Текст книги "План "Б""
Автор книги: Елена Муравьева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 17 страниц)
«Я ничего не чувствую, будто резиновая кукла».
– А как же оргазм?
«Да, пошел ты».
Ночь смыкала веки усталым любовникам и непорочным монахам, детям и старикам, великим праведникам и большим грешникам. Невластная только над въедливым не покоем бессонницы, миновала она женщину с заплаканными глазами.
ИМ не разочаровал. Он был классным любовником. Тонким, чувственным, умелым. Мужской силой мог поделиться с семерыми. Но…без душевной подоплеки секс казался Тате механистическим набором движений, в котором скудость ощущений ни как не компенсировалась мощным финалом.
«Почему мне так плохо? Мы ведь должны подходить друг другу», – спрашивала она у себя.
– Ничего подобного. Ты получила то, что заказала, причем с оглядкой на формулировку и только. О соответствии не было сказано ни слова, – подсказал Внутренний Голос.
«Что ты имеешь в виду?» – испугалась Тата.
– Исправь меня, если я ошибаюсь. Ты хотела душевного покоя? Не душевного тепла, не привязанности или хотя бы расположенности, именно, покоя. Ты его обрела. Ты ни будешь испытывать к этому мужчине никаких чувств. Подчеркиваю: ни каких. Ни хороших. Ни плохих. Твоя душа для него закрыта.
«Я не этого хотела».
– Не ври. Ты хотела, чтобы с тобой обращались правильно, то есть в соответствии с инструкцией. Так и будет. ИМ, словно робот, методично и тщательно исполнит все назначенные тобой предписания Так что, тебе не придется больше страдать из-за чужой спонтанности. Ты будешь мучиться из-за тупой монотонности и предсказуемости собственной жизни.
«Я хотела лишь передохнуть».
– Вот и дохни! – Внутренний Голос стал безжалостным. – Ты хотела материального благополучия? Получай. Но деньги – хитрая энергия, она на халяву не дается никому. Ты заплатишь за финансовую свободу, потерей свободы личной. Этот человек прагматичен и потребует отчет о каждой потраченной копейке. Он щедр и любит делать подарки, но с оглядкой на собственный вкус. Он придерживается консервативных взглядов и считает, что мужчина – добытчик, а женщина – хранительница очага. Поэтому целый год ты будешь его домработницей, кухаркой и сексуальной игрушкой.
«Но почему? Я всего лишь хотела не работать с девяти до шести. Не подчиняться всяким идиотам. Не слушать вечное нытье офисного планктона. Я хотела отсидеться в тепле и уюте…»
– Вот и седей! Ты хотела заботы, понимания, щедрости, ответственности, уважения, всего, что составляет суть нормальных человеческих отношений. И ты это получишь. Но в формальной, доведенной до абсурда, форме. ИМ превратится для тебя в набор функций и ты всегда будешь помнить, что с тобой не человек, а зомби.
«Это какой-то кошмар».
– Ты хотела, чтобы тебе с твоим избранником было интересно? Будет. Изо дня в день он станет развлекать тебя, заваливать информацией и впечатлениями, невзирая на твои настроения и желания.
«Не хочу. Я ничего уже не хочу. Надо срочно что-то делать. Например, заменить этого типа другим. Кто там занял второе место?»
– ИМ номер два вызовет у тебя такую же реакцию. Только негатива добавится.
«Какой ужас!»
– Это еще что. Вспомни, про свой зарок. Ты выдернула человека из прежней жизни, навязала ему себя и за это поклялась быть верной, честной, доброй, хозяйственной! Так что придется, милая, крутиться, как белка в колесе!
«Не желаю».
– Ничего не поделаешь.
«Почему ты меня не предупредил раньше?»
– О чем? Ты в трезвом уме и здравой памяти назначила незнакомого человека ответственным за свою жизнь, сама же умыла руки и, стало быть, выбрала рабство.
«Неправда!»
– Правда! Ты даже не удосужилась взглянуть на партнера. Ты фактически отдалась первому-встречному.
«Он – не первый-встречный!»
– Ой, ли, на его месте мог оказаться каждый.
«Я ошиблась и отменю колдовство».
– Дерзай. Но пока ты будешь строить антиконструкцию, ИМ будет рядом с тобой.
