Текст книги "Цветник бабушки Корицы"

Автор книги: Елена Соловьева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)

ГЛАВА 29

в которой де Сюр знакомится с Росянкой

Пока в квартире Корицы мирно ужинали, обмениваясь новостями, де Сюр сидел в кабинете Франкенштейн, который теперь напоминал сооруженный на скорую руку офис. Режиссер полировал специальной щеточкой ногти и задумчиво рассматривал сложенную в кресле Нашу Лилечку. Время от времени, будто сравнивая копию и оригинал, он переводил взгляд с директрисы на плакат, украшающий стену. Там, сияя улыбками, Лилия Филадельфовна и Афелия Блюм, обе в черных очках, с двух сторон поддерживали горшок с Большим Афелиумом. Де Сюр готов был поклясться – тем самым, который теперь красовался на сцене во время кастингов. Казалось, он узнал бы это растение из тысячи – будто оно имело собственную физиономию. Внизу плаката шла крупная надпись: «Союз цветов и театра, что может быть лучше!»

– Нечисто тут дело! – пробубнил де Сюр и, неосознанно копируя Блюм, поправил бейсболку на голове Старушки Франкенштейн. – Как бы мне в твоем положении не оказаться, коллега.

Он еще раз бросил взгляд на изображение Блондинки – и оторопел. Потом выронил щеточку, принялся тереть глаза, плевать через левое плечо. В конце концов выбрался из кресла и пересел на стул в противоположном углу. Еще бы: на какую-то долю секунды вместо лица Афелии он явственно различил на плакате лицо своей матери. А ведь старуху боялись даже те, кто приходил к ней за помощью. «Не меня они боятся, – ухмылялась она, когда очередной клиент, наслав порчу на друга или недруга, поспешно скрывался за дверью, – а того зла, которое в них самих живет, а здесь наружу выскакивает. Как черт из табакерки. Торгуй миражами, сынок, и всегда будешь сыт!» Обычно после этого мамаша награждала малолетнего отпрыска увесистым подзатыльником. Потому что всем и всегда была недовольна. А однажды…

Но тут, прервав воспоминания де Сюра, в кабинет, гремя каблуками, ворвалась Афелия Блюм.

– Чего расселся? – прокричала она с порога. – У нас появился враг, а он сидит! Когда исчезли папки из сейфа, я подумала – случайность. Но теперь… Киоски разгромлены по всему городу, десятки растений погибли! Костюмершу похитили – а ведь она должна была стать главной жертвой!..

Отдышавшись и откричавшись, Афелия заговорила спокойнее:

– Что творится, а? Эдак можно и до спектакля не дотянуть. Ладно еще кастинги идут бойко, и той энергии, которую мы скачиваем с идиотов-зрителей, нам худо-бедно хватает. Бросай свои пилочки-зеркальца, больше меня про внешность думаешь. Пойдем, пора тебя кое с кем познакомить. А может, и «кое с чем». Не знаю, как лучше сказать. Только возьми вот это, иначе я за твою жизнь не ручаюсь.

Она достала из сумки темные очки. «Ничего фасончик», – машинально отметил про себя режиссер и всю дорогу, пока шли длинными коридорами, размышлял о том, что вот и по поводу внешности Блюм укоряет его как покойная (слава тебе Господи, что покойная) мамаша. Однако стоило Афелии распахнуть дверь С-3, все мысли из тщательно причесанной головы де Сюра просто вышибло. Второй раз за этот малоприятный день. Он судорожно принялся искать платок и тут же зажал им свой нос. Почудилось, что в темноте бывшего художественного цеха растеклось зловонное болото, в центре которого пыхтело и ворочалось странное нечто. Пахло зверем. Едва успел де Сюр подумать, что так вонять может только в вольере, где все обгажено слизью и чешуей крупной рептилии, как ощущения его стали стремительно меняться.

Сперва повеяло чем-то приятным, потом и вовсе – С-3 затопил аромат обожаемого режиссером французского парфюма. В следующую минуту де Сюр сообразил, что буквально в двух шагах от него стоит стол, а на столе – элегантный кейс с откинутой крышкой, доверху заполненный – воистину райское зрелище! – аккуратными пачками банкнот, уложенных в ровные ряды. От пачек исходило магнетическое зеленоватое свечение. Да что там свечение – сияние! Режиссер сглотнул и подался вперед.

