Текст книги "Привет, любимая (СИ)"

Автор книги: Елена Квашнина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 13 страниц)

      – Ну, Алечка, ты даешь! А если ты мне откажешь? Так я тебя тогда и не поцелую вовсе? Нет уж!

      – Ладно, теоретик! – мне было смешно смотреть, как Рыжий трет широкой ладонью укушенное плечо. Хорошо, что мы не поссорились и не обиделись друг на друга. А почему это, собственно, хорошо? Какая разница... Все равно. Это не Олег. Олег бы промолчал, но и обиделся на всю жизнь. Олег – вещь в себе. Мишка проще. И умеет надавить на свое самолюбие.

      – Я, вообще-то, больше экспериментатор, – поправил меня Мишка.

      Вот что мне в Рыжем действительно нравилось, так это его неунывающее веселье. Иногда я удивлялась уровню его мышления. Этот уровень, по всему, значительно выше, чем у всех наших общих знакомых. Где-то в глубине души я догадывалась, что Рыжий гораздо умней и образованней, чем хочет показаться. Но до сегодняшнего дня меня это мало трогало. Почему же сейчас я над этим задумалась? И, в самом деле, почему? Может, ему удобней – строить из себя дурака и не выделяться среди парней?

      – А если я настучу на тебя Светке? – ядовито осведомилась я.

      – Ты могла бы заметить, Алечка, – притворно погрустнел Рыжий, – все мои шуры-муры с разными девушками закончились. Я смотрю теперь только на тебя.

      – Никогда особенно не интересовалась твоими... шурами-мурами. Правда, кое-что слышала. Как на счет кувырков на Козловском сеновале с Танькой-вдовой?

      – Кувырки на сеновале тоже закончились, – подтвердил, как кающийся грешник, Мишка и вдруг спохватился, – А ты откуда про сеновал знаешь?

      – Проснулся! Вся деревня второй год судачит.

      – Ну... Это когда было?! Я теперь жениться хочу, – он опять рассмеялся. – На тебе, между прочим.

      – Так мне только семнадцать исполнится. И то когда? Весной. Сколько тебе еще ждать придется?

      – Я подожду. Мне не к спеху, – с постным выражением лица и чертиками в глазах ответил Мишка. – У нас в институте военной кафедры нет. Мне в ноябре в армию идти. За два года ты, глядишь, и вырастешь наконец. А то что-то подзадержалась с развитием.

      Я даже не обратила внимания на его шпильку.

      – Ты разве студент?

      – Что я, по-твоему, дурее паровоза? – уже по-настоящему обиделся Мишка.

      – Ладно, Рыжий, не сердись. Поедем-ка лучше к ребятам. А то влетит нам с тобой!

      – Поехали, – весело согласился он.

      Я примостилась на мотоцикле за его спиной. Мотор дико взревел, и мы лихо, с ветерком покатили к озеру. Еще было довольно светло, но Мишка включил фару. Осторожный, черт!

      – А знаешь, у тебя сладкие губы! – кричал он мне, не оборачиваясь.

      Когда только успел заметить? Поцеловать-то меня не очень и удалось.

      – Они от малины такие. А на самом деле они кисло-горькие, – крикнула я в ответ.

      – Да? – снова заорал он. – Тогда придется тебя кормить малиной каждый день.

      Против этого у меня никаких возражений не возникло. Да и возникнуть не могло.

* * *

      Мы подъехали к маленькой утоптанной площадке среди плакучих ив и густой осоки. Горел костер, и свет его отражался в темной воде. Кроме Светки, Толика и Олега у костра сидело еще несколько парней. У Олега в руках была гитара. Они пели какую-то песню, но очень тихо, не разобрать... Рыжий лихо развернул мотоцикл. Так, что я чуть не слетела. И заглушил мотор.

      – Тише ты, леший! – ругнулась Светка, внимательно посмотрела на меня. – Где ты ее нашел?

      – Места надо знать! – Мишка подмигнул мне особым образом, как будто у нас с ним имелась общая тайна. Вот нахал! Он скроил на лице обаятельную улыбочку – специально для Светки. И стащил меня с мотоцикла.