Так жизнь превратилась в кошмар. Дни сменяли ночи. Выбрать, что хуже Тата не могла.
Ночами был секс.
– Я тебя хочу… – говорил ИМ.
Тата закрывала глаза и подгоняла время. Скорее!
В лучшем случае, она ничего не ощущала. Ни рук, ласкающих кожу. Ни губ, пьющих дыхание. Ни плоти, пронзающей глубины. В полном бесчувствии организм сам по себе, без ведома ума и нервной системы, накопив возбуждение, взрывался оргазмом, необоснованным, как восторги шлюхи, под сотым клиентом. Но это были цветочки.
В ягодном варианте, коих было большинство, тело отказывалось мириться с насилием. Едва мужские руки касались кожи, как черная муть отторжения подступала к горлу. Тело под поцелуями сначала деревенело, а затем превращалось в камень.
Мужские губы ласкали шею, плечи, а женские легкие заполнял расплавленный свинец: «Нет!».
Мужчина добирался до груди, и огонь перетекал в женское сердце: «Нет»
Мужчина собирал мягкую, нежную, с ягодкой соска, грудь в ладонь. Та не помещалась, расплывалась бесформенной массой у основания. Он прижимался к теплой мякоти лицом. Глох, слеп, задыхался. Тата вздыхала судорожно и представляла, что молочная железа полна ядом, и отрава, через истерзанные пальцами, губами, зубами, соски, вливается ИМ в рот.
– Так бы и умер, – болтал чушь ИМ.
Тата очень хотела согласиться. Но не смела. Не имела права желать зла. И не желала. Лишь торопила время. Надвигался апогей ее мучений – оргазм. Его надо было прожить, как можно скорее.
По мере того, как тело подлаживалось под навязанным мужчиной ритм, как в внизу живота скапливалось энергия, в мозгу собиралось и концентрировалось неприятие. В миг, когда подлая, ничтожная тварь-матка исторгала из себя влагу, сознание, вынужденное проживать одновременно два противоречивых чувства: экстаз и ужас – впадало в ступор. Сердце пронзала острая боль, легкие сжимались без воздуха, рот рвался в немом крике, барабанная перепонка трещала под прессом давления.
Продлись наслаждение-истязание еще миг, и смерть наступила бы неминуемо. Но у всего есть предел. На нежности после первого соития и на прелюдию ко второму Тата уже не реагировала. Она впадала в почти коматозное состояние и, как в защитном коконе, отсчитывала, сколько раз ее сегодня казнят: два, три или более.
Если исступление мукой принять за искупление, то за свое желание получать оргазм в каждом половом акте она заплатила сполна. От нервного истощения тело стремительно худело, истончалось, таяло. Красота из здоровой превращалась в изысканную. ИМ перемены приписывал собственным эротическим талантам и гордился неимоверно. То, что с Татой происходит в постели, он, слава Богу, не замечал. Также как и ее дневного подвига. Тут колдовство тоже удалось на славу.
Поведение ИМ точно соответствовало прогнозу Внутреннего Голоса.
– Тата, я тебя попрошу вести учет наших расходов. Не подумай, что я тебя ограничиваю, но мне надо понимать, куда уходят деньги. Ты ведь экономист по образованию, значит, тебе будет несложно вести табличку в excel.
– Конечно, милый.
К чему дебаты, если все равно придется подчиниться? По субботам ИМ, надев очки в тонкой металлической оправе, проверял записи и красным фломастером отмечал пункты, выходящие за рамки рационального ведения хозяйства. Тата в это время стояла рядом, покорно выслушивала ценные указания и с вожделением смотрела на часы. Каждое сказанное ИМ слово приближало финал истории.
– Тата, у меня для тебя кое-что есть! Ты ведь хотела норку, я правильно угадал?
– Конечно, милый.
Она не носила шуб, не любила золото, не надевала вечерние и коктейльные платья от именитых брендов. Она терпеть не могла барахло, которое приносил ИМ. Даже фирма, в припадке щедрости, переписанная на ее имя, не принесла радости.
– Делать тебе нечего не надо. Будешь наезжать пару раз в неделю, принимать доклады. Сейчас модно, чтобы у жены был собственный бизнес, – ИМ сразу обозначил правила, чем лишил презент всяческого смысла.
