Текст книги "Служебный роман, или История Милы Кулагиной, родившейся под знаком Овена"
Автор книги: Елена Ларина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 16 страниц)
Елена Ларина
Служебный роман, или История Милы Кулагиной,
родившейся под знаком Овена
Любовь под маской похожа на огонь под пеплом.
Карло Гольдони
ПРОЛОГ
Мелкие снежинки тихо разбивались о лобовое стекло. Когда снега налипало слишком много, Глеб Евсеевич включал дворники, и они плавно ходили – вправо-влево. Чем не метроном, неумолимо отсчитывающий назад прошедшие годы? Страшно подумать, как давно все это было! Хорошо ехать по бесконечной дороге, не всматриваясь в очертания, проносящиеся мимо, наслаждаясь их смутной, нечеткой красотой. Хорошо, когда за рулем при этом сидит человек, надежный до мозга костей; хорошо, когда дома тебя любят и ждут… Как он сейчас, как там моя маленькая?
Господи! Прошло почти полтора года, но и сейчас я иногда с трудом могу поверить, что человек, которого я называю мужем, наша дочь и все, что нас объединяет – на самом деле. Я не люблю уезжать, особенно надолго – сразу начинаю скучать, но эта поездка нужна мне как встреча с прошлым, которое я слишком долго гнала и прятала от самой себя. Так долго, что до сих пор не могу привыкнуть к собственному счастью. Порой мне кажется, что я сплю. Зазвонил телефон.
– Здравствуй, родная.
Он что, слышит мои мысли?
– Здравствуй. Как вы там?
– Мы? Просто отлично. Тебя ждем.
Я уловила смешинки в его голосе, тем сильней захотелось обратно.
– Я приеду совсем скоро!
– Даже не думай! Лучше отдохни как следует. Обещаю – у нас все будет хорошо.
– Ладно. Целуй котенка. Я тебя люблю. И уже скучаю.
– Я тоже. Отзвонись, как доедешь.
– Обязательно.
Я отключила мобильник и умиротворенно вздохнула.
– Подъезжаем уже, – сообщил Ясенев.
– Замечательно. Только, Глеб Евсеевич, получается, сдернула я вас с места… Я бы отлично доехала на такси – а обратно с кем-нибудь из девчонок.
– Угу! Это вроде тех, что мы недалеко от Ольгино встретили? – невозмутимо отозвался наш бессменный водитель. – Обижаете, Людмила Прокофьевна! Нет уж, доставлю вас в целости и сохранности. Хоть на душе спокойно будет… Опять же, – он оторвал взгляд от дороги, быстро и лукаво глянув в мою сторону, – если с вами что случится – начальство же с меня голову снимет.
– Ох! – засмеялась я. – Уж прямо так и снимет!
Ясенев недоверчиво покосился на меня:
– А то вы не знаете!
– Спасибо вам, Глеб Евсеевич, спасибо за все.
Он слегка удивился:
– Да не за что, Людмила Прокофьевна.
Я улыбаюсь про себя: есть, Глеб Евсеевич, ох как, есть! Кто знает, что было бы тогда, в памятном сентябре, если б вы не оказались вовремя рядом? Я вспомнила, как он появился на пороге полутемного офиса: «Домой-то едем или как?» Но вот и «Вилла Евы». Оглядев двухэтажный домик (ничего себе «домик»!) в обрамлении елочек, я покачала головой. От Евы я ничего другого и не ожидала. Глеб Евсеевич уехал, пожелав мне хорошо провести время и взяв обещание вызвать его, когда соберусь уезжать. Я не торопилась. Хотелось глотнуть еще тишины – тем более, что засыпанный снегом дом казался стоящим на краю земли…
– Мила!
Вздрогнув, я обернулась. Незнакомая женщина – но удивительно знакомая походка…
– Марианна!
Смеясь, мы обнялись и вместе побежали к дому. Как легко оказалось вернуться в далекую, казалось бы, юность!
Оказывается, собрались уже все, кроме Белки и Василисы, которые умудрились «поцеловаться» вблизи Ольгина – оставалось лишь надеяться, что они появятся позже. Ева принесла камеру – записывать наши откровения «для истории». Гомон и гвалт стояли невообразимые. Десяти лет как не бывало – кажется, сейчас войдет наша строгая Эльга Карловна и приструнит расшумевшихся учениц.