      Пока он ставил «Яву» на подножку, я подошла к костру. Светка неохотно подвинулась, освободила мне место. Молча. Она еще дулась на меня. Я так же молча села. Оправдываться перед ней не хотелось. Сколько можно? Она же передо мной никогда не отчитывается. Ого! С чего это вдруг у меня такие крамольные мысли?!

      Мишка подошел и пристроился на земле прямо за моей спиной... Песня закончилась... Олег лениво теребил струны. Ребята тихонько переговаривались. О чем? Я не интересовалась. Я прислушивалась к тому непонятному, что сейчас происходило во мне. И никак не могла понять, что это? Ко всему прочему, меня смущала ситуация. Нам со Светкой здесь, среди взрослых парней, было не место. Ну, Светка – куда ни шло... Все-таки сестра Олега. А вот я... Интересно мне знать, что я-то здесь делаю? Парни стеснялись, я тоже. Одной моей разлюбезной подруженьке все нипочем. Видимо, ее вдохновляло присутствие Рыжего. Она чувствовала себя, на мой взгляд, излишне свободно: перебивала ребят; требовала, чтобы Олег пел; сама рассказывала какие-то истории. И при этом постоянно оглядывалась на Рыжего. Но с Рыжим что-то случилось. Он как воды в рот набрал. И слава богу! Мог заговорить всех до одури. Я тоже помалкивала. Смотрела. Слушала. И не знала, что нужно сделать, чтобы на меня совсем перестали обращать внимание. Только, когда пришло время собираться домой, робко заикнулась:

      – Олег, спой еще что-нибудь.

      – Что тебе спеть? – тихо спросил он, но посмотрев куда-то поверх моей головы, тут же насмешливо добавил, – Ты скажи – что? Я спою.

      Он вообще весь вечер приводил меня в изумление. Смотрел на меня постоянно: то слишком внимательно, то с явной издевкой. То молчал, как рыба, то разражался бурными тирадами. Это было так не похоже на его обычную уравновешенность... Я не знала, что и думать. И слегка подустала от такой смены настроений. Его легкая издевка не осталась бы без ответа, но упорно молчавший до сих пор Мишка высунулся из-за моей спины и бесцеремонно заявил:

      – А ты спой ее любимую. Какая у тебя любимая песня, Алечка?

      И опять. Я даже рта не успела раскрыть. На сей раз инициативу перехватил Олег:

      – Не спрашивай у нее, Миха. Я и сам знаю.

      Вы только посмотрите! Все лучше меня знают, что мне надо! Все решают за меня! Какая наглость!

      Олег зловредно улыбнулся и запел:

      Для меня нет тебя прекрасней,

      Но ловлю я твой взор напрасно.

      Как виденье – неуловимо

      Каждый день ты проходишь мимо...

      Рыжий придвинулся поближе и, стараясь не перебивать Олега, зашептал мне в самое ухо:

      – Это и правда твоя любимая?

      Как ни странно, Олег угадал. Он, очевидно, хотел подразнить меня, но случайно попал в точку. Я только кивнула Рыжему. Мишке моего кивка оказалось достаточно. Больше он не мешал. Мы дослушали песню до конца. Оставалось только сказать:

      – Спасибо. Свет, пойдем домой. Нам пора.

      – Я вас провожу, – тут же вскинулся Рыжий.

      – Сиди, – тихо, но жестко сказал ему Олег. – Я тебе сестру не доверю. Я сам их провожу.

      Он встал, передавая гитару Петьке Козлову.

      – Пошли, девчонки.

      Мишка горестно покачал головой и притворно всхлипнул:

      – Девочки, цветы жизни моей, до свидания. Алечка, любовь моя, сладких тебе снов.

      И сделал вид, будто вытирает с щеки скупую мужскую слезу. Меня слегка царапнула обида. Непонятно, почему Мишка послушался Олега? Рыжий на полгода старше, выше ростом, сильнее и независимее. Независимее? Безусловно...

      Я задержалась на секунду, собираясь ответить Рыжему в том же духе. Даже шагнула в его сторону. Но тут Олег поймал меня за локоть, слегка сдавил его и подтолкнул вперед. Единственное, что удалось увидеть – это всплеск непонятной мне боли в Мишкиных глазах. В другое время я бы непременно поразмышляла над этим. Но не сейчас. Сейчас не до того. Как-нибудь потом – обязательно... Олег, конечно же, сразу выпустил мой локоть. Все равно. Восторгам не было предела. Правда, непонятное чувство в моей душе мешало полностью насладиться этим невероятным фактом. Но какое именно? Бог его знает.