– Но я бы хотела поработать, попробовать свои силы, – возразила было Тата. От бесконечной готовки и уборки ее уже тошнило. ИМ был помешан на здоровом питании и употреблял только экологически безупречные продукты. Свежеприготовленные, естественно. С учетом того, что кушал он только дома и предпочитал проводить переговоры с клиентами и партнерами за хорошо накрытым столом, из кухни Тата практически не выходила.
– Твоя работа – это дом.
– Но можно нанять домработницу.
– Я против чужих людей в доме.
«Я тоже», – подумала Тата и посмотрела на часы. Пока шел разговор, она еще на три минуты приблизилась к свободе.
«Все пройдет», – сказал еврейский мудрец Соломон, подразумевая царские горести и тщетность бренного бытия. И добавил уничижительно: «И это!» Сначала у Таты иссякли силы терпеть беду, затем – само терпение, а потом и беда пошла на убыль. Явилась весна с авитаминозом, половыми бурями и цветением садов. Затем первой жарой угостил июнь.
– Куда поедем отдыхать? – полюбопытствовал ИМ, – и когда?
Колдовство теряло силу в начале августа, поэтому Тата ответила:
– Давай в сентябре.
– Что за блажь? – удивился ИМ. – Зачем сидеть летом в городе?
– Пожалуйста…
Чары иссякали и ИМ уступил. Он по-прежнему, пылал страстью, как самовар, «топтал», как петух, не помышляя об изменениях. Они сами вошли в жизнь.
Тата с холодным любопытством прирожденного естествоиспытателя наблюдала за процессом. ИМ случайно встретил на выставке подругу своей бывшей возлюбленной.
– Как она? – спросил для проформы. Шел июль. Кроме Таты женщин на земле не существовало.
– Плохо! Очень плохо! Какая же ты скотина!
– Я?
– Ну, не я!
Выяснилось, что после его внезапного ухода возлюбленная сделала аборт, месяц лежала в больнице, осталась без работы и очень бедствует.
– Не может быть! – Мир, теплый и розовый, состоящий из Татиного тела и постоянного упоения, дал первую трещину.
– Козел! – резюмировала собеседница и ушла прочь. – Сволочь!
Вечером, как человек порядочный, ИМ рассказал Тате о встрече.
– Ты бы ее проведал, помог… – странное предложение для любящей женщины? Но июль-то перевалил за середину.
ИМ накупил всякой снеди и отправился по почти забытому адресу. Дверь открыла мать.
– Я ничего не знал, – сообщил ИМ вместо «здравствуйте».
– Зачем явился?
– Она…дома?
– Нет.
– Можно я подожду.
– Проходи.
За чаем события прошедшего года высветились нелицеприятными подробностями.
– …чуть не умерла. Отравиться пыталась. Не отходила от нее ни на шаг…
– А где сейчас?
– Работает.
– Так поздно?
– Трудно жить-то.
Хлопнула дверь.
– Мама, я картошку купила… Ты!
Он подошел, забрал из рук сумки, не зная, куда девать, посмотрел растерянно по сторонам.
– Уходи, – услышал? почувствовал? неуверенный шепот.
– Прости меня! – он за этим и явился. Извиниться, грех с души снять, помочь деньгами. Милое лицо утопало в следах печали. Глаза полнились болью. Он смотрел, как воду в пустыне пил. Глаза, губы – он их любил? Сердце защемило – любит! Волосы на подушке, руки на плечах, вкус поцелуя, как он мог обходиться без всего? Зачем?
– Родная моя…
Рушились чары. Словно извержение вулкана, разливалась огненная лава-любовь. Пепел забвения усыпал прожитые месяцы. Мнимое уходило. Оставалось настоящее. Чувство.
В тот вечер ИМ был сам не свой. Кругом, перед всеми виноват! Предатель. Дважды предатель. Занимался любовью, не в пример прежнему, без пыла, по обязанности. Мысли витали далеко, тянулись к другой.
К ней и явился через два дня. Букетище, полная сумка еды…
– Скажи хоть слово!
Прежняя любимая ответила:
– Нет!
– Я спать не могу! Есть! Жить! Возьми меня обратно!
– Нет, нет, нет! – и на грудь бросилась, сдаваться. Намучилась достаточно, хватит.
