Текст книги "Привет, любимая (СИ)"
Автор книги: Елена Квашнина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц)
– Ты еще не забыла, что я неплохой врач? – съехидничал он, когда возня закончилась и мне была предоставлена возможность отдышаться.
– Разве ты дашь забыть?! С тобой вообще не соскучишься!
– А без меня? – вдруг очень тихо и серьезно спросил Рыжий.
Что я могла ему ответить? Что у меня сквозняки в голове гуляют? Что кроме него есть еще целый огромный мир? И не только это. Могла сказать, что нужен целый огромный мир – заполнить ту пустоту, которая возникает, когда его нет рядом. Но я ничего не сказала. Уткнулась ему в плечо носом и заревела.
– Ох, и любишь же ты, Алька, поплакать! – заметил он, гладя меня по голове.
Потом мы долго молчали. Очень долго. И сон никак не приходил. Вот ведь подлость! То спать хочется – сил нет, то никак не заснешь.
– Послушай, Аль! – шевельнулся Мишка. – Почему Светка с Олегом ничего не знают? Ты что, им не сказала?
– О чем? – я сделала вид, будто не понимаю.
– О нас, конечно.
– Почему не сказала? Сказала.
Минуты три он ждал. Потом не выдержал.
– Молчишь?
– Не мешай! Я подсчитываю, сколько раз я им об этом говорила.
– И что?
– И ничего. Они не верят. Думают – это шутки у меня такие дурацкие.
– Олег тоже не верит?
Ну вот! Вот оно! Началось. Я так и знала, у нас без разборок не обойдется. Теперь будь начеку. Самое страшное, что никогда не угадаешь, как он себя поведет. Может расхохотаться. Может морально уничтожить. Лучший вариант – оскорбленное молчание. Чаще же всего – дикое бешенство. Ну, пусть! Лучше раньше, чем позже. Лучше правда, чем полуправда.
– Олег считает: у него есть все основания соперничать с тобой.
– А они у него есть?
– Миша!!!
– Что, Миша?! Что, Миша?! Вон он как сегодня к тебе завалился: без приглашения, без стука. Как к себе!
– Он, между прочим, не один завалился. Он со Светкой завалился.
– Угу! Под прикрытием!
– Ты ревнуешь? – осторожненько прощупала я почву.
– Была нужда! – презрительно процедил он.
– Ну, раз не ревнуешь, тогда я дальше расскажу...
– Что же это, интересно?
Ему, видите ли, интересно! А каким тоном-то говорит! Мерзавец! Ему мало знать, что его ждали! Ему подавай собачью верность!
– Они со Светкой полтора года ко мне заваливались, как ты изволил выразиться.
– А вот это ты врешь! – Рыжий вытянул из-под меня свою руку и даже немного отодвинулся. – Назло мне врешь! Олег только на месяц раньше меня из армии вернулся.
– Да он в городе служил. При штабе. Каждую субботу увольнительную на двое суток получал.
– Ну и иди к своему Олегу! – Рыжий был неожиданно спокоен.
Мне стало весело. Хорошо вот так лежать, смотреть в темноту и улыбаться. Не взбесился, не надумал скандалить. Изменила его армия. Сильный толчок в плечо даже ошеломил. Я наполовину свалилась с кровати.
– Ты что, сдурел?
– Было же сказано: иди к своему Олегу! Иди, любимая, иди!
– Между прочим, это моя комната! – огрызнулась я, – И моя кровать!
– Сказано: уходи!
О, господи! Да он просто в бешенстве. Сам от злости трясется, и кровать под ним ходуном ходит. Ну, вот тебе и правда! Для чего сказала? Накликала беду и только. Знала же, чем это кончится. Он и раньше мне по ночам допросы устраивал. Подзабыла об этом за два года, что ли? Как я боялась таких разговоров! До истерики! Старалась малейшего повода не давать, по струночке у Мишки вышагивала. Но теперь меня словно муха какая укусила. Ведь едва вернулся. Столько не виделись. Мог бы и подождать, потерпеть недельку. Я ему не собственность! И не шлюха! Сколько можно! Хватит! Хочешь скандала? Будет тебе скандал!
