Текст книги "Вокзал "Техас - Луизиана""

Автор книги: Элен Славина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 16 страниц)

– Я мигом! – он сорвался с места и быстрым шагом направился к своему дому.

Спустя двадцать минут и несколько приступов схваток Лилия была в больнице. У неё открылось сильное кровотечение, случился упадок сил, поэтому её сразу повезли в операционную.

Когда Лилия открыла глаза, было уже утро. Она лежала в больничной палате и пыталась вспомнить, что с ней произошло за последнее время. Страшные картинки начали всплывать одна за другой, принося новые порции боли. Убийство Патрика на железнодорожной станции. Признание Уилла в убийстве из-за мести, которая до сих пор живёт в его сердце. Угроза убийства её ребёнка, если она пойдёт в полицию и всё расскажет. Похоже на какой-то кошмар… Что же ей делать?

– Доброе утро, Лилия! – в палату вошёл врач, а вместе с ним полицейский. – Как вы себя чувствуете?

Лилия смотрела не отрываясь на полицейского, не в силах сказать ни слова. Она знала, зачем он пришёл и что собирался сказать, но до сих пор старалась не думать о том, что произошло.

– Лилия, вы меня слышите? Ответьте, пожалуйста.

– Да, что? Чувствую, хорошо, наверное, не знаю… Всё как в тумане, ничего не помню, – женщина переводила взгляд с одного мужчины на другого, пытаясь разгадать мысли полицейского. «Почему он молчит?» – подумала Лилия, глядя на представителя власти в упор.

– Лилия, у вас было сильное кровотечение, но мы смогли его остановить. И также пришлось сделать срочное кесарево сечение, потому что по показаниям вы бы не смогли родить сами. Поздравляю, вы стали мамой! Сейчас принесут ваших детей, чтобы вы их покормили.

– Что? Детей… не поняла, каких детей? – Лилия недоумённо посмотрела на врача, пытаясь вникнуть в смысл его слов.

– Миссис Джонс, у вас родились два очаровательных близнеца. Это мальчики. Поздравляю вас и вашего мужа!

– Мальчики, близнецы! – Лилия прижала ладони ко рту, пытаясь совладать с нахлынувшими чувствами. – О боже, не может быть! Мои малыши… – она откинулась на подушку и зарыдала.

– Медсестра! Немедленно успокоительное пациентке! Капитан, я думаю сейчас не время для допроса. Давайте позже зайдём, – врач взял полицейского под руку и вывел из палаты.

Когда все ушли, Лилия успокоилась и легла ровно на подушку. В голове крутилась одна мысль: нужно спасти своих малышей, чего бы это ни стоило. Но как это сделать, как их спасти? Она не понимала. Женщина была одна в этом мире, никто не собирался ей помогать. Лилия могла рассчитывать только на себя и на Всевышнего. Она начала усиленно молиться, пытаясь отыскать в молитве ответ на вопрос, как спасти малышей от Уилла.

Наконец ей пришла в голову мысль, что нужно малышей спрятать, чтобы Браун никогда их не нашёл. Но тут же другая мысль, внезапно ворвавшись в мозг, причинила почти физическую боль. Это были слова Уилла: «Лилия, ты всегда будешь моей, всегда!» Если женщина будет рядом с мальчиками, он найдёт их и убьёт. Он никогда не закончит мстить – она это так отчётливо поняла, что задрожала от страха.

Лилия попыталась сесть, потому что у неё заболела спина, и тут заметила на прикроватной тумбочке книгу, которую случайно захватила из дома. Удивлённо посмотрев на неё, молодая мама наконец-то её открыла. Вся книга тут и там была исписана различными фразами, словами, рисунками. В некоторых местах абзацы или предложения были выделены ярким карандашом. Где-то виднелись закладки, наверняка означающие что-то важное. Она открыла первую из них и прочитала текст, который был аккуратно обведён:

...Наконец он очутился на огромном пустыре; здесь было разбросано несколько домов и высилась большая церковь. Принц сейчас же узнал эту церковь. Вся она была заставлена лесами; кругом копошились рабочие – очевидно, шли большие перестройки. Принц вздохнул свободнее: наконец-то кончатся его мучения! «Это старая церковь “Серого Братства”, которую король, мой отец, отобрал у монахов и отдал под приют для бедных, покинутых сирот…»

– Это же просто гениально! – воскликнула от радости Лилия, прижав книгу к своему быстро бьющемуся сердцу. – Вот где мои малыши будут в безопасности, Уилл никогда их там не найдёт. Бог защитит моих мальчиков!

