Текст книги "Новобранец"

Автор книги: Елена Хаецкая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 19 страниц)

Денис с горя решил напиться.

Музыка Адальгера казалась вездесущей. Она проникала во все уголки замка, и не было ни одного места, где от нее нашлось бы укрытие. Она пропитывала собой старые камни, застревала между нитками гобеленов, наполняла книги, курилась вместе с паром над блюдами с мясом.

Лизнешь капельку росы, выпавшей на лепестках розы, – и вместе со сладкой водицей выпьешь частичку адальгеровой музыки.

Геранн обхватил владычицу Гонэл за талию и увлек ее танцевать. Сперва она сопротивлялась, но – следует отдать должное мастерству Геранна – весьма недолго. Скоро и другие последовали примеру хозяйки замка.

Денис мрачно сидел за столом и пил. Слуги уносили блюда, одно за другим; стол постепенно пустел, его покидали и едоки, и тарелки. Так бывает в учреждении, когда один за другим закрываются кабинеты, и только последний посетитель еще сидит в коридоре и на что-то надеется.

Хорошенькая служанка, неуловимо похожая и на Хатру, и на Хамтуна, – очевидно, родом из ближайшей деревни, – взялась за кувшин, стоявший перед Денисом.

Он перехватил ее руку.

– Оставь.

– Мой господин, все уже танцуют и веселятся, – тихо отозвалась она. – И вам не стоит грустить тут в одиночестве.

– Ну, может быть, у меня есть для этого какая-то серьезная причина, – не сдавался Денис.

– Я сейчас закончу работу и переоденусь, – предложила служанка. – Тогда у вас не останется никакой причины.

– Все равно. Кувшин пусть стоит здесь, – настаивал Денис.

Девушка пожала плечами и отошла. Денис вновь погрузился в наблюдения и раздумья.

Затем он почувствовал на себе пристальный взгляд и заерзал. Кому-то еще не нравится одинокий, мрачный, постепенно напивающийся гость на пиру? Интересно, кому?

Он поискал глазами и обнаружил еще пару таких же, как он, мизантропов: то были Махонне и Эахельван. Денис прихватил кувшин с вином и перебрался поближе к ним.

Не будь он пьяноват, он, конечно, никогда бы не решился на подобную отчаянно-смелую выходку: навязывать старикам-ученым свое общество. Но увы! Объективный наблюдатель вынужден был бы признать: Денис изрядно выпил и отнюдь не собирался останавливаться на достигнутом.

Ученые коллеги, как это ни удивительно, приветствовали его радостными восклицаниями.

– Наш юный друг! – произнесла Махонне. – Садитесь, дорогой Денис, садитесь. Сегодня чудесный день, не так ли?

– Да, – прибавил Эахельван скрипучим голосом, – вполне чудесный, гхм, для содержательной беседы.

Трясущейся рукой он поднял кувшин, как будто салютуя кому-то невидимому. Три бокала соединились, вино в них плеснуло.

Вечеринка, подумалось Денису, приобрела отчасти гусарский оттенок.

– Мой ученик, – с любовью заметила Махонне, глядя, как Денис опрокидывает бокал и густо краснеет, проглатывая крепкий напиток.

– Что ж, выучка заметна, – одобрил Эахельван. – А что вы подмешали в вино, дорогая?

– Я? – удивилась Махонне.

– Думаете, я не замечу, что вино в нашем кувшине крепче, чем в остальных? – Эахельван сощурился. – По-вашему, кабинетного ученого легко одурачить?

– В принципе, именно так я и считала, – призналась Махонне. – Что ж, вы доказали, по крайней мере, что недурно разбираетесь в выпивке. Да, я туда немного добавила… Моя собственная разработка. Опробовано на рабочих, которые помогали мне в полевых работах.

– Понятно, – кивнул Эахельван.

Денис поставил бокал, мрачно уставился на Адальгера.

Махонне мягко коснулась его руки.

– У меня сложилось такое впечатление, что вас, мой юный ученик, совершенно не радует вся эта музыка.

Денис перевел взгляд на нее. Пожилая дама лучилась доброжелательностью, легкое лукавство дремало в уголках ее рта.

– А вас радует? – грубовато осведомился Денис.

