Текст книги "По обе стороны любви"
Автор книги: Елена Лобанова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц)
Глава 7
Среди ночи, как выстрел, ее пронзила мысль о пластилине.
Проснулась она сразу, но постаралась сохранить самообладание. Спокойно, не впервой! Не привыкать. В сущности, все как всегда. В то время как нормальные люди… Так, это мы уже проходили. Проехали!
Но что же теперь, спрашивается, делать? Неужто писать записку: «Извините, не успела купить дочери пластилин из-за срочного собрания, потому что мой ученик, понимаете ли, брызнул на уроке газовым баллончиком»?
И что же после этакого объяснения учительница подумает о школе? И о ней?
Кошмары, только того и ждали, разом восстали изо всех уголков сознания и принялись приближаться мерными страшными шагами, обступая со всех сторон, замыкая круг. Мысли заметались между ними, не находя приюта.
О Маришке: у ребенка репутация растяпы, все благодаря заботливой мамаше – деньги сдает вечно последней, вечно без альбома, или без сменной обуви, или, как сегодня, без пластилина!
О Туське: читать до сих пор не умеет, характер несговорчивый да плюс формирующийся сколиоз, – и кто, интересно, должен всем этим заниматься, готовить ребенка к жизни?
А неглаженого белья стопка давности уже недельной?
А петли некупленные для шкафа, дверца так и висит?
А литературно-музыкальная композиция ко Дню учителя?
И в заключение явилась самая ужасная мысль…
ПОСЛЕДНИЙ ДЕТЕКТИВ БЫЛ ДОЧИТАН ПОЗАВЧЕРА!!!
…Выходов, как обычно, нашлось два: в психушку и во Флоренцию тринадцатого века. И, как обычно, после некоторых колебаний Вероника склонилась ко второму. Потому что на самом почетном месте ее полки, поверх стопки детективов, красовался теперь набор открыток с музейными репродукциями, и в любое время суток можно было обменяться взглядом с флорентийской тезкой.
А также и потому, что в сумке ее между пачкой тетрадей и блокнотом, по соседству с папкой календарно-тематического планирования и расписанием внеклассных мероприятий, незаметно прижилась «История средних веков» для седьмого класса, время от времени уступавшая место какому-нибудь побуревшему фолианту либо легкомысленному глянцевитому буклету с видами Италии.
И часто, улучив минутку на шумной перемене, Вероника вынимала книгу и, открыв, замирала над ней в восхищении.
– Свет, ты посмотри! Замечаешь? Там, по-моему, небо другого цвета! – делилась она наблюдениями.
– Ух ты, точно! В алмазах, – подтверждала Светка.
– Представляешь? Вчера зашла в лермонтовскую библиотеку, отксерила пару флорентийских средневековых пейзажей. И сама не разберу теперь: на котором палаццо Веккио? – жаловалась Вероника. – А самое странное – у них площади, оказывается, располагались не перед домами, а вокруг них!
– Может, тебе заодно и часов моих подбросить? – веселилась Светка. – Как молодому специалисту по Средневековью? Эмхэка уже освоила, в краеведении как у себя дома, теперь можно и историю! Бери в седьмом «Д» – как раз в коррекции. Решайся! Ты ж у нас по классам коррекции профессор!
А потом интересовалась въедливо:
– Говоришь, твоя Вероника – такая уж суперкрасавица? Ох, не верится что-то! Видела я этих средневековых красоток! Небось волосы сбриты на полголовы, а бровей нет вообще?
– Почему это нет бровей? – заступалась за тезку Вероника. – Все на месте! И волосы не сбриты…
Хотя в последнем она не была уверена на сто процентов. Черты лица молодой донны были выписаны, пожалуй, чуть-чуть грубовато и самую малость несимметрично, точно художник работал не слишком стараясь. А может, он все внимание сосредоточил на улыбке?
– Подозрительный какой-то твой портрет, – без труда прочтя ее мысль, заключила Светка. – Не иначе – подделка! Художник неизвестен. Да и вообще, какие там портреты в Средневековье? Человек по тогдашним понятиям – вместилище всех грехов. Ладно бы еще изобразить святого или сцену из Библии! Это уже в Возрождение – портреты, стихи, Ромео и Джульетта…
– Так Возрождение, по-твоему, сразу в один день наступило? – из последних сил сопротивлялась Вероника. – Команду дали – и вперед?!
