Текст книги "Заставь дурака Богу молиться"

Автор книги: Елена Колчак

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 11 страниц)

Идеальный подозреваемый – Лидуся. Правда, непонятно, за каким дьяволом Света от нее в студию потащилась. Зато все остальное сходится: и мотив, и возможность.

Лишь одно смущает – да способен ли человек на такой идиотизм? Вот так, запросто, отравить гостью за собственным столом и считать, что никто ничего не заподозрит.

Хотя… Если ты вдруг кого-то убил, надо вести себя именно так: тупо, глупо, топорно. Беспроигрышный вариант. Все, естественно, решат, что не бывает таких идиотов, и ты весь в шоколаде. А у Лидуси – инстинкт, черт бы ее побрал. По моему впечатлению она говорила правду, только правду и ничего, кроме правды. Но это мое впечатление. Как ни крути, Лидуся могла Свету убить. И вопрос «зачем?» тут даже не возникает. Мотив размером со слона. И возможность такая же.

Бенедикт внимательно выслушал мои рассуждения и одобрительно повел усами. Лидусина кандидатура его явно устраивала. Возможно, по той причине, что когда Лидуся единственный раз за все время нашего знакомства посетила мои пенаты, а Бенедикт выглянул, дабы оценить гостью – она завопила, как три пожарные сирены сразу. Бенедикт тогда очень обиделся и весь вечер даже усика не высовывал.

Разобравшись с Лидусей, я вцепилась в ее мужа. Мысленно, конечно. Виктор – мужик простой, как грабли. Зачем ему убивать? Ну пусть любовница, пусть даже беременная – и что? Будь он, к примеру, губернатором, тогда страх перед отрицательным паблисити мог бы и на убийство сподвигнуть. А ему-то что? И в студию ему было не попасть.

Нет, это не аргумент. В студию Света могла отправиться по совершенно посторонней причине. А накормить ее отравой мог кто угодно до того. Лишь бы по времени получалось. Любой, кто виделся с ней с четырех до шести в ту пятницу. Например, милая подружка Натали. Помню-помню, у нее в пять курсы, а до того Света была у Лидуси. Но, во-первых, это Натали говорит, что в пять курсы, – могла ведь и опоздать? – а, во-вторых, во сколько Света к Лидусе явилась? Ушла-то без пяти пять, а вот во сколько пришла?

Ни Виктор, ни Натали у Бенедикта восторга не вызвали. Он с некоторым сомнением фыркнул – если, конечно, тараканы вообще фыркают, хотя выглядело это именно так – и уткнулся в кофейную лужицу.

Ланкин ненаглядный Казанцев? Был со Светой знаком, даже жаловался на липучесть. Мотив – пальчики оближешь. Семейка его жены – семейка та еще. Однако, денежная и со связями. Малейшая тень подозрения на что-то неприличное – и лети, Максим Ильич, и из бизнеса, и из политики. И студию «очистить» от посторонних он мог, и ключики добыть. Вот только воспользоваться этим – ежели Ланка не врет – у него времени не было. За полчаса невозможно доехать от Ланкиного дома до Дворца и вернуться. А в промежутке еще надо успеть убить… Нет, в студию он не успевал. Правда, мог встретиться со Светой по дороге на рынок, выпить по стопочке, и – гуд бай, май лав, гуд бай. Нельзя Казанцева со счетов скидывать.

Бенедикт согласился. Хотя и несколько лениво. Может, ему просто жарко?

Лариса Михайловна. Ну, тут просто праздник души, именины сердца. И возможности, и мотивы – только выбирай. Даже если «жених» и не посматривал налево – моему неискушенному взгляду показалось, что он на свою избранницу только что не молится, влюблен и доволен – тем не менее, остается шикарный мотив «сокрытие порочащих сведений». Что, если Лариса свет Михайловна сидела в студии, подчищая следы своих – не очень-то законных – манипуляций, а девушка Света явилась права качать и увидела то, чего видеть был никто не должен? Конечно, Лариса Михайловна не очень-то похожа на убийцу. Но, с другой стороны, кто бывает похож? Тут все зависит от того, что ей, как бухгалтеру, грозило в случае выведения на чистую воду. Если уголовное, ОБЭП, да «в особо крупных» – тут и убьешь, пожалуй.

