Текст книги "Служебный роман, или История Милы Кулагиной, родившейся под знаком Овена"

Автор книги: Елена Ларина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц)

Глаза Лисянского злорадно блеснули.

– В очередь… детки, в очередь! Итак, объясняю правила игры. Сейчас каждый из нас попробует найти свое место в сказке.

– Как это?

– Ну вот смотри, Марточка, – начала объяснять Анна Федоровна. – Кем бы ты могла быть в сказке про Винни-Пуха? На кого из героев ты больше всего похожа? Верно, Анатолий Эдуардович?

– Абс-ссолютно!

Марточка притихла, сосредоточенно хмурясь – похоже, задачу она приняла всерьез.

– Ну-с, кто начнет? – потирая ручки, Анатоль обвел нас взглядом.

Я наконец-то осознала, что сегодня его энтузиазм отдает чем-то нездоровым, изрядно меня раздражая. И не сдержала язвительной нотки:

– Инициатива наказуема, Анатолий Эдуардович. Идея ваша, вот и покажите коллективу пример.

– С превеликим удовольствием. – Он, кажется, не заметил иронии. – Я – Кристофер Робин, разумеется!

– И вовсе даже не разумеется! – медовым голоском пропела Мари. – Ну какой из вас Кристофер Робин? Если вы запамятовали, это мальчик, который таскал Винни-Пуха за ногу, бумкая головой по ступенькам. Не своей головой, что характерно. А поскольку кандидатура Винни-Пуха самоочевидна и дебатов не вызывает…

– А чего я-то сразу!.. – басовито пробормотал Мишенька, вновь обнаруживая себя в эпицентре внимания.

– …то еще вопрос вопросов, кто из вас кого в случае нужды протащит головой по ступенькам.

– А по-моему, даже и не вопрос! – рассудительно заметил Глеб Евсеевич.

У Мишеньки засветились в темноте уши.

– Ты – Тигра! – вдруг подала голос Марточка, ткнув пальцем в Лисянского.

– Устами младенца глаголет истина! – обрадовалась Мари.

– Эх, Машенька…

Мари с хорошим замахом хлопнула коллегу по плечу:

– Так и быть, Анатоль. Только для вас – Мария Авенировна.

Лисянский посмотрел на нее с укоризной, тряхнул плечом и невозмутимо продолжил:

– Так, замечательно, Винни-Пуха определили…

– А кто Винни-Пух? – требовательно вопросила Марточка, не заметив и не поняв наших экивоков.

– Я, – обреченно сказал многострадальный Мишенька.

– Следуя логике, сейчас мы должны найти Пятачка? – Родион Иванович, похоже, счел необходимым принять участие в общем разговоре. – Кто у нас Пятачок?

Повисло молчание. Все переглядывались, поочередно впадая в задумчивость. Наконец всеобщее мнение словно бы осело кристаллами, озвучил его, как ни странно, Снегов:

– А Пятачка-то у нас, выходит, и нет. Не вырастили мы, товарищи, Пятачка – упущение, однако.

Надо же… А мне-то казалось, что он нас и не слышит. Весь вечер он был особенно молчалив и задумчив.

– Чем оправдается отдел кадров? – Я обернулась к Оленьке.

Но оправдаться отделу кадров не дал Глеб Евсеевич:

– Как это «нет Пятачка»? Просто вы моего сына не видели!

– Ура! Отдел кадров докладывает: Пятачок найден! – закричала Оленька. И неожиданно сухо добавила: – Так что нечего на нас бочку катить. – Не выдержав роли, прыснула и тут же обратилась к Ясеневу: – Ну а вы-то у нас кто в таком случае?

– Известно кто: «Посторонним В.» я у вас. Пятачков, как выражается мой сын, предок.

– Ну-уу, так можно кого угодно обнаружить. И где угодно, – недоверчиво протянула Анечка. – Я в таком случае – родные и знакомые Кролика.

– Ух ты! – потрясенно пробормотала Марточка. – Одна тетенька – сразу все родные и знакомые Кролика!

– Да, Анечка, прямо скажу, не ожидал! Вы мне казались куда более цельной личностью. – Лисянский вновь подхватил упущенные было бразды. – Кто следующий? Родион Иванович?

Козлов нервно хихикнул. Видимо, он только сейчас понял, что и его очередь неминуемо должна была подойти.

– Да я как-то… Даже не знаю…

– Граждане, объявляю конкурс! Кто отгадает Родиона Ивановича?

