Текст книги "Хан (СИ)"
Автор книги: Елена Синякова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 34 страниц)
– Смотри на меня!...
И я смотрела. Распахнув глаза, и дрожа от его силы и власти, которым не могла противиться.
Смотрела, утопая в его черной лаве глаз, теряясь в длинных ресницах и чувствуя, как эта кусающая кожу, тяжелая и пряная власть струиться по моим венам, повелевая и причиняя ту сладкую боль, от которой хотелось стонать.
– Бана айитсин! – снова прорычал Хан, полыхнув глазами, словно выжигая на мне метку, подавшись вперед бедрами одним резким, сильным толчком, заполняя меня собой так неожиданно и глубоко, растягивая до самого немыслимого предела, отчего тело выгнулось и сжалось, что я не удержала в себе вскрика, почувствовав, как Хан на секунду застыл, словно давая телу возможность вспомнить его, и привыкнуть к тому, что больше оно мне не принадлежит.
Упираясь своим лбом в мой, Хан тяжело порывисто дышал, не говоря больше ничего, лишь прожигая меня своими необыкновенными глазами, и глядя так пронзительно и жадно, словно был готов съесть, щекоча своими длинными пушистыми ресницами и упираясь руками в подушку по обе стороны от моей головы.
Когда он зашевелился снова, боль постепенно ушла, выпуская из глубины тела что-то новое, невообразимое, горячее и такое терпкое, отчего перед глазами просто пошли темные круги, словно с каждым отрывистым, глубоким движением Хана, во мне вспыхивал факел, который поджигал все изнутри, плавя внутренности, душу и сердце. Превращая всю мою сущность в один большой бурлящий океан расплавленного золота, которое стремилось к своему хозяину, стекая в живот и бедра, расплываясь влагой на бедрах. Собираясь все сильнее и сильнее, каждой маленькой капелькой переполняя ту чашу, которая звенела внутри от этого трения влажных тел, нагреваясь и истончаясь
…пока не лопнула с оглушительным всплеском и моим протяжным стоном, когда спина выгнулась волной того блаженства, которое я так ждала, чувствуя, как золото во мне взорвалось и испарилось миллионом ярких блесток, оставляя после себя подрагивающие мышцы и рваное дыхание, которое ловил своими губами Хан.
– Гузееееееел, мавиш, – сладко улыбался он, прищуривая свои завораживающие глаза, то целуя, то кусая мои губы, отстраняясь лишь на доли секунды, чтобы стянуть одежду с себя и с меня, и снова опуститься на мое дрожащее в непроходимых конвульсиях тело, входя медленно и мучительно, и лукаво шепча в мои влажные губы, чуть выгибая свою черную резкую бровь, – играем сегодня до пяти?...
– Пяти?! – распахнула я глаза, ошарашено ахнув, когда он ловко и резко развернул меня на живот, наваливаясь сверху и раздвигая мои ноги, смеясь хрипло и приглушенно, заставляя забывать меня обо всем.
Он двигался резко и безжалостно, входя в меня до упора и заставляя содрогаться от каждого его движения, глотая ртом горячий воздух, сплетенный из ароматов наших тел и этой невообразимой страсти, которая граничила с жестокостью, с жаждой обладания на грани безумия, когда хотелось рыдать и рычать одновременно, испытывая в равной степени и жуткую боль и головокружительную сладость, от которой тело выгибалось в желании получить его еще и еще.
Не в силах сдержаться, я кусала его пальцы, слыша рычание и прогибаясь под горячими губами, которые скользили вдоль шеи, опускаясь на позвоночник и выпуская бурю эмоций и мурашки по всему телу оттого, что он был сзади – такой сильный, большой, горячий и опасный.
Его нужно было бояться.
Ему нужно было подчиняться и боготворить.
А я сходила по нему с ума, отдаваясь каждому движению его тела, привыкая к его ритму, привязываясь накрепко к его вкусу и аромату, без которых уже просто не смогу жить…
«Два» было жестким, немного болезненным, но таким горячим, что я повалилась вперед, распластавшись под ним на скомканных влажных простынях, судорожно дыша и цепляясь дрожащими от напряжения пальцами в измятую подушку, пока не в состоянии даже убрать прилипшие влажные прядки волос со своего лица, и ощущая лишь его губы, которые скользили по моей шее ласково и едва касаясь, пока горячие ладони, скользнули подо мной, осторожно и бережно разворачивая снова на спину.