Лилия снова открыла книгу на одной из закладок. Выделенный текст был небольшой, но отметка на полях заставила её сердце замереть:

…Он чувствовал себя как человек, который вышел полюбоваться радугой и вместо того был сражён молнией…

На полях было всего три слова: «Моей Лили. Патрик». Она заплакала, вспомнив, как она любит Патрика и как ей его не хватает. Сердце разрывалось от жалости и отчаяния.

Немного успокоившись, она снова взяла книгу, так как вспомнила, что Патрис очень просила прочитать её. Увидела ещё одну закладку, открыла страницу и прочитала выделенный абзац:

...– Нищий, бродяга и вор – вот он кто! Теперь он у вас выпросил милостыню; в другой раз он вас обкрадёт. Хотите видеть чудо? Пустите в ход вашу палку, и он мигом выздоровеет…

Рядом на полях было выведено имя: Аарон Браун и рядом приписка: «Убийца». Имя было несколько раз обведено ручкой – видимо, кто-то надеялся таким образом выдавить это имя на странице книги.

– Аарон Браун. Но кто это? Неужели это родственник Уилла, хм... видимо, это у них семейное. В тексте идёт речь, что он бродяга, вор, но не убийца. Но затем идёт приписка – убийца. Но кого он убил и за что?

Лилия решила тоже написать послание, только теперь для своих мальчиков. Раз она не может сказать это вслух, то напишет им письмо. И когда они вырастут, узнают всю правду. Однажды они откроют эту книгу и поймут, кто на самом деле убил их отца.

…– Я и есть король, – сказал Эдуард, с живостью к нему оборачиваясь, – и ты со временем в том убедишься. Я знаю, что ты убийца – ты сам признался; смотри же, ты за это поплатишься…

На полях она подписала только одно имя: имя человека, которого ненавидела всем сердцем: «Уилл». После этого закрыла книжку, спрятала под подушку и заснула тяжёлым сном. Ночью ей предстояло принять серьёзное решение, которое изменит жизнь навсегда.

Её разбудила внезапно открывшаяся дверь палаты. Вошла медсестра и внесла мальчиков. Они плакали, видимо, оттого, что были очень голодны. Лилия приподнялась и села на кровати, ещё не придя в себя от сна. Медсестра, улыбаясь, приблизилась к ней.

– Миссис Джонс, я принесла ваших малышей покормить и оставить с вами на ночь. Утром я их заберу. Как вы себя чувствуете?

– Уже лучше, спасибо, – Лилия протянула руки к детям, не веря своему счастью.

– Вот, возьмите, они плачут, хотят к мамочке и ещё очень хотят есть, – медсестра протянула сначала одного малыша, показав новоявленной маме, как нужно кормить ребёнка. Когда он удачно пристроился к груди, протянула Лилии второго. Они так симметрично устроились, и тотчас же крик в палате прекратился.

– Такие маленькие, но так энергично кушают, – Лилия смотрела на эту картину и улыбалась от счастья.

– Миссис Джонс, там вас один мужчина спрашивал.

– Какой мужчина? – напряглась Лилия и испуганно посмотрела на медсестру.

– Сказал, что он ваш муж, его зовут… кажется, Уилл. Да, точно.

– Нет, не пускайте его, не надо! – Лилия пыталась взять себя в руки, но дети, почуяв опасность, снова начали плакать. – Тише, тише, вас никто не обидит, маленькие.

– Хорошо, хорошо, только не волнуйтесь, пожалуйста, а то у вас молоко пропадёт. Он всё равно уже ушёл, потому что вы отдыхали. Но мне кажется, завтра он снова придёт. Он был такой напористый.

– Он мне не муж. Моего мужа у… он погиб, – Лилия отвернулась к окну, чтобы не видеть сочувствующий взгляд медсестры, от которого у неё начинали набухать глаза.