Мне стало не по себе. И, кажется, не мне одной. Что и говорить, сплоченный у нас коллектив, все догадывались, кем должен оказаться Родион Иванович. Положение спасла Марточка:

– Давай ты будешь ослик Иа-Иа? – простодушно предложила она.

По лицу Козлова было видно, что ему решительно не хочется быть осликом, как бы его ни звали.

– А может быть, меня там вообще нет? – с надеждой спросил он.

– Да что вы, – с жаром начал Мишенька. – Иа-Иа потрясающий персонаж! Единственный обстоятельный и надежный человек во всем этом… зоопарке. И вообще он там самый рассудительный.

– Вы действительно так думаете? – слегка оттаял Козлов.

– Да! – решительно соврал Мишенька.

– А я тогда буду Совой! – азартно воскликнула Анна Федоровна.

– А я – крошкой Ру! – поддержала Марточка.

Анна Федоровна притянула внучку к себе:

– В таком случае, крошка, нам срочно нужна мама Кенга.

Маша как-то вдруг подалась вперед и с совершенно детским выражением лица – куда только делась ее дежурная ирония – сказала:

– Ольга Николаевна, вы будете мамой Кенгой!

– Конечно, деточка, – в тон отозвалась Оленька.

Видимо, каждый из нас, лишенных нормальной семьи, на всю жизнь остается ребенком, до старости испытывая тоску по маме, словно та отошла на минуточку, да так и не вернулась за нами. Конечно, в обыденной жизни мы солидны, уверены в себе (порой даже слишком), но стоит сгуститься сумеркам… Стоит дрогнуть сердцу… Стоит нам, в общем, расслабиться и утратить бдительность… Тут-то и выползает из атавистических глубин подсознания: «Мама-а-а!»

Мне, казалось бы, грех роптать – уж я-то росла в замечательной семье… Когда папу, а вместе с ним и маму не уносили черти с неблагозвучными именами «Соцзаказ» и «Загранкомандировка».

Ощутив, как тонка становится от этих размышлений моя скорлупа, я решительно встряхнулась и бодро спросила:

– Ну-с, кто остался необилеченным?

– Я! – Мари рассмеялась. – И раз уж у нас были даже все кроликовые знакомые и родные в одном флаконе, я, стало быть, могу стать Пчелами.

– Как, всеми сразу? Опять? – игриво ужаснулся Лисянский.

– Я на мелочи не размениваюсь, – небрежно отмахнулась Мари. – Ж-ж-ж…

– Это «Ж-ж-ж» – неспроста, – пробормотали из темноты.

– Рюрик Вениаминович, решайтесь. – Анна Федоровна разрезвилась как дитя, не хуже Марточки. – Кто вы у нас?

– Даже не представляю, кем я могу быть в этой сказке… Разве что Кроликом?

– А… что у вас общего с Кроликом? Извините… – озадачился Мишенька.

«Занудство, – подумала я. – Хотя на Кролика он все равно не похож».

– Ну, если у вас есть другие предложения – заранее готов согласиться.

Мишенька задумался, затем растерянно огляделся:

– Ой. А… других-то… и нет. Никого вроде не осталось. А как же Людмила Прокофьевна?

– Я почему-то уверен, что Людмила Прокофьевна выкрутится, – твердо сказал Снегов. – Кто вы, Людмила Прокофьевна?

Что-то в его тоне и взгляде показалось мне странным, как будто вопрос его имел второй, сокровенный смысл, двойное дно. Будто он был адресован не мне. От этого почему-то было немного грустно.

– Выкручусь-выкручусь. Спасибо за доверие, Рюрик Вениаминович. Так вот, дорогие мои, я буду зверем по имени Щасвирнус.

Коллектив протестующе взвыл.

– Нет уж, достаточно с вас на сегодня, – поспешно возразил Снегов. – Да и с нас тоже.

– Хорошо. – Я не могла не улыбнуться. – Таким образом, господа, поздравляю вас, Винни-Пуха мы добили.

– За что? – страдальчески вопросил Мишенька.

В ответ раздалось нестройное «ура».

– Тише! – шикнула Оленька. – Ребенок спит, разбудите.

Марточка и впрямь спала, устроившись на коленях у бабушки.

– Разбудишь этого ребенка, как же! Никогда не угадаешь, когда ей вздумается уснуть, но разбудить ее после этого задача не из простых, – добродушно успокоила нас Анна Федоровна.

– Ладно, ребята, – поднялся Ясенев. – Пойду-ка я займусь автобусом.