– Ладно-ладно, оставайся со своей прекрасной дамой! – великодушно разрешила Светка. – Раз уж никого достойнее не нашла…
Челка ее взлетела и опустилась. Серебристые тени блеснули на веках. Помада «Орифлэйм» – тон «восточные пряности» – оттенила мелированные светло-рыжие пряди в волосах.
Вот интересно: а если бы на все это взглянула знатная флорентийка?
Но пока Вероника оформляла свою мысль в слова, Светка очутилась в другом конце коридора. И не догонять же ее было на глазах детей!
И не рассказывать же ей было, – да и не поверит, пожалуй! – что замок старого чемодана открывался теперь не со скрежетом, а с приветственным ворчанием, и амбарная книга, исписанная уже не менее чем на четверть, с нетерпением поджидала ее на самом верху.
Что ни день, являлись ей новые фразы: то в стихах, то в прозе, а то вдруг сплошным диалогом, как в пьесе. Кириллица порой вежливо уступала место латинскому алфавиту, а на полях вдруг обнаруживались таинственные фигуры в длинных одеждах. И казалось, они сами не могли еще определиться точно – мужчины они или женщины, господа или слуги, герои ли романа или персонажи драмы. Но голоса их становились с каждым днем звонче, а лица обретали способность улыбаться и хмуриться.
И всегда неизменным оставалось одно: стоило только открыть тетрадь, как с легкой улыбкой являлась рядом прекрасная тезка Вероники, без сомнения, покорившая сердце таинственного живописца.
И стоило произнести ее имя с ударением на «о» – Веро-о-оника! – как земля, тихо дрогнув, совершала поворот на магическое число градусов, по пути небрежно стряхнув с себя семь столетий, и совершенно другая, удивительная жизнь творилась на ней!
…Ибо поистине все прекрасное и достойное изумления, ради чего возник род человеческий – все это соединяла в себе Флоренция Дученто, проникнутая щедрым солнцем и овеянная свежестью веселой Арно; Флоренция гордая, сильная, грозная, тысячеголосая, окруженная тройным поясом стен и опушенная темной зеленью олив!
Гордые башни и стройные соборы, изысканные дворцы и отделанные розовым камнем набережные, шумный изобильный рынок и звонкие колокола – все это повергало в восхищение каждого впервые вступающего в город, справедливо нареченный Цветущим, и наполняло гордостью сердца исконных его уроженцев.
Ученые богословы находили здесь собеседников для возвышенных дискуссий о том, каким был задуман этот мир; медики вступали в жаркие словесные поединки с алхимиками, состязаясь в искусстве диалектики; бойкие торговцы нахваливали заморские товары местным жителям и тем, кто бывал во Флоренции проездом.
Сюда стремились, чтобы услышать речи знаменитых проповедников и свежие строки куртуазных стихотворцев; здесь спешили заказать у мастеров-портных нарядное платье с разрезными рукавами, щегольской летний плащ с драгоценной пряжкой либо добротный суконный жилет; и могло ли быть что-нибудь слаще настоящего тосканского вина и красивее юных флорентиек, чья прелесть сияла в ореоле скромности и благонравия, подобно алмазу в золотой оправе!
С достоинством и благородной грацией шествовали они по улицам, учтиво отвечая на поклоны встречных, и восхищенные взгляды освещали их путь.
И лишь самые завистливые из матрон, чья женская власть была низложена еще до учреждения пополанского Совета, осмеливались проворчать вслед, что монна Джулия Донати, пожалуй, не выйдет замуж и в этом году, ибо телесное изобилие ее уже достигло размеров, угрожающих даже самым рослым женихам быть раздавленными в постели в первую же брачную ночь.
И только самые злые на язык болтали, что безутешная вдовушка донна Лукреция опять наняла себе нового садовника, еще моложе и красивее прежнего – того, которому не под силу оказалось ухаживать за дюжиной чахлых розовых кустов.
