Текст книги "Заставь дурака Богу молиться"

Автор книги: Елена Колчак

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц)

Оленька вполне могла бы не любить свою работодательницу, например, по причине той же ревности. Существо она достаточно безмозглое, нормальной человеческой логике ее поведение не поддается.

Личные мотивы (то есть, стремление избавиться от самой Светы, персонально) могли быть у миллиона человек. Но этими пусть Ильин занимается, мне известны только Лидуся с мужем.

И все-таки – отравили девушку Свету из-за Ланкиных или из-за собственных дел? Внутренний голос отвечать не пожелал, дрых, должно быть, или обиделся на что. Только буркнул невнятно: да плюнь ты, Маргарита Львовна, на эти мотивы, слишком мало – или, наоборот, слишком много информации, чтобы отвечать на вопрос «почему».

За окном виднелся кусочек мирного майского неба, оживляемый одиноко летящим гусем. То есть, конечно, облаком, но оч-чень похожим на гуся. Очень. Только раз в сто крупнее и, кроме того, настоящие гуси обычно летают головой вперед. У этого же движение возглавлял хвост. Такой вот бешеный гусь. Может, это мне небеса подсказывают, что надо развернуться и думать в другом направлении? Но откуда куда? Хоть монетку бросай: если решка, девушку Свету убили по ее собственным личным обстоятельствам, если орел – убили, чтобы Ланке нагадить. Чем не метод? Бросила.

Когда-то давным-давно один из моих приятелей затеял приготовить некий кулинарный шедевр – не то молочного поросенка, не то фаршированную утку, теперь уже и не вспомнить. От большого ума или от излишней крутизны он вытаскивал жаровню из духовки не прихватками, а обычным кухонным полотенцем. А поскольку в общество огнепоклонников никогда не входил, до подставки ее, жаровню, конечно, не донес, плюхнул на пол. Плюхнул, к счастью, с небольшой высоты, содержимое не пострадало, зато линолеум от жара повело, стык между двумя листами чуть-чуть разошелся, образовав небольшую щелочку – я в нее иногда втыкаю веточки, цветочки и прочие неподходящие предметы. Очень забавно: входишь на кухню, а из пола кустик растет.

В этот раз кустика на полу не было. Брошенная монетка докатилась до отверстия и остановилась. Встала, то есть. На ребро. Заклинило.

Я с минуту обалдело таращилась на это зрелище, монетку трогать, конечно, не стала – буду гостям демонстрировать: эвона я какая необыкновенная, даже монеты у меня на ребро встают. Бешеный гусь к этому времени превратился в скорпиона с крыльями. Я отвесила небесам вежливый поклон – не хотите подсказывать, не надо, займусь обстоятельствами места и времени действия. Особенно места.

Труп в студии мог оказаться по трем причинам: для запутывания следствия – если виновный практически не имеет отношения к студии, по удобству использования – в таком случае ставка на изоляцию и недоступность, и наконец – чисто случайно, потому что так сложилось.

Отточенные миллионом прочитанных детективов мозги отказывались верить, что студия оказалась местом нахождения трупа совершенно случайно. Не бывает таких случайностей. Связь есть, только я ее не вижу. Собственно, вариантов всего два: либо девушка Света пришла туда с кем-то, у кого был ключ, либо пришла сама по себе, а «кто-то» там уже находился – либо договорившись со Светой заранее, что идентично первому варианту, либо по причинам, к Светиному визиту совершенно не относящимся.

Начнем с последнего варианта – пришла «сама по себе». Зачем? Да так же, как под Новый Год, скандальчик устроить. И кто же тогда ее убил? Тот, кто занимался там своими делами? А клофелин с водкой откуда? На всякий случай принес? Потому как у девушки Светы ничего такого в сумочке не было.

А если никакого «кто-то» не было? Могла ли девушка Света как-то завладеть ключом от студии? Ну, если бы поставила себе цель, наверное, могла бы. Однако, сомнительно. Значит, хочешь – не хочешь, придется искать таинственного «кого-то», искать среди тех, у кого был или мог быть ключ. Ланка, ее нынешний приятель, Оленька, Лариса Михайловна и… и все. Еще, конечно, комендант, но с тем ключом вроде все ясно. Итак, четыре человека, у которых были свои ключи, плюс какое-то количество неизвестных людей, у которых была возможность сделать с упомянутых четырех ключей дубликаты.