      Светка с братом шли впереди и о чем-то тихо разговаривали, а я отстала от них шага на три. Все копалась в себе и своих ощущениях. Еще оставалось острое впечатление от прикосновения Олега. Но вызывало оно какую-то странную маяту. Ну, что? Неделю теперь руку не мыть?

      Ребята остановились у своей калитки и подождали меня.

      – Ладно, я пошла. Спокойной ночи.

      – Не торопись, – Олег подтолкнул Светку к калитке, – я тебя провожу.

      Светка заговорщически мне подмигнула. Вот в чем дело! Это она руку приложила. Кто же еще? Почти на год старше меня, а все в детские игры играет.

      – Да здесь идти совсем ничего. Шагов двести...

      Я так боялась остаться с ним наедине, так боялась глупо повести себя. Вполне достаточно того, что мы вечер провели вместе. Ко всему, у меня еще был мой локоть. Остальное – это уж слишком. Могу и не выдержать.

      – Ничего. Я тебя не съем. Пойдем.

      Мы молча дошли до моего дома и остановились прямо под фонарем. Было жарко и тихо. Трещали сверчки. Свет фонаря – желтый, как топленое масло. Я впервые видела лицо Олега так близко. И с интересом разглядывала. Хотелось навсегда запомнить? Большие, как на иконе, карие глаза с желтыми крапинками вокруг черных зрачков, с короткими прямыми ресницами. Прямой нос. Мягкие, темные усы над сухими, чуть потрескавшимися губами. Нельзя упускать случай, другой может и не представиться.

      – Что ты на меня так смотришь? – смутился Олег.

      – Просто так...

      – Я хотел у тебя спросить... – он замялся.

      – Да?

      Он молчал и переминался с ноги на ногу. Молчал, молчал, а потом взял и ляпнул:

      – Это правда, что я тебе нравлюсь?

      Паника охватила меня. Я судорожно сочиняла приемлемый ответ. Вот он, тот подходящий случай, который я так искала. А мне нечего сказать. Не могу. Не сейчас. Не сию минуту. Я не готова. Я совсем не готова. Думать некогда. Все усилия ушли у меня на то, чтобы выглядеть спокойно.

      – Нравишься. А что в этом криминального?

      – Ничего... – опешил Олег. По его интонации стало ясно, он не ждал прямого ответа. А чего он, собственно, хотел? Чтобы я закатила глаза, поломалась, пококетничала, пропела нечто неопределенное, но приятное? За что боролся, на то и напоролся. Хотел – получай.

      – Пойду спать. Спокойной ночи, Олег.

      Он протянул мне руку. Он! Мне! Протянул! Руку! Сам! Нет, мир сегодня и впрямь перевернулся с ног на голову. Я пожала протянутую руку, как будто делала это каждый день. Рука показалась прохладной и сухой.

      – У меня, наверное, руки холодные? – окончательно смутился Олег.

      – Да, нет. Все в порядке. Пока, – улыбка сама заплясала на моих губах.

      Он кивнул, повернулся и пошел прочь. А я помчалась к дому. Вприпрыжку. Какой сегодня замечательный день! Лучше не бывает. Как здорово все получается! Я поцеловала тетю Нину. Она обомлела. Я выпила опостылевшее молоко. И не умерла. Я тут же забралась в постель...

* * *

      Кажется, я ему нравлюсь. Но насколько это серьезно? В голове снова и снова, как в замедленной киносъемке, прокручивались события вечера. Проплывали лица Олега, Светки, Толика, Рыжего... И никак не спалось. Ну, никак.

      Было душно, маятно. Я открыла окно настежь и опять легла. Еще немного покрутилась с бока на бок. Сходила, попила холодной воды. Не помогло. Так вот это и есть бессонница? А если выйти в сад? В доме слишком жарко. Подышу свежим воздухом и, может быть, засну? Я вылезла в сад через окно, поскольку боялась разбудить тетку. Крику не оберешься. Не очень-то оказалось удобно в длинной ночнушке перелезать через подоконник. Даже если он низкий. Но переодеваться лень. На улице теплынь. И, вообще, это ненадолго.