Хан играл со мной, как с котенком, целуя легко и мягко, чуть отстраняясь каждый раз, когда я тянулась к его губам, мягко и соблазнительно смеясь, маня собой и не давая того, что я так хотела, даже если тело уже было просто не в состоянии решить, что делать дальше и как сойти с этой огненной дистанции, на которую я возвращалась снова и снова!
Его черные глаза буквально переливались гранями самого совершенного драгоценного камня, когда он смеялся, оттого, что я ловила его руками за шею, притягивая к себе, чтобы ощутить вкус его мягких губ и терпкого бархатного языка.
Хан не сопротивлялся, увлекая меня за собой, садясь на колени и насаживая на свои бедра сверху, затаив дыхание и давая возможность мне самой регулировать его движения и глубину погружения в меня, придерживая за ягодицы и сжимая их, если я начинала медлить.
И если существовала вершина блаженства и край Рая, то я была как раз на нем, обхватывая Хана за широкие плечи и едва дыша, от ощущения полной наполненности, и этого скольжения внутри себя, которое сейчас я ощущала так мучительно сладостно, когда он медленно и размеренно двигал бедрами вперед и вверх, заставляя меня держаться на месте, и судорожно вдыхая каждый раз, когда это сладостное скольжение завершалось на самой глубокой точке меня, словно задевая само сердце.
Хан не торопился, не делал резких, порывистых движений, качая меня словно на волнах, когда я приподнималась вверх и опускалась на его бедра, судорожно вдыхая и начиная постанывать от этой невероятной интимности и нежности.
«Три» было нежнее шелка и терпче самого дорого сладкого вина, возвышая над землей, всеми бедами и страданиями, когда каждое размеренное движение было наполнено негой и едва сдерживаемой страстью, а Хан едва-едва касался своими губами моих губ, втягивая в себя мое отрывистое дыхание и прижимая к собственной груди, обвив руками так крепко. Я упивалась этой нежностью, ощущая себя бессовестной пьяной и безумно счастливой, почти повиснув на нем и скользя пальцами по напряженной широкой спине, припав в полном, счастливом изнеможении.
Я ощущала себя, словно радужное облако, словно сахарная вата – невесомой, трепетной и совершенно бестелесной, потому что устала настолько, что была не в силах даже пошевелиться, когда Хан осторожно уложил меня на кровать, повернув на бок и вытягиваясь сзади, чтобы прижать к своему горячему и по прежнему возбужденному телу, отчего я жалобно хмыкнула, слыша его лукавый приглушенный смех за спиной:
– Всего лишь три!...
– Я не смогу больше… – прошептала я, закусывая губы, потому что его рука скользнула по моему влажному животу, обхватывая ладонью грудь и вжимаясь своими нетерпеливыми и неугомонными бедрами с вибрирующей эрекцией в мои ягодицы.
– Хорошо, – наконец великодушно сжалился Хан, потянувшись куда-то за моей спиной и отстраняясь лишь на секунду, когда послышалось шуршание и звук похожий на рвущийся пакетик, но во мне не было сил, чтобы даже просто повернуть голову и посмотреть, что происходит, – тогда на сегодня завершаем процедуры, – хмыкнул Хан, скользнув горячей ладонью по моему бедру и запрокидывая ногу на себя, назад, чтобы тут же его бедра покачнулись вперед, входя в меня под таким углом и ощущаясь так глубоко и жарко, что я снова задохнулась от переполняющих эмоций.
Я больше не могла двигаться, починяясь движениям его горячего, стройного тела, когда Хан снова повернул меня на спину, нависая сверху, и вдавливая в матрас между скомканных одеял, разбросанных подушек и влажных простыней, которые свисали с кровати, а я заворожено смотрела на него сквозь ресницы, наслаждаясь каждой эмоцией, которая играла в этих проникновенных темных глазах.
