Текст книги "Мой вечный странник"
Автор книги: Елена Свиридова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 19 страниц)
Елена Свиридова
Мой вечный странник
Часть первая
Лариса услышала из ванной звонок, быстро накинула полотенце, босиком бросилась к телефону, оставляя на полу мокрые следы. «Наверное, это Артем», – подумала она, хватая телефонную трубку. Но услышала незнакомый женский голос, который вежливо произнес:
– Я могу поговорить с Ларисой Сосновской?
– Я вас слушаю, – ответила Лариса разочарованно.
– Очень хорошо, что я вас застала! – продолжала женщина бодро. – Вы нам очень нужны. Меня зовут Наташа, я второй режиссер фильма «Замкнутый круг», мы хотим пригласить вас на студию…
Господи, Ларисе предлагали роль! Главную роль в фильме! Она от волнения стала ходить по комнате, поправляя рукой мокрое полотенце, а другой прижимая трубку к уху. Потом, придерживая трубку плечом, взяла сигарету, закурила, села в кресло.
– Вы могли бы подъехать к нам сегодня? – спросила Наташа.
– Да, конечно, – ответила Лариса, стараясь сдержать охватившую ее радость. – Я могу выехать через час. Если буду у вас в два, это не поздно?
– Замечательно. Я заказываю вам пропуск…
Положив трубку на стол, Лариса стала торопливо собираться. Она нервничала, снова закурила, быстро разворошила свой гардероб, никак не решаясь сделать выбор. Переодевшись в третий раз, оглядела себя в зеркале. Кажется, выглядела она совсем неплохо, стройную фигуру очень удачно облегали мягкие черные бархатные брюки и свитер, лицо сияло радостью и выглядело совсем молодым. Вряд ли кто-нибудь дал бы ей сейчас ее тридцать три года! В общем, она осталась довольна собой, хотя, конечно, можно было бы еще подправить прическу, поэкспериментировать с косметикой, но тут опять зазвонил телефон. Лариса бросилась к трубке и услышала голос Артема – такой родной, спокойный, веселый.
– Привет! Ну как ты там живешь без меня?
– Ты представляешь, – сказала Лариса взволнованно, – мне только что предложили роль! Я собираюсь на студию, прямо сейчас!
– Как замечательно! – обрадовался Артем. – Поздравляю тебя и желаю удачи.
– Нет, поздравлять еще рано, – вздохнула Лариса. – Ты знаешь, это столько раз уже было… Я так боюсь, что опять что-нибудь сорвется!
– Ничего не сорвется, я тебе обещаю, – сказал Артем уверенно. – А что ты сейчас делаешь?
– А ты догадайся! – засмеялась Лариса.
– Так… Вижу, ты стоишь перед зеркалом, в черном бархатном костюме… Ты потрясающе хороша!
– Господи, откуда ты знаешь, в чем я? – удивилась Лариса.
– Знаю потому, что все время думаю о тебе и научился видеть тебя на расстоянии, – сказал Артем. – Когда мне бывает трудно, я мысленно представляю тебя, и сразу все мои проблемы решаются. В общем, ты все время со мной, где бы я ни был…
– Когда же ты вернешься? – спросила Лариса дрогнувшим голосом.
– Ласенька, завтра я прилечу!
– Это правда? Я встречу тебя в аэропорту! – Она так ждала его и так боялась, что вдруг ему что-нибудь помешает, что он не прилетит…
– Может быть, не стоит? Самолет прилетает поздно. Я хотел вызвать шофера…
– Нет, я приеду сама! Это не обсуждается! – потребовала Лариса.
– Тогда, пожалуйста, не опаздывай, – засмеялся Артем.
– Не волнуйся, не опоздаю, – ответила она, с трудом сдерживаясь, чтобы не расплакаться от нахлынувших эмоций.
– С тобой все в порядке? – спросил он, как всегда улавливая тонким чутьем любую интонацию ее голоса.
– Все в порядке. Просто я соскучилась!
– Я тоже. Безумно. Боюсь, что при встрече с тобой окаменею или лишусь дара речи… Ты ведь будешь неотразима?
– Конечно. Я буду так неотразима, что не только ты, а все кругом и окаменеют, и лишатся дара речи.
– Это то, что надо. Ладно, родная, до встречи. Целую.
