Текст книги "Заставь дурака Богу молиться"

Автор книги: Елена Колчак

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 11 страниц)

Странная Вещь Номер Пять – стакан, который никто не разбивал. Разбили раньше и забыли? Может, и так. Но Ланка успела сообщить, что уборщица приходит по понедельникам, средам и пятницам. С утра. Значит, утром в пятницу пол был вымыт, и вряд ли после этого там могли оставаться какие-то осколки, ну разве что совсем микроскопические. Ильин прав, могла разбить и уборщица (но тогда она же их и ликвидировала бы), могла вообще осколки случайно занести из другого офиса. Могла, разумеется. Но чем-то мне этот стакан не нравился.

И, наконец, Странная Вещь Номер Шесть – невероятно довольный вид девушки Светы в тот роковой вечер. С чего бы взяться довольному виду после визита к жене своего «покровителя»? Если с Виктором Света уже рассталась, чего к Лидусе ходить? А если нет, откуда взяться «глубокому моральному удовлетворению»? Что ей такого радостного Лидуся сообщила? Единственная версия – что с Виктором разводится. Ага, а Гамсун, Бергман и авторы бразильских сериалов отдыхают. Все сразу в одном флаконе.

Обозрев еще раз получившийся список, я почувствовала себя Белой Королевой, которая ухитрялась до завтрака поверить как раз в шесть невероятных вещей. Все это собрание фактов было не просто Странно – странности категорически не сочетались друг с другом, ну вроде как мороженое с горчицей. Или – собираешь некий механизм, привинчиваешь одну детальку к другой, а получается гибрид велосипеда и швейной машинки. Мало того, что выглядит жутко, так ведь и не шьет, и не едет. Черт-те что и сбоку бантик!

Причем бантик можно было видеть воочию. Почти перед самым носом. Двумя ступеньками выше меня. Что за притча? Потрясла головой, видение не исчезло: действительно, бантик. Небольшой, черненький, аккуратненький. Рядом еще один.

Ну все, досиделась, напекло голову. И бантики чернявые в глазах…

Да уж. Не столько голову напекло, сколько переработала. Бантики шевельнулись и оказалось, что они украшают пару босоножек. Босоножки, ясное дело, были на ногах. Ноги принадлежали – я подняла глаза…

Тьфу, пропасть, Лидуся! Легка на помине. И, что характерно, тоже со стаканом пива.

– Привет! Так и знала, что ты здесь, – Лидуся устроилась рядом, отхлебнула изрядный глоток и сразу приступила к делу:

– Чего там у Великановой стряслось?

Опаньки! Я чуть не свалилась со ступеньки. Способности Лидуси узнавать новости превосходили всякое воображение. Ей были всегда известны все мало-мальски значимые сплетни, причем она виртуозно отфильтровывала достоверную информацию от шедевров «сарафанного радио». Вот, пожалуйста! Только явилась из Пензы и на тебе!

– А… что такое? – осторожно поинтересовалась я.

– Да брось, ты же там была. Какую-то девицу пристукнули.

– Ну…

– Ритка, не томи! Хочешь, я тебе еще пива куплю?

– Да не надо, я и сама в состоянии.

Я задумалась о причинах такой щедрости. Как правило, мы платили каждый сам за себя, разве что у кого появлялись совсем уж шальные деньги, провоцирующие на купеческое «я угощаю».

– Ритка, не спи! – Лидуся дернула меня за рукав.

– Чего ты от меня-то хочешь?

– Когда ее?.. это?..

Невероятно! Лидуся чего-то не знает!

– В пятницу вечером, – сообщая это, я не выдавала никакой тайны, так что совесть и не ворохнулась.

– Вот …!

Лидуся обильно пересыпала свою речь словами, которые, по выражению одного авторитетного источника, «мужчины используют для связи слов в предложениях». Лидуся использовала их для украшения. Придется, однако, хоть и жаль, обойтись без стилистических изысков – бумага, что бы там ни говорили, терпит не все.

– А в чем дело-то?

– Да я ж тебе говорю – это ж та девица, – собственно, Лидуся назвала девушку Свету немного по-другому, но это невоспроизводимо, – она же с Витькой моим весь последний год путалась. Всю плешь мне проела!

