Текст книги "Хан (СИ)"
Автор книги: Елена Синякова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 34 страниц)
– Кажется, вы немало пострадали…
– Займитесь ею, доктор!! – от яростного рыка Хана, дернулась даже каталка, на которой меня вероятней всего везли, потому что лишь сейчас помимо голоса Хана и доктора, я стала слышать другие голоса. Много голосов, которые быстро, собранно, четко и безэмоционально говорили о капельницах, о каких-то препаратах, о том, что нужно взять кровь, чтобы определить группу.
Что-то монотонно пикало возле уха, но я не чувствовала ничего кроме этой обжигающей боли….и голоса Хана, который даже в таком состоянии пробирался в меня, забираясь под кожу и пытаясь заставить меня просто бороться за жизнь своей терпкостью, своей сладостью…
– Были еще пострадавшие?
– В машине были еще мужчина и женщина, мы не смогли достать их сами…когда уезжали на скорой, ими занимались спасатели и полиция…
– Где ваш друг?
– В приемном покое.
– Вам бы тоже туда обратиться, мистер…мы потеряли много крови. Можете в любую секунду потерять сознание. Мы позаботимся о девушке, не переживайте. Вы знаете ее?...
– Нет, – уверенно и резко произнес Хан, отчего я дрогнула, всхлипнув, словно змея снова проснулась, укусив в самое сердце, и вырывая из него кровоточащий клок.
Только его горячая рука накрыла мою ладонь, переплетая наши пальцы и легко сжимая, словно возвращая этот вырванный кусочек на место, тихо, украдкой…
– Готовьте операционную! Мистер, дальше вам нельзя. Сестра займется вашими ранами и осмотрит. Пройдите за ней, пожалуйста. Я загляну к вам, как только освобожусь.
Если бы я только могла кричать. Я бы закричала, что кем бы не был Хан мне, и что бы не говорил, он не должен уйти! Только не сейчас! Неужели он позволит? Неужели уйдет?....
Почувствовав, как его пальцы, осторожно отпускают мою ладонь, я кричала….в себе.
В теле. Сердцем. Всей душой…кричала так, что понимала лишь одно – я захлебываюсь собственной кровью. Кричала, слыша возглас доктора и улетая в немую темноту, которая царапала меня своими безжалостными когтями, словно страшный демон, увлекающий в глубины Ада. Самого страшного и жуткого.
Ада, где не было Хана…
– Почему ты не сказал, что у девушки пулевое ранение?!
– Когда, черт побери? Рядом с тобой вечно толпа народа, Али!
Я вздрогнула, вся вытянувшись, слыша голос, от которого моя душа пробуждалась.
Зачем таблетки, зачем операционная? Вернуть меня к жизни мог только Хан.
Только не дайте ему исчезнуть. Снова.
– Это тебе не клуб, а больница, Теоман!! И я – врач, а не вышибала!
– Значит, придумай что-нибудь, ты же умный, – прозвучал голос Хана сухо и как всегда холодно.
– И ты думаешь, что мои ассистенты придурки и не смогут отличить пулевое ранение от повреждений, полученных при аварии?!....
– Плевать я хотел на твоих ассистентов, Али! Говори им, что нужно, выгоняй, завязывай глаза, ври – только сделай, что должен!
Послышался тяжелый протяжный выдох того голоса, что я уже слышала раньше, когда тот мужчина пробормотал:
– Ты всегда появляешься, как самая настоящая катастрофа, брат. Что с тобой делать?....
Хан молчал, когда второй мужчина вздохнул еще раз и послышался легкий хлопок, словно кто-то кого-то хлопнул по плечу:
– Ладно. У тебя всего пара минут, Тео. Запомни, что тебя здесь никто не должен видеть. Когда я говорю, что операционная готова, ты исчезаешь. Все понятно?
– Вполне.
– И я серьезно тебе говорю на счет твоей раны! Одной повязки и укола не достаточно! Сквозное пулевое ранение – это тебе не выбитая челюсть на ринге! Чтобы ждал меня в кабинете, пока я не приду, ты понял меня?
– Замолчи уже и готовься к операции!
