Текст книги "Заставь дурака Богу молиться"

Автор книги: Елена Колчак

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц)

Никогда не стоит недооценивать противника.

Ильин погасил сигарету и улыбнулся дружелюбнее миссионера посреди людоедского племени:

– Лана, у кого еще могло появиться желание сорвать ваш контракт с американцами?

– Вы меня уже спрашивали! – огрызнулась верная подруга.

Никита кивнул и сообщил воробью на нижней ветке:

– Вы рядом здорово смотритесь. Дама червонная и дама крестовая.

Наблюдательный, черт! Ланка темно-рыжая с золотыми прядями, я темно-русая, в каштан или в бронзу. Глаза у нее тоже темно-рыжие, у меня – непонятно, не то серые, не то голубые. В сочетании получается нечто жовто-блакитное. Или серебристо-золотое, кому что ближе.

– Никита Игоревич, я же не только вам, я и следователю все уже рассказала. Фотографов в городе много, бывает, что и завидуют друг другу. Модельных агентств тоже хватает, а это в большинстве случаев чистый эвфемизм – те же массажные салоны, только рангом чуть выше. Эскорт-услуги и далее по прейскуранту. Ну и за границу девчонок тащат – тоже якобы «модельный бизнес»! Так что без криминала точно не обходится – да вы лучше меня это знаете.

– А к вам или к вашим девочкам, не обращаются по поводу… м-м… эскорт-услуг?

Ланка поморщилась:

– Бывает, конечно. Но это уж они там сами решают. Я сразу сказала – это без меня.

– А сейчас? – уточнил майор.

– И сейчас то же говорю.

– И что, так прямо и соглашаются? – усмехнулся

– Всяко бывает, – она пожала плечами. – Но вряд ли кто-то таким образом мстит за то, что я не стала девочек для бани предоставлять. Слишком сложно, те, кому нужны девочки для бани, действуют куда проще. Ну, может, пригрозили бы, чтоб не выпендривалась, ну пришли бы угрюмые ребята, сказали бы, мол, Лана Витальевна, вы не правы, народ обижается – так ведь ничего подобного не было! Если коллеги… О контракте с американцами знали немногие, афиш на каждом столбе мы по этому поводу не вешали – рано. Но это отнюдь не государственная тайна. И потом… Ну что – фотографы? У американцев этих ведь не модельный бизнес, а брачное агентство. Хоть режьте, эту публику я практически не знаю. Да и все равно глупо.

– Ильин, ты Ланку не трожь! – встряла я со своим замечанием. – Ее все любят! Она детишек лучше всех в городе фотографирует! Ты сам грамотный? Видишь, что у нее на лбу написано? Аршинными буквами!

Никита опять усмехнулся:

– Не слепой. Написано, что это человек, у которого всё получится. Однако, Маргарита Львовна, – он закурил следующую сигарету, – тебе не приходило в твою светлую голову, что таким людям часто завидуют?

– Ага!– радостно согласилась я. – Так завидуют, что трупы подбрасывают! Другого способа насолить никак не нашли. Как ее, кстати? В смысле – каким способом?

– Устал я от тебя, Маргарита Львовна, – проникновенно признался ненаглядный. – Хорошо нашим прадедам было – запер в тереме и вся недолга. А тут терпи… – со вкусом затянувшись, он откинулся на спинку пластикового стульчика, стульчик выразил явное недовольство и собрался опрокинуться, но Ильин его быстренько победил и назидательно погрозил мне пальцем.

Вот еще! Я-то тут при чем? Сам на стульях качается, а я виновата!

– Эксперт не исключает, – утомленно сообщил майор, – что ее двинули по башке, хотя и сомневается. Вскрытие покажет. Не душили. Не стреляли. Ножиком не резали. Видимо, отравление, вероятнее всего, банальный клофелин с водкой.

– Фу, какая пошлость! И ты можешь думать, что это – серьезные люди?

– Да ничего я не думаю. Вероятнее что-то личное, но почему в студии? Лана, она точно с вашим бухгалтером и секретаршей не была знакома?

– Виделись, – повела плечом Ланка, – она же в студию приходила. А знакомы… Мне кажется, нет.

– И ключей ни у кого больше не было?

– Ни у кого, – подтвердила она.