Никакой плеши на лидусиной голове не наблюдалась. Ну, не копна, конечно, но очень приличные волосы. Стрижка, по-моему, свежая.

– Так это ты, что ли, постаралась? – не очень тактично пошутила я.

Лидуся ответила на полном серьезе:

– Не. Хотела только. Сколько раз руки чесались подстеречь и по темечку приласкать. Дрянь подзаборная! Запросто можно было подстеречь. Ты чего на меня так смотришь? – вдруг спросила она без всякой паузы и даже почти с той же интонацией. – Глаз, что ли потек?

Я вспоминала старый анекдот: «Не бывает такой животной!» Ну, правда, Лидуси просто не может быть. Однако вот, сидит рядом со мной, полезла в сумочку за зеркальцем, проверила состояние макияжа… Честное слово, я не знаю как с «этим» разговаривать, не знаю, не умею, не могу!

– И чего же не подстерегла?

– Ты серьезно? – удивилась Лидуся.

– Сама говоришь – хотела.

– Я чего, совсем ненормальная? Убьешь мокрицу, – Лидуся и тут употребила другой термин, один из самых общеизвестных. – а сядешь, как за человека. Мне это надо? Витька, кобель, все равно другую найдет. Гад, да? Меня на цепи держит, не поздоровайся ни с кем, а сам… Да ладно, все мужики одинаковые, пусть он телок каждую неделю меняет, от нас все равно никуда не денется, ты не подумай, он же пацанов как ненормальный любит… Но когда целый год, мало ли что, правда?

Между прочим, кошки – милые, пушистые и вообще очаровательнейшие создания – тоже живут на уровне инстинктов и обстоятельств. Как фишка ляжет и гены скажут.

– Действительно, мало ли что, – согласилась я.

– Так я чего хотела, – продолжала Лидуся. – Она ведь у меня была как раз в пятницу.

– Да ты что?! – очень правдоподобно изумилась я.

– И… может, ты сама там как-нибудь расскажешь, ну, этому своему, майору. А то мне неудобно, если Витьке какая вожжа заскочит, он знаешь, как может разукрасить?

Я знала. Приходилось раза два видеть результаты. И нежелание афишировать контакты с милицией было очень понятно. Но само стремление что-то родной милиции непременно поведать изумляло. В некоторых отношениях Лидуся феноменально законопослушна. Прямо образцовая гражданка.

И – знаете? Иногда мне думается, что если бы мы все были похожи на Лидусю, то бытовые проблемы – ну там, преступность, рост цен, безработица – решались бы куда оперативнее. И главное – мы все были бы куда счастливее.

– Погодь, Лид. Что там рассказывать-то? Ну, была она у тебя и была. Вы вообще-то с ней знакомы были?

– Да нет же! В морду я, ее, конечно, видела, а так не знакомы. А тут заявляется. Прямо домой. Ну не могу же я человека с лестницы спустить, если он ко мне в гости пришел, правда? И дверь захлопывать нехорошо. И вообще – надо же сначала узнать, зачем приперлась.

Вот в этом – вся Лидуся. Она действительно не способна захлопнуть дверь даже перед носом злейшего врага – если бы у нее когда-нибудь были враги. Раз пришел, значит, гость. А с другой стороны – «надо же узнать, зачем».

– И зачем?

– Я, говорит, Лида, перед тобой так виновата, так виновата. И сразу на «ты», нахалка такая! Хотя, – Лидуся сморщилась, – какое «вы», если мой Витька с ней… – Лидуся фыркнула так, что из стакана веером взлетели пивные брызги.

– Да что ты говоришь?! – удивилась я согласно роли сочувствующей слушательницы.

– Ну! Так виновата, говорит, ты меня прости. Представляешь?! Я прям упала. Ты, говорит, зла на меня не держи, я замуж выхожу, не хочу, чтобы кто-то вслед плевал. Вот дура-то! – Лидуся немного помолчала и возразила сама себе. – Правда, это бывает. Иной раз так вслед проклянут, что всю жизнь посуду бить будешь. Вот и пришла мириться, значит. Бутылку принесла, конфеты. Не гнать же. Посидели, выпили.

