Текст книги "Поцелуй сирены и первобытные хищники (ЛП)"

Автор книги: Елена М. Рейес

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 15 страниц)

13

КАЙ

Волк во мне воет, когда она исчезает под водой, в то время как обычный мужчина стоит неподвижно с бутылкой рома в руке. Не выпивая, просто схватив его из ближайшей бочки, прежде чем подойти к планширу, чтобы посмотреть, как вода успокаивается после ее исчезновения.

Прошел уже час.

Я злюсь и размышляю – борясь с желанием позвать ее по имени. Оно вертится у меня на языке, мои инстинкты подталкивают меня отказать ей, но горечь трудно проглотить.

Нерисса.

Благословение и проклятие на моем языке, вкус, который я не могу смыть, как бы сильно мне этого ни хотелось. Никакое количество рома не поможет. Никакое количество крови, запятнавшей эти старые деревянные полы, не утолит чувство предательства, которое я испытываю.

Мои кулаки сжимаются по бокам, ногти впиваются в ладони, пока я не чувствую, как лопается кожа.

Я должен был догадаться. Знаки были налицо…

В ее декадентском аромате чувствовался привкус соли на краю каждой ноты. За те часы, что я провел между ее бедер, легкая дымка воды прилипла к ее коже. Я принял это за пот, после тяжелой погони, но теперь вкус у него другой.

Как росистое утро на море: все, к чему вы прикасаетесь или пьете, отдает морской солью, вкусом, которого я всегда жаждал – наслаждался с юных лет как слабостью, – но теперь оттенок изменился.

Судьба действительно трахнула меня.

Она сирена.

Нежная. Красивая. Опасная.

Гребаное совершенство.

Каждый дюйм этой знойной нимфы с кокетливой улыбкой взывает ко мне. Она создана для того, чтобы заставлять мужчин падать на колени и поклоняться, и все же Боги дали ее мне – дар и проклятие, которые я принимаю без колебаний.

Она принадлежит мне так же, как и я ей, даже если в данный момент я ненавижу то, кто она есть.

Моя слабость. Мой дом.

Пара, слово из четырех букв, которое сбивает мой мир с его оси. Я больше не принадлежу себе, но свободно отдаюсь женщине, которая уже предала меня.

Волчий вой, сердитый звук вырывается из моей груди, и команда вокруг меня обнажает шеи. Они не понимают, насколько глубоко это ранит, как мой волк требует, чтобы я нырнул за ней и вернул ее обратно. Брыкающуюся и кричащую – не имеют значения, а если я убью каждого чешуйчатого ублюдка, который помог ей обокрасть меня, то будет еще лучше.

Истинное правосудие не сладко, оно залито кровью.

Мое тело напрягается, готовое к прыжку – к черту последствия, – но я сдерживаю реакцию. Человек понимает то, чего не понимает волк: под поверхностью моря не мое поле битвы. Пока нет.

– Капитан? – Раздается голос Отто. Он самый молодой член экипажа на борту и брат Торрена. Сейчас он относится ко мне настороженно, стоит в стороне, как будто не уверен в моей реакции.

– Говори.

– Что ты хочешь…

Я отрываю взгляд от темных вод, моя челюсть ноет от скрежета зубов.

– Мы сейчас покидаем порт. Готовьте корабль.

– Да, Альфа. – Команда приходит в движение, пока он направляется к своему брату – моему другу.

Раскачиваются фонари, стонут канаты, разворачиваются паруса, по палубе грохочут сапоги. Голоса вокруг меня остаются тихими, но каждый начальник станции окликает другого, когда корабль готовится к отстыковке.

– Я в порядке, – говорит Торрен брату, прислонившись всем телом к мачте. Его рубашка разорвана и насквозь в крови, но раны уже заживают. Все еще кровоточат, но запекаются, и при виде этого моя ярость разгорается с новой силой.

– Позволь мне помочь тебе.

