Текст книги "План "Б""
Автор книги: Елена Муравьева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 17 страниц)
Картинка-видение стала отчетливее, резче. Изображение заполнило полностью сознание Таты.
Линев лежал на спине. Тело, покрытое каплями пота, била крупная дрожь. Каждые несколько секунд одна рука передергивалась судорогой, другая рубящим взмахом отмахивалась от несуществующей угрозы; ноги непроизвольно дергались, резко, порывисто. Несмотря на эти движения, глаза были закрыты. Линев спал.
Пояснения следовали методично, одно, за другим.
– Пульс и дыхание учащены на двадцать процентов.
Линев внезапно поджал колени к животу, брыкаясь, выпрямил ноги, вновь подтянул и вновь лягнул воздух. Затем руками обхватил голову, сжал, замотал протестующе и замер. Глаза открылись и принялись вращаться в орбитах. Он закричал.
– Легкие рвутся.
Сотрясаясь в конвульсиях, Никита прикусил нижнюю губу и через несколько минут подбородок залился кровью.
– Похоже на припадок эпилепсии.
Никита затих. Ноги еще подергивались, на правой руке непроизвольно сжались и разжались пальцы, но тело осталось неподвижно. Глаза перестали двигаться. Теперь веки были плотно сжаты.
– Рвется сердце.
Никита положил левую руку на правое плечо и застыл. Пальцы, сцепленные в кулак, лежали неподвижно у самой шеи. Глаза раскрылись. Рот тоже.
«Он кричит? – прошептала Тата».
– В таком состоянии трудно даже хрипеть.
Ноги Линева перестали дергаться.
– Кончено. Страх его убил.
«Страх его убил бы… – поправила Тата, – однако я спасла.
– Да, ты успела вовремя. Но еще немного и на твоей совести было бы убийство.
Никита застонал, прикусив губу, сдерживая, рвущийся из груди крик.
– У него болит все тело. Налит напряжением затылок, ноют виски, щемит, словно надрезом сердце, зудит промежность. Боль ужасна, но она уходит вместе с остатками сонного забытья. Сейчас Линев произнесет финальную фразу…
В «фильме» Никита пробормотал: «Блин, ну и кошмар мне приснился…» и провалился в новое сонное забытье.
– И все забудет. Но ты всегда будешь помнить, что однажды пыталась стать ведьмой и чуть не убила человека.
«Я не хотела», – сказала Тата.
– Не ври, – разоблачил Внутренний Голос. – Ты мстила Линеву за страдания, которые пережила по вине других мужчин и всласть нажралась его болью и унижением.
«Я сорвалась. Так получилось»!
– Ты должна отвечать за свои поступки. Так поступают сильные люди. Те, кто считают себя хозяевами собственной жизни. А «так получилось» – позиция для лузеров.
«Но обстоятельства иногда диктуют…»
– Сильным никто ничего не диктует. Столкнувшись с проблемой лидеры решают ее. Результаты, конечно, бывают разными. В том числе и плохими. От поражений никто не застрахован. Но лидер всегда, трезво и здраво оценив свои ошибки, просчеты, ресурсы, навыки, идет вперед. А лузеры поднимают кверху лапки и останавливаются, признавая свое полное и окончательное поражение.
«Чтобы ты не говорил, жизнь – штука сложная, бывает по-всякому».
– Напротив, все очень просто. Либо ты живешь жизнь, либо она жует тебя. Третьего не дано.
«Красивая ничего не значащая фраза!»
– Почему же? Давай, взглянем на твою нынешнюю ситуацию без пафоса. Что тебя не устраивает?
«Как что? Присутствие Татьяны и Татуси!»
– Каждый человек однажды оказывается перед выбором и решает, как дальше жить. Правда, в отличие от нормальных людей, которые не видят результатов своих умозаключений и фантазий, ты сподобилась воочию лицезреть плоды своих гениальных решений. Но колдунью такие мелочи не должны удивлять и огорчать. На твоем месте я вообще радовалась бы.
«Чему?»
– Тебя опекают только две «подруги». А если бы приперлась нынешняя ведьма? Или, не приведи Господи, я, собственной персоной?
«Действительно, мне здорово повезло».