– И я тебя…
Лариса опустила трубку, случайно увидела в зеркале свое отражение. На ее лице застыла глупая улыбка, настолько глупая, что она расхохоталась.
На часах было уже без десяти час. Лариса бросила в сумочку ключи от машины и, на ходу застегивая плащ, побежала к лифту.
Над городом ярко светило весеннее солнце, на деревьях кое-где стали набухать почки, воздух казался каким-то особенным, прозрачным и свежим. На улицах, словно специально, было совсем немного машин, в общем, день был во всем замечательный, необыкновенный. Лариса ехала на студию в приподнятом настроении, иногда, останавливаясь у светофоров, мельком глядела на себя в водительское зеркальце, видела в нем возбужденный горящий взгляд серых глаз на чуть смугловатом красивом лице и улыбалась сама себе. Сейчас, когда все предвещало удачу, она старалась сдерживать охватившее ее волнение, старалась не думать о том, что ждет ее впереди, чтобы потом, если, не дай Бог, что-нибудь сорвется, не переживать слишком сильно. Нет, она никогда не считала себя неудачницей, знала, что не бездарна и не уродлива, просто не везло, не складывалось. Но в глубине души она всегда чувствовала и надеялась, что когда-нибудь придет и ее звездный час… И может быть, он придет именно сегодня, сейчас…
Размышляя таким образом и уговаривая сама себя, Лариса все равно не могла отвлечься от мыслей о предстоящей встрече. Подъезжая к «Мосфильму», она разволновалась настолько, что с трудом запарковала машину, чуть не задев бампером дверцу стоявшего рядом «Мерседеса». Было без десяти два. Выкурив последнюю сигарету, она заперла машину и направилась к проходной.
Через десять минут она сидела в небольшой комнате, на двери которой красовалась надпись: «Замкнутый круг», и разговаривала с режиссером. Это был худощавый мужчина средних лет, в кожаном пиджаке, с густой черной шевелюрой, кое-где тронутой сединой. Лариса никогда раньше его не встречала, но он сразу произвел на нее приятное впечатление.
– Скажу вам честно, я посмотрел уже нескольких актрис… и ни одна мне не понравилась! – Он простодушно улыбнулся. – И вдруг случайно увидел ваш фильм…
– Но это было так давно… – вздохнула Лариса.
– Да, лет восемь назад. Наташа раскопала его в архиве. Но, знаете, вы совсем не изменились, по-моему, даже стали лучше. – Он снова улыбнулся, в его улыбке сквозило почти нескрываемое восхищение. – Прочтите сценарий. На днях будут пробы, хотя в вашем случае, я думаю, это простая формальность… Сейчас, глядя на вас, я почти уверен, что именно вас буду снимать. Знаете, у меня чутье, я редко ошибаюсь. Мы вам позвоним. – Он встал, чтобы проводить ее до двери.
– Буду ждать! – радостно ответила Лариса, пожимая его протянутую руку.
Окрыленная, счастливая, положив в сумку сценарий, Лариса быстро шла по коридору «Мосфильма». Она проигрывала в памяти свой разговор с режиссером, стараясь понять, не упустила ли что-то важное. Кажется, нет… Конечно, она ему понравилась, он даже не старался скрыть это… Он оценил ее как актрису, разглядел в ней красивую женщину… Пока все складывается удачно, и лучше больше не думать об этом… Вдруг она увидела прямо перед собой высокую худую блондинку, которая как-то странно смотрела на нее. Лариса остановилась, с удивлением произнесла:
– Господи, Вика! Это ты?
Они учились вместе с первого курса, были близкими подругами… А потом Вика куда-то бесследно исчезла…
– Лялька! Неужели узнала? – растроганно воскликнула Вика.
– Ну интересно! Я еще не ослепла! – засмеялась Лариса.
Вика бросилась к ней, они обнялись.
– Вика! Сколько же лет мы не виделись! С ума сойти! – Лариса с радостным удивлением смотрела на подругу. – Я уж боялась, что совсем тебя потеряла!
– Ты так здорово выглядишь, – с печальным вздохом сказала Вика. – А я сильно изменилась, да?
– Ты просто похудела, тебе очень идет, – сказала Лариса, стараясь придать своему голосу как можно больше искренности.
