Текст книги "Заставь дурака Богу молиться"

Автор книги: Елена Колчак

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 11 страниц)

Заставь дурака Богу молиться…

Пролог

– А еще я в нее ем!

Из анекдота

– Да чтоб она сдохла, эта стерва! Все отлично складывалось, так нет, тут эта фря мешается. Ну погоди, я тебе покажу небо в алмазах!

Почти одновременно этот монолог – с точностью до выбора выражений – произносили три совершенно разных человека. И даже… Впрочем, так все еще больше запутается, лучше по порядку.

1.

Большому кораблю – большое плавание.

Джеймс Камерон

«Это май-баловник, это май-чародей веет легким своим опахалом…»

Точно-точно! Парилка такая, что век бы из душа не вылезать. У градусника за окном мания величия проснулась. Решил, что раз у него внутри спирт, значит, и градусы должны соответствовать. Еще и десяти утра нет, а он уже почти добрался до цели. Если в Фаренгейта перевести, как раз девяносто с копейками и получится.

Как же, дадут тебе под душем безвылазно сидеть, размечталась! Не слышишь, что ли? Телефон!

А может, это те, что вчера с собой на шашлыки зазывали? Там у них речка, песочек, листики-цветочки, птички поют… комарики звенят… Ага, и народ оторвался от простых радостей специально, чтобы мне позвонить? А почему бы и нет? Пива, как всегда, мало оказалось, надумали еще привезти, холодненького, с пивзавода, почему бы попутно не захватить с собой упрямую журналистку Риту Волкову, которая замечательно поднимает настроение любой компании? Решили, что вчера она – то есть я, а не компания – работой отговорилась, а сегодня мало ли как повернется.

Хотя работа, по правде сказать, была ни при чем. Ездила я уже раз с этой компанией – четыре взрослых мужика начали натягивать палатку сверху и вообще ухитрились поставить ее мордой к костру, аккурат напротив воды. Комары из палатки, ясен перец, все сгинули, дымом выдуло, но и людям было не житье. И за угольками в мангале мне же пришлось следить. Так что дудки!

Хотя… Водичка, ветерок… Шашлыки наверняка еще остались. А по нынешним погодным катаклизмам и песочек должен быть тепленький…

Эй, родимые, вы там отключаться не торопитесь, я тута, только полотенцем обернусь, чтоб не капать, и сразу отвечу…

– Слушаю…

– Рит, не разбудила?

Это не шашлыки. Это Ланка. Да уж, хорошее мнение я создаю о себе. Время почти десять – не разбудила? Я, конечно, сова, но не до такой же степени.

– Слушаю тебя внимательно.

– Рит, ты можешь сейчас подъехать?

О-ля-ля, вот это называется сразу к делу.

– Куда?

– Я в студии. Съемку одиннадцатичасовую отменила, а что дальше делать? И… – Ланка замялась на мгновение, – возьми мотор, ладно? Если ты на мели, скажи, я встречу, заплачу. Только быстрее… Пожалуйста… – это прозвучало почти жалобно. О господи! Ланка – и жалобно?

– Не напрягайся, перебьюсь. Все, скоро буду, – я отсоединилась.

Ланка Великанова – фотограф. Как по-моему, так просто гениальный. Снедаемая жаждой самостоятельности, она ушла из всех редакций года два-три назад, занялась исключительно портретной съемкой: дети – которых у нас в Городе, кроме нее, по-моему, вообще никто снимать не умеет – плюс девицы, рвущиеся в модельный бизнес, плюс невесты. Сняла студию в бывшем Дворце Культуры имени Выдающегося государственного Деятеля.

И вот на тебе! Чего у нее там сгорело? Девицы с утра пораньше передрались? Потолок рухнул? Аренду подняли до небес? Так это все не ко мне. Ладно, Маргарита Львовна, сказали – бегом, значит, бегом.

ДК торчал над пыльной листвой – и это в мае, ужас – такой же, как и все ДК: мрачные серые колонны, неизбежный осыпающийся фронтон, в целом – убогая имитация Большого Театра. Выдающийся Государственный Деятель нечеловеческих размеров (сколько свиданий было назначено «под Его левым каблуком»!) простирал над пространством указующую в светлые дали длань. Светлые дали явственно отдавали пылью и гарью.