– Арфа звучит весьма гармонично, равно и лютня, – сказала Махонне, очевидно, нарочно стараясь, чтобы ее ответ прозвучал как можно более неопределенно. Она рассчитывала вызвать Дениса на откровенность, а для этого следовало его немного подразнить. Этот метод всегда срабатывал.

Денис поддался сразу, не пришлось даже усугублять.

– Гармонично? Да это сплошные… эти, как их… дисбалансы.

– Диссонансы? – предположил Эахельван. Он сунул в рот забытый слугами на столе пучок зеленого лука и принялся рассеянно жевать.

– Оно жутко звучит, – заключил Денис.

– Жутко? – Махонне подняла брови. – Изысканно. И женщинам нравится.

– Я не женщина, – заметил Денис с горечью.

– Но та эльфийская дама просто не отходит от него, – добавила Махонне.

– Ну, это ее дело, – пробурчал Денис, – в конце концов, она взрослая.

– Простите, коллега, не могли бы вы уточнить, – вмешался Эахельван, – что вы имеете в виду.

– Я имею в виду то, что эльфийка эта наверняка уже прожила столько, сколько нам с вами не прожить, как бы мы ни пыжились и ни берегли здоровье. Она должна соображать, что делает. А если не соображает – туда ей и дорога, – высказался Денис.

– Наш дорогой друг влюблен, – вполголоса пояснила Махонне. – Если бы вы, любезный коллега, не были столь поглощены вашими умозрительными теориями, вы бы знали, что юношеская любовь есть довольно мучительное и, несомненно, всепоглощающее чувство.

– В моих умозрительных, как вы их называете, теориях, – возразил Эахельван, – немалое место отводится любви.

– Теория! – фыркнула Махонне. – Теория! Вот ключевое слово – и ключевая ошибка. В любви важны не теория, а практика.

– Вам волю дай, вы везде будете насаждать практику, – зашипел Эахельван.

– А вам волю дай – вы все замените теорией, – возразила Махонне.

– И тогда люди перестанут размножаться, – с глупым видом заключил Денис, после чего оба ученых замолчали и воззрились на него как на некое чудо природы.

После молчания Махонне сказала:

– Насколько я поняла, вы, милый юноша, сильно огорчены тем, что та эльфийская дева предпочла вам господина Адальгера.

– Ну… да, – признал Денис.

– Возможно, вам следует признать поражение и пожелать ей счастья? – добавил Эахельван. – Ревность – самое непродуктивное из возможных чувств.

– Я не могу пожелать ей счастья, – возразил Денис, – потому что не будет ей никакого счастья с этим типом.

– Почем вам-то знать? – удивился старичок.

– Я сделал кое-какие выводы… – начал было Денис.

Эахельван накрыл его руку своей морщинистой мягкой лапкой.

– Внимание! – провозгласил он. – Внимание! Сейчас наш милый, невинный арбитр провозгласит истину, и эта истина станет решением нашего давнего спора. Итак, любезный… э…

– Денис, – подсказала Махонне.

– А? Гхм! Дорогуша, вы меня перебили, и я утратил мысль.

– Денис, – громче произнесла Махонне. – Вы запнулись, потому что забыли имя нашего арбитра.

– А, да. Гхм! Ничего я не забыл. Денис нам скажет, на основании чего он сделал вывод касательно грядущего семейного несчастья эльфийской девы. Иными словами… гхм!.. выражаясь научно: теоретические ли раздумья привели его к столь неутешительным мыслям или же практические наблюдения?

– Ну, – сказал Денис, – я это видел во сне.

Ученые переглянулись, недоумевая, а затем дружно уставились на Дениса с таким видом, словно он чудовищно обманул их самые сокровенные ожидания.

Между тем музыка Адальгера продолжала звучать, властная, необоримая, и сам менестрель становился все более заметной фигурой на празднике. Даже Денис не мог отрицать того прискорбного для себя обстоятельства, что Адальгер обладал неотразимой красотой: точеные черты, завораживающий взор глубоких темных глаз, артистические руки с длинными сильными пальцами. Если у менестреля и были кривые ноги (на что Денис втайне надеялся), то этого все равно не было видно, поскольку его до пят окутывал синий плащ. Арилье оказался одним из последних, кто поддался очарованию музыки. После четверти часа полнейшего равнодушия к танцевальным забавам и игре в намеки, загадки, взгляды и полуулыбки, которым предавались все вокруг, эльф наконец узрел ту, ради которой стоило покинуть добрую выпивку.