– Говорила же, надень очки! – Блюм впилась ногтями напарнику в руку.

Де Сюр нехотя послушался, опасаясь спугнуть прелестное видение. И оказался прав. Как только глаза оказались за защитными стеклами, тотчас вернулся гадкий запах, а вожделенный чемодан исчез. Виски у де Сюра немедленно взмокли. Еще бы – теперь на него пялилось настоящее чудовище! Из небольшого болотца в центре комнаты поднималось сразу три отростка. Тот, что торчал посередине, был значительно короче и толще остальных, его венчал кожистый мяч-глаз, вылупивший черную смородину зрачка. Второй – длинное и гибкое щупальце – заканчивался пастью на манер граммофонной трубы, обрамленной по периметру жерла бесчисленными мясистыми лепестками. На конце третьего отростка вызревала почка размером с небольшой автомобиль, которая то и дело взрывалась с разных концов струйками золотистой пыльцы. Пыльца оседала по стенам и потолку гроздьями лягушачьей икры, и де Сюр наконец-то понял, откуда в таком количестве берутся светлячки мадам.

– Вот, – с гордостью сказала Блюм, – если Афелиум – наш король, Цветок-солнце, то здесь ты видишь Росянку, его верную слугу. Росянка – наша фабрика-кухня, последнее звено всей энергетической цепи. Она перегоняет сырую энергию зрителей в тот вид материи, которым я распоряжаюсь по своему усмотрению. В свою очередь я вкладываю все новые средства и силы в привлечение доноров. Круговорот еды в природе. При этом каждый решает свою задачу. Корни Росянки простым глазом не увидеть, они… как это… не совсем материальны, но стены зала, пол, потолок оплетены тончайшей и чувствительной сетью. Зрителей выкачивает на раз.

– Теперь ясно, – де Сюр снова прикрыл нос платком, – отчего народ в городе болезни косят. Люди просто обессилены и открыты любым вирусам. А нам не повредит?

– Нам – нет! – Афелия ловко выхватила из дрейфующего мимо облачка пыльцы один огонек. Тот затрепыхался у нее в когтях, как пойманная рыбка.

– Вот этот светлячок, Адениум, корпускула чистой энергии! Универсальная сила, которая подчиняется всем моим командам! Но двигаться они могут только в определенной среде: либо в темноте, либо при искусственном освещении. Это раз. А два – светляки абсолютно тупые! Выполняют только приказы. На самостоятельные действия не рассчитаны.

– В какой-то степени даже хорошо! – пожав плечами, прогундосил режиссер: он по-прежнему зажимал нос.

– Да, но не постоянно! – начала раздражаться Афелия. – А вообще Росянка по своей природе не паразит, она – хищник. Может питаться не только «снятой» энергией, но и свежатинку употребить. Вот скажи, что ты увидел, когда чуть не бегом кинулся в ее раскрытую пасть?

– Чемодан с деньгами, – буркнул де Сюр, косясь на самое подвижное щупальце Росянки, кончающееся пастью. – Надо же, пакость какая!

– Остынь, Адениум, – посоветовала мадам. – Она ведь все понимает и, когда охотится самостоятельно, за считаные секунды сканирует клиента, после чего выдает самый соблазнительный для него образ. Каждый видит то, что хочет видеть. Росянка ловит простачков на их же собственные фантазии, как бабочек на огонь. В каком-то смысле она твоя коллега – тоже Мастер воплощения фантазий! Да еще какой! Способна без всякого шума превратить человека, собаку, кошку или птичку в светящуюся пыльцу, сгустками которой мы можем управлять на свое усмотрение. Но чтобы заставить Росянку служить, нужно замкнуть ее на себя.

– И как вам это удалось?

– Всего ничего, – Афелия усмехнулась. – Несколько граммов живой плоти. Я пожертвовала мизинцами, правда, на ногах. Давай-ка протиснемся дальше. Пропусти нас! – приказала она монстру.

Росянка сомкнула кожистые веки – глаз-смородина исчез, захлопнулась и пасть. В глубине С-3, за Змеем Горынычем, как окрестил поганый цветок-существо де Сюр, на том же столе, где недавно лежала бездыханная Франкенштейн, теперь колосилась в длинном ящике рассада афелиума. Крысиные хвостики метелок искрились как бенгальские огни.