Еще вариант – Ланка, убегая, могла попросту забыть запереть дверь. Тоже сомнительно, но надо спросить: отпирала ли она дверь перед обнаружением тела и – точно ли она ее заперла, когда уходила в пятницу. И – на всякий случай – не теряла ли она когда-нибудь этих чертовых ключей? Хотя я ее так пытала насчет «у кого еще», что про потерю она наверняка вспомнила бы. Да Ланка и не из тех, кто что-то теряет.

Ну вот, четыре человека – я показала язык стоящей на ребре монетке, скорпиону, правда, поостереглась – уже не двадцать пять, все-таки попроще будет.

Теперь что у нас со временем? Чтобы заявиться в студию – ради убийства или по своим личным делам – мало иметь ключ. Надобна еще уверенность в том, что будешь один, никто не помешает. Хотя это уже менее принципиально, зависит от того, что за дела человека в это место привели. Предположим, кто-то пришел к Ланке, ключ есть, а Ланки нет. Ждем, мало ли куда она отлучилась. Тут случайно выясняется, что Ланки и не будет, и никого не будет – очень удобно. Стоп, Маргарита Львовна, ты же решила, что таких случайностей не бывает. В кои-то веки студия осталась пустая, и именно в это время… Оленьку ведь кто-то из студии удалил? Тоже случайность?

Вообще-то оленькина история может и не относиться к делу. Например, это злая шутка одной из ее подружек.

Нет, что-то много совпадений получается. Да, говорят, что идеальное убийство – это спонтанное использование сложившихся обстоятельств. Но, если все случайно сложилось, мы не выясним, в чем дело, если не никогда, то по крайней мере до приезда американцев точно. Времени мало. Придется исходить из того, что в событиях есть логика.

А не могла ли Оленька все придумать? Никто ей ничего не сообщал, все вранье. Ага, а она сама – не Оленька, а Сара Бернар и Фаина Раневская в одном флаконе. Так, значит, еще один вопрос для Ланки – был ли звонок непосредственно перед тем, как Оленька кинулась отпрашиваться. Но что бы там ни было, а Оленька как минимум знала, что в студии никого не будет.

Или нет? Про отсутствие бухгалтерши, конечно, знала, а про Ланкины планы? Вот еще один вопрос: говорила ли Ланка Оленьке о том, что собирается уходить «до завтра»?

Как ни крути, Оленька – подозреваемый номер один. Кроме нее о том, что в студии пусто, железно знала только сама Ланка. Ее приятель, скорее всего, в такие мелочи не вникает. Лариса Михайловна? Могла бы знать, но вряд ли Ланка докладывала ей о своих личных планах, а уж об оленькином «побеге» и вовсе.

Ну и, конечно, есть некоторое количество людей, которые могли, во-первых, знать график работы Ларисы Михайловны, во-вторых, догадываться – а то и знать – о Ланкиных планах на этот вечер, в-третьих, позвонить и удалить из студии Оленьку. Но у этих «некоторых» должны быть ключи. И конечно, одним из этих некоторых – при наличии соответствующих причин – вполне могли бы оказаться и Лариса Михайловна, и Ланкин приятель, и кто-то из его окружения, и кто-то из Ланкиных заказчиков или конкурентов.

Правда, Лариса Михайловна в нужное время была на своей основной работе – интересно, а далеко ли ее «основная работа» от студии, рабочий-то день у нас до шести бывает или даже до пяти. А Максим Ильич был с Ланкой от обеда и далее, что обеспечивает ему железобетонное алиби. Правда, в детективах убийцей всегда оказывается именно обладатель железобетонного алиби…

А вот лично у меня никакого алиби на вечер пятницы как раз нет!