Кубарем скатилась с кровати, куда опять успела залезть. Кое-как в темноте нашла халат. Надела его. И, сцепив зубы, пошла к двери, на ходу застегивая пуговицы. Взялась за ручку двери. Но открыть дверь не успела. Рыжий навалился на меня сзади всем своим многотонным телом.
– И куда же ты так резво побежала?
– Куда ты приказал, туда и побежала!
Не буду с ним ночевать, лучше в сенях посижу. Ему дозволено было Светку в первый же день полтора часа провожать. Прошли те времена, когда моего сопротивления хватало ровно на полминуты. Я выросла. И желаю, чтобы меня не только хотели, но и любили. А любовь предполагает уважение.
Рыжему пришлось изрядно попотеть. В ход у меня пошло все: локти, колени, голова, зубы и даже ногти.
– Да уймись же ты, в самом деле, чертова баба! Смотри – всего искусала, – кряхтел Рыжий. Он крепко спеленал меня руками, помогая себе одной ногой, на второй утвердился прочно, не шатался. Я сдула со лба влажную прядь, немного отдышалась и сказала:
– Пусти, Рыжий! Иначе еще больше искусаю.
– Куда?
– Что?
– Куда отпустить-то, спрашиваю?
– К Олегу!
– К Олегу? – с неискренним сочувствием переспросил Мишка и сразу же добавил, – Еще чего?! Помечтай немного.
И опять ему пришлось использовать грубую мужскую силу. Наступил момент, когда до Рыжего все-таки дошло, что борьбу эту я веду совершенно серьезно. Вот тут-то мне пришлось действительно туго. И, если лёгкая затрещина не совсем охладила мой пыл, то увесистый шлепок под зад заставил на минуту притихнуть. Этого оказалось вполне достаточно. Мишка перекинул меня через плечо, подержал немного вниз головой и бросил на кровать, как мешок с картошкой. Я бы, наверное, успела скатиться с кровати, но он молниеносно шлепнулся рядом. Одну руку быстро просунул мне под спину, другой придавил грудь. Я закрыла глаза и закусила нижнюю губу. Это для того, чтобы не сказать ему ни единого слова. Даже если очень захочется. Тем более, если захочется.
– Повоевали и баста! – переводя дух проговорил Мишка. – Что еще за бунт?!
Молчать, конечно, трудно. Очень трудно. Так и подмывало сказать ему что-нибудь злое и обидное.
– Запомни! – Мишка, не торопясь, подбирал слова, словно гвозди в гроб заколачивал, – Ты – моя женщина! Не Олега! Не соседа! Не кого-то еще! Ты – моя женщина! Какие бы ссоры у нас с тобой не случались. Это на всю жизнь, Аля. В армии это стало ясно, как божий день. И не бунтуй. Ничего не получится.
Я все еще цепляла зубами нижнюю губу.
– Молчишь... – он усмехнулся. – Обиделась... Ну, и молчи себе на здоровье. Я отлично знаю, да ты и сама знаешь не хуже: стоит мне до тебя дотронуться и все... сопротивляться ты больше не в состоянии – готово – моя...
О! Только не это! Можно молчать столетие, но сдаться без боя от одного его нежного прикосновения к плечу. Только не это! И ведь как он меня знает, гад! Кишками что ли чувствует?
– Хватит дуться, Алька! Я два года ждал. Ты и представить себе не можешь, что это значит – такому мужику, как я, два года без твоей ласки.
– А я не ждала, да?
Ну, вот, пожалуйста! Сорвалась. Язык мне надо вырвать. Голову – открутить.
– А ты ждала? – Мишка поторопился воспользоваться моей оплошностью.
– А как ты думаешь? – обида все еще застилала мне глаза.
Он провел рукой по моей груди:
– Опять на тебе одежда?
Ну, вот и поговори с ним, когда у него одно на уме.
– Миш, ты все сказал?
– Угу...
– Теперь я скажу... И, пожалуйста, не перебивай.
– Заметано, – Мишка поднял с пола одеяло и стал расправлять его на кровати.
– Погоди ты с одеялом. Давай, сначала о нас... Если бы мне хотелось быть с Олегом, я была бы с ним. С ним, а не с тобой. Это понятно? Без тебя тут целых два года гуляй – не хочу. Я сидела дома и ждала. Носа никуда не высовывала. Если ко мне кто-то заходил, то исключительно по-дружески.