К черту Рай. И Ад туда же! Пусть не будет этого коридора, полного разъедающего света, главное, чтобы этот голос был всегда со мной!
-..Хан… – выдохнула я, только звука не было, словно сама душа выскочила из тела с его именем, когда горячие ладони, пахнущие так по родному осторожно и нежно опустились на мое лицо, обхватывая за щеки и поглаживая едва заметно большими пальцами.
Ради него даже ресницы распахнулись, хотя были такими неимоверно тяжелыми, жадно заскользив по темной комнате, едва освященной какими-то синеватыми лампами, в поисках его глаз, которые были прямо надо мной, освещая мой мир и облегчая боль своим взволнованным, дрожащим блеском из-под веера пушистых длинных ресниц.
– Мавиш… – выдохнул он, склоняясь надо мной сильнее и заслоняя собой лампы над головой, облаченный в голубой костюм, шапочку…и маску, которую обычно носят врачи.
Я видела лишь его волнующие глаза, едва дыша и забывая о своей пронзающей боли, и если бы только могла, улыбнулась бы, спросив, неужели он был не только бандитом, но и врачом? Как человек мог с одинаковой силой калечить людей и тут же их спасать? Как это у него получалось каждый раз со мной, когда он раз за разом разбивал меня, склеивая потом по мелким кусочкам своими губами, своими руками, просто прикасаясь?...
– У нас очень мало времени. Внимательно послушай, что я тебе скажу. Не пытайся понять. Просто запомни каждое слово…
Но как же это сложно было сделать, когда ресницы дрожали, словно впитывая в себя его образ, и горячие пальцы скользили по моим скулам.
– Аля… – он чуть приподнял мое лицо, заставляя смотреть прямо в эти глаза, в которых переплетались пряная корица, терпкий огонь, черная острая сталь и воронка удушливой боли, которая дрожала едва заметными бликами, чуть показываясь из-за черного льда, – сейчас тебя увезут на операцию. Ты моя сильная девочка, все пройдет хорошо и быстро. Ничего не бойся. Твой хирург мой друг и брат – Али, он будет рядом с тобой. Но запомни одно – после операции, когда ты откроешь свои красивые глаза, твоя прошлая жизнь закончится. Для тебя. И для всех, кто знал тебя…
Я сосредоточенно всматривалась в океаны этих черных глаз, пытаясь найти в них ответы на сотни вопросов, которые кружили мозг, отчего голова в прямом смысле шла кругом, словно меня кто-то катал на этой каталке по кругу, делая противный и тошнотворный аттракцион. У меня не было сил говорить, словно вместе с кровью ушла способность просто пошевелиться, даже если хотелось прижаться холодной щекой к его ладони сильнее, спросив, о чем он пытался сказать.
Почему мне не нравилось то, что он сейчас говорил, словно ставил жирную точку…на мне…
– ..Хан…
– Тише, мавиш…. – его пальцы заскользили по моим щекам, едва касаясь моих губ, – просто послушай и запомни. Когда ты очнешься после операции, Каан все объяснит тебе подробно и ответит на все твои вопросы.
– ..а ты?...
В его глазах сверкнуло то, что меня испугало.
Паника и боль.
Это было то, что я впервые увидела в его всегда холодном и жестоком взгляде сегодня в машине.
То, что он прятал за своей беспросветной холодной ночью. Прятал за веером ресниц, не давая мне пробраться глубже…чтобы запаниковать еще сильнее, чувствуя, как сердце испуганно сжалось, пропустив удар…и еще удар…отчего что-то надо мной запикало противно монотонно, и ускоряясь, а пальцы Хана сжали мои щеки чуть сильнее.
– Я приду, как только будет возможность.
– Тео, я почти готов! Последняя минута! – послышался откуда-то из глубины уже знакомый голос того второго мужчины, который очевидно был врачом, и черные ресницы Хана закрыли глаза лишь на секунду, распахнувшись резко, и возвращая того Хана, которого я знала всегда – сдержанного, холодного, контролирующегося себя каждую секунду.
– Отныне ты – Лейла. Помни это, когда очнешься. Твое имя Лейла Араслан. Ты приехала с родителями в этот город сегодня утром и последнее, что помнишь, прежде чем потерять сознание, что вашу машину занесло на мокрой трассе.