– А как же муми-тролли? – У Мишеньки словно отняли леденец.

Милый Мишенька! Я испытала внезапный приступ благодарности за то, что он вспомнил о славных зверьках – сама я постеснялась бы, хоть и нежно люблю Туве Янссон. Если в двадцать три года приверженность к детским сказкам выглядит мило, то в тридцать три – смешно. Но мне таки жуть как хотелось увидеть сослуживцев сквозь призму любимой книжки, и не поддержать начинания я не могла:

– Муми-тролли от нас не уйдут. Глеб Евсеич, определитесь и можете быть свободны. Я, как директор, вас отпускаю.

– Еще бы вы меня не отпустили, Людмила Прокофьевна! В противном случае вам как директору придется возглавить пеший переход до города. Этакий марш-бросок по болотам.

Массы вразнобой прокомментировали:

– «Куда ты завел нас, Сусанин-герой…»

– «Если рассудок и жизнь дороги вам, держитесь подальше от болот после заката, когда силы зла властвуют безраздельно…»

– Прекратите балаган! – оборвал насмешников Ясенев. – Вообще-то я не из этой истории, но если коллектив так решил, я буду Моррой. А теперь я все-таки пойду. Пока автобус не будет починен, можете считать эту… с позволения сказать, полянку островом доктора Морры.

Ясенев ушел во тьму с таким видом, будто готов был в клочья порвать любого, ставшего на его пути. Некоторое время мы завороженно смотрели ему вслед. Затем заговорил Снегов:

– Вернемся к Туве Янссон. Людмила Прокофьевна, вы кто?

– Туу-тикки. – Я ответила на автомате, прежде чем успела подумать, и почти с испугом уставилась на Снегова. И словно в зеркало посмотрела: его лицо застыло в растерянности и потрясении. Словно и его врасплох застали. Мне очень захотелось спросить, в чем дело, но я смутилась и промолчала, не знаю почему.

Тишину нарушил Мишенька:

– Можно я буду Муми-троллем?

– Нужно! – отозвалась Мари. – А я буду Мюмлой!

– Мы вас никем иным и не представляли, уважаемая Марья Авенировна! – встрял Лисянский.

– Надо же! – изумилась Мари. – Он запомнил!

– Право же, не нарочно. Просто я помню, что «Авенир» на иврите означает «Бог есть свет».

Мари уже собралась было ответить, но ее опередила Анна Федоровна:

– Вернемся к нашим троллям. Я, с вашего позволения, буду Филифьонкой. Похожа?

– Пожалуй. А я – Хемуль. – Родион Иванович мечтательно улыбнулся и пояснил: – Сын, пока маленький был, замучил нас с женой этими троллями. Я почти все сказки чуть не наизусть запомнил. И ведь хватало у него книжек! Нет же, стоило ему заболеть, а болел он по малолетству часто, сразу ныл: почитай да почитай про муми-троллей.

– Да, у меня та же история, – поддержала Оленька. – Только дочка больше Буратино любила, а сын – Конька-Горбунка. Они вечно спорили. Ну а что касается муми-троллей, то раз мамой Кенгой я уже была, то здесь, пожалуй, побуду Муми-мамой. А вы, Анечка, кем себя видите?

Анечка замялась:

– Если никто не возражает, я буду крошка Саломея.

Ну и дела! Первый раз вижу, чтобы Анечка проявляла какие-то эмоции. Неужели и для нее чудесный мир, населенный невероятными существами, был тайной, оберегаемой ото всех?

А вечер-то, похоже, удался. Вот только команда моя явно подустала. Я огляделась. Костер догорал, и вместе с ним догорали остатки энтузиазма. Аня и Оленька начали собирать посуду. Анна Федоровна, обняв, покачивала Марточку. Мишенька отрешенно созерцал мерцающие уголья. Лисянский и Маша вполголоса переругивались. Пригревшийся Козлов, кажется, начал задремывать. Снегов задумчиво вертел в пальцах веточку.

И тут появился Ясенев:

– Все. Автобус готов.

– В каком смысле? – встрепенулся Козлов.

– Во всех. Полной реанимации не подлежит, но до города доберемся. На выход с вещами, пожалуйста.

Все пришло в движение. Глеб Евсеевич загасил костер, подхватил Марточку и двинулся к автобусу. Остальные потянулись следом.

Уже в автобусе, передавая девочку Анне Федоровне, Глеб Евсеевич поинтересовался:

– Ребенка, небось, назначили малышкой Мю?