Слегка ошалев от гама, я уютно устроилась в углу дивана. На душе было спокойно и ясно. От того, что мы собрались через столько лет, от того, что и теперь так же остро, как в детстве, пахнет новогодняя елка, от того, что ошибки и страхи прошлого больше не властны надо мной – а если они и пытаются снова поднять голову, рядом есть человек, который поможет мне преодолеть их.
Между тем решался важный вопрос – как определять очередность повествований.
– Вот! Просто и со вкусом, – объявила Чернова, гусарским жестом вливая в себя остатки шампанского и укладывая бутылку на стол. – Русская народная игра «бутылочка»!
Ох, любит Светка на пустом месте делать красивые жесты!
Бутылка двигалась неохотно, словно заржавленный турникет, одну за другой впуская наши истории. Блики звездочками плавали в озаренной свечами полутьме и отражались в затуманенных воспоминаниями глазах недавних девчонок. Как бы ни бежало время, а друг для друга мы, похоже, так девчонками и останемся…
…Когда очередная история была закончена и бутылочка вновь начала свое кривобокое вращение, я уже знала: сейчас она укажет на меня. Я грустно улыбнулась.
Даже не знаю, как смогу рассказывать с моей-то замкнутостью. Но слово, пусть и давнее, надо держать. Что ж, поведаю все, что смогу. Моя история, в отличие от большинства, совсем недавняя. Я мысленно возвратилась на два с лишним года назад, в промозглый декабрь две тысячи второго…
ВОЗВРАЩЕНИЕ БЛУДНОГО ПОПУГАЯ
«Заснеженные деревья медленно уплывали назад, исчезая за окном, словно за рамой картины, пропадая из виду, навсегда пропадая из жизни Людмилы Прокофьевны – бесследно, как все, что осталось за спиной. Дом, переставший быть домом, мужчина, переставший быть мужем, и пять лет жизни, пустившие глубокие корни в память, в душу, в планы на будущее – и сейчас, сию секунду нещадно, с кровью выдираемые. Прочь, прочь из отныне и навсегда ненавистного города».
М-да… Эк меня занесло… Как знать, умей я закрывать глаза на очевидные вещи, сколько лет своей единственной жизни убила бы на бесплодные попытки сделаться прекрасной женой, отличной хозяйкой, бледной тенью надутого ничтожества с помпезным именем Игорь Феликсович.
И ведь почти, можно сказать, получилось! «Кто там, в малиновом берете?.. – А, это жена Родионова…» Ни имени-отчества, ни биографии.
Фамилия – и та не своя.
Нет уж! Слава богу, теперь я опять Кулагина. Пусть не самая звучная фамилия, зато своя. Теперь уж никто не посмеет обвинить меня в том, что я сижу на чужой шее, пиявицей присосавшись к «великому человеку». Люди и впрямь ленивы и нелюбопытны – иначе заметили бы, кто на чьей шее сидел предыдущие пять лет. Удивительно, до какой степени может испортить человека первая же ступенька вверх. Но я и сама хороша – за пять лет не заметить, кого на груди пригрела!.. Целого словаря рептилий не хватит, чтобы в самых общих чертах обрисовать вчерашнего «бедного, но честного» правдоборца, а ныне «надежду отечественной политики» – то есть бывшего благоверного супруга. Кто бы мог подумать, что так разожраться и обнаглеть можно буквально в одночасье, ну чем не удав, заглотивший слона!
Хватит! – Судорожно нашарив платок, я вытерла лицо и с чувством высморкалась. – Пусть это нытье станет последним упоминанием И.Ф. Родионова. Так сказать, надгробным словом.
И точка.
Точка, я сказала!!!
Родной город встречал мокрым унылым снегом и слякотью – как всегда в декабре. Семейный, как известно, праздник Новый год предстояло встречать одной. Родители, похоже, прочно осели в окрестностях Торонто. Те немногие из друзей, кто вроде бы обрадовался, услышав мой голос, звали в гости, угрожая познакомить с женами, мужьями, детьми и престарелыми родственниками…
Мне же, хотя семейной жизнью я сыта по горло, не слишком улыбалось любоваться чужой идиллией, чувствуя себя явно лишней на этом празднике жизни.
