Текст книги "Миссия Эскарины Ставо (СИ)"
Автор книги: Елена Ахметова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц)
Глава 6. «Таймыр»
Одна из глубочайших особенностей русского духа заключается в том, что нас очень трудно сдвинуть, но раз мы сдвинулись, мы доходим во всем: в добре и зле, в истине и лжи, в мудрости и безумии – до крайности.
– Д. Мережковский
Станция оказалась куда больше, чем я могла представить.
Меня держали под куполом ремонтного дока, куда залетел «Норденшельд»; но, как выяснилось, был и второй купол. Чтобы добраться туда, пришлось пересечь весь ремонтный комплекс, пройти мимо жилого блока до ячейки со скафандрами и вдобавок добрых полсотни метров двигаться по натянутому между шлюзами канату: хоть гравитация на Карпатии и ощущалась, ее было недостаточно, чтобы быть уверенным, что один неосторожный прыжок не позволит отправиться в открытый космос.
В основном куполе, где остался мой корабль, пахло точно так, как я привыкла: пересушенный воздух, машинное масло, ядреные нотки топлива и кофе. Не без труда отстегнув шлем, я ожидала ощутить тот же набор, но первый же вдох показал, что сюрпризы на сегодня еще не закончились.
Сергей, заметив выражение моего лица, только усмехнулся и ловко выпутался из своего скафандра. Я такой сноровкой похвастаться не могла. Скафандр был старого образца, чудовищно тяжелый, оплетенный системой силового подтяга, и, кроме того, оказался предсказуемо велик: перчатки от него болтались на сильфонных шарнирах ниже моего запястья, не давая подобраться к сочленениям и застежкам.
– Позволите? – поинтересовался Сергей, помедитировав с полминуты на мои мучения.
Я горестно вздохнула и развела руки в стороны, чтобы ему было удобнее добраться до основной молнии.
– Во флоте говорят, что скафандр – это кринолин двадцать первого века, – мрачно сообщила я. – Скафандр, как и платье с кринолином, совершенно невозможно надеть без посторонней помощи, тяжело носить, и, кроме того, он не подпускает к своей обладательнице ближе, чем то позволяют нормы приличия.
Сергей усмехнулся и нарушил все нормы приличия: подошел слишком близко, чтобы нащупать застежку под креплениями шлема, и одним движением расстегнул скафандр от шеи до низа живота. Молния шла и ниже, через промежность к пояснице, но он остановился ровно на том моменте, когда я могла достать руки из жесткого внешнего слоя и справиться с дальнейшим раздеванием самостоятельно.
Словом, у мурашек, колкой волной хлынувших от шеи к ногам, никакого логического объяснения не было, – что не помешало им поднять дыбом каждый волосок на теле и победным маршем двинуться обратно.
– Заело, – виновато сказал Сергей и, не убирая рук от моего живота, присел на корточки, чтобы разобраться со взбунтовавшимся замком.
Я заставила себя дышать ровно.
– Надеюсь, это вы не чините методом удара по реле?
Чтобы снисходительно смотреть снизу вверх, сидя на корточках, нужен отточенный навык. У Сергея он определенно был.
– Нет, – изрек он и с силой потянул за застежку сначала вверх, потом – вниз.
Молния несознательно застряла на том же месте. Сергей озадаченно хмыкнул, чуть приблизившись, и просунул вторую руку под скафандр. Пара секунд – и я, раскрасневшаяся и раздосадованная, сумела-таки выбраться из плотной скорлупы скафандра и вздохнуть полной грудью. От нахлынувшего запаха немного закружилась голова.
– Нет, вам не кажется, – подтвердил Сергей и любезно открыл передо мной внутренний люк, впустив в помещение хранения скафандров волну еще более плотного и густого запаха.
Воздух был влажным, но на этом, увы, его приятные характеристики заканчивались. Пахло болотом и застоявшейся водой – так сильно, словно я зашла в музей дикой природы, не прихватив фильтрующую маску.
– Наработка полуторавековой давности, – честно признал Сергей, ведя меня по коридору. – Вы, наверное, о таком и не слышали.
