Текст книги "Цветник бабушки Корицы"

Автор книги: Елена Соловьева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 14 страниц)

ГЛАВА 43

в которой не рядовой спектакль превращается в совсем не рядовую битву

Да! – раздались в зале одиночные выкрики. – Да! Да!

– Только хором! – настаивал голос. – Только все вместе!

Зрители стояли, раскачиваясь в едином порыве, метелки цветов, которые они держали в руках, искрились, как бенгальские огни, на месте глаз вращались желто-зеленые протуберанцы, а барабаны все убыстряли темп.

Афелия в комнате осветителей торжественно выпрямилась, сняла очки, медленно протянула руку к красной кнопке. И тут… среди ровных рядов светящихся афелиумов пошла странная цепная реакция: погас один огонек, второй, третий. Вдруг раздался пронзительный женский визг, потом еще и еще. Дальше – больше.

Несколько зрительниц, глаза которых от страха прекратили светиться желто-зеленым, то есть превратились в нормальные человеческие глаза, роняя горшки, вскакивали с ногами на сиденья кресел, потому что по полу зала растекалось огромное количество самых обычных крыс. Они шли и шли как темные волны, голова к голове, останавливаясь лишь затем, чтобы цапнуть за штанину или сапог кого-нибудь из зрителей и двинуться дальше. Особо проворные крысы вскакивали на откидные столики.

В это время на сцену невесть откуда обрушилась туча летучих мышей. Одни пытались облепить плотной завесой Огненную жемчужину, распластывая кожистые крылья. Другие устремились к ярко горящим софитам. Третьи носились над залом, пикируя на головы зрителей и норовя задеть их крылом. Началась настоящая паника, публика, не помня себя, кинулась к выходу. Прожектора погасли, запахло уже совсем не ароматным дымом. Облачка золотистой пыльцы зарокотали и двинулись в бой, приникая то к крысам, то к летучим мышам. Воняло горелой шерстью. Там, куда светящееся облако опускалось, а потом рассеивалось, на полу оставались обездвиженные животные.

В этой-то суматохе и проскочили на сцену четыре тени – Крапива, Сильвестр, Корица и Маргарита, которая оказалась ближе всех к гардеробщице тете Насте. Старушку из-за маленького роста и щуплого телосложения приковали к крайнему креслу. Она охала и хлопала глазами. Остальные, очнувшись от долгого сна в подземелье, вели себя приблизительно так же. Только буфетчица Полина да Староста подъезда всеми силами пытались освободиться от ремней, а заслуженному артисту Назаренко, с телосложением настоящего богатыря, это практически удалось. Ремень, приковывающий к подлокотнику трона его правую руку, уже был разорван.

Марго коснулась палочкой его левой руки и мысленно приказала: «Оковы прочь!» О такой «формуле освобождения» они договорились вчера вечером, когда Че с Георгием закончили примерку волшебных костюмчиков, и Крапива объявила Последний Военный совет.

«Главное, Маргарита, – напутствовала она девочку, – что бы ни происходило, постарайся не терять присутствия духа и не поддавайся панике. Завтра ты увидишь много удивительных вещей!»

Пока Маргарите было не страшно, а даже немного весело. Освободив тетю Настю, она двинулась к следующему креслу, где, безвольно опустив руки, сидела травести Вера Сергеевна. Крапива и Корица шли с другого конца шеренги, Сильвестр прикрывал «девочек» со спины, отгоняя надвигавшиеся облачка хищной пыльцы.

Афелия у пульта на мгновение оцепенела. Де Сюр схватился за сердце, хотя в глубине души давным-давно ожидал чего-то подобного – ну не могла нормально кончиться история, в которой участвуют летающие морские свиньи и бомжи с замашками Бэтмена. К тому же покойная мамаша начала мерещиться ему постоянно. Она выглядывала из складок сценического занавеса, отражалась в окнах кабинета Франкенштейн…

