Текст книги "Привет, любимая (СИ)"
Автор книги: Елена Квашнина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц)
– Прощай, солнышко. Может, еще и встретимся. Пламенный привет твоим родным и близким.
Конечно, вышло грубовато. Но лучшего я придумать в тот момент не смогла. Он ничего мне не ответил. Даже не усмехнулся, как обычно. Просто стоял и смотрел. «Чудно», – подумалось мне. Вот так мы и расстались. И теперь наша последняя встреча не шла у меня из головы. До слез было жаль чего-то. Мне уже не хотелось уезжать. Впереди еще весь август. Скоро пойдут орехи, потом – грибы. В конце концов, можно на целый день уходить в лес, а по вечерам играть с тетей Ниной в карты. Нет... Не получится... Обязательно где-нибудь на них всех и наткнешься. Особенно на Рыжего.
Только я об этом подумала, как за спиной вдалеке послышался звук мотора. И вовсе мне не казалось, что это Мишкин мотоцикл. Однако береженого бог бережет.
Высокая трава гостеприимно приняла меня и сомкнулась за моей спиной. Ну, надо же. Ведь есть у меня интуиция. Это действительно Рыжий. Наверное, ему Олег сказал, где меня искать.
Мишка доехал до перелеска и повернул обратно. Меня не заметил. Я подождала, пока этот лихач скроется из виду и выползла из травы на тропинку. Теперь-то доберусь до станции без помех. Последний раз оглянулась на деревню. Крыши домов растворялись в сиреневатой дымке. Вздохнула. И чего дурю? Но переломила свое настроение и зашагала к перелеску.
...Здесь идти стало легче. Не палило солнце. Пели птицы. Воздух был свеж. Дорожка благополучно довела меня почти до самой станции. Вот именно, что почти. У последнего поворота я увидела Мишку. На мотоцикле.
Бежать! Немедленно! Чемодан с сумкой бросить и бежать! Назад! В кусты! Куда угодно!
Мишка перекинул ногу через седло, спрыгнул на землю и, нахально улыбаясь, спросил:
– Удираешь? Не хочешь решать свои проблемы?
– Это ваши проблемы, не мои.
Я хотела обойти Мишку вместе с его «Явой», увы – не получилось. Он вырвал у меня из рук и чемодан, и сумку. Швырнул их на землю. Крепко сжал мне запястье правой руки.
– Ты никуда не поедешь.
– Поеду, Миша. Меня даже локомотив не остановит.
– Нет, не поедешь.
Мы стояли друг против друга и оба гневно сверкали глазами.
– Как ты меня выследил? Тебе Олег сказал, да?
– Олег? – удивился Мишка, не отпуская мою руку, – Олег сказал, что не видел тебя с вечера. А он видел?
Кажется, Рыжий просто рассвирепел. Пока спокоен, но через пару секунд взорвется. Вот это темперамент!
– Какое твое дело?
– А мне до всего есть дело
– Значит, веночки ты мне ночью подкинул? – я сразу вспомнила, где сейчас лежат эти веночки.
– Я, – самодовольно сознался Мишка.
– И платочек – ты?
– Какой платочек?
– Беленький, кружевной...
– Нет, не я, – растерялся Рыжий. – Наверное, это Толик. Я как-то у него такой видел. Решил, у него с головой плохо. А с какой это стати ты раздариваешь всем мужикам подряд свои кружевные платочки?
Ревнует? Хм. Интересно, какое у него на это право? На мой взгляд, никакого.
– По-моему, с головой плохо не только у Толика, но и у тебя, Мишенька. Вам обоим надо лечиться. А мне надо в город.
– Опять за свое? – спокойно удивился Мишка. – Сказал же: никуда не едешь.
Мне надоело препираться. Легко ведь и на электричку опоздать. Потому я рванулась изо всех сил. Бесполезно. Теперь он схватился за меня двумя руками.
– Убери руки, Рыжий!
Он отрицательно покачал головой.
