплатить! – резонно возразила Анна Ивановна.

Моран покусал губы.

– Верно, верно… Хорошо, – решился он. – Денис меня не найдет. По крайней мере, до тех пор, пока у меня не кончатся ваши десять тысяч.

– Я еще принесу, – обещала Анна Ивановна.

– Но ведь вы меня тоже больше не найдете, – сказал Моран. – Вот в чем загвоздка…

* * *

Моран Джурич возвращался в свою потайную квартиру на Екатерининском канале, держа за пазухой щенка. В приюте для бездомных животных его заверили, что этот комок шерсти вырастет именно в собаку, а не в кошку и не морскую свинку.

Моран особенно настаивал на гарантиях.

– А если это окажется все-таки кошка?

– Невозможно, – смеялась служительница приюта в истасканном синем халате.

– Откуда вам-то знать? – сомневался Моран. – Где приметы?

– Послушайте, я ведь биолог.

– Ну и что? Это еще ни о чем не говорит.

– Вы-то сами можете отличить кошку от собаки? – не выдержала служительница.

– В том-то и дело, что не могу, – вздохнул Моран.

Она взяла его за руку, заглянула в глаза.

– Вы нормальный? Потому что я не могу доверить щенка ненормальному.

– Может быть, я и не вполне нормален с вашей точки зрения, – сказал Моран, – но я очень люблю собак. Собаки – симбиоты. Я нуждаюсь в симбиоте и страдаю без него, а человеческие особи для установления симбиотических связей не подходят.

– Одним словом, вы – мизантроп, страдающий от одиночества, и потому вам позарез нужна собака?

– Называйте как хотите, но собака мне нужна. Собака, а не кошка. Я изучал вопрос.

– Ладно, берите, – сказала женщина. – И это действительно собака. Будет лохматая. И не маленькая, учтите.

– А если все-таки кошка? – скрипнул Моран.

– Тогда вы вернете ее назад, – сдалась служительница. – Только непременно верните, не выбрасывайте на улицу.

– Я не человек, – обиделся Моран. – Я тролль из высших, из Мастеров, между прочим. У троллей не принято отдавать своих. А вы не знали? Вы здесь многого, как я погляжу, не знаете…

И он ушел, унося с собой щенка.

– Сумасшедший, – сказала служительница и плотно закрыла за ним дверь.