Текст книги "Цветник бабушки Корицы"

Автор книги: Елена Соловьева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)

ГЛАВА 25

где проходит мастер-класс магической защиты

Маргарита спала неспокойно. Ей снилось продолжение кастинга. На сцену из люка в полу один за другим поднимались артисты труппы. Бледные, точно призраки. Листья афелиума и султанчик его метелки тряслись мелко-мелко, распространяя вокруг себя нервное свечение. Тень от растения растекалась на весь задник сцены и будто втягивала в себя окружающее, лишая его цвета. За кулисами набирал силу странный шум. Что-то падало, стучало, разбивалось и тоненько визжало. Девочка открыла глаза. На потолке ее спальни мирно дремали хорошо знакомые квадраты света, а вот в коридоре…

Маргарита прислушалась к долетающим оттуда звукам и в следующую минуту уже была на ногах. Пронзительно визжала ее обожаемая Перцовка. А Че изо всех сил пытался удержать оказавшуюся почему-то у входной двери Корицу. Ее рыжие волосы были распущены, глаза закрыты, и двигалась она с грацией заправского лунатика. Перцовка с верным Мотыльком крутились чуть поодаль на высоте сорока сантиметров от пола. Морская свинка-эльф отчаянно верещала. Маргарита попыталась поймать несчастную животинку, что получилось у нее далеко не сразу. Че тем временем удалось отвести Корицу в комнату и уложить в постель. Она так и не очнулась.

– Что случилось? – спросила Маргарита у семенящего следом за Камрадом пекинеса. Часы на кухне показывали четыре утра.

– Пока не знаю, – ответил песик озабоченно. – Я так же, как и вы, проснулся от шума, смотрю – герр Чертополох удерживает вашу бабушку…

– Перцовка с приятелем, – Че кивнул на Мотылька, кружащего под кухонной люстрой, – обследовала все имеющиеся в квартире антресоли. Но спать устроилась в коридоре, около босоножек, украшенных цветами. Видимо, приняла их за клумбу. И тут-то наша Евгения Дмитриевна, не открывая глаз, едва на наших друзей не наступила. А голос у Перцовки оказался на редкость противным и громким. Слава богу! Вот только одного не пойму – куда же это Корица направилась в тапочках на босу ногу в пятом часу утра? Георгий-сан, выгляни незаметно в окно, будь добр. Похоже, что кто-то вызывал ее из дома.

И Че помог песику забраться на подоконник. Даже тихонько отогнул занавеску. Маргарита сидела на табурете у стола, поглаживая Перцовку. Зверек все еще не мог опомниться от пережитого стресса и тяжело дышал.

– Ну и ну, – протянули пекинес и Чертополох в один голос.

Город за окном спал, и хорошо было различимо зеленоватое зарево, встающее с той стороны, где находился театр.

– А что это за бенгальские огни в окнах домов? – спросил Георгий. – Вон там – видите? И вон там…

– Похоже на светящиеся афелиумы, – растерянно ответила, подходя к друзьям, Маргарита. – По крайней мере на кастинге искрилось так же.

– Да ладно, вы вниз поглядите, ребята, – посоветовал товарищам Че.

По улице невысоко над асфальтом сновали в разных направлениях одиночные светлячки.

– Ищут, – задумчиво проговорил Че. – Хорошо, что мы живой чертополох высадили, так просто защиту им не пробить. Значит, так, – сказал он, отходя от окна. – Зелье на плите готово, пар от него отлетел еще в три часа утра. Ты, Георгий, знаешь, что делать, я попробую отвести их подальше от этого района.

Когда через несколько минут Камрад прошел мимо кухни, Маргарита едва смогла сдержать нервный смех. Уж больно забавно выглядел Че в пальто Корицы и рыжем парике.