Я сделала попытку протаранить эту гору мускулов. Кусалась, брыкалась. Все попытки закончились плачевно. Он, точно клещами, зажал мою шею согнутой в локте рукой. Больно-то как! А дальше... наверное, земля разверзлась у меня под ногами. Не было нежности, как тогда, в лесу. Не было и страсти, как на опушке. Была одна ярость. Мишкины губы даже не обжигали – жгли, как уголья. И не волна нас мягко несла на себе, а свирепая махина цунами подбрасывала и швыряла. И, все равно, – лучше этого ничего у меня в жизни не случалось. Я готова была простоять так полгода.
Наконец поцелуй иссяк. Не хватало воздуха. Мишка посмотрел на меня мутными глазами и хрипло спросил:
– Ты и теперь считаешь, что тебе надо уехать?
Я молчала. А что я могла сказать? Срочно возникла необходимость поправить блузку. Она выбилась из юбки и расстегнулась.
– Ты не ответила!
– Отпусти. Я приведу себя в порядок и отвечу тебе.
– Мне больше нравится, когда ты в беспорядке, – пробормотал он и нехотя разжал руки. Дыхание и у меня, и у него восстанавливалось с трудом. А у меня еще дрожали руки, и блузка никак не застегивалась.
– Ну, – потребовал этот проходимец. – Я жду!
– Мне не из чего было выбирать...
– То есть, как?
– Один оказался трусом, другой – предателем.
Рыжий растерянно и оскорблено посмотрел на меня.
– Ты – змея, Алька! Ты просто змея! Кого я предал? Тебя? И когда же?
– А в тот самый вечер, после леса.
– Что? Я уже и с друзьями не могу поболтать?
– Ты сам знаешь, что дело не в этом. Дело в том, что... Дело в...
– В Олеге, – перебил он меня. – Конечно! Как я сразу не догадался? Мы любим труса!
– Да, он – трус! – я закусила губу и попыталась сосредоточиться, дабы поточней сформулировать свои чувства.
Мишка не дождался. Внимательно посмотрел на меня и махнул рукой:
– Уезжай. И, дай нам бог, никогда больше не встретиться. Ты настоящая змея.
– Давай, плюну тебе в рожу? – взвилась я. – Говорят, змеиный яд помогает!
Схватила свои баулы и бегом бросилась к станции.
* * *
Весь август я была невменяемой. Кидалась на друзей и знакомых, как цепная псина. В сентябре стало легче. Немного отвлекала школа. Одноклассники от меня быстро отстали. Зато классная прицепилась: расскажи да расскажи, что происходит? Как будто это ее дело. Я терпела, терпела, наконец нахамила ей так, что меня вызывали к директору. Ничего. Обошлось. Зато больше никто не приставал и не лез в душу. Действительно, надо же человеку прийти в себя?
Приходила в себя я долго и трудно. Днем мне за каждым углом мерещился Олег. Вспоминала я его таким, каким видела в последний раз – осунувшимся и серьезным. Попытки отделаться от надоедливого образа оставались безуспешными. А по ночам я сгорала от желания быть с Рыжим. Каждая клеточка моего тела помнила его. Память постоянно подбрасывала цветные картинки: вот мы у родника, вот он гонит по деревне на своей «Яве», вот мы у станции... Эта раздвоенность терзала меня больше всего. Хотелось физической близости. Причем, только с одним единственным человеком... Но ведь без Олега я тоже не могу. Или могу? Нет, я безнадежно испорчена и развратна. Я просто извращенка и шлюха. И в кого только я такая уродилась? Сон и аппетит пропали бесследно. В школе появились неразрешимые проблемы: вместо пятерок – тройки, вместо благодарностей – постоянные вызовы отца к учителям. Я даже прогуливать начала. Отец только всплескивал руками и ужасался. Еще бы! Выпускной класс. А я продолжала изводить себя. В наказание за свою испорченность лишила себя всех удовольствий, сидела дома. Мне было стыдно смотреть в лица знакомых. Постоянно казалось, что они про меня все знают. Так и шло. Моя душа стала примиряться с моей развратностью.
Однажды вечером, в середине октября, раздался неожиданный, непривычно длинный звонок в дверь. Папа как раз отбыл в одну из своих обычных недельных командировок. Я только вторые сутки наслаждалась полным одиночеством и оказалась страшно недовольна тем, что его пытаются нарушить.