Какие родители? Какая машина?..
Я хмурилась, вглядываясь в его твердые глаза, которые в эту секунду напоминали черный лед, по которому скользила, скатываясь в колючую пропасть.
Хан замолчал, убирая руки, когда надо мной показалось еще одно склоненное лицо, на котором я видела лишь только глаза из-под плотной шапочки и маски.
Голубые глаза с пушистыми ресницами и светлые брови.
Глаза, которые смотрели на меня так спокойно и по-доброму….
– Время, Тео! Тебе пора уходить.
Я ухватилась на последний взгляд Хана, который он бросил на меня, прежде чем его лицо исчезло с поля зрения. Взгляд, который полыхнул жадностью и растерянностью, словно все силы мира, тянули его обратно…но Хан не был бы сам собой, если бы подался своим эмоциям и остался, не смотря ни на что. Или же это был мой бред после ранения и мне все просто привиделось. Возможно, я просто хотела видеть это все…хотела так сильно, что придумала и поверила в то, чего быть не могло.
Он был нереальный. Идеальный. Самый желанный…но такой далекий и недоступный.
Даже когда подмигнул, задержавшись на секунду, прежде чем тьма поглотила его, оставляя меня в полном немом одиночестве, пока надо мной было лицо незнакомого мужчины.
Без него я всегда была одна.
Словно брошенный ребенок.
Словно сломанная игрушка, которую нет смысла лечить, когда я знала наверняка, что меня будут ломать снова и снова этой разлукой, что била слишком больно, чтобы я научилась справляться с ней.
– Привет, я Али Мертоглу, – проговорил надо мной мужчина с ясными голубыми глазами, на которого я заставила себя смотреть, не пытаясь больше отыскать в темноте Хана, зная, что он ушел, забрав у меня свой аромат, без которого боль только усилилась.
Я видела лишь голубые глаза, которые выглядели невероятно теплыми и такими добрыми, что казалось, что мужчина улыбается под маской, рассматривая меня, – я твой лечащий врач, поэтому какое-то время ты проведешь со мной, хорошо?...
Я едва-едва кивнула, словно у меня был выбор.
– Сейчас мы поедим с тобой на операцию. Нечего не бойся, все пройдет быстро и незаметно.
В этот раз кивнул Али, повернув голову куда-то в бок и проговорив кому-то:
– Операционная готова? Отлично. Жду вас.
Задержавшись возле меня на секунду, Али тоже ушел, освобождая место двум девушкам, которые принялись что-то молча делать. Только я не смотрела.
Мне уже было все равно. Закрыв глаза, я просто ждала, когда темнота заберет меня своим глубоким искусственным сном, молясь только об одном – пусть Хан будет рядом, когда я открою глаза.
Пусть не будет этого странного разговора и его слов, смысл которых я не понимала, что пугало и путало мой мозг лишь ее сильнее…
Откуда взялась эта Лейла? И почему Али назвал Хана – Тео?...
Сознание просыпалось постепенно…но очень тяжело, словно скрипучая старая телега, у которой были разбиты все колеса, а ее все-равно заставляли упорно ехать вперед. При чем, куда-то по кочкам и неровностям моей бренной жизни.
И если туман, окутывающий мой мозг, мог принести с собой удушливую тошноту и одновременно с этим желание иссушить весь мировой океан, то, кажется, я начинала пробуждаться, совершенно искренне жалея об этом.
Темнота не была приятной и несла в себе боль, но, по крайней мере, мне было хотя бы спокойно.
Сейчас же просто хотелось умереть, потому что боль вспыхнула во всем теле сразу, усиливая тошноту и сухость во рту, от которой казалось, что по моим венам течет не кровь, а раскаленный песок.
Воздух вокруг буквально завибрировал, когда я какими-то взбудораженными рецепторами почувствовала, что нахожусь в помещении не одна, застыв и затаив дыхание, почему-то, не то смутившись, не то испугавшись, понимая отчетливо в тот момент лишь одно – это не Хан.
Не его пряный и терпкий запах окружал меня.