Двери тут, точно в склепе, дубовые, блистающие «золотой» (латунной, конечно) фурнитурой – Шварценеггером надо быть, чтобы их открыть. И, как и во всех ДК, вокруг главных дверей, ограждающих исполинские центральные залы и холлы – еще десяток боковых, ведущих в лабиринты лестниц, комнат, коридоров и закоулков. Я, как обычно, все перепутала – вместо того, чтобы сразу свернуть вправо, рванулась вперед, мимо гардероба. Хорошо, вовремя спохватилась, однако вахтерша на правой лестнице успела окинуть меня подозрительным взором. И чего она тут сидит – все равно никогда никого ни о чем не спрашивает, да не больно-то и спросишь: четыре этажа, миллион комнат, где иногда располагаются фирмы… чьи посетители лишних вопросов не любят.

Ланкина дверь – в самом конце очередного коридора – распахнулась, не успела я до нее дотронуться. На первый взгляд студия выглядела вполне обычно. Слева мини-офис, легкая раздвижная перегородка, появившаяся со времени моего последнего, еще осенью, визита, отделяет его от собственно студии, где лампы, зонтики-отражатели на штативах, вагон всякой реквизитной белиберды, два мешка с сеном, которые Ланка использует в пасторальных снимках – ну не в деревню же за «колоритом» тащиться – оба мешка почему-то торчат посреди «офиса»…

– Ну, где труп?

Я же пошутила! Ланка буквально побелела, что ей, при ее крайне здоровом цвете лица, проделать крайне затруднительно. Я, во всяком случае, ни разу не видела. Сподобилась, называется.

– Вот… – она мотнула головой, показывая вправо.

Справа от двери вдоль стены висели и стояли задники – это такие цветные полотнища, на фоне которых обычно и делают снимки. Между задниками и стеной образовался треугольничек пустого пространства, что-то вроде шалашика…

Сколько я эту студию видела, «пасторальные» мешки всегда справа были, закрывая «вход» в «шалашик», а теперь, значит, посередине… Ага, вот и тело… Хорошо лежит, уютно…

– Ланочка, ты по стеночке аккуратненько куда-нибудь просочись, сядь, а я подумаю.

Застывшая уже. Значит вчера вечером упокоилась, если окоченеть успела, а «отмякнуть» еще нет. Но это при нормальных условиях – жара нынче редкостная, прямо эксклюзивная жара.

Плюс где-то я читала, что после борьбы окоченение наступает почти сразу. Хотя какая тут борьба… Крови не видно, слева, справа, нет, не вижу, и кстати, никаких кинжалов не торчит. Душить ее тоже не душили, у тех личики совсем другие. Мне, правда, с удавленником всего однажды «встретиться» пришлось, и то в темноте, однако, фотографии видела. Цветные. Совсем не похоже. Да и запаха не чувствуется. При удушении все сфинктеры расслабляются, аромат незабываемый.

Отравление, вероятно? А высокая она была, метр семьдесят пять, должно быть, не меньше, хотя в этой позиции и не поймешь. Свернулась клубочком, только правая рука очень неудобно лежит. Коленочки поджала… А ножки длинные, только ступни великоваты, тридцать девятый, надо полагать. Хотя на такой шпильке – сантиметров десять, а то и двенадцать, – при таком каблуке и сорок первый Золушкиной туфелькой выглядит. И волосы хороши: пышные, блестящие, хоть в рекламе снимай.

Итак, что мы имеем? Труп некоей девицы: рост, макияж, маникюр, каблуки… Кто-то из Ланкиных моделей?

– Ну, теперь исповедуйся, солнышко. Ты ее знаешь?

Пока я торчала над телом, Ланка, конечно, задумалась. Но пауза все же была длинновата. По-человечески понятно – Ланка в шоке, но времени на переживания у нас нет.

– Давай-давай, подруга, колись, пока нет никого. Сейчас ментов вызывать придется.

– А я думала, ты можешь этого вызвать, своего, ну, майора… – В ее голосе мне явственно послышалась надежда – они что, меня за Господа Бога держат?

Майор Никита Игоревич Ильин – старший опер нашего главного в городе (а может, в области) убойного отдела – или что-то в этом роде, никогда я в чинах и должностях не разбиралась, как до сих пор в журналистах держат?

