Текст книги "Заставь дурака Богу молиться"

Автор книги: Елена Колчак

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)

– Ты чего это? Меня обидеть сложно.

– Да знаю, знаю, а у кого получится, тот полчаса не проживет. Только ты все равно не обижайся! – Ильин улыбнулся. Ох, негодяй, ох, смерть моя, мало того, что глаза омутами, так еще и улыбается так, что все отдай, и то мало будет. Однако черта с два я ему об этом скажу!

– И знаешь что? – как-то неуверенно молвила «моя смерть».

– Батюшки! Ты никак снова хочешь меня на ужин пригласить?

– Да нет… – Никита покачал головой, явно думая о чем-то, сильно далеком от романтического ужина. – Ой, извини. То есть, конечно, хочу… только не сегодня, видишь?

Вот и разговаривай с ним после этого!

– Я про другое сказать хотел. Глебов машину нашел.

– Какую машину? – рухнула я с романтических высот.

– На которой Света от лидусиного дома уехала.

– Да ты что! – восторг в моем голосе был абсолютно искренним.

– Да я-то как раз ничего. Это твой Иннокентий. Спроси, он тебе сам про свои подвиги поведает. Света из дома вышла, по телефону поговорила и, вся такая независимая, у фонтанчика на лавочке уселась. А некий вьюнош, потрясенный ее неземной красотой, решил с ней познакомиться. Однако сразу понял, что девочка не из дешевых, и, пока с духом собирался, у нее телефон в сумочке зазвонил. Она минуту поговорила и пошла к дороге. Остановилась машина, Света села и уехала.

– Ну…

– Баранки гну! Обычный левак, девушка проголосовала, он остановился. Повезло, свидетель номер почти целиком запомнил. И не изумляйся, у тебя самой недавно так было, помнишь?[1] Так что нашли мы эту машину без проблем. К нашему делу ни сном ни духом, можешь мне поверить.

– Хоть куда отвез-то? – полюбопытствовала я, хотя подозрения уже ворочались в душе – прямо как стадо бронтозавров.

– А догадайся! – усмехнулся вредный майор.

– К Крытому рынку! – неизвестно почему зажмурившись, выпалила я.

– Ну-у… с тобой прямо неинтересно, – обиженно заявил Ильин, однако бездонные его глаза уставились на меня с откровенным любопытством. Видимо, догадавшись, что сейчас не время и не место вникать в логику озарений непредсказуемой Маргариты Львовны, он лишь подтвердил мое предположение. – Именно к Крытому рынку.

– Постой… Если она звонила со своего телефона…

– Со своего, со своего.

– Входящие, исходящие, а? Можно ведь посмотреть, кому она звонила, кто ей. Ты уже посмотрел, да? Ну?

– Опять «ну», – укоризненно вздохнул он. – Журналистка, стиль твой хвалят, а разговариваешь, как… Ну! Сама все знаешь, а спрашиваешь. Почти ровно в пять она звонила Натали…

– Знаю, та на курсах была и разговаривать не стала. А следующий звонок, входящий?

– А это тебе с твоей Ланой Витальевной лучше знать. По крайней мере, я так думаю. Видишь ли, номер – один из тысячи номеров, подключенных скопом, оптом, как хочешь, называй.

– Служебные?

– Точно! И проверять, кто там есть кто, нам ни в жизнь не позволят. Разве что у тебя или у Ланы спросить… – он довольно долго смотрел на меня, точно ожидал какого-то ответа. – Ладно, работать пора. И тебе, наверное, тоже, ты ведь по вторникам сдаешься?

В другой момент я не преминула бы на этот счет съязвить: о-ля-ля, если мужчина помнит твой, да еще и достаточно необычный, рабочий график – это о чем-то да говорит. Тут надо сразу начинать выяснять – о чем именно. Но Ильин сегодня выглядел таким замученным, да и вел себя более чем непривычно – пожалела. И, кроме того, что это за намеки он тут рассыпал? Ну его, от греха подальше!

20.

Собака бывает кусачей только от жизни собачьей.