Увы, находились даже и такие, что осмеливались возводить напраслину на молодую супругу почтенного синьора Мореска! И даже осмеливались утверждать, что не однажды, мол, доводилось людям уважаемым видеть ее, донну Веронику, в шумных факельных шествиях, затеваемых молодыми бездельниками из нобилей и мальчишками-подмастерьями! И уверяли, кроме того, что случалось кое-кому встречать ее также в узеньких кривых улочках, весьма мало подходящих для прогулок знатных дам, ибо там едва могли разминуться две повозки, груженные углем, или разойтись два неуклюжих купца в толстых суконных мантелло. А еще, понизив голос, добавляли сплетницы, своевольная молодая жена в один прекрасный день чуть было не опозорила мужа, вознамерившись сопровождать его не куда-нибудь, а на СОБРАНИЕ ПРИОРОВ! И не без труда удалось супругу отговорить ее от кощунственной затеи…
Но как могли легкомысленные причуды супруги, хотя и чтимой всеми за красоту и знатность, прийтись по вкусу почтенному синьору Пьетро Мореска? – вот над чем ломали свои украшенные шелковыми чепцами головы престарелые кумушки. По всему видно, что дело тут не обошлось без приворотного зелья! А иначе с чего бы вздумалось синьору приору приглашать в дом беспутного Анджело Торнезе, именующего себя учеником прославленного мастера кисти, самого мессера Чимбауэ, и приказывать тому расписать верхний этаж палаццо, словно купол собора? Да ведь всей Флоренции давно известно, что этот святотатец был изгнан из дома великого художника, ибо вместо прославления великих дел Творца, не обделившего его талантом, повадился транжирить свой дар на изображение низких, убогих, ничем не примечательных смертных!
И вот теперь, если верить старухе Брунеллески, громадное лицо хозяйки занимает почти всю парадную стену и бесстыдно улыбается каждому входящему в верхний зал!
Глава 8
– Совсем раздружилась ты с головой, подруга, вот что я тебе скажу, – высказалась Светлана и оглядела Веронику в соболезнующем недоумении.
Подумала и добавила:
– Хотя чего удивляться! Вот где-то в развитой стране, я читала, учителя после семи лет работы не допускаются к свидетельским показаниям.
Все произносимое в учительской звучало совсем по-другому, чем в коридоре. Симметрично расставленные столы, мощный фикус в углу и аккуратно собранные в складки кружевные маркизы на окнах как будто придавали каждому слову легкое эхо. А может, наоборот, – подтверждали все сказанное уважительным безмолвием.
А может, просто в тишине урока здесь был четче слышен любой звук.
Вдруг Вероника заплакала. Слезы полились ни с того ни с сего – будто труба прорвалась, так что она сама изумилась и даже испугалась, поскольку такого с ней на рабочем месте ни разу не случалось.
Светлана тоже изумилась, а потом всполошилась.
– Ну ты чего, в натуре? – засуетилась она, отрывая Вероникины руки от лица и подсовывая ей бумажный носовой платок. – Счас же явится кто-нибудь! И на урок зареванная пойдешь? Прям как маленькая, честное слово… Я ж для твоей же пользы! Кто вообще в наше время пишет? Зачем?! Ты как на Луне живешь, ей-богу! Кругом компьютеры, видео! Ну, я еще понимаю – детектив или там триллер, в дороге почитать куда ни шло… И что тебе вообще в голову ударило?
В коридоре послышались каблучный перестук и голоса. Вероника поспешно высморкалась.
– Еще эротика в крайнем случае, – зашептала Светка, косясь на дверь. – В подарок могут взять, если в красивой обложке. Так ты ж такое не потянешь!
– Почему это не потяну? – осведомилась Вероника и устремила на подругу красные глаза.
Светлана развела руками и воздела глаза кверху.
Вероника продолжала недоумевающе хлопать мокрыми ресницами.
– Ой, ну ты спросишь тоже! – наконец фыркнула Светка. – Как бы тебе объяснить? Ну, ты у нас женщина вся из себя положительная, благонравная… только отсталая малость. Лет так примерно на двести! Вот при крепостном праве, к примеру, тебе б цены не было! При купце Калашникове…
– Но я же не нарочно! – одновременно со стуком распахнувшейся двери взмолился нежный голосок, и физкультурница Людочка, вся в бело-голубом, стройная, как лыжница из рекламы жвачки «Орбит», впорхнула в учительскую.
– Так что из этого? Вами исправлено одиннадцать оценок. Одиннадцать! – прокурорским голосом вымолвила завуч, держа Людочку под локоть крепкой рукой и ведя ее, как конвоир, к журнальным ячейкам. – И это только за первую четверть. А точнее, за первый месяц! Полюбуйтесь! – И, как фокусник, мгновенно вытащила и открыла журнал.
– Но, Татьяна Сергеевна! – опять взмолилась Людочка и отшатнулась.
– Нет уж, вы не отворачивайтесь! – неумолимо подступала к ней завуч. – Вы вообще-то в каком состоянии берете журнал?
– Я?.. В каком смысле? – Хорошенькое Людочкино личико пошло пятнами.
