Текст книги "Чувства в клетке (СИ)"
Автор книги: Екатерина Янова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц)
Глава 11
Вернувшись в номер, пришлось снова идти в душ. Холодный. Чтобы привести себя в чувства и сбросить накал тела. Сволочь! Козел! И тело я свое не понимаю! Оно ненавидеть его должно, а не загораться от одного вида этого самца! От других всегда воротило! От всех! От молодых и не очень. От молодых даже больше, потому что они более выносливые, грубые. Презираю всех! И его! Что со мной не так? Внутри меня что, радар, настроенный на одну определенную волну? Как сбить его? Непонятно.
Долго я так ругала себя и его проклинала последними словами. Наушник не вынимала из уха. Кто знает, когда услышу что-то интересное. Но в номере было тихо. Хотя я слышала его шаги, вздохи, стук клавиш по клавиатуре ноутбука. В какой-то момент он вдруг вздохнул громче, а потом невнятно пробормотал: "Где же ты, Мариша? Как найти тебя… Мне ведь столько надо сказать…" И кровь у меня по венам быстрее от этого шепота. Что сказать ты мне хочешь? Что? И зачем? Неужели, правда, думаешь обо мне?
Вспомнил? Так поздно уже! Не исправить ничего!
Долго я так гоняла эти мысли. На улице стемнело. Надо бы поесть, но ничего не хочется совсем. Погрызла орешки из мини-бара и запила минеральной водой. Заказать еду в номер можно, но не хочу.
Вдруг я услышала стук в дверь. Думала в мою, потом поняла, что это в наушнике. К Амину пришли. Оказалось, это прихвостень его. Интересно, что он нарыл? Только эта парочка после нескольких фраз перебирается на балкон. Там уже не так жарко. Они устраиваются на мягких диванах, это еще лучше. Здесь мне даже наушник не нужен. Я их не только слышу, но и вижу сквозь решетку, увитую плотной зеленью. Устраиваюсь на полу рядом с зеленой перегородкой и слушаю, о чем они говорят.
– Рассказывай, что узнал! – требует Амин.
– Не так много, как хотелось бы. Она, как в воду канула. Видно на камерах, как в номер свой входит. Все, дальше, как испарилась! – усмехаюсь тихо. Придурки! Фокус, блин, покус!
– Что значит испарилась! Ты всех поднял? Пусть землю роют, но найдут ее! Слышишь!? – кричит Амин раздраженно.
– Всех поднял. Роют. Но пока безрезультатно. А ты зачем здесь остался? Почему в свой номер не пошел. Он более безопасный и удобный. Не понимаю тебя вообще.
– И не надо меня понимать. Здесь хочу быть! Среди ее вещей, – как-то надтреснуто говорит Амин. А я дрожать начинаю. Опять. Волна непонимания внутри. Неверия.
– Амин, – говорит этот Алекс, – я не понимаю, что с тобой происходит. Я вижу, что-то не так. Я тебя много лет знаю. Сколько мы дерьма вместе съели? Сколько раз спины друг другу прикрывали? Помнишь?
– Помню! – говорит Амин, глядя в пол.
– Так расскажи мне. Я ведь никогда тебя не подводил. Я понимать должен, почему ты так хочешь ее найти. Тогда и сделать это будет легче, – я замираю внутри. Боюсь, что он ответит. Боюсь этих слов. Потому что чувствую, они меня взорвут сейчас изнутри. Так и происходит.
– Я любил ее раньше, – говорит Амин, – страшная это история. Она красиво началась, только дерьмово закончилась. Хотя сейчас понимаю, это я думал, что закончилась. Я ее мертвой считал. Думал, что утопилась она. Из-за меня. Понимаешь?
– Не очень.
– Помнишь Ольгу?
– Помню. Редкая сучка!
– Так вот. Барон женить меня на ней хотел. Короче, длинная история. Ты ведь знаешь, что я ненавижу свой день рождения?
– Знаю. Сваливаешь всегда в какую-то глушь.