На улице весь день лил проливной дождь. К вечеру он уже не лил, а хлестал. И кого это нелегкая в такую погоду принесла? Могут нагрянуть одноклассники. Чем черт не шутит перед контрольной по химии? С этим предметом отношения у меня оставались приятельскими и сейчас. Я вздохнула, накинула на плечи пуховый платок и пошла открывать дверь.
На пороге стоял Рыжий. Я сделала отчаянную попытку захлопнуть дверь. Но он расхохотался и встал в дверном проеме, почти загородив его.
– Иного от тебя ждать не приходится, Алечка. Ты – в своем репертуаре!
Светлые с рыжинкой волосы его слиплись в сосульки. С модной кожаной куртки – такая редкость! – стекали целые ручейки дождевой воды. На джинсах – огромные мокрые пятна.
Подумать только! Среди моих знакомых никто не мог себе позволить так одеваться. А он всю эту роскошь заляпал. На мотоцикле ехал сюда, что ли? Вон, весь правый бок в ошметках грязи. Н-да... Мокрый и грязный. Зато глаза – сияют, как солнце.
– Ну, привет, любимая!
– Здравствуй, – сухо сказала я. – Зачем приехал?
– Сначала в дом пусти.
– Нечего тебе тут делать!
Он нахмурился, поднял руку и провел пальцами по моей щеке. Я отдернула голову, тем не менее сердце так и заходило ходуном.
Мишка заметил мою реакцию и тихо рассмеялся:
– Понимаешь, Алечка, нужно все-таки решить вопрос.
– Ничего не нужно решать. Все давно решено.
– А вот тут ты ошибаешься, – он ласково усмехнулся. – Олег стал выпивать. Наверное, с горя. А я сел горькую думу думати. И додумался-таки до одной мудрой вещи.
– Меня это не интересует. И не касается.
– Очень даже касается. Сейчас я тебе эту мысль изложу.
Он на секунду замолк, а затем торжественно продолжил:
– В вопросах жизни и смерти нельзя доверять решение женщине. Она обязательно ошибется.
Его менторский тон одновременно и раздражал, и веселил. Вот дурак! На что он, интересно, надеется? Сейчас я его выставлю. Но вместо этого услышала свой голос:
– Как ты меня нашел?
– Твоя любезная тетушка дала адрес. Из того же информированного источника знаю, что твой батюшка вчера отбыл в командировку.
– А это ты как из нее вытянул?
– Мое обаяние безгранично, – глаза его сверкнули небесной синью. – Ни одна женщина в возрасте от трех месяцев до восьмидесяти лет устоять не может.
Конечно. Одни твои веснушки чего стоят! И эти светлые кудри! И чертики в голубых глазах!
В этот момент по лестнице спускалась соседка с четвертого этажа. Почему-то слишком внимательно присматривалась к нам. Меня её любопытство отрезвило моментально. Рыжий тоже замолчал. Подождал, пока внизу, в подъезде хлопнет входная дверь. А потом неожиданно и резко толкнул меня рукой в плечо. Я отлетела назад. Он быстро вошел в прихожую и решительно захлопнул за собой дверь.
– Ну вот, – удовлетворенно заметил он, – теперь нам никто не помешает.
– Не помешает в чем? – разозлилась я.
– Решать вопрос, кто тебе все-таки нужен? – ответил Рыжий и с силой притянул меня к себе. Он легко, одной рукой справился с моим отчаянным брыканьем, а другой – нашарил на стенке выключатель и погасил в прихожей свет.
– Ты ведь сама понимаешь, что так дальше нельзя, – шепнул Мишка, приближая ко мне свое лицо. – Нам же плохо друг без друга...
Мягкая волна, грозящая превратиться в цунами, подняла меня и понесла к неизвестному берегу.
ЧАСТЬ II
ПРИВЕТ, ЛЮБИМАЯ!
Я сидела в корыте и тихо мурлыкала от удовольствия. Несмотря на то, что лето было теплое, жары не предвиделось. Поэтому горячая вода доставляла наслаждение. Особенно по вечерам. Ходить в баню? Ходить в баню лень, да там и не понежишься. А что может быть лучше, чем расслабиться в горячей воде? Даже мысли мои сейчас текли неторопливо.