Денис никогда прежде не встречал эту даму. Очевидно, красавица обитала в главной башне, неподалеку от покоев самой владычицы Гонэл. Нет ничего удивительного в том, что солдаты, живущие на другой стороне замка, в маленькой комнатушке, прорубленной прямо в стене, не сталкивались с прелестной незнакомкой.

Едва завидев ее, Арилье разинул рот и застыл. Затем бросил себе под ноги недопитый кубок, вскочил и двинулся прямиком к красавице.

Арилье шел к ней, натыкаясь на других танцующих. Он был как будто ослеплен женщиной и потому не замечал никого вокруг себя. Прочие люди перестали для него существовать, невзирая на проклятия, которыми они осыпали его за неловкость.

Во всем мире была только она, она одна.

Еще издалека он протянул к ней руки, и она повернулась в его сторону, улыбнулась, потянулась к нему всем своим существом. Ее фиалковые глаза засияли, очень пухлые, крупные губы приоткрылись, брови чуть изогнулись: она ждала, радостно и нетерпеливо.

– Меня зовут Арилье, – сказал он, прикасаясь к ее руке и вздрагивая от восторга.

– Меня зовут Этгива, – ответила женщина. Она тихо вздохнула и прижалась головой к его руке.

Денис посмотрел на обоих, критически кривя рот, затем обхватил за плечи обоих своих соседей – Махонне слева, Эахельвана справа, – и провозгласил:

– Так выпьем за самых стойких!

– Так выпьем! – слабыми голосами откликнулись ученые.

А музыка все звучала в замковом дворе, и теперь казалось, что от ее таинственной власти нет прибежища даже на звездах.

* * *

– Ты не понимаешь, – сказал Арилье, вернувшийся домой уже под утро. – Если бы ты понимал, ты бы так не дулся.

– Чего я не понимаю? – удивился Денис. – Ты миловался с какой-то красоткой, а я опять отбывал дежурство в паре с этой мрачной эльфийской вдовой, с Эвремар.

– И чем ты недоволен? – удивился Арилье. От него пахло незнакомыми благовониями и вином. С видом полного блаженства эльф растянулся на своей лавке, хрустнул костями, заложил руки за голову.

– А чем я должен быть доволен? – возразил Денис. – Эвремар меня пугает. То молчит по нескольку часов кряду, а то вдруг произносит что-нибудь отрывистое и маловразумительное, и изволь на это как-то реагировать. Тебе бы понравилось?

– Не знаю, – отозвался Арилье. – Я влюблен.

– Я уж заметил.

– Она прекрасна.

– Ну, ничего, – согласился Денис. – Такая, фигуристая. Кто она такая?

– Этгива.

– Это лишь имя.

– Это ееимя, – сказал Арилье.

– А, ну тогда другое дело, – съязвил Денис. – Если это ееимя.

– Она не человек, – проговорил Арилье. – Ты ведь об этом сейчас меня спрашивал?

– Ну, да, – нехотя признался Денис.

– Она не человек… – повторил Арилье в упоении.

– Тебе это нравится?

– Мне онанравится, – ответил Арилье. – Все, чем она является.

– И все, чем она неявляется, – прибавил Денис. В ответ на недоуменный взгляд Арилье он пояснил: – Ты же сам только что сказал: она не человек.

– Она… она нечто, – сказал Арилье. – Потому что она и не эльф тоже. Я чувствую. Хотя мы этого и не обсуждали… Она – Этгива,понимаешь?

– Не очень.

– Я тоже – не очень, – признался Арилье. – Возможно, она из рода фэйри…

– Откуда она взялась в замке?

– Не все, что происходит в замке, известно всем его обитателям, – заметил Арилье. – У защитницы Гонэл могут быть гости, о которых мы с тобой и не ведаем.

– А, – молвил Денис, тщательно следя за тем, чтобы в интонациях его голоса звучала злая ирония, – ну тогда конечно.

– В любом случае она не может быть шпионкой врага, – сказал Арилье. – Ты ведь на это намекаешь?