– Потому и ненавижу. В тот день восемь лет назад она пропала. Увидела меня с Ольгой и убежала. А потом ее тело из реки выловили. В том самом белом платье, в котором последний раз ее видел. И крестик на шее. Так и опознали.
– И? Ты хочешь сказать?
– А я теперь сам не знаю, что сказать. Я ее тело в морге видел. Страшное. Обезображенное. Оно мне до сих пор в кошмарах снится. Ее в закрытом гробу похоронили. Я тогда от вины и горя сам чуть не загнулся.
Они молчат, а у меня кровь в ушах шумит. Верить или нет? Вспоминаю, как очнулась потом в чужих вещах. И крестика на мне не было. Его мне больше всего не хватало. Мне тогда казалось, остался бы он со мной, помог бы. Не так страшно было бы. А они продолжают:
– А сейчас ты думаешь, что не ее тогда похоронили?
– А как еще это объяснить? – восклицает Амин.
– Не знаю. Ты уверен, что это она сейчас, может, похожа? Может, подослал кто? Врагов у нас много, сам знаешь.
– Знаю. Сам сначала так подумал. Но сегодня… короче, уверен. Абсолютно. Это она, – убежденно отвечает он, – сначала, думал крышей поехал. А сейчас понимать начинаю. Обманули меня тогда. Только самый главный вопрос. Где она была?
– Думаешь, Барона рук дело?
– Уверен. Он мог. Тогда не поверил бы, а сейчас – легко. В его духе.
– Тогда самое логичное…
– Да. Но ее не было в его архиве. Ты сам знаешь. Мы его с тобой лично весь прошерстили. Каждую девчонку отыскали. Тех, о ком ничего не известно почти не осталось! – не понимаю, о чем они. О каком архиве?
– А если он ее туда специально не внес? Чтобы от тебя скрыть?
– Я думал об этом, только… Не складывается. Я ведь тогда ни сном, ни духом о его бля*ских делах не знал, в розовых очках ходил, в байки его верил. Думал, это он на продаже машин так поднялся. Я про наркоту случайно узнал потом уже, через полгода примерно, а про живой товар он еще долго молчал! И архив этот я случайно нашел, когда уже сдохла эта мразь. Не собирался он мне его показывать. Почему тогда ее там нет? Значит, не продали ее? Куда дели тогда? Где она была все эти годы? Ты понимаешь? – он вскакивает и начинает нервно ходить по балкону, заламывая руки. А я как примерзла. Его слова, словно сквозь вату пробиваются в мозг. А последние слова, как иголки, колют, заставляют вздрагивать. А он продолжает, добивая словами. – Я на ее могиле, б**дь, жил! Я туда цветов отнес – вагон! Забыть не мог и себя простить! А она жива была! Как так может быть? Скажи!
Яркой вспышкой его отчаянный крик в пещере: "Я похоронил тебя! Я на твоих похоронах был! Я видел, как гроб с твоим телом опустили в могилу!" И взгляд его больной, полный неверия и робкой надежды.
Обхватываю себя руками. Тихо, сижу. Не слышу больше ничего. Они еще что-то говорят. Договариваются, как искать меня. Потом прощаются. Уходят. Остаюсь одна. Во рту привкус крови, потому что губы закусила, чтобы не заорать. Нельзя. Нужно скрыться. Нужно осознать. Иначе выдам себя. Мне подумать нужно. Понять. Могу ли верить? Что, если врет? Может, знает, где я, знает, что слышу все? Но как, и зачем я ему? А если допустить, что правда…
Нет. Это больно. Еще больнее, чем раньше. Думать страшно. Неужели…
Забираюсь обратно в номер. Иду с трудом. Захожу в ванную. Беру полотенце, прижимаю к лицу и начинаю придушенно орать. Как так может быть? Это не может быть правдой. Не может. Не могу поверить. Не могу. Не знал он? Но как такое возможно? Хотя понимаю, что в этой бл**ской жизни все возможно. Но страшно верить. Страшно доверять. Одной проще и надежней. Я ведь привыкла только себе верить. Больше никому.