Совершенно потерянная в нем и этой головокружительной страсти, я обхватывала его ладонями за лицо, чувствуя, как приятно колется его щетина и, улыбаясь, когда его губы касались моих ладоней, целуя, содрогаясь от его движений, которые все нарастали и нарастали, подобно волнам цунами, пока Хан не застыл в самой напряженной точке, откидывая голову назад и вдавливаясь в меня так сильно, что я прогнулась под ним, обхватывая руками за торс и утыкаясь носом во влажную грудь, на которой выступили капельки пота.
– Ты в порядке, мавиш? – прошептал Хан, растягиваясь снова за мной и обнимая своей крепкой рукой, не видя, как широко, устало и блаженно я улыбаюсь в этот момент, быстро закивав головой.
Все, что я хотела сейчас – это уснуть в его руках, по-прежнему разгоряченная и влажная, даже если тело ныло и болело, а между бедер просто жгло и все горело.
Я была в Раю.
Я не хотела больше ничего, наслаждаясь каждый глубоким ровным вдохом того, кто подарил мне эти волшебные ощущения, вознося на самое небо, пусть даже оно было черное с яркими ослепительными звездами.
Вот только у Хана, как всегда были свои планы, когда он приподнялся на локте, склонившись надо мной и легко кусая за плечо, проговорил серьезно и очень настойчиво:
– Сходи в душ и оденься. У тебя осталась твоя одежда, мавиш?
Я растерянно моргнула, боясь подумать о том, что сказка завершилась, покосившись на окно и пробормотав себе под нос:
-…а что уже настало утро?
– Всмысле? – все-таки услышал Хан, чуть хмурясь и полыхая чернотой горячих глаз в темноте.
– Ты опять оборотень?
Он рассмеялся легко и лукаво, поднимаясь на ноги – высокий, прекрасный и обнаженный, чтобы склониться надо мной, и взяв на руки, унести в ванную комнату.
– Пока еще нет, мавиш, еще человек,– хмыкнул Хан, показывая свои сладкие ямочки на щеках, которые так хотелось поцеловать при каждом их появлении, опуская меня на дрожащие ватные ноги и галантно удаляясь, однако полыхнув напоследок глазами горячо и жадно, что я сжалась, подумав, что номер «четыре» и « пять» могут случится здесь и сейчас, если я не займусь делом и не сделаю то, что он настоятельно порекомендовал.
– Так что на счет твоей одежды? – послышался за дверью его красивый голос, когда я растерянно пожала плечами, с большим трудом заставляя мозг заработать и выплыть уже из неги только что случившегося в спальне.
…ну, осталась юбка… как бы я не хотела вспоминать об этом, желая растянуть время своего блаженства и этого маленького горячего Рая, а воспоминания бесцеремонно ломились ко мне, как стадо бизонов на водопой, когда в голове снова вспыхнул образ Озана…и лужа крови на полу.
– И все? – голос Хана за дверью был твердый, но не холодный…пока еще.
– Боюсь, что да…. – пробормотала я, потянувшись к ванне, чтобы включить воду, стараясь не думать о том, зачем Хану понадобилось все это.
Лишь опускаясь в теплую воду, я поняла, что вопрос Хана о моем самочувствии был далеко не лишним, а вот с ответом я определенно поторопилась, потому что тело болело. Болело и горело местами, отчего я поморщилась, пытаясь растянуться в ванне и максимально расслабиться, слушая приглушенные шаги Хана в комнате.
Уже вылезая, я увидела в зеркале следы от его укусов и небольшие синяки, которые уже проступали на скулах и плечах….и не знаю, почему я улыбалась, чувствуя себя просто сумасшедшей маньячкой. Это были следы нашей любви. Нашей страсти. Словно послание Хана всему миру, что я принадлежу только ему.
..нельзя так сильно сходить с ума по одному человеку…
Нельзя дышать им и жить, не задумываясь больше ни о чем….
….это не закончится ничем хорошим.