– Щас я вам покажу! – глядя на суматоху в зале, зловеще процедила мадам, и де Сюр, который наблюдал за ней сзади, увидел, как по телу Афелии пробежала судорога, и желто-зеленое свечение охватило всю ее фигуру. Через три секунды от человеческого облика не осталось и следа. На задних лапах посреди комнаты осветителей стояло существо, больше всего напоминающее ящерицу. Но преображение на этом не кончилось. Конечности ящерицы превратились в гибкие ветви, и вот уже перед меркнущим взором де Сюра возникла точная копия афелиума, не отличимая от того, что стоял на сцене. «Цэ-цэ, лю-лю», – совсем невпопад прошептал Адениум и медленно сполз по стене на пол, закрыв глаза. А светящаяся субстанция, нервно пульсируя, превращалась то в цветок, то в ящерицу, то в некое подобие спрута со множеством щупалец, одно из которых наконец вдребезги разбило стекло в комнате осветителей.

«Вот это театр! – восхищенно выдохнул, оборачиваясь на шум, Сильвестр. – Вот это я понимаю!» Маргарита тоже оглянулась и увидела, как обрушился вниз, в зал, желто-зеленый светящийся водопад. Когда он достиг партера ^{40}, три ряда кресел просто разнесло в щепки, а на полу закачался светящийся куст. Точь-в-точь афелиум со сцены, только увеличенный во много раз и способный ходить, вернее, стремительно передвигаться. Зрители, которые еще не успели убежать, закричали, закрывая головы руками. Кое-кто в панике пытался забиться под кресло.

Монстр выкинул вперед искрящееся щупальце, и то с молниеносной скоростью достигло сцены. Девочка ощутила сильный удар тока, палочка выпала из ее рук и покатилась.

«Конец!» – подумала Маргарита и на несколько минут потеряла сознание. Точнее сказать, вдруг стало совсем темно, а когда тьма рассеялась, и девочка снова смогла видеть, рядом с горящим кустом афелиума уже появился другой куст – бледно-розовый огненный чертополох.

Как спрут и сказочный дракон, они сплелись в схватке ветвями-отростками. В зале стало жарко, точно от большого костра, крысы, выжившие всех зрителей, отступили в дальние углы, где с писком ввязывались в схватку с облачками пыльцы. Летучие мыши исчезли так же внезапно, как появились. А сражение гигантов продолжалось. Светящиеся шишки чертополоха превращались в узкие драконьи морды и язвили светящуюся плоть афелиума. У того, в свою очередь, метелка обернулась огромной собачьей пастью и вырывала из тела чертогона целые ветки. Разноцветные искры летели в стороны, радужные отсветы гуляли по стенам.

Маргарита оглянулась вокруг. Видимо, от удара щупальцем пострадала не только она одна. Крапива и Корица тоже поднимались с пола. Сильвестр отбивался от очередного облачка.

– Не зевай, – протянула Маргарите руку торговка, – надо освободить от ремней остальных и увести за сцену, скоро здесь будет совсем жарко.

Девочка нашла палочку и поочередно направила ее на ремни, которые стягивали запястья режиссера Александра Васильевича. Она даже сказала ему «Здравствуйте!», но тот, очумело глядя вокруг, ничего не ответил. Зато тетя Паша, Староста подъезда, едва ее освободила Корица, с криками: «Что тут происходит, соседка?» – стащила с головы убор, напоминающий митру, и попыталась прихлопнуть ею вьющийся поблизости лоскуток золотистой пыльцы.

– Лучше помоги вывести за кулисы тех, кто не может ходить, – обратилась к ней Корица, освобождая буфетчицу Полину.

– Это мы мигом! – обрадовалась соседка, сгребая в охапку ковылявшую мимо гардеробщицу. Помощь оказалась нелишней, потому что щуплая старушка двигалась как сомнамбула, видимо не до конца понимая, где находится.

Как раз в тот момент, когда со сцены вывели последнего артиста и троны опустели, ветки-драконы чертополоха, изловчившись, разодрали на две части тело светящегося афелиума. Но пока чертогон в мелкие клочья крошил одну половинку, вторая, вырвавшись, юркнула за Огненную жемчужину. Яркая вспышка света ослепила на мгновение развороченное поле битвы с опрокинутыми креслами, расколотыми курильницами и грудами битого стекла. Из-за линзы хлынули потоки колючего света – та часть вражеского куста, что укрылась за магическим стеклом, увеличилась в несколько раз и обернулась новым, более мощным спрутом-афелиумом. Его щупальца немедленно устремились к бойцам немногочисленной армии Че. Будто молния сверкнула около Сильвестра, и он, сбитый с ног, упал. Как подкошенная, рухнула Крапива. Самое страшное, что никто из них даже не пытался подняться и вообще не шевелился.