Долго сижу так, раскачиваясь из стороны в сторону. Из этих разрывающих душу мыслей вырывает треск в ухе. Понимаю, наушник я так и не вытащила. Странный звук. Как будто кто-то прямо по динамику рукой проводит. И до меня медленно доходит. Он нашел жучек. Он его увидел. И пусть. Не хочу больше слушать. Не хочу думать. Только хочу выдернуть наушник и отбросить подальше, как слышу его неуверенный шепот.
– Мариша. Мариша, это ты? Ты меня слышишь? – пауза. А я дышать не могу. Он продолжает, – это ведь твое. Ты оставила? Значит, слышишь меня? Надеюсь, что ты. Потому что я столько хочу сказать тебе…
Боже! Не надо. Не говори. Я боюсь это слушать. Я же понимаю уже, что поверю. Если бы в глаза мне сказал, засмеялась бы, посчитала враньем, как там, в пещере. А так… когда он другу своему рассказал, не зная, что я рядом, когда я сама многое увидела, понимаю, что уже почти верю. И боюсь этого. А он продолжает.
– Я все еще в шоке, в душе – месиво. Не могу до конца осознать, что ты жива. Я ведь столько лет считал тебя мертвой. Я не соврал тебе. Это безумно больно было тебя хоронить. Это страшно…
И он начинает рассказ. Долго говорит. Как искал меня, как надеялся, а потом надежда умерла. Когда тело девушки из реки выловили. Как утопиться сам хотел, как вина его душила. А я слушаю его и хочу, чтобы замолчал. А он не замолкает. Его слова звучат в ухе, а мне кажется, что в душе самой. Он словами этими там ломает все, крушит просто. Ковыряется в открытой ране. Говорит, а я все еще не верю. Вроде складно все. Похоже на правду, но… Не верю, что помнил. Не верю, что любил. А он, как чувствует. Как будто мысли мои слышит.
– Ты не веришь, может? Думаешь, обманываю? Думаешь, та девка мне нужна была? Нет. Не женился я, как и обещал тебе. Да и потом… Много баб было. Не буду говорить, что святой. Только в сердце дыра осталась. Пусто там было. До сегодняшнего утра. Когда опять в глаза твои провалился, – вздыхает тяжело, а потом как в темечко бьет словами:
– Я в глазах твоих утону, можно?
Ведь в глазах твоих утонуть – счастье.
Подойду и скажу – Здравствуй!
Я люблю тебя очень, слышишь?
Он проговаривает строки дальше, а я губами их повторяю. И каждое слово звучит по-новому. С новой силой, с новым подтекстом, поднимая в душе какую-то жаркую, душную волну. Всхлипываю тихо, все еще придушенно. И он тяжело говорит. Голос срывается на последних строчках.
– Больно говорить это. Не забыл я ничего. Каждый день с тобой помню, Мариша. И скучаю по тебе жутко. До ломоты. Столько лет отвыкал, столько заставлял поверить, что нет тебя уже, а ты была… Где ты была? Расскажи! Я должен знать! Я тебя обнять хочу. Почувствовать. Веришь? Как наркоман, вдохнул дозу после долгого перерыва, и теперь меня ломает. Не могу без тебя. Не мучай! Приди сама ко мне, если слышишь. Я тебя искать все равно не перестану. Найду. Но я не хочу ждать. Я тебя видеть хочу, чувствовать. Не прячься от меня. Я ведь тебе плохого не сделаю. Клянусь. Если обижена на меня, скажи. В глаза скажи. Я знаю, что виноват. Я прошу простить меня. Нет. Я потом попрошу. На колени встану. Простишь? Я ведь так боялся, что не простишь. Что просить прощения уже не у кого. И как ты жила все эти годы? Я боюсь спрашивать, но я должен. Может, это ты забыла меня? Может, другого полюбила? – снова пауза. А я орать хочу. Что хотела бы полюбить, да не смогла. Что пыталась его из сердца вырвать, а не получилось. Хочу сказать ему, или не хочу? Сама не знаю. Прятаться? Или пойти к нему сейчас? В глаза посмотреть. Выдержу? Не знаю. Переживу ли это?