– Впрочем, сомневаюсь, что у них есть глаза, – бросил он на ходу. – Скорее, наши светлячки ориентируются на некий уровень энергии…

Хлопнула дверь подъезда, и девочка с Георгием услышали знакомый вой. Маргарита осторожно выглянула в окно. Камрада она уже не увидела, зато все огоньки с их улицы устремились куда-то со скоростью трассирующих пуль. Георгий между тем принялся отдавать отрывистые приказания. Марго, чувствуя ответственность момента, лишних вопросов не задавала. Разлила жидкость из котелка по стеклянным банкам и расставила их по всей квартире. Плеснула зелья в миску и окунула туда палочку, которую высушили прямо с шишечками чертополоха. Теперь-то она поняла, зачем потребовалась такая необычная конструкция. Уж очень удобно получалось разбрызгивать серебряные капельки по всей квартире! Особенно тщательно, по совету песика, окропляла входную дверь и окна.

– Теперь омойтесь этой водой сами, Маргарита, – потребовал Георгий, – и помогите умыться мне.

Девочка ополоснула лицо, шею и руки. При этом кожу немного покалывало, как от мороза, по спине пробежал мятный холодок. И Георгий передернулся всей шкуркой, когда Маргарита потрясла над ним смоченной в зелье волшебной палочкой.

– Берите чистые салфетки, пойдемте делать компрессы Корице. Нам очень нужно, чтобы она пришла в себя сегодня. Спектакль вот-вот начнется.

ГЛАВА 26

История Че и Корицы

Комнату Корицы ровным, неярким светом освещали два обернувшихся вокруг люстры дымо-дракона.

– Они исчезнут с первыми лучами света, – кивнув в их сторону, пояснил пекинес. – А вы лучше выгляньте в окно, Маргарита. Как там дела?

Внизу, метрах в полутора над асфальтом, мерцали слабые огоньки светляков.

– Как будто караулят, – сказала девочка, осторожно задергивая занавеску. – Похоже, за Камрадом отправились далеко не все.

– Думаю, до его возвращения никто сюда не проникнет. Меры мы приняли. Но лучше нам, конечно, не спать. А хочется. Давайте вы будете ставить бабушке компрессы, менять их нужно каждый час, я же стану развлекать вас, как могу.

Внучка с превеликой осторожностью обтерла лицо, шею и руки бабушки зельем. Положила на лоб смоченную салфетку. Сама устроилась рядом, песик притулился в ногах.

– А где и когда вы все познакомились, Георгий?

– В Румынии. Они тогда жили с Че в белом домике с красной черепицей, недалеко от одного не совсем благополучного замка. И были очень красивой парой, очень счастливой какое-то время. Я любовался ими, а потом дело, ради которого они встретились, было сделано. И Че получил другой вызов. Он уехал, как думал, ненадолго. Н-да… – И песик, задумавшись о чем-то, замолчал.

– А что было дальше?

– В тот год, – встрепенулся пекинес, – ваша бабушка научилась готовить прекрасный гуроаб. Я помогал ей – таскал собранный виноград. Для гуроаба нужен незрелый. Она долго мыла кисти в воде, встряхивала, глядела на солнце, брала не все, только самые зеленые, потом ожесточенно проворачивала их в мясорубке. Знаете, были еще такие – не электрические, а с ручками-вентилями. А я помогал держать марлю, сложенную в четыре слоя, и она процеживала полученную смесь. Ваша бабушка всегда была очень гордой. И никто, даже я, не видел, чтобы она плакала. Но в тот гуроаб падали ее слезы. Может, оттого он и получился таким вкусным. Она ведь почти не добавляла соли, только слезинки. Через сутки мы разлили то, что получилось, по абсолютно сухим бутылям, закатали сургучом. Как раз начался звездопад. Там очень крупные звезды. Ваша бабушка развесила бутыли с солнечной стороны дома и сказала: «Если он не вернется к тому моменту, как гуроаб созреет, я уеду».

– Извините, конечно, Георгий, но что такое гуроаб?

– Это такая приправа, вроде прозрачного винного уксуса. Удивительнейшая вышла вещь. Любая еда, сдобренная ею, приобретала именно тот аромат, о каком мечтал человек, которого угощали. Гости чуть пальцы себе не откусывали. «Редкое, – говорили, – кушанье. Просто исполнение заветных гастрономических желаний!» Ничего подобного больше ни у кого не получалось. Но ведь и невозможно точь-в-точь повторить вкус блюда или соуса, который ты однажды попробовал. Если кому-то удастся подобное, его можно считать большим волшебником. Стабильность – залог мастерства. Хотя и скука смертная, если вдуматься…

– А Че вернулся?