Когда нас судьба с Игоревичем свела, он вроде бы вылавливал расхитителей социалистической собственности. Впрочем, тогда уже не социалистической. Не мужик – сокровище. Внешность обманчивая: росточком не гигант, немного меня повыше, до ста восьмидесяти только в ботинках дотягивает, сухой, как скорпион и, кстати, такой же ядовитый. И незаметный, второй раз не взглянешь, одно слово – опер. Только глаза редкостные – глубокая синева в зелень, как море у Херсонеса.

Я который уже год мечтаю завести с майором основательный роман. Но, во-первых, Ильин и сам основательный, с таким безнаказанно роман не покрутишь, непременно свадьбой закончится (тьфу-тьфу-тьфу, кабы не сглазить). А главное – чувства господин Ильин ко мне питает самые что ни на есть жаркие. Поскольку считает, что количество трупов, рядом с которыми я оказываюсь (хотя, по-моему, это они рядом оказываются), явно больше, нежели позволено нормальному законопослушному гражданину. Ну что ж делать, если судьба у меня такая! И кстати, два трупа мне Никитушка сам «подбросил», то есть, «познакомил», то есть… В общем, понятно, да?

Как бы там ни было, а страсть Ильина к моей персоне просто беспредельна – вот только оттенок у этой страсти несколько не тот, что потребен для романа.

– Да хоть трех майоров! – почему-то разозлилась я. – Труп-то наверняка криминальный!

– Ты думаешь? – растерянно и совершенно бессмысленно спросила Ланка.

– Ага, она пришла отдохнуть, пока никого нет, просочилась в замочную скважину, заползла к стеночке, чтоб уютнее лежалось, тут ее ни с того ни с сего кондратий и обнял. У тебя вон там подстилки лежат, что ж она тогда на них не легла? Кстати, у нее ключ был?

Ланка помотала головой. Ох, избави меня, боже, от друзей, а с врагами я и сама справлюсь.

Ну да, люблю я эту тетку, классная она, но нельзя же так! Конечно, нельзя, – проснулся внутренний голос, – а ты сама, обнаружив в своей квартире труп, тем более знакомый, лучше бы себя вела, соображала бы? А для Ланки студия – примерно как для тебя квартира, времени она тут проводит едва ли не больше, чем дома.

– Ланочка, радость моя, очнись. Сколько-то времени у нас есть, ты могла и в одиннадцать до меня дозвониться, и в студии позже появиться. Но все едино, скоро здесь толпа народу будет, давай пользоваться моментом. Я в любом случае на твоей стороне. Даже если ты эту девицу сама пристукнула, значит, у тебя были веские основания. Но это я так, к слову пришлось. Я совсем не думаю, что это ты сделала.

– Да? – с непонятной надеждой переспросила Ланка.

– Да. Но это потом, успеем. Ладно, к лешему! Времени у нас чуть. Девицу ты, ясное дело, знаешь, но это тоже потом. Ты вечером вчера здесь была?

Ланка только помотала головой.

– А где?

– Дома.

– Отлично, – искренне обрадовалась я. – У тебя полон дом народу, значит, все в порядке. Ты чего? – удивилась я, увидев, что «гениальный фотограф» как-то переменился в лице.

– Мама в санатории, а мужчин своих я в поход отправила.

– Весело, – констатировала я. – Может, гости какие-нибудь были? Чтобы ты, да вечером дома одна – ни в жисть не поверю!

Ланка опять помотала головой.

– Чем же ты занималась? – пустой вопрос, но спросить надо было.

Она пожала плечами:

– Отдыхала, отсыпалась, в баньке попарилась. То есть сперва попарилась, потом отсыпалась.

– Сама топила? – удивилась я.

– Сама, а что? – зеркально «удивилась» Ланка.

Ох, врет подруга, и не краснеет. Знаю я ее баньку – там только воды наносить, и то заранее сдохнешь. Может, Генка ее с сыночком только вчера-позавчера в поход отправились, и котел заранее приготовили? Но все одно врет, нюхом чую. Ну ладно, для такого мелкого вранья миллион причин может быть.

– Лучше бы не сама. А то – отсыпалась, баньку топила. Соседи тебя хоть видели?