Хотя, я такое пережила уже, такое выдержала. Кажется, больнее уже быть не может. Худшее – позади. Только новый круг, новый виток бытия доказывает – может. К старой боли добавляется новая. И с этим тоже придется жить. Хочу видеть его! Только едва ли он будет рад. Я-то выдержу, а он? Хочу спросить, выдержишь ли ты ту правду, которую принесу тебе? Может лучше мертвой меня считать? Странно. Но он и правда будто слышит меня. Снова раздается его голос после долгой паузы:
– Я тебе все сказал, Мариша. Нам все равно нужно поговорить. Как бы ни было все потом. Не знаю, что дальше будет, но надо с прошлым разобраться. Иначе эти призраки так и будут душу бередить. Снова буду тебя в снах мертвую видеть, звать меня будешь в темноту, а я к свету хочу. Я жду тебя. Хочу тебя. Любую хочу. Пожалуйста! Ждать тебя буду. Долго. Пока не найду. Или пока не придешь сама.
И я срываюсь к нему. Шатает. Чуть не падаю, но иду. По стенке дохожу до двери. Выхожу из номера. Заношу руку, чтобы постучать. Но в последний момент останавливаюсь. Не хочу так. Не хочу сейчас. Все разворочено внутри. Надо мысли хоть немного в кучу собрать. Надо самой осознать сначала. Останавливаюсь. Прижимаюсь затылком к стене. Сползаю на пол. Долго смотрю в пустоту. Потом принимаю решение. Встаю и иду назад в свой номер с четким осознанием, как лучше поступить.
Глава 12
Не помню, как вырубился прямо в кресле, где сидел с крошечным микрофоном, который нашел под столом, когда уронил ручку. Не знаю, чей это жучок, но очень надеюсь, что ее. Если чужого кого-то – хреново будет. Потому что я основательно душу вывернул. Возможно, врагам козырь дал. Но если есть хоть один шанс, что меня слышала она – это того стоило.
Только зря, наверное. Потому что она так и не пришла. Я ее долго ждал. В какой-то момент мне показалось, что сейчас она появится, войдет в мою дверь. Но чуда не случилось. Долго я сидел и смотрел на дверь, так и отключился.
Сейчас было ранее утро. Солнце уже ярко светило в окно. Видимо, это и разбудило меня. Состояние было разбитое, и как это исправить – непонятно. Набрал Алекса. Новостей нет. Сколько еще я буду сидеть и ждать? Сорвался бы сам, только куда бежать, понятия не имею. Чтобы занять себя хоть чем-то, включил ноутбук. Стал проверять почту. Погрузился в работу.
Вдруг раздался стук в дверь. Сердце подскочило. Вдруг это она? Открываю дверь – на пороге всего лишь сотрудник, обслуживающий номера.
– Что?
– Вам тут на ресепшене оставили. Просили передать, – говорит паренек, поглядывая боязливо, протягивает белый конверт.
Хватаю его, отдаю купюру пареньку, захлопываю дверь.
Простой белый конверт, почему-то уверен, что от нее. Сердце колотится, руки дрожат. Открываю и замираю внутри. Ее почерк. Помню его.
Глаза бегут по строчкам, пытаясь выхватить главное, но получается плохо. Приходится перечитать несколько раз, прежде чем смысл этих строк оседает тяжелой пылью внутри:
"Я слышала тебя и слушала. Поверила? Не знаю. Я с другой правдой жила все эти годы. Страшнее твоей. Поэтому подумай, надо ли оно тебе? Готов ли?
Говоришь, помнил меня? Похоронил? Правильно. Та девочка умерла давно. Марины нет, и больше не будет. Я ее тоже похоронила. Поэтому не ищи ее во мне. То, что вместо нее осталось, тебе не понравится.
Совет мой тебе. Забудь. Не иди за мной и не ищи. Света хочешь? Нет его во мне. Темнота одна, вязкая и черная. Лучше, бойся меня.
Но если хочешь окунуться в эту тьму, готовься! Она и тебя сожрет.
Ждать тебя буду на рассвете. Там, где снова провалился в зеленый омут. Где узнал меня и где чудом избежал смерти.
Подумай. У тебя еще есть шанс жить без этой правды".