Я выходила из ванны, закутавшись в мягкое большое полотенце, еле шевеля ногами, на цыпочках, чтобы как можно меньше шевелить бедрами, видя, что Хан стащил все простыни и покрывала с кровати, застелив ее свежими, разложив подушки и аккуратно укрыв мягким светлым пледом, положив на кровати ту самую черную юбку, которая осталась у меня от того страшного дня в доме Озана…а еще свой тонкий свитер, светло-голубой, который был мне явно великоват, но в целом смотрелся очень даже неплохо.
– Одевайся и ложись, – мягко, но как всегда настойчиво скомандовал этот черноглазый мужчина, отправляясь в ванную, и оставляя меня в спальне в полном недоумении и с тонной вопросов, которые волнами накатывали, но никак не хотели отступать.
Зачем одеваться?
Зачем в таком виде ложиться в кровать?...
Проблемы была лишь в том, что, не смотря на все эти непонятки и вопросы, я не могла не подчиниться, смиренно натянув на себя нижнее белье, юбку и свитер Хана, поморщившись от боли и аккуратно вытягиваясь на свежих простынях, чувствуя, как устала и как хочется спать.
Кажется, я все-таки погрузилась в глубокий, блаженный сон, потому что даже не услышала, когда из ванной вышел Хан и как он одевался, зашевелившись, лишь когда его руки снова обхватили меня и стало уютно и тепло, когда он лег рядом, прижимая к себе и укрывая мягким пледом сверху, что-то зашептав на своем языке. Уткнувшись в его грудь, я уснула крепко и легко, чувствуя себя в полной безопасности, уставшая, но такая бессовестно счастливая, не в силах даже размышлять над странным поведением Хана.
Не знаю, сколько я спала, знаю лишь, что катастрофически не выспалась, проснувшись странно и неожиданно, потому что услышала тихую речь над собой, вдруг ощутив, что Хана больше не было рядом…
В секунду сердце дрогнуло и истерично икнуло, чего-то испугавшись, словно подумав, что прошедшая ночь мне всего лишь приснилась. И я была бы в этом уверенна, если бы не ощущения в теле, которые ясно и через чур болезненно давали понять, что после сна такого определенно быть не может…даже если бы я падала с кровати. Раз десять. Как минимум.
Сознание проснулось резко, словно выпав плашмя с мира грез на плоскую холодную землю.
Но спасательным канатом, за который я ухватилась так горячо и отчаянно, был голос Хана, который звучал приглушенно и сдержанно…переговариваясь с Кааном.
Сердце радостно дрогнуло – он не ушел.
Он был по-прежнему здесь. Пусть даже если не находился рядом, даря свой жар и аромат.
– Вы подготовились? – я поморщилась от отрешенного голоса Хана, приоткрывая глаза и кутаясь в плед, видя, как двое мужчин красивых, подчеркнуто элегантных и кареглазых, стояли у большого окна, напряженно всматриваясь куда-то, и опаляя своим колким холодом. Вдвойне.
Вот и настало утро, выпуская на волю Хана-зверя.
Хана замкнутого, отрешенного и опаляющего своей холодной, жесткой аурой.
– Да, – сухо ответил Каан, даже не переводя взгляд своих красивых глаз на Хана.
– Спускайся вниз и жди. Скоро начнется.
Мужчины застыли, напряженно и собрано, когда в тишине раннего утра раздался громкий хлопок, который эхом разнесся за пределами дома, заставив обоих мужчин одновременно двинуться к кровати, а меня испуганно подскочить.
– Мавиш, просыпайся, – мягко, но при этом сдержанно произнес Хан, протягивая ко мне руки, чтобы поднять, бросив колкий, холодный взгляд на Каана, который быстро и резко прошел мимо нас, проговорив:
– Машина в гараже. Спускайтесь. С остальным я разберусь.
Пока я неловко и поспешно вылезала из кровати, стараясь не морщится от боли в теле, Хан пододвинул ко мне туфли на каблуках, которые так же были из дома Озана, увлекая за собой быстро и настойчиво, потому что на улице раздались новые хлопки…все ближе и ближе.
– Это выстрелы?! – ахнула я, хватаясь за Хана, который шел вперед целенаправленно и как всегда подчеркнуто спокойно, обнимая меня за плечи, и не обращая внимания как неловко и больно мне было идти на каблуках своими дрожащими ногами.