– Это Олег-то по-дружески?
– Говорить он мог, что угодно. Вел же себя очень сдержанно. И не моя вина, если он мне не верил.
– Документ бы ему показала!
– И осталась совсем одна? Ты же всех моих друзей разогнал. Олег со Светкой еще как мою жизнь скрашивали. Они и твои друзья, между прочим.
– Написать, между прочим, было не трудно.
– Зачем? Чтобы ты психовал? И ты сам должен понимать, Олегу давно надеяться не на что.
Рыжий сидел на кровати, подтянув колени к подбородку и обняв их руками. Молчал. И я молчала.
– Знаешь, Аль, я не дурак. Так к тебе спешил... Летел, сломя голову. С матерью чаю не выпил, не посидел у неё, торопился. Думал, только вдвоем будем. А тут, на тебе!
– Да я их сегодня и не ждала. Они должны были только завтра вернуться. И чего тебе с ума сходить? Ты теперь здесь. Все под надзором.
– Тогда не обессудь... Тянуть резину не буду. Сам с ним поговорю.
– Это ваше с ним дело. Кстати, заодно уж и со Светкой разберись.
– А что Светик?
– Ты ничего не заметил? Или притворяешься?
– Я – мужик. Мне можно.
– Чего? Чего? Тебе, значит, можно, мне...
Договорить не удалось. Рот мой вдруг оказался занят очень важным делом.
* * *
Что-то мокрое и холодное коснулось моих пяток. Вот мерзость-то. Так спать хочется.
– Вставай, любимая. Солнце уже высоко.
Сил хватило открыть только левый глаз. И то – с трудом. Мишка стоял у кровати в одних трусах и с полотенцем на шее. Волосы, лицо и грудь были мокрыми. Руки тоже. Умывался и не вытерся.
– Вставай! – он снова схватился мокрой рукой за мою пятку.
– Рыжий, отстань... Дай поспать-то! Заснули черти когда...
– Тетя Нина на работу уходит. Ругается, что не встаем. Завтрак пропадает.
– А-а-а... – я зевнула, открыла второй глаз, – Это она просто так. Понимает все прекрасно, просто не может не ругаться – в силу характера.
За окном послышались голоса. Сон окончательно прошел. Кто это в такую рань? Послушать, что ли?
– Здравствуй, здравствуй, – это тетка.
– Мишка у вас?
Принесла нелегкая. Подождать нельзя было? Мало мне неприятностей...
– У нас, у нас. Где ему быть-то еще?
– А где он?
– Да ты Альке в окошко постучи, – хитро посоветовала Олегу тетка.
Вот мудрит! Ей и разбудить нас неймется и, вроде, не положено. Пусть Олег будит, а она, дескать, здесь не при чем. Политика! Но Олег-то! Неужели постучит? Вот номер будет!
Мишка подошел к окну и стоял, прислушиваясь к разговору. На его роже блуждала вредная усмешка. Раздался негромкий стук в стекло. Рыжий раздвинул шторки. Всмотрелся в Олега. Кивнул ему. И распахнул настежь окно. Вот ведь актер. И не подумаешь, что он знал о раннем госте.
Олег заглянул в комнату и ошарашено уставился на Мишку. Я лежала и благоразумно притворялась спящей, разглядывая их обоих сквозь ресницы. Из нас с Рыжим получился неплохой дуэт обманщиков. Мишка снял полотенце с шеи.
– Привет, Олежка!
И только тут якобы вспомнил, что не одет, стоит босиком и в одних трусах. Мерзавец. Ай, какой великолепный мерзавец.
– Алька, что, спит? – настороженно спросил Олег.
– Угу. Подожди, я к тебе сейчас выйду, – Мишка быстро провел полотенцем по груди и плечам, промокая капельки воды, и перекинул свои длинные, крепкие ноги через подоконник.
Куда он, черт рыжий? Куда же он, черт рыжий, полез прямо через клумбу? Цветы-то, цветы! Тетка голову с нас снимет.
Они остановились так, что мне и видно, и слышно их было отлично. У Рыжего всегда все продумано.
– Сволочь ты, Миха! – враждебно-неодобрительно начал Олег.