– Простите мою бестактность.

– Ничего…

– Миссис Джонс, как только дети наедятся, вы это сразу поймёте. Они отпустят грудь и будут смотреть на вас сонными глазками. Тут главное – не прозевать и не дать ребёнку уснуть. Нужно, чтобы он отрыгнул, для этого приложите малыша к своему плечу и затем потрите спинку совсем легонько. После этого можно и укладывать, но только не на спинку, а на бочок. Вот видите – ничего сложного.

– Спасибо вам большое. А теперь вы можете меня оставить? И да, не могли бы вы принести листок бумаги и ручку: я хотела бы написать письмо. Для меня это очень важно.

– Конечно, конечно. Сейчас принесу.

Ночью Лилия писала письмо своим детям, которое они прочтут, когда вырастут. Они простят её за то, что она хочет сделать. У неё нет иного выхода, кроме как спрятать малышей. От этого решения у матери разрывалось и кровоточило сердце. Кровь превращалась в горькие слёзы, которые падали на письмо, навсегда оставляя на нём следы.

Глава 20. Привидение

1986 год, Льюисвилл, штат Техас

 Твен проснулся от луча солнечного света, который выжигал на его лице очередную веснушку. Он открыл глаза и улыбнулся. Мальчик всё ещё находился в доме Майкла и от этого был счастлив. Вот уже месяц он жил у этого забавного старика, и ему совсем не хотелось возвращаться домой к приёмным родителям. Но, конечно же, он скучал по брату, каждый день думал о нём: как там Марк без него. Но вернуться до тех пор, пока не выполнит данное брату обещание, не мог. Твен не нарисовал маму, как хотел, как мечтал: ему не хватало важных деталей, и он не знал, где их найти.

Майкл принёс белые листы, карандаши и краски, чтобы Твен попробовал написать портрет мамы. Но как он мог это сделать, если из тех воспоминаний людей о его матери, что у него были, портрет бы не вышел! Это были лишь крупицы, этого было мало. Майкл, конечно, рассказал, что помнил, а помнил он немного, потому что видел Лилию один раз одиннадцать лет назад. По его словам, она была невысокой красивой женщиной с золотистыми волосами и серыми глазами. Вот и всё, что старик мог сказать. Совсем немного. Поэтому изо дня в день Твен ходил по округе и расспрашивал людей, которые могли видеть маму. Но чаще всего люди либо не понимали того, что он хочет, либо не знали Лилию. Каждый раз мальчик с отчаянием возвращался в дом Майкла и не знал, что делать дальше.

Как-то раз, когда Твен сидел на лавочке у дома и пытался написать портрет мамы, он увидел проходящую мимо женщину, которая бегло посмотрела не него и отвернулась. Он видел её первый раз за то время, что жил у Майкла. Женщина прошла мимо дома и завернула за угол, больше не обернувшись. Что-то было в её взгляде такое, что заставило сердце Твена забиться сильнее. Он вскочил со скамейки так, что белый лист, на котором были нарисованы только серые глаза, упал на землю, и побежал за женщиной – он пытался догнать её, сам не зная зачем. Но добежав до поворота, понял, что та исчезла, будто её и не было.

– Может быть, это было привидение, – задумчиво сказал Твен и побрёл обратно к домику Майкла.

Когда он подошёл, старик сидел на лавочке и смотрел на рисунок. Он закивал и улыбнулся.

– Не похоже? – спросил Твен, садясь рядом на скамейку.

– Очень похоже, ты молодец. Только сделай их немного грустными, я запомнил её такой, когда видел последний раз.

– Майкл, расскажи мне, как это было.

– Да рассказывать-то особо нечего… Это был день, когда тебе с братом приспичило родиться, несмотря ни на что. На улице шёл сильный дождь, и твоя мама вышла из дома, чтобы попробовать добраться до больницы. Ну а я волей случая оказался совсем рядом с домом твоей мамы и помог ей. Довёз до больницы на своей машине и больше не видел.

– И что, ты не запомнил, как выглядела моя мама? – удивлённо спросил Твен.