Список опять начал расползаться. Дабы поставить в размышлениях хоть какую-то точку, я позвонила Ланке. Результаты, увы, не ошеломляли. О своем намерении отдохнуть Ланка сообщила Оленьке еще в четверг – а вдруг кто пожелает съемку заказать, так чтобы сразу на выходные или на следующую неделю записывались. Причем сообщила в присутствии Ларисы Михайловны.

Звонок, после которого Оленька кинулась спасать личное счастье, действительно был, номер, к сожалению, не определился. Оленька сразу переменилась в лице и, едва положив трубку, кинулась отпрашиваться. А поскольку она все же не Сара Бернар, видимо, все было именно так, как она рассказывает.

Значит, звонок был либо чьей-то шуточкой, либо и в самом деле инструментом. Воспользоваться «инструментом» мог кто угодно, Оленька жаловалась на свои беды всем подряд, о ее личных делах могло знать полгорода – только не ленись слушать.

Максиму Ильичу бухгалтерский график работы был по некоторым причинам отлично известен, а про очередной оленькин взбрык Ланка рассказала ему непосредственно при встрече.

Ключей она никогда не теряла, и вообще нынешняя ситуация – это единственный раз, когда ключи от студии выдавались посторонним (и то – официальным лицам). Дверь запирала – абсолютно наверняка, да это и не имеет принципиального значения, поскольку с утра дверь была заперта. А замок старый, не английский, без ключа не закроешь и, что еще важнее, не откроешь. То есть, наверное, при наличии определенных навыков, наверное, и откроешь, и закроешь – но эксперты ясно сказали, что пользовались не отмычками, а родным ключом.

Уже собираясь положить трубку, я вспомнила, что хотела поинтересоваться основным местом работы Ларисы Михайловны. Место оказалось неподалеку от ДК, но…

– Зачем тебе? – тут же спросила Ланка. – Ее все равно там в пятницу не было.

– А где же она была? – тупо удивилась я. Воистину тупо – мало ли где может быть хотя и не слишком юная, но и не старая привлекательная дама в конце теплого майского дня да еще и в пятницу.

– Она меня в четверг предупредила, что если вдруг что понадобится, то до понедельника. С утра она собиралась к зубному, потом на дачу.

– На свою?

– Привет, – хмыкнула Ланка, – откуда я знаю, не настолько мы с ней близки, чтобы о личных делах докладывать. Обсуждаем только то, что имеет отношение к работе.

– А ее стоматолог имеет отношение к работе? – это я так попыталась съязвить, но неудачно.

– Более-менее. Мне могла потребоваться очередная консультация по проекту. Кстати, я действительно собиралась поработать с документами, а когда Лариса сказала, что ее не будет, подумала – вот и повод устроить себе небольшой праздник, плюнуть на все дела и отдохнуть. Как раз Максим Ильич из командировки возвращался.

– Ну, значит, спасибо ее стоматологу за твою веселую жизнь, – констатировала я. – Ты, случайно, не знаешь, где она лечится?

– Случайно знаю, в «Улыбке».

«Улыбка» мне была известна. Еще бы – классная клиника, если и не «самая» в городе, то уж как минимум «одна из». Я делала для них кое-какие рекламные тексты и даже рисовала эскизы для логотипа, а Ланка, кажется, в то же время фотографировала директорских детишек и еще кого-то – для плакатов «Улыбайтесь с нами!»

Вообще-то при таком раскладе добавляются еще и знакомые, даже дальние, Ларисы Михайловны, особенно если они вместе работали. Если Лариса Михайловна собиралась к зубному и даже отпросилась с работы, злодею оставалось лишь выяснить планы Ланки – что нетрудно было узнать, например, у Оленьки – и удалить с места будущих событий саму Оленьку.

Господи, как все это сложно! Лучше уж проблемы дорожного строительства, честное слово!

7.

Давайте радоваться нашим успехам так, словно они есть.

Виктор Степанович

По прошествии трех дней ситуация продолжала «висеть» – ни туды, ни сюды. То есть, события, конечно, происходили, но все какие-то не те – пользуясь шахматной терминологией, возле доски, а не на ней.