«Родовое гнездо» выглядело сирым и обветшалым. Ладно, поставлю четыре свечки (больше все равно не нашла) – стены сразу отодвинутся в таинственный полумрак, и праздник неотвратимо настанет. Бой курантов, запах хвои и звон бокалов…
Собирая пластиковую елку, растерявшую еще не все облезлые ветки, я ощутила себя доктором Франкенштейном.
Бесконечна ночь с декабря на январь. Пережевывая рыбный пирог, которым я напрасно тщилась себя порадовать – сомятина, лучок, рис, хрусткая корочка, тонкая, как бумага и на вкус сегодня почему-то как оная, – я отчетливо поняла, что до сих пор жила неправильно. Считала себя серьезным, уравновешенным человеком, а осталась восторженной девчонкой. Стыдно, господа, разменяв четвертый десяток, оставаться наивной резвушкой. Альтруизм, как показала практика, замечают лишь для того, чтоб над ним посмеяться. Нет, забота о людях себя оправдывает – но только если правильно выбрать объект этой заботы. Без любви, говорите, не прожить? Чудненько. Буду любить себя. Всем сердцем. Примитивно – зато надежно.
Что говорят приметы? Как Новый год встретишь, так его и проведешь? А ведь год на дворе две тыщи первый – это что же, мне теперь все тысячелетие в этой разрухе сычихой сидеть?! Не дождетесь! Следующий Новый год я встречу… Услужливая память подсказала: так, что «живые позавидуют мертвым». Расхохотавшись, я впервые за вечер с удовольствием приложилась к бокалу с шампанским и закусила соленым огурчиком. Твое здоровье, Милочка!
Праздничные фейерверки еще осыпались разноцветными звездочками на скудный петербургский снег, когда «план захвата» был проработан в деталях и готов к претворению в жизнь.
Проработав массив объявлений из газеты «Работа» и с одноименного сайта, я решила: выберу самые многообещающие, навещу потенциальных работодателей и расскажу им о себе всю правду, за исключением ряда незначительных мелочей. Поразив кадровиков в самое сердце своим блестящим резюме, я оставлю их дозревать и засяду дома возле телефона – собирать урожай выгодных предложений. Из последних выберу самое выгодное и приму его, для порядка поторговавшись. И будет мне благо.
Нет, я, разумеется, понимала, что следует делать поправку на ветер и прочие выкидоны агрессивной внешней среды. Но поправку на ветер я собиралась сделать, когда придет пора. Заранее ожидая поражения, мы, как известно, на поражение себя и программируем.
Я настроила себя на действия в режиме «штурм и натиск»: налететь, очаровать, огрести пакет выгодных предложений, небрежно просмотреть, выбрать лучшее – и, поторговавшись, принять.
Реальные же поиски работы остались в памяти нескончаемой чередой адресов, маршруток, то роскошных, то заплеванных лестниц, кадровиков со скучающим взглядом, бестактных и неуместных вопросов вроде: «Ну и сколько вам лет?»
Время шло, ноги гудели, деньги кончались. Устав ожидать манны небесной, я решила форсировать процесс – еще не представляя, как это будет выглядеть, но приготовившись ко всему. Я всегда подозревала, что избитые формулировки и банальности – это незыблемые истины, которым нелегко пришлось в жизни. Возьмем, например, истасканную фразу «отчаяние придало мне сил». В конце концов, Овен я или нет?! А мы, Овны – люди аврала.
…Широко распахнув дверь, я задержалась на пороге, окинув офис неодобрительным взглядом, вскинула бровь и величественно прошествовала в глубину комнаты. Остановившись, я мельком оглядела ряд застекленных лицензий, утонувших в тяжелых рамках, и повернулась к человеку, ссутулившемуся за столом:
– Левинскис Борис Артемьевич?
– Он самый, – после легкой заминки ожил мой оторопевший было визави.
– Мне вас порекомендовала Татьяна Арнольдовна.
Татьяну я знала по Москве – нам случалось сотрудничать в области рекламного бизнеса. Расположившись в кресле для посетителей, я закинула ногу на ногу, неспеша оглядела помещение и продолжила:
– Судя по тому, что я здесь увидела, рекомендация была крайне своевременной. Для вас.