Полиграф Полиграфыч

Довольно странно для журналиста, ведущего «рыночную» рубрику, но я не выношу продуктовые рынки. Точнее – крупные продуктовые рынки с километровыми рядами открытых прилавков. Крошечный пятачок возле дома, уставленный лотками и киосками, вызывает во мне самые что ни на есть теплые чувства. Я всегда беру картошку – или рыбу, или молоко – у одних и тех же продавцов, испытывая при этом легкое неудобство перед их коллегами. Покупатель я не слишком крупный – что по объемам покупок, что по собственным габаритам – но «мои» продавцы меня почему-то любят. Улыбаются, здороваются и даже беседуют – по собственной, не по моей инициативе – кто о сквозняках и радикулите, кто о детях в школе, а кто и просто о погоде. Причем радикулита у меня нет и никогда не было, детей тоже, а погода есть погода, чего ее обсуждать? Но если человек желает переброситься парой слов – почему нет? И человеку приятно, и я, глядишь, что-то новое узнаю.

А вот большие рынки – это беда. В ушах звенит, голова кружится, да и подташнивает тоже. Традиционная осенняя ярмарка на центральной площади нашего города способна довести меня до обморока. Мне все время кажется, что в этих рядах, заваленных продуктами «от сохи» – мясом, рыбой, фруктами-овощами – в них как-то особенно гадко пахнет. Именно кажется, я точно знаю. Потому что когда по телевизору или в кино случается видеть панораму очередного «вкусного» рынка, эффект тот же. Хотя видеозапись запахов, конечно, не передает.

Наверное, дело в масштабах. В некоторых учебниках и детских книжках лет двадцать-тридцать назад встречалась «роскошная» иллюстрация к понятию Человек: горы зерна и длиннющие составы с мясом, маслом и молоком, съедаемые им на протяжении жизни. Жуть! Моцарт, Вагнер, Эль Греко, Шекспир, Пушкин – лишь фабрики по переработке еды в «конечный продукт»?!! И вообще: человечество – это одна колоссальная жующая пасть. Бр-р!

А на больших рынках это как-то особенно сильно чувствуется.

Наш Крытый рынок (равно как Городской, Губернский и несколько безымянных) – из того же ряда.

Ясно, почему на поиски бабуси с мочеными арбузами я отправила Глебова. Во-первых, из эмоциональных соображений. Во-вторых, для скорости. Понедельник – это не тот день, когда я готова заниматься сторонними делами. Если во вторник сдаваться – значит, днем раньше сиди и дописывай все, чего не хватает.

В-третьих, в конце учебного года этот оглоед все едино бездельничает. Логика у него непрошибаемая: чего это я буду в толпе сдавать – зачеты ли, экзамены, что там они еще в нынешней школе сдают? – я лучше заранее все хвосты завяжу. Примерно тем же принципам я сама следую в работе: для «рыночного» раздела время сдачи по графику – утро среды, поэтому я, с расчетом на возможные форс-мажоры, стараюсь сдаться во второй половине вторника.

В общем, на Крытый рынок отправился Кешка.

Когда я попыталась обеспечить малолетнего сыщика фотографиями – в основном, из редакционного архива – он страшно обиделся и заявил, что вполне в состоянии надергать нужных снимков с сайтов городской и областной администраций. К тому же распечатает их в одном формате, да еще и в цвете.

Результаты дитя приволокло уже к вечеру, когда я как раз уговаривала себя приняться за очередной этап работы. Результаты впечатляли. Мочеными арбузами торговала и впрямь бабуля – одна на весь Крытый рынок. Она выбрала Максима Ильича – как покупателя «четырех арбузиков» – из полудюжины однотипных снимков. С некоторым сомнением, правда, но на этих официальных портретах господ чиновников я и сама готова перепутать.

Арбузная бабуля, на наше счастье, сидела не внутри рыночного здания – чтоб не отстегивать «бешеных денег» за место – а снаружи, вплотную к одной из огибающих рынок улиц. Это, безусловно, радовало. Я была на двести процентов уверена, что на рынок Света поехала именно ради встречи с господином Казанцевым, иначе зачем бы? – и шансы найти свидетелей теперь выглядели более чем многообещающими. Внутри-то рынка все слишком цивилизованно, плюс шумно и многолюдно, так что продавцы обращают внимание на соседских покупателей редко. Да и темновато там.