– Они тоже подпитываются энергией, перекачанной из зала, – пояснила Афелия, – здесь мой питомник, корни и семена, моя «Мастерская мечты»! А теперь пойдем в кабинет, я тебе еще кое-что объясню…

ГЛАВА 30

где режиссер узнает еще кое-что

Выбравшись из цеха-вольеры, де Сюр заметно повеселел, несмотря на смертельную бледность, покрывшую его щечки. Он все продолжал подносить к лицу надушенный платок, так как, по чести сказать, совершенно не переносил дурных запахов. Он считал себя большим эстетом, Адениум де Сюр, и больше всего на свете хотел забыть, чем порой воняло на кухне его матери, когда та готовила «снадобье» для очередного клиента.

В кабинете режиссер с облегчением вздохнул, оглядывая свое рабочее место, напичканное самой современной техникой. А мадам, усевшись около большого монитора, продолжила лекцию:

– Теперь, когда мы ежедневно проводим кастинги, и силы у нас достаточно, я наделила определенной долей энергии все изображения афелиума. На афишах, билбордах, значках… Даже наклейки. Не говоря уже о рекламных роликах или живых растениях, которые горожане притащили в свои дома. «Частица цветка есть в каждом!» Это не просто слоган, как ты выражаешься. Это часть моей мечты, ставшая реальностью! Мы проникаем в их дома, головы, сердца. В спальни их детей, в их ящики для игрушек. Смотри!

Она пошевелила курсор. На мониторе возникла карта города, густо усеянная светящимися точками.

– Огоньки ты видишь всюду, где есть хоть что-то, связанное с афелиумом: живой цветок или его изображение. Там, где горит огонек, – по сути, стоит наш радар, который абсолютно точно диагностирует энергетическую ситуацию вокруг…

Повторяю для особо одаренных, – продолжила она, уловив на лице де Сюра тень непонимания. – Вот висит рекламный щит. На нем изображен афелиум. Идиоты вроде тебя полагают, что перед ними простая картинка. На самом деле это не просто картинка, а излучатель любви к афелиуму. Глядя на нее, они уже заражаются нашим вирусом! Потому что любовь – тоже болезнь. Постепенно искать изображение цветка станет их привычкой, потом – рефлексом! Со временем они будут хотеть только его, любить только его, они лишатся воли! Помнишь сказку про Снежную королеву? Про эту замороженную индюшку? Там тролли разбили Волшебное зеркало, и каждый, кому попадал в глаз осколок, начинал видеть мир в искаженном свете. А если точнее, то не в искаженном, а так, как нужно было колдуну, который соорудил зеркало. Мы добиваемся того же: если людишки будут видеть окружающее так, как мы захотим, они будут делать то, что мы захотим. Это – власть! Власть через любовь, потому что мы захватим их фантазии. А уж что послужит осколками, засорившими им глаза, – не так важно. По ряду причин я выбрала афелиум! Теперь это наш вирус-агент, наш лазутчик! Ты только представь, как прекрасен будет мир, населенный одним афелиумом! Красота того, что нас окружает, – вовсе не в многообразии. Пестро, шумно, хлопотно, у каждого в голове свое! Тысячи фантазий, тысячи идеалов красоты. Разве это справедливо? Но вернемся к рекламному щиту, – вдруг одернула сама себя Афелия. – Думаешь, он просто висит? Три раза «ха-ха»! Он просвечивает как рентгеном все дома в округе, и, если в радиусе нескольких километров есть человек, которому афелиум почему-то не нравится, информация о нем немедленно оказывается у нас. Видишь, кое-где точки отливают красным? Это – сигнал угрозы.

Афелия покрутила колесико настройки, курсор остановился на пульсирующем багровым цветом огоньке. Картинка начала укрупняться, стали различимы названия улиц, номера домов, и, наконец, появилось изображение уютной комнаты, где женщина крупных форм поливала большой и какой-то по-человечески важный на вид кактус.