– Да.
Тошнота словно взорвалась внутри желудка, стремительно поднимаясь вверх, когда я судорожно закрыла рот рукой, чувствуя, как кровь отлила от лица и руки стали холодными.
– Из-за меня?!... – прохрипела я, спускаясь на первый этаж, и видя, как на улице бегают десятки мужчин, облаченных в черные костюмы, во главе с Кааном, который был лишь в черной тонкой рубашке и брюках, не обращая внимание на промозглое раннее утро, когда первые лучи солнца только пытались пробраться над горизонтом.
– Нет. Это новый раздел власти, – как всегда спокойно, отрешенно и холодно произнес Хан, увлекая меня за собой под лестницу, мимо кухни, вглубь дома, в гараж, где стояли три совершенно одинаковых машины. Одного цвета. Одной марки. С совершенно одинаковыми номерами.
Он вел себя так сдержанно и спокойно, словно не слышал приближающихся звуков выстрелов и криков мужчин на улице, прижимая крепко к себе и глядя вперед своими жестокими, колкими глазами, в которых словно сверкали безжалостные и бездушные черные кинжалы. Я же дрожала от паники, слыша в голове грохот своего взбесившегося сердца и надеясь, что тошнота не вырвется из меня в самый неподходящий момент, увидев перед собой Рея.
– Готовы? – кивнул ему Хан, на что тот лишь что-то буркнул в ответ, махая рукой другим мужчинам в гараже, которые были так же в черных костюмах, а еще вооружены, и рявкнул:
– Занимайте машины, скоро выдвигаемся!...
Кажется, все мужчины были собраны, сдержаны и, по всей видимости, готовы к подробному стечению обстоятельств, кроме меня, отчего я чувствовала себя маленькой, белой, дрожащей овечкой в стане безжалостных, хладнокровных волков, пока смутно понимая, что я здесь делаю и как оказалась среди них.
Уже даже и в мыслях не было, что может пойти что-то не так, когда появился неожиданно Каан, рявкнув Хану что-то отрывисто и злобно, отчего тот буквально оскалился, крикнув в свою очередь Рею быстро и резко:
– Времени больше нет! Скорее!
Смысл этих слов я поняла, лишь когда дверь гаража буквально вылетела с оглушительным грохотом и столпом огня, закричав и чувствуя, как ладонь Хана закрывает мне рот и он прижимает меня собой к полу, рывком открывая дверь одной из машин, которая находилась к нам ближе всех остальных. Одна из тех трех совершенно идентичных машин, что стояли в гараже и за которым попрятались все мужчины, начав перестрелку.
– В машину, быстро! – рыкнул мне Каан, буквально силой затаскивая в нее на заднее сиденье, и отталкивая Хана в сторону, когда из-за машины появился как-то человек и раздался оглушительный выстрел. Один из сотни звучащих в гараже, словно безумная какофония смерти, отчего не было слышно, что кричали друг другу мужчины, когда Каан выхватил откуда-то из-за спины второй револьвер, а Хан вдруг кинулся на мужчину безоружный, но такой злобный и свирепый, словно демон возмездия, оглушив его и отправив в глубокий нокаут одним резким, мощным ударом, отчего тот просто ничком повалился на пол, как мешком с камнями.
– Прекращай играть в супергероя, мать твою! – рявкнул Хан на Каана, толкая его к передней двери машины, – Садись и поехали!
Забившись в угол заднего сиденья, я освобождала место для Хана, содрогаясь всем телом и стуча зубами от ужаса того, что разворачивалось перед моими глазами, словно я попала на съемки какого-то криминального боевика, отчаянно и судорожно молясь в душе, чтобы никто не пострадал, когда Хан вдруг снова дернулся вперед, не успев занять своего места, чтобы уложить одним ударом очередного мужчину.