Столбик термометра понял, что ему наверху хорошо, и опускаться не собирался. Кактус согласился, что подоконник ничем не хуже родной пустыни, и родил бутончик, хотя и не рекордных размеров, но зато абсолютно потрясающего оранжево-алого цвета. Таракан Бенедикт на жару реагировал исключительным повышением жизненного тонуса. Он, кажется, решил, что нехватка у меня конечностей и антенн не есть препятствие для контакта, и повадился сидеть на краю стола, поворачивая туда-сюда голову – наверное, чтобы лучше меня рассмотреть – и поводя усами – не иначе, подавал сигналы. Сигналы я принять не могла из-за отсутствия нужных органов, но Бенедикт не отчаивался. Даже кофе начал употреблять. А ведь раньше терпеть его не мог. Лужицу пролитого кофе огибал по широкой кривой, чтобы даже толика мерзкого запаха не коснулась… интересно, чего? Ноздрей-то у тараканов нет. По-моему.

У Санечки, двуногого редакционного справочника «Кто есть Кто в Городе», по случаю жары обнаружился сдвиг крыши: информацию об окружении Большого Ланкиного приятеля Саня выдал мне совершенно бесплатно. Безвозмездно, то есть даром, как говорила Сова. Явление настолько невероятное, что один из наших репортеров даже прошелся на тему теплых чувств, якобы питаемых Санечкой к моей скромной персоне. Шутка звучала не слишком аппетитно, юношу оправдывало лишь то, что был он молод и восторжен, работал в «Городской Газете» недавно и не успел еще осознать, насколько несовместимы Санечка и теплые чувства. Ненаглядный наш паучок, скорее всего, учуял в моих расспросах намек на возможность скандала, вот и расщедрился.

Особого толку из информации, правда, не вышло. Я ее, конечно, использовала, потыкала палкой в муравейник, но сколько-нибудь ощутимых результатов не наблюдалось. Во всех детективах пишут, что если палкой в муравейник потыкать, злодей, что там сидит, непременно начнет совершать какие-нибудь действия, тут-то мы его и обнаруживаем. Увы. Либо детективы преувеличивают хрупкость злодейской нервной системы, либо я тыкала не в тот муравейник.

Глебов объявился лишь однажды, потребовал фотографию девушки Светы и вновь исчез. Только по телефону ежедневно сообщал, что «жив-здоров, ситуация под контролем, ждите». Приходилось ждать.

Ланка перестала паниковать, сообразив, что вожделенному контракту практически ничего не угрожает – если только кто-нибудь сдуру не брякнет про этот чертов труп, а это вряд ли. Зато роман с Большим Человеком у нее наконец завершился – прямо как иллюстрация к пословице про друзей в беде. На первом же свидании, случившемся после известных событий, Ланка об этих самых событиях доложила. Нежный возлюбленный отреагировал неожиданно и, на мой скромный взгляд, не слишком адекватно: засуетился и засобирался по делам, о которых «совсем, черт побери, забыл». Ланку странное поведение героя почему-то смертельно обидело. Вряд ли она так уж нуждалась в этот момент в «крепком мужском плече», и конечно, в таких обстоятельствах разумно вести себя поосторожнее…

Все правильно. Однако, воистину – больше всего значит не что мы делаем, а как. Тоже мне, жена Цезаря! Черт побери, раз ты уже пришел на свидание к любимой, вроде бы, женщине, неужели нельзя сказать что-нибудь в духе «дорогая, я понимаю, как тебе сейчас трудно»? Пустяк, который займет две минуты. Но – нет!

Образ сильного заботливого мужчины в одно мгновение разлетелся на миллион невидимых глазу осколков. Ланка подытожила ситуацию бессмертным коржавинским «а кони все скачут и скачут, а избы горят и горят»: как бы там ни было, ни присутствия духа, ни чувства юмора она не потеряла. А я, грешным делом, подумала, что оно и к лучшему – Генка, Ланкин муж, мне нравился. Вроде бы приключения жены его ни на волос не задевали, но все-таки…

Нашлись в этой драме и иные плюсы. Ланка не только с удвоенной энергией набросилась на работу, но и потратила часа полтора на общение с вахтершей. С которой Ильин, кстати, побеседовал без малейшего успеха: ничего не знаю, никого не видела, да вы представляете, сколько тут в день народу проходит, я вам не компьютер и даже не фотоаппарат. Ланке же удалось извлечь из цербера довольно ценную информацию: видела она девушку Свету, а как же, полседьмого она явилась, может, в семь, одна, никого с ней не было, нет, не похоже, чтобы плохо себя чувствовала, наоборот, выглядела очень довольной, ну прямо сияла, как кошка после миски сметаны.