Три дня ИМ пожил на два дома. Ровно в срок объявил:
– Тата, прости, я люблю другую!
Первые слова о любви за год.
– Иди, милый! Счастья тебе, – Тата отпустила ИМ с миром и, не успев нарадоваться свободе, окунулась с головой в черную тьму депрессии.
Глава 5. Исступление – Искушение – Изменения
Исполнение мечты чревато тем, что на смену накалу нетерпения приходит пустота исполнения. И тогда жить становиться не зачем.
С Татой так и произошло. Цель – освободиться от ИМ, как спасительный круг держала на плаву долгие и тяжелые месяцы. Но едва идеальный мужчина скрылся из виду, она принялась тонуть. Сил сопротивляться не было. Желания тоже. Погрузившись в тупое оцепенение, Тата слонялась по пустой квартире, валялась на диване, разглядывая потолок. Сердце тупо ныло, пальцы дрожали, плакать хотелось непрестанно.
Вдоволь настрадавшись, как-то поутру она сказала себе: «Хватит! Пора завязывать с соплями! Надо жить дальше. Сколько можно…И вообще, волшебница я или где? Не желаю быть рабой обстоятельств. Хочу обрести покой!»
В то же мгновение душу накрыло равновесие. Ни боли, ни горя, ни тревог. Благодать. Но передышка оказалась недолгой. Депрессия вернулась через день. Пришлось снова применить магию. И снова. И снова. Наконец, стало ясно: чары не помогают.
В полном унынии Тата отправилась к бабушке. Кладбище утопало в тишине. В этот день лишь ветер шуршал по земле увядшими листьями, да птицы на деревьях пели свои песни. Тата шла, потупив глаза, стараясь не смотреть на каменные плиты – свидетельства о смерти; не замечать кресты – печати о печали. Она старалась не думать о бренности человеческого бытия, затаившегося в прочерке, противопоставляющем две даты. И все же смотрела, думала, вытирала украдкой слезы.
– Бабушка, – позвала Тата, придя на место. – Бабушка! – повторила грустно.
«Что тебе?» – отозвался родной голос.
– Мне плохо.
«Терпи, моя девочка. Жизнь бывает разной».
– Мне очень плохо.
«Пройдет».
– Это не ответ, а отговорка. И вообще, ты меня совсем забросила. Хоть бы приснилась! Внучка я или кошка безродная?! Любимица или дворняжка приблудная? Кто тебе важнее: вечный покой или я?
«Ты, ты, только не шуми. И имей в виду, там любят порядок, так что я только на минутку…»
– Мне совет нужен.
«Что приключилось?»
– Как жить дальше? У меня ничего не получается с мужиками.
«Жизнь и отношения – это опыт, который человеку надо получить. Поэтому люди и набивают шишки, обжигаются на молоке, дуют на воду, падают, встают, снова падают»
– Я не могу так. Не хочу. Не буду. Подскажи легкий путь.
«Его нет».
– Но я хоть встречу своего суженого?
«Наверное. Если не опустишь руки. Если не поддашься отчаянию. Не закроешь сердце броней».
– А сейчас что делать? У меня душа болит, уже сил ни каких нет. И колдовство потеряло силу…
«Колдовство ушло из-за того, что ты совершила большой грех».
– Велика важность: год мужиком попользовалась!
«Разве забыла…Ребенок погиб…»
– Но когда вершилось колдовство, подруга ИМ не была беременна. А потом я про нее даже не вспоминала.
«Не обманывай себя, милая. Ты все отлично понимаешь. Если ты потеряла колдовскую силу, значит, ты могла предусмотреть такую ситуацию, но не захотела. В лишних знаниях, лишние печали…и лишняя ответственность».
Тата вздохнула тяжко. Бабушка, как обычно была права.
«Мне пора, прощай, девочка».
– Прощай. Спасибо, бабуля.
Тишину кладбища вспорола воронье карканье. Тата вздрогнула. Что это было? Она на самом деле разговаривала с бабушкой или померещилось? Впрочем, какая разница. Она узнала, что хотела. А спустя пару минут и увидела…
Женщина в белом халате, холеная красивая рука в маникюре, привычно и деловито наклоняет над умывальником металлическую посудину, наполненную кровавым месивом. Водоворот подхватывает комочки, красной густой, как хорошая сметана, массы, разбавляет цвет до розового и уносит в беспредельность канализационного стока то, что могло стать жизнью.