Врет! Разрази меня гром, врет! А у Никиты чутье куда сильнее моего, сейчас засечет! Одна надежда, что Ланку он так, как я, не знает.

Нет, не засек. Или виду не показал. Поднялся из-за столика, кивнул вежливо:

– Девушки! Я, конечно, не рассчитываю, что вы мне в ответ на мою откровенность про свою амбразуру расскажете. Хотя могли бы и поделиться, а не разводить ля-ля про рояль в кустах. Тоже мне, тайны мадридского двора! Ты, Риточка, часто оказываешься не в тех местах и не в то время – но только потому что сама туда лезешь. Так я тебя очень прошу – пожалуйста, без лишней самодеятельности, хорошо?

Отойдя на пару шагов, он бросил через плечо «я позвоню» и бодро удалился в сторону памятника Выдающемуся Государственному Деятелю.

Сфотографировать выражение наших лиц в этот момент Ланка не сообразила. А увидеть, что было написано на моей физиономии, я, увы, не могла. Наверняка что-то непечатное.

– Он всегда такой? – слишком резко отодвинутая рюмка обиженно звякнула.

– Временами. Обычно хуже. Сегодня ему не то жарко, не то по моей скромной персоне соскучился. Еще заявится на ночь глядя, жахнет стакан, потом заявит, что за рулем, а это полный ай-яй-яй. Спиртное его, правда, не берет, но запах-то остается… – попыталась я в двух словах объяснить расклад, которого хватило бы на «Войну и Мiр», кстати, и название подходящее.

– Любишь? – она вздернула соболиную бровь.

– Ланочка! – взмолилась я. – Нашла время моей личной жизнью интересоваться! Нету у меня никакой личной жизни. Не-ту. Сплошная деятельность на благо общества. А наши взаимоотношения с господином Ильиным вообще суть тайна сугубая, мраком покрытая. Для всех. Для меня в первую очередь. Классный мужик, штучный. Герой. Хотя и совершенно не моего романа, но ничего поделать не могу, они сами все решили. Однако, душа моя, нам с тобой это сейчас до тумбочки, у нас и без моей личной жизни забот хватает. Слушай! Мне мысль пришла. Ильин-то, конечно, об этом в первую голову подумал, а я вот только что. Любовник, а? После Нового года она ж к тебе не одна приезжала?

– С мужиком, – сообщила Ланка и замолкла минуты на три.

– Ну, не томи, – поторопила я.

– Чего – не томи? Мужик, одно слово. Крепкий, высокий, плечи и шея накачанные, ноги тонковаты малость. Шатен, стрижен коротко, скулы высокие, губы тонкие, нос, по-моему, ломанный…

– Узнаешь, ежели что?

– Шутить изволите? Я все-таки фотограф, у меня с визуальным восприятием и зрительной памятью все в порядке. И знаешь, Ритка, мне кажется, что эта морда мне знакома…

Мне описание тоже кого-то напоминало, вот только – кого?

– Ну?!!

– Чего – ну?!! – она дернула плечом. – Мужик и мужик. Это же сто лет назад было! Думаешь, сейчас это важно?

– Очень хотелось бы знать.

Ланка помотала головой:

– Не могу сообразить.

– Ну, Ланочка, ты же гений, помнишь мужика, вспомни, какой интерьер вокруг него должен быть, пейзаж там, не знаю, погода… Природа или помещение? Зима? Лето? Холодно? Жарко? Официоз? Выпивка?

– Ускользает…

Ланкино лицо выразило столь явное огорчение, что мне стало ее жаль.

– Ладно, оставь, не напрягайся, потом всплывет.

– Нет, погоди-ка…

Ланка зачем-то переставила стаканы, пепельницу, не понравилось, переставила еще раз, провела пальцем по краю круглого белого столика…

– Знаешь, боюсь соврать…

– Ну хоть предположи! Знаешь ведь, докладывать не побегу!

– Мне кажется, что это был золотухинский муж. Я его, правда, видела всего раза три, и то…

– Три раза – и она еще сомневается! Ты же профессионал! Ладно, принимаем, как вариант. Лидусин муж, говоришь? Витька? Почему бы и нет? По-моему, он иногда за Лидусей в редакцию заезжал.