С первого взгляда казалось: фактики – пальчики оближешь. Но уже со второго стало ясно, что «ценную» информацию совершенно некуда приложить. Ну, одна, ну, очень чем-то довольная, значит, нужно выяснить, где она была перед тем, как заявиться в студию. Очень просто, да? А вот где угодно! В салоне красоты, на свидании, у портнихи… Даже картинную галерею – сколь бы сомнительной такая идея не выглядела – и то нельзя было с уверенностью исключить.

Попытки вызвонить Лидусю продолжались с нудной безуспешностью: ломкий юношеский голос отвечал, что «мама в Пензе, нет, не знаю, когда вернется». Ну ладно хоть не в Тимбукту, зная Лидусю, можно предположить что угодно. Однако, пусть Пенза и недалеко, хорошего настроения эти сообщения не добавляли.

Даже бесконечно терпеливый Ильин в один прекрасный вечер утомился моими беспрестанными домогательствами (не подумайте дурного, информационными) и вежливо объяснил, что, кроме великолепной, без всякого сомнения, Ланы свет Витальевны, у него есть и другие дела. А следователи тоже не семижильные, и вообще, чего мы, собственно, дергаемся – никто же не собирается вызывать на допрос наших возлюбленных американцев, просто не болтайте лишнего и все.

Впрочем, грех жаловаться. Результатов всяких там обследований он от меня не скрывал. Результаты озадачивали. Про труп, пришедший в студию своим ходом и упавший там со стула я уже знала. С этими передвижениями удалось разобраться без особых проблем, поскольку искомая обувь не только присутствовала, но и имела весьма характерные каблуки. Иные же «посторонние» следы оказалось практически невозможно выявить – слишком много народу проходит ежедневно через студию, так что чего-чего, а следов там в изобилии. Основное внимание, естественно, уделили посуде. Стаканов, рюмок и чашек в студии не густо, отпечатки на них достаточно старые – так что вряд ли их мыли недавно, разве что так, споласкивали. Ни в одной емкости никакого намека на клофелин. Да и водкой даже не пахнет. Еще бы! Больше, чем через полсуток! Спирт ведь. И вода. Все, что не допито, испаряется в момент. Зато есть следы чая, кофе, сахара, пива и любимого Ланкиного мартини. Значит, более чем вероятно, что отраву в свой прекрасный – даже после смерти – организм девушка Света заполучила где-то в другом месте. Поскольку в студию она пришла сама по себе, я не стала предполагать, что убийца принес свой стакан и потом его унес. Хотя… Могли ведь и порознь прийти. Из предосторожности.

Кстати, о предосторожностях. Начал вырисовываться мотив или по меньшей мере намек на него. На вскрытии выяснилось, что девушка Света была на втором месяце. Недель так шесть-семь. А это, знаете ли, уже не просто так. Трудно поверить, чтобы девица определенного сорта залетела случайно, уж о чем, о чем, а о предохранении они знают всё и даже немного больше. Может, хотела окрутить кого-то из покровителей? Он жениться не пожелал, она пригрозила скандалом. Как заткнуть рот глупой бабе? Вот вам и труп. Правда, с чего бы она тогда шла в студию с таким довольным видом? И, кстати, чего ее вообще в студию понесло?

Оленьку я Ильину «отдала» без особых угрызений совести, вот только новая свидетельница в восторг его почему-то не привела. Но мужик он честный и «долг» вернул сообщением о ближайшей подруге покойницы – некоей Натали. Натали! Наташа для них уже слишком вульгарно. Еще и ухмыльнулся, изверг!