Мои рассуждения о бухгалтерских возможностях вызвали у Бенедикта приступ буйной активности: он потыкался по углам, сделал по столу три круга с видом призового скакуна, нашел какую-то крошку и яростно поволок ее к себе домой.

Секретарша Оленька…

Должно быть, я сказала это вслух. Бенедикт, как ошпаренный, выскочил из своего убежища – не то доел уворованную крошку, не то спрятал ее в закрома – и начал карабкаться вверх с явным намерением «покорить» чайник. Никогда он этого раньше не делал, и не пытался даже, зная, что безнадежно – чайник слишком гладкий. И сейчас его броски достигали максимум пяти сантиметров от уровня стола, затем он или соскальзывал или прямо шлепался вниз. Тут уж мне пришлось с Бенедиктом согласиться: действительно, Оленька – это абсолютная глупость. Но, с другой стороны, все обстоятельства – не что иное, как верх кретинизма. Значит, и объяснения должны быть столь же идиотскими. Так?

Например, причина смерти Светы – убеждение Натали в том, что ей идет черное. Ведь оно ей таки действительно идет. А где можно наиболее эффектно покрасоваться в черном, как не на похоронах ближайшей подруги? О-ля-ля!

Может, я вообще не с той стороны подхожу к этому трупу? И надо чем глупее, тем лучше?

Бенедикт как-то сразу прекратил свои упражнения в альпинизме, остановился на краю стола и стал внимательно прислушиваться к моим рассуждениям, устало поводя усами. Увы, ничего более бессмысленного, чем убийство по причине пристрастия к черному цвету, я так и не придумала. Хотя могла бы.

18.

Радуясь чужим успехам, старайтесь не скрипеть зубами.

Всемирная Федерация Стоматологов

Вот уже год, как мой главный редактор почему-то вбил себе в голову, что Рита Волкова – Главный Специалист по вопросам потребительского рынка – если не в масштабах всего нашего почти полуторамиллионного города, то по меньшей мере в рамках нашей, отдельно взятой «Городской Газеты». Ох, знал бы он, сколько раз мне, прямо «сапожнику без сапог», доводилось покупать гнилую картошку – если продавец или продавщица казались мне достаточно симпатичными. Но о таких проколах я предпочитаю помалкивать. Вообще-то, когда тебя считают Главным Специалистом – это приятно.

Для поддержания репутации – тем более незаслуженной – требуется прикладывать определенные усилия. Как говорила одна литературная героиня, по профессии военный курьер – «если я скажу Шефу, что не могла добраться вовремя из-за того, что был закрыт двадцатикилометровый участок границы, он мне просто не поверит». Или, попроще, noblesse oblige – положение обязывает. Меня, в частности, обязывает поддерживать хорошие отношения с некоторыми организациями – потенциальными источниками информации.

С точки зрения «любимого» рынка таковых три – основных, разумеется – местное подразделение Госстандарта, торгинспекция и контора по защите прав потребителей. Не скажу, что акты проверок – это самое увлекательное чтение в моей жизни, однако и среди этой канцелярщины попадаются любопытные, а то и прямо полезные факты. Поэтому с «источниками» я, как могу, дружу и всячески их ублажаю – только что сказки на ночь не рассказываю.

Поскольку свой, черт бы его взял, рыночный раздел я сдаю обыкновенно по вторникам, в понедельник приходится посещать упомянутые организации – когда одну, когда две, когда и все три – на предмет «согласования» готовых текстов. Строго говоря, действие абсолютно бесполезное, ибо вот уже лет десять, а то и двадцать никто свои материалы у «соответствующих лиц» не визирует, но – «Святой отец, это стоит мне так мало труда, а ему столько удовольствия!»