– Погоди, дай подумать. В редакции я его не помню, а вот дома…

– У кого дома? – довольно тупо уточнила я, пытаясь представить, каким образом Лидусин муж мог оказаться в гостях у Ланки.

– У него! – рассердилась Ланка (еще бы! она тут проявила чудеса догадливости, а я, должно быть, для равновесия, кочан капусты изображаю). – У Лидуси! Что ты, в самом деле?! Точно. Она купила новый стол и потащила всех, кто рядом случился, эту драгоценность обмывать.

– Драгоценность? – изумилась я.

– А… Жаль, ты не видела. Такой монстр под девизом «красиво жить не запретишь» – большой, круглый, стеклянный и на колесиках, как рояльная табуретка. И даже крутится, шик-блеск! Ты у них дома была?

– Давно.

– Значит, обстановку представляешь. Стол на самом-то деле очень даже элегантный. Где-нибудь в полупустом зале, перед камином, в окружении кожаных кресел смотрелся бы супер. А в восемнадцатиметровой клетке, между квадратной тахтой и забитой всяким барахлом стенкой…

– Действительно, жуть. А Витька?

– А Виктор явился посередине общего веселья, устроил жене скандал – на кого-то там она опять не так посмотрела или деньги не те потратила – в общем, чуть не расколотил это стеклянное сокровище. Однако быстро утих, махнул пару рюмок и влился в компанию. Тут я уже решила, что с меня хватит, и по-английски этак испарилась. Да, теперь я, пожалуй, вспомнила.

– Вот видишь! И он, значит, сопровождал полгода назад девушку Свету? А? – я воздела к небу палец.

– Рит, но это же было черт знает когда – неужели сейчас оно имеет значение?

– Откуда я знаю, имеет или не имеет. Поглядим. Хоть есть, с чего начинать.

Я уже открыла было рот, чтобы задать следующий, по моему скромному разумению куда более важный вопрос, но почла за благо оглядеться – кто знает, что этому Ильину может в голову взбрести. День выглядел пасторально. Мамаши гуляли с разновозрастными потомками, некий отрок осваивал ролики, целеустремленная публика с авоськами направлялась к ближайшему рынку, деревья не шелестели – жарко, птички не чирикали, цветочки не пахли. Ну не тюльпаном же он, в самом деле, прикинулся – габариты не те!

– У кого еще был ключ?

Ланка не ответила, только едва заметно качнула головой – «нет».

– Ланочка, я не Ильин, и вообще ни в каких органах не служу. Кто там тебе баньку топил и у кого еще один ключ от студии – сам этот персонаж меня не сильно занимает. И тебя понять нетрудно – может, у тебя роман с вице-губернатором, – Ланка вздрогнула, чего я предпочла не заметить, – и ты его подставлять не желаешь. И не надо. Но подумай сама! Пусть ты точно знаешь, что у владельца лишнего ключа алиби, да хоть бы пять алиби – но ключ-то железный, с него дубликат сделать можно…

Но Ланка молчала намертво.

3.

По ночам все кошки серы.

Джон Дальтон

Нет, господа, мне решительно противопоказано делать какие-то предположения – сбываются, черт бы их побрал! Ильин в самом деле заявился на ночь глядя – весь такой усталый, в расстроенных чувствах: надо быть последней мегерой, чтобы не налить, не накормить и – автоматически – не оставить ночевать.

Кстати, не подумайте дурного. В моем доме «ночевать», как правило, означает именно «ночевать». Лесная привычка. Там двое спят в одном спальнике просто потому, что одному в спальнике холодновато, а без оного так и совсем замерзнуть легко.

В моем доме лежбищ хватает – я всю жизнь живу по принципу: стоять лучше, чем идти, сидеть лучше, чем стоять, а лежать лучше, чем сидеть. Ты почему дрова сидя рубишь? – Лежа пробовал, неудобно. И если два (три, четыре) хороших приятеля засиделись заполночь в разговорах «об интэрэсном», погонит ли хозяин – или хозяйка – гостя во тьму? А смысл? И два разнополых персонажа благополучно засыпают в разных углах квартиры, памятуя о том, что «роман портит отношения».