– Да какое там… Было темно, и дождь лил не переставая, так что ничего не было видно на расстоянии вытянутой руки. Пока мы ехали, она всё плакала и плакала. И периодически кричала: видно, боли были ужасные. Я оставил её в больнице, а сам поехал домой. Вот и вся история.

– Это всё?

– Да, мой милый, поэтому я и говорю: сделай глаза немного печальнее, всё остальное со временем дорисуешь. Ведь глаза – это твоя душа, всё с них начинается. Понял меня? – Майкл приобнял мальчика, чтобы тот не расстраивался.

– Майкл, ты знаешь, я так скучаю по Марку и Красавчику. Можно мне вернуться к ним?

– Конечно, можно, я же не держу тебя здесь. Но твоё обещание, данное брату – ты не забыл про него?

– Нет, не забыл, я должен нарисовать портрет матери. Но я не могу. Кроме глаз и волос, – Твен вздохнул и опустил голову на грудь, – у меня ничего нет.

– Не говори, что не можешь. Человеческие возможности поистине бескрайни. Ты всё можешь! Ну-ка, повтори это.

Твен посмотрел недоумённо на Майкла, но всё-таки сказал:

– Я всё могу!

– Правильно, почаще это говори, и тогда тебе будут под силу любые испытания. Скажи ещё раз, только в этот раз погромче и поуверенней.

– Я ВСЁ МОГУ! – крикнул Твен так, что сам испугался собственного крика, и засмеялся.

– Вот теперь ты молодец. Давай заключим с тобой сделку: если ты за месяц не сможешь написать портрет матери, я тебе помогу. А как – узнаешь через месяц.

– Договорились.

Мужчина и мальчик пожали друг другу руки и пошли домой.

В течение следующего месяца Твен помогал Майклу по хозяйству, а в субботу и воскресенье старался написать портрет. Сидя на лавочке у дома, он смотрел на улицу, на проходивших мимо людей и пытался считывать информацию с их лиц. Вот этот человек идёт и хмурится, бубня себе под нос что-то невразумительное. А вот две женщины прошли, смеясь над какой-то шуткой. С каждого прошедшего человека, хоть их и было не так много, он старался запомнить какую-нибудь важную деталь и сохранить в памяти.

В последнюю субботу месяца солнце плавно перешагнуло экватор, стремясь на покой, и в воздухе ещё висел лёгкий аромат тёплого осеннего дня. И тут появилась она. Твен сразу её узнал по глазам. Женщина обернулась посмотреть на мальчика и остановилась на мгновение.

– Постойте! – закричал Твен и бросился к женщине сломя голову.

Она опешила от такого порыва и повернулась, чтобы уйти, но не успела. Мальчик вырос перед ней как столб и стал смотреть на неё не отрываясь. Женщина смутилась, но мягко улыбнулась мальчику, который слегка напугал её таким внезапным напором.

– Можно я на вас посмотрю? Просто у вас такие глаза. Они такие же… как у моей мамы, наверное. Они серые. А как вас зовут? – спросил Твен, смотря в упор на женщину, запоминая её. На ней был белый платок, который покрывал всю голову и плечи. Платье нежно-голубого цвета чуть ниже колен скрывало стройные ноги. Туфли на маленьком каблучке были в тон платью, хотя, возможно, это было сделано случайно за неимением другой обуви. – Меня – Твен Браун, – улыбнулся мальчик и протянул женщине ручонку, заляпанную краской. Она улыбнулась и протянула свою руку в ответ.

– Я знаю твоё имя, но мне уже пора, – и, нежно высвободив руку, женщина стала удаляться, пока совсем не исчезла из вида.

– Теперь-то я точно знаю, как могла бы выглядеть моя мама! – восторженно произнёс Твен, направляясь к дому, чтобы до конца дописать картину. Он выполнит просьбу брата, как и обещал, и скоро вернётся к нему с портретом матери!

Глава 21. Встреча Марка и Твена

1997 год, Новый Орлеан, штат Луизиана

 Вернувшись из своего путешествия, которое длилось целый год, Твен решил встретиться с братом и поговорить. Он скучал по Марку всё это время, но не мог вернуться раньше, не закончив все свои дела.