– Куда?

– Ну к бабушке?

– Вернулся, только опоздал ровно на семь дней. И Корица его не дождалась. Они вообще редко совпадали. Есть поговорка: «Милые бранятся, только тешатся». Не про них. После очередной ссоры Корица и Че могли не видеться годами. Она просто исчезала без объяснений. А он хорохорился. Потом жалел о случившемся, но все его ухищрения были напрасны. Сколько бы он ни повторял себе, что настоящий воин должен быть один и что всем нам надо учиться у птицы феникс, которая строит себе дом, то есть вьет гнездо из вещей абсолютно несовместимых – фимиама и пламени.

– А что такое фимиам? – уточнила на всякий случай Маргарита.

– Это благовоние, дым которого в древности считался особенно угодным богам, – пояснил Георгий. – А птица феникс…

– Знаю-знаю.

Хотя девочка и не понимала до конца рассказы пекинеса, слушать его было жутко интересно. Ей казалось, что она листает старый фотоальбом Корицы, где снимки оживают, превращаясь сначала в черно-белый мультик, потом в цветной.

– У меня в такие моменты сердце разрывалось, – продолжал между тем Георгий, – я ведь так любил их обоих. А поделать ничего не мог. Нахожу, например, Че у какого-нибудь лесного озера. В самой глухой чаще.

«Как это, интересно, он его находит?» – подумала Маргарита.

– Он сидит – маленький и сгорбленный – смотрит на темную воду. Ждет рассвета. Потом затыкает уши и начинает разными ласковыми именами зазывать на поверхность водяные лилии.

– А они где? – не поняла девочка.

– На закате эти цветы, сложив лепестки, уходят под воду. Утром, с первыми лучами солнца – появляются. Вот тогда надо выбрать самый красивый и вырвать с корнем. Корень высушить. Потом заваривать и пить. Хотя без опытного наставника я бы такие эксперименты никому повторять не советовал. Луковица лилии содержит яд, и я не очень понимаю, почему в старину считалось, что, выпивая ее настой, можно «присушить» предмет своей страсти ^{30}.

– Что-что сделать?

– Присушить. Ну заставить этот самый предмет в тебя влюбиться.

– А-а-а-а, – понимающе протянула Маргарита, – и помогло?

– Да кто их разберет, – вздохнул Георгий. – Когда я навещал Корицу, то нередко заставал такую картину. Сидит она у окна, задумчивая, и космы рыжие на палец молча наматывает. Рядом букетики ландышей валяются и лепестки роз. Значит, опять устраивала розанный оракул.

– Это как?

– Да так: нужно положить между большим и указательным пальцем левой руки лепесток, а правой ударить со всего размаху. Если лепесток лопнет – значит, тот, кого ты загадала, тебя не любит.

– А ландыши?

– Считалось, что, вдыхая их аромат, можно вернуть счастье, которое ушло.

– А у бабушки, Георгий, лепестки лопались – или нет?

– Так в том-то и дело, что нет.

– Почему же тогда…

– Любовь – самая большая загадка на свете, Маргарита. После последней ссоры Че и Корица не виделись тридцать лет. Если, конечно, можно назвать встречей то, что происходит. Я вообще был удивлен, что она к нам обратилась. Обычно инициатива исходила от Че…

Дымо-драконы под потолком тихонько меняли цвета. Точнее, чтобы не привлекать лишнего внимания, меняли оттенки: горели то как золотистое пламя свечи, то как серебряный лунный свет или чуть зеленоватый электрический. «Не так-то все просто, – подумала Маргарита, вспомнив бабушкины рассказы о том, что каждая женщина должна иметь свое королевство, – не так-то все просто». И поменяла Корице на лбу очередной компресс. Щеки бабушки слегка порозовели.

ГЛАВА 27

в которой рассказывается о двух сортах колдовства

Блондинка и Адениум сидели за утренним кофе в кабинете Старушки Франкенштейн, которая по-прежнему была сложена в кресле и не подавала признаков жизни.