– А что случилось? – прикинулся дурачком Рыжий. Прикидываться дураком являлось его хобби.
– Ты ночевал здесь?
– А где мне ночевать прикажешь?
– У себя!
– Ты же знаешь, бабка умерла. И дом, между прочим, заколочен. Вообще, – он махнул рукой в сторону окна, – Здесь мне лучше.
Зачем он так? Это уже слишком.
Олег побледнел, стиснул зубы и сжал кулаки.
– Скажи честно, ты спал с ней?
– С кем? – Рыжий округлил глаза.
– С Алькой! Если «да» – я тебе морду сворочу!
– Какие мы смелые! – Мишка поиграл бицепсами, – Думаешь, справишься?
– Я тебя убью, гад! – сквозь зубы процедил Олег.
Тут, видимо, Рыжему надоело собственное притворство. Даже мне было хорошо видно, как заледенели у него глаза.
– С каких это пор мужик не имеет права спать со своей женой?
– Ладно тебе, дуру гнать! Не успел вернуться, уж Алькины дурацкие шуточки подхватил.
– Шуточки?! – Мишка зло сплюнул. – Ну-ка, подожди здесь.
И пошел к окну.
– Сбегаешь? – крикнул ему вдогонку Олег.
Рыжий влез в комнату через окно и деловито осведомился:
– Алька! У тебя паспорт здесь или в городе?
– Здесь, – я села на кровати, прикрываясь одеялом, – В синей сумке.
– А сумка где?
– Да вон, на гвоздике висит.
Олег наблюдал за нами через окно. Вид у него был!
Мишка обшарил сумку, вытащил мой паспорт и опять через окно, прямо по цветам, зараза, направился к Олегу.
– Ты мою фамилию не забыл? – насмешливо поинтересовался у Олега.
– Вроде, нет... Ну, Кузнецов...
– Тогда читай, что здесь написано, – Рыжий протянул ему паспорт, не выпуская из рук, – Читать умеешь? Кузнецова Александра Владимировна. Теперь посмотри на страничку под номером девять.
Олег взял паспорт.
– Читай вслух, чтобы я слышал, – жестко потребовал Мишка.
Олег прочел:
– Отдел ЗАГС Свердловского района...
– Дальше, дальше, – нетерпеливо перебил Мишка.
– Шестнадцатого ноября тысяча девятьсот семьдесят четвертого года зарегистрирован брак с гражданином Кузнецовым Михаилом Анатольевичем тысяча девятьсот пятьдесят пятого года рождения...
– Ну? – Мишка презрительно сощурился.
– Ничего не понимаю, – растеряно взглянул на него Олег, – Значит, это правда? Но когда?
– Там написано.
Олег выглядел в этот момент таким жалким и потерянным, что у меня сжалось сердце. И почему я сама не показала ему свой паспорт? Или свидетельство о браке? Еще тогда, когда разговор об этом зашел в первый раз? По крайней мере, вышло бы не так жестоко. Вот перед кем я действительно виновата, так это перед Олегом. А, впрочем, чего уж там...
Невольно вспомнились события трехлетней давности. Подслушанный ночью разговор. Неужели же было? Рыжий с Олегом о чем-то мирно разговаривают. Слава богу, не подрались. А могли. Мишке свою энергию девать некуда.