Жизнь в последнее время была ничего себе. Закончены два курса института. Отец нашел себе особу, с которой встречается на стороне и в дом не тащит. С тетей Ниной установились любовные отношения, тщательно прикрываемые руганью и ссорами. Но это обеим нравилось много больше, чем открытая дружба. И я все еще проводила свободное время в деревне. Беспокоило немного только теткино здоровье. Она стала прихварывать. И часто. Короче, никаких сложностей. Кроме одной. Со дня на день должен был вернуться из армии Рыжий...
Мишка стал для меня целым ворохом проблем. Начать с того, что я и сама не знала точно, как к нему отношусь. Не странно ли это? Когда-то не знала, что испытываю к Олегу. Теперь – к Мишке. Но с Олегом у нас ничего не было. А вот с Рыжим... Все равно. Демонстрировать шекспировскую любовь у меня не получалось. Сколько же из-за этого возникало неприятностей! Кроме того, Рыжий мне и опомниться не дал. Тогда. Три года назад. Трудно было представить себе, как мы с ним встретимся теперь. Все так изменилось.
За два года своей службы он ни разу не получил отпуска. Ехать же к нему я не могла. Не хватало денег. Да и он в письмах сурово приказывал мне сидеть дома. Приказы всегда вызывали у меня отвращение. Однако наткнуться после долгой и трудной дороги на хмурую физиономию и злобный вопрос: «Зачем ты здесь?» – не очень-то хотелось. Рыжий совершенно не переносил, когда я поступала вопреки его воле. Бесился и скандалил. Он не желал меня там видеть. Он испытывал свои чувства. Ну, пусть испытывает. Я ему не мешала. Тем не менее, на душе поскребывали кошки. И не только из-за того, что не поехала куда-то в Тмутаракань, за Иркутск, в таежный городок Ангарск-14, где Рыжий сторожил зеков. Вполне вероятен был крупный скандал из-за моего легкомыслия. Я позволяла появляться у себя дома Олегу. И городе, и в деревне. Он служил в городе при каком-то штабе. Получал увольнительные на каждую субботу с воскресеньем. В душе я слегка презирала Олега за активное пользование льготами. Хотя, то, что ему крупно повезло, было не его виной. Все равно. Мой Рыжий где-то отслуживает по полной программе, а у Олега – сплошные прогулки домой.
Олега привела ко мне Светка. Он и потом всегда приходил вместе со Светкой. Они чинно угощались чаем с вишневым вареньем, делились новостями, пели под гитару песни. Все протекало вполне благопристойно. Наверное, потому что Олег немного меня побаивался. Да и по натуре он был очень сдержанным человеком. Сидели они обычно часа три. Затем откланивались. Сначала я пыталась им объяснить, что не очень-то и нуждаюсь в их обществе. Потом эти слабые попытки были брошены. С некоторых пор у меня совсем не осталось друзей, и терять последних казалось обидным.
Мы со Светкой помирились. По ее инициативе. Она приехала ко мне сама, а в качестве примирительного подарка приволокла Олега, думая сделать мне приятное. Мишка в письме одобрил это восстановление отношений. Он иначе бы отнесся к эпохальному событию, знай, что вместе со Светкой на моем горизонте появился и ее брат. Но об этом я ничего не писала Рыжему. Пусть служит спокойно.
Прежней дружбы у нас не получилось. Теперь я просто молча терпела Светку. Ее непосредственность раздражала. И, кроме того, мой жизненный опыт с некоторых пор намного превосходил ее знание жизни. Наверное, я сочувствовала Светке. Она тоже училась в институте, но так и не завела себе там друзей. Вот я ее и жалела. Жалела и терпела. А в свою жизнь не пускала.
Папа с тетей Ниной не одобряли эти визиты. Понять их было можно. Нельзя было понять меня. Я и сама не понимала, почему не прикрываю эту «лавочку»? Вероятно, мне доставляло удовольствие видеть откровенную влюбленность Олега, которой он, к моему недоумению, не стеснялся и заявлял открытым текстом:
– Дураком был. Теперь поумнел. Мишке своего не уступлю.