– Терпеть не могу все это домашнее колдовство, всю эту трухлявую тягомотину, – говорил режиссер, рассматривая стальную кружку-куб, украшенную логотипом «А-фелии Blum». – Котлы, зелья, траволечение, лапки жабы, перышки ворона. Вчерашний день. Сейчас появилось столько новых возможностей подчинить идиотов своей воле и заставить их делать то, что тебе нужно. Причем, заметьте, уважаемая Афелия, на самом деле, например, совсем не обязательно превращать тыкву в карету. Надо просто доходчиво объяснить, что тыква – это карета. Теперь хорошему колдуну нужен вовсе не магический жезл, а доступ к рекламным ресурсам. Мы живем цивилизованно, среди информационных потоков, невидимых лучей и волн. Дудочка Крысолова на новый лад. Хотите, я устрою вам мастер-класс по последним колдовским технологиям?

И не дожидаясь ответа, с важным видом Адениум снял телефонную трубку, набрал номер и ласково защебетал:

– Да-да-да, ролик об афелиуме должен выходить в пять раз чаще. Да, очищает атмосферу в доме, омолаживает. Да, в самое лучшее время. Кроме того, мы хотели бы заказать дополнительно еще сто рекламных мест для размещения растяжек и баннеров, посвященных будущему спектаклю. Плюс радиоролики и дальнейшая расклейка афиш по городу. Спасибо-спасибо!

Одного не пойму, – продолжал он, положив трубку, – на что вам сдался этот цветок? Насколько я понимаю, никакими магическими свойствами он не обладает.

– А разве у тебя потрясающая родословная? – Мадам резко повернулась в сторону напарника.

– Нет, – растерялся он, – но в каком-то смысле я наследственный, моя мамочка…

– Чихала я на твою мамочку! Но она хоть пыль в глаза не пускала, у нее все просто было: приворот-отворот, сглаз-порча. А тут: «Мастерские мечты!» «Мастер воплощений в жизнь самых заветных желаний!» Вот и воплощай. Я твою мечту осуществила – сделала тебя режиссером-постановщиком. Хорошо, сейчас не спрашивают рекомендаций. Столичный мэтр – и точка. А афелиум, – разозлилась она вдруг, – самый прекрасный цветок на свете! И заруби себе это на носу.

– Не волнуйтесь, мадам, – де Сюр побледнел то ли от волнения, то ли от страха. – Вы же понимаете, я работаю с вами, прежде всего, из интереса, потому что вы ставите потрясающий по масштабам эксперимент…

– Знаю я, почему ты со мной работаешь, – насупила брови Блюм. – Кстати, как там с реквизитом и декорациями к нашему представлению?

Тут Адениум принял самый сосредоточенный вид, открыл щегольскую книжку в кожаной обложке с золотым обрезом и затараторил:

– Мы обойдемся без жертвенных ножей и медных тазов для крови. Вырванные сердца и прочая ересь – эстетика ушедших времен. Дурной вкус. Современное жертвоприношение должно быть обставлено по-другому. Что-нибудь с коллективным вознесением душ после удара электрошоком. Без крови, слякоти и криков. С эффектом звездного неба и элементами лазерного шоу. Элегантные электрические стулья…

– Хорошо, – прервала его мадам, – эскизы должны быть готовы к вечеру. А пока давай проверим, как выполняется наш заказ на возбуждение всеобщей любви.

Она взяла в руки пульт большой плазменной панели. Как раз шли утренние новости. На экране появился киоск «А-фелии Blum». И девчонка-репортер взволнованным голосом сообщила, что находится на месте событий.

– Каких еще событий, черт возьми? – взвилась Блондинка. А камера, подрагивая в руках невыспавшегося оператора, уже путешествовала по горшочкам с увядшей рассадой афелиума.

– Злоумышленники ворвалась через эту дверь, – размахивала руками репортерша, стараясь подавить радостную улыбку, видимо вызванную тем, что именно она первой оказалась на «происшествии». – Денег не взяли, только обработали растения ядовитым раствором. Сигнализация почему-то отказала. Разгрому подверглись все цветочные бутики сети «А-фелии Blum», находящиеся в разных концах города.