      На улице оказалось здорово. Мне никогда раньше не приходилось выходить из дома ночью. И, между прочим, зря. В траве слабо мерцали огоньки светлячков. Сколько же их здесь? От земли и травы шел влажный запах росы. Лунный свет тонко серебрил листья яблонь. А заодно высвечивал мою ночную рубашку.

      – Белею, как привидение. Издалека видно, – пронеслось в голове. – А-а-а... Все равно... Все давно спят, и стесняться некого.

      Было так хорошо, возвращаться в постель ужасно не хотелось. Поговорить бы с кем? Неизвестные раньше чувства переполняли меня и рвались наружу. А что делать? Светка седьмой сон видит. Да к ней и не проберешься. Может, прогуляться? Хотя бы до озера. Правда, я в ночнушке. Но ведь не по деревне же? Задворками.

      Нет, положительно, только в шестнадцать лет в голову может прийти подобная бредовая идея! И ведь я пошла. И это получилось чудесно. Красота июльской ночи только обостряла мои чувства. За те десять минут, что длился путь до озера, я несколько раз спотыкалась и падала. Слишком трудно было отвести глаза от неба. Мне казалось, что никогда я еще не видела столько крупных, ярких, блестящих звезд.

      Я была счастлива. Очень счастлива. И даже немного огорчилась, когда дошла до озера... Надо бы вернуться. Но так не хотелось. И я присела на одну из ив, низко склонившихся над водой. Предполагала сначала сходить на ту площадку, где мы жгли костер. Однако на ивовом стволе оказалось слишком удобно. Даже легкая дрема на меня накатила. И я все не уходила, все сидела. Досиделась. Послышались шаги и негромкие голоса. От неожиданности я поджала ноги. В результате чуть не свалилась в воду. Хорошо, успела схватиться за толстую ветку. А потом вспомнила, что я в ночнушке и свечусь в ней, как неоновая лампа. Шаги и голоса слышались все ближе. Ничего не оставалось, как броситься в высокую, мокрую от росы осоку.

      – Постой, – сказал кто-то, и мне показалось, что это голос «нежнолюбимого» мною Толика, – там, кажется, кто-то есть...

      – Тебе померещилось, – отозвался другой голос.

      Уж этот тембр я узнала бы в самом туманном сне. И потому затаила дыхание. Везет же мне! Вечно влипаю в дурацкие истории. Зубы у меня начали выбивать дробь. То ли от страха, что меня сейчас обнаружат, то ли оттого, что ночнушка успела вымокнуть, прилипла к телу и меня теперь бил озноб.

      – Ну, может, и померещилось. А ты, Миш, все же сходи, посмотри.

      Рядом со мной словно слон протопал. И куда Рыжий только смотрел? Не пойму. Наверное, на звезды. Меня он, во всяком случае, не заметил.

      – Нет там никого, – буркнул Мишка.

      – Я же говорил, – Олег кашлянул. – Миш, дай спички.

      – Держи.

      В темноте тускло засветились огоньки сигарет. Три. И эта глиста в скафандре, Толик, туда же. Курит, дохляк, а у него, кажется, астма. Матери его что ли настучать?

      – Чего, мужики? Присядем?

      Ой, ой, изображают из себя! Мужики! Ха!

      – Трава мокрая, – это Олег.

      – А мы – на дерево... – это Толик.

      Три темных силуэта появились на дереве. На том самом месте, где пять минут назад сидела я. Спиной ко мне сели – дошло до меня. Вот и чудненько, теперь не заметят... Но пришлось сидеть еще тише. Сердце колотилось так, что ребята вполне могли услышать его стук.

      – Ну? – начал Олег. – Завтра с мужиками из Березовки играем? Или как?

      – А в чем дело? – удивился Рыжий.

      – В маленьком пустячке... Центральный нападающий у нас заболел.

      – Ага, – подхватил Толик. – Что-то Миха тихий весь вечер. Точно. Заболел.

      – Да пошел ты... – огрызнулся Мишка.

      Я вдруг поняла – ребята правы. Обычно Рыжий трепался больше всех, а сегодня вечером нем, как рыба.

      – Не злись, Миха, но уж больно ты смурной. Может, тебя девки больше не любят? – тихонько издевался Толик.