– С нашими заборами? – она грустно усмехнулась.

– В самом деле… Значит, алиби у тебя нет, – подытожила я.

– Алиби?! Ритка! Ко мне американцы через две недели приезжают, только все наладили…

Про американцев я слышала уже давно, так что не очень удивилась. Но вот уж воистину некстати.

– Да уж, только американцев нам тут и не хватает. Через десять дней, говоришь? Ну тем более. Давай пока вернемся ближе к телу. О Господи! Сто раз эту шутку повторяла, а теперь звучит, как… Все, хватит. Кто она, где ты была вчера и так далее?

Через десять минут нарисовалась следующая картинка. Ланка вчера отпустила секретаршу, у которой случился очередной «пожар» – какой, Ланка не знает, все, как обычно, «Лана Витальевна, мне очень надо», давно уволить пора, тоже мне – офис-менеджер! Отпустила барышню, часа в три все закрыла и умотала домой – есть, отсыпаться, баньку топить. Баньку… Ключ у секретарши, конечно, был, еще один имелся у бухгалтерши, но той вчера не было.

– Теперь давай о жертве. И не сочиняй, будет у тебя еще такая возможность, а уж друзьям лгать и вовсе грешно. Кто она, когда последний раз виделись, как зовут?

– Стелла Грей, – продекламировала Лана Витальевна, усмехнувшись.

Я аж подпрыгнула:

– Как?! Ты издеваешься? Или она из этих твоих американцев?

– Да нет, Света она, Серова, – успокоила меня Ланка. – Уперлась – у супер-модели имя тоже должно быть супер. Хотя модель из нее – как из меня китайский падишах.

– В Китае никогда не было падишахов, – растерялась я.

– Вот именно, – подтвердила Ланка.

– Стелла Грей, значит? Потрясающе. Светлана Серова – скромненько и со вкусом, очень прилично, по-моему.

– Это на твой вкус. А она, – Ланка поморщилась, – вбила себе в башку, что надо что-нибудь аристократическое. Скажи спасибо, что не Галадриэль.

– Она что, до такой степени дура была?

Ланка обреченно махнула рукой:

– Даже хуже! Из тех, кто сам себе на ноги наступает. Когда я ее последний раз видела – где-то после Нового Года – она явилась сюда мне скандал закатывать. Мол, портфолио, что я ей делала, никуда не годится, а я испортила ей карьеру. Хотя там той карьеры…

– И потребовала все исправить?

Ланка на секунду задумалась и ответила как-то удивленно:

– Ты знаешь, нет. Она вообще ничего не требовала – по-моему, у нее больше одной мысли в голове не помещалось. Просто заявилась, закатила истерику, пообещала мне веселое будущее – и все.

– Давно ты ей портфолио делала?

– Да еще за год перед этим, где-то так, надо документы посмотреть. Она, видать, со снимками потыкалась по агентствам, миллионных контрактов ей никто не предложил, ну и решила, что это я виновата. На зеркало, сама понимаешь, пенять легче.

– А к другому фотографу она обратиться не пробовала?

– Надо поспрашивать. Может, и обращалась, только зачем бы тогда мне скандал устраивать?

– Да просто так, для самоутверждения. Но вообще, конечно, глупость. Хотя, если она действительно была такая идиотка, как ты рассказываешь, почему бы и нет? Кстати, тебе не кажется странным, что сумочки нет? И одежда без карманов. Хотя бы деньги человек должен где-то держать? И косметику, а?

После минутного размышления Ланка предположила:

– Может, она на машине была?

– Замечательная идея. И тогда машина до сих пор стоит где-то у Дворца. Правда, ключей тоже нет – ни от этой мифической машины, ни от студии. Разве что подвез кто… Ладно, пора уже звонить. Лишнего врать не следует, так что вчерашний день оставим, как есть: ушла отсюда трех, была дома, отдыхала, – я сделала паузу, давая Ланке возможность подкорректировать свою версию вчерашнего времяпрепровождения. Но мой щедрый дар остался невостребованным. Что ж, врет она наверняка, чем хочешь поклянусь – но будем надеяться, что к трупу все это отношения не имеет, мало ли почему люди врут, после разберемся. – Если тебя никто не видел, значит, не видел, алиби бывают только у преступников. Вот у меня на вчерашний вечер тоже пусто.