«А Жемчужина и вправду действует как увеличительное стекло, она удесятерила силы чудовища», – подумала Маргарита, глядя с ужасом, как растекается около головы Сильвестра, лежащего лицом вниз, темная лужица.

В поисках укрытия девочка инстинктивно метнулась за трон, который находился к ней ближе всего, и вовремя – слепящая молния ударила в вычурную, «под золото»

спинку, проделав в ней дыру. Маргариту обдало колючими искрами. В оцепенении она наблюдала, как, делая вторую попытку, снова летит к ней смертоносный луч.

«Главное – не терять самообладания!» – беспомощно прошептала девочка, нащупывая одной рукой в кармане последнюю горсть заряженных шишек чертополоха, а другой выставив вперед волшебную палочку. Но оружие на этот раз оказалось невостребованным – прямо перед ней, загородив от смертельной опасности, возник лев, грива которого переливалась всеми цветами радуги, а шкура сверкала. Не лев – брызжущий светом фантом. И если бы вчера Маргарита не видела в подземелье тени на экране, она никогда бы не поверила, что Георгий способен на подобные превращения.

ГЛАВА 44

в которой битва продолжается

Песик-лев и дракон Че с двух сторон принялись за светящегося спрута: над креслами зрительного зала закрутилась огненная шутиха – точно взбесившееся северное сияние, полосы которого, вместо того чтобы чинно сиять друг над другом, свились клубком.

– Маргарита, немедленно сюда! – услышала девочка голос Корицы, призывно махавшей ей рукой из правой кулисы ^{41}.

Внучка поспешила к бабушке и попала в какое-то подобие полевого лазарета. Те из освобожденных пленников, кто еще до конца не пришел в себя, сидели прямо на полу, привалившись к стене. Те, кто мог самостоятельно ходить, под присмотром Назаренко брели в сторону гримерок, подальше от опасности. А вот тетя Паша поле боя покидать не собиралась. С самым воинственным видом она крутила допотопный рычаг, пытаясь вручную закрыть занавес на сцене. «Всю механику заклинило, – объяснила Корица смысл действий Старосты подъезда, – но, если сцену задернуть, выйдет какое-никакое, а прикрытие. Ты, Рита, бери сейчас Александра Васильевича, и вместе оттащите в более безопасное место Крапиву с Сильвестром. Обязательно найдите их палочки – нужно разбить Огненную жемчужину, только своими силами мы не обойдемся – энергии не хватит. И, пожалуйста, осторожнее!»

Маргарита, страшно польщенная тем, что Корица разговаривает с ней как со взрослой и даже в каком-то смысле поручает ей Александра Васильевича, посмотрела на режиссера. Тот выглядел растерянным, но лишних вопросов не задавал, то и дело потирая запястья, на которых ясно проступали красные полосы от ремней. Иллюминация внутри пирамиды потухла, теперь ее стеклянная поверхность переливалась отраженными сполохами, которые шли из раскуроченного зала, где развернулось настоящее световое побоище. Похоже, пока силы были равны. Светящийся куст-афелиум, возрожденный Жемчужиной, стойко отражал натиск и льва Георгия, и дракона Че. Он обхватил обоих стеблями-щупальцами, содрогался, пульсировал, но не отпускал. Зато его прообраз – Большой Афелиум на срезанной верхушке пирамиды – не дрогнул ни одним листом и казался отлитым из металла. Зловеще поблескивала пентаграмма.

«А ведь все из-за тебя! – подумала Маргарита с нарастающей ненавистью. – Все из-за тебя, проклятый цветок! Получается, эта стекляшка, – она оглядела Огненную жемчужину, которая словно щитом прикрывала ненавистное растение, – увеличительное стекло и дает тебе дополнительные силы!»