– Сиди тут и никуда не дергайся! – крикнул мне Каан, выскакивая вперед на помощь к Хану, который, не боясь быть раненным, сошелся в рукопашном бое с несколькими из очевидных врагов, пока я забилась буквально в судорогах, не понимая, как отличать своих от чужих, потому что все мужчины вокруг были в темных одеждах и с оружием на перевес, глядя на происходящий хаос, словно в замедленной съемке, когда увидела, как Рей рванул к Хану тоже, раскидывая на своем пути всех и вся – и своих и чужих, что-то крича и кидая ему свое оружие.
Хан не услышал друга из-за оров, криков и десятков оглушительных выстрелов, когда пистолет приземлился возле машины, и я с ужасом поняла, что Хана и Каана практически окружили недруги.
Мне казалось, что на несколько секунд стало тихо, потому что сердце грохотало в висках так сильно и громко, что заглушало собой все остальные звуки, когда я поспешно выбралась из машины, подбирая дрожащими руками черный, тяжелый и холодный револьвер, крикнув тому, кто был ближе всех ко мне – Каану…
Он услышал и обернулся, поймав револьвер скорее по инерции, чем поняв, что именно и для чего я ему кидаю, растерявшись, когда его глаза округлились, он вдруг закричал громко и надрывисто:
– Кош!!!!!
Если бы только я понимала, о чем он говорил, вздрогнув, когда почувствовала странный обжигающий укол в бок, почему-то вспомнив давно умершую бабушку. Почему именно её?....
Бабушка жила в пригороде, и на каждые каникулы мы приезжали к ней, проводя все лето – душистое, веселое и яркое, когда мама варила сладкий джем, и я его тут же съедала. А я собирала цветы, делая из них украшения для волос….а еще у бабушки были пчелки. Я их любила и не боялась, но лишь до тех пор, пока неожиданно меня не ужалила одна из них в ногу.
Почему я подумала о пчелах, находясь в гараже, где бились мужчины и звучали крики и выстрелы?
Потому что сейчас у меня было ощущение, что меня снова ужалила пчела.
Только не в ногу, а в правый бок, отчего там зажгло так сильно, что я поморщилась, приложив ладонь к боку, с удивлением почувствовав, что она стала влажной и слегка липкой.
Нет, не было ни паники, ни страха, я вздрогнула и испугалась, лишь услышав, как одновременно закричали Хан, Каан и Рей, расталкивая мужчин и кидаясь ко мне.
Казалось, что стало еще больше выстрелов и все они раздавались слишком близко, когда Хан добежал, обхватывая меня руками и прижимая свою ладонь к моему боку, с силой зажав его и осторожно усаживая в машину, залезая следом и крича Каану:
– Скорее!
– Каан Бей, мы разберемся с остальным, уезжайте! – крикнул кто-то из мужчин, и сквозь тонированное стекло и темную пленку, я видела, как Каан быстро кивнул, запрыгивая в нашу машину на сидение водителя, а Рей толкает в другую такую же машину какого-то мужчину, который был просто копией Хана….и если бы я не чувствовала его рук на себе и горячего отрывистого дыхания, то подумала бы, что Хана пытаются запихать в другую машину.
– Не рискуйте лишний раз, парни! Уезжайте сразу же! – крикнул Каан мужчинам, когда шины завизжали, все окна были наглухо закрыты, и три одинаковые машины с визгом выехали из гаража одна за другой, распределяясь и разъезжаясь по разным дорогам.
Чувствуя отрывистое, горячее и ароматное дыхание Хана на себе, я подняла глаза, понимая, что лежу на заднем сидении на его коленях, пока он продолжает зажимать мои бок своей рукой, пытаясь улыбаться и сказать, что со мной все в порядке и нет никаких причин для паники, когда поняла, что во мне почти нет сил.
Снизу я смотрела в его глаза, с удивлением понимая, что впервые вижу в них столько эмоций, что они буквально душили мой разум, кружа и путая мысли. Впервые эти пронзительные черные глаза не горели жаждой, не облизывали лукавостью, не кусались злобой, в них словно были две необъятные воронки боли и чистейшей паники, которую больше не мог скрыть даже колкий черный лед за пеленой длинных густых ресниц. Никогда я не чувствовала себя еще такой растерянной, видя в его взгляде все то, что там быть просто не могло.