Подписи нет, но она и не нужна. Тяжелые строчки, и осадок от них тоже тяжелый. Каждая строчка пропитана ее болью. Чувствую. Понимаю. Страшное что-то расскажет. Она предлагает мне не лезть в это? Шанс оставляет? Зря. Шансов нет и быть не может. Их у меня никогда не было. Я всегда за ней шел, и сейчас думать не о чем. Какая бы страшная эта правда ни была, я ее знать должен. С ней прожить и пережить. Страшно? Очень. До дрожи внутри. Но изменить это ничего не может.
Вылетаю из номера. Куда идти? Место, где провалился в зеленый омут и чудом избежал смерти? Понятно, где это. Пещера. Хорошее место. Там никто нам не помешает. Может засада это? Значит, такова моя судьба.
Доезжаю быстро, оставляю байк на том же месте. Бегу к пещере. Внутри сердце отбивает нечетким ритмом. Неужели увижу ее сейчас? Неужели обниму?
Вхожу в полумрак пещеры. Никого не видно. Прохожу в центр. Нигде нет ее.
– Марина? – зову. Эхо гулко прокатывается по каменным стенам.
– Не кричи. Я здесь, – слышу ее голос. Она сидит на выступе в глубине пещеры в тени. Встает легко. Подходит ближе. Смотрю на нее и снова не верю. Внутри все колотится и рвется от переполняющих чувств. Улыбаюсь.
– Привет! Это все-таки ты, – тяну к ней руку, легко касаюсь щеки. Она уворачивается. Смотрит колким, неприветливым взглядом.
– Не веришь?
– Нет. Поверила когда-то, до сих пор плачУ.
Понимаю, что это первый удар. Первый укол. Значит, будут и другие. Она предупреждала. Надо выдержать.
– Не только ты.
Она усмехается горько.
– Постой, – прошу я, – не говори ничего. Дай просто посмотреть на тебя, – снова усмешка кривая. Но взгляд ее немного теплеет. Смотрит на меня прямо. А я узнаю ее, и не узнаю. Изменилась. Сильно. Из черт ушла мягкость, какая-то детская открытость. Взгляд колкий, опасный. Тело фактурное, подтянутое. Хочу коснуться ее, но вижу, что не позволит. А у меня в руках дрожь, так хочу ощутить ее ближе.
Протягиваю руку, хватаю ее пальцы, подношу к губам, целую, зарываюсь лицом в ладонь. Закрываю глаза. Внутри что-то немного отпускает. Не вырывает руку. Уже хорошо. А воздух вокруг искрит. Между нами напряжение растет. Резко дергаю ее за руку, и прижимаю к груди. Кажется, она не ожидала. Не отталкивает меня, но и не отвечает. Стоит, как скала. Как те каменные стены, которые нас окружают. Но мне все равно. Я зарываюсь в ее волосы, втягиваю запах. Она. Точно она. Хочу ее. Вот так сразу и сходу. Вчера также было, когда ее майку понюхал и член встал. Потому что дурею от нее. А сейчас это концентрированный дурман. Только зря расслабился. В секунду она развернула меня и руку заломила за спину так, что звезды перед глазами пошли.
– Насмотрелся? – резкий шепот в ухо.
– Нет. Мне тебя всегда было мало.
Смеется. Отпускает, отталкивает, отходит на несколько метров, садится на огромный валун у воды. Смотрит на гладь озера. Долго смотрит на воду и молчит, и я молчу, и на нее смотрю. Сейчас она как из камня. Как продолжение этой каменной глыбы. Такая же одинокая, сильная, холодная. Кто же сделал тебя такой? Кто заставил так измениться? Сейчас я понимаю, что она имела в виду, когда говорила, что стала другой. Вспоминая ту веселую девчонку, с которой мы прыгали через костер и, смотря на эту женщину, общего найти ничего нельзя. Сейчас от нее исходит сила и опасность. Но я должен понять, тогда, возможно, и принять смогу.
– Ты обещала мне правду, – решаю я нарушить тишину, – я сделал выбор. Я хочу ее знать.