– Отчего же, – я пожала плечами. – Хлорелла?
Сергей недоверчиво покосился на меня сверху вниз и открыл первую дверь, являя взгляду огромное помещение.
Здесь запах просто оглушал. Он вырвался из помещения, как ударная волна, заставив пошатнуться и ухватиться за любезно подставленный локоть.
Искусственный пруд занимал все свободное пространство, оставляя место только для дорожек технического обслуживания. Зеленоватая вода плескалась почти вровень с полом, весело бликуя под яркими лампами. Под ее толщей были почти не видны хитросплетения труб, поддерживающих в пруду жизнь.
– Я слышала о таком, – зачарованно произнесла я, меря шагами техническую дорожку. Она поворачивала, позволяя встать точно в центре пруда, и меня тянуло туда, как магнитом. – Естественный блок фотосинтеза для замкнутой экологической системы. Такие предлагали использовать для первых межпланетных перелетов, когда считалось, что проще организовать колонию водорослей, чем собрать нормально охлаждаемый кислородный регенератор. Но для водорослей нужен свет с определенной длиной волны, иначе они вымирают, – я недоверчиво сощурилась на лампы. – А получение такого света – весьма энергозатратное мероприятие. На вновь проектируемых кораблях и колониальных станциях отдают предпочтение регенераторам с системой теплообменников. Почему вы?..
– Фильтры для регенераторов, – вздохнул Сергей. – Их нужно часто заменять, а в кустарных условиях толкового аналога не изготовишь. Зато хлорелле плевать, в кустарных условиях ее вырастили или нет. Кроме того, – он криво усмехнулся, – за поясом Койпера начинаются проблемы с усвояемой органикой, пригодной в пищу. А так у нас несколько полных прудов основы для биотрансмутационного комбайна.
Зеленоватая вода резко перестала казаться манящей и чарующей.
– То есть тот кофе?..
– Где бы я взял настоящий? – пожал плечами Сергей. – Технически мы, конечно, можем ценой известных усилий воспроизвести условия, необходимые для растений. Но тут у нас возникает другая проблема.
– Семена, – упавшим голосом сказала я.
– Дальний космос – место, где ирония приобретает все новые и новые оттенки, не правда ли? – светским тоном поинтересовался Сергей.
Я кивнула. О да.
Сидеть на тоннах драгоценной платины, в окружении бесценного водяного льда… о, если бы Карпатию можно было пригнать хотя бы к Ганимеду, она превратила бы своих хозяев в царей и богов! Но здесь, в неделях лета даже для обычного корабля, все богатства астероида не значили абсолютно ничего.
Здесь имели ценность лишь кислород, вода, органика и тепло. И если с кислородом и водой проблем пока не намечалось, то органика и тепло, должно быть, съедали все ресурсы подчистую.
– Все еще не понимаю, чем Кенор может помочь вам, – честно призналась я. – «Седна» была загружена по минимуму из соображений, что команда проведет почти весь полет в состоянии криосна, не нуждаясь ни в еде, ни в воде, ни в воздухе. У него не может быть ни рассады, ни припасов.
– У него их нет, – подтвердил Сергей.
– Но он до сих пор не вернулся на Землю даже ради воздуха, – констатировала я и оторвала взгляд от потревоженной воды. – Хотя фильтры для регенератора на «Седне» давно отслужили свой срок.
Сергей усмехнулся, и я была готова поклясться, что сейчас услышу очередное подтверждение очевидного, щедро сдобренное почти дружеским подначиванием: ну да, отслужили, и какой из этого вывод, миледи?
– Единственное, чего на «Седне» было с лихвой, – это топливо, – продолжила я, не дожидаясь подначки. – Миссия включала в себя полет до самого пояса Оорта, месяц исследовательской деятельности на транснептуновых объектах, неделю расчетов обратного курса и дорогу до Земли, когда корабль полностью контролировался автопилотом. Все это потребовало бы колоссальных запасов топлива. А если учесть, что в итоге «Седна» и полпути до точки назначения не проделала… – я осеклась.