Половинки тяжелого бархатного занавеса нехотя, со скрипом, ползли навстречу друг другу, отгораживая сцену от зала. Пригибаясь к полу, Маргарита двинулась к Крапиве – та лежала неподвижно рядом с правым ребром пирамиды; палочка, выпавшая из ее рук, закатилась под кресло-трон, но узкий носик торчал наружу.

Девочка посмотрела на бледное лицо Крапивы, и боль пополам с яростью сжала ее сердце; она еще раз кинула недобрый взгляд в сторону цветка. Александр Васильевич осторожно поднял женщину на руки, чтобы отнести за кулисы.

Огоньков становилось угрожающе много. Сбиваясь в стаи, зловредная пыльца с рокотом устремлялась к ближайшей движущейся цели. Сейчас мишенью стал Александр Васильевич. Как только он передал свою ношу народному артисту Назаренко, Маргарита сунула режиссеру в руки палочку Крапивы. Он скептически осмотрел оружие и принялся делать корявые выпады в сторону светящегося врага. Впрочем, это получалось у Александра Васильевича не так чтобы ловко – облачка напирали, облепляли руки, лицо, обволакивали ноги. Туго приходилось и Корице, которая защищала подступы к правой кулисе, не позволяя прихвостням Афелии добраться до освобожденных пленников. Пользуясь тем, что пока огоньки, занятые другими делами, на нее не реагируют, Маргарита начала пробираться к Сильвестру, лежащему на другом конце сцены. Золотистые облачка теснили ее бабушку все сильнее.

Вплотную подойти к Старьевщику девочке поначалу было просто боязно. Так близко окровавленных людей она не видела ни разу. «Сильвестр, Сильвестр, открой глаза», – просила Маргарита, с трудом переворачивая на спину товарища, из носа и ушей которого текла кровь. Она нащупала в кармане своей курточки платок и принялась вытирать другу лицо. Казалось, Сильвестр не дышал. Сердечко Маргариты зашлось от жалости, и на время она забыла об опасности и светящейся пыльце. Но странное дело: девочка ясно ощущала – рядом с жалостью в ней поднимается волна дикой ненависти к афелиуму. Никогда раньше такие противоположные чувства не вспыхивали в ее душе одновременно. А золотистые облачка между тем совсем облепили Александра Васильевича, забили ему нос, уши, глаза, и, ослепленный, он рухнул навзничь.

– Ну все! – прокричала Маргарита, оборачиваясь на звук падения. – Ну все! Она поднялась с колен, взяла Сильвестра за воротник фуфаечки и с превеликим трудом потащила к левой кулисе, затем бегом вернулась обратно. Ярость придавала ей силы. Рядом, подвывая, зависла стайка светлячков. Но пока агрессивной пыльцы было явно недостаточно, чтобы причинить ощутимый вред, Маргарита не обращала на светлячков ровно никакого внимания. Она зашла за пирамиду с той стороны, где Афелиум не прикрывала Огненная жемчужина, и направила свою волшебную палочку прямо на Короля цветов.

– Сдохни, проклятый! – прошептала девочка (от ярости у нее перехватило голос).

Тут же край площадки, на котором стоял цветок, взорвался фонтаном стеклянных осколков, будто в него попала граната, и Король-афелиум накренился…

Маргарите показалось, что она попала в кино с замедленной съемкой. Мучительно долго, неуклюже балансируя на краю разбитой площадки, горшок с цветком качался из стороны в сторону, наконец, будто нехотя, перевернулся. Король летел метелкой вниз, обрезая листья об острый край пирамиды, высекая стеклянные брызги, плюясь искрами. При ударе о сцену керамический горшок рассыпался вдребезги, черная земля комьями разлетелась вокруг, и Король беспомощно распластался на полу с надломленной метелкой, изуродованным стеблем и вывернутым корнем. Однако Маргарите этого показалось мало. Она встала над поверженным афелиумом, еще раз направила на него палочку и повторила: «Сдохни!» Тут замедленную перемотку ускорили: цветок молниеносно скукожился, почернел и… превратился в пепел – который мгновенно разнесло по сцене невесть откуда взявшимся сквозняком.

Вдруг стало совсем тихо, темно. Растворились, как будто их никогда и не было, облачка золотистой пыльцы. С улицы проник вой пожарных машин. Ясно различим сделался грохот сапог на лестницах. Маргарита сидела на полу сцены за задернутым занавесом и беззвучно плакала.