– Да, намекаю.

– Невозможно… фэйри по своей природе не в состоянии иметь дел с троллями.

– Расист.

– Увы, это истина.

– Увы?

– Увы – потому что для вас, людей, нет ничего важнее свободы воли. Только человек в состоянии выбирать, с кем ему сотрудничать: с эльфами, с троллями или вообще ни с кем. Замкнуться в своем мирке и всех тихо ненавидеть. Такие тоже встречаются.

– Ты невысокого мнения о людях.

– Я о людях такого мнения, которого они заслужили. Одни из вас – храбрецы и герои, другие – трусы и уроды, третьи – ни рыба ни мясо. И никогда о человеке нельзя заранее сказать, на что он способен, а на что не способен. С фэйри в этом отношении гораздо проще.

– Понятно, – кивнул Денис.

Он не стал спрашивать, как расценивает Арилье лично его, Дениса. Еще брякнет что-нибудь такое, после чего жить не захочется.

– В общем, я влюбился в фэйри, и ее зовут Этгива, и она прекрасна, – сказал Арилье. – Завидуй мне!

– Ладно, – согласился Денис. – Завидую.

Глава девятая

Вполучасе езды от замка начинался лес. Он тянулся необозримо далеко на запад, в глубь страны. Еще одно новое впечатление для Дениса. До сих пор Денис искренне полагал, будто в лесу он уже бывал и, в общем и целом, представляет себе, что это такое. Много деревьев, иногда полянки, тропинки там. Если уж совсем глушь, то можно наткнуться на медвежью берлогу.

Но никогда прежде он не подозревал о том, что настоящий лес может быть таким. Без конца и краю. Без исхоженных тропинок. Не просто «много деревьев вместе», но некое таинственное единство, где каждый листик, каждая иголочка не просто так существует, а с собственным смыслом. Хотелось стать частью великого лесного единства, даже если ради этого пришлось бы отказаться от целой кучи привилегий, полагающихся человеку.

Арилье шел рядом с Денисом как ни в чем не бывало. Казалось, ни величие древнего леса, ни новый статус влюбленного не оказали на Арилье ни малейшего влияния.

Оба друга молчали. Они предприняли эту прогулку для того, чтобы побыть в одиночестве и поразмыслить над происходящими событиями. Слишком много разных впечатлений накопилось.

Собственно, им следовало бы разойтись в разные стороны, чтобы не мешать друг другу думать и пребывать в одиночестве, но Денис страшно боялся заблудиться, а Арилье, как это ни странно для бессердечного эльфа, обо всем догадался и первым предложил держаться вместе.

– Мы же друзья, – прибавил Арилье, весело блестя глазами. – А настоящий друг не помешает ни твоим мыслям, ни твоему безмолвию.

– Угу, – сказал Денис.

Теперь он отчаянно старался воздерживаться от замечаний, чтобы оправдать доверие Арилье и ни в коем случае не разочаровать его. А мысли, как на грех, так и лезли в голову. Ух, какая коряга! Просто крокодил какой-то. Ты видел когда-нибудь крокодилов? Зубастые такие. Ой, смотри, дупло! Вдруг там сова? Я однажды видел, в парк возле нашего дома залетела. Наверное, из зоопарка удрала. Ушастая такая. А там, глянь, очень все зловеще выглядит. И болотом разит, ржавым таким, утонуть в таком – последнее дело, по-моему.

Денис прикусил губу. Молчать оказалось искусством потруднее фехтования.

Арилье легко ступал по опавшим листьям, скользил между стволами, время от времени останавливался и осматривался по сторонам, но ни разу – слышите, ни разу! – взгляд его внимательных раскосых глаз даже не задел Дениса. Такая деликатность! Дениске еще учиться и учиться, чтобы хотя бы на пару шагов приблизиться к подобному совершенству.

Здесь, в лесу, нечеловеческая природа Арилье проступила куда заметнее, чем в замке. Вызывающе золотые волосы потускнели, цвет их сделался как будто благородней, темнее. Лишь изредка красноватый отблеск пробегал по ним – и снова исчезал. Синие глаза эльфа то вспыхивали в лесном полумраке, то снова гасли, скрываясь под густыми ресницами.