– А тебе-то зачем? – удивилась Ланка.

– А затем, дорогая моя, что труп мы обнаружили вместе.

– Как это?

– Глазами, радость моя, глазами. Ты во сколько пришла? Сегодня, то есть.

– Ну… Полдесятого, плюс-минус несколько минут.

– О кей. Это оставим как есть, вахтерша тебя знает, могла время заметить. Черт! Не получается, чтобы мы вместе пришли. Она и на меня ведь внимание обратила. Хотя… В джинсах и футболках миллион человек ходит…

Лана покачала головой:

– Не пойдет. Она бывший парикмахер, в глаза профессионала твоя грива бросается, как… как я не знаю что.

– Преувеличиваешь, – усомнилась я.

– К зеркалу повернись, да посмотри: длина, объем, густота, плюс цвет натуральный, да еще и нетипичный: не рыжий, не русый, не каштановый, в общем, не разбери поймешь, очень впечатляет. Так что могу поручиться, что тебя она тоже заметила.

– Ладно, пусть. Я приехала в десять. Зачем?

Ланка просекла идею влет и с места в карьер начала сочинять:

– Я хотела – кстати, это даже не вранье, только думала дня через три этим заняться, ты же быстро работаешь – хотела, чтобы ты сочинила концепцию для американцев. Юридические документы практически готовы, а остальное все пока на словах. Какой-то рекламный текст всегда нужен?

– Подходяще, – согласилась я и уточнила: – А почему не попросила по телефону?

– Пф! Аудитория неясная, акценты тоже, обговорить надо много…

– И вообще давно не виделись, так хоть по делу друг на друга поглядеть, годится? Ты мне звонила неделю назад, мы договорились на сегодня на полдесятого, хорошо? Кстати же, я на днях как раз собиралась по книжным в этом районе прошвырнуться, вот заодно и к тебе решила заглянуть. Так, деньги какие-то у меня с собой есть. А то Ильин ни за что не поверит, чтобы я по книжным просто на погляд отправилась, с него станется и карманы проверить. Значит, договорились мы на полдесятого, полдесятого меня нет, ты мне звонишь, я лечу со всей мыслимой скоростью – для меня схема совершенно типичная, проспала, например. Чем ты занималась до моего появления?

– Не подозревая о том, что… – Ланка кивнула в сторону «сюрприза».

– Абсолютно не подозревая. Зачем тебе студию осматривать, ты ее миллион раз видела, наизусть знаешь. Если мешки с сеном на месте, тела не видно, так? Значит, чем ты занималась эти полчаса?

Она пожала плечами:

– Обдумывала эту самую рекламную концепцию.

– Полчаса? – усомнилась я.

– А хоть бы и три часа! – Ланка вперила вдохновенный взор в стену и вцепилась зубами в карандаш – живая иллюстрация к заданной теме «Муки творчества» или, в современном духе, «Креативные судороги». – Я ведь и сама-то толком не представляю, чем этих американцев грузить. Так что искала плодотворную дебютную идею.

– Отлично. Значит, сидела, грызла ручку, ждала опаздывающую Маргариту Львовну… Стоп. Что ты там говорила насчет одиннадцатичасовой съемки?

– Я ее отменила.

– Во сколько?

– Ёлкин корень! Минут за десять, может, за пятнадцать до твоего появления.

– Ай-яй-яй! Даже идиот удивится – с чего бы это? А Никита свет Игоревич – далеко не идиот. Думай, Ланка! Нужна железная причина.

– Рит… Ты думаешь, что это я?

Святый боже, святый крепкий, святый бессмертный, помилуй нас!

– Нет. Я уже сказала, кажется?

– Почему? – не унималась она.

– Тебе это так важно? Ну, например, потому что в таком случае ты эту чертову съемку отменила бы еще вчера. Уж в чем, в чем, а в идиотизме тебя подозревать не приходится. Ланочка, солнышко, некогда сейчас все мои резоны разъяснять. Успеем. Тебе самая срочная задача – придумать, почему вдруг ты съемку отменила? Если мы сейчас быстро все не придумаем, то поплывем до самой Антарктиды, честное слово!