Устыдившись кешкиными успехами, я устроила аврал, просидев за компьютером до четырех утра. Зато во вторник, вместо привычного «после обеда», сдалась уже с утра и к полудню была готова отправиться в любую из четырех сторон света. Рынок от моей редакции – почти точно на северо-восток.

Для компании мы захватили с собой еще и Ильина. Ну правда, раз уж он все равно знает про Казанцева.

Откуда знает? Элементарно, Ватсон! Лично я ничего никому, тем более Никите, не говорила – крыша у меня, конечно, едет непрерывно, но не до такой же степени! Столь же глупо думать, что проболталась Ланка – вон сколько усилий мне пришлось затратить, чтобы заставить ее выдать нужную информацию. Еще смешнее предполагать, что каким-то образом «опубликовался» сам Максим Ильич. Кто-то из его команды? Возможно, но, простите, с какой стати майор начал выходить на эту самую команду? Невероятно.

Значит – что? – значит, все же мы с Ланкой были… м-м… неаккуратны. Не фиг секретные вопросы обсуждать по телефону!

Домыслы? В общем, да. Паранойя? Возможно. Но ведь как-то Ильин узнал про Ланкиного аманта. «Жучок» в телефоне – единственный вариант. Я и вопросов задавать не стала, просто приняла к сведению и Ланку предупредила. Хотя ей к этому моменту вся секретность и лояльность была уже до тумбочки, она, Ланка, а не секретность, «хотела знать». Тем лучше.

И раз уж, повторяю, майор все равно в курсе некоторых событий, почему бы и не взять его с собой на обследование рынка. Профессионал все-таки, не помешает.

Он-то и поймал первую «рыбку» – дамочку, через два прилавка от «арбузной» бабули торговавшую укропом, солеными огурцами и маринованным чесноком.

21.

Ты постой, постой, красавица моя!

Лот

– Да, видела, вот эту, да, десять дней назад, в пятницу, точно в пятницу, Милка свое день рожденье отмечала, поэтому запомнила…

«Рыбку» украшали рыженькие кудряшки, разумное количество – хотя и не качество – косметики и очень белые зубки, мелковатые, но идеально ровненькие. Мы с Иннокентием прислушивались к беседе из соседнего ряда – «рыбка» изо всех сил старалась произвести хорошее впечатление на Никиту Игоревича. Если бы она сменила цвет помады (ярко-вишневый при рыжих-то волосах – чересчур экстравагантно) и перестала коверкать падежи – у нее, пожалуй, были бы шансы.

В отличие от нас. Свету «рыбка» запомнила, а вот Казанцева – увы, нет. То есть, не то чтобы совсем нет. По ее воспоминаниям длинноногая яркая девица беседовала несколько минут с элегантным мужчиной. Я, как на грех, не удосужилась поинтересоваться у Ланки костюмом аманта, пришлось уповать лишь на фотографии. Ильин после безуспешных попыток заставить девушку рассмотреть фотографии повнимательнее наконец спросил о «прочих приметах»:

– Какая-то характерная деталь? Или покупки? У этого мужчины вообще в руках что-нибудь было?

После секундного размышления она вспомнила:

– Точно! Я еще подумала, как одно с другим не вяжется. Ему бы осетрину покупать, виноград, ну, корейские салатики в крайнем случае. А у него были моченые арбузы, представляете? Четыре штуки, в пакете, он еще пакет так в сторону держал, чтобы на себя не капать.

Необычная для такого рынка пара – изысканный мужик и «рекламная» девица – беседовали на повышенных тонах, наша «рыбка» даже подумала, что девица – жена. О чем они говорили, продавщица, в общем, не слышала, точнее, внимания не обратила, у нее свои покупатели, тут не до чужих сцен. Девица, кажется, качала права и делала это очень высокомерно, тогда наша собеседница и зачислила ее в супруги.

Ну и что?

Не подумайте дурного – вслух я возопила «класс!» и «Ильин, ты гений, против твоего обаяния ни одна дама не устоит». Но если вдуматься – ну и что? Продавщица подтвердила факт встречи Максима Ильича со Светой – и то не слишком уверенно. Глебов сбегал к знакомой бабуле и уточнил: четырех арбузов в этот вечер не покупал больше никто. Но это, знаете ли, не опознание, приличный адвокат в пять минут камня на камне от такого не оставит. Кроме того, в самом факте их встречи мы были уже практически убеждены – после показаний того левака.