Нет, все равно не сходилось. За прошедшие годы весь запас израсходовался бы элементарно на поддержание систем жизнеобеспечения. А уж сколько, должно быть, ежечасно требовала Карпатия с ее двумя куполами!..
– Погодите, а откуда вы сами берете топливо? – наконец-то сообразила я.
Сергей улыбнулся и, мягко приобняв меня за плечи, развернул в сторону дальней части пруда. Я сжалась под прикосновением, и он тотчас отстранился – благо уже добился своего: я смотрела именно туда, куда было нужно.
– Видите тот змеевик вдоль стены?
– С трудом, – призналась я, кое-как различив очертания объятых водорослями изгибов, и недоверчиво прищурилась. – Обогрев пруда? Откуда он запитан?
– Следуйте за мной, – велел Сергей.
Заинтригованная до неприличия, я послушно прошла до небольшой технической дверцы – и застыла, стоило капитану ее открыть. В следующем помещении было темно и до духоты жарко. Повышенная влажность только усугубляла впечатление.
Сергей вошел первым и обернулся. Освещение среагировало на движение, выхватывая из темноты огромный вертикальный короб, к которому сбегались трубы со всего помещения. Пол мелко вибрировал. Откуда-то доносился размеренный низкий гул.
Нас от короба отделяло толстое стекло и внушительное ограждение, выполненное, казалось, из сплошного куска какого-то металла. Я заприметила технический проход и двинулась было к нему, но Сергей преградил мне путь и покачал головой.
– Не стоит приближаться к нему без скафандра.
Я недоверчиво приподняла брови, но капитан остался непоколебим.
– Неужели мне наконец-то удалось вас подловить? – поинтересовался он, сощурив разом потемневшие глаза. – Не знаете, что это?
Не желая признаваться в собственном неведении, я еще раз окинула взглядом короб и сплетение труб – но не смогла припомнить ничего даже примерно похожего. Впрочем, если сделать скидку на то, кто привел меня сюда…
– Какой-то альтернативный источник энергии? – предположила я.
– Между прочим, еще в начале века никто и помыслить не мог о дальних полетах без этого «альтернативного» источника, – подначил Сергей, снова улыбнувшись. – Перед вами, леди Эскарина, единственный ядерный реактор за поясом Койпера… вернее, его первичный водяной контур.
Подобное известие заставило меня разом отступить на пару шагов назад – словно это еще имело значение.
Самодельную мебель я уважала. Самодельный душ вполне смогла пережить. Самодельную систему кислородной регенерации сочла на редкость пахучей, но все же вполне сносной.
Но вот идея самодельной защиты от радиации что-то совершенно не грела душу – даже со скидкой на то, что Сергей здесь явно был не в первый раз и не проявлял никаких признаков лучевой болезни.
– Вам нечего бояться, – сообщил Родионов, проследив за мной взглядом. – На данный момент.
– Надеюсь, вы предупредите меня, когда следует начать бояться? – уточнила я, опасливо поглядывая на короб теплообменника – сейчас казавшийся очень старым и совершенно не надежным.
– Нет, – невозмутимо отозвался Сергей и снова открыл дверцу, ведущую к пруду с хлореллой.
Я застыла на месте, недоверчиво разглядывая его силуэт на фоне спокойной воды.
Нет, сколько бы Сергей ни работал над образом циничного пирата, он все еще не вполне вписывался в амплуа.
– Расцениваю ваше утверждение как следствие того факта, что меня не будет на Карпатии к тому моменту, когда реактор начнет представлять собой опасность, – сказала я и вышла обратно к пруду, краем глаза уловив, как Сергей склонил голову, пряча улыбку.
Зеленоватая вода притягивала взгляд. Я снова остановилась на технической дорожке в центре пруда – и, поразмыслив, уселась, где стояла. Сергей невозмутимо опустился рядом.