– Как она выглядела?

– Да обыкновенно. Макияж, конечно, как из витрины. Моделька, …! – Лидуся завершила формулу популярным «русским неопределенным артиклем». – Платье, босоножки, сумочка, конфеты и бутылка в пакете, пакет, если надо, до сих пор дома валяется. Конфеты дети съели. Сперва бледная какая-то была, хоть и намазанная, после второй рюмки развеселилась, уходила совсем уже довольная.

– Много выпили?

– Да рюмки по три, что ли. Пузырь не допили, Витька вечером приговорил. Мне в парикмахерскую надо было, чё рассиживаться?

Помнится, Ильин говорил что-то про содержание алкоголя в крови. Сколько-то там промилле. В переводе на русский язык – грамм сто пятьдесят водочки Света употребила, максимум двести. Сходится.

– Ну, ты им все расскажешь, да? – она постучала меня в плечо. – Сама, ладно? И не говори про меня, чтобы не таскали, договорились? – убийство или нет, но Лидуся не потеряла ни грамма своей практичности. Интересно, как она это себе представляет – расскажи все, но «про меня» не говори. Ну что ж, оставался всего один нужный вопрос.

– Во сколько она ушла, не помнишь?

– Без пяти пять, – не задумываясь, ответила Лидуся.

– Точно? – усомнилась я. Лидуся и часы – две вещи несовместные. Ей не фокус опоздать куда-нибудь часика эдак на три или, наоборот, явиться на пару часов раньше. Иногда кажется, что она вообще не знает, для чего существуют часы, и как ими пользоваться. А тут такая точность…

– Думаешь, я вообще дура? – обиделась Лидуся. – Я ж говорю, мне в пять в парикмахерскую надо было!

Да, парикмахерская – дело святое.

– …пришлось ее дожидаться, позвонить ей приспичило!

– Кому? – довольно бессмысленно спросила я.

– Откуда я знаю? Мужику какому-то.

– Точно мужику? – вспомнила про звонок Натали, хотя тот был скорее чуть позже пяти, однако мало ли.

– Наверное, – Лидуся задумчиво повесила пустой стакан на ближайшую ветку. – С бабами так не разговаривают. Она о встрече договаривалась – ну, знаешь, что-то типа «лучше сейчас» и все такое…

И тут меня позвали из редакции:

– Рита, там все вычитали. Будешь смотреть, пока пленки выводить не начали?

И я пошла смотреть.

– Ты в гости-то заходи! – прокричала вслед Лидуся.

12.

Поедем, красотка, кататься!

Стенька Разин

– А Санечка-то переживал, куда ты делась!

Шутки бывают и долгоиграющие, но это редкость. Шуточка про якобы нежные чувства Главного Редакционного Справочника Санечки Сергиенко к моей скромной персоне была из одноразовых. Второй раз уже не смешно, третий – подташнивает, в четвертый – начинает раздражать. Поэтому я состроила самую унылую из всех возможных физиономий. Шутник огорченно поднял брови и развел руками – мол, осознал, больше не буду.

Юное дарование, «сосватавшее» мне Санечку, зовут Поль. То есть, конечно, Паша, но как прикажете называть человека, способного трещать по-французски со скоростью матричного принтера? Кроме юношеской восторженности Поль обладает массой бесполезных в обыденной жизни знаний – например, о способах приготовления устриц – высокими идеалами, непременной при высоких идеалах обидчивостью и, к счастью, неистребимым чувством юмора. Обидевшись, он молчаливо, но красноречиво дуется, затем вспоминает подходящий к случаю анекдот и через полминуты уже хохочет вместе со всеми над бредовостью ситуации. Пускай капризен успех, он выбирает из тех, кто может первым посмеяться над собой. Думается, года через два-три из Поля должен вырасти крепкий профессионал.

Глаза Поля отнюдь не спорят с голубизной неба, но тем не менее сияют чистотой и наивностью. Для репортера – им, бедным, из одной производственной необходимости врать приходится почти непрерывно – свойство немаловажное.