Почти напротив «рыбкиного» прилавка торчало мини-кафе с многозначительным названием «Мираж». Света скандалила с Казанцевым почти у его порога. Но – зашли они внутрь, то есть под «зонтики», или так разбежались – продавщица не заметила. А в самом кафе ни мужика с арбузами, ни длинноногую девицу никто не запомнил. Может, и были, но сюда за день миллион человек заходит.

В общем, Никите я всего этого, конечно, не сказала – мужиков, как детей, нужно лишь хвалить, и чем чаще, тем лучше – но его «рыбка» могла считаться в лучшем случае уклейкой. Явно не сазан, тем более не щука, осетр или хотя бы сом.

Сома поймала я. Лично.

Быть может, отправься я на рынок, как обычно, в джинсах, никаких рыболовных успехов у меня и не случилось бы. Но, во-первых, в такую жару? Во-вторых, мои «мальчики» чуть не силой заставили меня переодеться. Ильин, под кешкиным руководством заехавший за мной в редакцию, заявил, что в такую погоду джинсы есть сущее неприличие, за десять минут доехал до моего дома и приказал сменить форму одежды. И, главное, верный мой Глебов – эка малолетки пошли! – Никиту поддержал.

– Рит, ну, в самом деле, чего ты все в джинсах, а? И жарко, и ноги у тебя классные… А вдруг придется мужиков опрашивать? За такие ноги они все, что хочешь, расскажут…

Положим, ноги у меня действительно ничего себе, но это же не причина, чтобы ими на каждом углу размахивать? Я почему-то разозлилась и натянула юбку, которая заканчивалась почти что там, где начиналась. А сверху – невероятных размеров батистовую рубашку примерно той же длины, что и юбка. Юбка сквозь рубашку: а) просвечивала, б) иногда – внизу – мелькала. Я ожидала от сопровождающих взрыва возмущения, но тщетно. Кешка сложил пальцы в «о кей», Ильин одобрительно махнул рукой и сообщил:

– Совсем другое дело, всегда бы так!

Нет, не понять мне их, мужиков. Ни-ког-да!

Самое ужасное, что пойманный мною сом клюнул, весьма вероятно, как раз на ноги. Звали «сома» Гиви, и до классической формулы «мужик должен быть могуч, вонюч и волосат» ему не хватало лишь соответствующего аромата. Если моему носу можно верить – а обычно можно – Гиви мылся, как положено нормальному человеку, ежедневно, а туалетной водой пользовался приличной, то есть почти без запаха.

Свету он запомнил более чем хорошо, поскольку тщательно за ней наблюдал – ждал, пока она со «своим» разберется, чтобы уж сразу познакомиться, раз «ее» мужик такой идиот. Из пяти фотографий выбрал ее мгновенно, и Казанцева из шести – тоже. И арбузы запомнил, четыре штуки.

Основания для надежд у Гиви были более чем изрядные – девушка явно давала кавалеру полную отставку, сообщая, что замуж выходит, «за чистого и благородного человека, не то что ты, и не смей больше ко мне подходить, и не звони». Заявление про «замуж» Гиви воспринял сугубо философски, справедливо полагая, что если жених отпускает свою невесту гулять без сопровождения, значит, сам дурак. Но увы! «Невеста», выговорив все, что хотела, развернулась и быстро-быстро пошла в сторону проспекта. Мужик с арбузами пожал плечами, сел в серебристую «тойоту» и уехал в противоположную сторону. В кафе они не заходили, ничем мужик ее не угощал, хотя разговаривали долго, минут десять, а то и пятнадцать.

Гиви попытался назначить свидание и мне, но я смогла отвертеться, купив несколько пакетиков с приправами и обещав еще «заглянуть».

В общем, круг замкнулся. У Максима Ильича не было, судя по событиям, ни причины, ни возможности назойливую любовницу отравить. Замуж Света собиралась не за него. Судя по лидусиному рассказу, и не за Виктора тоже. И вообще, весь «тот» вечер она, похоже, занималась тем, что всем докладывала о своем грядущем счастливом и успешном замужестве. Хотя на свадьбу не приглашала. Даже Натали.