– Даже если вам и требуется топливо для реактора, нужного типа на «Седне» все равно нет, – рассудительно заметила я, не отрывая взгляда от поверхности пруда. Отражение Сергея повернуло голову в мою сторону и спокойно кивнуло, и я, не в силах совладать с нахлынувшим азартом, продолжила: – Самостоятельно собрать из подручных материалов атомную электростанцию вы никак не могли – это так же нереально, как изготовить фильтр для регенератора своими руками. При наличии достаточно квалифицированных специалистов можно разве что снять готовый реактор с корабля и установить в куполе. Однако от звездолетов на «мирном атоме» отказались лет тридцать назад. Сколько времени вы провели на этом астероиде?
– Почти пять лет, – разом помрачнел Сергей.
Я насторожилась. Вопрос времени для астера явно был весьма и весьма болезненным, но удивило меня вовсе не это.
Человеческий организм сконструирован для ежедневной битвы. Наши мышцы созданы, чтобы двигать телом в условиях земной гравитации, наши ткани ежесекундно выдерживают атаку атмосферного давления, наш скелет прочнее, чем сталь и бетон, наши суставы способны вынести нагрузку, превышающую наш собственный вес. Мы – дети постоянной битвы. Если отнять у нас этот бой, мы начинаем сражаться сами с собой – и проигрываем.
Внутреннее давление вытесняет жидкости к поверхности кожи, мышцы, практически неиспользуемые, истончаются, экономя ресурсы, скелет вытягивается и становится хрупким. Пять лет при сильно пониженной астероидной гравитации – это приговор. Еще никто не сумел восстановиться после такого.
– Но вы… – я растерялась. – Вы выглядите нормально. Не так, как жители колоний.
– И вы, конечно же, хотите знать, почему, – усмехнулся Сергей и как ни в чем не бывало достал вполне новый лайтфон, чтобы прорычать в него какую-то фразу на русском. Лайтфон отозвался добродушным хохотом и ответным рыком. – Пойдемте. Вам тоже не помешает.
И я, в который раз заинтригованная донельзя, позволила помочь себе подняться и последовала за Сергеем. А могла бы для начала вспомнить предыдущий сюрприз и сделать выводы…
Все технические помещения второго купола располагались у внешней стены, оставляя центр свободным. Длинный коридор опоясывал сердце купола, где треклятые русские пираты догадались установить самую настоящую центрифугу.
– Наработка полуторавековой давности? – слабым голосом предположила я, когда Сергей с гордым видом провел меня в пустой зал, где единственным предметом обстановки была длинная стрела с кабиной.
– Работает, как часики! – грянуло из динамиков под потолком.
Сергей махнул рукой в сторону огромного окна в зал управления, где над длинной консолью смутно угадывалась чья-то взъерошенная макушка:
– Знакомьтесь, леди Эскарина, Леха и его «часики». А минут через пятнадцать, будьте уверены, здесь соберется вся команда, включая тех, кому на дежурство вставать через три часа.
– Вы же не рассчитываете, что уговорите меня залезть в… – я запнулась и покосилась на воодушевленную макушку в окне. – Туда?
Сергей лениво пожал плечами.
– Кажется, я узнал вас достаточно хорошо, чтобы мне и уговаривать не пришлось.
Я почувствовала себя чисто по-женски оскорбленной.
– Вот как?
Кажется, самообладанием этого человека можно было сплющить весь астероид в лепешку. Я могла поклясться, что Сергей едва сдерживает смех, – но он только снова пожал плечами и с поразительным равнодушием изложил свою точку зрения:
– Вы не могли не отдать приказ о расконсервации хотя бы одного человека из своей команды. Понятно, что он выберется из капсулы не раньше завтрашнего дня, а соображать начнет и того позже. Но с того момента, как компьютер начал разморозку, член вашего экипажа подвергается воздействию пониженной гравитации. Пусть у него еще есть время в запасе, но вы наверняка уже ищете выход – и для себя, и для него. А я только что предложил вам рабочий вариант, по которому тренируется моя команда. Результат вы видите своими глазами. – Он, ничуть не стесняясь, расправил плечи – словно приглашал полюбоваться этим самым результатом, и я попалась на эту подначку, как девчонка. – Возможно, вы пренебрегли бы моей помощью, поскольку все еще считаете меня врагом. Но вы не знаете, как аналогичную проблему решает Кенор. И решает ли вообще.