Наверное, я мелко и недостойно мстила за прошлые переживания. Все может быть. Только эта ситуация меня искренне забавляла.
– Олег, – говорила я ему, – Сколько можно повторять, что я вышла замуж? За Мишку. Ты понимаешь? Я его жена.
– Ври больше! – хохотал Олег.
И Светка заливалась вместе с ним:
– Когда это вы успели?
Когда? Когда? Мало ли, когда? Все вам расскажи, покажи и дай попробовать. Обойдетесь. Это мои трудности.
– А если я не вру?
– Ну, подумаешь! Разведетесь.
Они мне не верили. Просто не хотели верить. А что-то доказывать я не считала нужным.
Один раз Светик все же засомневалась и, улучив минуту, тихо спросила:
– Ты что, спала с ним?
– Как же еще? – искренне и просто удивилась я. – Он же мне муж.
Именно простота моей реакции еще больше убедила Светку, что ее глупо разыгрывают.
Ситуация и впрямь была забавной. Но у Рыжего могла иметься иная точка зрения на сей счет.
Мишка являлся вульгарным собственником. И собственником агрессивным. Так что я, как стрекоза из басни Крылова, слишком поздно задумалась о возможных последствиях. И теперь ругала себя на все корки за то, что два года в моей голове гуляли сквозняки. Все-таки неприятно ощущать себя виноватой. Даже если вина и небольшая. Особого преступления, считай, нет – маленькое недоразумение. Но как отнесется к щекотливой ситуации Рыжий?
Вода в корыте остыла. Пора мыться, иначе тетя Нина весь вечер испортит своим бухтением.
Я уже помылась и почти вытерлась, когда с терраски стало доноситься что-то непонятное. Чье-то гудение сначала. Затем послышался звон разбитого стекла, теткины оханье и невнятная скороговорка, а затем и звук тяжелого удара. Все это было слишком необычно. Мы с теткой в это лето жили довольно уединенно. Олег, который пришел из армии месяц назад, и Светка уехали в город по делам и вернуться хотели только завтра. Следовательно, это не ко мне. Отец? Он в санатории. Кто-то к тетке?
Любопытство – далеко не лучшая, но неотъемлемая черта моего характера. Полотенце так и запорхало в руках. Халат, казалось, сам натянулся, пуговицы – сами застегнулись. Волосы – в тюрбан из полотенца, и скорее на терраску – посмотреть, что там случилось?
Я так и выскочила из сеней: во влажном халате на голое тело, босиком и с криво повязанным на голове полотенцем.
Какой-то огромный мужик, стоя ко мне спиной, обнимал тетку. На терраске не включили свет, и рассмотреть мужика не удавалось. И все же я замерла. Не видела. Не видела, кто это. Но откуда-то знала: Мишка. Тут тетка дотянулась до выключателя. Вспыхнул свет. Ну, конечно. Кто же еще? Узнать его, правда, трудно. Короткие, аккуратно лежащие, выгоревшие на солнце волосы. А вспоминались мне все время рыжеватые кудри или тот «ежик», что украшал его голову на проводах. Казалось, он стал еще выше ростом и еще шире в плечах и груди. Или я просто забыла, какой он огромный?
Мишка высвободил у тетки одно плечо и повернулся ко мне. С минуту молчал. В голубых глазах запрыгали знакомые чертики:
– Привет, любимая!
Голос веселый, как и раньше. Только на одну секунду по его лицу метнулась тень тревоги и ожидания. Ожидания чего? Метнулась и исчезла, словно померещилась. Мне было не до размышлений. Я видела только голубые лужицы под светлыми ресницами. И я смотрелась, смотрелась в них. Что-то странное творилось в душе. Радость? Нет. Это – не радость. Совсем другое. Потрясение – вот что это такое!
Вот он, здесь, я наконец вижу его! Ощущение было настолько острым, что причиняло боль. Я все стояла и смотрела, смотрела... И не могла шелохнуться. Подсознательно родилась мысль, что любое движение повлечет за собой обморок. Лучше не рисковать. Мишка не любил слабонервных. Лишь через несколько минут у меня получилось вздохнуть:
– Рыжий!