Чиновники почему-то любят подобную необязательную «вежливость». Быть может, именно потому, что никто теперь не обязан приходить за «согласованием», а каждому, даже если он чиновник, хочется чувствовать себя незаменимым. Мне же пресловутая «вежливость» (ах, посмотрите, пожалуйста, все ли правильно изложено!) приносит хорошее отношение официальных лиц, а обходится всего-навсего в некоторое количество потерянного времени. Довольно большое, к сожалению: все три конторы расположены достаточно далеко как друг от друга, так и от моего дома. Да и от редакции тоже, иначе я посещала бы их по вторникам, перед сдачей.

И разумеется, show must go on – матч состоится при любой погоде. Не могу же я, в самом деле, сказать, что очередной визит вежливости отменяется по причине наличия у меня «на руках» трупа неясного происхождения. Дурдом. Нет уж. Трупы трупами, а работа работой.

К счастью, в понедельник, следующий за судьбоносной – а может, и не очень – экскурсией по сельской местности и столь же судьбоносным сообщением Ланы свет Витальевны о провале в биографии, моего драгоценного присутствия требовали лишь две точки из трех.

Выйдя из подъезда торгинспекции, я остановилась у края тротуара, задумчиво обозревая улицу в рассуждении попасть на другую сторону. Законопослушность требовала дойти до светофора, лень, непомерно разросшаяся по причине непрекращающейся жары – от тепла все объекты расширяются, – провоцировала нарушить и пойти прямо тут.

Вялую борьбу с собой прервал скрежет тормозов. Впритирку ко мне остановилась серебристая «тойота» с затемненными стеклами. Правая дверца гостеприимно распахнулась – садись, Маргарита Львовна! Ох, говорил паук мухе… Только сядь – стукнут по кумполу и айда!

Осторожная Маргарита Львовна, однако, забралась внутрь. Внутри работал кондиционер – счастье-то какое, теперь пусть убивают! За рулем сидел Виктор и убивать меня, кажется, вовсе не собирался. Был, как всегда, несколько угрюм и крайне немногословен. Неподвижная нижняя челюсть говорит об отсутствии чувств, как некогда пел Боярский с подсказки Юлия Кима.

Любопытно, почему он вообще остановился? Не Ким, конечно, а Виктор. Знакомые мы сугубо дальние, виделись раз пять-десять в жизни. Правда, однажды, когда он явился посередине устроенного Лидусей девичника, я, пытаясь предотвратить домашний скандал, размяла ему плечи, благо – редкий для меня случай – ногти были коротко подстрижены. Мышцы у мужика и вправду оказались сильно забиты, так что попытка вполне удалась: после пятнадцатиминутного сеанса разъяренный лев стал расслаблен и благостен аки объевшийся котенок. Но это же не повод для близкого знакомства?

Мне как-то не пришло в голову элементарное, как гвоздь, объяснение: очень естественно для мужика за рулем, увидев знакомую, хоть и дальнюю, остановиться и предложить подвезти. Проще пареной репы. Но простые объяснения вечно молчащему Виктору идут не больше, чем балетная пачка Шварценеггеру. Хотя, очень может быть, я ничего не понимаю в мужчинах.

– Может, тебя подвезти? Если не очень далеко.

– Мне в Дом Колхозника. Если тебе по дороге, я с удовольствием. Жарко очень.

От торгинспекции до Дома Колхозника – полчаса пешком. На транспорте – столько же, возможно, и дольше. Такие уж в нашем Городе транспортные маршруты: вдоль – запросто, а как поперек – пили на своих двоих или делай бешеный крюк в объезд. «Вдоль» и «поперек» – отнюдь не фигура речи, в длину Город тянется километров на двадцать пять – тридцать, в «ширину» (между Великой Русской Рекой и железной дорогой) – километров на шесть, лишь кое-где больше.

– Мне туда, – сообщил Виктор, трогаясь, и, подумав, добавил не к месту. – Лидку забрать из трудовой инспекции.

Дом Колхозника – это отнюдь не гостиница, а, совсем наоборот, офисное здание, одно из четырех самых крупных в Городе, контор там всяких миллион и еще немножко, некоторые государственные, некоторые не очень. Кажется, только партийных штабов нет, а так все есть. И называется Дом не совсем так, но кого это волнует, если так удобнее? Самое анекдотичное, что Департамент Сельского Хозяйства располагается не в Доме Колхозника, а совсем в другом месте. Зато моя любимая «защита потребителей» как раз там, аккурат на втором этаже. Ни одной конторы с названием «трудовая инспекция» я тут не знаю, но несколько организаций, причастных к трудоустройству, трудовому законодательству и тому подобному занудству мне попадались.