– Ну вот, нашли предательницу! – Афелия криво усмехнулась. – Павлина Сергеевна Шишкина, пенсионерка, проживает по адресу улица Трамвайная, дом пять, квартира пять. Среди соседей известна как тетя Паша, она же Старшая по подъезду. Считает афелиум растением вредным и некрасивым. Испытывает к нему ничем не объяснимое недоверие. Горшок с цветком, который с кастинга принесла внучка, выкинула в мусоропровод. Таких, дорогой Адениум, после нашего спектакля мы всех изловим и отправим на принудительное лечение. Мы их исправим, обязательно исправим…

Но де Сюр, глядя на Павлину Сергеевну, задумался о своем и совсем не слышал Блондинку. Ему опять показалось, что не тетя Паша, а его мать бродит в нелепых тапочках-собачках по квартире, которую показывал монитор. Тем более что фигурами пожилые женщины были на удивление схожи. «Неладно дело, неладно, – билось у режиссера в мозгу. – Когда старуха начинает мерещиться мне слишком часто – быть беде». И хорошо знакомый с детства страх опять обволакивал его душу, выползая из самых потаенных уголков сознания.

– А тут у нас что? – вернул его к реальности истеричный возглас Афелии. – Огромная красная клякса в том же доме, где эта… с кактусом! Улица Трамвайная, дом пять, квартира девять. И проживает здесь, точнее, проживала… Не поверишь, де Сюр!.. Наша пропавшая костюмерша!..

Мадам принялась ожесточенно крутить колесико настройки, потом подняла мышку, внимательно осмотрела и в сердцах, со всего размаху трахнула об стол.

Полетели искры, де Сюр испуганно отскочил в угол. За дверью сиреной взвыли золотистые огоньки.

– Я не вижу комнату, Адениум, не могу! – заорала Блюм. – Не могу заглянуть внутрь. Кто-то выставил такую сильную защиту, что даже я не в состоянии пробить ее!

Она вернулась к компьютеру, уставилась на него, будто собиралась взорвать, и де Сюру действительно показалось, что экран задымился, но вместо изображения комнаты на нем по-прежнему мигала надпись: «Задание не может быть выполнено!»

– Что ж, с этими субчиками нужно разделаться до спектакля, они по-настоящему опасны, – зловеще прошипела Афелия. – Готовься, Адениум, после полуночи мы возьмем вражеское гнездо штурмом! На дело поедем лично. Вместе!

– Но вы же знаете, мадам, я не люблю прямых боев! – пролепетал режиссер.

– Привыкай! – отрезала Блондинка.

ГЛАВА 31

в которой Корица рассказывает о своем похищении

Корица, не торопясь, ела и рассказывала. Че то и дело останавливал на ней счастливый замирающий взгляд. Но сам к еде не прикасался, сосредоточенно обмакивая одну за другой в миску с зельем шишечки чертополоха. А Корица вспоминала о том, как месяц назад в театре появилась Афелия Блюм. Старушка Франкенштейн водила ее по всем помещениям и представляла как свою родную сестру, успешную бизнесвумен, которая решила оказать их театру финансовую помощь. Та всем улыбалась, не снимая темных очков, и раздавала милые сувениры – кому чашку, кому ручку, кому блокнот с изображением странного цветка.

– Но вот что удивительно, – воздавая должное козьему сыру, говорила Корица, – до этого ни о какой сестре директрисы в театре никто не слышал. И потом – вообразить себе женщину, более громкую, чем Наша Лилечка, просто невозможно. Обычно за день раз пять услышишь, как она кого-нибудь с превеликим наслаждением отчитывает, разносит в пух и прах. А тут ей будто звук прикрутили, и с лица она спала. Тень себя самой. Поначалу все облегченно вздохнули, а потом заволновались. Тут уже в театре и помещение начали ремонтировать под цветочную лавку. Забегали строители, какие-то подрядчики, сметчики. Поползли слухи о странном спектакле. Наконец собрали всю труппу на сцене, как стадо овец, и включили яркие софиты. Блондинка к людям не вышла, а через микрофоны из комнаты осветителей объявила, что готовится новая, совершенно необычная постановка. Осуществит ее известный мастер Адениум де Сюр, который скоро прибудет из столицы. И как только, значит, этот де Сюр объявится, труппа полностью поступает под его начало…