Отто пытается обхватить его рукой, пытаясь перенять его вес, чтобы сдвинуть Торрена с места, но тот отмахивается от него. Идиот снова открыл колотую рану; кровь вяло течет по его боку, а лицо сильно щиплет.

– Прекрати…

– Гамма, – кричу я, и всякая чушь, которую он собирался изрыгнуть, застывает у него на языке.

В одно мгновение я оказываюсь перед ним, разглядывая его бледную кожу и пот, стекающий по виску. Торрен пытается выпрямить упрямую задницу, но это усилие заставляет его пошатнуться.

– Альфа, я в порядке, – выдавливает он сквозь зубы, пальцы в багровых пятнах там, где он касался своего бока.

– Ты никудышный лжец.

За это я получаю фырканье, которое заканчивается еще одной гримасой. На секунду мой взгляд переключается на двух других членов стаи, лежащих на палубе, бортовой врач проверяет повреждения.

Один, похоже, без сознания, у него вздулась шишка на виске, а у другого глубокая рана на щеке. Они начали срастаться, слои кожи стягиваются, но процесс идет медленно.

И тот, и другой будет в порядке.

– Тащите их вниз, – рявкаю я, и другой член экипажа переходит от своих обязанностей по привязыванию припасов к помощи поднять одного из раненых, осторожно перекидывая его через плечо.

– Надо было убить ублюдка до того, как он вытащил свой клинок, – тихо стонет Торрен, и я поворачиваю голову к нему. На его лице выражение самобичевания. – Прости, Альфа. Я подвел тебя.

Нет. Это мой крест, который я должен нести.

– Это убийство принадлежит мне, Гамма, но я дам тебе утешительный приз, как только ты встанешь на ноги. – Торрен выглядит так, будто хочет возразить, но мое низкое рычание останавливает его. – Ты никому не нужен, истекающий кровью. Не упрямься, мой друг.

Его волк показывается в глазах, и они оба кивают, признавая правоту. Они также обнажают шеи в знак уважения.

– Отто, отведи его под палубу и займись им.

– Да, Альфа.

Пока они продвигаются вперед, стараясь еще больше не травмировать Торрена, корабль удаляется от причала в открытые воды. На секунду я закрываю глаза и наслаждаюсь бризом и приятным туманом, поднимающимся от воды, пока мой волк снова не прижимается к коже.

Он хочет контроля. Вырваться на свободу, когда за закрытыми веками я вижу эти великолепные фиалковые глаза. Помню, как я перебирал пальцами ее чернильно-черные волосы с нежнейшими волнами в каждой пряди. Как она приходила в себя от моих прикосновений и просила большего после каждого раунда.

За тридцать три года, что я хожу по этой земле, ничто не могло подготовить меня к ней.

К вспышке нужды и голода, к признанию того, что эта девушка теперь принадлежит мне. Мужчина и зверь хотят ее. Трепещут ради нее. Этого ничто не изменит.

Я все еще чувствую ее вкус у себя на языке; эта уникальная смесь соли и сладости, которая в данный момент облизывает мою плоть, как будто ее сущность – это хлыст, отмечающий меня. Владеющий мной.

Я ненавижу ее за то, что она сделала. Потому что – если бы она была честна – я бы подарил ей Кордис Люкс и многое другое.

Я хочу ее больше, чем воздуха, и это правда, которая обжигает меня до тех пор, пока я не начинаю задыхаться от этого греха.

Она моя. Этого не изменить, и да поможет мне Богиня, я никогда ее не покину.

Городская гавань исчезает позади нас, а я все еще сжимаю бутылку в руке, пока костяшки пальцев не белеют. Пока стекло не трескается и не разбивается вдребезги у моих ног. Тысячи крошечных осколков окружают меня, некоторые оставляют порезы, но мне было наплевать, когда я вглядывался в горизонт в поисках каких-либо признаков ее присутствия.

Ничего. Она ушла.