– Поэтому, не зачем винить Разумницу и Душеньку. Лучше разберись с кашей, которую сама заварила.
«Я? Линев накуролесил, а я должна отвечать?!»
– Линев тут не при чем. К человеку притягивает тех, кто помогает ему получить нужный урок. Вот ты и учишься.
«Чему именно?»
– Жизни, моя дорогая. Ты надеялась спрятаться от реальности за искусственным бесчувствием, но эта химера смогла защитить тебя только от мелких соблазнов. Никита оказался искушением большим. Вот система и дала сбой.
«Никита для меня ровным счетом ничего не значит!»
– Поэтому-то тебя так и колбасит»
Тата хмыкнула:
«Умеешь ты убеждать. Ну, ладно, признаю: Линев, действительно, меня заинтриговал. Я даже допускаю, что ради него можно рискнуть и…»
Внутренний Голос взвыл от возмущения:
– Рискнуть и все прочее ты должна ради себя! Только ради себя. Иначе у тебя никогда не будет будущего.
«Это еще почему?»
– Ты окопалась в своем прошлом, лелеешь страхи и боишься сделать шаг за пределы круга. Помнишь, так ты называла свои стереотипы.
«Что ты несешь?! Я – волшебница. Выходить из круга – мое кредо!»
– Не в данном случае. Если твое и Никитино имя в книге Судеб оказались рядом, ты должна наступать по определению. А ты трусишь, топчешься на месте и тупо повторяешь: ах, как все сложно. Между тем, отношения с людьми никогда не бывают простыми. Жизнь – это борьба. В первую очередь с самой собой за саму себя.
Тата пожала плечами: опять риторика.
«И все же, что мне делать дальше?»
– Решай сама, – ответил Внутренний Голос.
Глава 13. Суета
Работа в офисе кипела. Бездельничал только Никита Линев. Вместо того, чтобы разрабатывать поэтапный план рыночной экспансии для вверенной его заботам фирме, он, размышлял над странностями утренней встречи с зеленоглазой директоршей и о том надо ли принимать приглашение в ресторан.
Увы, лицо и интонация, с которой дамочка произнесла несколько безобидных фраз, не сулили ничего хорошего. Точнее, буквально обещали плохое. Но соблазн слишком велик. А предчувствие, что он пойдет, нет, побежит, помчится туда, куда эта наглая баба его позовет, становилось все сильнее.
А тут еще Камейкин со своей проницательностью!
Сначала экс-военный упорно пялился в затылок Никите. Не почувствовать столь настойчивого внимания было решительно невозможно.
Потом Василий Петрович, призывно кашлянул и сообщил:
– Я вам тут письмецо скинул…
В послании значилось: «Извините меня, старика, но, как говорится, не могу молчать. Невольно я оказался свидетелем вашей встречи в сквере. Да и прежде подозревал, что наша Татьяна Михайловна вас интересует. В общем, не буду тянуть кота за хвост. Скажу прямо: она – очень хорошая женщина. Из настоящих. Из тех, с кем можно в огонь, воду, пир, мир и даже в разведку. С такой на одной подушке стариться сладко и детей растить не стыдно. Но она – не простой человек. Ее просто так не получишь. Ее победить надо, завоевать. И тогда она тебе столько даст, что жизнь медом покажется».
«Я вас не понимаю», – попытка поставить на место зарвавшегося Камейкина не увенчалась успехом.
«Ну и дурак, – высветилось на мониторе. – Я же помочь хочу. И ей, и тебе».
«Спасибо, я в помощи не нуждаюсь», – написал Линев и сердито насупился. Действительно, дурак! Можно было расспросить Камейкина, а он упустил такой шанс. Ну, да ладно, зато теперь можно предположить, что у директорши никого нет. Будь иначе, бывший вояка знал бы и не толкал бы в спину.
Воодушевленный столь обнадеживающей гипотезой Никита честно проработал целый час. Затем пришлось прерваться на письмо от очень хорошей женщины.
«Извините, – гласил текст. – Я сегодня занята, поэтому ресторан отменяется».
«Замечательно, у меня тоже возникла напряженка со временем», – парировал Никита, но спустя мгновение пошел на попятный: – Наша договоренность остается в силе?»