Натали выглядела если не ангелом, то как минимум выпускницей Смольного. Золотая коса, бледный румянец на фарфорово-прозрачной коже – неброская и, видимо, безумно дорогая косметика – тихий мелодичный голос. В общем, девятнадцатый век, тургеневская девушка, нежное, абсолютно невинное дитя, которое, правда, изъяснялось не совсем так, как учили в Смольном. За беседу невинное дитя потребовало сто баксов, а когда я восхитилась таким нахальством и пообещала крупные неприятности, дитя скромно опустило ресницы и робко сообщило:

– А у меня память плохая!

Вот прямо так, на голубом глазу. Очи у нее и впрямь были нежно-голубые. Небесные, прозрачные, бездонные. Чистые-пречистые!

Ну что тут будешь делать?

Я позвонила Ланке, объяснила ситуацию, Ланка мгновенно прониклась важностью момента и пригласила в студию, пообещав бесплатную фотосессию. Тургеневская девушка размышляла недолго. Ясно было, что сто баксов ей от меня вряд ли обломятся, а сессия у хорошего фотографа стоит куда больше ста баксов. На том и порешили.

8.

Куда-нибудь ты обязательно попадешь. Если достаточно долго идти.

Агасфер

Операцию «Лучшая подруга» пришлось проводить в три приема – дабы ни у кого не было возможности устроить «динамо». Особенно у невинного создания. Договорились так: сначала Ланка делает снимки, затем невинное дитя рассказывает нам про девушку Свету, только после этого Ланка снимки печатает и созданию вручает.

Пока они там занимались художественной фотографией, я оставалась совершенно не у дел. Конечно, если бы там был приличный диван, можно было бы предаться прекрасному безделью: в потолок посмотреть или даже книжку почитать. Но книжки, как на грех, у меня с собой не случилось, да и приличного дивана в обозримом пространстве не наблюдалось. Даже неприличного не было. Ужасное упущение со стороны администрации.

Впрочем, нет худа без добра. Для начала я обследовала дверь черного хода – очень мне в прошлый раз не понравилось, что она вдруг была открыта. В этот раз дверь стояла запертой. Совсем нехорошо, подумала я и двинулась на поиски потенциальных свидетелей.

Сперва в мою изобретательную голову явилась почти гениальная идея – прикинуться пожарным инспектором. Корочки «Городской Газеты» выглядели вполне внушительно – если не слишком присматриваться. Но после недолгого размышления мне подумалось, что нет надобности что-то усложнять, и я прикинулась сама собой – ну, почти собой – глуповатой исполнительной журналисткой, которая честно готовит репортаж о противопожарном состоянии Дворца Культуры. В свете некоторых событий, случившихся за последнее время в стране вообще и отдельно взятом конкретном Городе в частности, легенда выглядела вполне правдоподобно.

В первом же помещении обнаружилась орава крепких молодых людей, нещадно избивавших несчастную боксерскую грушу. То есть, избивал-то один, остальные производили всякие другие, столь же осмысленные физические действия. Двое, к примеру, висели вниз головой на шведской стенке. Почти такая же, только поменьше, в одну секцию, украшает мою прихожую – между прочим, это гораздо удобнее обычных вешалок, к тому же создает хозяйке славу спортивной личности. Иногда, правда, все накопившееся на перекладинах барахло летит на пол – это означает, что хозяйке вздумалось ликвидировать или хотя бы уменьшить разрыв между легендой и реальностью. У ребятишек в зале наблюдалась одна сплошная реальность. Черный ход их не интересовал: с какой стати, тут до основной лестницы два шага. Ну да, им-то, может, и два шага, а как по мне, так это не коридор, а вполне марафонская трасса.

Следующую комнату загромождали кипы каких-то брошюр и листовок. Их довольно бесцветная не то владелица, не то распорядительница согласилась со мной в ту же секунду, как только поняла, о чем речь: конечно, безобразие, что черный ход всегда закрыт, всегда-всегда, не сомневайтесь, уж и с администрацией ругались, все без толку, а если вдруг и вправду пожар, люди, может, и успеют, а это все нипочем не вытащить, и как хорошо, что вы пришли, может, хоть четвертая власть поможет решить проблему. Пролистав две-три брошюрки, посвященные возрождению национального самосознания и тому подобным великим миссиям, я обрела непоколебимую убежденность в том, что несколько тонн бумаги загублены совершенно напрасно, и на всем земном шаре не найдется человека, который захотел бы спасать эту макулатуру от пожара. Кроме «распорядительницы», разумеется.