А я? У меня не остается другого выбора, кроме как встать, а затем ходить взад и вперед, повторяя действие, в то время как ярость тянет в одну сторону, а потребность в другую.

Именно в те моменты, когда корабль рассекает волны и дневной свет сменяется ночью, я даю себе клятву.

Клянусь клыками и морем, я найду ее и вырву правду из ее сладких уст, прежде чем вернуть то, что принадлежит мне по праву…

Но сначала мне нужны ответы.

Дни расплываются, когда море несет нас домой. Пока команда ухаживает за ранеными, я рулю, а затем отдыхаю. Затем рулю еще немного, пока не приходит время отдохнуть.

Я бомба замедленного действия. Готовая взорваться, и меня преследуют сны.

Она приветствует меня в своих объятиях каждую ночь, когда я закрываю глаза, ее нежный тон разносится по волнам, когда я просыпаюсь с ее именем на губах. Я тверд и пульсирую, пот скользит по моей коже, и боль становится сильнее с каждым проходящим днем.

Физическое проявление тоски по своей второй половинке.

Когда несколько дней спустя на горизонте появляется остров Лобос, мое сердце сжимается по другой причине. Это мой дом. Мои люди, которых я подвел.

Утесы зубчато поднимаются из моря, а черный камень был высечен многолетними штормами. Из сердца острова простираются огромные джунгли, полные деревьев и дикой природы, а над очагами стаи вьется дымок, ожидающий нашего возвращения.

Мои владения. Моя семья.

На береговой линии я вижу своего ожидающего бету. Он был поставлен в известность о нашем возвращении наблюдателями, волками, которые приветствуют нас и сообщают об активности за пределами наших берегов.

Верис улыбается, когда мы приближаемся, широко и уверенно, волк, вырезанный из железа, которому я доверяю свою жизнь. Он должен был быть со мной на этой пробежке, но его пара была слишком близка к сроку родов, и его место было здесь, приветствовать своего щенка – новую жизнь – в стае.

– Альфа. – Он показывает мне свою шею, когда я ступаю на причал, на его лице усталая улыбка новоиспеченного отца. – Моя маленькая Офелия сильна и здорова, с криками воина. Марта хорошо отдыхает.

Я хлопаю его по плечу, гордость смешивается с облегчением.

– Поздравляю, кузен. Пусть богиня благословит ее, и однажды ее вой сотрясет горы.

– Спасибо тебе, Кай. Это много для нас значит.

Улыбка сползает с его лица, когда он видит, как трое раненых выходят из-за палубы, все еще немного ослабленные. Клинок, извлеченный из бока Торрена, нуждается в исследовании на наличие яда.

– Что, черт возьми, произошло? Ты только ходил за припасами и…

– Сообщи моему отцу и деду. Я хочу, чтобы они немедленно были в каменном зале.

Его брови хмурятся, уловив язвительность в моем тоне, но он не спрашивает. Мой бета кивает, затем убегает, чтобы помочь своим братьям и сказать предыдущим альфам, что их призвали.

Каменный зал находится в самом сердце острова, высеченный из вулканической породы задолго до меня. Здесь все альфы, прошлые и настоящие, встречаются со своими старейшинами или членами стаи на руководящих должностях. Даже приезжие вожди территорий встречаются здесь, когда я вызываю их, чтобы обсудить договоры или пресечь неверные суждения – отстранение того, кто переходит границы дозволенного.

Это место для дипломатии, в то время как остров Сан-Тико – это место, где я проливаю кровь.

Когда я переступаю порог его священных стен, факелы пляшут. Тени движутся, и тишина такая же неподвижная, как у моего отца у стены. Его руки скрещены на груди, лицо серьезное, в то время как мой дедушка сидит, как король без трона. Старый, но несломленный, и его взгляд такой же острый, как в тот день, когда он рассказывал мне о волках и магии.

Я не теряю времени даром.