– Вы и назначили, – отозвался Мишенька.

Я обернулась к сидящему сзади Снегову:

– А вы ведь так и не представились.

– Я? – Он взглянул так, словно его спрашивали о самоочевидном. – Снусмумрик, конечно.

Снегов? Снусмумрик?

Додумать мне не дал Лисянский:

– А я… Подождите, кто же я?..

– Ой, вот только не надо говорить, что вы Туве Янссон! – сердито оборвала Мари.

Автобус рывком тронулся с места.

«ЛЕТО – ЭТО…»

Весна ворвалась в город, сокрушительно взламывая лед. Время, очнувшееся от зимней спячки, понеслось так стремительно, что я едва успевала понять, что происходит.

В начале лета молодежь ринулась в отпуска. Я начала подумывать, что ближе к августу неплохо бы последовать их примеру.

Дни пролетали незаметно, и должно было случиться что-то хорошее – или плохое – чтобы выделить хотя бы один из этого сплошного потока.

Наверное, стоял прекрасный июньский денек. Вот только оценить его я не могла: голова буквально раскалывалась. Я даже не старалась работать – сосредоточиться было невозможно. Около двух часов вышла на сайт – Бродяга частенько заходил в это время. Может, хоть разговор отвлечет немного, а то уже сил нет терпеть. Бродяги, однако, в сети не наблюдалось. Ладно, подожду, спешить мне все равно некуда. Ожидание оказалось не напрасным, где-то через полчаса он появился и бодро отсалютовал. Счастливец! Очевидно, ему были чужды мои проблемы.

БРОДЯГА: Здравствуйте, Леди! Не поговорить ли нам о погоде?

ЛЕДИ: Здравствуйте, Бродяга. Попробуйте.

БРОДЯГА: Прекрасная погода, не правда ли?

ЛЕДИ: Попробовали. Не получилось. Нет, не правда. Отвратительная погода.

БРОДЯГА: Чем она вам так не угодила?

ЛЕДИ: Жарко, душно и гроза собирается, да все никак не соберется. В такую погоду у людей с пониженным давлением голова готова взорваться.

БРОДЯГА: Бедная вы моя… Выпейте чаю только обязательно очень крепкого и с большим количеством сахара.

ЛЕДИ: <<несчастный смайлик>> И что, помогает?

БРОДЯГА: От головы лучше не бывает.

ЛЕДИ: Спасибо!!! Прямо сейчас и прибегну. Подождете?

БРОДЯГА: Ну, если вы прибегнете достаточно быстро… Минут хотя бы через десять…

ЛЕДИ: Гораздо быстрее!

БРОДЯГА: Жду!

Я нажала на селектор:

– Мишенька, голубчик, принесите мне чаю, пожалуйста! Только очень крепкого и с тремя ложками сахара. Понимаете, только глоток керосина спасет смертельно раненого кота.

– Бегу, Людмила Прокофьевна! – хихикнул Мишенька.

Я вернулась было в сайт, но в этот момент дверь открылась и вошел Снегов. Я еле успела отключить монитор. Предупреждать надо!

– Что-то случилось, Рюрик Вениаминович?

– Вовсе нет.

Ответ меня поразил. Он был не только не в тему, но и совсем не в духе Снегова. Снегов, впрочем, и сам, похоже, был не в духе. Я вздохнула:

– Слушаю вас.

– Видите ли… Э… Дело в том, что…

Я сняла очки. Что с ним сегодня?

– Рюрик Вениаминович, с вами что-то не так?

– Да! – радостно ответил он. – То есть нет! Со мной-то все в порядке, а вот Интернет у меня забарахлил. А мне нужно срочно навести справки по базе данных. Вы позволите воспользоваться вашим компьютером?

Этого еще не хватало!

– Хорошо, – покладисто сказала я. – Зайдите через полчасика, мне нужно кое-что закончить. Срочно.

– А пораньше никак нельзя?

– Я постараюсь, Рюрик Вениаминович. Закончу и сразу вас позову.

– Буду очень благодарен.

Да что же он не уходит-то? В дверях появился Мишенька с чашкой. Пропуская его, Снегов отступил, оказавшись чуть не у меня за спиной. Хорошо, что монитор отключен.

– Людмила Прокофьевна, ваш чай.

– Спасибо, Мишенька. Рюрик Вениаминович, у вас все?