– Но вы наверняка знаете, – заметила я.
– Знаю, – невозмутимо подтвердил Сергей.
– …но не скажете, – вздохнула я, – потому что вам нужно, чтобы я залезла в центрифугу. Полагаю, из-за того, что главный враг вашей команды – это скука.
– Что может быть веселее, чем леди в центрифуге? – с каменным лицом изрек Сергей.
Лично я могла предложить добрый десяток вариантов, но чутье подсказывало, что сейчас они никого не заинтересуют – поэтому я только заломила бровь и поинтересовалась:
– Подождем, пока команда соберется?..
Глава 7. «Катти Сарк»
Русский человек славится своим умением находить выход из самых трудных ситуаций, но еще более он славится своим умением находить туда вход.
– С. Янковский
Команда Карпатии, должно быть, поставила мировой рекорд скорости надевания скафандров и ходьбы в условиях пониженной гравитации. Я еще только с опаской осматривала кабину центрифуги, уговаривая себя, что лучше ее опробую я, чем та же Джанет, – а в зале управления уже изрядно добавилось взъерошенных макушек, да сквозь динамики то и дело прорывался восторженный гомон на русском, знаменуя, что отступать уже поздно. Даже если очень хочется.
Кабина была под стать куполу: видавшая виды, подлатанная на скорую руку, с самодельным обручем и двумя потертыми креслами в переплетениях страховочных ремней. Пока я поднималась, кабина несколько раз качнулась в двух разных плоскостях, выдавая, что главный сюрприз еще впереди, а ремни тут вовсе не для красоты.
– Нет, вас мы для начала просто прокатим по кругу, – со здоровым сомнением в голосе прокомментировал Сергей, когда я замерла на верхней ступеньке, сраженная недобрым предчувствием.
– «Для начала»? – переспросила я.
– А вдруг вам понравится? – невозмутимо предположил капитан.
Я в этом несколько сомневалась, но все же предпочла придержать замечания при себе и заняла одно из кресел. Сергей деловито нагнулся, потянувшись к системе ремней, и я на мгновение застыла, прежде чем вежливо вжаться в спинку, давая ему пространство для маневра.
От него пахло синтезированным кофе и чуть-чуть – хлореллой. Обоняние, до того реагировавшее разве что на сильные запахи, вдруг начало различать малейшие оттенки – от машинного масла до горячей кожи нормального, здорового мужчины, проведшего последние часы на ногах; и я малодушно задержала дыхание, не позволяя себе задумываться о происходящем.
Он меня просто пристегнул. А для начала – вообще взял в заложницы, и неплохо бы об этом помнить, пусть бы и захватчик из Сергея вышел какой-то на редкость неагрессивный.
– Следите за лампочками на обруче, – скомандовал Сергей, занимая второе кресло. – Сколько лампочек видите – столько раз нужно нажать на кнопку в подлокотнике. Если ошибетесь или потеряете сознание, центрифуга остановится.
Я подняла взгляд. Выключенные лампочки в обруче над креслом злорадно отразили искаженное, бледное в синеву лицо.
– Иногда одного описания техники безопасности достаточно, чтобы тот, кто с ней ознакомился, испытал ни с чем не сравнимое желание в ужасе скрыться, – задумчиво проговорила я, но бледная физиономия в отражении и не подумала пристыженно залиться румянцем.
– Что ж вы не скрылись до сих пор? – скептически уточнил Сергей, повернув ко мне голову.
– После того, как не сработал ваш план по смене курса «Норденшельда», вы захватили мой корабль, а меня пристегнули к креслу, – любезно напомнила я, вцепившись в подлокотники.
Сергей подавился смешком.
– Это лучший провалившийся план в моей жизни, – заверил он.
– То есть план по самовольному захвату платинового астероида еще не провалился? – уточнила я.
– Нет, – невозмутимо ответил Сергей и задрал голову к потолку кабины, где угадывался глазок камеры. – Леха, давай на минимальную!
Леха, на мою голову, оказался весьма и весьма исполнительным работником. Кабина незамедлительно пришла в движение, и ускорение в буквальном смысле слова затолкало мне в горло следующий вопрос – вместе с воздухом.