Тогда, три года назад, Рыжий развил такую бурную деятельность, мы с отцом диву давались. Он не мог просто так жить со мной. Ему надо было уйти в армию женатым. Я и охнуть не успела, как он все устроил. В какой-то женской консультации добыл нужную справку. Сам разбирался с комиссией в Райсовете. Через месяц после его рождения из струй дождя у меня на пороге мы расписались. Отец был категорически против, но Рыжий и его сумел охмурить. Потом-то я узнала, что Мишкины родители – номенклатура высокого ранга. Выходит, устроить нашу свадьбу Рыжему оказалось не так-то и сложно. Но зато со своими родителями отношения он испортил окончательно. Там и без того имелись давние и серьезные разногласия. Вместо отдыха на югах или госдаче он мотался к бабке, которой его предки стыдились. Сам выбрал себе институт и поступил без блата. Сам захотел идти в армию, военная кафедра медицинского его не устраивала. Надо настоящих трудностей хлебнуть на всю катушку. А теперь еще и женился так рано и неизвестно на ком. Его мать разговаривала со мной сквозь зубы. Отец – вообще не разговаривал. Их возмущение меня не трогало. У них подрастал еще младший сын – свет в окошке. Полная противоположность Рыжему. Оправдывал все надежды родителей. Я его так никогда и не увидела. Во-первых, он готовился к институту. Всякие там курсы, языки. Во-вторых, он брата считал паршивой овцой и встречаться не хотел сам. Это меня вообще не заботило. Существовала куча других проблем. Например, со школой. Его родители заехали к нам в день свадьбы минут на десять – поздравить. Они разговаривали с Мишкой и с моим отцом. Тетю Нину откровенно игнорировали, – «Деревня!» Рыжего их визит оскорбил несказанно. Он переехал к нам и с родителями почти не общался. Да и некогда было. Днем – в институте, вечером подрабатывал на «скорой». Правда, его мамочка немного сменила гнев на милость перед самой армией. Но мы с ней общались только по телефону и, как дипломаты на переговорах о разоружении. В конце мая Рыжий ушел в армию. Почти одновременно с Олегом. Но Олег успел закончить техникум, а Мишка только три курса Медицинского... Те полгода отсрочки, которые предоставил ему военкомат в связи с женитьбой, потратились на разные глупости. Например, чтобы в школе не узнали о моем замужестве. Исключили бы сразу. А Рыжий хотел видеть у меня полноценный аттестат зрелости – не из вечерней школы. И, разумеется, студенческий билет. Столько притворяться и врать мне еще никогда не приходилось. С Рыжим тоже оказалось трудно. Он всегда все про меня знал: где была? что делала? с кем трепалась у магазина? По ночам он устраивал дикие сцены ревности. Если бы он действительно был Отелло. Нет же. Просто собственником. И не стеснялся этого. Я жила, как на вулкане, и всего боялась: не узнали бы в школе; не увидел бы меня Рыжий с кем-нибудь из знакомых парней; не забеременеть бы ненароком; и много-много других «не». Спокойно вздохнуть удалось только, когда Рыжий ушел в армию, а я благополучно закончила школу и успела поменять паспорт, чтобы вовремя подать документы в институт. И, конечно же, поступить. Попробуй я провалиться на экзаменах! Мишка был способен даже дезертировать из части, чтобы разобраться со мной по-свойски. Иногда я жалела, что мы с ним поженились. Прежней простоты в отношениях уже не наблюдалось. Одни сложности. Он сходил с ума. Но из-за чего? Из-за женщины, а не человека. За зиму я это сумела понять. А когда осталась одна, засомневалась, нужно ли ему от меня еще чего-нибудь, кроме постели? И твердого положения в обществе? Правда, письма ему писались легко. А его ответы на мятых, обгрызенных клочках грели сердце. Но ведь для любви этого мало?! Нужно что-то еще... И вот теперь он вернулся. И опять живи, как на вулкане. Рыжий ведь не человек, гейзер натуральный. Так и фонтанирует кипятком. Слишком любит трудности, и они, как справедливо однажды заметил Олег, отвечают ему взаимностью. Может, он потому и женился, что к этому была куча препятствий? Наверное, так и есть... Другого объяснения у меня не находится.
– Алька! – оборвал мои воспоминания Рыжий, – Разогрей завтрак. Мы с Олегом сейчас вернемся.
– Ты куда? – я чуть не спрыгнула с кровати.
– К Толику зайдем и к Петьке, и вернемся. Кинь мне джинсы с футболкой.
Я взяла его шмотки, свернула в тугой колобок и мстительно швырнула в окно, стремясь попасть ими Рыжему если не в глаз, то хотя бы в лоб.
– Можно без демонстраций? – укоризненно заметил Мишка, разворачивая джинсы.
Он неторопливо оделся и потянулся так, что хрустнули косточки. До чего же он хорош, зараза! Мускулистое, крепкое тело – молодое, сильное, здоровое. И эти небесной голубизны глаза. И умилительный рыжеватый хохолок на макушке.