Прочитав: «Да, конечно», – он тяжело вздохнул. Ждать и догонять – хуже нет.
* * *
Ночь принесла странное настроение. Стараясь унять его, Тата из недр подсознания извлекла воспоминание о море. То, сокровенное, что хранила с юности, взлелеянное сердцем и памятью, томное, наполненное негой и лаской, единством с природой, общностью с Космосом. То, что каждый раз звало вернуться и дарило силы в трудные минуты. Однако нынче опробованная многократно терапия не помогла. Спокойствие не пришло. Напротив, желание учудить что-то эдакое стало нестерпимым и Тата и добавила к морю небо. Обычное, голубое, безбрежное, южное. Затем – скалы и лесок. Получилось весьма недурственно. Солнце, небо, море, горы. Вдалеке зеленеет роща. Красота.
Теперь предстояло решить главный вопрос: что делать дальше? Вариантов было, как водится, два и, конечно же, один исключал другой.
«Я обязательно сдержу свое слово», – решила Тата. Одна победа благоразумия длилась недолго и скоро она оказалась там, где быть решительно не следовало и куда тянуло, словно магнитом.
«И ладно…Погуляю немного, но Никиту трогать не буду…» – очередное благое намерение тоже не увенчалось успехом. Не прошло и минуты, как спящий Никита разместился в тени скалы. Проснуться ему надлежало непосредственно в видении. Потрясающем и грандиозном, но сварганенном на скорую руку без особых затрат, из незабвенной серии «дешево и сердито».
«Буду танцевать на пляже», – не в пример прежним, новая идея пришлась ко двору. Тата обернулась восточной танцовщицей в шитом золотом бюстгальтере и прозрачных шароварах и замерла в эффектной позе.
Однако одним нарядом дело, естественно, не обошлось. Чтобы впечатлить зрительскую аудиторию она одолжила: у известной индийской исполнительницы пластику, у балетной примы из Большого театра – легкость движений, у лучшего балетмейстера – постановочные моменты. Затем поглотила мощи симфонического, эстрадного и народного оркестров («какая пляска без баяна?!»), творческие возможности звезд оперной сцены (вдруг придет блажь попеть) и на всякий случай (гулять, так гулять) хоры, ансамбли, группы самой разной музыкальной направленности.
Шоу началось, когда таланты уже лезли из горла…
* * *
Соединение стилей в искусстве называется умным словом эклектика. Винегрет же, который пришлось наблюдать разбуженному Линеву, не вмещался ни в одно приличное определение. Никита сразу это понял. Увидев на берегу скачущую дикой козой, полуголую бабу, само собой, зеленоглазую красотку-директоршу, он лишь крякнул. Засим последовала неформальная лексика. Еще бы. Ничего подобного прежде видеть не довелось.
По золотому песку пляжа носилась, как полоумная, женщина, из тела которой долетали звуки. Беспородная смесь танца живота, классической тарантеллы и скачков а-ля маленькие лебеди, с передергиванием на цыганский манер плечами, сопровождалась дикой и громогласной какофонией. Движения меняли друг друга стихийно, тоже происходило и с сопровождением. Ведущую партию в грохоте перехватывали то скрипки с виолончелями, то саксофоны, то баяны и гитары. Заглушая все порою, неимоверного диапазона голос – суммарная производная от сопрано до баса – издавал визго-рыко-вой, переходя непроизвольно от свирепо-низких нот к сверхвысоким; то, вливаясь в стройный ряд четырехголосного хорового пения, то противоставляя себя оному.
И все же, в царившем хаосе, вакханалии звуков и движений, анархии направлений, танец, музыка, и вокал несли явно выраженную содержательную нагрузку. А богатство и неуправляемость средств выразительности – подчеркивали интеллектуальную концепцию. Впрочем, смысл того и другого уловить было сложно. Но кое-что до Никиты дошло. Барышню одолевали сомнения. Но какого толка и по какому поводу – было решительно не понятно.
* * *
Сначала выступление давалось Тате с трудом. Слишком уж многими талантами она нафаршировала себя, чтобы управиться сразу и со всем. Но со временем дело наладилось. Подергивание носка левой ноги служило сигналом к вступлению струнной группы оркестра, согнутое колено подключало духовую группу, ударная принималась за работу по велению тазобедренного сустава. Пошлейшее покачивание бедер смиряло прыть эстрадных музыкантов. Аналогичным образом нашлась управа и на прочие творческие силы.