– Вы знали? – Я спрашиваю их жестким тоном. Оттенок горечи окутывает каждое слово. – Вы знали, что моя пара будет сиреной?

Ни один из них не произносит ни слова, но мой отец неловко переминается с ноги на ногу. Хотя проходит минута, я замечаю, как подергиваются его руки и он слегка переступает с ноги на ногу. Мой дедушка, однако, старый волк, никак не реагирует. Вместо этого его взгляд на мне тверд и немигающ.

– Почему?

– Сынок, ты должен понять, что…

– У них Кордис Люкс. Камень исчез.

При этих словах оба мужчины обмениваются взглядами, и впервые за многие годы мой дедушка выглядит встревоженным…

14

КАЙ

Эфраим Дайр – сильный волк.

Он благородный и справедливый, немного требовательный, но я никогда не видел его таким. Страдальческое выражение появляется на его лице, прежде чем глаза темнеют, а тонкие волоски на руках превращаются в густую шкуру, когда его волк бросается вперед. Не из защитного инстинкта, а потому, что что-то причиняет ему боль на более глубоком уровне.

Это чувствуется от него.

Боль. Сожаление. Неприятие.

И хотя я не эмпат, как альфа, я настроен на эмоции каждого члена моего королевства, если концентрируюсь на одном человеке. Это то, что может пригодиться, чтобы помочь успокоить волка, попавшего в беду, или того, кто переживает потерю любимого человека – последнее я чувствую в нем.

Потеря, которую он так и не смог пережить.

– Ответь мне, дедушка.

Я изо всех сил пытаюсь обуздать свой гнев и разочарование; мой зверь на пределе. Между его эмоциями и моими – и беспокойством моего отца – мой натянутый поводок начинает ослабевать, и наружу вырываются когти, клыки и шерсть. Мои мускулы бугрятся, и в своей форме в половину смены я возвышаюсь над всеми, кто находится в этой комнате, прежде чем издаю следующий низкий рык.

– Ты знал, что наш союз возможен?

– Да.

Челюсть Эфраима сжимается, но его глаза по-прежнему смотрят на меня с такой темнотой, какой я никогда раньше не видел. Он смотрит в глаза не с вызовом или неуважением, а чтобы показать честность. Факелы потрескивают, когда ветер врывается из открытых окон, отбрасывая дрожащий свет на его усталое лицо. Его бремя тяжело.

– Это всегда было возможно, и я беспокоился об этом. Сначала с твоим отцом, а потом с тобой.

– О чем ты думал, скрывая от меня нечто подобное?

– Что мои молитвы были услышаны, и богиня не держала зла ни на меня, ни на моих близких. – Он проводит рукой по лицу. – Родственные души священны, Кай. Я вдалбливал это в твою голову с тех пор, как ты был молод, и то, что я принял – даже если Люсьен уже приняла решение – было неправильным. Я должен был бороться сильнее. Заставить ее увидеть, что разрыв нашей связи был ошибкой.

Заговорил мой отец.

– У тебя не было выбора, кроме как согласиться.

– Будь непредвзят, сын мой.

Я игнорирую его мысленную связь, не сводя глаз с мужчины, на которого равнялся всю свою жизнь. Он всегда был рядом: он помог мне впервые переодеться, научил охотиться в меховой шкуре и быть честным лидером. В то время как мой отец был прямолинейным альфой, для которого все было черным по белому, мой дедушка видел, что для каждой проблемы существует по крайней мере пять различных исходов.

Точки зрения различаются, точно так же, как одна истина может распасться на тысячу интерпретаций, в зависимости от того, кто ею владеет. Перспективы – это личное дело каждого, и даже люди с самыми благими намерениями могут совершать жестокие ошибки.

– Я все равно заслуживал знать правду.

– Ты не должен был узнать об этом таким образом. Не так, – говорит он спокойным, но решительным голосом. – Не раньше, чем у меня будет возможность поговорить с Люсьеной.