Не его голос послышался над моей головой. Но голос знакомый. Сухой и недовольный.
– Очнулась уже?....Пить хочешь?
Я пыталась открыть глаза. Пыталась пошевелиться и сказать хоть что-нибудь в ответ, когда меня осторожно приподняли теплые руки, и к губам прикоснулся холодный бокал, на котором были в данный момент сосредоточены все мои помыслы и желания.
– Все, хватит. Али сказал не больше пары глотков.
Пары глотков мне было явно недостаточно, но прохладная вода оживила мозг, тело…а вместе с ними боль, и обрывки каких-то страшных, непонятных воспоминаний, когда я не могла понять, было ли это реальностью, сном или меня так расплющило после наркоза?
Спасибо логике, которая сидела на кончике едва дышащего мозга, деловито закинув ногу на ногу и, вся выпрямившись в тонкую струнку, которая, словно строгий, занудный учитель, выдавала лишь одно – что если уж я жива, но нахожусь явно на больничной койке, а боль в теле не могла появиться из неоткуда, то перестрелка в доме Хана и последующая авария, явно не были из раздела фантастики…
И об этом же явно свидетельствовал и вид Каана, который сидел в кресле рядом со мной, вытягивая вперед свою перебинтованную ногу, с ссадинами и царапинами на своем красивом лице…и все той же колкой ненавистью в шоколадно-карих глазах, которые буквально разъедали меня своим ядом.
-…вы в порядке? – едва смогла пробормотать я своим сиплым голосом, пытаясь побороть приступ тошноты и головокружения, когда эти глаза полыхнули откровенной злобой и Каан рыкнул:
– Тебе-то что?
Я растерянно застыла, пытаясь понять, что мне было с того на самом деле, в тот момент понимая лишь одно – мне действительно нравился этот холодный, злобный мужчина….даже если он не был братом Хана. Не смотря на всю его откровенную ненависть ко мне и эти вечно недовольные колкие глаза, он не казался мне по настоящему злым.
Трудно было объяснить…просто его глаза не были глазами человека, способного на что-то плохое, подлое и злое, даже если было очевидно, что он имел отношение к бандитам.
Наверняка даже был одним из них.
Вот и сейчас, пока я молчала, начиная теребить пальцами край закрывающей меня плотной простыни, он отрывисто выдохнул, бросив свой сочный карий взгляд из-под изогнутых ресниц и, наконец, недовольно буркнул, словно я его вынудила на это:
-…я в порядке, ясно?
Я отрывисто кивнула, боясь даже улыбнуться, но где-то внутри чувствуя, что Каан не такой злой и замкнутый, как пытается казаться. Вот только его ненависть ко мне была самой настоящей. И я никак не могла понять, откуда она появилась. Возможно, мужчина винил меня в том, что я втянула Хана во все эти разборки между бандитами, что привело к так называемому «новому разделу власти»?...
Когда Каан снова повернул голову ко мне, я пыталась сосредоточиться на его серьезных, колких глазах, стараясь не рассматривать все ссадины и обработанные ранки на его красивом точеном лице.
– Ты помнишь, о чем тебе говорил Хан до операции?
Сердце неприятно сжалось и дрогнуло еще даже до того, как мозги лениво закопошились, выдавая обрывки слов и фраз, которые постепенно выстраивались в речь, смысл которой я не понимала и сейчас.
-…он говорил, что после операции старая жизнь для меня закончится…
Каан быстро и отрывисто кивнул, буркнув:
– Еще что?
-…что я теперь Лейла…и… – Господи, почему было так тяжело и больно дышать, когда я силилась сказать вслух то, что не понимала, но что меня пугало до холодного пота, -…и что я ехала со своими родителями…
Каан кивнул снова, словно ставил жирную точку на моей истории, бросив на меня очередной колкий, недовольный взгляд, такой пронзительный и холодный, словно стараясь заранее пресечь любой всплеск эмоций с моей стороны, которые уже бурлили внутри едкой тошнотой.