– Да ладно, – горько вздохнула Вика. – Я-то знаю, что стала похожа на старую драную кошку!
– Ну и сравнение! – рассмеялась Лариса, а потом сказала уже серьезно: – Ты так внезапно исчезла, я и не знала, как тебя найти! Но сегодня день особенный! Судьба посылает мне подарки! Как здорово, что мы встретились именно сегодня! – Лариса с нежностью смотрела на подругу. – Как ты?
– Знаешь, было по-всякому… – Вика снова вздохнула. – Но теперь, кажется, все может измениться. Мне предложили роль…
– Как здорово! Поздравляю. Знаешь, и мне тоже.
– Вот это действительно здорово! Значит, у нас у обеих сегодня счастливый день! – воскликнула Вика. – Это надо отметить!
– Конечно! – весело отозвалась Лариса. – Хочешь, поедем ко мне?
– Сейчас не могу, меня ждет режиссер, – сказала Вика. – А мне так хочется поговорить с тобой! Может быть, я потом тебе позвоню?
– Слушай, знаешь что – беги к своему режиссеру, а я тебя подожду, если это не очень долго.
– А ты не сильно спешишь?
– Да у меня полно времени! Я буду в машине у проходной, такая небольшая вишневая иномарка, «Форд-Эскорт», номер 242!
– Ладно, найду! – Вика побежала по коридору, махнув Ларисе рукой. – Думаю, полчаса, не больше!
– Удачи тебе! – крикнула ей вслед Лариса.
Она вышла на улицу в каком-то странном состоянии. Она думала о том, что сегодня и правда удивительный день, какой-то совсем особенный… Звонок со студии, разговор с Артемом, а теперь – встреча с Викой… Неожиданная встреча с подругой, которую Лариса не видела много лет… Когда-то они были очень близки, переживали вместе и радости, и неудачи… Конечно, Вика изменилась, наверное, ей тяжело достались прошедшие годы… Лариса помнила ее веселой, остроумной, смешливой, вечно затевающей всякие авантюры… Сейчас казалось, что это было так давно, но, разговаривая с ней несколько минут назад, Лариса словно прикоснулась к своему прошлому, дремавшему где-то в глубинах памяти.
Она села в машину, открыла окно, закурила, задумалась… И тотчас воспоминания пришли сами собой, замелькали перед глазами слегка подернутые дымкой цветные картинки, как кадры в старом кино, зазвучали неясные голоса, среди которых отчетливо слышался и звук ее собственного голоса, странный, далекий, слегка приглушенный и постепенно набиравший силу…
… Я училась в театральном, на актерском факультете, на последнем курсе. Мы готовили дипломный спектакль, репетировали чеховского «Лешего». Не знаю, почему мастер выбрал именно эту пьесу, может быть, потому, что она не была, как говорится, на слуху, не так известна и заиграна, как, например, «Чайка» или «Три сестры»… Я играла Елену Андреевну, жену капризного, вздорного старого профессора Серебрякова. Мне хотелось играть Соню, его дочь, она больше подходила мне по характеру – своенравная, независимая, гордая, не то что эта унылая размазня профессорша! Но Соню дали Сашке, а не мне, может быть, именно потому, что Саша была на нее совсем не похожа? А Вика – веселая, смешливая в жизни, с блеском играла добропорядочную, хозяйственную и приземленную Юлю. Казалось, эта роль совсем не для нее, но Вика сумела из второстепенной характерной роли довольно ограниченной девушки сделать настоящую героиню! У нее был настолько яркий талант, настолько выразительный темперамент, что своей игрой она увлекала нас всех.
– Вы должны уметь перевоплощаться, а не только играть самих себя! – твердили нам на каждой репетиции.