Виктор вел машину молча, не проявляя никакого желания побеседовать. А я так не могу! Человек проявил вежливость, оказал мне услугу, да? Не могу же я сидеть и молчать, как будто за рулем робот?!

– Ты Светочку из «Элеганта» давно знаешь? – родила я самый, на мой взгляд, нейтральный вопрос.

– И тебе уже успела нажаловаться? – буркнул Виктор. – Брось, она просто дура.

Если бы я в этот момент сидела на каком-нибудь стуле – точно свалилась бы. Но внутри автомобиля, тем более, на переднем сиденье, свалиться затруднительно, поэтому я лишь поперхнулась. Это что же получается – Виктор не знает о Светиной смерти? И мне надо бы его просветить? И понаблюдать за реакцией? Хотя какая там реакция у такой статуи… А может быть, «она» – «дура», которая «уже успела нажаловаться» – вовсе не Света, а Лидуся?

Сомнения разрешились сами собой. Мы приехали. Пришлось поблагодарить и покинуть машину. И опять же, было бы вполне естественно задержаться на пять минут ради небольшой беседы о девушке, с которой, если верить сторонним информаторам, Виктор был знаком достаточно близко. Но простые действия, поступки, слова и так далее, повторю еще раз, Виктору совершенно не идут, а сложные не шли на ум мне. Я попрощалась и отправилась по своим делам, а он – по своим.

На свежего человека Дом Колхозника должен производить потрясающее впечатление. Четырехэтажный трехподъездный монстр, который из-за своих исполинских размеров выглядит по меньшей мере восьмиэтажным. Монстру как минимум полвека, а то и все полтора, и, по-моему, за всю свою жизнь он ни разу не сталкивался с таким явлением, как ремонт. Жутких осыпающихся стен, к счастью, не разглядеть за мозаикой всевозможных вывесок, а то и внутрь входить было бы страшно. Мне временами кажется, что, если вывески поснимать, стены тут же рухнут. Из-под щитов видны лишь водосточные трубы да подъезды с крылечками – тоже великанских размеров. Внутренность здания вполне соответствует наружности: громадные кривые лестницы с еле живыми, но внушительными на вид перилами, драный линолеум, неработающие сортиры, и прочая, прочая, прочая.

Мне бы в самом деле идти по своим делам, то есть внутрь, но, видимо, идиотизм – штука заразная. Глядя вслед тронувшейся с места «тойоте», я задумалась. Ну ладно, встретить кого-то случайно – не вопрос, город у нас, пусть полуторамиллионный – почти полуторамиллионный, – но все же маленький, ближние и дальние знакомые попадаются навстречу с утомительным постоянством. Но чтобы этому знакомому еще и надо было туда же, куда и тебе, – не многовато ли?

Именно эти идиотские потуги на гениальность заставили меня двинуться вслед за «тойотой». В противном случае я вошла бы в здание десятью минутами раньше, и все было бы куда проще. Но – увы. Нельзя придумать занятия глупее, чем пешеходу следить за автомобилем, но я попыталась проделать именно это. И, что самое удивительное, успешно.

«Тойота» не стала набирать скорость, вместо этого свернула раз, другой и оказалась во дворе. Вывесок с этой стороны было ощутимо меньше, зато подъездов – раза в три больше. «Тойота» остановилась у второго – со стороны въезда. Табличек, щитов и тому подобных информационных стендов над этим подъездом расположилось десятка полтора. В том числе «Автозапчасти», «Ремонт сотовых телефонов», «Нотариус» и «Стоматология». Проверять, в какую из контор направился Виктор, мне показалось чрезмерным усердием – да в какую угодно. А уж предполагать, где способна оказаться Лидуся, – занятие вовсе бесперспективное.

Я вернулась к фасаду и своим делам. Но едва я коснулась стеклянной двери, намереваясь наконец-то войти внутрь, как меня остановил возглас:

– Рита!