– Думаешь, готов? – смотрит на меня, как будто сканируя.
– Уверен, – отвечаю я.
– Ты сам так хотел. Что ты знать хочешь? – отворачивается снова к воде.
– Все. Начиная с того вечера. Мой день рождения восемь лет назад. Когда ты убежала. Что дальше было?
– Ты знаешь. Я, как и положено наивной влюбленной дуре, побежала к речке. На наше место.
– Тебя рыбак видел, как ты заходила в воду.
– Да. Захотелось мне освежиться. Проплыла и на берег вернулась. А там меня уже ждали.
– Кто?
– Понятия не имею. Очнулась я уже далеко от того места.
– Где?
– Сначала не знала где. Поняла намного позже. У родственницы твоей. Зухры.
– Б*ять! – знаю я это место. Для чего оно предназначалось. Перевалочный пункт. Туда девчонок свозили. Подготавливали, держали, пока партию готовили.
– Вижу, понимаешь, о чем я. Не только меня туда отправил?
– Я туда никого не отправлял. Но о чем речь, понимаю.
– Сам не отправлял? Не любишь грязную работу?
Уверенно говорит. Все оправдания бледно выглядеть будут. Но молчать я тоже не могу.
– Думаешь, я тебя в расход пустил? Думаешь, специально заманил?
Молчит. Понимаю, что прав. Так и думает. Подхожу ближе.
– Посмотри на меня, – прошу.
– Зачем?
– Я не врал тебе. И о делах Барона я тогда не знал.
– Когда узнал?
– Не скоро. Он долго скрывал.
Усмехается.
– Не продавал, значит, девчонок. Не знал. А когда узнал?
– Это долгая история. Хочешь, об этом потом поговорим. Но я свои долги, как мог, вернул. До сих пор возвращаю.
– Как? Свечки за здравие ставишь? После того, как в закрытых клубах рабынь имеешь?
– В моих клубах нет рабынь.
– А кто есть? Ш*лавы, которые этого сами хотят? Так, по-вашему, бабы все ш*лавы. Нам так и говорили!
Темнеет в глазах. Значит, продали ее все-таки. Дышать становится трудно. Стоять тоже тяжело. Сажусь на землю, придавленный этой правдой, как гранитной плитой. Ни вздохнуть, ни выдохнуть. Опираюсь спиной о каменную стену. Упираюсь затылком в холодный камень, закрываю глаза.
– Он все-таки продал тебя? Да? – спрашиваю я упавшим голосом.
– Нет.
Смотрю на нее.
– А что тогда? Я его архив нашел, после того, как эту падаль порешили. Там на каждую девчонку данные есть и фото. Но тебя там не было.
Она смеется.
– Не было. Там проданный товар был. Хороший. О бракованных, значит, он сведений не оставлял.
– В смысле? – волосы уже шевелятся на голове.
– В смысле, не все доживали до отправки.
Сглатываю тяжело.
– И? Что он сделал с тобой?
– Он. Ничего. Брак ему был не интересен.
– А кто?
– Зухра. Сука! – говорит она горько, с ненавистью и плохо скрываемой злостью в голосе.
– Что она сделала? – сверлю ее взглядом.
– Она подарила меня. Зачем ей деньги? У нее всего хватало. Ей другие ценности нужны, например, благосклонность влиятельных людей.
Смотрит на меня, снова с этой циничной улыбкой. А в глазах – мрак. Бездна. Зелени не вижу сейчас. Одна темнота. И в душе у меня тоже. Понимаю, что значит это. Спрашивать дальше, сил нет.
Отвожу глаза. Закрываю их. Красная пелена перед глазами. Делаю несколько тяжелых вздохов.
– Кому?
Она называет имя – Мустафа Зариф, и меня чернота захлестывает с головой. Знаю его. Конченый ублюдок. Не могу сидеть. Вскакиваю. Начинаю ходить нервно. Внутри все в ошметки. Как принять это? Как осознать? Потом другая мысль в голову бьет:
– Несколько лет назад его клубы накрыли. Девочек вывезли. Многих домой вернули. Тебя там не было.
– Откуда знаешь?