– Что, простите?
– Скромность, конечно, относится к достоинствам, но не в бизнесе. Для чего, дорогой мой, вы так замаскировали свое предприятие? Я бы поняла, если бы вы были иностранным резидентом, но вы ведь – директор агентства по продаже недвижимости.
– Вообще-то я директор целой сети агентств в разных городах…
– Тем более. И на двери каждого табличка величиной с ладонь? Тогда рядом надо лупу вывешивать – вдруг кто полюбопытствует, что вы там прячете?
Боже, что я несу? Сейчас он меня с лестницы спустит.
– Ну и наконец, любезнейший Борис Артемьевич, разве можно производить на посетителя настолько удручающее впечатление? Ведь глава фирмы, наподобие вашей, должен быть прежде всего актером. Это кухня, Борис Артемьевич. Клиента нужно брать в оборот с ходу – он должен стать вашим прежде, чем успеет это понять. После чего спокойно предлагайте ему все, что у вас есть. Времени для этого будет предостаточно. В противном же случае, сколь бы разнообразны и привлекательны ни были ваши предложения, это вас не спасет. Клиент может просто не позволить вам огласить их.
Не знаю, каким Борис Артемьевич был актером, но зрителем он оказался замечательным. Подперев подбородок ладонью, он внимательно слушал мой монолог, глядя на меня прямо-таки с детским любопытством.
В крови моей бродило отчаяние, переплавленное в лихость. «Теперь точно выгонит, – отметила я. – Но уж сначала я договорю! Пропадать – так с музыкой!»
– И потом, сколько времени ваше агентство существует в нашем городе? Что-то я не заметила, чтоб вы давали рекламу. Просто удивительно! К слову, оно у вас первое или последнее?
– Вы приняты.
– Что, простите? – притормозила я.
– Вы приняты, – Левинскис глядел на меня с иронией и некоторым злорадством.
– Вот как?
Усилием воли я подавила смятение и постаралась придать лицу и голосу деловитое выражение – роль приходилось доигрывать до конца.
– В таком случае хотелось бы обговорить условия.
В процессе дальнейшего обсуждения я поняла природу злорадства Бориса Артемьевича.
Все мои столь же блестящие, сколь бредовые выкладки мне же и было предложено применить на практике. Причем назначенная за этот трудовой подвиг зарплата оказалась весьма умеренной. Предполагалось, что основную часть моих доходов составит процент от продаж – что было бы великолепно при наличии таковых. Но беда в том, что агентство действительно находилось на грани гибели.
А я была назначена его директором.
Почему меня взяли на службу именно директором, а не специалистом по рекламе? Владелец, прибывший из первопрестольной анализировать ситуацию и настроенный по сути закрыть убыточное предприятие, мог позволить себе рискнуть. Почему бы и нет? Я оказалась неожиданно подвернувшимся шансом, и Левинскис решился на эксперимент в масштабе одного филиала. Если избиратели способны предпочесть компетентному политику актера в соответствующем амплуа, чем отличается наша клиентура? Директор, честность, компетентность и ум которого буквально написаны на лице (и больше нигде), чем не приманка? Пригодился и мой опыт пиар-технологий, и умение оценить потенциал подчиненных и распределить обязанности. А уж твердости и решимости нам, Овнам, не занимать.
Последующие два года пронеслись как бешеный мустанг по мощеной прерии. Времени практически не оставалось, зато нехватка денег постепенно перестала быть актуальной. Но все мои грандиозные замыслы по обустройству «родового гнезда» оставались лишь замыслами. Зато я почувствовала себя оцененной по достоинству и востребованной как никогда.
«В ЭТОЙ МАЛЕНЬКОЙ КОРЗИНКЕ…»
Осень в Питере ветреная и очень красивая. Впрочем, если по поводу первого вряд ли найдется желающий спорить, то со вторым, увы, согласится далеко не каждый. Вам укажут на утреннюю сырость, промозглые вечера и скупое солнце. Возможно, вы даже прислушаетесь. И уйдете, не обернувшись, – так и не увидев, какой редкой, резкой и больной красотой бывает она прекрасна.