– Я не знала. Я не хотела, – хотела повторить Тата, но язык словно одеревенел.
Чужой, грозный, не бабушкин голос звенел укором в мозгу: «Чем провинилось дитя, которому не судилось по твоей прихоти прийти в мир? В угоду, каким богам принесено оно в жертву? Во имя чего совершено злодейство?»
– Это получилось случайно, без умысла. Но я все равно искуплю вину, клянусь, – пообещала Тата. – Только как?
«Приведешь в мир другого малыша! – приказал визави. – Даю тебе срок: десять месяцев».
– Дай мне еще силы, – успела попросить Тата, прежде чем разговор закончился.
Но видимо ее услышали. Тата стала чувствовать себя, не в пример последнему времени, нормально. И с души, словно камень упал. А уж мозг, вообще работал на всех оборотах, решая самую актуальную проблему сезона: где взять младенца?
В принципе вариантов было всего два: родить самой или посодействовать какой-либо женщине. Однако вряд ли грозный глас подразумевал легкие пути. Скорее всего, требовалось свершить подвиг или, как минимум, нечто экстраординарное.
Поиски поприща для применения сил много времени не заняли. Как-то, Тата наткнулась на плачущую на лавочке соседку. Первым порывом было подойти и утешить. Но слова тут были бессильны. У соседки была непроходимость труб. Она лечилась много лет, ездила к ворожкам и бабкам. Денег и нервов угрохала – не сосчитать. И все без толку. Все твердили одно и то же: оплодотворение не возможно.
Комкая в руках очередное подтверждение бессмысленности своего биологического существования, женщина на скамейке думала уже не о новой жизни, а о собственной смерти, о самоубийстве…
Тата удовлетворенно кивнула. Данный случай очень подходил под определение подвиг. Правда, существовало одно «но». Десять месяцев были слишком маленьким сроком для того, чтобы ввязываться в сложный или «долгоиграющий» проект.
«Ладно, возьмусь», – решила Тата и наслала на соседку надежду – нечего руки опускать, пусть верит. Сама же, не мудрствуя лукаво, отправилась в Дальнее Никуда в Высшую Канцелярию выяснить: есть ли у проекта перспективы.
Объясняться пришлось с клерком.
– По какой, простите, надобности явились? – спросил он сурово.
– Желаю вину искупить. И на консультацию.
– Записаны?
– Я…
– В очередь!
Тата обернулась. Вокруг толпилось не меньше сотни просителей.
– Крайний кто?
– За мною будете!
– А скоро?
– Лет пять-шесть, не раньше.
– Что?! – заорала Тата не своим голосом, – какие пять лет! Да я сейчас все разнесу к чертям собачьим!
– Прекратите хулиганить! – пискнул клерк-бюрократ, – а то…
– Пошел, ты! Я – каких кровей, у меня бабка-прабабка, с первобытнообщинного строя, с пещер. Мои чудеса должны исполняться в режиме дедлайн, а не неизвестно когда. Потому: ни каких очередей. Все немедля, здесь и сейчас. Не то, как пойду громить, тебя в клочья, замки в пыль, не удержишь и не пытайся. Или докладывай номеру первому или пожалеешь! Ну?! – Тата шагнула вперед и легонько чиновничка плечиком задела. Тот поморщился, потер местечко ушибленное, и скромненько, с умилением в голосе спросил:
– Так вы-с значит родовая, наследственная, не из новодела, не из этих скороспелых? Сейчас все в чародеи лезут. Будто тут медом намазано. Натворят делов, потом у нас пороги обивают. Из какой фамилии будете?
Тата назвалась.
– Стало быть, внучка Любови Андреевны?
– Именно!
– Так бы сразу и сказали. Ведь гроссмайстер!
Тата понятия не имела об уровне бабушкиного мастерства и в ответ лишь многозначительно улыбнулась. Мол и я об том!
– Прошение написали?
Тата всполошилась. Да, конечно. Правильно? Секретарь зыркнул, отметил:
– По форме! – и исчез за высокой дубовой дверью.