– Все верно. С этого дня твое имя Лейла Араслан. Тебе 23 года. Родилась в Стамбуле, но сразу после твоего рождения родители иммигрировали, и ты всю осознанную жизнь провела здесь, поэтому не знаешь турецкого языка. Ты не метиска, твой отец и мать не были турками, просто работали в Стамбуле по контракту, где познакомились и поженились, но каждое лето вы уезжали в город их знакомства. В этот раз тоже улетели и приехали вчера вечером. По дороге домой был сильный дождь, и трасса была мокрая. Последнее, что ты помнишь, прежде чем очнутся здесь, что вы попали в аварию.
Холодно, четко и кратко Каан пересказывал какую-то историю, частью которой я никогда не была, начиная холодеть от мысли о том, зачем это было нужно…и что стало в таком случае с настоящей Алией Романов, которой я перестала быть сегодня.
– Ты все запомнила? – даже как-то грозно спросил Каан, на что я неуверенно кивнула:
– Вы все это за ночь придумали?
То, что тяжело и твердо полыхнуло во взгляде Каана, заставило меня сжаться.
Мужчина не ответил сразу, разъедая меня глазами и словно сомневаясь, стоит ли ему отвечать на этот вопрос, но в конце-концов склонил голову на бок, проговорив так, словно отрезал от меня острым кинжалом часть задрожавшего сердца, не давая при этом даже дернуться:
– Это реальная история жизни. Которая отныне принадлежит тебе.
В животе взорвалась желчь, от которой в глазах буквально потемнело…наверное, поэтому мозг работал так тяжело, словно боясь донести наконец до меня ту страшную правду, которую Каан не скрывал, а боялась понять ее. И принять.
– Реальная? – прохрипела я, потянувшись к бокалу с водой и лишь сейчас замечая, как задрожала моя рука. Каан покосился на нее тоже, поджав губы и потянувшись вперед, чтобы перехватить мою руку и поднести стакан ко мне первым, позволив выпить лишь еще один маленький глоток, тут же убирая стакан на место. Только лучше мне совсем не стало. Даже если бы я выпила литров пять разом….
-Да, – как всегда сухо и совершенно безэмоционально кивнул Каан, глядя на меня так, словно пытался задушить взглядом, не выпуская из меня то, что рвалось наружу так отчаянно и сильно, что я просто не могла сделать и вдоха.
– ...реальная….-прохрипела я, вытягиваясь на кровати, как бы больно не было, понимая, что я не смогу больше лежать и делать вид, что все в порядке, – как это может быть?...
– Так, что эта жизнь принадлежала одной девушке, а теперь принадлежит тебе.
Я закрыла рот ладонями, чтобы не закричать, зажмурившись, и пытаясь бороться с приступом тошноты и холодного пота, который выступил по всему телу, завошкавшись на кровати и неловко откидывая от себя простынь, чтобы успеть убежать до туалета еще до того, как меня в буквальном смысле вывернет наизнанку прямо на глазах Каана.
Вот только все было не так просто, как мне казалось.
Ноги тряслись и не хотели держать вес моего тела, которое весило больше беременного слона, а голова кружилась так сильно, что пол ходил ходуном, словно я шла по борту корабля, который попал в шторм. Только меня не останавливало даже это, когда я сползла с кровати, дернувшись куда-то в глубину палаты, понимая, что туалет где-то должен быть обязательно, пока я не растянулась на полу, рыдая и содрогаясь, потому что не могла выкинуть из головы одну простую мысль – что стало с этой девушкой? С настоящей Лейлой, чью жизнь они мне отдали?
Я не хотела видеть то, что рисовало мое сознание, не хотела слышать резкого голоса Каана, который рявкнул:
– Куда?!! Вернись сейчас же!!
Если бы Каан не был ранен, то успел бы поймать меня, сползающей с кровати, тяжело поднимаясь с кресла и запрыгав за мной на одной ноге, только я оказалась быстрее, ввалившись в отдельную комнату, и буквально повиснув на раковине, ногой успев захлопнуть дверь прямо перед носом разгневанного Каана, который шарахнул по ней ладонью с такой силой, что она содрогнулась.