Мне это не нравится. Ни мне, ни моему волку. Ни капельки, блядь.

– Ты, блядь, издеваешься надо мной? Ты все еще связан с королевой русалок?

– Да.

Не отрицает этого. Он констатирует факт.

– Просто не так, как ты можешь подумать.

– И что это должно означать?

Это звучит искаженно, как сердитое рычание альфа-волка, и оба мужчины обмениваются взглядами. Моему зверю это не нравится; его рокот в моей груди становится громче. Он роется в моих внутренностях, впиваясь в грудную клетку.

– Ты думаешь, я не был готов обнаружить, что моя судьба переплетена с обманом? Что драгоценный камень, который ты передал своему роду, был не благословением, а клеткой, которую ты похоронил?

Мой отец резко выдыхает, его взгляд мечется между отцом и сыном.

– Кай, твой дедушка сделал то, что считал лучшим в то время. Для тебя и стаи. Он не знал, могут ли боги…

– Боги? – Мой голос низкий, опасный. – Ты больше беспокоился об их несправедливом гневе из-за выбора твоей русалки, но не предупредил меня, что я могу попасть в шторм. Что ваша обиженная связь приведет к последствиям, которые повлияют на мою судьбу и пару.

Как они могли этого не видеть? Как они не понимают, что камень никогда не был настоящим подарком?

– У меня никогда не было намерения причинять тебе боль, Кай.

Вспышка боли исказила черты его лица, воспоминание о так и не завершившейся связи, но она исчезла так же быстро, как и появилась. Его челюсть сжимается, плечи расправляются, но в его голосе нет веса лидера, которым он когда-то был. Теперь в нем слышны печаль и сожаление.

– Я действовал, чтобы защитить эту стаю и свою семью, гарантируя, что вам никогда не придется жить с той дырой, которую я носил в себе более века. Моя связь с Люсьеной невелика и эпизодична, это цепочка снов, которые твоя бабушка понимала, потому что она тоже жила с потерей. Я никогда не обесчещивал ее. Я почитал ее каждый день ее жизни и благодарю богов за то, что они даровали мне второй шанс на любовь. Но Люсьен…

У него перехватило горло, и он несколько раз останавливается, чтобы прочистить горло.

– Она – часть этого прошлого.

– Она отвергла тебя. – Мой голос полон яда, но в груди все сжимается так, как я ненавижу. Сожаление наполняет меня, но во мне слишком много гнева, чтобы взять свои слова обратно.

– Она защитила меня и моих близких, – выплевывает он сквозь стиснутые зубы, его волчий взгляд скрывается за темными глазами – того же шоколадного оттенка, что и у всех мужчин в моей линии крови, – и если бы он не был моим дедушкой и тем, кого я люблю, я бы вонзил его клыки в затылок.

– Ее выбор ранил ее больше, чем меня, Кай.

Я оборвал его с усмешкой.

– Что я вижу и понимаю, так это то, что ты предал меня. Что твоя секретность – защита ее – могла стоить мне моей пары. Что, пока я истекал кровью, чтобы обеспечить наших людей и нашу безопасность, ты забыл, кому ты предан.

– Ты думаешь, я хотел этого? Что я не умолял ее передумать, не уходить от меня? – Это заставляет его зарычать, и мой волк отвечает. Я обнажаю зубы и делаю шаг вперед. Это все, что может вынести мой зверь, и разлука с его парой не помогает.

Все наоборот.

Нерисса – это страстное желание, которое я не могу игнорировать или отрицать; она проникла глубоко под мою кожу, слилась с моим костным мозгом, является частью каждого моего вздоха.