Он шагнул от тети Нины, убирая руку с ее плеча. И ни тебе «здравствуй», ни «как дела?». Мы молча обнялись.
– Приехал!
– Угу!
Единственный раз я сама потянулась к нему. Первая. Обвила его шею руками. Прижалась всем телом. Руки у него такие большие, сильные, теплые. Губы – такие ласковые. Показалось, пролетел целый миллион лет. Или всего одно мгновение?
– О-о-ох...
– М-м-м...
Мы бы так и стояли, крепко обнявшись и издавая какие-то нечленораздельные звуки. Но тетя Нина материализовалась рядом с нами прямо из воздуха и сказала:
– Да отпусти же ты мужика. Его же кормить надо.
Я отшатнулась и налетела ногой на чемодан, который сиротливо стоял у так и не закрытой на улицу двери. Вот что это был за тяжелый удар! Рыжий, наверное, просто разжал руку, и чемодан грохнулся на пол.
– Рыжий, а ты что, прямо сюда?
– Заехал на час к родителям... Домой заскочил, штатскую одежонку в чемодан запихнул и к вам.
– Когда же ты, Александра, будешь его по имени называть? – возмутилась тетя Нина. – Мишенька! Идем в дом, голубчик. Рыженький мой. Идем, мой хороший.
Мишка подхватил одной рукой тетку, другой – чемодан и вошел в дом.
* * *
Следующие два часа пролетели – я и не заметила. Мишка только растеряно наблюдал за тем, как мы с теткой носились вокруг него, и жалобно блеял:
– Аль... теть Нин... да бросьте вы все это...
Грех было не использовать еще горячую печку. Воды нагрели – океан, и с трудом усадили Мишку в корыто.
Тетка то и дело подбегала к сеням и тоненьким голоском спрашивала:
– Мишенька! Может, тебе кваску холодненького?
– Угу, – отзывался Рыжий.
Я тащила ему банку с квасом. А через пять минут тетку посещала новая привлекательная идея. Она опять оказывалась возле сеней:
– Мишенька! А, может, тебе молочка с пряничком?
– Можно и молочка, – слышалось из-за двери.
И я неслась к нему уже с крынкой. В определённый момент у меня возникло сомнение в разумности теткиных действий:
– Теть Нин! У него понос не начнется?
– А я и не знаю, – охнула от испуга тетка.
Наконец, чисто вымытый Мишка сидел за столом, заставленным тарелками, судками и кастрюльками. Из чемодана были извлечены старые джинсы, линялая зеленая футболка. И то, и другое трещало на нем, угрожая расползтись по швам. Впрочем, Рыжий, на мой взгляд, не испытывал от тесных вещичек никаких неудобств. Он ел, и ел, и ел. А мы с тетей Ниной сидели напротив и смотрели, как он это делает. И куда в него столько влезало? По-моему, до армии он ел в три раза меньше... Тетка с удовольствием подвигала к нему все новые тарелки. Сама, между делом, расспрашивала. Рыжий веселился вовсю, запудривая мозги внимательным слушателям. Ох, уж эти его беспечность, самоуверенность. Зато как преподносил теперь свои промахи! История о том, как он принял собаку в кустах за одного из непопулярных в части офицеров, долго вызывала приступы смеха.
Наше веселье было неожиданно прервано.
– Здравствуйте. Что это у вас полотенце на полу валяется?
На пороге стояли Олег и Светка.
– Где? – вскинулась тетя Нина.
– На терраске, – пояснила Светка и протянула ей полотенце, которым я вытирала волосы. – И стекло там битое.
Олег же переводил взгляд с меня на Рыжего, а с Рыжего на стул у окна. На спинке этого стула висела Мишкина военная форма.
– Здорово, Миха! – он пожал вскочившему из-за стола Рыжему руку. – Когда вернулся? Сегодня?
Мишка кивнул, так как рот его еще был битком набит едой.
– И прямо сюда?