Двери в зал распахнулись, и с двух сторон хлынули потоки пены, вслед за ними ворвались пожарные в касках и, озадаченные, остановились. Они увидели перед собой абсолютно разгромленный зал, в центре которого озабоченно протирал круглые очки невысокий человечек с багровой царапиной во всю щеку. На голове у него красовалась помятая шляпа с широкими полями и опаленным белым пером. Одет мужчина был в зеленые бархатные штаны и зеленый же бархатный плащ, почти пополам разорванный вдоль спины. Рядом с ним переминался с лапы на лапу пекинес, наряженный отчего-то не в ошейник, а в причудливую сбрую с камушками. Сильно пахло дымом. Но никаких следов огня даже близко не наблюдалось.

– А где пожар? – удивленно спросил один из огнеборцев. – Ведь вовсю полыхало!

– Сценические накладки, – нашелся Че, водружая на нос очки и размазывая сажу по лицу, – неудачный пиротехнический эксперимент! Спасибо за бдительность, но ваша помощь не потребуется.

– Точно? – поинтересовался пожарный, недоверчиво изучая взглядом окружающую разруху.

Тут за занавесом, который так и застыл задернутым не до конца, что-то с грохотом упало.

– Держите вора! Я тебе покажу! – раздался истошный вопль. – Нет, ну что за безобразие! Стой, бродяга!

– Извините! – бросился на крик Че.

– Театр! – сплюнул на пол пожарный.

В глубине сцены, за стеклянной пирамидой мутузила кого-то тетя Паша. Подоспевшие на крик Маргарита, Корица и Камрад не смогли сдержать улыбки: пылая праведным гневом, женщина крепко держала за грудки вырывающегося Адениума. Вот только вся его вальяжность куда-то пропала. Да и дисгармонировала бы она страшно с его нынешним одеянием: де Сюр нацепил поверх своего костюма цветастый халат Старосты подъезда и ее тапочки-собачки.

– Нет, ну вы поглядите на него, люди добрые! Бигуди, и те спер! – негодовала тетя Паша, стаскивая с головы Адениума паричок с локонами, накрученными на допотопные парафиновые бигуди.

Тут Адениум изловчился и укусил женщину за руку. Она от неожиданности выпустила свою добычу. А потом размахнулась и со всей своей богатырской силой залепила де Сюру пощечину; тот упал без сознания.

– Ой, что же это я наделала? – немедленно раскаялась Староста подъезда, пытаясь привести Адениума в чувство.

Корица между тем склонилась над постанывающим Александром Васильевичем.

– А это еще кто? – вполголоса спросил у Маргариты герр Чертополох.

– Главный режиссер, друг бабушки, – пожала плечами девочка.

– Ладно, Георгий, потопали, – нахмурился Камрад, – приведем себя в человеческий вид. И заберем из тайника Мотылька с Перцовкой. Я их надежно спрятал в подвале.

ГЛАВА 45

в которой Маргарита, Че и Георгий попадают в квартиру Старушки Франкенштейн

Едва разочарованные пожарные уехали, к театру одновременно подкатили три машины: милиция, скорая помощь и журналисты. Александр Васильевич пришел в себя и с помощью Корицы отвечал на вопросы, сбивчиво рассказывая о двух столичных шарлатанах, которые не смогли грамотно рассчитать пиротехнический эффект. «Никто из зрителей не пострадал, – говорил он в камеру, прикрывая своим телом дверь в зрительный зал, – артисты отделались легким испугом». Че и Маргарита провели за кулисы бригаду врачей. Те измеряли давление недавним пленникам, оттягивая нижнее веко, внимательно всматривались в глаза и цедили в пластиковые мензурки сердечные капли. Очнувшиеся Сильвестр и Крапива сидели несколько в стороне от других, и их Камрад потчевал совсем другим лекарством из фляжки, приговаривая:

– Не морщимся, не морщимся! Спасибо нашей маленькой Маргарите, ведьмы и ее цветка больше нет. А нам нужно восстановить силы, а-а-ам!

– Ну и приложила нас мадам, – еле ворочая языком, сказал Сильвестр, – а оказывается, всего-то и надо было с самого начала – просто извести Главный цветок.