Мы уселись в торчащем прямо на дороге «Мираже». Хотя «уселись» – это что-то такое основательное, солидное, даже незыблемое. На самом деле мы приткнулись за угловым столиком, причем единственный стул занял Никита – он опять был в светлых штанах – мы же с Кешкой, как люди менее притязательные, устроились на теплом каменном парапете, что очерчивал границы «Миража». В гробовом молчании употребили по стакану сока и по стакану минералки – Ильин заявил, что он за рулем, а Глебов не признает алкоголь в принципе, в любых напитках и концентрациях.

Через десять минут – маловато для полноценного «посидеть», правда? – Никита отодвинул стакан, установил на столе локти и строго оглядел меня с Иннокентием.

– Глупо с моей стороны рассчитывать на ваше послушание, но, надеюсь, хоть какой-то разум у вас есть? Ребятишки, сделайте одолжение, не лезьте больше ни во что, оставьте это профессионалам. Достаточно Натали.

– А что – Натали? – возмутилась свободолюбивая я.

– Риточка, осторожная ты моя, ты что, всерьез полагаешь, что девушка погибла случайно? Готов держать пари на полугодовую зарплату – она попыталась кого-то шантажировать, и вот результат.

– Господин майор, мы разве похожи на шантажистов? – с самым невинным видом спросил Иннокентий, демонстрируя единство формы и содержания или, если угодно, идентичность имени и сущности.

Господин майор устало вздохнул:

– Вы оба, радости вы мои, очень похожи на людей, которые тыкают палкой в муравейник, чтобы поглядеть, что из этого выйдет. Не хочу никого обидеть, настоящий муравейник вы, конечно, не тронете, любители природы, а вот мимо человеческого пройти не в состоянии. Так я вас очень прошу – остановитесь или, по крайней мере, без меня ничего не предпринимайте, а? Мне что, взять отпуск и начать вас пасти?

Фыркнули мы с Глебовым одновременно. Интересно, как Ильин это себе представляет? Он один, нас двое, и оба хитрые и шустрые… Хотя вообще-то Ильин прав. Может, Кешка по малолетству размеров опасности не чувствует – и то вряд ли, он осторожнее меня раз в двадцать – а у меня так уже мороз по позвоночнику. Ясно, что Натали кому-то чем-то пригрозила – хотя кому и чем, трудно представить, не так уж много она знала – хотела за молчание денежек кусочек получить, квартирку поменять, не просто же так она в «Ваш Дом» приходила.

– Ну, так что?

Мы с Глебовым пожали плечами – опять синхронно.

– Никитушка, ты преувеличиваешь нашу с этим оглоедом любознательность, ей-богу.

– Да? – с явным сомнением спросил Никита и недоверчиво хмыкнул. – Ладно, давайте до дому подброшу, да мне работать пора.

– Ну вот, а я-то хотела, раз уж в этом районе оказалась, в «Ткани» заглянуть, знаешь, те, у «Сладкоежки», тут пять минут ходу. Вам же не нравится, когда я в штанах хожу, так уж и быть, сошью что-нибудь романтическое, длинное и с разрезом до самое не могу, годится? По глазам вижу, что годится. Так тряпочку-то купить для этого надо? А Кешенька мне консультантом будет, для контроля – не слишком ли прозрачную тряпочку я выбрала. Так что отправляйся, драгоценный наш, лови своих жуликов, а мы уж сами.

22.

Лучше гор могут быть только горы, на которых еще не бывал.

Усама бен Ладен

И мы с Глебовым действительно отправились в «Ткани».

Во-первых, я просто не люблю врать. Умолчать о чем-то, сместить акценты или, не говоря ничего напрямик, воспользоваться возможностями «великого и могучего» и создать у собеседника нужное впечатление – это все ничего, можно. Но поменять местами факты, сказать одно, а сделать другое – нет, как говорил известный герой, «на это я пойтить не могу», воняет. Раз уж сказала, что собираюсь в «Ткани», значит, надо идти.