«Если откажут, попрошусь лично. В ногах валяться буду, не уйду, добьюсь, с типом этим пересплю…»
Легок на помине, появился референт. Листком машет, не разобрать, что написано. Еще и глупости болтает:
– Вечерок не занят? Есть предложение! Полетаем, может? Места знаю, обалдеть.
– Какой вердикт? – выдохнула Тата.
– Благосклонно.
Поперек прошения лежала резолюция: «Пусть!».
– А ну-ка… – она протянула руку.
– По инстанциям пустить велено! Не суетясь! Так как на счет вечера? А?
– Занята! – отрезала Тата. – В другой раз. А на консультацию куда?
Клерк кивнул: в другой, так в другой. И передал веление начальства – разбирайся сама.
Вернувшись из дальнего вояжа, Тата отправилась исследовать маточные трубы соседки. Проход из-за спаек был узким по всей длине, в некоторых местах и вовсе образовались почти глухие заторы. Однако кроме механистических преград присутствовало что-то еще. Осторожно прикоснувшись к стенке трубы, Тата почувствовала, как чужая плоть завибрировала враждебным излучением.
Так, стало быть…
Прихватив нужный для проведения теста квант, Тата вернулась к себе и занялась анализом. Вскоре картина прояснилась: соседкино нутро излучало энергию смерти, основу которого составляло проклятие.
«Проклятие, – прочитала Тата в старых записях, – это сконцентрированный энергетический импульс, посланный мысленно, письменно или вслух одним человеком другому.
Если импульс слаб, то столкновение с энергетической оболочкой человека не приводит к пробою и тогда не происходит ничего страшного. Когда же оболочка разрушается, проникший негатив приводит к диссонансу в энергосвязях со внешним миром и тогда на уровне ДНК формируется новая психоэмоциональная программа, влияющая на судьбу человека. И даже на его род. В том случае, когда проклятие мощное или конкретно направлено на потомков, программа передается по наследству, предопределяя жизнь последующих семи поколений.
Но проклятие – не приговор. Он него можно и нужно освободить человека. Лучший способ для этого: найти автора проклятия и убедить покаяться».
Этим Тата и занялась.
Из родовой памяти соседки она вытащила на свет белый старую историю и ужаснулась. Сто лет назад, бабка соседки повздорила с подружкой. Та одолжила кофточку в белый горошек и пятно поставила. Перепалка переросла в ссору.
– Не проси ничего больше. Не дам! – заявила решительно бабка, тогда еще молодая барышня.
– Черт с тобой, – сказала подружка. И в сердцах – гардероб, чужой, богатый, выручал не раз – добавила: – Будь ты проклята, сквалыга!
«Что же теперь делать?» – гадала Тата. Автор проклятия и его жертва давно лежали в могилах. Ушли, естественно, не примирившись, не простив друг друга, не покаявшись. Следовательно, шансов на успех нет? Соседке придется нести свой крест дальше, а ей – либо искать новых родителей для младенца либо рожать самой?
Тата с ужасом посмотрела на часы. Время шло, бежало, таяло с каждой минутой. Но до крайнего срока осталась еще неделя, и опускать руки было рановато.
На всякий случай она еще раз погрузилась в старую ссору, пробежалась по колким обидам, перебрала сказанные в сердцах оскорбления. Увы, ничего кроме злобы обнаружить не удалось. Дурацкая кофточка напрочь убила дружбу, уничтожила привязанность, превратила двух приятельниц во врагинь. До конца жизни обе ненавидели друг друга. А за что собственно? Скорее из праздного любопытства, чем по здравому размышлению, Тата задалась неожиданным вопросом и обнаружила, что взаимные претензии по поводу одежонки были поверхностными. Суть обиды крылась в ином. Девчата злились из-за того, что подруга не пришла мириться первой, что поставила свои амбиции выше отношений.
Это было уже кое-что, и Тата принялась рыть усерднее.
Старания не пропали втуне. Перебрав ворох воспоминаний столетней давности, она наткнулась на случай, который мог бы стать ключом к ситуации. Подружка соседской бабки, Лида, уже в приличных летах, будучи изрядно во хмелю, призналась сестре, что из-за дурацкой тряпки рассорилась с самым близким человеком и всю жизнь жалела об этом. Однажды Лида даже пошла в церковь: замолить грех. Но по дороге заскочила в магазин, там как раз выбросили сосиски, и суд да дело стало не до лирики.