– Вся эта ярость и чувство вины разорвут эту стаю на части, если ты не возьмешь себя в руки. – Голос моего отца прорывается сквозь напряжение, и я поворачиваю голову к нему. Джулиус делает шаг вперед, его плечи напряжены, но держатся уверенно, и кладет две руки на стол. Наклоняется вперед. – Вы родственники, а не враги, и вам нужно перестать защищаться. Сын мой, ты имеешь полное право требовать ответов, но пока ты по-настоящему не выслушаешь, суть спорна. А ты… – его глаза сузились, глядя на отца. – … прекрати защищать королеву Люсьену и начинай объяснять. Твоему альфе нужна не трагическая история любви, а данные обещания и возможности, которых ты боялся. Пришло время. Больше никаких пряток.

Несколько минут никто не произносит ни слова. Единственными звуками в каменной комнате являются шелест ветра в щелях и мерцание пламени.

– Твоя слепота к реальным проблемам – вот что ранит меня глубже всего, – говорю я тихим голосом, но грань гнева, на которой я балансирую, проскальзывает в каждом слоге.

Верис, который все это время молчал, говорит по нашей личной связи.

– Торрен ждет нас снаружи подземных камер.

Я слегка киваю ему и даю указания.

– Отправляйся. Встретимся там через десять минут.

– Я могу все понять, но не сокрытия того, что Нерисса Дель Маре может стать моей парой. Сколько я себя помню, водяные пытались украсть камень. Они атаковали наши корабли, обращались с нами как с врагами и показали, что у них почти нет чести – и все же я связан с наследницей их трона, и от меня ожидают, что я буду улыбаться по этому поводу.

– Кай…

– Нет, отец.

Я прикрываю им спину, когда Верис уходит, и это должно довести дело до конца. Я невероятно разочарован; мое уважение к дедушке висит на волоске.

– В любой момент за последние пятнадцать лет он мог подойти ко мне и объяснить. Беспорядок, созданный эгоизмом короля Атласа и королевы Люсьены, более чем далеко идущий. Моя пара помогла армии водяных украсть тот самый подарок, который подарила ее бабушка в знак чего? Жалости?

– Ты знаешь почему.

Это все, что говорит мой дедушка, но он встает со своего места. Стул резко скрипит по полу; я по-прежнему не оборачиваюсь.

– Камень должен был быть проводником, чтобы ни один дайрский волк не испытал того, что испытал я. Пережил. Твоя бабушка смягчила боль, Кай, но она так и не утихла.

– И все же они потратили годы, пытаясь вернуть себе этот драгоценный дар.

Затем я поворачиваюсь, чтобы уйти, и дохожу до двери, прежде чем смотрю на них через плечо.

– Они сделали нас врагами, и теперь я могу потерять то самое, от чего ты пытался меня защитить.

– Она умирает.

Не то, что я ожидал, но это правда. Я вижу это по выражению его лица.

– Ее связь с Атласом сохранила ей жизнь, но чем дольше мы остаемся без каких-либо контактов, Люсьен чахнет.

– И камень спасет ее?

– Нет.

– Тогда зачем они используют мою пару, чтобы вернуть его?

– Не они, Кай. Этого хочет Атлас.

– Это еще хуже.

С этими словами я выхожу, ярость и беспокойство бьются в такт каждому шагу. Я не верю в совпадения, и появление изгоев в Сан-Тико в ночь испытаний, где я впервые почувствовал ее запах, мне не нравится.

Если они что-то знают, я узнаю. Даже если для этого придется вырывать это у них по косточке за раз, потому что я никогда не перестану бороться за то, что принадлежит мне. И Нерисса именно такая.

Моя пара. Мой дом.

Воздух в подземных камерах внизу влажный, тяжелый от запаха тела и страха. Последнее из них самое тяжелое, особенно для трех волков, на которых были блокираторы запаха, когда они в последний раз были в моем присутствии.

Они думали, что поступили умно.

Что они могут обмануть меня.

Торрен и его брат стоят сразу за железной дверью, прислонившись к стене, но они выпрямляются, когда чувствуют меня. Оба кивают, их неуклюжие фигуры наполовину скрыты тенью, но мое внимание привлекает блеск металла. Это мой меч в руке Отто, и кожаные ножны.