Я глазела на него из окна. Хотелось вздохнуть. Не красавец, конечно, но что-то в нем такое есть – большее, чем красота. Какая-то невероятная притягательность. Вполне можно понять всех его баб – прошлых и будущих. Вот Олег красив. Действительно красив – любой скажет. Глаза, как на иконе. В остальном – этакий полувосточный тип мужчины: гибкость, сухощавость, ладность. И загадочность. Умение держаться немного замкнуто. Но от него не тянет теплом. К нему не хочется прижаться. Не хочется любоваться свободой красивых и точных движений.
Мишка опять оказался у окна:
– Аль, дай червонец.
– Это еще зачем?
– Значит, нужно!
– А если у меня нет? На что потом жить будем?
– Хватит жилить... Найдем потом где-нибудь.
Пришлось лезть в сумку.
– Ты, давай, разберись на кухне. Собери пожрать что-нибудь. Мы скоро...
– Да ты вчера все съел!
Но он уже не слушал меня. Они с Олегом уходили. Какие там Толик с Петькой?! В магазин, конечно. К ребятам – потом. Интересно, сколько человек он притащит с собой к завтраку? Меня за подобные выходки тетка убила бы. Ему все прощает. Наверняка, она в курсе. Тетя Нина его любит. Зовет исключительно Мишенькой, лапушкой, голубчиком. И Рыжий ее любит. Тетка была рада, что мы поженились. Хотя раньше и говорить о ранних браках не хотела, считая их непростительной дурью и глупостью.
Ладно, достаточно прохлаждаться. Сейчас сюда взвод мужиков притопает. Надо знать Мишку. Это провожали его тихо. А встретить изволь так, чтобы знакомые неделю не просыхали.
* * *
Нажрался, как свинья, и спит. Прямо в комнате, на диване. Хорошо еще, по натуре не алкоголик. Обычно меру знает.
Убраться до прихода тетки все же удалось. Прекрасный солнечный день ушел бог знает на что – на обслуживание стада пьяных парней, возомнивших себя мужиками. Успевала только пепельницы очищать, да еду таскать подносами, как официантка. Правда, чего греха таить, Олег, пока еще все были относительно трезвыми, встал, заложил нас с Рыжим почтенному ареопагу и предложил выпить за молодоженов.
– Хороши молодожены! – возмутился Мишка, – Три года стажа.
Но его слушать не стали, а закричали «горько» и заставили нас целоваться. Потом разговор опять потихоньку съехал на армейские будни, мне удалось беспрепятственно вылезти из-за стола и укрыться на кухне.
В три часа за Олегом пришла Светка. Мы с ней с трудом разогнали пьяных парней по домам, уложили Мишку на диван, помыли посуду. И спрятались за поленницу – перекурить.
Светка уже поняла из пьяной болтовни брата про действительное изменение нашего с Рыжим статуса. И теперь жаждала подробностей. Пришлось рассказывать. Одной сигареты не хватило, я стащила у Рыжего еще парочку. Интересно бы угадать, что случится, если Рыжий узнает?
– Ну, и как тебе замужем? – Светка сделала глубокую затяжку.
Вообще-то, мы с ней скорее баловались, чем курили.
– Не поймешь, – я тоже затянулась, – То вроде ничего, то – сплошные неприятности.
– Ты его любишь? – она внимательно посмотрела на меня. Я неопределенно пожала плечами.
Любишь! Не любишь! Всем все надо знать. Всем надо залезть к тебе в душу. А если я и сама толком не знаю? Или знаю? Но не хочу сама себе признаться? Перед Светкой настежь распахиваться тем более не собираюсь.
– Ты же Олега любила!
– Больно я нужна была твоему Олегу!
– Не ври пожалуйста. Ты ему всегда была нужна.
Много ты знаешь! Слышала бы ты, Светик, своего брата тогда, ночью! Он ведь предполагал искать самую лучшую, я не проходила по данной категории.
– Да, нужна! Он слишком хорошо скрывал это.
– Сволочь, ты, Алька! К Олегу – задницей... Мишку у меня увела...
Я не обиделась на Светку. Она бы меня обязательно поняла, приведи судьба побывать в моей шкуре. Всегда со стороны любые трудности кажутся простыми и лёгкими, пока тебя лично не коснулось.