      – Ты, Толян, поосторожней. У него сегодня не все дома. Мало ли какая муха его укусит? Еще в зубы получишь. Он на это дело скорый, – язвил Олег.

      – Давай, Олежка, мы его в озеро макнем? Весь грипп, как рукой снимет.

      – Отстань от мужика, Толян, – продолжал ехидничать Олег. – Может быть, у него горе? Может, он влюбился?

      – Кто? Миха?

      – Ну, – Олег закурил новую сигарету. – Безответно.

      – Это гнусная клевета, – голос у Толика стал до невозможности противным. – И как тебе это в голову пришло? Кто-кто, только не Миха.

      – Ну что же, он и не человек, что ли?

      – Ты даешь, Олег. А еще Мишкин кореш. Да Миха сроду баб за людей не считал. Только с шеи стряхивал. Это у него грипп. Или ветрянка. А, может, рак?

      – Дурак у него, а не рак, – открыто издевался Олег.

      – Может, и дурак, – подыгрывал Толик.

      Мне стало обидно за Рыжего. И сама не знаю, почему? Они разыгрывали его, как сопливого пацана. Захотелось заслонить его от парней. Я чуть было не выскочила из своего укрытия, но вовремя опомнилась. Впрочем, Мишка мог обойтись и без моей помощи. Он встал. Снова закурил. Помолчал. Огонек его сигареты на какое-то мгновение загорелся ярче. Ребята ждали. Уж не знаю, чего? А я ждала, что Мишка как-нибудь удачно отшутится. Он ведь у нас записной шутник. Не привыкать.

      Ожидание затянулось надолго. Почему он молчит?

      – Да, влюбился, – сказал неожиданно Мишка. Тихо так сказал и как-то отстраненно, – Ну и что?

      – Чего? – в один голос озадаченно переспросили парни.

      Я и сама была ошарашена. Что-то невероятное происходило на моих глазах. Олег читал в чужих душах. Рыжий, не способный влюбиться по определению, влюбился. Чудеса да и только! Что дальше-то будет?

      Я совсем затаилась. Даже дыхание стала задерживать. Не от страха. Из любопытства. Боялась пропустить хоть одно слово. Но Мишка не сказал больше ничего.

      – В кого? – спросил наконец Толик и голос его звучал напряженно.

      Интересно, а этому Крокодилу с какой статьи напрягаться?

      – Мое дело, – Мишкины слова были увесистыми, как булыжники.

      И опять – тишина.

      – Ты, Миха, вот что, – после изрядной паузы подал голос Олег, – ты мою сестру трогать не смей. Отскочи от Светки, слышишь? Хоть ты мне и друг, но морду я тебе набью.

      – Испугал ежа голой задницей... Хоть ты мне и друг, – передразнил его Рыжий, – но сестра мне твоя нужна, как прошлогодний снег. Уж не обессудь, матушка.

      – Ну и все. Замяли, – легко согласился Олег. – Главное, не Светка.

      – А мне просто любопытно, – сознался Толик. – Это случаем, не Алька?

      – Алька? – удивился Олег.

      – Да кто еще? Уж больно Миха вокруг нее увивается в последнее время.

      – А что? – усмехнулся Мишка. – Ты против? Алька – девушка, что надо. Только на Олега не в меру заглядывается. Я ведь Олежке не враг.

      – При чем тут я? – медленно спросил Олег.

      – Я думал – у вас любовь, – пояснил Мишка. – В противном случае я бы не зевал.

      – У нас нет любви. По крайней мере, с моей стороны, – голос Олега звучал сухо и одновременно осторожно. – Но ты к ней все же не подкатывай: она – Светкина подруга и, вообще, ... Маленькая еще.

      – Что ей, Светку до старости пасти? – возмутился Мишка. – И не маленькая она вовсе. Наши с тобой бабки в ее возрасте уже замужем были.

      – Маленькая и глупая, – уперся Олег. – Нечего малолетних развращать. Сам знаешь, чем это заканчивается.

      Он показался мне сейчас таким мерзавцем: трусом, лжецом, клеветником. Мир померк. Мир вокруг меня рушился с треском. Да и как иначе, если в одно мгновение с треском рухнул многолетний кумир? Потрясение было слишком велико, чтобы осознать его в полной мере.