На мгновение Арилье приник к толстому стволу и как будто исчез – слился с деревом среди теней, а затем явился снова и предстал перед Денисом еще менее похожим на человека, чем за минуту до этого. Пятна света, раздробленного листвой, пробегали по его рукам, скользили в волосах и словно падали ему под ноги, чтобы он видел, куда ступать.

Постепенно лесная тишина заполнила собой все пустоты, которыми, как выяснилось, зияла небогатая душа вчерашнего подростка. Дениса охватило благословенное спокойствие, и безмолвие вдруг представилось ему наивысшим благом.

Каждая деталь из увиденного навечно врезалась в память: причудливые извивы коры на тысячелетнем стволе, пучок травы, внутри которого на длинном стебле прячется крохотный цветок, огромный муравейник цвета гречишного меда.

Денис не знал, что именно из встреченных картин является самым важным, поэтому на всякий случай жадно вбирал в себя все. И вместе с этими картинами он напитывался покоем. Голоса, звучавшие в его мозгу, умолкли, и последним, после короткого сопротивления, стих и его собственный голос. Под конец вообще пропала острая потребность восклицать по всякому поводу и отпускать глупые замечания.

Денис даже не подозревал о том, что Арилье водит его кругами: они не удалялись от замка больше, чем на час перехода по прямой.

Денис бездумно брел за товарищем. Не было надобности выбирать дорогу или высматривать в чащобе тропинки. Мысли сами собой упорядочивались, выстраивались цепочкой.

Сперва Денис думал об Эвремар, которую в сердцах обозвал как-то раз «мрачной эльфийской вдовой». Эвремар исправно несла службу, а помимо того, каждый день тренировалась в стрельбе из лука и обучала всех, кто обращался к ней с подобной просьбой.

Денис тоже попробовал было пару раз, но его стрелы улетали так далеко в сторону от мишени, что он и сам осознал бесполезность всяких попыток овладеть искусством, к которому у него не лежали руки.

Разумеется, после нескольких лет похвального усердия и Денис научился бы попадать в желтый или даже в красный крут мишени… Но пока что он решил побольше внимания уделять тренировкам с мечом. Оно полезнее.

Эвремар замкнулась в своем горе. Она никому не открывала сердца. Только тогда, на дежурстве, поговорила с Денисом. И не похоже было, чтобы эта беседа хоть немного облегчила ей душу.

Образ бедняги Веньо совершенно выветрился из памяти Дениса. Умер человек – и умер, зачем его тревожить. О живых бы побеспокоиться.

А вот Хатра теперь посматривал на Дениса с неприязнью, все более откровенной. Еще бы, ведь Денис водит дружбу с эльфами и плевать хотел на разницу в возрасте и вообще на все расовые различия. Но что с Хатры взять, деревенщина.

Геранн до сих пор гостит в замке. Часами просиживает в личных апартаментах защитницы Гонэл. По слухам, они занимаются преимущественно тем, что рассматривают карту и передвигают по ней флажки. Иногда Геранн, улучив момент, целует защитницу Гонэл в затылок или в сгиб локтя, а она делает вид, будто не замечает. Слух – из надежного источника: от Этгивы, которая вместе с другими дамами составляет доверенную свиту госпожи.

Оруженосец Геранна, Броэрек, поправляется, но медленно. Больно уж здорово парню досталось. Спасенная фэйри, Ратхис, проводит с ним почти все свое время. Весело дурачит его разными россказнями. А Броэрек то и дело смеется, хотя смех причиняет ему боль: раны до сих пор отзываются на любое неосторожное движение.

Главной причиной для беспокойства Дениса были его сны. Они становились все отчетливее, и иногда он просыпался среди ночи и лежал, в холодном поту, в тщетных попытках избавиться от наваждения.

Арилье ни о чем наутро не спрашивал, но Денису по поведению друга было очевидно, что тот о многом догадывается. Например, в такие дни Арилье меньше донимал Дениса шуточками…

Внезапно Денис остановился. В первую секунду он просто не поверил собственным глазам: он узнал место, где очутился! Но ведь такого просто не может быть – Денис в здешнем лесу впервые.