– А там не жарко… – мечтательно молвила Ланка. – Вообще-то я эту тетку с ее жирным и наглым отпрыском терпеть ненавижу. Может, я просто поддалась настроению? А? Тем более и формальный повод для самооправдания неубиваемый – посидела, поразмыслила, поняла, что в час мы с тобой, то есть, с концепцией никак не уложимся, а договор с американцами мне в сто раз важнее этой бабищи. Вот и ухватилась за возможность послать ее – хотя бы на время – подальше. Дала себе поблажку. Годится?

– А что? По-человечески вполне понятно, пожалуй, сойдет. Такие недокументальные объяснения, в общем, выглядят наиболее убедительно. Все мы люди, у всех нас есть слабости. Так, с этим ясно. Значит, ты сидишь вся в размышлениях – почеркай там чего-нибудь на листочках для наглядности – тут, наконец, Маргарита Львовна вся в мыле влетает. Так, влетела, сразу быка за рога, в рассуждения я быстро включаюсь. И натурально, начинаю по студии расхаживать, – я прошлась по офису туда-сюда, – грешно, конечно, наверняка следы затаптываю, но черт с ними, пусть эксперты немного помучаются, не моя головная боль. Походила, осмотрела перегородку – я ее действительно впервые вижу. У Маргариты Львовны любопытства четыре мешка и три коробки, а ручонки шаловливые и вовсе привязывать надо. Увидела перегородку, надо попробовать, как она ездит, так? Потянула туда-сюда… – я осторожно взяла один из мешков, переставила его «на место», подтянула к нему перегородку, – вот видишь, мешок зацепился… и упал, стало видно ножку, Маргарита Львовна – ах!

– Рит, а зачем надо, чтобы тело мы вдвоем обнаружили?

Ох, самое сложное – объяснять самые простые вещи. По-моему, Ланочка до сих пор не понимает, насколько она влипла. Для меня-то ее непричастность – по многим причинам – абсолютно очевидна, но поди докажи это хотя бы тому же Ильину.

– Да не то чтобы надо… Однако тонуть в компании завсегда приятнее, нежели в одиночку. А двое подозреваемых – в десять раз веселее, чем один. Не дрейфь, будем перестукиваться.

– Прямо так сразу и подозреваемых?

– А ты как думала? Ланочка, этот труп до такой степени воняет, что бросить все просто так они не смогут. Не бытовуха, не несчастный случай, в сверхъестественные силы они тоже не верят. Труп – штука сугубо материальная, не колдовством же он здесь оказался, так? С кого-то надо начинать? Естественно, начнут с хозяйки и ее гостьи.

– Ну всегда вроде спрашивают, нет ли у вас каких подозрений. А ты, кстати, меня не спросила.

– А смысл? Если бы они у тебя были, уже сказала бы. Или есть?

Ланка думала не больше двадцати секунд:

– Пожалуй, нет. Разве что абстрактные – любовник, ревнивая баба, какая-нибудь мафия.

– И еще половина населения земного шарика. Вот только почему здесь? Слушай, может ты дорогу кому перешла? Ну там, конкуренты, завистники, а?

Ланка пожала плечами.

– Да естественно, конкуренты, не без этого. Но до такой степени? Бред.

– Ну вот, – усмехнулась я, – собрались две максималистки. За полчаса давай все разгрызем, да? Бог с ними, с мотивами, это потом. Главное – с последовательностью собственных действий разобрались. Так? А, да. Сколько я расхаживала, пока перегородку дергать не начала? Минут пятнадцать, наверное? Или двадцать? Ну где-то так, на часы мы не смотрели. Потом обнаружили подарочек, минут сколько-то побыли в обалдевшем состоянии… Шок, ступор, попытка понять, что произошло, бессвязная болтовня. Потом до двух девиц доходит, что надо бы и милицию вызвать – не сразу доходит, такие уж мы, творческие личности, безо всяких рамок. Кстати, о рамках. Вряд ли возможно незаметно пронести тело по вашим переходам и лестницам, значит, живая пришла, так?

– Ну… Черный ход есть.

– Где?

– Да вот, как выйдешь от меня, соседняя дверь прямо в конце коридора. Пожарный запасной выход. Только там всегда закрыто. У меня даже ключа нет, будем гореть, придется на главную лестницу бежать.