Твен гулял по знаменитой улице Нового Орлеана – Бурбон-стрит и вспоминал, как недалеко отсюда, на соседней улочке, писал портреты. Портреты людей, проходивших мимо него и останавливавшихся ненадолго посмотреть, как он пишет. Он смотрел на людей и считывал с их лиц эмоции. Если они улыбались, он улыбался им в ответ. Если грустили, он тоже делал печальное лицо. Он был зеркалом, в которое незнакомые люди смотрели, пытаясь увидеть себя. Когда он писал чей-то портрет, то не знал ни прошлого, ни настоящего человека, который сидел напротив него. Разговаривать категорически запрещалось, поэтому Твену оставалось догадываться, что в голове у человека, которого он писал.

Весь год, что Твен жил в горах, он не писал портреты, но писал пейзажи. Великолепные пейзажи гор и лесов, простиравшихся у подножия. Или солнце, которое торопилось зайти за снежный покров горы, но раздавало своё тепло и свет всему живому. Он рисовал горные реки, которые бурным потоком уносили за собой всё, что попадало в их цепкие мокрые лапы; животных и птиц, обитавших в этом диком месте, где нет людей, и они царствовали здесь одни, не боясь оказаться добычей.

Проживая каждый день, Твен чувствовал единение с природой, находясь в этом девственном, не тронутом людьми царстве природы. Это был другой мир, где не должен жить человек, дабы не испортить здесь всё своим нахождением и вредительством. Он уехал отсюда наполненный гармонией и любовью. Его чаша была полна, и Твен готов был делиться этой любовью со всем миром. Поэтому он и вернулся в Новый Орлеан – к брату, к людям, которым хотел показать любовь через картины, которые написал. Это был совершенно новый Твен, и его работы разительно отличались от тех, что были созданы до путешествия в горы. Те, другие картины, источали страх и боль, отчаяние и грусть. Поэтому его выставки проваливались несколько раз. Но сейчас всё будет иначе. Он это чувствовал!

Твен прошёл до конца улицы и свернул на улицу Рояль. Сел на лавочку и стал наблюдать за людьми, которые зарабатывали себе на хлеб так же, как и он когда-то. Здесь были музыканты, которые рассказывали свою историю с помощью музыки собственного сочинения. Были тут и артисты, которые показывали прохожим небольшие сценки из своей или чужой жизни, отчего порой было очень смешно или очень грустно. А ещё здесь можно было встретить молодых художников, которые только-только окончили художественную академию, или самоучек – их всегда было больше. Они не подчинялись никаким правилам и канонам. Они писали душой, как их научил Всевышний. Твен был самоучкой и не стеснялся этого. Марк несколько раз предлагал ему пойти учиться, но тот всегда отказывался: ему это было не нужно.

А сейчас он собирался встретиться с братом, поэтому сидел и выжидал время. Марк должен был закончить работу и появиться здесь, на этой улице. Договариваться с братом о встрече он не хотел, потому что собирался устроить сюрприз. За год тот мог сменить место жительства и даже работу. Но это место, на крайней лавочке под раскидистой магнолией, они оба знали очень хорошо. И часто приходили именно сюда, чтобы пообщаться. Твен надеялся, что Марк придёт: они же близнецы – значит, могут чувствовать друг друга на расстоянии. Так было всегда! Вот и сейчас он чувствовал, что сегодня брат заглянет на эту улицу, просто потому что соскучился по нему. Твен хотел в это верить.

Так и вышло. Спустя два часа ожидания Твен увидел брата-близнеца, гуляющего по этой улице. Марк наблюдал за артистами, вглядывался в лица художников, среди которых надеялся увидеть брата. А Твен в это время смотрел на Марка и улыбался оттого, как ведёт себя брат, когда не видит, что за ним наблюдают. Он прожигал его своим взглядом, надеясь, что это поможет Марку заметить его.

Наконец брат обернулся, наверное, почувствовав на себе взгляд, и стал всматриваться в людей. И тут он узнал себя. Точнее, свою копию. Недалеко от него, рядом с той самой лавочкой, стоял брат и улыбался. Целый год прошёл с момента их расставания, но, казалось, как будто вчера они сидели на этой лавочке и обсуждали новых девочек Марка или новую картину Твена.