Артисты – народ обидчивый, – продолжала Корица, переходя от сыра к грушам, которыми закусывала шерри-крем густого рубинового цвета. (Че тоже пропустил стаканчик.) – Сперва тихо возмущались по гримеркам, потом решили написать коллективный протест, отказаться от участия в спектакле, упирая на грубость обращения и полную неясность творческой задачи. Мол, раз ваш столичный мэтр такой умный и даже не желает знакомиться с труппой лично, пусть собирает народ на улице. Написали. Тогда всех начали по одному вызывать к Франкенштейн на ковер. Вечером, когда я уже возвращалась с работы, мне позвонил перепуганный Александр Васильевич, наш режиссер, и сказал, что ни до кого не может дозвониться. Мы договорились увидеться у театра минут за двадцать до нашей с вами встречи, Че и Георгий. Едва я подошла к назначенному месту, как меня окликнули, я обернулась – и всё. Яркая вспышка света, потом – ничего…

– Так, я думаю, было со всеми. – Че полюбовался на фиолетовый бутон в своих пальцах, стряхнул с него серебристые капельки и пояснил Маргарите: – Если таким комочком попасть в существо, запрограммированное на то, чтобы делать гадости, – худо тому придется. Все, конечно, зависит от силы противника. Но пусть тебя не смущает скромный вид этих снарядов. На самом деле они о-го-го! Прекрасное дополнение к волшебным палочкам.

– Тебе лишь бы кулаками махать, – вступил в разговор Георгий. – А я тут кое-что обмозговал. Не исключено, что Афелия – коллега того товарища, который, помните, промышлял в Румынии. Но он работал по старинке, в традициях классики, так сказать. Его интересовала живая кровь. Мадам Блюм, скорее всего, привлекает энергия в чистом виде. В старые времена эту энергию называли «астральным огнем». Таинственная сила природы, с которой наш мир сталкивается через магнетизм и электричество. Волновые излучения. Растения-паразиты, например, особенно чувствительны к этой универсальной жизненной силе. Порции, которые потребляет мадам, – огромны. Отсюда и кастинги, где сразу одним махом можно скачать завидный объем… А вот как она это делает, я не знаю. Может быть, стоит навестить С-3? Очень уж подозрительное помещение. А вы, Евгения, видели сценарий?

Че положил на стол перед Корицей черную папку.

– Так-так, – сказала бабушка Марго, внимательно изучив пентаграмму. – Похоже на код трансформации одного вида материи в другую… – После чего, заметив вопросительный взгляд внучки, пояснила: – В природе, Рита, встречаются существа, навсегда застрявшие на таком переходе. Есть, например, цветы, обладающие некоторыми навыками животного. Скажем, росянка, которая умеет охотиться и с удовольствием пожирает мелких насекомых. Или загадочные породы орхидей.

– Не только они, – Георгий хмыкнул. – Я предостаточно видел людей, застрявших на полпути к превращению в камень, сухарь или злобного шакала. Если заботиться только о еде, тепле и своей части пастбища, то трансформация произойдет без всякого колдовства и достаточно быстро – оглянуться не успеешь!

– А тут мы имеем следующее, – продолжала Корица, проведя пальцем по линиям рисунка. – Изначальная природа – растительная, во что она хочет превратиться – пока неясно, но уровень трансформации очень высокий. Для такого уровня потребуется очень много энергии. Причем, как мне кажется, энергии, заряженной отрицательно…

ГЛАВА 32

История Гриши Садовника

Корица в очередной раз отхлебнула из бокала. При этом она неловко задела папку, откуда, кружась, спикировала на пол пожелтевшая вырезка про Гришу Садовника.

– Это почему-то тоже лежало в сейфе, – сказал Че, поднимая листок. – Ты знаешь этого человека?

– Знала, – задумчиво отозвалась Корица, пробегая глазами заметку. – Его все в городе знали, считали сумасшедшим. Местная достопримечательность. Только со временем как-то забыли, что свихнулся-то Гриша на почве любви.

– Благородная болезнь! – согласился, покраснев, Камрад. – А подробнее?

– Я знаю немного. Только то, что Гриша урывками рассказывал, когда я приходила к нему за рассадой. Он выращивал самые удивительные в городе цветы. Собственно, из-за них и подвинулся рассудком. Понимаете, Гриша влюбился еще в детстве, в пять или шесть лет, когда увидел мультфильм про Дюймовочку. С тех пор ничего прекраснее, чем удивительное существо, родившееся в венчике цветка, он и вообразить себе не мог. У ребенка случилась истерика, когда ему объяснили, что такого на свете не бывает.

– Похуже, чем разочароваться в Деде Морозе, – посочувствовал Че.