– Потому что я там был. Я эту операцию пол года готовил.
– Готовил? Переметнулся на другую сторону?
– Я на ней всегда был. Только тебя среди его рабынь не было.
– Конечно, не было. На тот момент я уже принадлежала другому хозяину.
Тяжело это. Как же тяжело.
– Как выбралась?
– Убила его.
– Кого? Нового хозяина?
– Ага. И нового и старого.
– Старого? Мустафу? Он скрылся тогда, сбежал, гад.
– Ага. А я его нашла. Потом. Далеко залез. Но, кто ищет, тот найдет. В ногах у меня ползал. Умолял. Не помогло, – усмехается снова холодно. Цинично.
– Меня тоже убить хотела. Тоже думала ползать буду? Умолять?
– Думала! Хотела! – соскакивает с места. Впивается взглядом. Подхожу к ней вплотную, тоже отвечаю на этот бешеный взгляд.
– Почему не убила? Ведь не поверила. Я вижу.
– Еще успею.
– Так чего ждешь? Давай! Или тебя специально наняли? Ты ведь теперь профессиональная убийца, да? Клеймо на твоем ноже. Знаю я его. Это братство убийц. Сколько заплатили за меня?
– Много. Только я не взяла. Я за деньги давно не работаю. Только для души.
– И что? Для души убить меня хочешь? Так чего медлишь? – тоже смотрю на нее пристально. Темно там в глазах. Пустые они и чужие. Только на миг мелькает там что-то, и меня осеняет.
– Не можешь? Рука дрогнула два раза? Так, может в третий повезет? Или чувства есть еще? Они не дают? Я перед тобой вчера душу вывернул, и сегодня готов. Я тебе не врал и сейчас не вру. Я нормально поговорить хочу! Вижу, поранили тебя, поэтому закрываешься! Но от меня закрываться не надо! Винишь меня? Я себя сам виню. Теперь еще больше. Да! На колени обещал встать? Так я встану, – грохаюсь к ее ногам, – я во многом виноват, прежде всего, что полюбил тебя тогда, что оставить не смог, что обратил внимание Барона на тебя, что идиотом таким был и не знал, на что он способен. Что в смерть твою поверил. Прости. За это убить можешь. Но я не продавал тебя и не предавал. Я бы глотки всем порвал за тебя, если бы знал, – ярость дикая по венам шурует. Бью кулаком о землю. Раз. Другой. Боль в руке отрезвляет. А она стоит молча. Как каменная. И не пойму о чем думает.
– Пусть так, – вдруг говорит она. Зажмуривается, открывает глаза. Они другие, грустные, печальные.
– Ничего уже не изменить, – говорит она как-то обреченно. – Все так, как есть. Ты прав. Не могу убить тебя. Поэтому иди. Меня забудь.
Разворачивается и идет прочь к выходу. А я подскакиваю и ору:
– Стой! – понимаю, если уйдет сейчас, навсегда потеряю ее.
Она оборачивается.
– Прощай!
– Нет. Не уходи! Постой! – догоняю ее.
– Зачем? – как-то тихо и надтреснуто говорит она.
– Ты нужна мне, Марина!
– Марина… – усмехается она, – Марины нет. Я ведь предупреждала. А мне дать тебе нечего. Ты помнишь ту Марину. Девочку с наивными глазами, чистую и светлую…, – вдруг ее голос набирает силу, она кричит зло, – тебе рассказать, что с этой девочкой сделали? Рассказать, как она корчилась от побоев и насилия? Сдохла она. Под кучей мужиков, которые имели ее как хотели. Ты хочешь это послушать?
Ее трясет, и меня тоже. Мы оба на подрыве. Словами она рвет души нам обоим. Не надо мне рассказывать. Я сам знаю. Страшно, когда это о других девчонках знаешь, не знакомых. А когда на их месте Марину представил, головой захотелось расшибиться. Долбиться головой о камни, чтобы мозги потекли вместе со всеми этими мыслями и знаниями. Рычу, впиваюсь в волосы. Дерьмово всё! Как же дерьмово! Но отпустить ее не смогу!