– Что же ты натворила, мавиш… – шептал Хан, делая отрывистые вдохи и выдохи, словное ему было больно дышать, прижимая меня к своей груди, где колотилось его сердце так истерично и громко, что я удивленно дернулась, вдруг ощутив укол паники.
Ведь не было ничего страшного? Так ведь?...
– Я же сказал тебе сидеть в машине и не высовываться! – зашипел впереди Каан, что следил за дорогой, по которой на бешенной скорости неслась наша машина, глядя на нас с Ханом колко и немного растерянно через зеркало заднего обзора и иногда назад.
-…я только хотела помочь… – прошептала я, понимая, что даже это у меня получается едва-едва.
– Сус, – зашептал быстро Хан, склоняясь надо мной и убирая с моего лица прядки волос, когда я поняла, что его ладони были в крови…как и оба бока рубашки.
Сердце дрогнуло, когда я пыталась пошевелиться и прикоснуться к нему, с нарастающей паникой понимая, что из меня будто ушла вся сила, оставляя лишь отрывистое дыхание и только.
– Молчи, мавиш, молчи. Просто смотри на меня. Не закрывай свои ясные глаза, скоро все закончится.
– Ранен? – быстро покосился на нас Каан, стрельнув своим тяжелым, но таким красивым взглядом.
– Прошла на вылет, заживет как на змее. Сам как?
– Жить буду, – так же кратко и отрывисто кивнул Каан в ответ, снова покосившись на меня, а затем на Хана, заговорив что-то на их родном языке настойчиво и горячо, явно пытаясь в чем-то убедить Хана, который порыкивал в ответ, отрицательно качая головой, и не отпуская меня ни на секунду, а затем и вовсе что-то закричал, сверкая своими черными глазами, которыми наверное можно было бы просто убить…если бы Каан не был бы таким же холодным и жестоким.
Мужчины горячо ссорились, рыча и шипя друг на друга, явно пустившись бы в рукопашный бой, если бы руки Каана не были заняты рулем и дорогой, а руки Хана – мной.
Сжавшись, я лежала, едва дыша, и чувствуя, как что-то горячее и липкое стекает с моего бока, пропитывая свитер, юбку и стекая на ноги Хана, понимая, что мое тело становится словно ватным – легким и невесомым, жалясь и горя лишь в одной острой точке, как раз под ладонью Хана, которую он с силой прижимал ко мне.
Мужчины замолчали одновременно, когда неожиданно раздался сигнал в машине, и Каан ткнул куда-то на приборную панель, выпуская из динамиков голос Рея:
– Дорога свободна! Все ушли за нами! У вас не больше пары минут, пока не приехала скорая и полиция! Их уже вызывали, так что поторопитесь!...
Рей отключился, и глаза Каана снова смотрели на Хана пронзительно и настойчиво, каким настойчивым, холодным и рассудительным был и голос этого мужчины:
– Приди уже в себя, черт побери! Больше у нас не будет такой возможности! Она идеально подходит по возрасту, по росту, даже по внешности! Если мы упустим этот шанс, как ты будешь вкручиваться потом? Время уходит, думай быстрее!...
Губы Хана были сжаты так сильно, что стали почти такими же бледными, как его лицо в тот момент.
– Ты понимаешь это лучше меня, Тео! Без риска у нас ничего не получится, неужели так происходит в первый раз?...
Я заморгала, пытаясь понять о чем говорят мужчины, перейдя на понятную для меня речь, хотя все-равно не понимала совершенно ничего, видя лишь то, как кровавое пятно на боку Хана становится все больше, лицо бледнеет, и лишь прижатая к моему горящему боку ладонь была все такой же сильной и твердой, когда Хан на секунду тяжело закрыл глаза, отчего его ресницы веером опустились, пряча взгляд
…и когда распахнулись снова, вернулся прежний Хан – холодный, расчетливый и жестокий.
Хан который кивнул Каану, и машина устремилась вперед на немыслимой скорости, отчего нас слегка качнуло назад по инерции.