Освоив техническую часть, Тата перебралась на новый уровень мастерства. Движения принялись сочетаться с музыкой, тактом и ладом. И если поначалу приходилось шевелить всеми органами поочередно, то наловчившись, она смогла совмещать изменения в положении, внутреннее побуждение, импульс, ритм и силу воедино.
Слаженнее зазвучали инструменты, классические и народные, мелодичнее совместились различные стили, старинные и авангардные. Еще немного и из хаоса родилась бы гармония. Но, увы, не сложилось.
* * *
Зеленоглазая плясунья вдруг остановилась, махнула рукой и со словами «что за хрень, ну, сколько можно воду в ступе толочь…» исчезла. Тут же небо посерело, потемнело, мгла настигла пляж, укрыла море и странный сон, привидевшийся Никите, оборвался.
Утром Линев, по обыкновению, ничего не помнил. Однако некое подспудное ощущение странности, нелепости появилось в душе, переросло в подозрение и, наконец, вылилось в уверенность: надо срочно уносить ноги. Иначе, быть беде.
Кстати, оказалось и вскоре полученное письмо.
«Извините, у меня и сегодня не сложилось с рестораном», – уведомила дама ближе к обеденному перерыву.
«Предлагаю закрыть тему», – ответил Никита, в тайне радуясь выпавшей «удаче».
«Извините, так сложились обстоятельства».
«Извините, я занят», – отстучал Линев.
«Но вы не обиделись на меня?»
«Нет. С какой стати? Да и обиды – удел кухарок».
«Может быть, получится завтра…»
«Если вы определитесь, я постараюсь вписать нашу встречу в свои планы».
Директорша молчала минут двадцать, затем призналась:
«Завтра я свободна».
«Тогда в 20.00. В ресторане «Прага»».
Глава 14. Фиаско
Тата прочитала ответ Линева и зашлась от злости. Что за тон! Что за замашки! Еще бы добавил: с вещами на выход. Но возражать было глупо. Сама довела ситуацию до критической точки, пенять не на кого.
Дальше все было, как обычно: рабочий день пролетел в суете, вечер прошел у телевизора, в окружении почетного конвоя. Не изменила обыкновению и недавняя привычка. Ближе к полуночи потянуло на подвиги, да так, что хоть вой, хоть в петлю, и, недолго думая, Тата оправилась сниться Линеву.
Никита только что заснул. Его мозг излучал альфа-волны, на которых сознание перестает контролировать организм и открывается, как в медитации, подсознание. Также в это время выделяются естественные наркотики – гормоны, отвечающие за радость, отдых, уменьшение боли и максимален доступ к чувственно-образным представлениям.
Не воспользоваться такой возможностью было глупо. Но, как на грех, в голову ничего интересного не приходило. Помучившись минуту и так и не решил, чтобы такого учудить, Тата, впервые за все время путешествий в сны, осталась сама собой.
– Никита, – позвала чуть слышно.
– Отстань! – немедленно взбунтовался мужской мозг.
– Почему?
– Я тебя боюсь.
– Я – хорошая. Я не сделаю ничего плохого! Подойди ко мне.
Сон Никиты наполнился содержанием. Он увидел себя и женщину, которая вот уже который день занимала его воображение и мысли.
– Подойди ко мне, – повторила Тата.
– Нет! – отказался Никита из сна.
– Да.
Как ни сопротивлялся Линев, а не устоять не смог. Приблизился на расстояние вытянутой руки, замер, понуро опустив голову.
– Посмотри мне в глаза.
– Не хочу.
Чужая воля требовала подчинения, и под прицельным взглядом гостьи хозяин уставился в зеленые омуты.
– Дотронься до меня, – сказала Тата.
– Нет.
– Да.
Желая ускорить процесс, Тата сама протянула руку к Никите и…ощутила кончиками пальцев холод стекла. Между нею и Линевым стояла тонкая прозрачная перегородка, от поверхности которой веяло ледяным отчуждением.
Тата сделала несколько шагов влево, вправо. Все тоже. Преграда не имела границ.