– Только этого не хватало! Адениум, чего расселся? – взвилась Блондинка. – Собирайся, поехали!

Георгий с Маргаритой тоже смотрели новости. Из комнаты Корицы, которая по-прежнему не открывала глаз, они перебрались на кухню.

– Что происходит? – в испуге спросила девочка.

– Думаю, Сильвестр с Крапивой поработали. Первый пункт плана Че – паника и неразбериха. Должны же быть у Афелии дела поважнее, чем исчезновение вашей бабушки? Однако нам пора подкрепиться.

«Что бы приготовить?» – подумала девочка, с опаской поглядывая на кухонную плиту. В голове пронеслось слово «каша», но тут же всплыла смешная история, вычитанная… Маргарита уже не помнила где. Там два мальчика варили кашу, которая все ползла и ползла из кастрюли, и ничем ее было не унять. Возможно, рассказ назывался «Живая каша». Или нет – кажется, это другой рассказ назывался «Живая шляпа»…

– Если вы размышляете, какую крупу взять, то остановитесь на рисовой, – подал голос пекинес. – Давайте сварим сладкую рисовую кашу.

– Я не умею, – честно призналась Маргарита.

– Не беда, сейчас научитесь. Достаньте крупу и хорошенько ее промойте. Рисовую крупу, как гласит китайская мудрость, следует промывать в семи холодных водах. То есть семь раз залить, помешать и слить. Но в наших условиях, полагаю, хватит и трех.

Пока Маргарита тщательно, как могла, промывала рис, заливала его водой и ставила на небольшой огонь, Георгий удобно разлегся на атласной подушке и разглагольствовал:

– Некоторые думают, что в мире все просто и объяснимо. Например, прочитал рецепт – сварил кашу или приготовил рагу. Вовсе нет. Кулинария ведь сродни колдовству, то же, что действие волшебного фонаря Че: два умножить на два никогда не равно четырем. Такова формула любого волшебства, любого большого открытия и любого удавшегося на славу блюда или спектакля…

Если бы все на свете верили, что дважды два четыре, а по-другому и быть не может, то люди никогда бы не открыли Америку. Они до сих пор считали бы, что земля плоская и держится на трех слонах, стоящих на спине черепахи. Хотя лично мне кажется, что тот мир был устроен ничуть не хуже, чем нынешний. По крайней мере все было взаимосвязано. Музыка, математика, искусство врачевания, литература… Больных, например, вполне успешно лечили пением, чтением стихов, игрой на музыкальных инструментах…

Тут пекинес задумался и замолчал.

– Хотя, – продолжил он через какое-то время немного невпопад, – Корица не болеет, она просто спит. Опера Римского-Корсакова «Спящая красавица». Или нет – там была «Снегурочка».

Маргарита поняла, что песик сосредоточенно размышляет над тем, как помочь ее бабушке. Она и сама задумалась, помешивая ложкой в кастрюльке с кашей. Спящая красавица… Спящая красавица… Обрывок какой-то мысли бился в голове и не давал покоя. Пытаясь ухватить ее, Маргарита даже не заметила, что кухонная утварь ведет себя сегодня на редкость спокойно, беспрекословно слушаясь. Рис между тем разваривался, становясь мягким.

– Подлейте воды, – не вставая с места, посоветовал пекинес. – Если бы мы готовили на настоящем, мокром молоке, это было бы лишним. Но поскольку у нас сгущенное, то совсем не помешает. Да – и чуть-чуть соли, на самом кончике ножа ^{31}.

Маргарита добавила в кашу четыре столовых ложки сгущенки, тщательно перемешала, дала закипеть, накрыла кастрюльку крышкой и выключила газ. Помыла листья салата для Перцовки и потихоньку отщипнула несколько зеленых побегов от кустов чертополоха.

– Хорошо, – сказала она, оглядывая стол. – Мы будем есть кашу, Перцовка – зелень, а чем угостить ее приятеля Мотылька?