– В общем-то да… – Он вдруг склонился надо мной, заглядывая чуть не в самое лицо. – А вы… хорошо себя чувствуете? Что-то вид у вас несвежий. Какая-то вы бледная.

– Спасибо, все в порядке! – ледяным голосом ответила я.

– Извините. – Снегов, кажется, смутился. И вышел.

Наконец-то! Я с наслаждением отхлебнула чаю. Теперь можно вернуться.

ЛЕДИ: Вы еще там?

БРОДЯГА: Где же мне быть? Как верный пес жду у ваших ног.

ЛЕДИ: Простите, меня задержали в пути.

БРОДЯГА: Кто посмел? Имя? Фамилия?

ЛЕДИ: Лучше вам не знать.

БРОДЯГА: Того, кто вас задержал, или его имя?

ЛЕДИ: И то и другое.

БРОДЯГА: Что, все так плохо?

ЛЕДИ: Не то чтобы совсем, но…

БРОДЯГА: Неприятный человек?

ЛЕДИ: Да. Но что-то вы сегодня слишком много вопросов задаете. Может, вернемся к погоде?

БРОДЯГА: Погода как тема себя исчерпала. Как ваша голова?

ЛЕДИ: Спасибо, Бродяга! Вы мой спаситель, в самом деле отпустило.

БРОДЯГА: Всегда рад услужить!

ЛЕДИ: Надеюсь когда-нибудь отплатить вам по заслугам.

БРОДЯГА: Страшно представить! <<мрачный смайлик>> Впрочем, уже отплатили.

ЛЕДИ: Каким образом?

БРОДЯГА: Выдали бесценную информацию. Сегодня я узнал сразу несколько ваших тайн.

ЛЕДИ: Заинтригована. Например?

БРОДЯГА: За примером далеко ходить не нужно. <<ухмыляющийся смайлик>> Оказывается, у вас есть голова. А то все руки, ноги…

ЛЕДИ: Скажите, Бродяга, я вас чем-то обидела?

БРОДЯГА: Меня? Нет.

ЛЕДИ: А в чем тогда дело?

БРОДЯГА: Так. Взгрустнулось. Не обращайте внимания.

ЛЕДИ: Может, и вам чаю выпить? Волшебный напиток, знаете. От всех недугов лечит мне один знакомый знахарь присоветовал, <<смайлик-улыбка>>

БРОДЯГА: Знаю я этого вашего знахаря… Кустарь и шарлатан!

ЛЕДИ: Вы несправедливы…

БРОДЯГА: Зачем мне быть справедливым, когда есть вы!

ЛЕДИ: Спасибо за комплимент.

БРОДЯГА: Уверяю вас, не за что.

ЛЕДИ: Бродяга, я могу ошибаться… Я не знаю, что у вас случилось… Но если вас кто-то обидел, то это, наверное, нехороший человек.

БРОДЯГА: Вы можете ошибаться. Но спасибо. И давайте закончим этот разговор.

ЛЕДИ: Тогда до свидания. Но вечером я жду вас «в привате» – хочу убедиться, что с вами все хорошо. И выпейте все-таки чаю.

БРОДЯГА: Не премину. До встречи.

Я отключилась от сети и вышла из кабинета. Постучалась к Снегову, услышала «Войдите» и открыла дверь. Да, похоже, проблемы с давлением не у меня одной. Вид у Снегова был больной. Я почувствовала себя виноватой: все-таки не надо было говорить с ним так резко.

– Рюрик Вениаминович, вы просили, компьютер свободен, – примирительно и несколько неловко сообщила я.

– Спасибо, – сухо поблагодарил Снегов, поднимаясь и вынимая из стопки одну дискету. – Надеюсь, я не слишком отрываю вас от дел?

Залившись легким румянцем (важные дела, ничего не скажешь!), я как можно мягче ответила:

– Нет, что вы, нисколько… – Потом не удержалась и добавила: – И не сердитесь, если я что не так сказала.

Он вдруг улыбнулся:

– Бог с вами, Людмила Прокофьевна, кто на вас сердится?

__________

Лето есть лето – и не обязательно уходить в отпуск, чтобы это почувствовать. Весь июнь и начало июля я бездумно наслаждалась жизнью, в выходные часами бродила по набережным или по тихим улочкам. Жаркая лень и прохладный ветер – вот сочетание, создающее ощущение лета.

Как и ожидалось, за июнем последовал июль. Лето продолжало дарить нас своими щедротами, но ближе к августу я начала уставать от однообразия. Все заметнее набирала силу то ли усталость, то ли щемящая пустота.