– Никто его не уводил! Это он меня за шкирку взял.
– Что ж не сопротивлялась? Ты ж брыкучая.
– Попробуй, посопротивляйся! Иной раз не знаешь, как с ним и говорить-то. Он ведь сам за других все решает. И делает все за других. Не спрашивает.
– Ну, если он тебя так терроризирует, – разводись! – улыбнулась Светка, ковыряя землю прутиком, – А я подсуечусь. Теряться не буду. Мне нравится, когда за меня решают.
– Разводись! – передразнила я. – От него ведь и в землю не закопаешься. И потом, днем – сложности, я дергаюсь, нервничаю, а ночью он обнимет – сразу все просто становится.
Зачем я это ей рассказываю? Наверное, поделиться не с кем. Вот, тоже, нашла с кем делиться. Мои откровения против меня потом и обернутся, или я Светку не знаю, подругу свою заклятую.
– Слушай, как он в постели?
– Откуда я знаю? – щеки у меня густо покраснели, – Сравнивать не с чем.
– Все же?
Хочется правды? Вот возьму и скажу. Что будешь делать? Удавишься?
– Дух захватывает, – усмешка получилась откровенной, – Про все забываю.
– Счастливая! – Светка затушила сигарету о землю и швырнула окурок в кусты. Встала, поправила волосы. Красивая. На пантеру неуловимо смахивает.
– Куда уж счастливей, – я тоже встала, – Пойдем. Ужин пора готовить. Как тетка говорит, мне еще мужика кормить.
Светка легко вздохнула, хихикнула и заявила:
– Альк, ты не обижайся. Но я тебя предупреждаю. Я все сделаю, чтобы его увести. Слышишь? Все.
Спокойно так сказала, с улыбочкой. Подруженька моя единственная. Можно подумать, она для меня Америку открыла.
– Давай, – согласилась я, – Твори! Дерзай! Пробуй!
Светка махнула мне рукой, заговорщически подмигнула и поплыла к калитке. Красивая. Уверенная. Спокойная.
Я вздохнула, сорвала листик черной смородины, пожевала его немного и пошла на кухню – колдовать над ужином. После кулинарных экзерсисов решила разбудить Рыжего.
Мишка, оказывается, проснулся и сидел на диване, смешно крутя головой. Опухший, сонный. Волосы всклокочены. Ну и видик!
– Где была? – поинтересовался он.
Ага! Сейчас! Так я тебе и сказала! Держи карман шире! Узнаешь, с каким вдохновением я над плитой зависала, толстенной цепью к той самой плите прикуешь.
– Со Светкой болтали.
– О чем?
Спрашивает только, чтобы что-то спросить. Обычный тренинг языка и гортани. Больно ему интересны мои дела.
– Светка у меня мужа выпрашивала.
– Твоего? Или вообще?
– Моего.
– Ну, и как? Выклянчила?
– Да, я, может, и с удовольствием. Он – такой алкоголик. Но вдруг ты – против?
– Еще как против! – он поймал меня за руку, подтянул к себе и повалил на диван.
Уже среди бела дня пристает. Чумовой. Сейчас придет тетка и наткнется... Могу себе представить, что будет! Конец света в одной, отдельно взятой избе. Причём Мишка точно целехоньким останется.
– Рыжий! От пьяных дети уродами рождаются.
– Да? – он почесал за ухом, – Тогда пошли гулять. Я трезветь буду.
– А ужин?
– Господи! Я сутки подряд ем без остановки. Разгрузочный вечер мне не повредит.
– А я?
– А ты должна быть сыта моей любовью.
Попробовала бы я сообщить ему, что сыта его любовью! Меня бы стерли в порошок. Ну, что с ним делать? Гулять. Деваться некуда. Однако, чур, не по деревне. Любопытством замучают.
Только вышли за околицу, он увидел свежие копны сена в поле.
– Пошли на сено, – дернул меня за руку.
– Очумел? Время – шесть. Народ кругом. Что о нас подумают?
– Да просто посидим в сене. Я уже и забыл, как оно пахнет, – и он потащил меня к самой дальней копне, почти к опушке леса.
Мы добежали и плюхнулись с разбегу. Мишка тут же раскинул руки и опрокинулся на спину.