Хозяйка следующей комнаты, оборудованной под небольшой офис, честно призналась, что дверь черного хода она открывала лично… Три месяца назад, когда привезли кое-какое конторское оборудование. И сама же ее закрыла. Мои сомнения по поводу разумности этого поступка с точки зрения противопожарной безопасности в душе хозяйки отклика не нашли. Хозяйка боялась воров, вдруг придут и все вынесут. Тем более, что дверь эта со стороны коридора еще худо-бедно закрывается, а со стороны лестницы, может, один раз из десяти. Зато изнутри отпирается плохо. Так что, пусть уж лучше всегда будет закрыта. Во избежание. Возражать не хотелось. По мне, так закрытая или открытая дверь черного хода на сохранность имущества не влияет. По внутренним лабиринтам ДК можно без проблем вынести десяток концертных роялей, а уж оборудование небольшого офиса – даже не смешно. Вот только кому бы это было надо? Есть более доступные и гораздо более привлекательные объекты.

Стены следующей комнаты украшали результаты творческой деятельности ее обитателей: рисунки, вышивки, аппликации и прочее в этом духе. Обитатели исподтишка косились на меня, но от создания новых художественных ценностей не отвлекались. Даже самый старший не разменял еще второго десятка лет. Попечительница этого детсада излучала радушие, но идея открыть черный ход привела ее в ужас – а сквозняки? дети могут простудиться! а ведь мы тут еще и танцуем, и в подвижные игры играем…

Следующие три комнаты занимали какие-то мелкие фирмы с невнятными названиями, в общем, очередные офисы. Их хозяева вообще не знали о черном ходе, то есть им просто никогда не приходило в голову, что тут имеется что-то такое.

Через полтора часа изысканий я пришла к выводу, что никто из обитателей этажа в День Х к злополучной двери не прикасался. Эх, надо было и с нее отпечатки поснимать, а сейчас-то наверняка поздно уже. И снова все стрелки сходились к Ланкиному небольшому коллективу – или по меньшей мере к кому-то, в этот коллектив вхожему. С тем я и вернулась в студию.

Процесс подходил к своему завершению. Натали изображала испуганную пейзанку, пытающуюся прикрыть обнаженное тело охапками сена. Очаровательная сцена и обворожительно-соблазнительная героиня. Художник и модель были в восторге друг от друга.

– Ой, да Светка всех ненавидела! – протараторила «выпускница Смольного», натягивая платье. – Подумаешь, герцогиня! Почему это ее на главные роли не приглашают или хотя бы на Гавайи? Нужна она кому, на Гавайях!

Страшная гибель «лучшей подруги», похоже, не явилась для Натали трагедией.

– Да как ее еще раньше кто-нибудь вгорячах не пристукнул! – она вольготно раскинулась на стуле, отхлебнула чая и поморщилась. – А покрепче ничего нет? Глотку дерет, как ежиков наглоталась.

В шкафчике нашлась бутылка настоящей «Массандры». Нежное создание махнуло стакан благородного напитка одним глотком. У Ланки только бровь слегка приподнялась. Впрочем, в студии было и впрямь суховато.

– Почему же ее должны были пристукнуть? – вернула я беседу в нужное русло.

– Да вечные претензии ко всем, вечно какие-то невозможные требования. Идиотка! Если ей чего надо, вынь да положь сию секунду, – невинное дитя захихикало. – Правда, говорят, в койке была неподражаема, – дитя фыркнуло. – Достоинство, конечно, но кто же из-за этого женится?

– А она хотела замуж?

– Как ненормальная! Все что угодно сделала бы для этого, по трупам бы пошла.

Мне подумалось, это заявление в создавшейся ситуации звучит по меньшей мере некорректно, девушка Света не только не пошла по трупам, совсем наоборот, стала трупом сама. Или уж отчаялась добиться своего – отчаялась прямо до смерти?