ТУУ-ТИККИ: Скажите, не кажется ли вам, что лето похоже на огромную пустоту?

ПРОФЕССОР: Зависит от того, откуда смотреть, наверное. Если снаружи – да, пожалуй. Но там, внутри, пустота эта наполнена солнцем, теплом, замкнутой на себя жизнью под невероятно высоким небом. Скорей это похоже на запаянную вечность, чем на пустоту.

ТУУ-ТИККИ: Вы как всегда правы, Профессор. <<грустный смайлик>>

ПРОФЕССОР: Отчего так невесело? Не грустите, Тикки – нам ли с вами предаваться унынию? Разве не такие как мы в одиночку противостоят целому миру? Даже лето лишь притворяется замкнутым, а вечность меняет обличья – настолько, что уже не разобрать – она ли это, другая… И только дорога, бесконечна и неизменна, петляет сквозь времена и пространства…

ТУУ-ТИККИ:

 
Мы с тобой одни на целом свете,
Наши души – наши якоря.
Мили между нами как столетья,
Миги между нами как моря.
Главные слова стоят стенами,
Каждая за каждой не видна.
Пропастью – дорога между нами.
Ты один – и я совсем одна.
 

ПРОФЕССОР:

 
Мы с тобой одним накрыты небом,
Мы – его опорные столбы.
Между нами – мир, который не был,
И мираж, который все же был.
В ярком лете, в раскаленной клети,
Праздника чужого посреди,
Мы с тобой одни на целом свете.
Ты одна – и я совсем один.
 

И ГРЯНУЛ ГРОМ

Ох, недаром говорят: «Не буди лихо, пока оно тихо». Как это у англичан – «Don't trouble trouble, until trouble troubles you»? Дословно: «He тревожь тревогу, пока тревога не потревожит тебя». Есть в этом переплетении некая стройность.

Стоило мне перед Новым годом посетовать, что жизнь стала чересчур спокойной, как позвонил Левинскис, и весь мой покой пошел прахом. За последовавшие полгода я так устала от неопределенности и нервотрепки!

Я хотела в отпуск. Вот когда спокойная и налаженная работа агентства сослужит мне добрую службу – можно смело оставить все дела заместителю и на целый месяц забыть обо всем.

Но не тут-то было! Стоило принять заманчивое решение, как события снова не заставили себя ждать.

Понедельник восемнадцатого августа начинался обыденно. В офисе было малолюдно. Все говорило о том, что день обещает быть тихим и ничего примечательного произойти не может.

Незадолго до полудня в офисе раздался звонок. Мишенька, бывший в тот день «барышней на телефоне», снял трубку и привычно отбарабанил: «Агентство недвижимости “Шанс”, добрый день, слушаю вас». В течение следующих пятнадцати минут говорить ему не довелось, зато выслушать пришлось немало. Время от времени он вставлял вежливые «да?», «мнэ-э…» и прочие междометья. Еще через двадцать минут, записав информацию и пообещав перезвонить в течение часа («Не беспокойтесь, мы во всем разберемся!»), Мишенька ворвался в директорский кабинет, плотно прикрыл за собой дверь и выпалил:

– Атас, Людмила Прокофьевна! У нас… это… ЧП!

Впоследствии эту историю мне пересказывали столько раз, что она до сих пор, кажется, во всех подробностях стоит у меня перед глазами…

…Когда иллюстрации и чертежи были наконец готовы, часы показывали без четверти шесть. Позади было двое суток за кульманом. Позвоночник не просто ныл – нет, он выл, визжал и просился в постель.

В постель было можно.

То есть в постель было нужно! Часов на четырнадцать, не меньше.

Когда около десяти утра над головой раздались удивленные и встревоженные голоса, ни сам Перов – без году неделя новосел и без пяти минут кандидат, – ни его организм прореагировать не соизволили. В конце концов, не один он, Перов, на свете, не бобыль, не сирота – так пусть родители или жена прикроют сморенного сном героя труда и разрешат все вопросы. Настойчивые сигналы из коры головного мозга относительно того, что семья все еще пакует вещи в Твери, не менее настойчиво игнорировались. Даже когда его взяли за плечо и неделикатно встряхнули, Перов сел – но не проснулся.