– Треть земного притяжения, – прокомментировали динамики, и в обруче над моей головой вспыхнули три лампочки. – Полка!
Я не без труда нащупала нужную кнопку в подлокотнике. Руки ощущались так, будто утяжелитель был не только на запястье, но и на каждом пальце.
– Норма, – отчитался Сергей.
– Норма, – с невольным сомнением в голосе повторила я.
Центрифуга издала какой-то странный звук – словно хихикнула над незадачливой леди, явно не готовой к серьезным нагрузкам – и ускорилась еще сильнее. Меня с силой вжало в кресло, и пришлось приложить недюжинные усилия, чтобы набрать воздуха.
– Единица, – прокомментировал оператор, и вместе с его голосом в кабину прорвались воодушевленные разговоры на заднем плане. – Полка!
Увы, я не понимала ни слова, но сквозивший в каждой фразе игровой азарт угадала легко – и сердито стиснула зубы.
– Норма, – мрачно произнесла я и защелкала кнопкой, выключая лампочки над головой.
– Норма, – эхом повторил Сергей и таким же невозмутимым голосом добавил: – Кто начнет принимать ставки – отправится к Соболеву.
Несколько голосов дружно заверили, что никаких ставок даже не планировалось, но верилось почему-то с трудом.
– Полторы единицы, – сообщил Леха, которого азарт явно тоже не обошел стороной. – Полка!
– Норма, – тут же отозвался Сергей.
Он, казалось, не напрягался вовсе – словно сидел в самом обычном кресле и лениво щелкал кнопкой, не испытывая абсолютно никаких перегрузок. Мне же движение давалось все с большим трудом. Тело казалось слабым, отяжелевшим и неуклюжим, и я тянула еще с полминуты, прежде чем подтвердить готовность.
– Три единицы, – тут же с готовностью отчитался оператор.
Я опустила невероятно тяжелые веки, защищая глаза от вспыхнувших слишком ярко ламп, – и все вдруг стихло.
Казалось, прошла буквально секунда, но, когда я подняла ресницы, тело снова было легким, как воздушный шарик, а надо мной склонился Сергей, скупыми движениями расстегивающий ремни.
– Что?.. – Я не успела договорить.
Сергей вытащил меня из кресла, как безвольную куклу, и замер на середине движения, так и не подхватив на руки.
– Три единицы вы пока не тянете, – честно прокомментировал он. – Я должен был учесть, что вы очень давно не подвергались воздействию нормальной гравитации. Простите. Я распорядился, чтобы док вас осмотрел.
– Я в порядке, – не слишком уверенно сказала я.
Но он уже не слушал – на мою удачу, как выяснилось: вестибулярный аппарат, и без того изрядно настрадавшийся за последние недели, решил, что с него хватит, и умыл руки. Сергей подхватил меня, как маленькую девочку, каким-то чудом ухитрился вынести из кабины, не треснув об откос, и уверенно поволок куда-то по коридору, начисто игнорируя мои неискренние протесты.
Я успела пригреться и даже прийти в себя в достаточной степени, чтобы осознать, насколько двусмысленно я смотрелась на руках у бравого капитана. Увы, к протестам искренним Сергей остался так же глух – благо уже успел принести меня к месту назначения.
Под медкабинет в куполе было выделено одно длинное помещение у внешней стены, разгороженное пластиковыми ширмами на три неравные части. Нас уже ждали: старый знакомый Кабан в застиранном белом халате выскочил из-за стола, чудом не сбив маленькую подставку для голограммы, и начал прилаживать мне на голову портативный диагност еще до того, как Сергей бережно переложил меня на кушетку, – словно всерьез опасался, что я могла схлопотать какие-нибудь неприятные последствия от разнесчастной трехкратной перегрузки.
Голограмма, возмущенная столь неаккуратным обращением, пошла рябью, искажая и без того вытянутое лицо темноволосого мальчика на руках у матери – такой же по-астерски худой и высокой. Кабан опасливо оглянулся, нахмурившись, но подставка (не иначе, памятуя о национальных методах починки) быстро выровняла изображение.