– Это радует. А еще больше радует, что способности шутить ты не потеряла.

Я выглянула в коридор. «Всегда закрытый» запасной выход был не то что не заперт – даже немного приоткрыт. По крайней мере на первый взгляд. Или тут дверь такая хитрая, неплотно закрывается? Я огляделась: в коридоре пусто. Осторожненько дотянувшись до двери запасного выхода, я подцепила ее край ногтями – благо, они у меня почти железные, шурупы отворачивать можно – дверь послушно подалась. Не заперта. Ногтями же я вернула ее в первоначальное положение и вернулась в студию. Мамма мия! Без двадцати одиннадцать! Немедленно звонить – и пусть Никитушка будет на месте, иначе от всех странных обстоятельств мы с Ланкой не то что до приезда американцев – до второго пришествия не отмоемся.

2.

Всем нашим встречам разлуки, увы, суждены…

Комета Галлея

Майор Ильин мог быть где угодно: в отпуске, в командировке, в погоне за кем-нибудь особо опасным, на тех же шашлыках. Это я существо тихое и домашнее, а Никита Игоревич – личность, как правило, абсолютно неуловимая.

Но – судьба хранит идиотов, а в особенности идиоток – ненаглядного удалось поймать с одного звонка. О да, не исключено, что это был вовсе не подарок судьбы, а напротив – ехидная ее ухмылка. Однако из соображений самосохранения разумнее считать, что подарок, все равно проверить «что было бы, если бы майор был в отсутствии» – как это проверишь?

Сказать, что мой звонок Ильина осчастливил, – это ничего не сказать. Не поручусь, что он там у себя на радостях сплясал джигу, – не видела, врать не стану. Но трубку телефонную он в порыве восторга точно повредил. Во всяком случае, что-то там у него хрустнуло. И предпочитаю думать, что в порыве именно восторга, а не иных чувств. Все-таки майор – удивительно темпераментный мужчина!

Но – сдержанный. В соседние камеры нас с Ланкой не посадили. Собственно, не только в соседние – совсем не посадили. Даже обидно несколько. И совершенно неинтересно. Много народу, много скучных вопросов.

Ильин, видимо, уже настолько привык к моей способности натыкаться на трупы (и иногда – буквально), что мое неправдоподобно своевременное появление в студии его, кажется, ничуть не насторожило. Зато – мало ему Ланкиной информации – всю душу из меня своими вопросами вытряс. По-моему, он был уверен, что я если и не убила эту девицу собственноручно, то как минимум отлично знаю и убийцу, и жертву. Или хотя бы жертву.

В конце концов я уже и обиделась:

– Знаешь, дорогой, вначале я еще была в себе уверена и могла присягнуть, что вижу эту особу впервые в жизни. Но, честное слово, чем дольше на что-нибудь или кого-нибудь смотришь – тем больше сомнений возникает. Я ее уже наизусть выучила, она мне месяц сниться будет. Ты меня еще полчаса поспрашивай, так я поклянусь, что знала жертву сто лет. Надо только придумать, откуда она мне известна.

Выраженье лица господина майора было спокойным – «как пульс покойника», по меткому выражению классика – вот это выдержка у мужика! Только глаза сузились. Романист девятнадцатого века написал бы: «Он прилагал немыслимые усилия, чтобы справиться с обуревавшими его чувствами». Я не романист и уж тем более не девятнадцатого века. Думаю, Ильина обуревало неодолимое желание плюнуть на нормы джентльменского поведения и тихо меня придушить…

Победили нормы.

– Проваливай! Понадобишься – найду.

Возмущению моему не было предела:

– Я Ланку не брошу!

– Вот и дожидайся ее где-нибудь там, – майор махнул куда-то в сторону Таймыра.

– Вот еще! Я все-таки главный свидетель или кто?

Вот вам. У него опыт, а у меня вся мировая энергия в одном отдельно взятом теле. Никита устало поинтересовался:

– И почему же ты главный свидетель?

– Здрассьте! – возопила я, надеюсь, достаточно искренне. – Кто тело обнаружил?

Взор Никиты Игоревича засветился смутным подозрением. Массаракш! Он-то всю жизнь считает, что я умная, а я тут дуру фирменную изображаю. И почему я всегда переигрываю?

