Текст книги "Заставь дурака Богу молиться"

Автор книги: Елена Колчак

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 11 страниц)

– Что, всю? – испугался Ильин.

– Зачем всю? Логика железобетонная: ежели жена помрет, понадобится для сыновей другая мамочка, а тут пожалуйста, уже есть. Из Светы, конечно, мамочка, как из кирпича рояль, но ей такая мысль и в голову не приходила.

– То есть, Света решила отравить Лидусю?

– Конечно! Можно было уже по клофелину догадаться, кто тут главный деятель. Ну, а дальше пошла легенда. Приходим к Лидусе – ах, я так перед тобой виновата, давай помиримся и все такое…

– Лидуся ведь могла ее просто с лестницы спустить…

– Не спустила же. Да и вообще вряд ли. Ты Лидусю видел, разговаривал, сам подумай – захлопнула бы она дверь или решила послушать, чего разлучница скажет?

– Решила бы послушать, – согласился Никита.

– Вот-вот. Да я думаю, что Света о таких тонкостях вообще не задумывалась. И все сработало. Раз бутылка принесена, значит, она будет выпита, так? Остается лишь дождаться, пока Лидуся куда-нибудь из комнаты выйдет, и налить ей в рюмку клофелин. Ампулу можно заранее приготовить. Надежнее, конечно, глазной вариант, там концентрация выше. Но эту технику ты лучше меня знаешь. А дальше делаем вид, что мы тут вообще ни при чем, книжки на полках разглядываем. И, естественно, видеть не видим, что, когда Лидуся возвращается на свое место, стол поворачивается. Заметить это опосля невозможно – стол круглый, рюмки одинаковые, бутылки Лидуся всегда на пол ставит, на столе, кроме рюмок, только коробка конфет, к которой никто не приглядывался. Так что, когда стол повернулся на сто восемьдесят, картинка практически не изменилась. Вот и все. Итог: у Лидуси – обычная водка, а отравленная рюмка – у самой отравительницы. Если бы не это дурацкое средство от аллергии, Света свалилась бы уже через полчаса-час, прямо на улице. А так действие яда растянулось на вдвое больший срок, так что Света успела и с разными людьми пообщаться, и в студию визит нанести.

– Ты не перескакивай, по порядку давай, – одернул меня Никита. Вообще-то я терпеть не могу, когда мне замечания делают, а тут и в голову не пришло обидеться. Хотелось уже закончить всю эту пакость, и поскорее.

– Да по порядку я, по порядку. Увидев, как Лидуся выпила отравленную рюмку – то есть, это Света думала, что там отрава, – девушка решила, что все теперь в полном шоколаде, страшно обрадовалась и начала с удовольствием доигрывать свою легенду. То есть, рассказывать всем ближним и дальним про счастливое замужество. Чистая демонстрация! Обрати внимание, кого она в качестве конфидентов выбрала: все сплошь люди, на которых она давно зуб точила. Так что умерла она счастливой.

Ильин взялся за коньячную бутылку, покрутил и поставил обратно.

– А может, это все-таки Лидуся твоя рюмки-то зарядила?

– Не-а. Во-первых, Лидуся врать не умеет. Она, когда врет, такой бред нести начинает – хоть святых выноси. Во-вторых, до такой конструкции ей в жизни не додуматься. Но главное – зачем? На самом-то деле это Витька боится, что у нее очередной взбрык обернется чем-то серьезным. А сама она кожей чувствует: при всех своих загулах никуда Витька от нее не денется.

– Что, так любит? – усмехнулся Никита.

– Ну, можно и так назвать. Наверное, любит… Да ты сам посуди – куда он от детей? Три сына, это вам не хухры-мухры!

– Действительно, три сына – это серьезно, – согласился удивительно покладистый сегодня майор. – А Натали? Или ты думаешь, что она тоже сама по себе упала?

– Вот чего не знаю, того не знаю. Это уже ее собственная история, к светиным экзерсисам почти не относящаяся. Единственная связь в том, что если бы Света была жива, у Натали не было бы возможности дергать за усы бешеных тигров. Сам знаешь – не буди лихо, пока спит тихо. Тут, конечно, бабка надвое сказала: сама Натали с испугу или от неловкости на эти перила оперлась или ее подтолкнули. Но законы физики подсказывают, что упасть ей помогли.

– И кто же, по-твоему?

– Думаю, что тот же, кто и по-твоему. Почему Натали вообще пришлось умереть? Потому что решила с Большого Дяденьки денег потребовать. Что обидно, денег-то хотела немного – буквально за день до смерти посещала риэлторское агентство на предмет улучшения жилищных условий, все предложенные варианты укладывались в десяток тысяч баксов. В общем, достаточно скромно. Ведь чем она могла шантажировать? Только подозрением в убийстве, так? Не аморальным же поведением! Света мертва, так что аморальное поведение кого бы то ни было можно лишь повесить на гвоздик и любоваться. Только обвинение в убийстве, не иначе.