– Как? – Я спрашиваю, но в голосе звучит сталь.

Отто вздрагивает, но борется с собой, не обнажая шеи.

– Кузнец доставил его прошлой ночью. Сказал, что нож заточен и готов к бою; он не хотел беспокоить тебя, Альфа.

– Спасибо.

Принимая нож из его протянутых рук, я провожу пальцем по острому лезвию, прежде чем обхватить рукоять. Я проверяю вес и баланс, крутя его, чтобы посмотреть, каков он на ощупь. Медленный свист рассекает воздух, чистый и точный, когда три волка-изгоя опускаются передо мной на колени.

Грязные. Испуганные.

Первый слева – самец с интеллектом картофелины. Ни один волк стаи или изгой не оскалит зубы на вожака, особенно на того, кто выглядит так, будто сильный ветер может сбить его с ног.

Эта бравада его не спасет.

– От тебя разит мочой и страхом, – бормочу я, низко пригибаясь и склоняя голову набок.

Он примерно на шестьдесят фунтов меньше меня, без мышечной массы и оружия, и мне жаль этого идиота.

– Ты также слишком глуп, чтобы понять, что ты уже мертв.

Он смеется над этим, звук уродливый, с намеком на панику.

– Я не боюсь смерти, но ты должен бояться.

– Это правда? – Я подношу кончик меча к его уху и медленно провожу лезвием взад-вперед. Кожа легко снимается, как с масла, и я делаю мысленную пометку послать кузнецу подарок в знак признательности. – Расскажи мне еще.

– Мы тебя не боимся, – выплевывает он, борясь с желанием отпрянуть. То, что осталось от его уха, упадет на пол еще двумя взмахами моего клинка.

– Конечно.

– У Спиро была могущественная покровительница. Она защитит нас.

Она. Интересно.

– Что еще?

Хрящ висит на тончайшей нити, когда из раны хлещет кровь. Ничего серьезного или травмирующего, просто небольшие изменения, которые вызывают улыбку на моем лице. После последних нескольких дней мне нужна отдушина, и этот дурак – идеальная мишень.

– Не стесняйся.

– Мер…

Рвотные позывы позади нас прерывают его, и я оглядываюсь, обнаруживая, что женщину рвет глубокими, болезненными позывами, из которых практически ничего не выходит, и я смотрю на Вериса.

– Принеси ей воды и стул.

Он не отвечает, но я слышу, как он выходит из комнаты и возвращается через несколько минут. Раздается громкий скрежет металла, когда он отодвигает сиденье, и я поднимаю бровь. Верис пожимает плечами, но более мягко вручает женщине бумажное полотенце и неоткрытую бутылку с водой.

Она благодарна и за то, и за другое, шепча слишком тихо, чтобы я мог расслышать спасибо, в то время как другой самец показывает мне свою отмеченную шею. Такую же, как у нее. В знак уважения от двух изгоев, которых я мог бы легко убить в этих стенах, и никто бы и глазом не моргнул.

Наказание за незаконное проникновение – смерть. И все же ничто не радует меня больше, чем выражение крайнего отвращения на лице их спутника. Он сердит. Купается в ревности. Все это исходит от него, смешиваясь с его и без того гнилостным запахом – сочетание щекочет мой нос.

Меня это тоже забавляет, и после последних нескольких дней я это ценю. У меня становится тепло на душе. И в духе хорошего хозяина я принимаю несколько решений.

– Верис, переведи этих двоих напротив него в чистую камеру. Я хочу, чтобы их накормили, предложили принять душ и дали матрас и одеяло, чтобы они могли лечь.

Как только мой бета уходит, чтобы сделать то, что мне нужно, я в последний раз взмахиваю мечом, полностью отрезая ухо этому засранцу. Оно приземляется рядом с его коленом после небольшого подпрыгивания, вызывая мой сердитый взгляд. Как это ни прискорбно.

– Есть проблема?