– Не могу поверить, – слабым голосом поддержала его Крапива, – почему же она его толком даже не охраняла?

– А по-моему, очень умный ход, – Че влил в рот торговки глоток зелья, – нет охраны, нет повышенного внимания. Но никто не сказал, что до спектакля вокруг Главного Афелиума не было специальной защиты. Протянул к Королю ручку, а ее – р-р-раз – дотла спалило!

– Но мы даже не попробовали этого сделать! – сокрушалась Крапива.

– И на старуху бывает проруха, – успокоил ее Че, – сейчас приходите в себя. Внешних повреждений вроде нет, оставляю вам свою заветную фляжку. А нам с Марго и Георгием нужно кое-что проверить.

И, взяв девочку под локоток, Камрад шепнул: «Пойдем-ка, разыщем директрису».

Дверь в кабинет Старушки Франкенштейн Чертополох открывал с превеликой осторожностью, будто опасаясь, что оттуда снова вывалится светящийся спрут. Но спрут не вывалился. Георгий переступил порог первым. В кресле, повернутом к окну, охала и возилась, как больная курица, только Лилия Филадельфовна.

– Давайте мы отвезем вас в больницу! – немедленно бросился к божьему одуванчику Камрад.

– Нет-нет, – слабо улыбнулась она, с удивлением рассматривая темные очки, которые держала в трясущихся пальцах, – я хочу домой… если можно. Я покажу, куда.

Че подмигнул Маргарите, легко подхватил старушку и чуть ли не на вытянутых руках понес к выходу из театра. Девочка предупредительно распахнула перед ними стеклянную дверь на улицу. Оглядев шеренгу припаркованных у театра машин, Че уверенно направилась к роскошному авто Афелии. В отличие от хозяйки, после смерти Короля цветов машина в воздухе не растворилась.

Более того, дверца ее сама собой приветливо распахнулась. Но Маргарита сегодня на мелкие чудеса уже внимания не обращала.

– Куда прикажете? – поинтересовался Че, усаживаясь за руль, после того как заботливо устроил на заднем сиденье Нашу Лилечку. Та слабо махнула рукой в направлении центра.

– Понял, – с улыбкой кивнул Камрад, – Маргарита, Георгий, садитесь впереди.

Всю дорогу Лилия Филадельфовна выглядела очень больной, но до дверей квартиры дошла самостоятельно. Чертополоху, правда, пришлось повозиться с ключами и замком, потом он долго нашаривал выключатель. А когда вспыхнул свет, Франкенштейн опять чуть не упала, споткнувшись о гоночный велосипед в прихожей. Ее квартира выглядела так, будто в ней жили сразу две избалованные девочки-подростка, правда, из разного времени: красная электрогитара соседствовала с патефоном, на трубе которого болтался носок, а шляпка из выцветшей соломы валялась на полу рядом с кедами. На стенах постеры «Ранеток» в рамах висели вперемежку с фотографиями 50-х годов прошлого века. Там и тут лежали мягкие игрушки. Вот только мебель в главной, самой просторной комнате квартиры сиротливо жалась к стенкам, в центре на деревянном паркете мелом была нарисована пентаграмма – точная копия той, что украшала стеклянную пирамиду и горшок Короля-афелиума.

– Я думаю, пора все рассказать, Лилия Филадельфовна, – голосом строгого врача сказал Че, усаживая старушку-девочку на диван, половину которого занимал огромный плюшевый медведь, – а то, не ровен час, опять что случится.

– Только не это, – прохныкала директриса, стаскивая с головы бейсболку, – я же не знала, чем оно обернется. И потом, вы же понимаете, каково сознавать, что молодость уходит, и ты превращаешься в старую хрычовку. – Она всхлипнула, и слезинки закапали с ее подбородка за ворот футболки с Винни-Пухом. – У меня была только одна мечта – не поддаваться этой проклятой старости. Чего я только не предпринимала, каких только средств не перепробовала! И пластические операции, и золотые нити, и здоровый образ жизни, и тысячу диет, миллион кремов. Грязи, пчелы, лечебные фекалии. Я не вылезала из салонов. Любая, любая новая разработка. Но время, гадство, куда сильнее нас, а тут… эта статья о Грише Садовнике.