Из неоспоримых достоинств, помимо чистых глаз и чувства юмора, у Поля наличествует великолепный экстерьер: на фоне почти йоговской худобы – ярко выраженные бицепсы, трицепсы и чего там еще положено. Для поддержания формы юное дарование прикладывает немалые усилия. Я свидетель, ибо в спортзал мы с Полем ходим в один и тот же.

Иногда нам случается покидать «храм здоровья» вместе. Случилось, как на грех, и в этот раз.

Посреди пустой в этот час стоянки красовался ильинский драндулет – нечто рыжее, непрезентабельное, абсолютно невзрачное, таких тачек в Городе на двенадцать дюжина, то, что называется «без особых примет». Внешность, впрочем, обманчива. Ездит эта штука тише мыши – не в смысле скорости, а в смысле акустических эффектов: ничто нигде не стукнет, не звякнет, не загудит, на любой дороге можно беседовать, не повышая голоса и не опасаясь за целость зубов. Только шины по асфальту – ш-ш-ш… Что же до скорости, мне доводилось кататься с Никитой по приличной трассе – как ни странно, таковые даже в нашей стране встречаются. В общем, доводилось. Помнится, многие «мерсы» или там «форды» сильно обижались. Даже пытались ралли устраивать. Глупые…

Хозяин пребывал в некотором отдалении от драндулета, удобно устроившись на отрезке цепи, изображавшем изгородь. Из чистого озорства я продефилировала мимо, даже не поздоровавшись, только рученькой легонько помахала. Да, вот такие мы, Маргариты, непредсказуемые, идем, увлеченные светской беседой, и никого вокруг не замечаем.

Вообще-то Поля его дела влекли по улице Знаменитого Медика вверх, мне же, наоборот, надо было вниз, так что через полминуты все равно пришлось бы прощаться. Однако я даже «чао» сказать не успела. Никита, только что сидевший, что твой кот ученый, на цепи, мгновенно оказался возле нас:

– Нехорошо, мадам! Карета ждет.

У Поля тренировочный азарт еще играл в мышцах шампанскими пузырьками – знаю я этот эффект, чувствуешь себя всеми тремя мушкетерами одновременно. А уж защитить даму, с которой обращаются совершенно неподобающим образом – это всегда святое. Короче, предложение незнакомца показалось благородному рыцарю совершенно несообразным. Молодость, знаете ли, склонна к некоторому преувеличению. Но Ильин-то, Ильин! Забыл, что он оперативник? Он же с каждым встречным-поперечным – от бомжа до замминистра – умеет за две минуты находить общий язык!

Мужчины вежливо обменялись мнениями по поводу сложившейся ситуации, транспорта, погоды и арабо-израильского конфликта. Меня при этом как бы и рядом не стояло.

Через пять минут, когда недоразумение разъяснилось, я обозрела результаты и пообещала Полю завтра же зашить его куртку так, что ничего не будет заметно, – победил опыт.

– У вас все сотрудники такие… энергичные? – вежливо поинтересовался Никита, когда мы, наконец, не только уселись, но даже куда-то там выехали.

– Почти, – кратко, чтобы не очень привирать, ответила я. Вообще-то большая часть наших «сотрудников» живет по принципу «я сегодня не мужчина, я сегодня журналист». Но временами так приятно почувствовать себя Прекрасной Дамой, восседающей на балконе над рыцарским поединком… Иногда, раза два-три в год. Если чаще – это начинает раздражать и вообще мешает нормальной жизнедеятельности. Хотя некоторые дамы такие зрелища предпочитают всем остальным.

Надо полагать, Ильину специфика, накладываемая профессией журналиста на взаимоотношения с противоположным полом, известна не хуже, чем мне. Однако возражать он не стал, лишь уголок рта скептически дернулся. Увидела я этот «тик» и как-то сразу раздумала спрашивать, а куда мы, собственно, направляемся. Нет уж, себе дороже.

Всю дорогу Никита веселил меня анекдотами «из жизни уголовного розыска» – особенно запомнилась история о мужике, перепутавшем спьяну этажи и набившем морду супруге, «чтоб любовников к себе не водила», где юмор заключался в том, что этаж-то был чужой, а вот супруга действительно его собственная – не скупился на комплименты, короче говоря, изображал из себя идеального кавалера.