Сама я люблю сочетание этого времени года и уголка планеты. Осень для меня воплощает лучшие воспоминания жизни: раннее детство, начало учебного сезона в школе, а затем и в нежно любимом институте… Словом, осенью как-то особенно хочется жить, и дрожащие от тумана улицы кажутся растворенными во времени.
Вот и сейчас, вглядываясь в легкую хмарь за окном, я невольно жалела о том, что уже ноябрь, и скоро неверный питерский снег затушует мою осеннюю сказку.
Отпуск отца обычно приходился на осень, и мы проводили его все вместе. А нынешняя осень была четвертой с тех пор, как я в последний раз видела родителей. Они звали в гости – но разве тут уедешь? Крутишься как белка в колесе…
Постойте! Белка в колесе?.. Я почувствовала какую-то неувязку – и вдруг со всей отчетливостью поняла, что постыдно живу прошлым. К этой мысли я оказалась не готова.
Поначалу, вытаскивая себя и контору из финансовой ямы, «причиняя реальную пользу реальным людям», ежедневно урабатываясь до полусмерти, я ощущала себя нужной, необходимой и незаменимой. Но сейчас, по прошествии почти трех лет, невзирая на сокрушительные успехи в работе я невольно начала казаться самой себе свадебным генералом и зампредседателем в одном лице. Ибо дело наладилось, бывшее трудовым подвигом стало рутиной, и в мое отсутствие работа в конторе шла так же споро, как при моем номинальном участии.
Размышления прервал телефонный звонок.
– Агентство «Шанс».
– Людмила Прокофьевна?
– Здравствуйте, Борис Артемьевич.
– Как прошли переговоры с «Тарой»?
– Превосходно. Думаю, они больше не рискнут к нам обращаться.
Трубка опасливо и недоверчиво произнесла:
– Вы с ума сошли?
– Нет, Борис Артемьевич.
– Вы внимательно ознакомились с их условиями?
– Полагаю, куда более внимательно, нежели вы. Надеюсь, это с вашей стороны была невнимательность, а не диверсия.
– Жду объяснений, – проговорил мой начальник так отрывисто, будто следом должно было прозвучать «считаю до трех, потом стреляю».
– Я отправила вам факсом копию договора, который вы так настойчиво рекомендовали мне подписать – обратите внимание на помеченные пункты. Думаю, вопросы отпадут сами собой.
– На их условиях да при их объеме намеченных работ…
– Вам нужен скандал многомиллионного масштаба? Препятствовать не смею. Но не через «Шанс». Эта, как вы однажды изволили выразиться, рискованная затея риском даже не отдает – здесь вас ждет верный провал. Гарантирую. Если вы любите риск – давайте поспорим. Вы какой суммой готовы пожертвовать?
Левинскис помолчал.
– Полагаю, за вашей беспримерной наглостью, Людмила Прокофьевна, что-то стоит.
– Крайнее удивление. Условия, предлагаемые этой вашей «Тарой», насторожили бы любого. Не понимаю, как вы это просмотрели? Дело даже не в том, что вы подзабыли специфику региона. Если вам не жалко своего филиала – подумайте о людях, которые на этой сделке потеряют все. Если вам кажется, что я позволяю себе лишнее, – можете меня уволить. Хоть сейчас. Но пока я здесь, контора не будет иметь ничего общего с этой строительной компанией.
– Я вам перезвоню.
– Сделайте одолжение.
Бросив трубку, я усилием воли взяла себя в руки. В солдатиков он не наигрался! Телефон на столе снова заурчал:
– Людмила Прокофьевна, тут звонит Анечка, говорит, что задерживается, там что-то с лавальским клиентом напутали. Спрашивает, приезжать ли с отчетом по результатам.
Нет, дорогие, сегодня все без меня – тем более что вы и сами справляетесь великолепно. Я нажала серую кнопку:
– Не нужно. Завтра придет на работу, тогда все и расскажет. Разумеется, если нет ничего серьезного. На всякий случай пусть ознакомит с результатами Анну Федоровну.
– Хорошо, передам. Ничего больше не требуется?
– Спасибо, Мишенька. Принесите отчет за октябрь, пожалуйста.
Мишенька у нас – «секретарша». Так уж вышло, и хотя он работает у нас больше года, должность его до сих пор служит для всех неисчерпаемым источником веселья.