Но нет худа без добра. Из ДК мы с Ланкой вышли вместе. Разыскали открытое кафе, хряпнули по коньячку и тупо уставились друг на друга.

– Ну, какие соображения?

Ланка помотала головой и махнула вторую рюмку, как воду, буркнув:

– Только матерные.

– Тебя хоть не подозревают? – я отхлебнула кофе. Великанова у нас – девушка крупная, а мне, тем более в жару, и пятидесяти граммов за глаза хватит.

– Да вроде нет, – протянула она. – Можно было тебе на амбразуру не бросаться, хотя все равно спасибо.

– Маргарита Львовна, тебе не объясняли в детстве, что врать грешно, а врать официальным представителям официальных же органов так и просто недопустимо? Это какую же амбразуру ты, радость моя, на этот раз закрывала?

Пластиковый стульчик подо мной явственно закачался. Ильин, точно как в старой пошлой поговорке, подкрался незаметно. Хотя, скорее всего, он и не подкрадывался, это мы, умные, ничего вокруг не видим. Вот он-то, ручаюсь, в один взгляд оценил все: и серые физиономии, и коньяк посреди белого дня – вообще-то Ланка предпочитает мартини, о чем Никита, правда, не знает, а я токайское с минералкой, о чем ему прекрасно известно. Поманил официантку, окинул нас синим взором и заказал три коньяка, апельсиновый сок и кофе.

– А ты не лезь в бабскую болтовню! – вскинулась я. Хотя чего уж там запирать конюшню, когда лошадей уже увели.

Стрела моя пролетела мимо. Майор, усмехнувшись, брякнул на стол перед Ланкой связку ключей:

– Там закончили. Кстати, Риточка, не кидайся на поиски профессионального взломщика, знаю я тебя. Замок там простенький, однако открывали, вероятнее всего, родным ключом. Вот первый, второй у секретарши, третий у Ларисы Михайловны, бухгалтера. Так?

– А у коменданта – или как они теперь называются? На случай пожара, наводнения и прочих эксцессов? – вмешалась я.

– Само собой, – устало согласился Никита. – Ящик размером вот с этот стол, и в нем куча железа. Нужный ключик мы нашли. Технические подробности можно опустить, но, похоже, комендантский ключ как в ящик попал, так там и лежал. Если тебя именно он интересует.

Никита Игоревич лениво вытянул из пачки сигарету, щелкнул зажигалкой и расслабленно раскинулся в легком креслице, явно наслаждаясь отдыхом. Коньяк делал свое дело – отключал тормоза и пробуждал здоровые природные инстинкты. Глядя в прекрасные сине-зеленые очи, хотелось думать, что несокрушимый Ильин не устоял против моих колдовских чар – плюс жара, не забывайте – подтаял и начал, забыв о тайне следствия и служебном долге, подтекать информацией.

М-да, приятно, конечно, так думать, вот только откуда бы взяться колдовским чарам? На внешность не жалуюсь, но уж чего-чего, а неземной красоты за мной отродясь не водилось. Не кривая, не косая, не рябая – и все, из выдающегося только та самая «невероятная» шевелюра (что да, то да, люблю, горжусь и лелею, хотя она, кажется, сама существует, несмотря на все мои усилия) да ноги, «самые длинные в редакции». Все прочее вполне на уровне, однако отнюдь не потрясает. А главное – Никитушка ведь не сообщил ничего такого, чего я и сама не узнала бы в самом скором будущем. Информация-то – лишь руку протянуть да уши пошире открыть.

Причем желательно совсем пошире, чтобы ими еще и обмахиваться можно было. Ласковый май, черт бы его побрал!

На пыльном газоне дрых тощий серый котяра, чуть подальше, метрах в трех-четырех стайка воробьев сосредоточенно и шумно обследовала асфальтовые трещины в поисках съестного. Котяра на полмиллиметра приоткрыл левый глаз, терпеливо дожидаясь, когда пернатые окончательно привыкнут воспринимать его как элемент пейзажа и приблизятся на расстояние, позволяющее превратить едоков в еду.

Ильин пускал колечки, сосредоточившись на этом занятии, как на самом главном в жизни деле. Станиславский явно отдыхал и, возможно, даже вместе с Немировичем-Данченко.