Не то из нежелания оставаться в долгу за сытный ужин, не то по каким-то иным резонам в этот раз Ильин начал вдруг действительно делиться информацией. Причем подробно. И – лениво этак, точно ничего особенно в том нет. Умерла Стелла Грей сиречь Света Серова вечером предыдущего дня, часиков в семь-восемь, плюс-минус квадратный километр. При жизни была девушкой общительной, с широким кругом знакомств. Работала кассиршей в элитном сувенирном салоне – «только для серьезных мужчин», ручки Паркер, бумажники из страусиной кожи и вересковые трубки. Частенько прогуливала, получала регулярно выговоры, однако довольно мягкие, об увольнении речь не заходила ни разу.

И когда это Ильин успел столько нарыть? И почему все это мне выкладывает? Неужели впрямь чувства какие-то проявлять собирается?..

Но «жахнуть стакан», чтобы иметь железобетонный повод для ночевки, гость не успел. Помешал телефон:

– Рит, приезжай, а? – Ланкин голос тянул на тыщу вольт, не меньше.

Господи! У нее там что, еще один труп? А у Никиты ушки на макушке. Напустив в голос столько лени, что даже идиот заподозрил бы неладное, я зевнула и изобразила легкое недовольство:

– Ну, радость моя, что за срочность? Я… ну… давай лучше на днях, а?

Уф! Ланка поняла меня мгновенно:

– У тебя майор, да? Тебе говорить неудобно?

– Да ну, лениво, – несколько невпопад ответила я, делая вид, что ничего более серьезного, чем дамская истерика, звонок не содержит, – у тебя что там, жилеток не хватает, носовые платки кончились? Ну, поцапались – помиритесь, в первый раз, что ли? Давай хотя бы завтра?

Мои выкрутасы Ланка пропустила мимо ушей – умница!

– Рит, тебе обязательно надо ее послушать. А завтра черт его знает, как сложится – успокоится, настроение поднимется и слова не вытянешь.

Ага, значит, не труп, если «послушать» надо.

– И где? – так же лениво поинтересовалась я.

– Домой ко мне явилась, полчаса я ее подержу, пока рыдает… А?

– Ну, если назад прямо к подъезду доставишь… Ладно, договорились, – я повесила трубку и на секунду задумалась. Главное – не давать противнику опомниться. Ильин, в общем-то, не враг, но длительное раздумье наверняка породило бы в его сыщицкой душе всякие подозрения. Маргарита Львовна, которой вдруг «лениво» работать жилеткой – это вроде как стоматолог, которому «неохота» сверлить, «давайте лучше завтра».

– Никитушка, пока ты в норме – не подбросишь меня к Молодежному центру? – все так же лениво протянула я. Что сделал бы в этой ситуации среднестатистический мужик? Правильно, заподозрил бы страстное свидание (уж больно у меня голос был томный) и устроил бы сцену ревности. А вот дудки!

– Подброшу, конечно, не сажать же тебя в левую машину, ночь на дворе. Помощь нужна?

За что люблю этого типа – лишних вопросов не задает, исключительно по делу.

– Да нет, сама справлюсь.

По дороге Никитушка все же от «лишнего» вопроса не удержался:

– У тебя там, часом, не еще один труп нарисовался?

Пошутил, называется! Ну да, шутить мы тоже умеем:

– А как ты догадался? Сразу три, представляешь? Мужик жену удавил и двух ее приятельниц за компанию. Теперь солить, наверное, придется. Жарко, завоняются…

– А… Ну-ну, – только и молвил ненаглядный. Сразу всплыло вечное «А что это там за шаги на лестнице? – А это нас арестовывать идут. – А… Ну-ну». Однако, расслабляться рядом с таким собеседником явно не след, того и гляди, чего-нибудь пропустишь. – Тебе прямо к Молодежному Центру?

Ой-ей-ей! Центр-то я сдуру назвала, до Ланкиного дома от него не боле четверти часа пехом, так ведь майор-то адрес ее домашний наверняка запомнил. Выйду, понимаете ли, на пустую площадь – а площадь там не меньше, чем перед Мавзолеем. И чего дальше? Двигаться на глазах у заинтересованного зрителя в известном ему направлении? Или встать березонькой во чистом поле и ждать, покуда у него, заинтересованного, терпение лопнет? А это вряд ли… Вот еще беды!