Туман перед глазами неспешно развеивался, являя взору незнакомого рассерженного мужчину и незнакомую женщину, беспокойно мерцающую за его плечом, а в дверном проеме две детские рожицы и силуэты нескольких чемоданов. Тишина, застрявшая в ушах, уходила медленнее. Звук от изображения отстает, деловито отметил про себя Перов. Изгнав остатки тишины усилием воли, новосел сварливо проскрипел:

– Что происходит?

Этот вполне естественный, казалось бы, вопрос сразил оккупантов наповал.

Первой заговорила женщина:

– Нет, ну надо же! Разговаривает!

На голос жены мужчина включился автоматически:

– Инна, отвлеки девчонок, пока реветь не начали. И сама не реви. Рано. – Затем, обернувшись к дивану, продолжил: – Вообще-то это была моя реплика. Я это должен был спросить. А ваше дело отвечать. Что действительно происходит? Почему вы как у себя дома расположились в нашей квартире? И, раз уж к слову пришлось, где наши вещи?

– Не знаю, о каких вещах вы говорите…

– О мебели из четырех комнат, бытовой технике, одежде, посуде…

– Игрушках! – прогремело из коридора.

– …архивах и библиотеке, если вкратце.

– Вещей не было, – упрямо договорил Перов. – А квартиру мы купили. Недели две уже как. Через агентство. Документы могу показать.

– Будьте любезны!

Не совсем твердо держась на ногах, Перов с пледом на плечах прошаркал к подоконнику, вытащил из стопки папок красную пластиковую, разложил ее на уголке рабочего стола и обнародовал наконец искомый файловый конвертик, сквозь который просвечивал мелкотравчатого узора казенный документ.

Видимо, дорога вымотала незнакомца не меньше, чем Перова – доводка проекта, да и нежданная встреча никого из участников не оставила полностью вменяемым. Иначе ситуация прояснилась бы куда раньше. С другой стороны, лучше поздно, чем никогда.

– Мы бы предъявили вам свой акт о покупке, да что-то я не вижу секретера с документами, – словно размышляя вслух, сообщил незваный гость (гость ли?) – Равно как и остальной мебели. Но у нас сохранились паспорта с пропиской, так что…

Выкопанные со дна безразмерного внутреннего кармана паспорта сообщали: «Горошков Марк Антонович, Горошкова Инна Ромуальдовна. Место жительства – город Санкт-Петербург, Ленинский проспект, дом 136, корпус 2, квартира 66».

– А кто такой Игорь Адамович Гловач, у которого вы купили нашу квартиру, не имею представления. Инна! – Горошков повысил голос, и оконные стекла отозвались дрожью. Певец или военный, вяло заинтересовался про себя Перов. – Ты не знаешь Игоря Адамыча Гловача?

– Какого Гловача? – Горошкова излучала в основном усталость, но отчасти и надежду – процесс-то идет, супруг добывает и перерабатывает информацию.

– Да хоть какого-нибудь! Он тут нашу квартиру, видишь ли, продал.

Горошков-супруг обличающим жестом указал на скупо присыпанный документами угол стола. Горошкова-супруга молча прошествовала и принялась читать.

– А девочки где? Что-то подозрительно тихо.

– Девочки спят. Я сдвинула два кресла, постелила одеяло, уложила их солдатиком. Сказала, чтобы отдохнули, пока мы разбираемся. Уснули почти сразу… Между прочим, Игорь, у нас шестьдесят шестая квартира. А здесь, – Инна Ромуальдовна помахала актом купли-продажи, – речь о шестьдесят пятой…

Убаюканный монотонным рассказом о способе укладки девочек, невыспавшийся Перов (как, видимо, и невыспавшийся Горошков) с опозданием осмыслил конец выступления предыдущего оратора. Фактически одновременно с подачей ответной реплики.

– Так вы из квартиры напротив!

– Нет, это вы из квартиры напротив, – с достоинством возразила Инна Ромуальдовна. – Посмотрите номер на двери.

– Последние две недели смотрю почти каждый день… – Вспомнив о двух сутках безвылазного сидения за чертежной доской, Перов задрапировался в плед и направился в коридор. Горошковы потянулись следом. Так табунком они и столпились под дверью, украшенной цифрами из тисненой латуни. Или жести. Как Перов ожидал и надеялся, то были цифры «6» и «5». Победно оглянувшись на чету Горошковых, он обнаружил их уставившимися на противоположную дверь. На утомленной физиономии Марка Антоновича расцветало нехорошее предвкушение.

– Вот скотина… – печально проговорила его супруга.

– Да не просто скотина, а еще и самоубийца. Хотя способ самоубийства он придумал сложноватый, ну да мы трудностей не боимся. Давно пора порвать подонка на заплатки.