Доехав до какой-то незнакомой мне автостоянки и поставив драндулет куда-то в VIP-угол – при этом обслуга нагло игнорировала какой-то яростно сигналящий лендровер и сыпала репликами типа «не извольте беспокоиться, Никита Игоревич, все сделаем в лучшем виде, Никита Игоревич» – мы отправились, гм, «гулять».

После получасового путешествия среди заборов и зеленых насаждений – тем временем Ильин продолжал демонстрировать извлеченную откуда-то галантность, заранее щелкал зажигалкой, угощал, точнее, пытался угощать мороженым в каждой подвернувшейся на пути палатке – мы, наконец, добрались до кафе, внешний вид которого мне показался смутно знакомым.

Интуиция не обманула. Через полчаса, после бокала токайского и изрядного куска мяса с фасолью, до меня дошло – мы в десяти минутах ходьбы от моего дома. Точно, обращала я внимание на уютную террасу этого кафе, хотя и не заходила никогда: глядя на широкую улыбку хозяина как-то сразу становилось ясно, что «белой» девушке без сопровождающего сюда появляться не стоит. Съедят.

Примерно через час луна перестала цепляться за ветки окружающих террасу деревьев и озарила, как полагается, небосклон, а интеллектуально-светская беседа начала капать у меня из ушей.

– У тебя, кстати, нет предположений, чьи пальчики могут быть на ключе? – нежно улыбаясь, поинтересовался любезный мой спутник.

Вот! Так с нами и надо: из теплой ванны да на холодные камни. Мордой. Однако Маргарита Львовна не рассердилась, столь же нежно, как и визави, улыбнулась и томно – спасибо токайскому! – молвила:

– А что, уже готовы результаты? Предположения, конечно, есть… – и прекрасным плечиком повела…

Вот, съешь это!

Майор съел. И не поперхнулся, изверг! Усмехнулся и повторил:

– Поделись, солнышко! Не под протокол говоришь…

– Да пожалуйста! – окончательно разозлилась я. Почему? Бог весть! Вообще-то я собиралась сказать «да подавись!», но спасло, должно быть, природное благородство. – По моим соображениям на ключике либо Лариса Михайловна, либо неизвестное нам лицо.

– Знаешь, за что я тебя до сих пор терплю? – еще нежнее спросил проклятый Ильин.

– Сильно любишь, надо полагать, так что деваться некуда, только терпеть! – огрызнулась я. Что он себе позволяет?

– Ну, это само собой, – согласился Никита. Любопытно, с каким из приведенных утверждений он согласился? Ведь ни за что не скажет. – А вообще-то нюх у тебя феноменальный. Призовой. Только в цирке показывать. Пошли! Тебе спать пора, а то нюх пропадет.

– Так чьи пальчики-то?

Он засмеялся:

– В который раз поражаюсь: с такой интуицией быть настолько в себе неуверенной – невероятно! Ларисины, конечно. Пойдем-пойдем.

Естественно, «читатель ждет уж рифмы розы», то бишь взрыва страстей. Честно признаться, я тоже ожидала продолжения – а вот фигушки! Довел до порога квартиры, нежно поцеловал и… распрощался. Представляете?!!

Мог бы – хоть из вежливости – на диванчике переночевать. Диванчиков-то хватает…

13.

Короче, Склифосовский!

Дункан Мак-Лауд

– Так чего опасается ваша подруга? – вздохнул «специалист».

– Да если бы мы знали! Ни она, ни я в финансовой документации ни бум-бум.

Все мои знакомые бухгалтеры – люди весьма замкнутые, на специальные вопросы отвечать категорически не любят. Может, профессия отпечаток накладывает, может, корпоративная лояльность срабатывает, а может, просто мне так «везет». Но что выросло, то выросло, совершенно некого спросить: какими манипуляциями бухгалтер может заниматься за спиной несведущего хозяина? Ответ универсальный (произносится с должной долей возмущения в голосе): да вы, девушка, с ума сошли!.. а вообще вопрос беспредметный, все зависит от обстоятельств.

И все. Тупик. Попросить Ильина? Занимался же он экономическими преступлениями. Занимался-то занимался, но, во-первых, недолго, во-вторых, он же оперативник, а не финансовый спец. И вообще… Не хочу.