Я обернулась и подождала, в очередной раз удивляясь, как Ланка, при своих рубенсовских формах и габаритах, ухитряется двигаться с такой скоростью и, одновременно, настолько плавно.

– Ты чего тут делаешь?

Дурацкий вопрос стоит дурацкого же ответа. Я пожала плечами:

– Никого не трогаю, починяю примус. А ты?

Ланка расхохоталась и небрежно похлопала по внушительному кофру – профессиональной принадлежности фотомастера:

– Обычная халтура, зато денежная. А где же тот примус, что ты починяешь?

Я сбросила с плеча рюкзак и симметричным жестом похлопала по нему. Через три минуты мы оказались уже в некотором отдалении от входа – в самом деле, нельзя же все время общаться по телефону, тем более, когда тематика общения такая… м-м… необыкновенная.

– Как твои американцы? Три дня осталось, если я не перепутала?

– Не перепутала. Что американцы! Там уже все в одну сторону, фарш поздно назад прокручивать.

– Ну и чего тогда? Живем спокойно, пусть Никита делает свою работу, а мы будем заниматься своими делами, так?

«Так», разумеется, не получилось. Да я, признаться, на это и не рассчитывала. Ланкино стремление «знать», конечно, уступает моему личному любопытству, которое вообще отросло уже до размеров поистине патологических (по моим прикидкам, примерно как у сотни мангустов, вместе взятых) – однако не вовсе отсутствует. Тем более, что у Ланы Витальевны не любопытство, а личный интерес. Стоит ли удивляться, что интерес к событиям у нее так и не померк?

– Ты что-то узнала?

– Да нет, просто какой теперь смысл дергаться, если все на мази? – я все же попыталась Ланкину любознательность если не усыпить, то хоть слегка пригасить.

Ланка молчала минуты три. У меня за это время прогорело полсигареты. Наконец она вздохнула, покачала головой и сообщила:

– Нет. Я всю неделю думала, как лучше. Но я хочу знать – просто знать, чтоб идиоткой себя не чувствовать. А американцы… Ну, что американцы? Даже если вдруг сорвется – ну и черт с ними! Жизнь продолжается. Другие явятся, или без них обойдемся. Плевать!

Вот в этом вся Ланка: ставит все деньги на одну-единственную лошадь, и заявляет, что ей, в общем, все равно, пусть эта кляча хоть последней финиширует. После чего кобыла, натурально, приходит таки первой.

– Ой, смотри!

Я посмотрела туда, куда она показывала. Может, мне голову напекло и мерещится всякое, но, честное слово, в дальний от нас подъезд входила Натали собственной персоной. Сейчас она ничем не походила на выпускницу Смольного: сумка-мешок с длиннющей бахромой, джинсики с «решеткой» по бокам – для сквозняков, по жаре самое милое дело, сетчатая маечка, вместо косы – вольная грива, едва схваченная тремя-четырьмя яркими заколками. Да еще серьги цыганские, кольцами. На какое-то мгновение мне даже показалось, что я обозналась. Но в следующий момент поняла: даже если предположить, что обозналась я, у Ланки-то глаз профессиональный, а ведь именно она воскликнула «смотри!» Поэтому следует считать, что я видела именно Натали. Хотя уж ей-то в Доме Колхозника делать совершенно нечего.

– Забавно. Прямо «Место встречи изменить нельзя». Для полного комплекта не хватает еще твоей Оленьки, Ларисы Михайловны, ну и сама знаешь, кого.

– Не знаю, как насчет остальных, но Оленька должна, как пришитая, сидеть в студии. Я уже уволить ее пригрозила, если она и дальше будет такие же курбеты выкидывать. Чувства чувствами, но работа страдает.

Ланка достала телефон, потыкала в кнопочки. Студия не отвечала. На фоне свежепроизнесенной угрозы немедленно уволить Оленьку «если что» это выглядело особенно весело.

– Ладно тебе, как пришитая. В туалет-то она может выйти?

– Да, наверное, – задумчиво согласилась Лана Витальевна.

19.