– Он сам угостится, – ответил Георгий. – В доме полно комнатных цветов, опять же – наша плантация чертогона. Если я ничего не путаю, бабочки питаются нектаром. Хотя, конечно, бабочка у нас необычная. Ошибка материализации, так сказать, обрывок сна, судорога потустороннего мира. Так же, как и ваша Перцовка. Но ведь у нее хороший аппетит?

– Не жалуемся, – буркнула Маргарита, которой не очень-то понравилось, что ее любимицу обозвали какой-то «ошибкой материализации» и «судорогой». У них в классе за такие слова и в лоб могли дать. Но песик этого не заметил и опять погрузился в задумчивость, из которой вышел, только увидев перед собой миску с кашей. Сквозь шторки кухонного окна – редкий случай для ноября – пробивались солнечные лучи. Девочка выглянула наружу; вместе с утренними сумерками исчезли и огоньки. «День как день. Вполне обыкновенный, будто ничего и не произошло», – удивилась она.

ГЛАВА 28

Первое чудо Маргариты

Че вернулся домой ближе к вечеру. Уже без парика и в своей обычной одежде. «Как ему это удалось? – подумала Маргарита. – Ведь курточку он оставлял дома».

– Привет, команда! – улыбнулся между тем Камрад. – Видите, обернулся до темноты. В сумерках снова все будет обсажено ядовитой пыльцой. Уж будьте уверены, Афелия начинает потихоньку контролировать улицы города. А я сегодня еще успел и смену в магазине отстоять. Такое впечатление, что в театре поселился рассерженный улей. Светлячки так и снуют, их количество, похоже, утроилось. Все так и гудит. Мощность Афелии нарастает. Кстати, я понял, откуда берется рассада. Ее, не поверите, приносят из кулуаров театра, я думаю, что из С-3. А как наша больная?

– Компрессы меняем каждый час, щеки порозовели, – отрапортовала Маргарита, которая весь день провела в комнате бабушки, читая Перцовке с Мотыльком сказки Пушкина.

Георгий, в отличие от пекинеса обыкновенного, не соизволил выйти в прихожую: он, по собственному выражению, «медитировал» на атласной подушке.

– Что ж, посмотрим, – с интонациями доброго доктора сказал Камрад, садясь на краешек постели Корицы и беря ее за руку.

Маргарита внимательно за ним наблюдала. После рассказов Георгия она будто увидела Че с бабушкой заново. И – странное дело – теперь они представлялись ей точно такими же, как на черно-белой фотографии в альбоме – совсем молодыми и вовсе не всезнающими.

– Верно-верно, – печально отозвался на ее мысли Че, – некоторые старятся раньше, чем начинают взрослеть. Все дело в том, сколько лет твоей душе. Лицо здесь ни при чем. У некоторых и в пятьдесят лет души юные и порывистые, а некоторые рождаются уже отягощенные древней мудростью, как, например, Георгий. Но порой ни те ни другие не знают, что делать. Не очень что-то мое колдовство помогает. – Камрад озабоченно потрогал лоб Корицы и посмотрел на нее с такой грустью и нежностью…

– Стоп! – выпалила тут Маргарита. – Кажется, я знаю, как вылечить бабушку. Георгий сказал сегодня «Спящая красавица», я потом вспомнила, я сказки читала. Вот – «Спящая царевна и семь богатырей», да и в других, – от волнения девочка торопилась и путалась, – там приходит рыцарь или королевич, целует спящую принцессу, и она оживает. В общем, ты должен поцеловать мою бабушку, Че, – как в воду прыгнула Маргарита и покраснела.

Чертополох с удивлением посмотрел на нее. Снял очки, протер их, надел снова.

– А знаешь, – сказал он задумчиво, – твоя мысль мне нравится. Традиция древняя, проверенная. Славная мысль, славная традиция… Но, если что – это была твоя идея, запомни…

Он поднялся и несколько раз прошелся взад-вперед по комнате. Снова сел. Посмотрел на Корицу, встал опять, отошел в дальний угол комнаты. Наконец вернулся и медленно склонился над спящей…

Зазвенели невидимые серебряные колокольчики…

Стал отчетливо различим запах ландышей. Че, просветлев лицом, отстранился.