А раз не хочу – значит, и не буду, обойдусь собственными ресурсами.

Прошлым летом жизнь свела меня с одним из известных в Городе адвокатов. И не просто свела – мне удалось немного помочь ему в… м-м… личных делах. Так что он остался мне «весьма признателен». Ну вот, я набралась наглости и попросила порекомендовать меня какому-нибудь бухгалтеру, аудитору, черту с рогами – любому финансовому спецу, который непрофессионала, то есть меня, с самыми идиотскими вопросами не поднял бы на смех, а попытался понять.

Было опасение, что по прошествии года господин адвокат мог «забыть» о существовании Маргариты Львовны. Какой-такой павлин-мавлин? Не видишь – мы кюшаем! Ну, может, не совсем забыть, но вежливо отправить в туман, мол, просьба не по адресу. Но попытка не пытка, да? В самом худшем случае я рисковала оказаться на том же месте, с которого начинала. Зато узнала бы кое-что новое о человеческой природе вообще и разновидностях признательности в частности.

Звали адвоката Вячеслав Платонович, и память у него оказалась на удивление приличной.

– Рита! Да конечно, помню, о чем вы говорите! Для вас – все, что в моих силах! – радостно воскликнул он, едва я успела представиться и робко заикнуться о небольшой просьбе. Даже мембрана в трубке зазвенела, так он рад был меня слышать. Выслушав просьбу, он задумался не больше чем на минуту.

– Есть такой человек. Если вы толком не знаете, о чем спрашивать, он как раз тот, что вам нужен. Редкий специалист. Про бухгалтерию знает все и немного больше.

– Наверное, дорого берет, – робко поинтересовалась я. У редких специалистов и гонорары, как правило, редкие.

– Рита, вы меня обижаете! – возмутился таким предположением Вячеслав Платонович. – Я вам на всю жизнь должен, так что даже и не думайте.

Через час я беседовала с «редким специалистом». Звали «специалиста» Игорь Глебович, лет ему было… не то тридцать, не то шестьдесят. Да, вот именно так. Почти юношески гладкая смуглая кожа и обильная седина. Уже не перец с солью, а скорее соль с перцем. Глаза, правда, заставляли думать, что ему все-таки шестьдесят, а не тридцать. Я постаралась рассказать ему нашу историю – американский контракт и все такое – исключив всякий намек на труп.

– По-моему, вы чего-то не договариваете, – прищурился Игорь Глебович. – Впрочем, вам виднее, возможно, это и не имеет значения. Так чего ваша подруга опасается? Что ее обкрадывают?

– М-м… Скорее нет, чем да. Мне трудно объяснить, не исключено, что все это наши фантазии.

– Может быть, удобнее было бы побеседовать втроем? Вместе с вашей подругой?

– Пожалуй, пока лучше так. Надеюсь даже, этого будет достаточно. У Ланки сейчас и так дел выше головы, а дама, в чьей кристальной честности мы сомневаемся – ее бухгалтер. Очень трудно работать рядом с человеком, о котором пытаешься выяснить какие-то гадости, правда? И вообще она считает, что у меня лучше получится.

Игорь Глебович рассмеялся. Чуть-чуть.

– Да, Вячеслав Платонович говорил, что у вас очень… как это?.. оригинальный ум.

– Вот-вот. Оригинальный. Но бухгалтерия мне не по зубам, я даже не знаю, как сформулировать вопрос. Можно, я попробую привести аналогию?

Мой собеседник кивнул.

– Это часто очень хороший способ понять, в чем дело. Если не увлекаться, конечно.

– Постараюсь. Мне представляется так. Вот я работаю на компьютере, к которому имеет доступ еще кто-то. Ну то есть не совсем доступ, просто бывает рядом. Паролями я пользуюсь крайне редко, то есть залезть в машину несложно. И вот я чувствую: что-то не так. Нет, этот «кто-то» не пользуется моими материалами, тем более не свинчивает с компьютера детали…

– После свинчивания деталей компьютер обыкновенно перестает работать, – развеселился «специалист».