И мы стремились перевоплощаться до неузнаваемости. Мы репетировали каждый день, часто без выходных, уходили из института в десять, а то и в одиннадцать вечера, падая от усталости, и так изо дня в день. По уши влюбленный в Вику Пашка Рубцов с музыкального отделения терпеливо дожидался ее под дверью, чтобы проводить домой, и так же терпеливо сносил наши постоянные насмешки. Правда, издевались мы над ним без злости, в душе симпатизируя ему. Он был с виду невзрачный парень, но с удивительным голосом, и именно его голос, намертво покоривший весь наш курс, в конце концов лишил покоя и Вику. Это можно было понять…
Моя Елена Андреевна шла туго, я никак не могла найти свой рисунок роли, а то, что меня заставляли делать, получалось совсем плохо. Во всем этом была какая-то горькая ирония судьбы. Совсем недавно я сама была влюблена в нашего профессора философии, очарованная его красноречием и благородной сединой на висках. На лекциях у него я сидела затаив дыхание и очень боялась, чтобы кто-нибудь вдруг не заметил мой восторженный взгляд. Но заметил это, видно, он сам… Однажды совершенно случайно мы столкнулись у выхода, вместе вышли из института и по дороге к метро разговаривали, как добрые старые друзья. Ему было очень приятно, что его предмет вызывает у меня такой живой интерес. И теперь, когда он сам обратил на меня внимание, я в душе трепетала от счастья и готова была идти за ним хоть на край света! Но разве могла я признаться, что интересует меня не столько его предмет, сколько он сам! В своем воображении я рисовала романтические картины нашей бурной взаимной любви, но на деле вела себя так, как застенчивая барышня из женского пансиона. Он казался мне таким необычайно тонким и умным, таким решительным и бесстрашным, таким благородным, возвышенным, недосягаемым! С того дня мы стали встречаться не только в институте, мы гуляли вместе по улицам, заходили в какие-то кафе… Господи, с ним можно было часами разговаривать, точнее, слушать его… Однажды он пригласил меня в театр, а после спектакля предложил зайти к нему выпить чашку кофе. Конечно, я согласилась! Он жил в самом центре, мы быстро дошли пешком до его дома, а когда оказались в квартире, я от волнения не могла произнести ни слова! Здесь все было удивительно – высокие потолки, темная благородная мебель, какие-то старинные предметы из бронзы и керамики, стеллажи, сплошь уставленные книгами… Это был совсем другой мир, словно воплощавший в себе древнюю культуру и мудрость. А потом, даже не знаю, как это получилось, в общем, в эту ночь я осталась у него. Мы были вдвоем, только вдвоем, тайно от всех, и все время, которое мы вместе были, оно было только наше. Я знала, что он женат, но жена его где-то то ли в другом городе жила, то ли за границей… Во всяком случае, он никогда ничего о ней прямо не говорил, вроде ее и вообще не существовало, и я его ни о чем не спрашивала… В общем, я осталась у него в квартире ночевать в первый и единственный раз! Утром мы вместе вышли из квартиры, дошли до метро, вместе в вагон входим, сели рядом… Я такая счастливая! И вдруг он вскакивает с места, словно меня и нет, и пересаживается на сиденье напротив к какой-то бабе! Я сначала не поняла ничего, смотрю на него, а он вроде меня не видит и вообще не знает! Я подумала – неужто жена его случайно в вагоне этом оказалась? А баба какая-то на вид невзрачная… Остановку они так вместе проехали, она пошла к выходу, он за ней, и гляжу – выходят вместе! Меня и в жар, и в холод, кажется, умру сейчас на месте от обиды, от стыда! И все как будто смотрят на меня, то ли с сочувствием, то ли с издевкой! Я остановку проехала, выхожу на негнущихся ногах, ничего перед собой не вижу… И вдруг – он навстречу! Я смотрю и сказать ничего не могу. Иду мимо. Он меня за руку хватает. И начинает объяснять, что, мол, встретил старую знакомую, вышел с ней, а потом в другой вагон сел. Так уж получилось. И так говорит, словно ничего и не произошло. Смотрит на меня удивленно – что это, мол, ты такая странная? Что, собственно, случилось? Я ничего сказать не смогла, разве объяснишь, если сам не понял, что только что предал меня? Руку вырвала, молча побежала по платформе, а сама реву, слезы сдержать не могу. Выскочила из метро, бросилась в какую-то машину, прошу – везите поскорей. На этом закончился мой роман.