      – Зачем ты так, Олег? – неприязненно бросил Мишка. – Алька же не такая. Она – хорошая девчонка.

      – Хорошая, – неожиданно сказал Олег, противореча самому себе, – пока. Вокруг полно таких девчонок. Уж тебе ли этого не знать? Есть ведь и лучше. Почему не поискать?

      – Значит, лично ты будешь искать себе лучше? – заинтересовался Мишка.

      – Куда торопиться? Впереди вся жизнь. На мой век девчонок хватит.

      – Нет, ты мне прямо скажи. Значит, здесь свободно? – настаивал Рыжий.

      – Ну... Свободно... – неохотно уступил Олег.

      Молчавший до сих пор Толик вдруг заговорил и заговорил неожиданно враждебно:

      – Что ты, как на допросе? Твое какое дело? Пусть Олег с Алькой сами разбираются. Ты иди вон к Таньке-вдове. Она и так все глаза проплакала. В принципе, можешь и ты поискать себе получше.

      – А мне никого лучше не надо, – зло сказал Мишка. – Слышите? Я в нее влюбился. В Альку... Раз место свободно, я его занимаю. И соваться к Альке никому не советую.

      Он резко взмахнул рукой. Огонек его сигареты описал в воздухе крутую дугу, оставляя за собой светящийся след.

      – Всем пионерский привет! – и Рыжий мгновенно растворился в темноте.

      Долго стояла полная тишина. Вот это новости! Целый год надо переваривать. Можно было и самой обо всем догадаться. Как же, черт возьми, получилось, что...

      – Трепло ты, Олег, – нарушил молчание Толик. – Зачем врать, если Алька тебе нравится?

      Вместо ответа Олег закурил еще одну сигарету.

      – Я же знаю, она тебе нравится.

      – Нравится, – помедлив признался Олег. – Она и тебе нравится. Ну и что?

      – Как что? – поразился Толик. – Ты сам от нее отпрыгнул. Теперь не подъедешь.

      – Будет нужно – подъеду.

      – Брось... – скептически заметил Толик. – Миха и тебе ноги переломает, если что...

      – Да я и сам не полезу. Как нравилась – так и разонравится. Она такая еще дура. Что мне с ней, детей крестить?

      – Что дура – это точно. Все равно. Зря ты... – Толик вздохнул. – Ладно. Пошли по домам. А то вокруг одни амуры.

      И они ушли. А я еще выжидала минут десять. В голове все перемешалось. Разобраться сразу не было никакой возможности. И я побрела к дому. Ничего не скажешь – ночь Мадридских тайн.

      Дорога домой оказалась путешествием вне времени и пространства. Просто черная дыра какая-то. Перелезая через подоконник, я зацепилась подолом за гвоздь, вбитый снаружи неизвестно для чего, и с треском разорвала подол. Только тогда немного пришла в себя. Вытащила из-под кровати чемодан. Достала оттуда свежую ночнушку, а мокрую, грязную и рваную запихала на ее место... Слава богу, тетя Нина предоставила мне возможность самой следить за своими шмотками. Я переоделась. Залезла на кровать, натянула одеяло до подбородка. Меня трясло. Не от холода. От обиды, гнева и еще чего-то непонятного. Казалось, уснуть не смогу никогда. Но сон сморил меня тут же.

* * *

      Меня разбудила воробьиная возня на подоконнике. Я забыла ночью прикрыть за собой окно. Нахальные птахи раздергивали клочок ткани, зацепившийся за гвоздь. Не хватало, чтобы этот клок увидела тетя Нина. Пришлось встать, согнать птиц с подоконника и отцепить злосчастную полоску материи.

      Утро выдалось великолепным. Свежим и солнечным. Это, наверное, природа назло мне подстроила. Против воли я полюбовалась в окно. Нет, настроение все равно поганое. Дальше ехать некуда!

      За завтраком я давилась любимой яичницей с помидорами. Аппетита не наблюдалось вовсе. Тетка всполошилась и помчалась за термометром. Напрасно суетилась. Градусник оказался на моей стороне. Температуры не было.

      – Ты перегрелась на солнце, – решила тетка. Она привыкла видеть у меня отличный аппетит. Я всегда ела за трех мужиков.

      – Я не ходила на пляж. И, вообще, я абсолютно здорова.