– Точно. Даже в интернет за мой счет этот сосед не лазает. Все проще. Пока меня нет, он на моей машине работает – предположим, своей у него нет, или не такая мощная. Компьютеру, если действовать аккуратно, от этого ни жарко, ни холодно. Но… общаясь с компьютером, довольно просто определить, пользуется ли им кто-то, кроме тебя.

– Понятно, – остановил меня Игорь Глебович. – Вы подозреваете, что бухгалтер вашей подруги… Лана Витальевна, правильно?.. бухгалтер скрытно пользуется реквизитами и счетами ее фирмы, так? Для своих целей.

– Наверное, да. Потому что с доходами или там с налогами, или еще с чем у Ланки все в порядке. Но…

– Но вы опасаетесь, что там что-то нечисто, и при заключении контракта это может всплыть и нарушить все ваши грандиозные планы, да?

Он ужасно мило улыбался, неловко обманывать человека, который так улыбается.

– Ну… в общем, да.

– И все-таки вы не договариваете, – мой собеседник вздохнул, и как-то сразу стало ясно, что лет ему и впрямь достаточно много. – Ответить на ваш вопрос просто – конечно, описанная схема вполне возможна. Но, понимаете, это же совершенно ничего не значащий ответ. Вам же надо не теоретически, вам надо «прекратить и до нуля ликвидировать», так? Поэтому, как ни крути, нужны подробности. Условия контракта, насколько он затрагивает дела студии…

На первом же вопросе, уточняющем обстоятельства дела, я поплыла. Совсем. Оставалось разве что обворожительно хлопать глазками, пополняя ряды и так уже слишком обильных идиоток. Ну что тут поделать? Я дозвонилась до Ланки, представила собеседников друг другу и тактично уткнулась в блокнот.

Могла бы, впрочем, и не утыкаться, могла бы развесить уши на спинке дивана, могла бы даже расстелить их на столе – это ничего не меняло. По-моему, собеседники разговаривали на суахили. Или на гуарани. Хотя, пардон, гуарани – это, кажется, какие-то деньги. В общем, содержание беседы было явно не по моим мозгам.

Через четверть часа Игорь Глебович повесил трубку и повернулся ко мне:

– Удивительно, насколько женщины склонны себя недооценивать. По моему скромному разумению информация о том, что Лана Витальевна ничего не понимает в бухгалтерии, сильно преувеличена, – он слегка склонил свою красивую голову набок и улыбнулся. Слегка. – Говорят, скромность – главное украшение женщины, но это глупо, вам не кажется? Или по меньшей мере несправедливо.

– Зато очень удобно для половины человечества, – высказала я свое тоже давнее убеждение.

– Да. Возможно, вы правы, – согласился Игорь Глебович. – Но не думайте о мужчинах так уж безжалостно. Среди нас, знаете ли, иногда попадаются вполне приличные экземпляры, – он опять улыбнулся. – Сейчас вы проводите меня до студии, я посмотрю документацию, архив, позвоню кое-куда, ну да, это моя кухня. И завтра-послезавтра смогу уже вполне аргументированно ответить на ваши подозрения.

Господи, страшно подумать, какой гонорар заплатит ему Вячеслав Платонович! Воистину, среди мужчин и вправду встречаются удивительные экземпляры.

14.

В молодости я был красивым блондином высокого роста…

Не то Борис Абрамович, не то Роман Абрамович

Игорь Глебович просидел в студии остаток пятницы и большую часть субботы. Свой вердикт он вынес спустя примерно сутки после первой нашей встречи. Я не поняла из вердикта практически ничего, Ланка, по-моему, – половину. В переводе на общеупотребимый язык все это означало примерно следующее: счетами и реквизитами студии, безусловно, пользовались, суммы, проходившие «слева», на порядок, а, возможно, и на два превышают весь студийный бюджет – тут Ланка мечтательно протянула:

– Нет бы поделиться…

Редкий специалист мрачно подытожил:

– Вот три фирмы, с которыми у вашей студии, наблюдалось… м-м… активное взаимодействие, хотя вы, Лана Витальевна, об этих фирмах даже не слышали, – Игорь Глебович вздохнул. – С достаточно высокой долей вероятности могу предположить, что изрядная часть денег перекачивалась из бюджета – районного, городского или областного, – очередной вздох был тяжелее тонн на десять. – Но все это, дорогие мои, совершенно недоказуемо. Мне очень жаль, что я не смог помочь, – он снова вздохнул. – Единственное, что может порадовать, – лично у вас ничего не украли, и, кроме того, я готов гарантировать, что «левые» операции свернуты, так что вашему американскому контракту даже теоретически ничего не угрожает.