Во-вторых, сама идея – соорудить себе в соответствии с погодой что-то легонькое – выглядела весьма соблазнительно. Со всех точек зрения. Я, конечно, люблю джинсы, однако, не до такого безумия, чтобы париться в них при тридцати градусах, а мини все-таки не универсальная одежка.

И в-третьих, идею одобрил Глебов.

Тряпочка, которую он выбрал – натуральный лен, между прочим, – радовала глаз нежной кофейно-персиковой расцветкой, но пугала излишней, на мой взгляд, воздушностью.

– Не паникуй, – успокоил меня отрок, – главное, не шить в облипочку, как эти, – он презрительно сморщился, покосившись на двух девиц у соседней вешалки. – Рисунок нравится? Ну вот, значит, резать жалко, сделаешь такой балахон, – он покрутил в воздухе пальцами, как будто в поисках точной формулировки. – Длиной по щиколотку, а вырез побольше, как на футболке. Можно и с разрезом на всю ногу, хорошо будет.

– Балахон? – автоматически удивилась я, хотя ребенок говорил дело. Вот только… пожалуй, для тринадцати лет он чересчур хорошо разбирается в женских нарядах.

– Ну да, балахон, мешок, не знаю, как они называются на самом деле. Такой, весь прямой и на шесть размеров больше, чем надо, вот как эта твоя рубашка. А хочешь, я сам тебе сошью?

– Ты?!!

– А что? Рюкзак и палатку себе сшил, вряд ли платье сложнее.

Вот так живешь, живешь, и каждый день узнаешь что-нибудь новенькое. Да, большинство моих знакомых всего несколько лет назад самостоятельно изготавливали рюкзаки, палатки и спальники (сейчас-то уже и купить что-то приличное можно). Но большинство моих знакомых относится совсем к другой, нежели Глебов, возрастной категории. Нет, ребята, не пропадет Россия, правильное поколение растет, честное слово!

Тряпочку я теребила долго. Да, она таки была хороша. Но и цена была… хороша (а что вы хотите – лен). Утешая себя тем, что носиться платье будет – при таком качестве ткани и универсальности фасона – лет десять, а то и двадцать, а мы не столь богаты, чтобы покупать дешевые вещи, я полезла за кошельком. Оказалось, впрочем, не так и дорого. На том куске, что мне отмерили, с одного края случился дефект – так называемый непропряд с половину моей ладони величиной. Меня дефект, в общем, не волновал, при раскрое он должен был уйти в пройму либо в горловину. Но нет худа без добра. Дорогие ткани уценяют в таких ситуациях мгновенно, так что я оказалась обладательницей достаточного на платье куска элегантнейшей тряпки практически за полцены.

Вы думаете, на радостях мы с Кешкой отправились домой? Как же, как же.

Выйдя из магазина, мы увидели автобус, маршрут которого пролегает мимо Дома Колхозника, – причем автобус почти пустой. Знак судьбы, не иначе. Потому что не все, что выглядит, как несчастный случай, таковым является. Конечно, мы отправились проверять законы физики.

На правом входе можно было попасться на глаза «знакомой» вахтерше, мне не хотелось рисковать. Пробившись сквозь толпу у журнальных лотков главного подъезда, мы прошли вторым этажом до правой лестницы и поднялись на самый верх. Вынесенную часть перил уже заварили тремя громадными железными трубами. Меловой контур и кровавое пятно внизу тоже отмыли, но, когда Иннокентий спустился вниз, то махнул мне рукой – мол, кое-что осталось, давай. Я с удовольствием выплюнула жвачку, которую жевала последние пять минут, и уронила ее вниз. Терпеть не могу жвачку! Но, скажите, что еще, брошенное с такой высоты, не отскочит в сторону, не откатится, а останется на месте?

Глебов присел, достал из кармана маленькую пружинную рулетку и стал мерить.

– Это что ты тут делаешь?!

Хорошо, что вниз пошел Кешка, вахтерша таки, как я и опасалась, бдила. Я стала потихоньку спускаться вниз, на случай, если понадобиться вызволять ребенка из лап суровой сторожихи.