Кто ходит в гости по утрам – тот поступает мудро.

Дж. Буш-младший

В Госстандарте меня обыкновенно поят чаем или кофе и вдобавок пытаются еще чем-нибудь угостить, что затягивает визит минут на сорок, а то и на целый час. В «защите потребителей» все происходит куда официальнее, и, как правило, на визит вежливости хватает десяти-пятнадцати минут.

В этот раз, однако, кроме формальной проверки готового текста, пришлось почти час обсуждать невероятного размера отчет о проделанной за истекший – не помню, какой именно – период работе: сколько обращений, сколько денег сберегли гражданам и вообще какие они тут замечательные. Да кто бы спорил! Конечно, замечательные. И ситуации у них случаются – пальчики оближешь! Забавные, интересные, а главное – поучительные.

Но рассказывать любознательному читателю о конкретных «делах» – это одно. А вываливать тому же читателю на голову ворох никому, кроме самих деятелей, неинтересной статистики пополам с самовосхвалениями – да меня же отдел рекламы голыми руками удавит. Тем паче, что читатель все равно не в состоянии оценить: полторы тысячи успешных дел – это много или мало? Повод ли это для гордости или, наоборот, всех увольнять пора? Да и стиль изложения в подобных отчетах не по зубам простому читателю.

И даже не поругаешься: они, то есть, деятели, а не отчеты, мне нужны – ибо информацию дают действительно полезную, – и я им тоже: даже строка такая в планах работы есть – «пропаганда и освещение деятельности организации в средствах массовой информации». Бобчинский и Добчинский, в общем.

Но даже чиновничьи капризы рано или поздно заканчиваются. После длительных дипломатических расшаркиваний: «только после вас, нет, только после вас» – удалось сократить отчет раз в десять и сделать его относительно понятным для обычного человека.

Выходя в коридор, я тихо благословила когдатошних строителей – Дом Колхозника полон прохлады в самую душную жару. Безо всяких там кондиционеров, просто конструкция такая. Уж не знаю, в чем тут дело: в толщине стен, высоте потолков, гигантских тополях, закрывающих фасад от прямых солнечных лучей, или же климат «регулируют» три колоссальные лестницы, пронзающие здание от фундамента до крыши. Во всяком случае, сквознячки возле лестниц гуляют неслабые. Конечно, с такими «вентиляционными шахтами» будет прохладно!

Широченные коридоры и громадные холлы Дома Колхозника обычно поражают пустотой – хоть в футбол играй. Мне всегда это казалось довольно странным. Что ж, народ из многочисленных контор весь сидит по своим закуточкам? Живых людей можно встретить разве что на лестнице, что ведет от главного входа. Вот там их много. Загадка природы.

Мне больше подходил вход, противоположный главному, так к автобусной остановке ближе – ведь куда приятнее передвигаться по пустым прохладным коридорам, нежели по пыльной жаре. Однако возле нужной мне «шахты» красовались два угрюмых милицейских сержанта. Впрочем, сержанты – это наугад. Я со своим иерархическим кретинизмом отличаю разве что рядового от генерала, и то лишь потому, что на генеральской форме финтифлюшек больше.

– Проход закрыт, проходите на соседнюю лестницу.

Вот еще новости! Это мне через половину этажа тащиться? А потом, уже по жаре, столько же возвращаться? Бомбу, что ли, подбросили?

– А что случилось?

– Что надо, то и случилось. Проходите, проходите, не скапливайтесь.

Я отправилась восвояси, пытаясь представить: может ли человек «скопиться», если он один как перст?

В первый момент уличный зной – по контрасту с прохладой внутри здания – показался даже приятным. Со второго момента я начала чувствовать себя курицей в гриле – каким боком ни повернись, отовсюду печет. Попробуй поразмышлять в таких условиях!

К лешему! Брошу журналистику, стану фабрикантом, начну производить шляпы с встроенным кондиционером: за одно лето миллионершей стану.