– Открой сейчас же, пока я не выломал эту чертову дверь! – рычал Каан, но впервые я не боялась ничего, задыхаясь от рыданий, и скривившись над унитазом, пытаясь не потерять сознание и не свалиться на холодный мраморный пол, пока меня выворачивало на изнанку так, словно даже мои внутренности не хотели находиться в теле больше.
Каан притих, явно прислушиваясь и выдыхая за дверью тяжело и протяжно:
– Алия, открой дверь и позволь все объяснить тебе по-хорошему.
Я свалилась на колени, судорожно дыша и постанывая от жуткой боли в груди, словно меня раздирало на части стонущее сердце, в котором больше никогда не будет покоя, пока я хрипела, пытаясь выдавить то, что терзало меня сильнее это раздирающей боли:
-…что с девушкой?...
За дверью разлилось холодное колкое молчание, когда Каан все-таки нехотя ответил, как всегда сухо и так колко, словно речь шла о чем-то простом и совершенно не страшном:
– Она мертва.
– Что вы сделали с ней?! – взвыла я, понимая, что не хочу слышать от него больше нечего, не понимая лишь одного – как теперь я смогу жить с этой болью, с этим тяжелым острым камнем на душе, что лег могильной плитой на девушку, которую я даже не знала.
– Мы ничего с ней не делали. Успокойся, Аля.
Как?! Как я могла успокоиться, слыша все это и понимая лишь одно – я не смогу простить Хана за это никогда! Даже если в душе понимала, что он сделал это ради моего спасения.
Только это не было оправданием.
Это было жестоко! Дико! Непростительно! Никто не стоил жизни другого человека! НИКТО!
Я рыдала и выла, не слыша того, что быстро говорил за дверью Каан, иногда долбя по ней своей ладонью, хватая ртом воздух, которого мне снова катастрофически не хватало, начиная кашлять, отчего на полу появлялись капельки крови.
– Каан, какого черта?! Что происходит? Где Алия?
– Здесь!– рыкнул Каан, снова оглушительно хлопнув по двери.
Я растянулась на полу, свернувшись вокруг собственной груди, которая горела и жгла так сильно, что я словно превращалась изнутри в пепел. Но я хотела этого! Как я смогу жить, зная, что какая-то девушка умерла, чтобы отдать мне свою историю жизни?...
– Аля! Аля, ты меня слышишь? – раздался за дверью второй голос, который я уже знала.
Доктор Али теперь тоже стучал по двери, что-то буквально шипя на Каана снова на том языке, который я уже многократно слышала, но так и не понимала.
В конце-концов мужчины замолчали, но лишь потому, что в замке зашуршал ключ и дверь распахнулась, впуская прохладные руки, которые отлепили меня от пола осторожно, но настойчиво, а еще голубые глаза, которые осмотрели меня быстро и сосредоточенно и светлые брови, сошлись на переносице.
– Каан, что происходит? – Али положил меня на кровать снова, принявшись быстро и аккуратно осматривать, и пока не пытаясь меня разогнуть из состоянии сжавшегося эмбриона, растеряно глядя своими теплыми, проникновенными глазами и явно не понимая, отчего я рыдаю и вою от боли, не в силах выдавить из себя ни слова. Вряд ли этот мужчина понимал, что физическая боль уже ничего не значила. Боль душевная убивала меня, затмевая разум и раздавливая все эмоции прессом вины и паники.
– Я просто пытался объяснить ей, почему теперь она Лейла.
– И рассказал о девушке?
-…да.
– Офффффф, – тяжело выдохнул Али, – нашли кому доверить рассказать об этом!
Я дрогнула, когда прохладные ладони легко легли на мои щеки, заставляя мягко, но настойчиво поднять голову и встретиться взглядом с голубыми глазами, которые я едва могла рассмотреть сквозь пелену мокрых, склеивающихся ресниц.
– Алия, постарайся успокоиться и послушай меня.
-…убили ее… – простонала я, не боясь, что об этом кто-то узнает, но не в силах уменьшить этим свою боль, чувствуя, как его ладони сжали мои щеки сильнее, заставляя смотреть на него.