Поначалу мне было очень скверно. Я так страдала, что стала по-настоящему сохнуть, на занятиях почти ничего не шло мне в голову. Тогда меня чуть из института не выгнали, потому что я так учебу запустила, что одни хвосты были… В институте встречаю его, молча киваю издалека. Он отвечает тем же, но я чувствую, что его заедает. Подошел однажды в коридоре, стал отношения выяснять. А я ему – выяснять нечего, не было никаких отношений! Он побледнел, с грустью посмотрел на меня, а я повернулась и пошла. И с тех пор – только на «вы», вежливо, холодно, издалека. Такой вот у меня дурацкий максимализм, не могу простить предательство. Я так гордилась и восхищалась им, а он оказался трусом, к тому же еще и бесчувственным. Это было не просто разочарование, не просто удар по самолюбию! Это было крушение идеала, мне казалось, что рушится мир. А когда прошло какое-то время, я вдруг взглянула на него совсем по-другому и поняла, что он на самом деле ничуть не лучше профессора Серебрякова, что он, выражаясь языком другого чеховского персонажа, Войницкого, жует чужие мысли о всяком вздоре, пишет о том, что умным давно известно, а глупым неинтересно, а значит, переливает из пустого в порожнее. Но я, наивная провинциальная девчонка, воспринимала все его заумные высказывания как откровения и просто попалась в ловушку собственной романтической глупости! Сама все напридумывала! Мне даже его жалко стало, он, наверное, тоже по-своему переживал, но теперь это уже не имело значения, потому что прошла безумная моя любовь, оставив печальный след в душе и, выражаясь его же языком, ощущение пепла во рту. Но вскоре я сумела перевести собственный печальный опыт на сцену, и с этого момента роль профессорши неожиданно пошла у меня и я стала на репетициях поражать и педагогов, и сокурсников своей совершенно неожиданной интерпретацией этой роли.
Кроме «Лешего», мы должны были еще сделать «капустник». Мне и трем моим подругам – Вике, Женьке и Саше – как раз и поручили сочинить для него сценарий. «Капустник» этот надо было показать Восьмого марта, в женский день, поэтому в его основе должна была находиться какая-то сугубо женская идея, смешно обыгранная. Не знаю, что именно надо было изобрести, но вокруг кипели политические страсти, и нам, видимо, тоже нельзя было без этого обойтись. Мы решили сочинить что-то вроде пародии на женскую эмансипацию. Времени свободного совершенно не было, и мы смогли собраться только тридцать первого декабря, под самый Новый год. Для артистов не существует праздников в том смысле, как для обычных людей. Мы репетируем каждое воскресенье, по субботам нам устраивают прогоны со зрителем, а к спектаклю Восьмого марта мы готовимся в новогоднюю ночь, такая вот у нас жизнь. Итак, собрались мы с девчонками под Новый год сочинять этот самый «капустник», сидим в моей однокомнатной, в Орехове-Борисове, я ее снимаю уже год, совсем недорого, и это по нашим временам – огромное везение.
– Мы сидим уже два часа, и ничего не идет в голову! – вздохнула Вика. – Совсем времени не остается, не знаю, что будем делать!
– Ну вот, и водка кончилась! – воскликнула Женька, перевернув пустую бутылку.
– Что, и выпить больше нечего? – с тоской спросила Сашка.
– Это еще не самое страшное, – усмехнулась Вика. – По-моему, сигареты тоже кончились.
– Что будем делать, а, девчонки? – Сашка встала и, чуть пошатываясь, пошла к книжной полке. – Ларка, неужели у тебя нигде нычки нет?
– Может, и есть, – сказала я, – но надолго все равно не хватит!
– Ладно, раз такое дело, давайте гадать! – заявила Женька.
– На что гадать? – спросила я. – На «капустник»?
– Да при чем здесь «капустник»! Гадают на любовь!
– Да какая, к черту, любовь! – возмутилась я. – Мы собрались работать!
– Надоело все! Спектакли эти дурацкие, «капустники»! Хочу крутого мужика, чтоб на «Мерседесе» ездил и чтобы полный карман денег! – с отчаянием произнесла Вика.
– А ты что будешь делать? Сидеть с ним в «Мерседесе» и деньги пересчитывать? – ехидно спросила Сашка.
– Нет, я буду в театре играть, бесплатно, что захочу.
– Думаешь, так тебе и дадут?
– Ничего я не думаю! Хочу нормально жить, и плевать на их паршивую зарплату, и не побираться, и квартиры чужие не мыть за гроши! И найду такого, вот увидишь!
– А как же твой Пашка? – вдруг удивилась Женька.