Ну-ка, соображай, Львовна, и побыстрее!

– Не доезжая два дома, направо, во двор, там второй дом по левую руку, третий не то четвертый подъезд, никак не могу запомнить.

Кто подумал, что я собралась уходить от майора «огородами, огородами и к Котовскому» – так это зря. Во-первых, глупо, во-вторых, просто безнадежно. Не до такой уж степени я самонадеянна, чтобы с профессионалом на его же поле соперничать. Сбежать от Ильина – такая же утопия, как догнать Савранского из «Покровских ворот».

Нетушки! Можно обойтись и без игры в казаки-разбойники. Знакомых у Маргариты Львовны много, один проживает как раз там, куда я свернуть велела. Серьезный субъект. Филолог, Рильке переводит и прочими столь же умными вещами занимается. Классический библиотечный червь. Умный! Как три древнекитайских энциклопедии. Только чем мальчики от девочек отличаются, по-моему, до сих пор не выяснил. Мы с ним когда-то совпали на почве любви к симфонической музыке. Кажется, что-то там Белы Бартока впервые у нас в Городе исполняли – со мной временами случаются посещения таких мероприятий. Правда, реже, чем хотелось бы. Должно быть, поэтому персонажей типа «библиотечного» Шурика среди моих знакомых раз-два и обчелся. Не совсем та кандидатура, чтобы вваливаться на ночь глядя, но уж сказала – к Молодежному Центру – теперь выбирать не из чего.

Да еще исхитриться, чтобы Ильин не пошел меня до квартиры провожать – сразу ведь ясно будет, что я без приглашения и вообще полный мешок туфты нагнала. Так, подъезжаем…

– Спасибо, солнышко, что бы я без тебя делала! – чмокнуть Никиту в щечку, ему сколько-то секунд на обалдение, на то, чтоб в себя прийти, вылезти из машины, закрыть ее, мне – чтобы до подъезда долететь, нажать «семь-три», дверь открыть, проскользнуть, захлопнуть и – наверх, пулей.

Есть, конечно, вариант просто подождать минут пятнадцать в подъезде, однако слишком опасно. Кодовую подъездную дверь даже мне открыть – не вопрос, а уж Никите – тем более. Но даже если он решит быть законопослушным и в подъезд решит не входить… Выжидаю это я четверть часика, выползаю наружу, а там свет Игоревич дожидается – проверяет. Жестокий романс в исполнении ансамбля пьяных вивисекторов. И я в качестве подопытного кролика.

Нет, визита к Шурику не избежать. К счастью, за дверью слышно какое-то движение, и даже, кажется, свет пробивается – глазок «умный мальчик», наверное, никогда не поставит. Звоню. Голос не то удивленный, не то настороженный:

– Кто там?

– Шурик, это Рита, извини, что в такое время, очень надо. Я буквально на десять минут.

Должно быть, Шурик решил, что у меня понос – если ему вообще знакомы такие события в человеческом организме. Ну и не будем брать на себя роль великого Просветителя. С ходу я сочинила, что мне позарез надобно избавиться от… м-м… назойливого поклонника – хотя сомневаюсь, что этому человеку вообще известно, что такое «поклонник», тем более «назойливый».

С Маргаритой Львовной спорить трудно – у большинства людей со мной просто скорости не совпадают. А если на тебя смотрят умоляющими глазами и очень быстро и внятно выдают абсолютно точные инструкции – какие уж тут споры! А инструкции были весьма кратки: я подойду к окну, помашу, крикну туда пару слов, после чего надо появиться рядом, взять меня за руку и от окна увести.

Изверг ты, Львовна, как есть изверг! Мало того, что ворвалась к человеку, так еще и требуешь от него совершенно немыслимых поступков. Ему же до другой человеческой особи дотронуться – все равно, какого пола – да легче ежа проглотить. Против шерсти. Но надо было, чтобы Никита увидел меня, затем мужика рядом, у которого явно ко мне какие-то… м-м… надобности. Будет ревновать – его проблемы. Главное, чтоб убедился: у Маргариты Львовны возникли срочные дела, каковыми она и принялась со свойственной ей энергией заниматься.