«Неужели – мелькнула мысль – Никита от меня отгородился? Нет! Это невозможно. Волшебство обладает всепроникающей силой, простой человек не в состоянии остановить чары. Стало быть – других вариантов не было – преграду установила я сама. Но зачем?».
Во власти худших опасений Тата метнулась на душу-полянку и обмерла. На красной пластиковой розе розовели живые бутоны. Некоторые даже распустились, свидетельствуя о наличии самой настоящей влюбленности, которая, видимо, и защищала Никиту от новых экспансий.
«Все-таки вляпалась… – от огорчения на глаза навернулись слезы. Но ум работал ясно. Лучшим вариантом из сложившейся ситуации было немедленное бегство. Вернувшись домой, обмозговав все, еще можно было как-то что-то уладить.
Но…нежный розовый цвет был так прекрасен. Он будто искрился искушением и словно шептал: дотронься, погладь, не отвергай…
Поддавшись порыву, Тата наклонилась к бутонам, втянула чуть сладковатое амбре и замерла. Запах любви рождал ассоциации. От хороших сразу захотелось петь, от плохих выть. Но хороших было больше и это обязывало к определенным действиям.
Тата прислушалась к себе. Экспериментировать решительно не хотелось. При одной только мысли о любви от страха подкашивались ноги, и пересыхало горло. Но магиням не пристало бояться. Раз чувство появилось, следовало попробовать свои силы и, не по-настоящему, конечно, а так на пробу, полюбить Никиту.
Вернувшись в сон Линева, Тата немного походила вокруг стеклянной стены, подумала и решила: а, будь, что будет, лучше сделать и жалеть, чем не сделать и жалеть.
– Я говорю любви «да», – сказала она чуть слышно. – Но ненадолго!
Магическая формулировка, повторенная трижды, должна была оживить красную розу. Не навсегда, лишь до пробуждения Никиты. Однако едва прозвучало первое «да», как покоренный до того колдовством Линев вдруг встрепенулся. Взгляд серых глаз стал осмысленным, в застывшее тело вернулось движение.
– Я говорю любви «да», – повторила Тата по инерции, уже понимая, что ошиблась. Преграда защищала не Линева от ее глупых выходок, а оберегала ее саму. Причем как от собственного влечения к этому мужчине, так и его стремления к ней.
Никита между тем, под влиянием хлынувшего на него потока любви, становился все активнее. На смуглом лице появились недовольные гримасы. Натужные, маловыразительные, они, видимо, были данностью недавней скованности мышц.
Тата замерла в растерянности. Она не могла вернуть все на круги своя! Правила категорически запрещали аннулировать не свершившееся колдовство и вынуждали ее отдать третий приказ.
– Да… – прошептала она обреченно.
И тут началось…
– Я хочу к тебе! Я хочу к тебе! Пусти меня! – заорал Никита и врезал кулаком по стеклу.
Бум! Бум! Под новыми ударами преграда укрылась сеткой трещин.
Бум! Бум! Стекло со звоном рассыпалось.
Бум! Путь был свободен!
Никита переступил через груду осколков, схватил ее, прижал к себе. Тата почувствовала жаркие губы на своем лице и…захлебнулась пустотой. Это колдовство послушно исполнило новый приказ: вернуло ее из любви в безопасность утра.
В зал «Праги» Тата вошла ровно на полчаса позже условленного срока и сразу же вздохнула горько: надежды не оправдались. Никита не обиделся и не ушел. Лишь констатировал:
– Опаздываете!
– Так получилось. Извините!
– Что будем заказывать?
– Возьми морепродукты. Это изысканно, – потребовала Татьяна. Взбудораженная свиданием она рубила фразы, как дрова, на куски. – А главное: выбирай подороже. Пусть привыкает. Ты – роскошная женщина. Значит, заслуживаешь первостатейного обхождения.
Взгляд сам собой пробежался по ценам и задержался на трехзначной цифре.
– Не слушай ее. Будь скромнее. Здесь Никита главный. Твой номер третий, вот и веди себя соответственно, – у Душеньки были совсем иные планы. – Муза должны вдохновлять мастера, а не жрать в три горла за его счет.
– Что-то я совсем не голодна… – промямлила Тата.