Марк двинулся в сторону брата, скрывая свои эмоции. Твен тоже не стал ждать, пока к нему приблизится родной человек, и тоже пошёл навстречу. Когда оставалось преодолеть последние несколько метров, они уже бежали друг к другу, пока, наконец, не остановились.

Твен бросился к брату, стараясь его обнять, но Марк его остановил и оттолкнул. Злая ухмылка скользнула по его лицу. Он посмотрел в сторону, взял сигарету и прикурил.

– Марк, что с тобой, ты не рад меня видеть? – Твен изумлённо смотрел на близнеца, не зная, что делать.

– А ты ожидал крепких объятий и поцелуев? Да? Ты снова меня бросил, как тогда, в детстве, не помнишь? Это становится твоей привычкой? Ты знаешь, меня это изрядно бесит!

– Извини, братишка, я не знал, что ты так расстроишься…

– Не знал он! Я тебя месяц искал по всему городу, всех на уши поднял, все больницы, морги обыскал. И ты сейчас мне говоришь о расстройстве?

– Прости, я же оставил тебе записку, что ухожу в горы!

– Не было никакой записки, никакой записки не было! Ты просто исчез, испарился… пуф… и нет Твена.

– Согласен, я был неправ, но мне нужно было уехать, просто необходимо. В тот момент у меня было такое состояние, на грани смерти. Мне нужно было выбрать: либо я немедленно уезжаю в горы, либо кидаюсь под поезд.

– Стой, стой, что ты такое говоришь? Самоубийство? Всё настолько серьёзно было?

– Абсолютно! Но всё хорошо – горы спасли меня. Там я понял, как я живу, зачем всё это. Ну и мне нужно было переосмыслить некоторые ценности, которые были важны мне когда-то.

– Давай присядем, а то меня ноги не держат – никак не ожидал увидеть тебя сегодня.

– А я вот уже два дня сюда хожу, надеясь увидеть тебя, и наконец ты пришёл. У меня не было информации, где ты теперь живёшь, поэтому я пошёл сюда, зная, что ты рано или поздно придёшь на эту улицу. Она всегда была особенной, правда?

– Да, точно! Я переехал, теперь живу в другом месте, недалеко от набережной. Виды там потрясающие на реку Миссисипи, но и аренда повыше.

– А ты где остановился?

– Пока в гостинице живу недалеко отсюда. Но надеюсь скоро сменить место жительства.

– Можешь у меня пожить, пока ищешь жильё. Места хватит обоим.

– Спасибо, брат, это ненадолго, не хочу тебя стеснять. У тебя, наверное, девушка есть, да?

– Нет, сейчас я пока без девушки. Я имею в виду без постоянной девушки. Не хочу заводить серьёзные отношения, не для меня это.

– Понимаю тебя. Думаю, ты просто ещё не встретил ту единственную, с которой захочешь построить что-то серьёзное. Я прав?

– Не знаю, что тебе сказать. Наверное, я боюсь каких-либо отношений. Любовь – это эмоции, отдача себя кому-то другому, а мне это совсем не интересно. Я люблю секс, больше мне ничего не нужно.

– Марк, ну что ты говоришь? Любовь – это чудо, и когда она настоящая, то никогда не принесёт тебе страданий. Я это понял, когда жил в горах целый год. Там любовь повсюду. Любовь к солнцу, которое согревает тебя днём. Любовь к величественным горам, которые стремятся к небу. Любовь к животным и птицам, которые окружают тебя там и никогда не причинят зла, потому что не чувствуют исходящей от тебя опасности. Там первобытная любовь, но самая чистая и самая бескорыстная. Этим я и хочу поделиться со всем миром и с тобой тоже.

– Здорово ты это всё сказал. Любовь и бла-бла-бла… Ты всегда был умнее меня, я это знаю. Ну а я сильнее! Одному достались мозги, другому – сила, всё правильно. Мы дополняем друг друга, ты не находишь?

– Я всегда это знал, мы с тобой две половинки одного целого. И в этом нет ничего странного. Ты мой брат, а я – твой, мы с тобой должны держаться друг друга, и тогда нам ничего в этом мире не страшно.