– Погоди, – нахмурился Ильин, – но как она могла кого бы то ни было шантажировать обвинением в убийстве, если сама в этот момент со Светой не встречалась?

– А кто об этом знал? Она просто сочинила правдоподобную историю о встрече с лучшей подругой – или даже о телефонном звонке лучшей подруги – и наехала на того, кого это максимально напугает. Ей плевать было, на кого наезжать, понимаешь? Светиных приятелей Натали, несмотря на «ах, плохую память», знала, конечно. Если не всех, то большинство. Но среди них единственный человек, которого вообще можно было напугать, – господин Казанцев. Все остальные послали бы это милое создание в дальнюю даль, поскольку ничего им не грозило, кроме небольших неудобств, связанных с милицейскими расспросами. Нечего бояться было. И только Казанцев боялся не милиции, а собственных родственников: жену со всем ее семейством. И терял он больше всех. И доказать свою непричастность не мог. Как только начали бы копать, сразу бы всплыло, что из Москвы он вернулся в пятницу, а не в субботу. И алиби его такого рода, что лучше бы его вовсе не было. Только Казанцеву было неважно – действительно ли Наташа что-то видела, слышала, знает или она все сочинила. В общем, он единственный, кого можно было шантажировать.

– А откуда Натали вообще про него знала? Про других понятно. Но если он такой скрытный. Света похвасталась?

– Может, так, а может, Натали сама вычислила. Я же тебе рассказывала про бежевую «тойоту» и крутого поклонника.

– Рит, в Городе не зарегистрировано ни одной «тойоты» цвета «бежевый металлик», – с искренним огорчением сообщил Ильин.

– Ничего удивительного, поскольку она была вовсе не бежевая, а серебристая.

– Она соврала про цвет? А ты-то как догадалась?

– Натали про крутого поклонника рассказывала на бешеной скорости, поэтому вряд ли соврала, мы бы заметили. Нельзя говорить, говорить правду, потом соврать, потом опять правду – и чтобы голос не выдал. Так что я решила, что она не врет. Но она же сказала – где-то в апреле, еще снег местами лежал.

– Ну и что?

– Ох, горе мое, а еще милиционер! Ты никогда не замечал, что весной и осенью в городе резко возрастает количество бежевых, рыжих и коричневых машин? Я больше чем уверена, что, если взять гаишную статистику ДТП, по свидетельским показаниям это будет очень заметно.

– Не понял… – майор даже головой помотал от недоумения.

– Да я сама как-то раз совершенно случайно заметила. Дороги у нас сам знаешь, какие, тем более весной и осенью. Пока машинка по основным трассам ездит, еще ничего, а стоит полчаса дворами покататься – все, считай, перекрасили, особенно, если быстро ездила, уляпывается от колес до крыши, ну, может, на крыше грязи и поменьше будет, так кто разглядывает-то? Так что «тойота» была серебристая, только доказать ты все равно ничего не докажешь. Хотя можешь попробовать – если, кроме телефонного номера, у тебя еще хоть что-то в загашнике есть. Обидно, если так и сойдет.

– Ты не поверишь, но есть микроследы – одна и та же ткань прикасалась и к наташиной одежке, и к перилам. Ворсинки остались на перилах, на том куске, который вместе с Наташей упал.

– Не густо, конечно. Мало ли кто там рядом прислонялся. Да и выкинул он давно ту одежку, с которой ворсинки. А впрочем – дерзай, я за тебя пальцы накрест подержу.

27.

Если голова болит – значит, она есть.

Колобок

Через неделю после подписания злополучного договора со злополучными американцами мы с Ланкой сидели в том же кафе, что и в ту злополучную субботу. Денек, правда, был не столь жаркий, но столь же пасторальный: те же мамаши с детишками, те же отроки на роликах, те же воробьи и тот же серый котяра, якобы спящий. Лишь целеустремленного людского потока к рынку на этот раз не наблюдалось. Переулок, отделяющий фруктово-овощные ряды от кафе, решили обновить: он дымился свежим асфальтом, по которому сосредоточенно ездил довольно разбитый каток, за которым столь же сосредоточенно наблюдала троица в оранжевых жилетах. Покупателям приходилось достигать вожделенного рынка с другой стороны, нам – вдыхать аромат горячего битума. Впрочем, не скажу, чтобы запах был неприятный, скорее просто непривычный.

Зато внутрь мы употребляли более привычные напитки: Ланка – любимый мартини, я – за полным отсутствием токайского – банальную «Избу». С минералкой, естественно.

Я попыталась убедить Ланку, что все могло сложиться гораздо хуже – если бы она не умотала на свидание, то девушка Света скончалась бы именно на ее глазах, а не перед Ларисой Михайловной. Отбрехиваться тогда было бы гораздо сложнее. Ланка, которая благодаря рубенсовским габаритам сохраняет трезвость мысли дольше, чем я, резонно возразила, что если бы она не умотала на свидание, то Лариса Михайловна не стала бы удалять Олечку из студии – и значит, погибель девушки Светы наблюдали бы два человека. А это уже гораздо проще.