Мимолетный толчок памяти отпустил. Наверное, показалось. В конце концов, все лесные пейзажи похожи между собой. Два сросшихся дерева со светло-зелеными голыми стволами – похожи на березу, только цвет другой. Одно дерево живое, с длинными, шевелящимися, как пальцы, листьями, другое – почти целиком засохло, и длинные клочья серебристого мха свисают с его нижних ветвей почти до самой земли. Тонкий ручей размывает землю у самых корней – а корни эти торчат наружу, неестественно вывернутые, как будто кто-то пытался выдернуть дерево из почвы, но потом не справился с непосильной задачей, передумал и оставил все как есть.

Совпадение.

А там, за деревом, должен быть маленький, новорожденный муравейник и рядом с ним – куст, покрытый бледно-лиловыми ягодами, похожими на шиповник, но как-то уж слишком откровенно ядовитыми.

Денис обошел деревья и застыл. Все в точности так, как ему вспоминалось. Его пробрала дрожь. Он слышал о таком явлении, когда тебе представляется, будто все случающееся уже когда-то с тобой было. Но, как правило, это касается только разговоров, а еще чаще – какой-то одной произнесенной фразы. Но чтобы вот так мстился пейзаж?

Арилье легко вспрыгнул на кочку рядом с муравейником, провел ладонью над кустом с ягодами, и куст как будто распрямился от прикосновения эльфа. Затем Арилье повернулся к Денису и впервые за все это время посмотрел прямо на него.

В приглушенных сумерках глаза эльфа полыхали синим пламенем. Денис отчетливо видел в голубых радужках расходящиеся вокруг зрачка темные синие лучики – они и распространяли свет. Арилье протянул руку, подзывая друга, и Денис послушно шагнул ему навстречу.

– Ты готов говорить? – тихо спросил Арилье.

Денис кивнул. Он вдруг обнаружил, что после нескольких часов молчания очень трудно разлепить губы и произнести первые несколько слов.

– Я узнал место, – прошептал Денис.

– Ты уверен?

– Да.

– В таком случае, это важно, – объявил Арилье. – Проверь еще раз, убедись. Мы ведь не спешим.

– Как ты узнал, что именно здесь… все происходило? – не выдержал Денис.

– Я ничего не знал, – ответил Арилье. – Я вообще понятия не имел, что ты здесь уже бывал. А что происходило?

– Мой сон, – сказал Денис. – Вот что.

Он сел на землю и воззрился на муравейник. Деятельная жизнь муравьев восхитила его, и он снова вспомнил свое первое желание: стать хотя бы малой частицей великого леса. Не ведать никаких сомнений, твердо верить в целесообразность каждого своего шага, не сомневаться в том, что великое целое сумеет тебя защитить, каким бы ничтожным ты ни казался.

– Сон, – выговорил наконец Денис. – Она была здесь. Безымянная эльфийская дева. Ее ноги были исцарапаны, одежда порвана. Как будто она шла долго-долго, босая и ослепшая… Ох, Арилье! – вздохнул Денис. – Я ведь знаю, как это звучит. Как в телесериале про сироток и подкидышей.

– Не имеет значения, – Арилье нетерпеливо тряхнул головой. – Звучит как звучит. Это же сон.

– Ну и что?

– Во сне все заострено до предела. Во сне самые простые вещи приобретают преувеличенно важный смысл, какого никогда не имеют наяву. Все чувства во сне патетичны, и только смерть нереальна, потому что она – продолжение сна.

– Ладно, ты меня запутал, – заявил Денис. – Считай, что тебе это удалось.

– Что удалось? – не понял Арилье.

– Сбить меня…

– Ты говорил о сне. О том, что она была здесь. Эльфийская дева без имени.

– Любая другая на ее месте была бы похожа на мокрую кошку, но только не она, – сказал, помолчав, Денис. – Как будто она сто лет не умывалась, не причесывалась и не меняла одежду.

– Она снится тебе всегда в одной и той же одежде? – уточнил Арилье.

– Да, и эта одежда постепенно изнашивается. Ну, и пачкается, конечно. Она ведь не бабочка, чтобы порхать над землей. И под дождем наверняка побывала.

– Что еще ты о ней запомнил?

– У нее были голодные глаза. И губы совсем засохли, как у старушки.