– Та, где он говорит, что открыл секрет мгновенного воплощения желаний? – уточнил Че.

– Ну да, я помчалась к нему немедленно, хотя было уже темно. Нелучшее время для визитов. Мой «альфа-ромео» едва не застрял в этом дурацком парке. В каморке Гриши горел свет, я постучалась, никто не ответил. Дверь была открыта, я ее толкнула, и там… – Франкенштейн всхлипнула.

Камрад пошарил по карманам и вытащил еще одну фляжку.

«Сколько их у него?» – подумала Маргарита, наблюдая, как Чертополох наливает темную жидкость в стакан, который стоял тут же, у диванной ножки.

– Там, – продолжила Наша Лилечка, машинально выпив предложенное, – у стены лежал Гриша, и никого, только перед ним в горшке этот… цветок.

– Афелиум? – подсказал Камрад.

– Тогда мне еще никто не сказал, как он называется, – огрызнулась Старушка Франкенштейн. – Просто цветок в горшке, довольно аляповатом горшке, кстати. Понимаете, я была взбешена тем, что этот садовник умер и ничего мне так и не рассказал. Меня как будто обманули, жестоко обманули. Вы понимаете?

– Думаю, нет, – отозвался Чертополох строго. – Вы проверили, может быть, Грише на тот момент еще требовалась помощь?

– Куда там, – поморщилась девочка-старушка, раздосадованная тем, что ее отвлекают от главного, – он был абсолютно мертв. Один из моих мужей заведовал поликлиникой, я знаю. Я осмотрелась в этом гадючнике. Прошла из оранжереи в его комнатку. Там поверх всякого хлама валялись блокнот и страница из книги. Лежали так, будто их недавно читали. Ну я их прихватила на всякий случай и… цветок. А вот зачем я взяла это дрянное растение – объяснить сейчас не смогу. Оно ведь мне и внешне-то не очень понравилось. Даже каким-то противным показалось. Нескладным уродцем, совершенно не стильным. Вернулась домой, полистала на ночь блокнот. Абракадабра какая-то, формулы. Цветок в комнате стоял. Я заснула. И увидела странный сон. Будто присело ко мне на краешек постели нелепое существо – то ли зеленый марсианин, то ли здоровая такая ящерица, которую зачем-то поставили на задние лапы. Гребень у нее начинался со лба и шел по всей спине, хвостом, что ли, заканчивался, но глаза красивые, немножко наискось, большие, такого цвета… как… ну вот тот мой шарфик.

– Бирюзового, – подсказал Че, проследив, куда указывала рука Франкенштейн.

– Да-да, бирюзовый, совсем я после этого… происшествия память потеряла, – кокетливо поглядела на Чертополоха Наша Лилечка, видимо окончательно придя в себя, – ну это существо мне и сказало, что знает секрет Гриши Садовника и мне его откроет, только я должна сделать все так, как написано на третьей странице блокнота. Дождаться девяти часов вечера. Начертить пентаграмму, в центр поставить афелиум, произнести слова и мысленно представить себе, как хочу выглядеть, какой хочу быть. Вот тогда я и узнала, как цветок называется. И это чертово имя просто врезалось мне в память. Сон был таким реальным, будто и не сон вовсе. Утром я первым делом к блокноту кинулась. На третьей странице действительно что-то вроде инструкции, не без труда я разобрала каракули этого садовода. Меня натурально начало лихорадить… Еле указанного времени дождалась. Пентаграмму очень тщательно перерисовала, но… будто что-то пошло не так. Помню, я сказала те слова, помню ослепительную вспышку света, искры – и дальше… я ничего не помню. Вплоть до сегодняшнего дня, когда очнулась у себя в кабинете.

– И Афелию Блюм не помните? – недоверчиво спросил Че.

– А кто это? – искренне удивилась директриса.

– И спектакль-мистерию? Ничего, что зал театра вдребезги разнесли и всю труппу чуть на тот свет не отправили?

– Да вы о чем? – Из глаз старушки снова потекли слезы, и голос стал совсем детским. – Вы меня путаете. Я просто хотела… Я хотела чуть-чуть продлить свою молодость, сохранить красоту, хотела, чтобы меня дольше любили.