– Никак! Козел он, и все. Опять нажрался, как последняя сволочь, я его послала! Жек, оставь покурить!
– Ты его уже раз пятьдесят посылала, – Женька затянулась сигаретой и передала Вике.
– На этот раз – все! Я так решила!
– И с кем же ты будешь Новый год встречать?
– Ни с кем! Лучше одной, чем с этой пьяной рожей!
– Слушай, Вика, поехали с нами, – предложила Женька, – к Юрке на дачу. Там камин, телек, даже сортир теплый.
– Да вы там все парами, при чем тут я!
– Найдем тебе кого-нибудь! – успокоила ее Женька. – Там знаешь какие ребята!
– Может, и правда поехать… – задумчиво сказала Вика. – Просто так, за компанию… Хотя, если честно, у меня после Пашки такая оскомина, что вряд ли с кем-то что-нибудь получится…
– Трахаться – это не главное, – вдруг произнесла Сашка. – Мы все-таки творческие люди, а не вокзальные шлюхи!
Вика вспыхнула, Женька фыркнула, а я посмотрела на Сашку уничтожающим взглядом и сказала с иронией:
– Да, изречение, достойное самого Сократа!
– Скорее уж нашего профессора философии господина Муравского, – усмехнулась Женька.
О Господи, на этот раз покраснела я! Это был нечаянный удар ниже пояса, но Женька ничего не знала! Разве могла бы иначе она сказать при мне такое? О моем тайном романе, закончившемся печально и бесславно, знала только Вика, но не могла же она разболтать! Но как бы там ни было, именно Вика теперь пришла мне на помощь.
– Шлюхам лучше, чем нам, – сказала она небрежно. – Им больше платят!
– Да что ты все про деньги! – возмутилась Женька. – Сашка права, мы люди творческие! И давайте работать, действительно, а то совсем мозги высохнут. Лялька, ты кинь сюжетец, а мы попробуем его раскрутить. У тебя ведь всегда с фантазией было здорово!
– Тогда перестаньте болтать и дайте сосредоточиться. А то от вашего трепа вообще ничего в голову не идет.
– Все. Тишина! – Женька приложила палец к губам. – Пока наш гений творит, пойду стрелять сигареты…
– Стой! – Я вдруг вскочила с дивана, словно меня вытолкнуло пружиной. – Прямо для нас! Слушайте! Я вот что придумала!
Девчонки с любопытством уставились на меня.
– Уже? – удивилась Женька, остановившись у двери.
– А чего тянуть? В общем, жила-была Баба Яга, в лесу, как и положено. Служила не тужила, людей пугала, детей воровала, всяких лохов поедала. Гульнуть, выпить, с мужиками пофлиртовать любила. Да вдруг видит – старость пришла. Лет ей уже за тыщу перевалило. Вот легла она на печку и затосковала. Что теперь делать, как жить дальше?
– Прямо как мы! – хохотнула Женька.
– Ты погоди, то ли еще будет! А тут к ней молодой Лешачок заглянул. Она давай ему глазки строить, а он только плечами пожимает, взгляд отводит. И говорит: «Пора тебе, матушка, о пенсии подумать!» – «Ты чего, рехнулся, парень?!» – рассердилась Яга. «Да я не рехнулся. Меня к тебе курьером послали. Вот письмо. Постановление Лессовета, все как положено, с печатью». Прочитала Яга это письмо, и совсем ее тоска взяла. «Да что ж они пишут, сволочи!» – «Ты не ругайся, – сказал Лешачок. – Тебе небось за тыщу перевалило. Толку от тебя никакого. Можно сказать, ты теперь, евто, балласт на теле государства. Коль уйдешь подобру-поздорову, проводим с почетом, пенсию дадим персональную, льготы кое-какие сохраним. А упираться будешь – на себя пеняй!»
Вика тихонько хмыкнула, Женька захохотала в голос, а у Сашки аж слезы на глазах проступили.
– Ты где это взяла? – спросила она, зажимая рот.
– Да только сейчас придумала!
– Ну ты даешь! И по Лешему проехалась! Это здорово! – воскликнула Вика. – Что там дальше?