– Вино? – спросил Линев.
– Дура, выпей, расслабишься, – зашипела Татьяна. – Ты так напряжена, что смотреть страшно.
– Да, спиртное не помешает, – в этот раз согласилась Татуся.
– Нет, спасибо, – отказалась Тата, назло копиям.
– Может быть, шампанское? – Никита был сама любезность.
– Ну, разве шампанское…
– Хватит, ваньку валять. Покажи, чего ты хочешь от мужика. Погладь его ладонь, а лучше босой ногой потрогай промежность, как в кино показывают… – здравомыслящее начало продолжило раздавать ценные указания.
– Очаровывай его, кобыла, кому говорят, очаровывай! Похлопай ресницами, посмотри на пузырьки в бокале, томно вздохни и улыбнись многозначительно, – командовала в свою очередь Татуся.
Тата провела рукой по виску – там отстукивала морзянку боль, вздохнула глубоко, чтобы усмирить ощущение воткнутой в сердце иголки, и в порядке протеста (пусть Разумница и Душенька покрутятся») сморозила:
– Кстати, Никита, вы можете не волноваться. Все расходы за ужин будут оплачены из представительного фонда фирмы.
– Что?! – вспыхнул Никита. Мгновение он был вне себя, затем с заметным усилием вернул самообладание. – Значит, у нас деловая встреча?
– Отчасти.
– От какой же части?
Вместо ответа Тата пожала плечами. Она решительно не знала, что сказать. Не то, что дорогие подруженьки!
– Ну, ты – коза драная, у меня получишь! Идиотка! – сообщила без промедления Татьяна.
– Да, уж, – согласилась Татуся, – не очень ловко получилось.
Тата посмотрела на Никиту сквозь резное стекло бокала. Маленький, перекошеный человечишко ломал ее судьбу! Он уже разбил, как деревяшку об колено, взлелеянное за год спокойствие! Уничтожил то, что она считала своими взглядами на жизнь. Что дальше? Пузырьки поднимались, искрились, и, преломляя свет, лопались, подтверждая трагической судьбой худшие опасения.
– Хватит пялиться на это сладкое пойло. Дерни водки и наступай, – Татьяна жаждала побед.
Татуся тоже:
– Выпей беленькой, и как только полегчает, скажи ему комплмент…
«А может, действительно, принять на грудь?» – возникла мысль и в унисон с губ сорвалось:
– Давайте, закажем чего-то покрепче.
Никита вздохнул тоскливо. Подозвал официанта.
Он видел это множество раз. Десятки акулок капитализма так же приводили его в рестораны или гости, также наливались алкоголем и пытались соблазнить. Некоторые шли в атаку без «наркомовских ста грамм». Но и в том, и в другом случае, женский напор был обязательным атрибутом свидания.
– Нет, не буду пить. Ненавижу водку. Терпеть не могу алкоголь вообще, – первая человеческая фраза за вечер произвела впечатление.
– А зачем заказывали? – спросил Линев и решил повременить, не ставить точку в окончательном мнении о женщине, так похожей на его мечту.
– Не знаю. Я сегодня явно не в ударе. И если честно, кажусь себе полоумной.
– Почему?
– Вы правы. Я веду себя как полная дура.
– Нет. Вы производите вполне благоприятное впечатление.
– Вам виднее.
– Давайте потанцуем, – предложил Никита.
– Я не против, – с сомнением согласилась Тата.
И не ошиблась. Опасения оправдались тут же!
– Прижимайся! Теснее! – первой высказалась Татьяна и, не успев ахнуть, Тата почувствовала, что ее грудь буквально расплющилась о торс Линева.
– Щекочи волосами!
О, ужас! После приказа Татуси, она, как послушная марионетка, стала тыкаться головой в щеку Никиты.
Дальше больше…Неведомо по чьей подсказке рука погладила хорошо выбритую щеку и сползла за воротник рубахи. Губы потянулись к Никитиным губам…При этом Тата могла поклясться чем угодно: она сама ничего не делала. Каким-то неведомым образом копии управляли ее телом.
Пока страшная истина торила себе дорогу – было еще терпимо. Мгновение или два случившееся даже показалось случайностью, приступом расшалившейся фантазии, потом по коже поползли мурашки, в горле встал ком, ноги подкосились, и отрицать очевидное стало невозможно.