      – Да ты посмотри на себя! Синячищи под глазами – Во! Что я Володьке скажу?

      Она еще долго кричала и одновременно гремела посудой на кухне. Что за гремучий характер? Удивляясь на саму себя, я взялась за домашние дела. И вот что интересно: по идее все должно валиться из рук, – ничуть не бывало. Наоборот, веник и тряпка просто порхали в руках. Я ощущала необыкновенный прилив сил. Может, это у меня от злости? Тетя Нина посмотрела, посмотрела и высказалась:

      – Нет, это ты точно заболела. У тебя с головой непорядок.

      А когда я взяла ведра, чтобы идти за водой, она втихомолку осенила меня крестным знамением. Захотелось вдруг уткнуться ей в плечо и расплакаться.

      У колодца никого не было. Это радовало. У меня не хватило бы сил ни с кем разговаривать, здороваться. Даже мыслишки ни одной завалящей в голове.

      Я машинально крутила ворот колодца и чуть не облилась водой, когда первый раз поднимала ведро... Как-то позабыла, чем занимаюсь. Цепочка на колодезном ведре была холодная, мокрая и скользкая. Сегодня меня это раздражало больше обычного. Со вторым ведром я ковырялась в два раза дольше. Меня все злило. Подцепив крючками коромысла свои сосуды, полные воды, и устроив эту окаянную деревяшку на плече, я развернулась и, как нарочно, столкнулась с Олегом. И он с ведрами. И он за водой. Только без коромысла. Олег как-то очень пристально, очень внимательно всмотрелся в меня. И вдруг широко улыбнулся. Улыбка получилась радостной. Наверное, сам не ожидал, что улыбнется. Интересно, чему это он радуется? Мне – так совсем не весело.

      – Привет, – сказал он.

      – Привет, – равнодушно поздоровалась я. Окинула его взглядом, отмечая про себя, что в первый раз не боюсь открыто посмотреть ему в лицо, поздороваться. В первый раз мне безразлично, что он обо мне подумает. Абсолютно. Его улыбка только обидела. Но даже обида была какой-то равнодушной. Вот по этому человеку я сходила с ума? Да такой трус не стоит и одной, самой маленькой моей слезинки.

      – Давай, помогу, – предложил он ни с того, ни с сего.

      – Спасибо, я – сама, – и пошла себе потихоньку, стараясь не расплескать воду. Прекрасно знала, что он стоит, смотрит мне вслед и ничего не понимает. Раньше я бы обязательно проверила, так ли это? Но теперь, и сама не знаю, почему, мне это было не нужно. А вот что мне действительно было нужно, так это переварить все свои новости. Разобраться в мыслях, чувствах, ощущениях. Подумать, как следует подумать.

* * *

      Я не пошла, как всегда, к Светке. Знала, чем мне это грозит, но не пошла. Вместо этого отправилась в лес. Шла лугом, обрывала головки цветов и представляла, как сяду на какое-нибудь поваленное дерево и обо всем не торопливо подумаю. Но едва дошла до опушки и завернула за кусты – опустилась на траву и разревелась.

      Я ревела долго. Очень долго. Затихала, вроде успокаивалась и вдруг опять начинала реветь. Кто бы слышал тогда мои мысли! Это же надо!

      Когда слезы иссякли, я, все еще всхлипывая, заснула. Сама не заметила, как... А, проснувшись, долго не могла сообразить, почему солнце тянет к закату? Правая рука и правая нога затекли от неудобной позы, в которой я лежала. Пошевелиться больно. Трава неприятно щекотала нос и щеку. Постепенно память подсказала, где и почему меня сморило. Ничего себе! Проспать до вечера. Ну, не до вечера, часов до шести. Все-таки. Скоро ужинать. Опять я не приходила домой к обеду. Еще и дома будут неприятности. Часа полтора в запасе есть. Может, сбегать домой и быстренько проглотить обед? Да, но тогда ужинать не захочется.

      Я пошевелилась, медленно разгибая затекшие руки и ноги. Черт, какое неприятное ощущение. Бок отлежала. Так же медленно я села. Потрясла головой, прогоняя остатки сна. И только тут заметила, что чуть в стороне, прислонясь к стволу тоненькой березки, сидит Рыжий. Спокойно так сидит. Жует травинку и смотрит на меня. Ах, ну да... Он же пустующее место занял. Вот сволочь!