– А дальше Яга осталась одна. Ушел Лешачок, так ей и не удалось его соблазнить. И совсем ей стало хреново. Выходит, она теперь еще и не баба, а так, хлам бесполый. Куда деваться, пенсии у нас известно какие… В общем, тяпнула она стопку, потом другую и дочерей своих свистнула.
– Ну, атас! – покатилась Женька. – У нее еще и дочки!
– Конечно. Эти явились, три девки. Одна другой краше. Разряженные, напомаженные, зевают, почесываются, на мать глядят. А она им и говорит примерно так: «Вы, дочки мои любезные – Марья Горынычна, Глафира Кощеевна и Наталья Ивановна, – последняя мне надежда и опора. Ухожу на заслуженный отдых, придется теперь вам работать! Вот и решайте, которая на мое место пойдет!»
– Ну и Яга у тебя! – хмыкнула Женька.
– По-моему – что надо! – заявила Вика. – Ни в чем себе не отказывала! Пожила, можно сказать, в свое удовольствие. Я тоже так хочу!
– А потом что? – задумчиво произнесла Сашка. – Сидеть на старости у разбитого корыта? Нет, так я не хочу! И вообще, девки, я, между прочим, сразу после Нового года замуж выхожу!
– Да ты чего гонишь? – возмутилась Женька.
– Ничего не гоню. Мы уже заявление подали.
– За Мишку, что ли? – спросила Женька.
– Может, и за Мишку…
– Может, и за мышку, может, и за Машку… – передразнила я.
– Не хами, Лариса! А то на свадьбу не приглашу!
– Подумаешь, напугала ежа… Тоже мне радость – замуж! Кастрюли, авоськи, потом – пеленки…
– Что за глупость? – обиделась Сашка. – У нас современные свободные отношения. Я творческая личность, а не какая-нибудь там клуша-домохозяйка.
– Вот как поженитесь, он тебя пару раз отлупит по твоей творческой личности, запрет на замок, и ты, как Ларкина Яга, будешь рыдать о былых временах! – разошлась Вика.
– Да что вы вредничаете? – Сашка вскочила, стала одеваться. – Психованные стали, сказать ничего нельзя!
– Это мы от зависти, – улыбнулась Женька. – Не бери в голову.
– Ларка, ну что там дальше у тебя? Про Ягу и дочек? Давай рассказывай! – потребовала Вика. – Нечего отвлекаться на личные темы!
– Ну что может быть с такими дочками? Ты сама подумай! Орать начали: «Не хотим работать, мы все ж царевны, и не пристало нам трудиться!» Ну, мамашка им из фляги заветной плеснула, они разомлели и снова на печку собрались. Она тут посохом замахнулась, дочки живо проснулись. «Ишь, царевны нашлись! Из вас и ведьмы-то никудышные, привыкли на халяву, а теперь хватит! Работать не желаете – валите отсюда! Я вас на трудовую пенсию держать на шее не собираюсь!» – «А куда ж это нам идти?» – заплакали дочки. «А куда хотите! И чтоб без денег не возвращались!»
Делать нечего, побрели дочки из родной избы, из лесу, где родились и выросли, и стали думать, что им теперь делать!
– Здорово, – сказала Вика. – Вот и нам думать надо, как жить дальше! Через полгода выпихнут нас из института, и куда мы пойдем? Обивать пороги театров? Ах, возьмите нас, мы такие талантливые! Хотите – споем, хотите – спляшем! Можем погадать, можем наколдовать…
– Думаю, нам тоже, как этим дочкам, надо отправиться по белому свету искать себе работу! – сказала Женька проникновенным голосом.
– А я бы к папашам заявилась, у тех небось большие связи и сами с голоду не помирают, – сказала Вика. – Что Горыныч, что Кощей, что Иван-царевич.
– А я бы пошла по белому свету искать себе жениха, самого распрекрасного и разлюбезного… – сказала Сашка.
– И нашла бы нищего без квартиры, без работы… – протянула Женька.
– Зато знаешь какого мужика! Ты бы от зависти засохла! – парировала Сашка.
– Да ты уж нашла, – засмеялась Вика. – Какой он мужик – тебе видней. Я лично не знаю, не пробовала. Но как ты с ним жить будешь и где… Нет, понять не могу…
– Да ты и не поймешь! Тебе не нужна любовь! Одна корысть!