Вместо того, чтобы двинуться к автобусной остановке, любопытная я пробралась поближе к правому входу. Нет, ребята, это не бомба. Из милиции – всего один автомобиль. Из МЧС – ни одного. Никакого оцепления. Но у самых дверей – небольшая толпа. Должно быть, внутрь таки не пускают. Однако, если люди стоят, значит, и меня не прогонят, где двадцать человек, там и двадцать один.

На шаг в сторону от общего муравейника стояли две женщины. Одна, пухленькая не то дамочка, не то бабулечка – с нежно-розовым личиком и цикламеновым начесом на голове – нервно подергивала наброшенную на плечи вязаную кофту. В такую-то жару? Наверное, вахтерша, они вечно от сквозняков кутаются. На ее собеседнице красовался почти белый передник. Буфетчица! Отлично.

«Буфетчица» нервно курила и всем своим видом выражала недовольство:

– Сами не знают, чего им надо! Ну зачем буфет-то закрыли?! Середина дня, самая торговля, тьфу!

Я подошла поближе к сладкой парочке и с самым безразличным видом поинтересовалась:

– Что-то случилось?

– Дура какая-то с лестницы сиганула! А мы теперь стой, дожидайся, пока они все там обнюхают! Где я теперь план возьму? Они за меня сделают?

– Окстись, Лилька! Как у тебя язык поворачивается такое говорить? – одернула ее «вахтерша». – Тут беда такая, а ты…

«Вахтерша» сердито махнула на собеседницу маленькой ручкой и повернулась ко мне:

– Девушка с лестницы упала, с верхней площадки.

– Насмерть? – довольно глупо спросила я.

– Этажи-то шестиметровые, пол бетонный, где уж тут… Молоденькая совсем, волосы такие красивые. Рассыпались по полу, как живые. Ох, беда!

– И что, действительно сама? – не удержалась я от вопроса.

– Типун тебе на язык! Кто ж по доброй воле вниз-то прыгнет? Небось, на перилах посидеть хотела, а они и обломись. Ждала кого, ноги-то не казенные, а у нас ни стульчика в коридоре, ни скамеечки никакой, замаешься стоямши. А може, внизу кого увидала, нагнулась поглядеть, да вместе с перилами и рухнула.

Было очень сомнительно, чтобы кто-то из «местных» догадался опираться на перила, готовые вылететь из креплений от одного взгляда. Но я все же спросила:

– Тут работала, да?

– Да кто ж ее знает, у нас народу тыща! Приходют, уходют, все бегом, ладно, один поздоровается. Час назад мимо меня прошла, я еще подумала – экие они нынче бесстыжие, скоро вовсе без штанов пойдут. И вот надо же… Нехорошо я подумала, что ж, если мода такая, да жара, тут и без штанов пойдешь, чего мучиться, если все так ходют?

– Почему «без штанов»? – почему-то уточнила я.

– Дак дырки прям до самого пояса, что ж это, штаны, что ли? Половину попы видать!

И тут через плечо словоохотливой бабулечки я увидела знакомую фигуру. Первая мысль была – быстренько слинять куда-нибудь в сторону. Как же! Если уж я его заметила, так он меня точно разглядел. Только два шага сделать и успела.

– А ты что тут делаешь? – совсем не грозно, а скорее устало спросил Ильин.

Я почувствовала себя внутри зеркала – всего лишь час назад мы с Ланкой обменялись теми же дежурными вопросами. Вот только вопрос Никиты отнюдь не был дежурным.

– Работаю, – несколько погрешила я против истины, поскольку «работа» моя завершилась минут десять назад, и по всему я должна была сейчас уже париться в автобусе. Любопытство сгубило кошку!

– Что-то я не слыхал, чтобы редакция «Городской Газеты» куда-то переезжала, – довольно ехидно заметил он.

Я почему-то разозлилась и огрызнулась:

– Меня в помещении редакции на цепи не держат. Мне там вообще особо делать нечего, основная часть работы… – я махнула рукой, охватив не меньше половины Города.

– Да? И какая же часть работы у тебя конкретно тут? – он кивнул в сторону толпы на крыльце.

– Отдел защиты прав потребителей, хотя это не твое дело!

– А-а… – протянул Никита Игоревич, как-то сразу потеряв интерес к моей персоне.