– Ох, хорошо. Чего-то только не хватает...
– Знаю я, чего тебе не хватает, – порылась в сене, вытащила травинку подлиннее и посвежее, сунула ему в зубы. Помнила, как он всегда раньше любил разную «зелепуху» в рот тащить.
– А ведь точно, – хмыкнул Рыжий, – Именно этого и не хватало. Теперь все. Лежим и слушаем природу.
Он закрыл глаза. Я прилегла рядом. Вечер был тихий и ласковый. В верхушках деревьев в лесу еще посвистывали птицы. Иногда налетал теплый ветерок. Одуряющее пахло свежим сеном. От опушки тянуло вечерней сыростью. Немного мешали комары. Я скосила глаз на Рыжего. Лежит тихо. Может, он и слушает природу, а у меня не получается. Вспомнился тот день, когда я ревела в кустах на опушке. Где-то здесь, кстати, шагах в пятидесяти от копны... Какая вкусная тогда продавалась колбаса. Докторская. Теперь такую не купишь. Теперь вообще с колбасой трудности. И какой замечательный был у Мишки мотоцикл. А, собственно, почему был? Он преспокойненько стоит у тетки в хлеву, за стойлом, распространяет вокруг себя омерзительный запах машинного масла. От этого запаха Милка меньше молока стала давать. Чудно! Мишка даже не вспомнил о своей «Яве» ни разу за прошедшие сутки. А ведь тогда он почти не слезал с нее. И футболки он тогда любил белые. Как хорошо васильки оттеняли его глаза. Я была в тот день счастлива? Какая странная мысль! И с удивлением поняла: да. Очень счастлива. Надо же, вот только когда сама себе созналась. Интересно, как тогда наши сыграли с Березовкой и Хлебниковым? С каким счетом?
– Продули... Три – ноль, – отозвался Мишка.
– Что?
– Ну, ты спросила, как наши тогда с Березовкой сыграли? Я тебе отвечаю: продули.
Это что же? Вслух думать начинаю? Во креза...
– Как ты догадался, о каком матче идет речь?
– Да вот думал, думал и ненароком вспомнил один погожий денек, когда вон за тем кустом нашел свою жену сладко похрапывающей. Ты ведь тоже это вспомнила? Да?
Так я тебе и призналась! Еще чего?! Совсем тогда на шею сядешь и поедешь.
– Тогда я не была твоей женой. И представить не могла, что когда-нибудь ею буду.
Мишка повернулся на бок, положил руку под голову и нахально улыбнулся:
– Это ты. А я знал. Очень даже хорошо все знал. Когда тебя спящей увидел, такой ты показалась беззащитной... маленькой, глупенькой... Ой, ой, не дерись... Полежи спокойно. Дай, закончу свою тронную речь.
– Чего это тебя понесло?
– Поговорить захотелось, – хохотнул Рыжий. – Слушай дальше. Посмотрел я на эту соню и понял: быть нам вместе.
– Я ведь на Олега тогда засматривалась?
– Подумаешь, Олег... Величина какая! – Мишка мурлыкал, как сытый кот, – Я просто знал, что это – судьба. Мое и все тут.
– Ну, да, конечно! «Мое – сказал Евгений грозно...»
– Пушкин тут не при чем. И не хвастайся своими скудными познаниями в литературе. Ты цветы брала? А клубнику? А вишню?
– Про вишню – вранье. Я вишню теперь не могу. Сроду ее не ела.
– Может, и не ела, а взять – взяла. Я-то помню. Это ты все забыла. Помнишь, ты меня в овраге за плечо укусила? – он машинально погладил широкой ладонью это место. – Заметь, не по морде дала, укусила. И не обиделась. Ты меня уже тогда любила, Алечка. Только не понимала этого и сопротивлялась. А моей задачей стало твое сопротивление сломить. Пусть даже грубой силой.
Ну? Я так и предполагала. Сопротивление его подстегивает. Ему препятствия нужны, как спортивному скакуну.
– Это ты сейчас нарочно все придумал, – надулась я.
– И вовсе не сейчас, – он притянул меня к себе и чмокнул в висок. – Да я уже тогда все понял, сформулировал и доступными словами сам себе объяснил. Вот ты Рыжиком меня тогда назвала...