Ресницы Корицы дрогнули, и она открыла глаза.

– Поздравляю вас с первым настоящим чудом, Маргарита, – негромко сказал Георгий, потихоньку присеменивший с кухни. – А может, и со вторым, – поправился он, – если считать вкуснейшую рисовую кашу. В моих глазах вы растете не по дням, а по часам!

Впрочем, девочке было не до комплиментов, по ее щекам текли слезы. Она кинулась к бабушке. А та села в постели, сладко потянулась, потом с удивлением огляделась.

– Вот так встреча! – протянула вполголоса, прижимая к себе внучку. – Здравствуй, Че! Здравствуй, Георгий! Страшно рада вас видеть. Это ж сколько я отсутствовала? И что вообще со мной приключилось? – Корица на минуту задумалась, наморщила лоб, решительно тряхнула рыжими волосами. – Нет, – сказала она, – ничего не помню! Точнее, помню, как подхожу к театру, меня окликают и… вспышка очень яркого света. Удивительно.

– Ты удивишься еще больше, когда узнаешь, где мы тебя нашли, – сияя глазами, отозвался Че.

– Хорошо, – улыбнулась Корица, – но сперва позвольте мне привести себя в порядок. Принять ванну, выпить чашечку кофе, трубку выкурить, наконец. А дорогие гости пусть пройдут на кухню. Маргарита пока предложит вам чаю.

По случаю возвращения Корицы Че решил устроить праздничный ужин. Невесть откуда появились ветчина, оливки и сардины. А на десерт – нежно обожаемый бабушкой козий сыр, груши и бутылочка шерри-крема. За радостной суетой Маргарита не переставала удивляться – каким образом Камрад узнал о любимых лакомствах Корицы, и главное, как он успел припасти их к сегодняшнему вечеру? Что-то не припоминалось, чтобы Че принес покупки с собой. Не обошлось и без блюда с чертополохом.

– Ей нужно восстанавливать силы, – пояснил Камрад, ловко очищая от колючек свежие листья чертогона и бросая их в кастрюльку с кипящей водой.

Маргарита тут же потихоньку бросила несколько листиков пасущейся в ногах Перцовке.

– Марго, – сказал укоризненно Че, – у нас мало времени, натри-ка лучше сыра на крупной терке. Через пять минут листочки будут готовы, ты их откинь на дуршлаг, когда вода стечет, смешай с сыром, ложкой майонеза, солью и специями ^{32}. А я займусь праздничной иллюминацией.

И он принялся набивать трубку Корицы каким-то особо пахучим табаком. Через несколько минут под люстрой уже переливались дымо-драконы невиданной красоты. Правда, из соображений конспирации работали они, как выразился Георгий, «в оттенках, не раздражающих глаз». Песик сидел на атласной подушечке и, задрав мордочку к потолку, комментировал каждый перелив цвета:

– Вы даже не представляете, Маргарита, – говорил он, – сколько неучтенных оттенков есть на свете, а все потому, что сбрасывают со счетов эмоциональную составляющую. Вот смотрите, сейчас правый дракон пытается воспроизвести в цвете тяжелое серебро мартовского снега, а левый – дремотное очарование лесной чащи. Теперь началось ностальгическое: цвета пармской фиалки, настурции и табака, стрекозы, кузнечика, Каспийского моря и резеды. Так назывались оттенки, очень популярные в XIX веке…

И тут на кухню вошла Корица. Че, обернувшись к ней, чуть не выронил нож, а Георгий даже привстал на задние лапки. Захватило дух и у Маргариты – такой красивой свою бабушку она не видела ни разу. В бархатном платье винного цвета, с высокой прической, Корица, казалось, излучала сияние. Что там фокусы дымо-драконов!

– Вот это стол! – похвалила она, совсем-совсем не обращая внимания на восхищенные взгляды. – Вот это друзья! Вы даже не представляете, как я проголодалась! Кстати, по дому бродит совершенно удивительное существо с крыльями и голубыми глазами. Это кто?