Мишка опять кивнул и потащил Олега к столу, по дороге делая судорожные глотательные движения. Они оживленно о чем-то забасили. Мне очень хотелось послушать их разговор. Но с одной стороны тетка злобно шипела, дескать, мне нельзя доверять вещи – надо же швырнуть на пол такое полотенце! А с другой стороны с вопросами приставала Светка:
– Аль, почему это он сразу к тебе?
– Да куда же ему еще? – тут же встряла тетя Нина, с неподдельным изумлением округляя глаза.
– Действительно, – насмешливо улыбнулась я Светику, – Куда ему еще, если не к жене?
– Тебе самой не надоели твои дурацкие шуточки? – хмыкнула Светка и пошла к столу.
Тетка побежала ставить чайник, а я присоединилась к ребятам. Разговор, естественно, шел об армии: что, где, когда, как и почем?
Светка сидела, подперев щеку рукой, слушала в оба уха и заворожено смотрела Мишке в глаза. Омерзительное чувство шевельнулось у меня в душе в тот момент. Следом невольно подумалось, что для полноты картины Светику не хватает приоткрыть рот. Точно в воду глядела. Не прошло и трех минут, как Светкин рот слегка приоткрылся.
Вернулась тетка с чайником. И с бутылкой. Она, наверняка, приберегала эту водку к Мишкиному возвращению. Но сразу на стол поставить не решилась, не без оснований опасаясь моей реакции. А теперь, вроде бы, сам бог велел.
Бутылку эту ребята распивали не торопясь, со вкусом. Из Рыжего пулемётной очередью сыпались анекдоты и шутки. Он всегда был записным шутником и зубоскалом. И тетя Нина, и ребята хохотали даже тогда, когда он ничего не говорил, а лишь удивленно приподнимал правую бровь. Где только научился? Я пыталась поддерживать разговор, пыталась участвовать в общем веселье, но каких усилий это стоило! Внутри все дрожало от ничем необъяснимой тревоги. В результате, волнение доконало меня: глаза стали слипаться, голова потихоньку, но неудержимо клонилась к столу. Рыжий первым заметил это и слегка нахмурился, но деликатно промолчал. А через некоторое время и до Олега дошло, что хозяева устали. Только Светка ничего не видела и не слышала, кроме Мишки. Будто впервые встретила.
– Дорогие гости, а не надоели ли вам хозяева? – заявил Олег, вставая из-за стола, – Пойдем-ка, сеструха, домой. Успеем еще наговориться. Давай, Миха, собирайся.
Рыжий удивленно глянул на него, потом на меня, но опять никак не проявил своих чувств. Ну! Будет мне теперь на орехи!
– Пойдемте, ребята. И впрямь, спать пора. С удовольствием вас провожу, особенно Светика.
Он шагнул в коридор и снял с вешалки теткину телогрейку. Зачем, спрашивается? Она ему разве что на нос налезет.
– А форма? – Светка показала на стул.
– А что ей сделается? – не поняла тетя Нина. – Пусть тут пока повисит.
Рыжий вернулся в комнату, взял со стола сигареты и спички, заговорщически подмигнул тетке и вышел вслед за ребятами.
– Ну, чего расселась, шалава? – ругнулась на меня тетя Нина. – Убираться-то кто будет?
Мишки не было очень долго. Мы успели все убрать, нагреть воды и помыть посуду. Часы показывали половину второго ночи, а его все еще где-то черти носили. Тогда я решила ложиться спать и больше этого нахала не караулить. Пусть Рыжий хоть всю ночь напролёт Светку провожает, галантность демонстрирует.
– Дождись мужика-то! – укоризненно качала головой тетка.
Но я уже просто спала на ходу, как лошадь. Взяла Мишкин чемодан и отволокла к себе в комнату. Разобрала постель. Надела ночную рубашку и заглянула в зеркало. Однако ничего, кроме злой, сонной физиономии, не увидела. Может, и к лучшему, что его еще нет? По крайней мере, сегодня объясняться не придется.
– Ты абсолютно уверена, что хочешь спать?
Вопрос этот прозвучал столь неожиданно, что произвел эффект разорвавшейся за моей спиной бомбы. Черт! Надо было мне дверь захлопнуть. А еще лучше, закрыть на задвижку. Пришлось повернуться к двери и продрать глаза.