– В таком случае, ты сама, подруга, виновата! – подытожила я. С трезвых глаз, разумеется, никаких «виновата» мне и в голову бы не пришло. А уж на язык – тем более.

– Это как это?! – возмутилась Ланка. – Я их, что ли…

– Я и не говорю, что ты в чьей-то смерти провинилась. Исключительно в своих собственных сложностях, ни в чем больше. Вольно ж тебе романы все в высшем эшелоне заводить!

– Так где других-то взять… – количество жидкости в ее стакане уменьшилось наполовину. – Нынче до меня слухи нездоровые дошли, вроде с Казанцевым жена разводится…

– Да что ты говоришь? – довольно ненатурально изобразила я полное изумление. – Давай проверим?

Забрав у Ланки мобильник, я с первой же попытки нашла Санечку – как и ожидалось, он торчал в редакции – и задала ему примерно тот же вопрос. Ну то есть, насколько слухи нездоровые? Санечка посопел в трубку и поинтересовался:

– А ты откуда знаешь? Ты же чиновниками не занимаешься. По крайней мере, такого уровня…

Вот змей! Ну, никак не может не ужалить!

– Одна птичка насвистела, – весьма доходчиво объяснила вежливая я.

На это Санечка заявил, что «тогда без комментариев», и отключился. А все-таки он редиска! Я ему такую информацию слила – про шуры-муры Большого Человека с продавщицей из сувенирной лавки – а он, жадюга, пустяком поделиться не желает! Ну и ладно, ну и перебьюсь!

– Что ж, можешь считать, что дыма без огня не бывает, – сообщила я. – То есть, насколько я знаю Санечку, он только что дал почти официальное подтверждение твоим нездоровым слухам. А тебе это до сих пор важно?

Стакан опустел, затем сразу вновь наполнился. Ланка почесала бровь.

– Да, в общем, не особенно. Все мы бываем идиотками. Просто хотелось, чтобы он хоть чем-то заплатил. Привлекать-то его ведь не станут, да?

– Привлекать не станут, – согласилась я, – ибо не за что.

Ланка со звоном отодвинула стакан.

– Не за что?! Ты серьезно думаешь, что эта… Натали сама упала?

Принято считать, что лучше горькая правда, чем сладкая ложь. Но, с другой стороны, что значит «лучше»? Еще Чистяков (был такой русский художник, к сожалению не слишком популярный в широких кругах) говаривал, что «правда, кричащая не на месте – дура!» Ланка – девушка сильная. Но каково ей будет помнить, что бывший амант оказался убийцей? И зачем это надо? Пусть уж будет просто слизняк.

Так что я пожала плечами и ответила максимально обтекаемо:

– Мало ли что я думаю… Вообще-то все так глупо сложилось, что могла и сама. Ну, представь: ты разговариваешь с человеком, которого шантажируешь, он делает шаг к тебе, ты, естественно, шаг назад – вот и все. Перила там, сама знаешь, какие. Вполне могло произойти то, что именуют «трагической случайностью».

Она постучала зажигалкой по исцарапанному пластику стола.

– И ты в это веришь?

– Верю – не верю. Я не знаю, Ланочка. И никто, кроме самого Максим Ильича, этого сейчас не знает. Могло быть так, могло быть эдак, – теперь уровень жидкости резко понизился в моем стакане. Не хотелось грузить подругу лишними переживаниями. – Ну вот, давай сейчас решим раз и навсегда, связалась ты с убийцей или сама себя зря изводишь? И – забудем, договорились?

Она кивнула. Я достала из кармана монетку покрупнее и подбросила ее повыше, успев сказать:

– Орел – убийца, решка – несчастный случай, годится?

Ланка опять кивнула и повернулась в ту сторону, куда упала монетка.

Да вот беда – монетка, упав на асфальт, покатилась. Влево, вправо, прямо, опять влево, отскочила от бордюра, вот, вот, сейчас упадет, и поглядим…

Ланка ахнула. Я – нет. Наверное, именно такого исхода я и ожидала.

Пропутешествовав метра полтора, монетка выкатилась на свежее покрытие, уже покинутое асфальтоукладчиком, и… застыла в нем вертикально. На ребре.

Эпилог

Когда женщине нечего сказать, это не значит, что она будет молчать

Валерия Новодворская

Надо полагать, что все – или почти все – уже догадались, кто именно были те трое, что фигурировали в прологе.

Примерно в один и тот же момент одни и те же проклятия рассылали Лариса Михайловна, Лидуся и Света. Только проклятия Ларисы Михайловны относились к Ланке, а Лидуся со Светой проклинали друг друга. Забавно, не правда ли?

А если кому-то интересно, кто такой (такая) Зяма – это уже совсем другая история.

[1] См. «Очевидное убийство».

Сконвертировано и опубликовано на http://SamoLit.com/