– В самом прямом, дорогуша! Я вам на будущее горячо советую: если чувствуете, что у вас сегодня спад интеллектуальной активности – не трогайте журнал вообще, я вас очень прошу! И даже из спортзала в этот день не выходите.
Людочка безмолвно рисовала в воздухе руками какие-то разводы. Выглядело это грациозно, как в балете.
Вероника украдкой кивнула ей ободряюще: мол, обойдется!
И тут же грянуло металлическое:
– А вот вас, Вероника Захаровна, я бы попросила выбирать выражения при общении с родителями! А то входишь в учительскую – что такое? Сидит какая-то мамаша, в шортах, развалясь, нога на ногу, журнал полистывает да еще и жвачку жует. А учительница перед ней навытяжку в чем-то оправдывается! Она в вас хоть не плюнула своей жвачкой?!
– Что вы, Татьяна Сергеевна! И не оправдывалась я, а просто… ну…
– Просто умоляли ее чуть не на коленях: «А может быть, все-таки сможете?» Что это вы там выпрашивали, интересно, – окно помыть? Да чтобы она что-нибудь смогла, ей надо ультиматум поставить: «А иначе забирайте документы, и точка!» Да она всю школу должна генералить раз в неделю за то, что мы ее бандита который год по пять часов в день терпим!
Стул под Светкой предательски скрипнул.
И тотчас в ее сторону раздалось:
– Кстати, заодно и вы, уважаемая Светлана Петровна, поработайте над лексиконом. А то воспитательная работа, нечего сказать – кричите на уроке на весь коридор: «Какого ты здесь торчишь, когда у вас контрольная!» Все-таки, может, стоит подумать и о чувстве собственного достоинства!
И далее при оцепенелой тишине все выслушали щелчок двери и удаляющийся цокот начальственных каблучков.
– Между прочим, чувство собственного достоинства – категория сословная, – спустя минуту сообщила Светлана в сторону двери.
Все медленно очнулись от оцепенения.
– Ну и что? К чему это? – вяло поинтересовалась Вероника.
– Да так, обществознание… А вообще-то, коллеги, я вам так скажу: дергать надо в Арабские Эмираты, вот что!
– В Эмираты? Зачем? – удивились в один голос Людочка с Вероникой.
– А затем, красавицы мои, что там эмират. Э-э-ми-и-рат! Шикодам, шикодам! – пропела Светлана и, поднявшись, прошла к окну, игриво покачивая бедрами.
Приоткрыла окно, выглянула и протяжно вздохнула.
Красавицы провожали ее недоумевающими взглядами.
– Ну и что ж, что эмират?
– А вот то самое, что надо! Ни тебе завучей, ни журналов, ни фронтальных проверок. Ни зарплаты сто долларов! Ибо другой менталитет. «Тысячу и одну ночь» в детстве читали? Так имейте в виду, это совсем даже не сказки! «Дошло до меня, о великий калиф…»
– А до меня чего-то не дошло, – призналась Людочка, – куда мы там со своей профессией? Языков не знаем.
– Молодая ты еще. Дойдет! – пообещала Светка, возвращаясь к своему столу. – Только, может, поздновато будет. А жаль – фактура перспективная!
Она вынула пудреницу, обмахнула нос, вздохнула.
– Совки мы совки! Жертвы народного образования. А туда же: некоторые пи-э-сы вздумали писать! Или романы? Ну ладно, молчу, молчу… Но ты мне скажи, синьора Вероника, если уж на то пошло: ты вообще-то с мужиками как? Это к вопросу об эротике. Сознавайся: запала на кого-нибудь хоть раз в этом году?
– Э-э… В каком смысле – запала?
– Ой, не могу! – Светка опять воздела глаза к потолку. – Хорошо хоть ученики не слышат… Я говорю, глаз положила? Ну, понравился хоть один? Прям детсад, честное слово!
– А-а, нет! То есть… ну конечно, иногда нравились некоторые, – оправдывалась Вероника. – Но чисто внешне. Ну честно, девчонки: вот смотришь иногда – вроде мужчина положительный, с интеллектом, симпатичный, а как брякнет глупость! Родитель чей-нибудь, например: я, говорит, сам такой же двоечник был – и ничего, вышел в люди! Ну и как после этого к нему относиться?!
– Угу, с тобой все ясно. Тяжелый случай… Вот слушай, Людка, и запоминай: такое же и тебя ждет! Если не поумнеешь.
– Спасибо!
– Света, ну ты правда, сразу такой диагноз… Онколог! Патологоанатом!