Горошков решительно пересек лестничную площадку и вдавил кнопку соседского звонка. За дверью раздались заливистые трели, но иных признаков жизни не последовало.

– Открывай, Сова, Медведь пришел, – зловеще процедил Марк Антонович. – А может, сначала милицию надо было вызвать? Впрочем… – Подъе-е-ем! – заорал он и забарабанил в дверь.

– Подожди-ка, – супруга отодвинула разошедшегося Горошкова в сторону. – А милиция здесь, сдается мне, уже побывала. Квартира-то опечатана.

Вся троица тупо уставилась на клочок бумаги, придавленный печатью. Наконец Горошков обернулся к незадачливому владельцу спорной недвижимости:

– Звоните в свое агентство.

Встреча с Перовым и Горошковым состоялась около трех часов того же дня, когда прогремел злополучный звонок. Произошедшее между двумя этими событиями в прах разметало привычный уклад жизни нашего агентства.

Выслушав Мишеньку, я немедленно затребовала у Ольги и Анечки документацию по сделке. Но первым делом следовало разобраться с опечатанной квартирой. С милицией я общалась сама, благо за два года работы мы сотрудничали с этим отделением не впервые. Мне перезвонили довольно быстро – и, должна сказать, результаты запроса оказались, мягко скажем, озадачивающими.

Дело в том, что бывший хозяин квартиры, Гловач Игорь Адамович, три дня назад был обнаружен мертвым в своей квартире, причем, как это часто бывает, совершенно случайно. Многострадальные соседи снизу, увидев привычные потеки, угрожающе ползущие по потолку, и отчаявшись достучаться в квартиру товарища Гловача, вынуждены были привлечь милицию. Она-то, доблестная наша защитница, вскрыла двери и выяснила, во-первых, что источник потопа расположен этажом выше, а во-вторых, что Игорь Адамович пребывает дома – правда, в виде трупа. К слову сказать, изрядно несвежего. Судмедэкспертиза подтвердила диагноз – передозировка наркотических веществ.

Осмыслив информацию, я просмотрела документы. Они были в порядке – если не считать того, что, помимо договоров с продавцом и покупателем, в папке не было ни клочка бумаги. И если не придираться к тому, что при достаточно дорогой сделке (еще бы, квартира на четыре комнаты в престижном районе!) процент, полученный агентством, оказался весьма и весьма скромным. Но последнее не особенно настораживало – в нашей практике бывали подобные случаи. Если причина дешевизны данной сделки мне не известна, это еще не значит, что ее нет.

А вот что касается отсутствия в деле копий… Призванная к ответу Анечка сообщила, что через ее руки документы не проходили:

– Анатолий Эдуардович сказал, что клиент сам весь пакет подготовил. Вон, на папке пометка. А что случилось, Людмила Прокофьевна? Что-то не так?

– Да уж, случилось… Впрочем, Анечка, к вам у меня никаких вопросов пока нет. Спасибо, можете идти.

Анечка ушла, а я осталась размышлять над полученными фактами, вернее, над их отсутствием. Итак, сделку вел Лисянский. К сожалению, он сегодня показывал очередным клиентам очередную квартиру, так что поговорить с ним не представлялось возможным… Но ведь документы в любом случае должны были пройти через Снегова. Я нажала кнопку селектора:

– Мишенька, пригласите, пожалуйста, ко мне Снегова.

Ох, как хотелось верить, что этот разговор даст ответы на все вопросы!

– Рюрик Вениаминович, мне бы хотелось получить от вас консультацию.

– Слушаю вас, Людмила Прокофьевна.

Он спокоен? Скорее бесстрастен, как всегда. Держится из последних сил – или не знает за собой вины? А может, просто еще не догадывается, о чем речь? Пожалуй, я выгляжу более взволнованной, чем он. Несколько раз глубоко вздохнув, я собралась и вновь заговорила:

– Через агентство продана квартира. Четырехкомнатная, в хорошем районе. Не прошло и месяца после вселения новых жильцов, как из отпуска вернулись, судя по всему, настоящие хозяева жилплощади. Экспресс-расследование показало, что продавцом выступил сосед по лестничной площадке – там на каждой площадке всего по две квартиры. Он поменял местами номерные таблички на дверях и представил готовый пакет документов, строго говоря, на свою квартиру.

– И что мешает покупателям перебраться через лестничную площадку и занять то жилье, которое они приобрели по факту?