Я высунулась в окно – благо, Шурик обитает всего-то на третьем этаже – помахала стоявшему столбом Ильину, крикнула, что все в порядке… Шурик не подкачал, исполнил все в точности. И не только не выставил меня, оскорбленный, за дверь – даже чаем напоил. Надо бы ему чайник новый подарить, что ли: то, что красуется у него на плите – это же страшный сон, а не предмет кухонной утвари.

В ответ на мои несколько бурные изъявления благодарности Шурик почему-то начал говорить о каком-то грядущем концерте, и почему бы не сходить на него вместе. В самом деле, почему бы и нет? Тем более, что все мероприятия, на которые он меня звал раньше, оказывались весьма интересными.

Пока закипал «страшный сон», я позвонила Ланке, в двух словах объяснила ситуацию, обещала быть через двадцать минут. Перед тем, как выходить, еще раз выглянула в окно – чисто. Ни Ильина, ни машины.

Самое неприятное время для передвижения по городу – с девяти до одиннадцати вечера. Знакомятся, затаскивают в какие-то компании, на отказы обижаются, ибо компании все к этому моменту уже изрядно подогретые… Времени это вынужденное общение отнимает массу. После одиннадцати становится куда тише. Кто гуляет – догуливает по квартирам, кто добирается домой – сосредоточен на процессе. Самая благодать наступает после двух, но и после одиннадцати – тоже ничего.

Мне повезло. Дорога до Ланкиного дома оказалась практически безлюдной. Только обиженный жизнью субъект общался с кирпичным забором, да весьма теплая компания дожидалась на остановке загулявшего автобуса, пытаясь скрасить ожидание исполнением бессмертной «Мурки». А капелла. Хватало певцов на две строки, затем срочно требовалось обсудить погоду, мелодию, личные отношения, затем развернувшаяся душа вновь начинала требовать песен и возвращалась на очередные две строки к «Мурке»… Девицы в компании наличествовали, так что мне удалось проскользнуть, не привлекая ничьего «теплого» внимания.

Засада ждала у самой цели путешествия, уже в Ланкиных курмышах. Перед тем, как свернуть в предпоследний переулок, я остановилась. Почему? Не знаю! Легче всего сослаться на интуицию, но что интуиция – тогда уж прямо телепатия. Остановилась, выглянула осторожно – почему осторожно? – из-за угла…

Стоит, родимый! Из машины, конечно, не выходит, но стоит так, что Ланкина калитка и все окрестности перед ним, как на ладони. А меня за сиренью как раз не видно, не зря я ее всегда любила. Зная Ильина, можно предположить, что простоит он так не меньше часа – для проверки, а не сюда ли, грешным делом намылилась Маргарита Львовна. Шурикова дома он не знает, может, там какой хитрый «черный» ход есть. А предположительный конечный пункт – вот он.

Ну ладно же! Мы пойдем другим путем. Огородами. Причем буквально. Частный сектор все-таки. С улицы поглядеть – сплошные заборы, однако, если знать, куда шагать, просочиться можно. Подберемся к дому не с улицы, а с тыла, где та самая банька. Нюх у меня отнюдь не как у собаки, однако баньку, похоже, топили и в самом деле недавно. Очень может быть, что и вчера.

И зачем мне Ланка голову морочит?

Догадливая подруга поджидала меня «на задах», возле баньки. И как она ухитрилась ильинскую тачку за углом разглядеть – уму непостижимо.

– Так слышно же! – беспечно отмахнулась она. – Прошлась до магазина для проверки – стоит. Чужой. Ну я и решила, что майор твой тебя отслеживает. Купила демонстративно бутылку – пусть думает, что я с расстройства надираюсь.

– Как же ты меня дожидаешься, а гостью бросила?

– Так бутылку я ей оставила, – подмигнула Ланка, – ей же нервы поправить необходимо.

4.

Одна звездочка, две звездочки… но лучше всего – пять звездочек!

Леонид Ильич Брежнев

Секретаршу звали простым русским именем Ольга. Оля. Олечка. Она всхлипывала, шмыгала уже распухшим носом и беспрестанно повторяла:

– Ну, Лана Витальевна, ну, я правда, не виновата, ну, откуда же я могла знать?

– Чего стряслось-то? – спросила я Ланку. Она пожала плечами.