Тата вздохнула с облегчением. Полученный факт, хоть и с натяжкой, можно было расценить, как покаяние и провести процедуру. Она вернулась в маточную трубу и трижды произнесла заветные слова: «По поручению рабы Божей Лидии, снимаю проклятие! Прошу за нее прощение и прощаю от ее имени то зло, что, возможно, причинила!» Затем от имени бабки соседки приняла прощение: «Прощаю то, что ты прокляла меня! Прости и ты, то зло, что, возможно, я причинила».
Бесконечным мгновением разлилась в организме женщины неопределенность. Тата замерла. Хватит ли у опосредованного покаяния силы, чтобы победить проклятие? Стенка матки вибрировала от перенапряжения. «Ну же, голубушка, давай, – подстегнула Тата процесс. – Пусть добро победит. Тебе это самой выгодно: реализуешь свое истинное назначение».
В тот миг, когда проклятие отступило, Тата и в своем волшебном воплощении, в чужом женском нутре и дома, в человеческом обличье, испытала что-то сродни оргазму.
– Поняла, как это творить добро в особо крупных размерах? То-то… – поинтересовался Внутренний Голос.
Кроме вечного резонера с его дурацкими комментариями омрачило праздник и отсутствие результата. Соседи старательно занимались сексом, однако оплодотворение не наступало. Тата снова отправилась в Высшую Канцелярию.
– Почему ничего не получается? – взяла за горло референта.
Тот прохрипел:
– У пары генная несовместимость.
– И что, не бывать ребеночку?
– Почему же? Шансы есть!
– Говори!
– Отпусти, тогда скажу.
Тата ослабила хватку.
– Существует всего пять процентов вероятности, что у твоих соседей будут дети. Так что, на счет вечерка? Прогуляемся?
Не успел секретут закрыть рот, а Тата уже исчезла. И едва отдышавшись, занялась строевой подготовкой. Генной. Выстроила по ранжиру гены, не беда, что нет числа, был бы толк. Прокашлялась, как опытный оратор, и заматерилась фельдфебельно.
– Вашу мать! Да я вам…Да я вас…Сволочи, негодяи! Всех урою! Вы тут для чего торчите, жизнь продолжать или жопы наедать? Род людской продолжения требует! А вы в рулетку забавляетесь! Выдать немедленно зачинщиков! Пять из ста! Иначе каждого второго собственноручно…пожалеете…трам… тарам… там… там…
Призадумались гены. Сдать пятерых или всем миром полечь? Дама серьезная, силы не мерянной, вожжа под хвостом, вдруг не шутит?
Расступились ряды. Понурив непутевые головы, явились ответчики.
– Здесь стоять! Ждать вторжения! С места сдвинетесь, пожалеете!
И опять фиаско. Тата в отчаянии в секретарские ноги бухнулась:
– Веди, куда хочешь. Делай, что желаешь. Но скажи, что не так?
– Спешишь, лакомая моя, природа у парочки разная. Не бывать-с!
Тут-то разомлевший от приятного соседства клерк и совершил ошибку. Одну руку за пазуху Тате засунул в задумчивости или в забытьи грудь стал щупать. Другой под юбку полез. В волшебном Дальнем Никуда, как и заурядной реальности, всякий имевший власть старался превысить свои права. Но не такую попал. Зажав злодейские руки на месте преступления, Тата завопила что есть мочи:
– Помогите! Насилуют! Люди добрые!
Клерк задергался, зашипел: «Стерва!». А поздно. Кругом набежало видимо-невидимо.
– Обижают меня, сиротинушку! Совращают с пути истинного! Чести лишают! Что же это делается на белом свете? И сюда злыдни добрались! – орала Тата, размазывая по лицу несуществующие слезы и почти веря в угрозу посягательства и свершаемое насилие. Мелкий бюрократ, хилые ножки, спички-пальчики, ни как смог бы с ней совладать. О покушении на добродетель вряд ли бы и помыслил.
– Сама она, видит Бог, я бы никогда, – растерянно лепетал анти-герой.
– Так… – раздалось протяженное, будто эхо, восклицание. Откуда? Страшно и подумать! – Цирк устраиваем? Матросский танец с выходом?
– Я, я… – залепетал клерк.