      – Привет! Ты что тут делаешь? – злобно поинтересовалась я.

      – Проснулась? – вместо ответа улыбнулся Мишка, не обратив внимания на мою агрессивность, и сунул в рот очередную травинку. – Нашла место, где спать.

      – Где хочу, там и сплю, – тут же взбрыкнула я. – Это никого не касается.

      – Ага, – хмыкнул он. – Если не считать, что Светка тебя обыскалась. Нас весь день на поиски гоняла. Заметь, уже второй раз. По какому поводу ты бунтуешь?

      – Не твое дело.

      – Не мое, – в глазах у Рыжего вспыхнули смешинки. – Только у Светика побег карается расстрелом.

      Какие заразительные смешинки в глазах у этого Рыжего!

      – Ну и как она? Апоплексический удар не хватил? – Мишкино веселье злило, но одновременно и успокаивало.

      – Пока нет, но, может, и хватит.

      – Ну и черт с ней! Я – не собственность, – сказала я в воздух.

      Рука сама стала нервно ощипывать стебелек тимофеевки. Должно быть, мой голос все еще был злобным, потому что Рыжий пересел поближе и растеряно спросил:

      – Аль, что-нибудь случилось?

      И я не стала ему врать, хотя сначала такое желание имелось.

      – Да.

      – Что-нибудь серьезное?

      – Да.

      – Кто-нибудь обидел? – он подсел еще ближе. Достаточно было одного взгляда, чтобы понять – он за меня действительно переживает. А за меня никогда никто, кроме отца и тетки, не переживал. И мне больше не хотелось делать ему больно. Наоборот, неизвестно откуда возникло теплое чувство благодарности. Благодарности? Н-да...

      – Сама себя обидела. Больше, чем другие. Не сердись, Рыжик, никому не хочу об этом говорить.

      – У тебя заплаканное лицо, – спокойно заметил он. Вытащил из моих волос сухую веточку. Сунул пальцы в карман модных джинсов и вытянул крохотную расческу, – На, причешись. Плакала?

      Я молча кивнула. Рядом с Мишкой мне сейчас было лучше, чем с кем бы то ни было. Лучше и спокойней. От него шло доброе человеческое тепло. Ничего не надо из себя строить. Можно говорить правду. Можно не бояться выглядеть такой, какая ты есть. В глубине души существовала уверенность, что Мишка все поймет правильно. Я подняла на него глаза и вместо привычных голубых льдинок увидела два теплых озерка. И удивилась. Он смотрел на меня с какой-то нежной жалостью. Мне стало не по себе, и я перевела взгляд на куст волчьей ягоды за его плечом.

      – Как ты меня нашел?

      – Случайно, – он пожал плечами. Мускулы так и заиграли под белой футболкой.

      – Ехал с футбольного поля. Решил срезать угол – проехать здесь, ну и увидел... «спящую красавицу»...

      – А почему не разбудил? – мне захотелось обидеться. И смотреть не на Рыжего, а на бабочку, которая порхала возле его уха.

      – Уж больно ты сладко спала. Даже причмокивала.

      Вот змей! Думает, он тут кому-то нужен. Мечтать не вредно!

      – И давно ты здесь?

      – Что? – Мишка отмахнулся от бабочки.

      – Я спрашиваю, давно ты мой сон караулишь?

      – Часа два, – рассмеялся он. – Там, наверное, уже игра закончилась.

      – Какая игра? – спросила и сразу вспомнила, что наши должны сегодня играть в футбол с парнями из Березовки и Хлебникова. – А ты? Ты не играл?

      – Меня освободили. Я же тебя искал, – Мишка, как и вчера в овраге, заглянул мне в лицо. До чего ему веснушки идут! Заглянул и сразу отодвинулся. А я облегченно вздохнула. Потому что, как и вчера, очень испугалась.

      – На, – он протянул мне аккуратный сверток. В свертке – два бутерброда с вареной колбасой. В желудке сразу же начались спазмы. Оказалось, что очень хочется есть. Надо же, от себя оторвал.

      – Спасибо, – зубы уже впились в бутерброд и вместо слов получалось голодное урчание. – Еще бы попить.