– Да ладно тебе обижаться, Верка! Тяжелый случай – это когда женщине тяжело поднять глаза. Ну, если забот много или просто она не догадывается… А ты попробуй, попробуй! Увидишь вокруг много интересного. Улицы, мужчины, магазины! Я вот вчера перехожу Красную, и стоит малиновая такая иномарочка, «ауди», по-моему. И симпатичные такие два мужичка спрашивают: девушка, не подскажете, как проехать к ресторану «Пекин»? И кстати, не составите ли нам компанию? Я уже подумала было, но тут вспоминаю: дома бульон варится, Надька вот-вот из школы явится…
– Интере-е-есно! А как же Геннадий? Про мужа ты не вспомнила?
– Так я замуж за них и не собиралась! И вообще супруг мой не обижен, не переживай! До «ауди», правда, нам еще далеко, но колымагу свою на «калину» сменили, два года всего. На той неделе туфли ему купила английские. Такие классные, цвет маренго. Ну, говорю, Генка, теперь все девчонки – твои!
Вероника таращилась на Светку во все глаза. Как на фигуристку по телевизору, когда та делает прыжок в три оборота. А телезрители по большей части и катка-то вблизи не видели.
– Девочки, а что я в раздевалке слышала! – вспомнила Людочка. – Представляете, переодевается десятый класс, и там такая Косач, ну, волосы разноцветные, знаете? Я ключ ищу раздевалку закрыть, а она при мне рассказывает: была, говорит, в ночном клубе с друзьями, а там стриптиз! А стриптизерша, говорит, прикиньте, такая толстая корова, повернуться толком не может, с ноги на ногу еле переступает. Так я, говорит, тоже влезла на сцену и стала рядом с ней танцевать. Она блузку расстегивает – и я, она колготки стягивает – я тоже, все под музыку, типа синхронное плавание! Главное, рассказывает все вслух, меня даже не стесняется…
– Ну и правильно! Чего стесняться? – одобрила Светка. – Ты завидовать должна. И что – не погнали ее со сцены, значит?
– Куда там! Говорит, такой восторг, особенно когда в одних трусах остались! Приз зрительских симпатий дали.
– Во как! Слышала, Вероника Захаровна? Новое поколение выбирает топлесс! – победно объявила Светлана.
…Вечером Вероника уселась у трюмо и со вздохом подперла подбородок ладонью. Потом отодвинулась. Встала, выпрямилась. Повернулась вправо, потом влево. И снова со вздохом опустилась на стул.
Удивительное дело: из всех положений на нее смотрела особа неопределенных лет с таким испуганным выражением лица, словно ее застали за воровством ложек в общественной столовой!
Она нерешительно оглянулась на мужа. Тот читал газету. Сверху из-за «Аргументов и фактов» выглядывала только макушка, снизу – ноги в тренировочных штанах и домашних тапочках.
– Коль! Ты мне можешь сказать… только честно?
– М-м, – неопределенно промычал он.
– Коль, ну правда! Скажи мне сам, честно: вот как я выгляжу, а? Ну в смысле вот если б ты меня сейчас встретил, например на Красной, – ты бы что подумал?
Муж выглянул из-за газеты. Посмотрел с недоумением.
– Ну… подумал бы: ого! чего это моя жена в такое время по Красной шляется?!
– Нет, ну я же не в том смысле!.. А в смысле красоты. Ну, то есть не то чтобы прямо красоты, а…
Супруг безмолвствовал, тараща на нее глаза.
Вероника рассердилась:
– А вот, между прочим, меня один раз в детстве в лагере иностранную делегацию встречать выбрали! Выстроили весь отряд и стали выбирать трех девчонок. Представляешь или нет?! Так вот, представь себе: меня второй выбрали!
– Серьезно?! Ничего себе рискнули ребята… – уважительно покрутил он головой и снова скрылся за газетой.
– Ну Колька!! Ты мне муж или нет?! Ну-ка, сейчас же скажи жене что-нибудь ласковое!
Муж опустил газету и мученически вздохнул. В глазах у него отразилась искренняя мольба. «Аргументы» он прижал к груди.
– Выкинь газету! – приказала она. – И нечего вздыхать! Весь вечер со своей политикой… Ну-ка, быстро что-нибудь эротическое!
– Какое-какое?!
– Э-ро-тическое! От слова «эротика»… И не прикидывайся идиотом! – прикрикнула она. – Я слушаю!
– Ну, Веничек… ну, это самое… канализацию вот скоро менять будем. Серьезно! Я уже и с ребятами договорился! – И он бесстыдно расхохотался.