– Попробуй ты. Я уже пыталась, хотя особо не напирала. Одно и то же – ах, я не виновата, она и вправду звонила, а ее нет, а что я могла сделать, если Димочка опять с этой дурой, а он не виноват, они сами на него падают… – Ланка развела руками, – и далее в том же духе. Что-то она себе насочиняла.

– Ну я же правду говорю, ничего не сочиняю! Она позвонила, конечно, я побежала, а ее там не было, а я дожидалась, и меня не было, и ее убили. А она не звонила… – совершенно убитым голосом закончила Оленька.

– Стоп, – скомандовала я сама себе и обалдело уставилась на Ланку, – ты на работе в этих местоимениях не путаешься?

– На работе все нормально, – сообщила подруга. – Кавардак начинается, только когда дело касается ее несравненного Димочки.

– Понятно. То есть, ничего не понятно. Оленька, кто звонил и куда?

– Ну, в студию же! И я отпросилась, а она не звонила, и ее там не было, а ее убили, – Оленька выпаливала сто слов в минуту, да еще ухитрялась всхлипывать и шмыгать носом, что отнюдь не улучшало дикцию.

– Кого убили?

– Ну, эту, как ее?

– Свету Серову, – подсказала я. – А перед этим она звонила в студию?

– Почему она звонила? – удивилась Оленька. – Когда?

– Ты же сама сказала, что она позвонила, и ты отпросилась.

– Я отпросилась, потому что Машка звонила, – абсолютно спокойно объяснила Оленька, глядя на меня, как на трехлетнего ребенка, который не понимает очевидных вещей. Может, я и в самом деле идиотка? В мою голову начало закрадываться смутное подозрение – эти бесчисленные «она» должны быть разными.

– Так, уже что-то. Машка – это кто?

– Ну, есть одна… Она, ну…

Три дня мы бились, и луна над полем трижды подымалась… Три не три, дня не дня, однако часа два на распутывание клубка местоимений мы потратили. Пожалуй, страниц десять этого фантастического диалога стоит пропустить. Из высокогуманных соображений. Мои-то знания об особенностях мозговой деятельности у некоторых представительниц прекрасной половины в результате умножились, однако читателя жалко. Лично мне уже к началу второго часа этого Безумного Чаепития начал грезиться скромный необитаемый остров, где нет никого, кого можно было бы называть «он, она, оно, они…»

Впрочем, последовательность событий, хотя и без полной уверенности, реконструировать таки удалось.

Вчера (если считать, что «сегодня» еще продолжается, несмотря на то, что перевалило за полночь), примерно в половине второго – это, напоминаю для тех, кто уже успел запутаться, была еще пятница – Оленьке позвонила «одна такая» Машка. По неясным для меня причинам ее Оленька в посягательствах на умопомрачительного Димочку не подозревала. Собственно, на самом деле Машка не звонила, просто…

Стоп. Скачка ассоциаций – штука заразная. Итак, «Машка» сообщила, что ненаглядный Оленькин Димочка намылился сводить пообедать некую рыжую девицу, при одном воспоминании о которой Оленька начинала трястись в истерике, поскольку грудь у девицы была, как у Памелы Андерсон силиконового периода – причем безо всякого силикона – и против такого богатства, конечно, ни один мужик устоять не способен.

Оно, конечно, инстинкты сильны. Но, по-моему скромному разумению, если мужик теряет голову в погоне за чьей-то грудью – либо там, кроме груди, что-то еще есть (например, мозги), либо у мужика головы изначально не было. Но это лишь мое, никого ни к чему не обязывающее, мнение.

Услыхав об очередной угрозе тихому личному счастью, Оленька, естественно – а кто бы поступил иначе? Вы? Так у вас просто отсутствуют здоровые женские рефлексы – отпросилась у доброй Ланы Витальевны и на всех парах ринулась к месту работы несравненного. Несравненный, натурально, дымился от трудового энтузиазма, то есть, попросту говоря, находился в запарке и ни о каких обедах ни с какими посторонними девицами и помыслить не мог – за полным отсутствием свободного времени. Оленька, однако, решила, что это все есть игра на публику, то бишь, на начальство, и устроилась в ближайшем скверике дожидаться, когда же ее сокровище прекратит притворяться, сбежит с рабочего места и… тут-то она его и выловит. Ход не самый умный, но распространенный.