Затем вообще начался тихий ужас. Линев резко отстранился и сказал:
– Извините, мне нужно срочно уйти…
* * *
Дамочка была права. Она вела себя, как полная дура, и убеждать в обратном и ее, и себя, не имело малейшего смысла. Но и винить в чем-либо тоже не стоило. Он сам, наивный, вообразил себе что-то эдакое, необычное, сам ждал чуда. Между тем все было очень просто и обыденно…
Линев резко отстранился и увидел благодарность в растерянном взгляде и тут же все понял. Это игра, дурацкая игра, которую зеленоглазая зачем-то затеяла и которая причиняет ей боль. Вторая открывшаяся истина была и того хлеще: Никита вдруг осознал, вернее, почувствовал: эта женщина создана для него. Она должна услаждать красотой его взор. Телом утешать плоть. Сердцем лелеять душу. Лоном плодить детей. Мысль-ощущение была простой, как день. Ясной, как солнце. Однозначной, как дорожный знак. И требовала единственного: не позволить будущей жене натворить запланированные глупости. Остальное он сделает сам.
* * *
– Как же так? – пробормотала Тата.
– Увы, обстоятельства, – улыбнулся вежливо Линев.
– Наверное, нам не следовало вообще встречаться.
– Почему же? Я отлично провел время.
Тата пожала плечами. Свидание заняло двадцать минут. Не больше.
– Я вас проведу, – уведомил Никита.
– Я сама прекрасно доберусь.
– Как скажете. Но позвольте посадить вас в такси.
– Справлюсь сама.
– Если можно, не спорьте, пожалуйста…
Глава 15. Свершилось!
Сон оборвался настырным дребезжанием звонка. Тата чертыхнулась, поднялась, поплелась отрывать дверь, думала соседка, дворник, оказался Никита.
– Здравствуйте, уважаемая Татьяна Михайловна. Долго спать изволите, двенадцатый час на дворе. Впрочем, суббота. То бишь, выходной. Имеете полное право побаловать себя.
– Никита? – выдавила Тата с трудом. – Что-то случилось?
– Нет, все в порядке, – успокоил Линев.
– Как вы узнали адрес?
Об утреннем звонке Камейкину Линев говорить не стал и слегка исказил истину:
– Я следил за вами.
– Но зачем?
– Мне надо кое-что уточнить.
С этими словами Никита без приглашения ввалился в прихожую. Волновался он чертовски. Собственная дерзость, внешний вид хозяйки; неизвестность, разъедающая душу, кому угодно взвинтят нервы.
– Что именно?
– Да так, сущие мелочи. Хочу…посмотреть тебе в глаза!
– Тебе?! – Тата попыталась взять инициативу в свои руки.
– Да, – припечатал Линев и, ухватив за щеки, развернул ее лицо к свету.
Случайны ли случайности? Закономерны ли закономерности? Приди Никита позже, проснись Тата раньше, соберись она и сложились бы дальнейшие события в нужный узор? Увы, сие известно только главному режиссеру всех времен и народов. Тому, чьи пути неисповедимы, а намерения неведомы. Он и схлестнул два взгляда. Зеленый наполнил льдом и камнем. Карий превратил в контролера.
– Повернись, так, нет, так, – Линев был бесцеремонен.
Что искал мужчина в топких зеленых омутах? Что хотел найти? Разве определишь словами, разве дашь название? Что прятала женщина? Метались зеленые очи, плели покровы лжи, таили истину. Карие, сотканные из терпеливой и несокрушимой воли, крошили лед, точили камень…
Если у зеленоглазой крали есть что-то за душой, полагал Линев, то непременно найдется тому подтверждение. И нашлось. Дуэль завершилась полной и безоговорочной победой мужского начала.
Он увидел то, что хотел и, незримая тень внутреннего напряжения истаяла в ликующем восторженном облегчении.
Он получил ответ на незаданный вопрос, обрел прощение за бесцеремонное поведение и отхватил индульгенцию на грядущую вседозволенность. Несказанное, предположенное, угаданное, краткое «да» теперь возвышало над случайностями судьбы, над делами рук человеческих и отдавало в безраздельное пользование эти спелые, как вишни губы, ложбинку на груди в глупом вырезе халата, струящиеся волной волосы и окаянные, ненаглядные изумрудные глазищи.