– Не волнуйтесь, леди Эскарина, сейчас все посмотрим, – пообещал док, успокоившись насчет голограммы, и недобро покосился на Сергея, но в присутствии посторонних отчитывать собственного капитана не стал.
– О, я чувствую себя совершенно нормально, – заверила я обоих. – Благодарю за беспокойство, но, право, оно кажется мне излишним.
– Действительно, лучше б побеспокоились, на какой бок ей бантик повязать, прежде чем вручать женишку, – недобро расхохотался кто-то за ширмой – и тут же зашелся хриплым кашлем.
Искаженный болезнью голос звучал незнакомо, но Сергей опознал его мгновенно.
– Кто выпустил Соболева из карцера? – хмуро осведомился капитан, скрестив руки на груди.
– Я, – не оборачиваясь, отчитался Кабан и защелкнул ремешок диагноста у меня под подбородком. – Вот так, леди Эскарина, не двигайтесь… Соболев у нас и так хрупкий цветочек, а после ночи в карцере – вон, слышишь, как заходится?
Мы с Сергеем дружно сделали постные лица, скрывая неуместный смех, рвущийся наружу. Из-за ширмы и впрямь доносились престранные гортанные звуки – словно квартермастер никак не мог определиться, смеется он или кашляет; но после реплики дока все стихло. Соболев отдышался и хрипло поинтересовался:
– Команда-то знает, что ты тут мансы разводишь вместо того, чтобы снять с ее корабля преобразователи и заняться делом, а, Серег?
Услышав о планах пиратов, я замерла, как мышка, боясь спугнуть свою удачу. Сергей, заметив мой интерес, только укоризненно покачал головой.
– Само собой, – спокойно ответил он квартермастеру. – А преобразователи импульса от «Норденшельда» все равно не годятся. Ты бы и сам знал, если бы не был так занят юбилейной попыткой сместить капитана.
– Зато Моранг, конечно, будет рад отдать тебе хоть всю «Седну», как узнает, что его невеста не скучала, – цинично хмыкнул Соболев из-за ширмы.
Взгляд Сергея загнанно метнулся от моего лица к спине дока и в сторону, но его голос звучал все так же ровно и скучающе – правда, капитан предпочел перейти на родной язык. Я собралась было вклиниться в перепалку, но диагност звонко пискнул, завершив анализ, и надо мной снова склонился Кабан.
– Вот, – преувеличенно довольным тоном изрек он, отстегивая ремешок. – Отличный, здоровый мозг…
– Хоть у кого-то, – флегматично вставил Сергей, прервав на мгновение экспрессивную тираду из-за ширмы – потом она, правда, возобновилась с удвоенной страстью.
– Вам бы отоспаться, – вздохнул Кабан – с тем самым видом, с каким врачи обычно дают рекомендации, которые заведомо не удастся выполнить. – И нервничать поменьше.
Я тоже печально вздохнула. Выспаться под постоянный машинный гул, поменьше нервничать, будучи захваченной в плен пиратами… с тем же успехом он мог порекомендовать мне прогулки на свежем воздухе.
Сергея, видимо, преследовала та же ассоциация – потому что он явно едва сдерживал неуместную улыбку. Я покосилась на подрагивающие уголки его губ и оперлась на предложенную руку, поднимаясь, – но заговорила только после того, как за нами закрылась дверь медотсека:
– Почему преобразователи «Норденшельда» не годятся для ваших целей?
Сергей бросил косой взгляд на меня, на мою ладонь, все еще расслабленно лежащую на сгибе его локтя – и словно спохватился, снова выстраивая дистанцию. Я позволила ему отстраниться, едва подавив несвоевременный хулиганский порыв схватить его за руку и переплести пальцы, как парочка гимназистов.
– Блочная конструкция. Преобразователь импульса поставляется в сборе, под защитным кожухом со стандартизированными разъемами. Его невозможно разобрать, не повредив. Ваши преобразователи легко установятся на любой корабль того же класса и будут разгонять его, как родные. Но приладить их к раздолбанной русской станции, тридцать лет как отслужившей гарантийный срок… – Он развел руками – и тут же поспешно опустил их, едва ощутимо задев меня в узком пространстве коридора. – Даже Карлсон спасовал.