Мишка стоял на пороге, прислонившись к дверному косяку, и насмешливо меня разглядывал. И голос был насмешливым, что совершенно противоречило чему-то, таившемуся в глубине его глаз. Непонятно, сплю я уже или действительно у него во взгляде нечто недоброе?
– Любопытно узнать, кстати... просвети дурака, для чего тебе понадобилась ночная рубашка?
Я и забыла, что он не переносит ночнушки, совершенно отвыкла от него за два года. Он в моем сознании практически мифологизировался, превратившись в довольно туманную легенду. А теперь он здесь, рядом. И мне страшно. Страшнее, чем в первый раз.
– Давай, давай, снимай свою тряпку! – негромко скомандовал Рыжий.
– Свет погаси! – смиряясь с неизбежным, попросила я.
Он ухмыльнулся и лениво протянул руку к выключателю. Позер несчастный!
– Окно закрой, Миш. К ночи прохладно стало, – придумать задержку качественнее не получилось. Да не все ли равно? Лишь бы еще потянуть время. Просто мне страшно. Страшно мне.
– Зря беспокоишься! – Рыжий даже головы к окну не повернул. – Сейчас тебе так жарко будет – небо в алмазах увидишь!
И щелкнул выключателем.
Мои глаза постепенно привыкали к темноте. Он все еще стоял у двери.
– Ну? Ты сама разденешься или мне помочь?
– Тише! Тетя Нина услышит!
– А чего нам стыдиться? Любить друг друга – это преступление? Или мы не имеем права?
Хлопнула дверь. Наконец-то догадался закрыть. Если тетка слышала наш разговор, она завтра меня с грязью смешает.
Рыжий неторопливо затворил окно, задернул шторки, подошел к кровати и сел. Пружины под ним жалобно звякнули. Черт! Интересно, сколько в нем теперь килограммов? Громадина какая-то, а не человек.
– Ну? Чего ты ждешь? – недовольно поинтересовался он и тихо приказал, – Иди сюда!
Я собрала остатки своего мужества и шагнула к нему. Огромные ручищи схватили меня за бока. Тонкая сорочка полетела на пол. Я невольно поежилась.
– Холодно? – странным голосом поинтересовался Рыжий.
Ответить не успела. Да и не требовалось больше ответа. И ничего уже не требовалось. Давно забытое ощущение безжалостной цунами захватило меня. Она накатилась, захлестнула. Меня колотило и швыряло. Но в какой-то момент душа взлетела в такую звездную высь, что весь реальный мир ушел в совершеннейшее небытие.
– Ты такая красивая. Я там совсем забыл, какая ты красивая, – скорее самому себе тихо говорил Мишка.
Моя голова лежала у него на плече. Господи! Как спокойно!
– Для тебя это так важно, красивая я или нет?
– В том-то и дело, что совершенно не важно. Но неужели же я совсем забыл, как ты выглядишь? Да, нет, я помнил. Я все время помнил. Я и фотографию твою в нагрудном кармане носил, чтобы всегда под рукой была. А вот сегодня... Ты из сеней выскочила... Я сразу и не врубился, что это ты... Только, может, через минуту узнал.
– Серьезно? Вот я еще не видела, кто это тетку обнимает, а сразу поняла, что – ты.
– Ну и как я тебе? Понравился?
– Дурачина!
Он рассмеялся и крепко прижал меня к потному боку.
– Ой, Миш! Больно! Раздавишь, медведь!
– Ничего, – отозвался мой суженый, – Медведи любят крепче!
– Хорошо! Хорошо! Пусть – крепче. Только ребра зачем ломать?
– Где это я тебе ребро сломал? Ну-ка, дай, посмотрю...
Я извивалась и верещала, а он бессовестно зажимал мне рот своей лапищей.
– Тетку разбудишь, хулиганка! И ведь выпила всего одну стопку, а устроила целый пьяный дебош!
– Ты, получается, считал, сколько я выпила? Ой, не надо! Не щекочи! Ой! Я щекотки боюсь!
– А кто тебя щекочет? – удивлялся он, – Я сломанное ребро исследую!