Но моя помощь не понадобилась. Шустрый Иннокентий в ту же секунду, как раздался гневный вопль, нажал кнопочку, рулетка мгновенно смоталась – не зря он предпочитает пружинные – и коробочка исчезла в кармане. Сам Кешка даже не сделал попытки встать, только голову чуть повернул:

– Здравствуйте! Шнурок развязался, – мне показалось, что он даже улыбнулся. Этот бандит, когда надо, умеет выглядеть сущим ангелочком – воспитанник пажеского корпуса, да и только.

– А здесь ты как оказался? – тетка слегка сбавила громкость, но, во-первых, я уже успела спуститься на целый этаж, во-вторых, лестница работала не только как вентиляционная шахта, но и как громадный рупор. Голоса, правда, звучали слишком гулко, но слова разобрать было легко.

– К сестре заходил, – Глебов закончил демонстративную возню со шнурками, выпрямился и даже подпрыгнул, «проверяя» кроссовки. – Она тут работает.

– Это где это – тут? – продолжала допытываться вахтерша. По-моему, это называется запирать конюшню, когда лошадь уже свели. Честное слово, наиболее рьяно люди производят наиболее бессмысленные действия.

Я стояла уже на площадке второго этажа и сделала еще шаг вниз, предполагая, что теперь-то ребенка точно спасать придется. Однако, ребенок и тут оказался на высоте. Не задумавшись ни на мгновение, он с той же готовностью ответил:

– Фирма «Интеграл ПЛЮС», знаете? – и опять улыбнулся.

– Как зовут? – не унималась вахтерша.

– Игорь, а сестру Марина, – послушно сообщил Глебов, невинно улыбаясь и хлопая своими невероятными ресницами.

– А чего это ты на этой лестнице? – опять нахмурилась бабуля.

– Тут к автобусу ближе, – ответил Кешка, совершенно не проявляя стремления сбежать или хотя бы нагрубить. Просто стоял и отвечал на вопросы – такой весь воспитанный мальчик из хорошей семьи. Образцовый ребенок – каких в реальной действительности, по правде сказать, и не бывает.

– А почему я не видела, как ты заходил? – не унималась вахтерша. Ну знаете, это уже чересчур!

– Я с главного входа шел, – тут Глебов слегка вывалился из роли идеального ребенка. – Хотел книжки на лотках посмотреть, но там такое барахло, ужас! Я пойду, ладно? Мне пора.

– Иди, сынок, иди, смотри, на дороге осторожнее, – окончательно растаявшая бабуля даже погладила «Игоря» по голове. Обычно нетерпимый к вторжению в личное пространство Глебов даже не дрогнул.

Ну ясно, мне тут лучше не ходить. Я прогулялась по второму этажу, спустилась к другому входу и, остановившись под козырьком, который, впрочем, не давал ни пятнышка тени, стала медленно обозревать окрестности в поисках своего гениального «напарника».

«Напарник» сидел на парапете примыкающего к Дому Колхозника скверика, рядом стояли два стаканчика – ну надо же, опередил меня всего на пять минут, а уже напитки раздобыл! Впрочем, в пяти метрах дальше виднелась спина красного «водолаза». Ходят у нас по городу такие рекламные мальчики и девочки от «Нескафе»: на боку обойма стаканов, за спиной – «акваланг», то бишь, термосы. Налетай, народ честной, халява!

– Наш пострел везде поспел! – восхитилась я. – Я уж думала, тебя спасать придется.

– Вот еще! – фыркнул «пострел».

– Ага, вот еще! А если бы она завопила «что за «интеграл плюс-минус»?

– Обижаешь, Маргарита Львовна! Уж компьютерные-то фирмы городские я как-никак знаю.

– Что, вплоть до персонала? Может, нет там никакой Марины?

– Ну, какая-нибудь девица там наверняка есть, почему бы не Марина, не всех же вахтерша знает.

– А если в этой фирме ее племянница работает?

И чего я, в самом деле, докопалась?