– Она умирает, – сказал, помолчав, Арилье. – Но как такое возможно? Наяву она выглядит вполне довольной. Влюбленная в менестреля, красивая. Судя по всему, вполне здоровая. Она ведь даже не кашляет! И ни разу не заплакала с тех пор, как я ее знаю.

– Он околдовал ее, – мрачно заявил Денис. – До сих пор ума не приложу, как этого никто из вас не видит. Адальгер. Менестрель.

– Адальгер – великий музыкант, и его искусство действительно способно оказывать почти чародейское воздействие на слушателей, – признал Арилье. – Но никакой магии тут нет. Так же, как нет магии и в превосходном владении луком или в умении уговорить любую лошадь подчиниться.

– Ну да, – сказал Денис. – Ага.

– Не веришь?

– Ну почему же, верю. Ты же сам только что говорил, что мои сны – реальность. А теперь уверяешь, будто никакой магии не существует.

– Магии действительно не существует, но сны – реальность. Что-то убивает безымянную деву.

– Она ведь просит о помощи, а? – сказал Денис. – Теперь-то нам с тобой это понятно, правда?

Арилье покачал головой.

– Но почему именно ты?

– Может быть, потому, что у меня взгляд непредвзятый? – предположил Денис. – И разум, открытый всему новому? Не закосневший?

– Может быть, потому, что ты в нее влюблен и постоянно думаешь о ней, – возразил Арилье. – Это куда вероятнее.

– Скажешь тоже! – Денис надул губы и отвернулся.

Арилье коснулся его плеча.

– Я только выразил общее мнение, Денис.

– Стало быть, об этом уже и сплетничают?

– Что значит – «сплетничают»?

Для эльфов, как успел узнать Денис, подобного понятия не существовало. Любой эльф, обзаведясь хотя бы крупицей сведений о ком-либо или о чем-либо, спешил поделиться этим с остальными. Это не считалось чем-то зазорным.

– Это значит, – терпеливо пояснил Денис, – что вы болтаете у меня за спиной о самом моем сокровенном. Хорошо, согласен: пусть это примитивные чувства какого-то там простого парня, но это мои чувства, понимаешь? Они, может быть, для меня жуть как важны, понимаешь ты?

Денис накалялся, пока говорил, и вдруг с ужасом понял, что растерял почти всю ту чудесную тишину, которая заполняла его в лесу. Мысленно он тотчас же дал две великие клятвы: во-первых, любой ценой сохранить остатки этой тишины, и, во-вторых, непременно вернуться в лес и снова вернуть себе глубинный, мудрый покой, который только здесь и можно обрести.

Арилье улыбнулся.

– Если мы с ребятами и говорили о тебе и твоей любви к безымянной эльфийке, то только по-доброму. Нет ничего дурного в том, что друзья о тебе заботятся, поверь.

– Угу, – пробурчал Денис, верный клятве номер один.

Внезапно Арилье насторожился, и настроение друга мгновенно передалось Денису: оказывается, за эти несколько часов в Денисе развилась почти эльфийская чуткость. Ну, ему во всяком случае хотелось бы так о себе думать.

– Здесь есть кто-то еще, – прошептал Арилье.

Очень, очень осторожно они двинулись вперед, по течению ручейка. Неожиданно Дениса осенило: этот ручеек – исток той самой речки, которая бежит через замок и питает фонтаны чудесного сада.

Он не успел высказать вслух свою догадку, потому что Арилье поднял руку, призывая к молчанию, и остановился. «Я и вправду стал почти как эльф, – подумал Денис. – Угадываю все его намерения прежде, чем он дает о них понять».

Неожиданно знакомый голос громко произнес:

– Ну, хватит прятаться по кустам. Вам известно, что я здесь, и мне о вас тоже давно известно. Вы уже с полчаса болтаетесь вокруг одной и той же кочки, не знаю уж, с какой такой целью.

– Госпожа Махонне! – воскликнул Денис с нескрываемым облегчением.

– Ну что, любезный ученик, – приветствовала его Махонне, поднимаясь с земли (она словно бы выросла из мха, как могло бы показаться неискушенному зрителю), – кажется, вы пришли вовремя. Мне нужно оттащить в сторону довольно увесистый камень.

– А нельзя как-нибудь обойтись без тяжелых физических работ? – поморщился Арилье.