– И что, была уже кандидатура в супруги?

– Была! Как же! Целых десять! – Натали опять фыркнула, она часто это делала, как зверек. – Смешно, да? Сто человек вокруг, а замуж выйти не за кого. Это Светка думала, что была. Ну кандидатура.

– А на самом деле?

– А на самом деле любому нормальному мужику Светкины претензии до лампочки.

– Какие претензии?

Взор и интонации, которыми в ответ одарило меня неземное создание, заставил меня испытать серьезные сомнения в собственных интеллектуальных способностях (короче, подумалось, что я, должно быть, совсем тупая):

– Не знаете, что ли? Обрюхатил – женись! С чего она взяла, что он из-за этого женится? У него своих не то двое, не то трое.

Стало ясно, что неземное создание говорит о ком-то вполне конкретном. Ну то есть, покойница свои «претензии» предъявляла не вообще, а какому-то определенному человеку.

– А вы, Наташа, его хорошо знаете?

От обращения на «вы» она аж остолбенела и уставилась на меня, как на привидение. Сидела и тупо молчала, переваривая услышанное. Наконец в чистых глазах мелькнуло более-менее осмысленное выражение, Наташа пожала плечами.

– Мужик как мужик, солидный, все при нем: костюмчик версаче, часики лонжин, тачка нормальная.

– Какая именно?

Наташа задумалась.

– Не помню… Ясно, что не наша, но какая-то такая… Не сильно крутая. Может, «тойота»? Хотя нет, не «тойота», – возразила сама себе Натали после недолгого, но весьма сосредоточенного размышления – очаровательные бровки нахмурились, выдавая напряженную работу мыслительного аппарата.

– Цвет хотя бы какой?

– Бежевый металлик, – не задумываясь, ответило неземное создание. – Или кофе с молоком… Не помню. Да я его всего раз видела, и то случайно. Они все такие осторожные, ужас! В баньку – милости просим, а на людях показаться – это фигу.

– И давно вы этого… кандидата видели?

И вновь ответ прозвучал почти мгновенно:

– Еще снег кое-где оставался, в апреле, наверное.

– Как его звали, не знаете?

Наташа снова задумалась.

– Вообще-то она говорила… похвастаться хотела, какого крутого мужика зацепила. Еще бы не зацепить, на такой работе. Звали его… – Натали опять старательно задвигала бровями, изображая напряженную мыслительную деятельность. – Не, не помню, мне ж без разницы было. Что-то короткое. Ну не Константин, не Владислав, – она еще подумала и добавила, – не Александр.

Мы с Ланкой переглянулись.

– Может, Виктор?

– Может, и Виктор. Да не помню я, это сто лет назад было!

Я предприняла еще одну попытку:

– А замуж она именно за этого солидного собиралась, или у нее еще кто-то был на примете?

– Да откуда я знаю! – фыркнула Наташа. – У нее их миллион был. Хвасталась, что каждый вечер с другим.

– Как же так? Собиралась замуж, и каждый вечер с другим?

– Да мне-то что! Своих забот хватает. И какая разница, за кого она собиралась, все равно он ее послал.

– Как послал? – хором спросили мы.

– Вы чего, совсем?! Как посылают? Далеко. Денег на аборт дам, и прости-прощай, чтоб я тебя больше не видел и не слышал. Я ее в кегельбане встретила, злая была, как сто чертей, шары как попало швыряла, я думала, она дорожку расшибет. Посидели, она и давай вываливать. Гад, сволочь и все такое, – Натали опять фыркнула. – Был бы сволочь, сказал бы «я тебя вообще не знаю», а он еще и денег на аборт обещал. Ну, овца… – нежное создание дополнило характеристику еще одним распространенным словом. – Берет мужика за глотку и думает, что он обрадуется. После трех стаканов, правда, успокоилась, и тут уже наоборот пошло: не хочет жену с детьми бросать, не то что кто-то, если бы согласился, был бы гад, потому что потом и ее так же бросил бы, а он наоборот верный.