– Верно, брат. Ты, как всегда, прав, – Марк обнял Твена и положил руку ему на плечо. – Расскажи мне, как ты хочешь поделиться любовью… хм… со всем миром?

– Вот послушай, что я придумал. Когда я был в горах, я писал картины окружающего меня мира: горы, лес, животных, птиц. Всё то, что я не писал, когда жил в Новом Орлеане. Здесь мои картины были наполнены болью и страхом. Одиночеством была пропитана каждая деталь полотна, поэтому выставки с моими картинами каждый раз проваливались. Но сейчас всё будет по-другому! Я тебя уверяю.

– Как это?

– В моих картинах – сама жизнь, там столько любви и света, что хватит людям с избытком, ещё и останется. Мне только нужен один шанс. Всего один, и тогда меня наконец-то признают.

– Зачем тебе признание? Ты и так настоящий художник.

– Что я слышу? Марк, не ты ли хотел, чтобы мы прославились за счёт моих картин и стали богатыми?

– Это было год назад. После одной из выставок ты просто собрался и ушёл, даже не попрощавшись со мной. Весь этот год я жил лишь надеждой на то, что ты вернёшься и простишь меня.

– Брат, о чём ты? За что тебя прощать? Ты же ни в чём не виноват передо мной.

– Если бы не эти выставки, на которые я толкал тебя, когда ты был ещё не готов, ты бы не ушёл и не оставил бы меня.

– Я, наоборот, благодарен тебе за то, что ты толкал меня на эти выставки, потому что без них я не ушёл бы в горы и не обрёл любовь, которая теперь живёт во мне.

– Значит, верно говорят: что ни делается…

– …всё к лучшему! Верно, – закончил Твен.

– Значит, нас ждёт новая выставка и новое видение мира?

– Всё правильно говоришь! Нам нужно сделать выставку с моими картинами. Ты поможешь мне?

– О чём разговор? Конечно! Где твои картины?

– Они в гостинице, где я живу. Нужно будет перевезти их в твою квартиру, там понадёжнее будет.

– Этим и займёмся. Не терпится взглянуть на твои шедевры.

– Пойдём. Посмотришь на так называемые шедевры! Ты будешь первый, кто их увидит и оценит. Твоё мнение очень важно для меня. Если они тебе не понравятся, я их выброшу, и никакой выставки не будет, так и знай. Так что поосторожнее с высказываниями.

– Но, Твен, ты же понимаешь, что моя оценка будет субъективной, оценивать тебя трезво не в моих силах. Всё, что ты малюешь, мне нравится. Так что можно сразу сказать: выставке быть!

– Хорошо, хорошо. Ты просто тогда посоветуешь, какие картины мы выставим.

– Вот это запросто. Показывай дорогу, где находится твоя гостиница. А ещё я перекусил бы чем-нибудь. Давай зайдём вон в то кафе – там подают отличные стейки и отменное вино! Мой знакомый шеф-повар как раз там сегодня работает.

Истории братьев о прошедшем годе, в котором они существовали отдельно друг от друга, плавно перетекали из уст в уста под искусно прожаренное мясо и бутылочку красного терпкого вина.

– Я всё-таки очень рад, что ты вернулся, брат, – говорил Марк Твену, смотря ему в глаза. – Ты не представляешь, как мне было одиноко здесь без тебя.

– Я тоже по тебе скучал и понимаю все твои чувства. Но этот год нужен был нам обоим. Благодаря ему мы наконец-то поняли, кто мы есть на самом деле.

– И кто же мы?

– Ну, про себя могу точно сказать, что теперь я состоялся как художник. И жизни своей не представляю без картин. В них частица моего сердца и столько вложено души, что, если с ними что-то случится, я буду мертвее мёртвых.

– Не понял, а что с ними может случиться?

– Откуда я знаю? Я так говорю. Просто мне страшно за них. Вдруг их украдут или я их потеряю?

– Так, давай успокоимся. Ты же не Леонардо да Винчи, чтобы твои картины красть, правильно? – Марк улыбнулся Твену, надеясь, что тот посмеётся над его шуткой. Но брат сидел с серьёзным лицом, не понимая, что здесь весёлого.

– Не да Винчи! Но они тоже ценные, по крайней мере, для меня! – с обидой произнёс Твен.