– А вы не знали, что людей любят еще и за то, что называют «внутренней красотой», «мудростью», «прекрасными душевными качествами»? – вдруг вполне человеческим голосом спросил пекинес, бросив прикидываться бессловесной собачкой.

Плаксивая гримаска на лице старушки застыла как приклеенная, нижняя челюсть отвисла.

– Что? – пролепетала она.

– Ничего, – невежливо ответил герр Чертополох, – думаю, вы должны подписать вот эту бумагу и завтра же уехать отдыхать в теплые страны месяца на два. Вам нужно погреться на солнышке. – Камрад ловко достал из своего саквояжа («Когда он успел его пронести?» – удивилась Маргарита) папочку и ручку. – Вот здесь! – строго приказал он.

– Конечно-конечно, – покорно согласилась Наша Лилечка, боязливо косясь в сторону Георгия.

– А где тот листок и блокнот, который вы взяли в оранжерее Гриши Садовника? – очень строго спросил Камрад.

– Пусть девочка посмотрит вон там.

Маргарита выдвинула ящик кокетливой белой тумбочки с позолотой.

– Там только листок из книги, больше ничего, – рапортовала она Че.

– Бери что есть, – отозвался он. – А мы уходим. Лилии Филадельфовне нужно прийти в себя, завтра она отбывает в Турцию.

– Ведь так? – вместо прощания грозно тявкнул пекинес.

– Конечно-конечно, – опять с готовностью повторила старушка, и по щекам ее покатились слезы.

– Кстати, Лилия Филадельфовна, а какой вы всегда видели себя в мечтах? – спросил, выходя в прихожую, Че.

– Да уж не такой пигалицей, – донеслось из комнаты. – Высокой натуральной блондинкой, с таким немного хрипловатым голосом. А что?

– Ничего, – ответил Че и пребольно споткнулся о велосипед, – собирайтесь в Турцию.

Друзья ехали домой по почти безлюдному городу. Похолодало, ветер на обочинах завивал в смерчи снежную крупу. Че взглянул на часы, вмонтированные в приборную доску машины Афелии.

– Третий час ночи, однако. Маргарита, свяжись с Корицей.

Девочка достала ключ, болтающийся на груди, дунула в него.

– Они еще в театре, – сказала она через некоторое время, – Крапива и Сильвестр окончательно пришли в себя, бабушка просит заехать за ними. Александра Васильевича уже увезли домой.

– Вот и хорошо, – поморщился Че.

– Я не поняла, – невпопад сказала Маргарита, – получается, директриса действительно не помнит Афелию?

– Думаю, да, принцесса, – ответил ей задумчиво пекинес. – Она по неосторожности выпустила в мир существо, которое послужило причиной смерти Гриши Садовника, и сама стала жертвой, точнее, заложницей этого создания. Внешность Афелии – только личина, грубая калька с фантазий Нашей Лилечки, маска, скрывающая неизвестные нам силы. А силы, судя по сегодняшней схватке, были о-го-го. Боюсь, Лилия Филадельфовна погибла бы после спектакля.

– Даже жалко ее, – протянула девочка, сонно потирая глаза. Она пожалела бы директрису куда сильнее, если бы в этот самый миг увидела старушку еще раз.

Оставшись одна, Наша Лилечка решила переодеться, стянула с ног шелковые носки и замерла, раскрыв рот, в ужасе уставившись на свои ноги. На каждой не хватало мизинца; их Афелия в свое время бросила в пасть Росянке. Тоненько поскуливая, Лилия Филадельфовна опустилась на диван…

– Зато теперь Наша Лилечка наконец-то повзрослеет, – рассуждал между тем в машине Че. – Знаешь, Марго, чем хорошие взрослые отличаются от избалованных детей? Умением думать не только о себе, но и об окружающих. Навряд ли Франкенштейн попала бы в такую неприятную ситуацию, если бы ее волновало хоть что-то, кроме собственных желаний и фантазий. Некоторые старятся даже не начав взрослеть. Милая директриса – старый ребенок пяти лет, который знает только свое «хочу!» и все. А это как раз та дорога, на которой человека и караулят монстры типа нашей Афелии.