– А ты, бабочка-однодневка, молчи! – отрезала Махонне. – Как бы ты ни был стар на пересчет человеческих лет, интеллект у тебя не выше стрекозиного.

– Стрекозы – умные создания, – возразил Арилье, нимало не задетый ворчанием женщины-ученого.

– Да уж, поумнее эльфа, – хмыкнула она.

– В таком случае, займусь своим непосредственным делом – сбором нектара с цветочков, – а более развитые и интеллектуальные особи пусть двигают камни, – сказал Арилье, изображая глубокую обиду.

Денис безропотно откатил в сторону здоровенный булыжник. Обнажилось речное дно, вода хлынула с веселым журчанием и затопила траву на бережку. Смыло двух муравьев и бесчисленное число разных былинок. «Но это все равно имеет смысл, – подумал Денис. – Даже наше вмешательство в естественный ход событий не лишен каких-то таинственных оснований».

Махонне покачала головой в знак того, что результат приложенных усилий ее разочаровал, затем уставилась на Дениса.

– Да будет тебе известно, – произнесла она с таким видом, будто продолжала читать лекцию, прерванную неким досадным обстоятельством, – что в былые времена здесь имелось некое поселение. Жили в нем преимущественно эльфы и те из людей, которые посвятили свою жизнь искусству. Некоторые письменные источники – к примеру, «Хроники Ингильвар», – утверждают, будто здесь селились не то сами Мастера, не то ближайшие их ученики… Хотя, возможно, толкователи несколько ошибочно понимают древние тексты, – здесь ведь никогда и ни в чем нельзя быть уверенным, – и следует понимать как раз обратное: в этой деревне никогда не селились ни эльфы, ни Мастера, ни ближайшие их ученики. Тебе об этом что-то известно?

– Ничего, – признался Денис. – Да и откуда бы?

А про себя подумал.

«Возможно, и она, моя безымянная, приходит сюда в поисках ответа на свои вопросы… В поисках спасения. И меня привела. А я стою тут как дурак и понятия не имею, о чем вообще идет речь».

Арилье, с самым беспечным видом сидевший на камне чуть поодаль от собеседников, повернул голову и как бы между прочим проговорил:

– Если верить хроникам, именно из этой деревни Ингильвар и отправилась в замок, когда настала пора ее свадьбы.

– А! – бросила Махонне. – Стало быть, кое-какие сведения ты все-таки хранишь в своей пустенькой головке. Это уже неплохо. Пересаживайся к нам поближе, я не могу кричать.

– Ничего, у меня хороший слух, – любезно отозвался Арилье. – Не напрягайте горло, дорогая госпожа.

– Я тебе не «дорогая госпожа», – фыркнула Махонне.

– Ну, – сказал Арилье, совсем как Денис, – если вам угодно зачислить меня в ученики, то вы, несомненно, именно то самое.

– Что? – от ярости Махонне даже подскочила.

– «Дорогая госпожа», – невозмутимо уточнил Арилье и сунул травинку в рот.

И тут Денис спросил, обрывая все лишние разговоры:

– Так что же это было за платье такое?

Настоящая история Ингильвар и платья

Ничего особенного не было в Ингильвар. Заурядная. Самая обыкновенная деревенская девчонка. Когда она всматривалась в свое отражение в зеркальном лесном озере, то неизменно находила подтверждение этому. У нее были серые волосы. Самое ужасное, что только может случиться с девушкой. Они как будто были лишены определенного цвета, их даже «пепельными» не назовешь. Пепел – мягкий, а они жесткие, точно звериная шерсть.

Она подолгу наклонялась над водной гладью. Можно подумать, надеялась на чудо. Но чуда не происходило. Каждый раз Ингильвар ожидало одно и то лее – круглое лицо с непропорционально маленьким и странно-востреньким подбородочком, короткий нос, небольшие глаза с опущенными уголками, что придавало Ингильвар кислый вид.

Она жила в деревне на краю леса с матерью и братом. Брат был таким же некрасивым, как и Ингильвар, но он, по крайней мере, не огорчался из-за этого. У него попросту не находилось времени на подобные глупости. Да мужчине ведь и не важно, как он выглядит, был бы крепким и работящим, и за такого любая пойдет.