По негласному правилу, царящему в «Шансе», клиентура поделена между агентами по принципу разумности – кто кого сможет обработать наиболее эффективно. Самые дотошные и недоверчивые клиенты, жаждущие, чтобы им показали и объяснили в документах каждую запятую – епархия Родиона Ивановича Козлова. Он юрист по образованию и человек старой закалки – предельно педантичен и полностью лишен чувства юмора.
Селектор снова зашевелился:
– Людмила Прокофьевна, Аня говорит, что отчет за октябрь еще утром на ваш стол положила.
– Хорошо, я посмотрю.
Ну вот, вместо того, чтобы в окна смотреть и ворон считать, лучше поинтересовалась бы, что лежит у меня под носом!
«Так поинтересуйся, – сварливо вклинился внутренний голос. – Вместо того, чтобы монологи разводить на три акта». Какие три акта? Впрочем, с этим товарищем лучше не спорить.
Я начала неспешно листать файлы. Вот они, мои сотрудники. Отчет – вещь безликая: договоры, документы, квитанции, – а между тем каждая сделка имеет свой почерк, свое лицо. Для меня это лицо агента, который ее ведет.
Вот например: сравнительно недорогая продажа, хотя район приличный – не центр, конечно, но и не дыра. Процент, впрочем, неплохой. Бывает и больше, но для Анны Федоровны это, можно сказать, норма. Дело тут не в низком качестве ее работы, а в специфике клиентуры. Анна Федоровна Лаваль у нас в основном «агент для интеллигентов».
В прошлом Анна Федоровна – преподаватель словесности. Не учитель русского языка и литературы, а именно «преподаватель словесности». Человек она мягкий и крайне благожелательный. Подозреваю, что в глубине души считает всех нас детьми – что, впрочем, позволительно, учитывая ее возраст.
Другая сделка. Тут все серьезно – район, этажность, метраж. Соответственно и проценты агентству зашкаливают. Это Мари постаралась. Маша Завадская, которую в конторе никто, кроме Лисянского, не зовет иначе чем Мари, работает преимущественно по клиентам с деньгами и с гонором. Она легко общается с ними, всегда находя варианты, которые устраивают всех.
Если Анна Федоровна олицетворяет собой век минувший, Мари – само воплощение современности.
Еще одна файловая папочка. Размен: двух– и однокомнатную на трехкомнатную с доплатой. Это, конечно, Лисянский Анатоль Эдуардович. «Агент-универсал», тоже юрист, он одинаково ловко справляется с разными требованиями, и его можно смело поставить в работу с любым клиентом.
Он знает свое дело, виртуозно умеет найти подход к клиенту и убедить его; даже оформление бумаг по его сделкам идет обычно почему-то быстрее, чем у остальных. Кроме того, у Лисянского почти всегда если не прекрасное, то по крайней мере хорошее настроение, он вечно готов шутить. В Лисянском гнездится неистребимый врожденный артистизм: он говорит, словно немного работает на публику. Признаться, поначалу меня это чуточку раздражало, но когда человек так вежлив и внимателен к людям, как наш Анатоль, на него невозможно сердиться.
Кроме агентов, по штату нам полагаются бухгалтер, замдиректора, курьер и секретарша. На должность водителя добровольно переквалифицировался бывший некогда агентом Ясенев Глеб Евсеевич. Глядя на него, можно подумать, что всю жизнь он провел за рулем – однако к тридцати шести годам Ясенев успел перепробовать неимоверное количество профессий.
Ясенев знаменит фразой: «Служебная машина – “лада”. Своя – “жигуль”».
Наш бухгалтер – Ольга Николаевна Ильина – редкий пример женщины, у которой все хорошо. Ей нравится работа, она любит мужа и детей (их у нее двое – мальчик и девочка), и в свои тридцать шесть не разучилась жить необыкновенно ясно.
Далее, а с учетом служебной иерархии даже ранее, следовало бы упомянуть моего заместителя, Снегова Рюрика Вениаминовича – как только у его маменьки язык повернулся эдак назвать сыночка!
Это человек средних лет, средней внешности и редкой работоспособности. Числясь моим заместителем, Снегов фактически совмещает это с обязанностями юриста, и в конторе о нем чаще вспоминают во втором качестве. При крайней необходимости он может работать и с клиентами, но не любит этого по причине замкнутости. Прямой до резкости, а порой даже до бестактности, Снегов, как уже говорилось, необщителен, что вкупе с некоторой угрюмостью делает его человеком довольно неприятным.