– А если бы у меня выросли рога, я стал бы троллейбусом, – невозмутимо буркнул Кешка. – Не мешай, – длинным прутиком он рисовал под ногами картинку, прямо из учебника физики для восьмого класса, раздел «Механика». – Сто восемьдесят семь сантиметров от жвачки до пятна, даже если кровь из-под головы текла в сторону входа, что-то далеко, – со вздохом сообщил экспериментатор. – От мела там почти ничего не осталось, но тоже примерно так получается: центр тяжести сдвинулся от вертикали где-то на метр тридцать, метр сорок. Многовато… Хотя черт его знает! Ну-ка, встань.

Я поднялась с парапета и чуть отшагнула назад. Кешка склонил голову набок и смерил меня взглядом.

– Так, ну, центр тяжести понятно, где…

– Но-но, попрошу без хамства! – возмутилась я, пытаясь усесться так, чтобы юбка оставалась юбкой, а не превращалась в набедренную повязку.

– Какое хамство, леди? – Кешка изобразил самый невинный из всех своих взглядов. – Уж у тебя-то с фигурой все в порядке… но это же не значит, что центр тяжести отсутствует или сдвинут куда-то в другое место. В голову, например? Мозги, они таки да, тяжелые… – Глебов гнусно хихикнул. – У голого скелета центр тяжести будет малость повыше, у живого человека, ну, сама понимаешь, на каком уровне. В твоем случае – и не надо выливать на меня кофе, буду липкий и противный, как домой поедем? – в твоем случае это где-то метр пятнадцать от пола, так? Она выше тебя была?

– Повыше, да. Сантиметров на десять.

– Вот я и говорю, что далековато она упала. Даже если я не совсем точно померил, сантиметров десять как минимум лишних выходит.

– Глебов, может, домой все-таки поедем? – взмолилась я. – Дома душ, вентилятор и чай из холодильника. Со льдом! А тут жарко, мозги плавятся и ни фига не соображают.

– Это у тебя-то они не соображают? Ну-ну. Кому другому лапшу вешай, мне не надо. А насчет поехать домой, в этом есть резон, действительно, жарко.

Подарки вроде давешнего автобуса судьба преподносит не часто. Так что я уже приготовилась к тому, чтобы час трястись в душном автобусе или, на крайний случай, в маршрутке, если повезет, но Иннокентий, выразительно фыркнув и красноречиво дернув тощим плечом, велел приступать к ловле такси. Или «левака». А когда я попыталась намекнуть, что после посещения замечательного магазина «Ткани» у меня не очень густо с наличными, изобразил взрыв возмущения.

– Маргарита Львовна! Я же тебе чуть не полгода назад уже объяснял. Я у себя в доме мужик один, так?

Что верно, то верно. Кешкины родители вот уже который год заколачивают длинный доллар не то в Египте, не то в Бразилии, не то в Канаде. В общем, где-то далеко. И связь с любимым отпрыском и тетушкой Амалией Карловной поддерживают исключительно почтой – как правило, электронной – или, в крайнем случае, по телефону. Плюс шлют деньги – то есть, слали до определенного момента. С год назад, когда Иннокентий, с моей, хотя и очень скромной, подачи, начал зарабатывать, Амалия заявила старшим Глебовым, что они тут и так теперь неплохо устроились, и пусть родители лучше откладывают в какой-нибудь приличный банк – ибо держать валюту в чулке ей, Амалии, претит, а искать в России приличный банк – она не до такой степени наивна. Так что, мужик Иннокентий в собственном доме и впрямь единственный.

– Ты же понимаешь, – с самым серьезным видом продолжал «единственный мужик в доме», – что при таком дамском воспитании, без твердой мужской руки, у меня все шансы вырасти изнеженным мамочкиным сынком. И кому это надо? Вот и не возникай.

Положим, чтобы при Амалии мог вырасти «изнеженный маменькин сынок» – на этот счет у меня имелись серьезные сомнения. Но «возникать» я перестала. Раз у мальчика проснулось стремление к самостоятельности плюс он сам зарабатывает на такую возможность – да Бога ради, пусть самоутверждается.

23.

Если весь мир против тебя, значит, у него мания величия.

Геннадий Андреевич

Дома я сразу вспомнила о своих подозрениях. Ткнула пальцем в сторону телефона и утащила Кешку на балкон. Не сказать, чтобы это было слишком умно. Если я предполагала, что душка Ильин меня «слушает», так на балконе это сделать ничуть не сложнее, чем в любом другом месте.