Сокровище «горело на работе» часа три. Догорев, оно появилось на улице в сопровождении еще троих таких же героев труда, и не остывшая еще компания дружно двинулась к неведомым целям. Оленька двинулась за ними. Через полчаса неведомая цель приняла вполне материальные очертания. Ну помилуйте, куда могут отправиться четыре мужика по окончании рабочего дня, при таких-то погодных условиях? Конечно, на набережную, пить пиво.

Когда четыре мушкетера взяли по третьей кружке, Оленька поняла, что «агентство ОБС – одна баба сказала» – чего-то напутало. И растерялась. После попытки позвонить верной Машке растерянность переросла в полное недоумение: Машка уже четвертый день как отбыла в командировку, и появления ее не ожидалось раньше середины следующей недели.

– Получается, что я сама ушла, – совершенно убитым голосом закончила Оленька и с надеждой посмотрела почему-то на меня.

– Ну и что?

– Если бы в студии кто-то был, как бы ее убили? – любительница местоимений зашмыгала носом чаще, похоже, намечался очередной этап слезотерапии.

– Постой-постой, – удивилась я, – а откуда ты вообще знаешь, что кого-то убили?

– Катька сказала, – сообщила Оленька.

– Что за Катька? – шепотом спросила я Ланку.

– Менеджер из «Тирса», я им часто съемки делаю, – так же шепотом ответила Ланка.

О неизвестной мне Катьке Оленька рассказывала почти спокойно:

– Она пришла насчет съемки договориться, бабка ей и доложила.

Я вздохнула. Образ необитаемого острова вновь поманил своей тишиной и пустынностью.

– Какая бабка?

– Ну, эта, внизу…

– Вахтерша?

– Ну да, – подтвердила Оленька. – Катька мне звонит, чего у вас там такое, а я же не знаю ничего, меня же не было… Но меня ведь не просто так не было, я ничего не придумала!

Да уж, придумать можно и поумнее…

– Машка взаправду звонила! Только я не знаю, как…

Мы с Ланкой опять переглянулись, Ланка пожала плечами:

– В офисе телефон с памятью, утром поглядим.

– Думаешь, кто шляпу спер, тот и тетку пришил?

– Какую еще шляпу! – вновь воспряла Оленька. – Я не брала никакой шляпы, все были на месте!

Объяснять мы не стали. Великого Шоу Оленька явно не читала. По крайней мере, Бернарда. Хотя, думаю, что и Ирвинга тоже вряд ли. А шляп в Ланкиной студии десятка полтора, и действительно, все были на месте.

Тем временем Оленька успела тихонько приговорить последний стакан мартини, еще немного повсхлипывала и засопела окончательно сонно. Мы отвели ее в комнатушку, которую Ланка именовала «гостевым чуланом», уложили и вернулись на кухню. Почему в России все мало-мальски важные разговоры ведутся на кухне?

– По-моему, все это странно, – подытожила Ланка. – Только что мы с этим «странно» делать будем?

– А я знаю? Который час?

Ланка потянулась к буфету за часами.

– Половина третьего, – печально доложила она. – Спать хочешь? Замучила я тебя? Постелить?

– Да постелить-то можно, а спать, наверное, еще нет… Интересно, Ильин там еще стоит?

Я спросила из чистого сочувствия, а Ланка подумала о другом:

– Ты думаешь, он меня подозревает?

– Всерьез, наверное, нет, скорее так, по ходу дела. Просто интересно, уехал или нет?

– В таком случае ассоциации у тебя, знаешь ли…

– Чем тебя мои ассоциации не устраивают? – я зевнула. – Чистое человеколюбие. Мы спать ляжем, а он там, бедный, мучается, следит… Мужиков и вообще беречь надо, а таких – тем более.

– Да кто бы спорил! – впервые за этот длинный-предлинный день Ланка рассмеялась. Лучше бы она этого не делала. В безмолвном доме смех прозвучал жутковато, мы даже вздрогнули, но сделали вид, что все в порядке. – Классный мужик, теперь таких почти что и не делают. А глаза – так и вообще обалдеть!