– Да, но он не поверил. И чем больше Грише пытались доказать обратное, тем яростнее он стоял на своем. Еще в школе очень серьезно занялся биологией. Потом они с моей дочкой, мамой Маргариты, учились в одном университете. Но Гришу и тогда сторонились, он почти ни с кем не дружил. На девушек не смотрел. Все бредил своей Дюймовочкой, уверял, что ее возможно создать. Нужно только соединить все лучшее, что есть в мире цветов: загадочность орхидеи, яркость пиона, запах глициний – и воплотить все в одном существе. Я, бывало, выговаривала ему: «Гриша-Гриша, а не пережимаешь ли ты с экзотикой? Чем тебе аромат ландышей не подходит, грациозность колокольчика, тихая прелесть фиалки?» Он отмахивался и отвечал, что эта «преснятина» надоела ему еще в детстве, когда кругом только сирень да одуванчики, голуби да воробьи, а хочется попугаев и пальм. Университет Гриша так и не окончил, устроился работать в нашем парке. Там есть небольшая оранжерея, при ней сторожка с отоплением. Стоит все хозяйство уединенно – идеальное место для экспериментов. И Гриша год от года все меньше внешностью напоминал ботаника, скорее уж алхимика ^{33}. Книжки странные у него в каморке завелись, ну и предметы разные, которые садовнику уж точно ни к чему: весы, тигли, колбы, реторты, даже телескоп. В последний раз я видела Гришу этой весной, когда заходила за рассадой анютиных глазок – они у него просто фантастические. «Как, – спрашиваю, – Гриша, продвигается твоя работа?» А он веселый такой, возбужденный: «Скоро, – говорит, – Евгения Дмитриевна, скоро! Я на пороге великого открытия!» И начал мне взахлеб о дриадах и сильфах ^{34}рассказывать, о том, что даже Конан Дойль, который Шерлока Холмса придумал, написал трактат «Пришествие фей», где всерьез доказывал, будто они существуют. И как завороженный повторял: «Появляясь время от времени на земле, они оставляют следы своих визитов на прекрасных зеленых лужайках, где влажные газоны носят отпечатки их танцев при луне…»

– Почему же вы его не остановили, дорогая Корица? – вмешался Георгий. – Вы же знаете, что неподготовленный человек, в одиночку вступающий на этот путь, может погибнуть…

– Так он и погиб, – с каким-то странным удивлением, будто пытаясь ухватить за хвост только что мелькнувшую догадку, ответила бабушка Маргариты. – Еще до того, как заварилась вся эта каша с Афелией…

Тут в коридоре раздался сильный хлопок. Не успел встрепенувшийся Че выскочить из кухни, как по полу потекли струйки разноцветного газа.

– Немедленно собирайтесь! – закричал Камрад. – Будем уходить. Что ж я, ворожайка старая, совсем расслабился! Георгий, вызывай подкрепление! Свисти Крапиве – пусть мчатся сюда с Сильвестром немедленно!

И он закрутился волчком, плеща по сторонам остатками варева, в котором смачивал шишки. Потом встал посреди коридора, рубанул воздух волшебной палочкой – и три дымо-дракона с узкими мордами, украшенные гребнями в форме цветка чертополоха, накинулись на струи газа, будто те были их самым любимым лакомством.

– Быстрее, быстрее, – торопил друзей Че, напяливая на себя курточку и заматывая шарф. – Драконов хватит ненадолго. А зараза все прибывает. Девочки, оденьтесь теплее – путь будет неблизким. Корица, помнишь, как управляться с палочкой?

И Маргарита, засовывая в сумку притихшую Перцовку и банку, куда усадила мотылька ^{35}, увидела, каким взглядом смерила старого приятеля ее бабушка.

– Шутка, – с улыбкой ретировался Камрад. – Неудачная.

– Посмотрите на улицу, – окликнул из кухни пекинес.

Маргарита отдернула шторку и ахнула. Все пространство от их дома до трамвайного кольца переливалось золотистыми огнями, будто шла на приступ армия светящихся скарабеев. А метрах в двадцати от подъезда стояла с потушенными фарами машина Афелии. Метелки-логотипы на ее дверцах тихо искрились.

– Евгения, – окликнул бабушку Че, внимательно глядя в окно и прикидывая что-то в уме. – Из подъезда есть выход на чердак?