– Дура ты, Сашка, ей-Богу! – Женька обняла ее за плечи. – Мы правда тебе завидуем, только виду не показываем. Должна понимать, в конце концов. И на свадьбу нас пригласишь, никуда не денешься! Только это потом! Ладно? Тут такой материал! Лялька, ты просто гений! Тут ведь всем есть что играть! Ты давай сочиняй дальше! Такие роли!
– А кто ж Ягой будет? – смущенно спросила Вика.
– Да хоть я! Это я – мудрая, старая, вредная, хочу, чтобы все на меня работали! Вот я вас и посылаю из лесу ко всем чертям! Топайте в город, ищите хоть работу, хоть женихов! А я пока отдохну в одиночестве, точнее – наедине со своей гениальностью!..
– Ишь, как ты все ловко повернула! – засмеялась Вика.
В это время под окном раздались громкие гудки.
– Все! Бежим! Эти ребята ждать не любят! – Женька схватила куртку и стала быстро одеваться. – Ляль, а может, и ты с нами? Чего тебе тут одной сидеть?
– Нет, я решила, и все! – бодро ответила я.
– Да она не одна, у нее небось тут Домовой по ночам бродит, а на люди не показывается! – съехидничала Сашка.
– А не на люди? Он как, ночью к тебе в койку забирается? – произнесла Вика с невинным видом.
– Да если она Баба Яга, то ей с Домовым самый кайф! – Сашка тоже оделась. – Ладно, я тоже пойду, мне еще добираться…
– Можем подбросить, если не боишься, – предложила Женька.
– Чего бояться? – произнесла Сашка с вызывающим видом, оглядывая себя в зеркало.
Женька распахнула дверь.
– Ладно, подруга, сочиняй! Завтра созвонимся, как проспимся! Чао! – Она чмокнула меня в щеку, выпорхнула за дверь, а за ней и девчонки.
Во дворе взревели мотоциклетные моторы, и наступила тишина. И я уже пожалела, что не поехала с ними, но было поздно. И потом, дурацкая моя гордыня не позволяла мне отменять собственные решения. Раз сказала, что буду одна и буду работать, так и будет. Но работать почему-то совершенно не хотелось. Так лихо придуманный мной всего за несколько минут гениальный сюжет вдруг перестал меня увлекать. Я представила, как все сидят нарядные, у разукрашенных елок, пьют шампанское, и гадкая постыдная зависть прогрызла дыру в моей самоуверенности. Вдруг стало нестерпимо тоскливо, хоть волком вой. Я разозлилась на себя. И что это я вообще сопли распустила? До Нового года осталось всего четыре с половиной часа, а я еще ни строчки не написала! Нет, так дело не пойдет! Если я проведу за работой новогоднюю ночь, может быть, это и правда принесет мне удачу… К черту всякие переживания! Я решительно схватила чистый лист бумаги, вставила в старую разбитую пишущую машинку и вдруг задумалась. На словах оно всегда не так получается, как на бумаге. Не знаю, может, у чистого листа есть свои какие-то скрытые законы, о которых я еще не знаю… Но почему-то то, что так легко говорится, пишется ужасно мучительно… Все-таки я актриса, а не писательница. Мне легко хохмить под настроение, сочинять всякие лихие образы, а писать – это совсем другое… Я и раньше пробовала, но, как берешься за что-то такое, никогда не знаешь, с чего начать, как начать. Самое трудное, наверное, первую фразу придумать. А ведь когда девчонкам рассказывала, так все здорово получалось… Как же это начать?.. Жила-была Баба Яга в дремучем лесу, в старой избушке на курьих ножках, и было у нее три дочки… Нет, это ерунда какая-то, надо сразу делать пьесу, определить действующих лиц и потом – диалоги, ремарки. Мы же сотни этих пьес читали, роли зубрили, репетировали… В конце концов, эти пьесы сочиняли такие же люди и наверняка тоже мучились, и от нищенства, и от несчастной любви, и просто от поганого настроения… Итак, Баба Яга сидит одна в своей захламленной избе, курит трубку, читает какой-нибудь детектив. Вдруг раздается телефонный звонок. Она берет трубку: «Баба Яга у телефона. Кто говорит?» – «Леший Волков из Лессовета. Я уполномочен встретиться с вами и передать официальный документ».