– Девушка была мертва. Ее никто не убивал, Аля. Послушай, я не знаю, в курсе ли ты, кем являются Теоман и Каан, но я – врач. Я давал клятву, что буду помогать людям, вне зависимости от их возраста, положения, статуса и прочих обстоятельств. Что я буду ставить человеческие жизни выше жизни собственной. И я никогда не позволил бы никому поступиться этим правилом. Даже Теоману. Я никогда не позволил бы ему поменять жизнь одного человека на другого, ибо все мы равны перед Богом, и только он может выбрать, кому жить, и когда умирать.
Я всхлипнула, всматриваясь в эти глаза – такие пронзительные и такие серьезные, которые держали меня не злостью и колкостью, а своей теплотой и абсолютно непередаваемой искренностью.
– На самом деле была авария, еще до того, как вы заметили ее и узнали. В тот момент, когда ваша машина влетела в столб рядом, девушка и ее родители уже были мертвы. Они ехали на большой скорости, Аля. В момент аварии девушку выбросило через лобовое стекло на трассу на несколько метров от машины….у нее не было шанса выжить с двойным переломом позвоночника и пробитым черепом…это мгновенная смерть. Я бы никогда не поддержал Тео с его идеей, но…ваша ситуация на самом деле была серьезной….
Али неловко кашлянул, не пытаясь отпустить меня и всматриваясь в мои глаза, словно пытаясь увидеть, как кусочки этой жуткой мозаики постепенно скалываются в моей голове.
– Никто не осуждает людей, которые жертвуют свои органы для спасения других людей, зная о своей неминуемой смерти, Аля. Я уверен, что Лейла помогла бы тебе, если бы у нас была возможность рассказать ей обо всем. Поэтому прими ее помощь и проживи эту новую жизнь, данную тебе так, чтобы Лейла гордилась тобой, хорошо?...
-…вы поменяли нас? – едва смогла прохрипеть я, пока не понимая, как мне реагировать на это все, не в состоянии разогнуться и справится с собственным дыханием.
– Да. Теперь соратники Озана уверены, что Алия Романов мертва. Что она пыталась бежать от Хана, но не справилась с управлением и попала в аварию. Они успокоятся окончательно, когда получат результаты ДНК, которые подтвердят, что это именно Алия, – сухо проговорил Каан, который снова занял свое место у кровати, даже не пытаясь посмотреть в мою сторону, – а Лейла будет продолжать жить дальше…если только не перепутает ничего из своей жизни.
-…что вы сделали с телом девушки? – мне казалось, что мой голос не звучит вовсе, только мужчины услышали и первым ответил Али, приглушенно, словно боясь, что нас могут услышать:
– Тео занимается ее похоронами. Все будет сделано по всем традициями в лучшем виде…он странный, с этим не поспоришь, но он уважает то, что Лейла сделала для нас…
Я закрыла тяжелые ресницы, слушая, как колотиться мое сердце, не в силах что-либо сказать и пытаясь не утонуть в океане собственных мыслей, где поднималось страшное цунами.
– Еще вопросы есть, или успокоилась наконец? – недовольно и сухо буркнул Каан в темноте под моими ресницами.
-…кто такой Теоман?
– Это настоящее имя Хана, – ответил Али осторожно, словно не уверенный в том, должна ли я об этом знать и разлилось напряженное молчание, когда каждый думал о своем тяжело и упорно.
– А теперь я должен тебя поругать, – первым нарушил молчание Али и снова его ладони легко коснулись моего лба, а затем запястья, – пару часов назад ты перенесла операцию, и я запрещаю тебе даже пытаться самостоятельно сесть, не то, чтобы разгуливать по палате! Ты поняла меня, Аля?
– Лейла, – сухо и резко поправил Каан, на что Али лишь сконфуженно кашлянул.
Я ничего не могла сказать.
В голове что-то жутко гудело, отчего виски буквально вибрировали, но я послушно делала все, что говорил доктор Али, при этом ощущая, словно в эту секунду нахожусь в каком-то другом измерении. Где не было боли, не было слез, не было этого ужаса, который едва ли так быстро мог уложиться в моей голове и не свести с ума.