Впрочем, надо отдать ему должное, профессионализм и ненавязчивость в общении во многом сводят на нет его недостатки, попросту не оставляя им пространства для демонстрации.
К вящему моему неудовольствию, все, кроме разве что Оленьки, называют Снегова не иначе как его нелепым именем-отчеством. Хотя, боюсь, даже если б в один прекрасный день весь коллектив, как сговорившись, дружно стал величать его просто Рюриком, мне пришлось бы остаться в стороне. Ибо служебный этикет гласит: «Чем менее ты расположен к подчиненному, тем более должен быть с ним корректен и официален!» Что поделать, положение обязывает!
Такова наша «старая гвардия». Еще у нас есть курьер – Аня Тетерникова. Тихая, незаметная, патологически молчаливая, она в совершенстве умеет сливаться с ландшафтом. О ней никто ничего не знает, и ее безликие двадцать пять с легкостью могут сойти и за «около двадцати», и за «тридцать с копейками». Но в работе она незаменима.
Вот и вся моя жизнь – девять человек, которых я вижу изо дня в день. Я еще раз бегло просмотрела воображаемый список. Что ни говори, а в маленькой норушке вроде нашей многое на виду – если, конечно, вы не готовы, как Анечка, потратить полжизни на сокрытие малейшей информации.
Что, интересно, сказали бы все эти люди обо мне, доведись им так же на досуге составлять характеристики? Ладно, оставлю это на их совести. А что мне еще остается?
Я захлопнула папку. С отчетом порядок – его смело можно сдавать в архив. Итак, я вернулась к тому, с чего начала: все давно идет как по маслу.
Сбылись мечты идиотки – по крайней мере отчасти. А ведь в этих мечтах присутствовали и другие вещи. Отремонтированная квартира, например. Новый год, который я собиралась встретить лучше всех. Решено! Ремонт – это программа-минимум.
Я спохватилась: до декабря-то осталось всего ничего! Ладно, здесь я все равно не нужна. Еду домой – следует для начала оценить объем работ.
Сунув руки в рукава пальто, я подхватила сумочку и покинула кабинет.
«Секретарша» со своего рабочего места глянул вопросительно.
– Мишенька, если понадоблюсь, ищите меня по мобильнику. И вот что… Если по конторе пойдет гулять легенда: «Это было в тот день, когда директриса строила генерального» – я ни на секунду не усомнюсь, откуда дровишки. Хватит с меня уже дровишек.
Мишенька взирал с ужасом и восторгом. Безнадежно. Этого не переделать.
Выйдя на улицу, я поежилась – не май месяц – и накинула кожаный капюшон. А может… Эх, гулять так гулять! Я поймала такси. И замелькали улицы и деревья, облака, мосты, пешеходы… Так хорошо, так свободно было мне, будто САМОЕ ГЛАВНОЕ притаилось поблизости и ждет, когда я его найду. С минуты на минуту.
Я обошла родную квартиру, в первый (и, надеюсь, последний) раз разглядывая ее как «объект» – придирчиво и безжалостно.
Воспоминания обрушились разом, будто и не было шести лет, прошедших после того единственного ремонта, который мы с мужем затеяли его в крохотной московской квартирке на втором году брака.
Запах краски, побелки и клея, свежераспакованные обои, змеящиеся по всему полу, как кинопленка, комично сердитое перемазанное лицо Игоря и мой смех… Солнечные квадраты на полу, а впереди – бесконечная счастливая жизнь, полная предвкушений, жизнь, где все грядущие неожиданности будут приятными сюрпризами и невероятным приключениями… Этой вечности оставалось существовать меньше двух лет, но тогда-то мы об этом не знали. Я по крайней мере точно не догадывалась…
А ведь нет никакой необходимости снова во все это бросаться. У меня есть деньги и нет мужа-сквалыги. Стало быть, если я найму ремонтную бригаду, некому будет упрекать меня в бессмысленном мотовстве. И к Новому году вместо этих готических развалин у меня появится сверкающий чистотой и свежестью дворец. И я буду в нем королевой.