– Али предупредили? – сухо и холодно проговорил Хан, вдруг прижимая меня к себе сильнее, и я прижалась щекой к его груди, с удивлением понимая, что его сердце колотиться так быстро и судорожно, словно он боялся, хотя его голос не дрожал, как и крепкие руки, обхватывающие меня.
– Да. Он готов.
– Тогда давайте закончим уже с этим.
Каан кивнул, весь собравшись, и резко выворачивая куда-то, отчего шины противно завизжали, откидывая нас снова на заднем сидении, и машину занесло на резком повороте.
– Пристегнись и держи ее крепче!
Когда машина понеслась вперед еще быстрее, мне вдруг стало страшно, даже не смотря на то, как холодны и сосредоточены были Хан и Каан, не дрогнув и не выдавая никаких эмоций, лишь только Хан застегнул вокруг нас двоих ремень безопасности, вдруг склоняясь надо мной и обхватывая мою голову свободной рукой, словно заслоняя собой, прошептав еле слышно и касаясь прохладными губами моих губ:
-…ничего не бойся, мавиш…скоро все закончится.
– Готов? – быстро и громко спросил Каан, когда раздался жуткий визг тормозов, не успев получить утвердительный ответ Хана, и тьма поглотила меня острой болью и оглушительным скрипом трещащего от столкновения металла, словно машину раздирали на части огромными невидимыми тисками, вскрывая, как консервную банку, внутри которой были мы….
8 глава
Я пыталась поморщится, неожиданно понимая, что не могу даже сделать выдоха….
Боль скучивала меня огненным кольцом в области груди, душа, словно змея.
Она отбирала мой кислород, оставляя за собой лишь рваные раны от ее жалящих укусов.
Откуда она появилась во мне?...
Она пугала меня, когда казалось, что я просто задохнусь, так и не поняв, что происходит.
Я судорожно хватала ртом воздух, выгибаясь, и пытаясь найти то положение тела, когда не будет этой боли. Когда змея свернется и уснет, дав мне сделать всего лишь один отрывистый вдох…чтобы понять, что я жива…
….чтобы осознать, что родной аромат Хана не плод моего сломленного воображения….
Даже находясь с закрытыми глазами, я понимала, что надо мной проносятся десятки каких-то ярких прожекторов, от которых глаза слезились, не давая мокрым ресницам распахнуться, чтобы понять, где я.
…был ли это тот самый коридор в Рай?
Тогда почему было так больно? Разве после смерти боль остается? Может это был Ад?...
И уже было не важно, куда меня везли, когда слух уловил до дрожи необходимый голос, от звука которого тело словно встрепенулось, подавая первые признаки жизни, и начав отчаянно бороться.
-…девушка лежала возле машины…кажется, ее выбросило через лобовое стекло после аварии.
Я хотела открыть глаза, чтобы увидеть его и понять, о какой девушке говорил Хан, но ничего не могла сделать, судорожно хватая воздух, боясь того, что он поступает в мое тело слишком мелкими и урывистыми партиями, которых мне было явно не достаточно.
– Доктор, что с ней? Скажите, что с ней все будет в порядке!....
– Это вы нашли ее? – слышался новый голос. Мужской. Сосредоточенный и приятный.
– Да…мой друг не справился с управлением и вылетел на трассу. Мы поздно увидели, что там авария, пытались увернуться, но на мокрой дороге нашу машину занесло…девушка лежала прямо на трассе…Боже, что с ней, вы скажите?!...
– Должно быть ребро сломано. Пока сложно сказать что-то точнее. Мы сделаем все необходимое, можете не волноваться. Вы сами в порядке? Вы привезли ее?
– Приехали вместе с ней на скорой…
Боже, о ком говорил звенящим от напряжения голосом Хан и этот человек, который, очевидно был врачом? Если речь шла обо мне, почему Хан говорил так, словно не знает меня?...
Если к боли в теле могла добавиться еще и боль в сердце, то она вспыхнула, пытаясь задушить еще сильнее. Я хотела, согнуться, чтобы обхватить свою грудь руками, пытаясь выбросить из головы этот странный разговор и не думать о том, что Хан снова играл свою роль. Для чего? Зачем он снова отталкивал меня, делая это в тот момент, когда был больше всего нужен мне?...