– Да? – хором, но, в общем, довольно уныло обрадовались «дорогие». Если бы этот бухгалтерский клубок выкатился к нашим ногам недели две назад – да, неплохо. По крайней мере для Ланки. Но две недели назад никакие подозрения ни Ланкину, ни тем более мою душеньку не тревожили. И сейчас консультация нам понадобилась отнюдь не из опасений, что контракт может сорваться. Вопрос «при чем тут Лариса Михайловна» вырос из результатов идентификации пальчиков на ключике. А ответ получился совсем не тот, что ожидался. Ну да, действительно, «при чем», и что дальше? История, выглядевшая если не ясной, то по крайней мере вполне простой, запутывалась прямо на глазах у изумленной публики.

– Лан, когда ты вообще его в последний раз видела? Ну, не мог он переместиться раньше?

Ланка, конечно, сразу поняла, что я про ключ, и ответный взгляд был исполнен явного неодобрения. Ужасное хамство – разговаривать в присутствии третьего лица о вещах, этому третьему неизвестных. Впрочем, Игорь Глебович отреагировал, как полагается воспитанному человеку, – то есть никак. Не слышал он, понимаете ли, ни моего вопроса, ни ее ответа.

– Мог, наверное. Я же не проверяю каждый день, где что лежит.

Ага!

– Игорь Глебович! А можно определить, когда всю эту «левизну» свернули?

Он ответил, не раздумывая, но каждое слово тянул вдвое дольше, чем требовалось:

– Сворачивали в несколько этапов. Поэтому только на уровне предположения, хотя и довольно весомого. Сами по себе финансовые операции прекращены неделю, две, три, максимум месяц назад. Я сказал бы, недели две всего вероятнее, – «специалист» подумал и добавил, – по совокупности обстоятельств.

– Обстоятельств – это прелестно, – констатировала я без особой радости. – А скажите, насколько сложно, ну, использовать какую-нибудь фирму для… ну, для подобных манипуляций?

Игорь Глебович хмыкнул:

– Вы знаете, Рита, что о вашей способности трансформировать безнадежные тексты в нечто вполне приятное ходят почти легенды? Скажите, вам это легко? Здесь то же самое. Если знать – как, совершенно ничего сложного. Правда, – он опять хмыкнул, – чтобы знать – как, надо быть профессионалом.

Когда тебя вот так вот «случайно» обзывают профессионалом – это греет душу. Но увы, мысли мои в этот момент были заняты совсем другими материями, так что комплимент остался неоцененным.

– Не о том речь, Игорь Глебович, – я махнула рукой. – Что профессионалом – это понятно. Но любую ли фирму можно таким образом использовать? Грубо говоря, если одни ножницы сломались, легко ли им подобрать замену?

– Нет, – бросил «редкий специалист».

– То есть, если любимые ножницы ломаются – это ощутимая потеря?

– Конечно, – он пожал плечом, подчеркивая очевидность вывода. – Суммы проходили по Городским масштабам весьма приличные. Правда, я не могу судить о чужих планах, но… Если бы я проводил такие манипуляции, я очень постарался бы, чтобы ножницы остались целы, – он усмехнулся. – Кстати, а почему именно ножницы?

Я кивнула в сторону стола. Ножницы, правду сказать, просто оказались первым предметом, попавшим в поле моего зрения. Ну да, леший с ними, с ножницами. Получается, что если мы искали человека, которому сильно мешала перспектива грядущего сотрудничества с американцами – так мы его, то есть ее, считай, нашли. Лариса Михайловна, выходит, была прямо-таки кровно заинтересована в том, чтобы студийная документация оставалась в ее полном распоряжении, недоступная постороннему глазу, а значит, в том, чтобы никаких американцев тут и близко не стояло. Это вам не какая-нибудь зависть, тут деньги – стимул вечный и едва не самый сильный.