– Но «Седна» – куда более ранняя модель, нежели «Норденшельд», – сообразила я. – У нее другие разъемы, да и преобразователи тогда часто сбоили, и их чинили прямо в летящем корабле, просто отключая двигатель! Вы…
Сергей бледно усмехнулся и отвел взгляд.
– Вы собираетесь обменять меня на запчасти, – закончила я, вместо ожидаемой досады испытав какое-то странное удовлетворение: по крайней мере, Сергею явно было стыдно. – Но зачем? Вы ведь прилетели сюда на чем-то. У вас должны быть и свои преобразователи.
– У нас есть, – заверил меня Сергей.
– Тогда зачем…
Он резко остановился.
– Леди Эскарина, вы хотите видеть своего жениха?
Я успела по инерции уйти на два шага вперед, но вопрос вынудил меня застыть на месте – хоть я и прекрасно понимала, что именно должна сказать в ответ.
С момента моего совершеннолетия никому и в голову не приходило развлекать меня мастер-классами по художественной резьбе, экскурсиями по астероидным куполам и аттракционами повышенной опасности. Что уж там, я и пруд-то увидела впервые за двадцать лет: на Земле критически мало свободных водных ресурсов, на космических кораблях ситуация и того хуже, а Кенор не считал прогулки по огороженным заповедникам достойным досугом для юной леди.
Дамам из высшего общества полагалось интересоваться несложной, но престижной работой на неполную ставку, организацией небольших приемов с правильным списком гостей или, на худой конец, чтением. Кенору и моя служба не слишком нравилась, потому что отнимала непозволительно много времени. Но офицерская должность во флоте Ее Величества была отличной возможностью для полезных знакомств, и он терпел. Джанет и мама очень нравилась его прагматичность и деловая хватка. Я уважала эти качества и была благодарна за заботу – но она, увы, порой давила, как нехватка кислорода на астероидных колониях.
Он не стал бы смеяться и веселиться вместе с пиратами, похитившими его. Ни за что не позволил бы уговорить себя на опыт с центрифугой. И действительно поспешил бы покинуть столь гостеприимных хозяев, чтобы не иметь с ними ничего общего.
Но тот Кенор, которого я знала, ни за что не проигнорировал бы инструкции и не завис бы за поясом Койпера вместо того, чтобы выполнить приказ. Должно было случиться что-то очень серьезное, чтобы лорд Моранг забыл о чести мундира, и я должна была знать, что, прежде чем делать какие-либо выводы.
– Разумеется, – ответила я, обернувшись.
Сергей сжал на мгновение кулаки – и снова расслабил.
– Вы сомневаетесь в этом.
Я покачала головой:
– Я сомневаюсь, что он будет рад видеть меня после всего, что произошло.
– Он не будет рад, – уверенно заявил Сергей и дернул уголком рта – не то нервно, не то обозначая усмешку.
Я удивленно моргнула.
– Но вы сказали, что Кенор сам прилетит сюда за мной!
– Прилетит, – подтвердил Сергей и отвел взгляд. – Но не только ради вас.
Кажется, подобная манера общения была для него нормальной и, судя по всему, раздражала только меня. Я была готова биться об заклад, что, если кто-то из команды подслушивал наш разговор, то уже сдавленно хихикает где-нибудь над камерой видеонаблюдения, сраженный моей вытянувшейся физиономией.
Впрочем, на сей раз ее вытянуло в достаточной степени, чтобы Сергей, спохватившись, добавил:
– Нет, не в том смысле. Других невест для лорда Моранга у нас не припасено. Просто… – он запустил пальцы себе в волосы, взъерошив короткие пряди. Слабая гравитация довершила дело, позволив им так и остаться торчком, и капитан стал походить на печального ежа, измученного экзистенциальным кризисом. – Вы все поймете, как только увидите его, леди Эскарина, клянусь. Это не моя тайна. Не мне ее рассказывать.