– Молчи уж! Кого тут обижают? – Голос обрел твердость и стал похож на тот, с кем Тата беседовала на кладбище.
– Меня, – пролепетала Тата. – Меня, бедную, несчастную, помощи лишают. Один на один с бедой оставляют. И еще вдобавок насмехаются.
Голос приказал:
– Хватит выпендриваться! Переходи на нормальный язык. В чем суть дела?
Тата кратко изложила ситуацию.
– Дама знает о твоих стараниях?
– Нет, как можно?
– Благородство играешь!
– Вину искупаю! С совести пятна свожу! Какие тут игры.
– Ладно, тогда старайся.
– А сроки можно передвинуть? В виду непредвиденных обстоятельств?
– Надоедливая ты особа.
– Пожалуйста.
– Хорошо.
– У меня еще один вопрос…
– Будет тебе беременность! Не ной!
– Не мне, – закричала Тата. – Соседке.
Голос не ответил. Видимо, счел аудиенцию завершенной. Так и есть. Появился новый чиновник. Поважнее, посолиднее первого. Записал все подробно. А в завершение ошарашил:
– Запоминайте число, время, положение. Соседка твоя забеременеет двойней. Однако один ребенок умрет родами. Ясно?
– Ну, почему?
– Первенец вберет в себя несовместимость природ и погибнет. Второй останется жив.
– А еще рожать можно?
– Бабье и есть бабье! Только б плодиться! Посмотрим.
Тата скорчила обиженную гримасу, грудь вперед выставила и поперла:
– Жалко, что ли? Да?
– Ладно. Еще разик можно.
– Спасибочки! Благодарствую! Ручку пожалте, – опять ее понесло.
– Не паясничай! И дамочку свою приготовь…
Тата ввалилась к соседям с сияющими от возбуждения глазами.
– Сон видела! Вещий.
Мужчина и женщина смотрели на нее недоверчиво.
– Хотите ребенка?
– Ты, что смеешься?!
Тата чертыхнулась, вот напасть. И пересказала, что надо делать и как.
– Бред какой-то, – отмахнулась дама.
– Дело хозяйское. – Тата не очень расстроилась. На всякий случай она уже придумала план. Если соседи не послушаются, она нашлет на парочку страсть и покорность. А затем немножко «поиграет в куклы».
– Странная она, – сказала соседка и ушла готовить ужин.
– Странная, – согласился сосед.
Через час вернулись к теме.
– И выдумала же такое!
– Говорит, приснилось! Врет, наверное. Издевается.
Время 11.30. До назначенного срока оставалось десять минут.
– А вдруг, правда?
– Я тоже об этом думаю!
Лежали рядом, молчали, слушали тиканье часов.
Женщина первая не вытерпела:
– Обними меня.
– Мы попробуем?
– Ты хочешь?
– Конечно!
– А ты?
– Очень.
– Ты веришь?
– Не знаю.
– А я верю. Чувствую, нет, уверена, у нас все получится!
– Я начинаю.
– Еще рано. Подожди минутку.
О том, что соседка зачала, Тата узнала на следующий же день. Волшебный дар прямо с утра уловил наличие у женщины новой энергетики, привнесенной извне. Но спрашивать было неловко. Соседка призналась, когда живот мог заметить уже каждый.
– Мы ведь тебя тогда послушались.
– Вот и хорошо, – улыбнулась Тата и вздохнула с облегчением. Долг отдан, она свободна. Через девять месяцев и одну неделю, сидя у детской кроватки, соседка сказала:
– Второй ребенок умер. Какое горе.
Красный сморщенный младенчик лежал в кроватке и сопел приплюснутым носом.
– Зато этот жив. Какое счастье, – поправила Тата. Она держала «своего» малыша за ручку, перебирала пальчики, каждой клеточкой чувствуя гладкость и цепкую малость новой жизни. – Кстати, я снова сон про тебя видела.
– И что? – с тайной надеждой и готовностью отозвалась соседка.
– Приснилось, будто через год ты залетишь снова.
– Дай-то Бог. Хорошо бы.
Глава 6. Сведение счетов
Расплатившись с прошлым, Тата задумалась о настоящем. Оснований к тому хватало. В первую очередь материального толка, так как деньги, оставленные ИМ (благородный человек), стремительно заканчивались.