– Всё, перестань нагнетать, ничего с ними не случится. Сейчас мы пойдём в гостиницу, заберём картины и на такси отвезём их ко мне домой.

– На такси, ты сказал? – усмехнулся Твен. – Ты сейчас серьёзно?

– А в чём дело? Их много у тебя? Сколько?

– Много, часть картин в рамках. А часть ещё не оформлена. В любом случае, их более чем достаточно, и я не уверен, что они поместятся в такси.

– Ого, я смотрю, ты хорошо подготовился. Чувствую, это будет фурор! – Марк обхватил брата за шею.

Наконец они вышли из кафе и направились прямиком к гостинице Твена.

– Всё, это последняя, – Твен внёс запечатанную картину в квартиру брата и поставил с остальными в отдельный угол. Марк специально освободил место для работ брата. Сам он сидел на диване, откинув голову на спинку, и смотрел в потолок.

– О чём ты думаешь, Марк?

– Ни о чём, я просто устал. Обустраивайся, а я пойду посплю. Я так вымотался.

– Но как же? Ты даже не посмотришь ни на одну из моих картин? Ты же так хотел...

– Давай потом, я и вправду что-то утомился, сил совсем нет. Только не обижайся, хорошо?

– Всё нормально. Спасибо ещё раз, что разрешил пожить у тебя.

– Мы же братья, никогда об этом не забывай! – и Марк удалился в свою комнату, оставив Твена одного разбирать картины.

Спустя два месяца, после многочисленных переговоров и встреч, Твену разрешили выставляться с работами: организаторы выставки решили дать ещё один шанс Твену. Он был счастлив, что наконец-то покажет картины миру.

Оставалась неделя до выставки, и братья решили отвезти картины в художественную галерею на Джексон-сквер, чтобы из всех написанных работ выбрать самые достойные. Это было непросто: картин было не так много, но, по расчётам Твена, на одну экспозицию хватало. Организатор, посмотрев его работы, дал добро на все полотна.

Художественная галерея располагалась в старой просторной усадьбе времён эпохи «сахарных королей Луизианы». Усадьба находилась в живописном парке с пальмами, дубами и магнолиями. Невероятно красивое место для экспозиции молодого художника, который хочет показать миру свою любовь через картины, написанные в горах!

– Какое чудесное место! Ты не находишь, Марк? – спросил Твен, обходя усадьбу со всех сторон.

– Просто замечательное место я нашёл, чтобы устроить здесь выставку. Оно нам подходит исключительно!

– Да, полностью с тобой согласен. Давай зайдём в дом и посмотрим, как там внутри.

Марк и Твен попали в большой холл, в котором всегда встречали гостей – раньше, когда в этой усадьбе жили хозяева, и сейчас, когда дом стал художественной галереей. Братья начали осматривать пространство, в котором когда-то жили основатели Нового Орлеана. Они были хозяевами этого города, поэтому в доме было всё на высшем уровне.

На первом этаже располагалась внушительных размеров светлая гостиная. Она-то и должна будет использоваться как зал для картин. В конце комнаты был установлен камин, который будет пылать во время работы выставки. На французских окнах, которые открывали чудесный вид на парк, висели тяжёлые портьеры мягкого терракотового цвета. Потолок украшала массивная многоярусная люстра в стиле барокко: бра были сделаны из хрусталя, а каркас – из золота, что добавляло особой претенциозности и величия.

Выйдя из гостиной, братья увидели шикарную лестницу, которая разделялась наверху на две половины – в левую часть дома и в правую. Поднявшись, они увидели, что все двери заперты, и поэтому им ничего не оставалось, как спуститься. Там уже ждал организатор выставки, который приветливо улыбался.

– К сожалению, весь второй этаж закрыт для посещения хозяином дома, – медленно произнёс организатор, чтобы до непонятливых братьев дошёл смысл его слов.

– А разве не вы хозяин этого дома? Это не ваша галерея?

– Нет, конечно! С чего вы это взяли, молодой человек? Нам предоставили эту усадьбу временно, пока в нашей галерее проходит ремонт. Так что, пожалуйста, будьте аккуратны со всеми вещами и мебелью, которая здесь находится.