– Посмотрел? – с сарказмом полюбопытствовала Тата. Линев даже не удосуживался скрыть удовлетворение. Сиял, как новый пятак.
– Да!
– И что там?
– Я!
«Не торопись!» – приказал себе Линев, обуздывая смелые желания. Темперамент нашептывал советы плохие.
Тата замерла, боясь пошевелиться. Никитины ладони на ее щеках излучали жар. Его глаза светились восхищением. Сплетаясь, свет и жар будили в ней странное ощущение внутренней пустоты и по мере того, как пустоты становилось больше, голова переставала соображать.
– Это тебе, – Никита убрал руки с явным сожалением, больше похожим на героизм. Устроил на тумбочке, снятую с плеча сумку и прошел в комнату. Зашарил глазами по фарфорам, восхищенно хмыкнул, перебрался к книгам.
Тата заглянула в пакет: букет ромашек, свертки.
– Что там? – спросила, с трудом ворочая языком.
– Вкуснятина разная на завтрак. Я голодный, как волк.
Глаза выдавали голод другой.
«Мама, бабушка и Тата», – прочитал Никита надпись, сделанную детской рукой на старой фотографии, испокон веку висевшей на стене. – Тата, – повторил задумчиво. – Тата? – теперь интонация была недоверчивой.
– Так меня называют близкие.
– А если ласково, то, как надо: Татуся?
– Нет. Таточка.
– Таточка, – Никита примерил имя курносой розовощекой егозе в нарядных бантах. Конечно! Татусей такую звать не могли. Непоседа – сразу видно. Проказливый, непослушный нрав отражался в симпатичной мордашке; упрямство, уверенность и всеобщее обожание блестели в изумрудных глазках-пуговках, вздернутом подбородке, кудряшках. Татка! Таточка!
– Ты похожа на маленький вулканчик, – сказал, любуясь, – и куклу. Я тебя тоже буду называть Тата. – Линев исходил от самодовольства, в голове звучали спесивые марши: «Ай, да я! Ай, да, сукин сын! Угадал имя! Да еще такое!». – Кстати, ты на себя в зеркало сегодня смотрела?
– Нет, – ответила Тата и испугалась: она ведь прямо с постели, лохматая, немытая, в халате поверх ночной рубахи, под глазами, наверняка, черные круги. «Надо привести себя в поря…» – последняя на ближайшие пару часов здравая мысль оборвалась на полуслове. А все эта странная растущая, будто на дрожжах, пустота, которая заполонив сознание, сделала невозможным любое умственное усилие.
– Иди, умывайся, я займусь завтраком, – сказал Никита. С большим удовольствием он занялся бы другим. Но мужская интуиция, вопреки мужским инстинктам; чувство гармонии наперекор гормонам, твердили друг другу в лад: «Не торопись!» Заполучить сейчас зеленоглазенькую миленькую не стоило ни трудов, ни чести. О сопротивлении речь не шла. Непокорство исключалось. Насиловать же труп (избави Боже, выражение образное) совсем не хотелось. «И вообще, – напомнил себе Никита, – я явился сюда с серьезными намерениями. Мне надо увести эту кралю в свою жизнь, не уложить в люлю. Чтобы была моей вся, с потрохами. Поэтому я потерплю, сколько потребуется. Велика ли важность – время? Если цена вопроса – счастье!»
В ванной, под влиянием холодной воды, коей Тата безжалостно растирала лицо, возникла новая идея, вернее проблеск оной:
– Наверное, мне все это снит… – Но и эта сентенция не обрела завершения.
Во время завтрака ситуация только ухудшилась. Осознание себя и происходящего вдруг стало рифмоваться…
Ела, смотрела, слушала – все без звука – немое кино,
Словно ватой забиты уши. «Никита!» – мажорно блажило нутро.
Он, будто чуя, наглел, руки гладил, смеялся глазами,
«Тата, Таточка …мы с тобой – я не верю – сбивался на с «вами»…
Затем реальность вернулась и, обретя плоть, звук и смысл, хлестнула по взвинченным нервам током напряжения…