Я мечтала проснуться утром в своем стареньком доме от голоса Джеки. Мечтала, что скоро я пойду в кафе, где меня не любили….но где все было понятно и как-то правильно. Где я четко знала, что буду делать, куда пойду, и чем закончится мой вечер….
А сейчас?...
Я не знала ничего. Я даже не понимала, кем была на данный момент.
Больше не Алия….но еще не Лейла.
Я не могла уснуть ночью, даже если Али сделал все возможное, чтобы моя боль стала меньше, и не впускал в палату полицейских, которые были обязаны опросить меня, как единственную выжившую участницу аварии. Я слышала голос Али за дверью, который говорил, что его пациентка еще слишком слаба морально и физически для того, чтобы снова пережить ужас аварии, и что они просто обязаны войти в мое положение, ведь в одночасье я осталась полной сиротой…
Я стала сиротой уже дважды…
Наверное, даже трижды, учитывая, что Хан в этот день так и не появился.
-….спи уже… – устало буркнул Каан, который скрючился на кресле рядом, вытягивая свою многострадальную ногу, подставив под нее низкий журнальный столик, и кутаясь в тонкий плед.
Нога оказалась сломанной, но он не сказал мне ни слова, уковыляв из палаты лишь единожды за долгий день в тот момент, когда вечером к нам заглянул Али для моего очередного осмотра.
Именно он спокойно и добродушно поведал мне, что Теоман, известный мне, как Хан, жив, но тоже не совсем здоров и получил сквозное пулевое ранение….что вобщем-то его никак не оставило в стенках больницы. У Каана так же была «царапина» от пули, вроде бы ничего смертельно страшного, и перелом ноги, который он заработал в той подставной аварии, в которую мы попали.
Мне нравился Али. Он был спокойный, добрый и какой-то по особенному открытый.
Не настолько высокий, как Хан и Каана, не такой подчеркнуто восточный, да и я бы никогда не подумала, что он был турецких кровей, если бы не его имя и способность легко говорить с Кааном на их родном языке. Подумать только – светловолосый и голубоглазый восточный мужчина! Добрый, очаровательный, с абсолютно солнечной улыбкой и лучезарным теплым взглядом, что при виде него всегда искренне хотелось улыбнуться в ответ. Али был словно теплый светлый лучик в этом темном царстве черноглазых, холодных и колких мужчин.
– Лейла, спи!
Я поморщилась от недовольного бурчания Каана, содрогаясь каждый раз, когда слышала это имя.
Тошнота не ходила уходить далеко, и, я знала, что теперь это было связано далеко не с операцией.
Мне было тошно, страшно и больно каждую секунду, когда я думала о девушке, которая умерла так несправедливо рано, не узнав жизни сполна…и что даже после ее трагичной и несправедливой смерти, ей не было покоя….
– Дело сделано. Перестань уже об этом думать и просто смирись.
Я смотрела в темный потолок ночной палаты, слыша шаги в коридоре, где не спал мед.персонал, ухаживая за больными, молча плача и терзая себя снова и снова.
Я мысленно просила прощения у Лейлы за то, что сделал Хан…за то, что я не кричу и не пытаюсь пойти в полицию, чтобы рассказать всю правду…за то, что я такая трусливая, низкая и ничтожная….Горячие слезы катились по моим холодным белым щекам, пропитывая насквозь мою легкую больничную сорочку и впитываясь в подушку.
-….какой она была?... – прошептала я скорее себе, чем Каану, слыша его тяжелый протяжный вздох, и недовольное ворчание на его родном языке, когда мужчина заворочался на своей неудобной и явно мелковатой для него лежанке, хотя Али предлагал ему привезти сюда кровать, а еще лучше заместиться в палате рядом. Каан отказался от всего, постоянно находясь рядом, словно сторожевой пес…которому явно не нравилась его работа.
– Я уже сто раз сказал тебе все, что знаю об этой девушке! Я не знал ее лично! Даже живой не видел! Прекрати уже это самотерзание! Сама не спишь и мне не даешь, черт побери! Али тебе уже объяснил всю ситуацию доступно и ясно – мы просто поменяли вас, ради твоего чертова спасения. Лейлу уже не вернуть. Никто никого не убивал, мы просто воспользовались этой ситуацией.