– Ник… А… кто там? – робко спросила я, хотя была уверена в ответе. Оставалась одна маленькая крошечка вероятности, что я ошибаюсь. А вдруг?

– Натали! – зло бросил всегда вежливый Ильин. – Только я хотел ее тряхнуть посильнее…

Очевидно, разлетевшееся вдребезги «а вдруг» сияло на моем лбу ярким светом, потому что он спросил:

– Ты ее видела, что ли? Когда?

– С час назад, чуть больше, она в подъезд входила. Еще подумала – куда бы это ей понадобилось?

– А никуда! Верхний этаж, правое крыло, две с половиной конторы в том углу размещается. Ни в одну она не заходила.

Я удивилась: час – время небольшое.

– Когда ж вы все успели? И ты тоже, как чертик из табакерки…

– А… – отмахнулся явно сердитый Никита. – Я тут неподалеку был. А это, – он махнул в сторону милицейской машины, – местные, из райотдела.

– Ты чего сердитый?

– Да ну, черт бы их всех тут побрал! Никто ничего не видел, никуда девушка не заходила. И ведь не обманывают: в офисах не по одному человеку сидит, если бы кто соврал, желающие поправить уже нашлись бы. Тьфу! У тебя сигареты есть? У меня кончились.

Я вытащила пачку. Она оказалась почти полной. Отложила себе пару сигарет, остальное отдала Ильину. Мы закурили.

– А может, она и вправду ни в одну из контор не заходила? – предположила я.

– Да скорее всего, так. Только теперь, даже если кто-то что-то и заметил, безнадежно. Одна стояла, не одна, видели ее или еще кого лишнего на этаже… Клещами не вытащишь, упрутся рогом – нас уже спрашивали, никто ничего не знает – и все тут.

– А вахтерша?

– А что вахтерша? – безнадежно отмахнулся майор. – Если кто-то тут встречу назначил, так не надо большого ума, чтоб через главный вход войти. Там такая толпа, что вахтер вообще никого не видит. Зачем сидит – непонятно.

Жалко мне было Ильина – прямо ужасно. Я-то со своим патологическим любопытством лезу носом в каждую дыру по собственному желанию. То есть, хочу – лезу, хочу – ну его на фиг, лучше домой, в душ, к ледяному чаю. А ему тут колготиться по этой жаре, и никуда не денешься – работа.

– Сама она не могла свалиться?

– То-то и оно, что могла, знаешь ведь, какие здесь перила, чуть тронь и айда. Эксперты работают, посмотрим. Но явных следов нет, наверняка на несчастный случай спишут, владельцам здания особое определение вынесут на предмет необходимости ремонта.

– Что значит – явных следов нет?

– Слушай, Риточка, уймись, а? – майор как пить дать хотел отправить меня в туманную даль, но посмотрел на сигаретную пачку, которую до сих пор держал в руках, и вздохнул. – То и значит, что за руки ее не хватали, сама она вроде бы тоже ни за что уцепиться не успела, под ногтями чисто. Но это потом еще посмотрят. Может, на майке что – беленькая, свеженькая, подарок для эксперта. Только я особо не рассчитываю. Там одна секция вообще на честном слове держалась, так куском и вылетела. Если девушка стояла вплотную к перилам, достаточно небольшого толчка и даже не обязательно рукой: плечом, локтем – ищи потом хозяина рубашки, от которой там ворсинки остались. А хозяин, может, в толпе к ней прислонился два часа назад…

– Но ведь… – начала было я, но Никита что-то записывал и меня, кажется, не слышал.

Я вежливо замолчала. Толчок, говорите, небольшой? Может, я и дура, но не настолько же, чтобы элементарную физику не помнить. Если что-то уронить сверху, оно упадет прямо под вами. А если толкнуть, даже чуть-чуть, то и упадет чуть дальше. Впрочем, что-что, а уж это эксперты посчитают.

Я сделала Ильину ручкой и отправилась было восвояси. Но он меня остановил.

– Ритуль, ты уж извини, что нарычал. Видишь, как все складывается. Не обижайся, ладно?

Асфальт под моими ногами заходил ходуном. Ничего себе!