Выдыхаю это все с рыком, зажмуриваюсь, потом сбрасываю, тряхнув плечами. На время. Я потом подумаю об этом, потом мозги себе сверну этими мыслями. И сердце выдеру. Сейчас другое нужно. Ее удержать. Сказать что-то главное, но что?
Снова ловлю ее взгляд:
– Я послушаю, если ты хочешь рассказать.
– А выдержишь? Для чего тебе это? Или любишь такие истории? Насилие, кровь, грязь?
– Не люблю. Я тебя люблю.
– Не меня, Марину. А расскажу тебе все, так у тебя больше не встанет!
– Стой. Я ведь уже тоже не тот наивный мальчик, тоже повидал дерьма немало. А насчет, встанет или нет… Тебя я всегда хочу. Меня от одного запаха твоего ведет! У меня на твое платье чертово встал! Поэтому не надо пугать меня! Расскажешь или нет, это ничего не изменит. Хочу рядом с тобой быть, – делаю шаг вперед, пока пробил ее броню. Вижу, удивлена, колеблется. – Я грязи не боюсь. Если ты об этом. Я другое в тебе вижу?
– И что? Что ты во мне видишь?
– Женщину. Мою женщину. Пораненную, уставшую, но мою. И я не отпущу тебя! Мы вместе должны были быть, но сука-судьба нас раскидала. Так давай обманем ее. Давай вопреки всему попробуем вместе быть сейчас! До конца!
Вижу, с ней происходит что-то. Что-то неладное. Она сопротивляется, она колеблется. Подхожу вплотную. Тяну к ней руку. Глажу по лицу. Сейчас она не такая, как вначале. Ее трясет. Меня тоже. Мы как высоковольтные провода, искрит между нами. Она зажмурилась, но не бежит. Наклоняюсь медленно, касаюсь ее губ нежно. Она вздрагивает, но я еще хочу. Впиваюсь в ее рот, и снова на языке взрывается ее вкус, обволакивает ее запах, как будто когда-то давно она мне яд вколола, и теперь тело реагирует на нее, как больное. Вожу руками по спине, зарываюсь в волосы. Она стонет мне в рот, отвечает. Хочу ее! Как же адски я ее хочу! Истосковался по ней, иссохся. А теперь как будто дорвался до источника с живой водой. Хочется в нежности ее утопить и зубами впиться одновременно. Не могу от губ ее оторваться, но и другого хочу. Всего и сразу. Целую шею, целую ключицы. Упираю ее в стену каменную, забираюсь рукой под футболку. Она не отстает. Тоже жадно исследует мое тело. Вдруг разворачивает резко, впечатывает меня жестко в камни. Моя сильная и страстная девочка. Не выпускаю ее, притягиваю ближе. А она кладет ладонь на мой огненный пах, из меня вырывается стон. Слишком остро это. Но она не останавливается. Дергает ремень, расстегивает ширинку, и у меня звезды перед глазами. Ее движения рукой уверенные, сводящие с ума. Я в ее власти, закрываю глаза, запрокидываю голову, готовлюсь к большему и вдруг… Все исчезает. Ее руки и она сама. Открываю глаза, она уже над выходом из пещеры, стоит, тяжело дыша, на меня смотрит.
– Стой! – кричу я.
– Догонишь, может быть тогда…, – бросает она и выскакивает наружу.
В голове одни маты. Но я, конечно, бросаюсь за ней, с трудом, кое-как затолкав в штаны мой бедный колом стоящий член. Каждый шаг отдается неудовлетворенной болью в паху. Яйца, кажется, сейчас взорвутся. Но обращать внимание на это – некогда. Иначе я вообще не получу ничего. Взлетаю на гору за ней следом. Догонять ее у меня уже входит в привычку. Пока я добегаю до своего байка, она на точно таком же уже вылетает на дорогу. Спасибо, на этот раз хотя бы шланг не перерезала. Значит, все же хочет, чтобы догнал. Вылетаем с ней на дорогу, она набирает бешеную скорость. Ее волосы развиваются на ветру, иногда она оглядывается назад, улыбается, а потом еще прибавляет скорость. Бешеная гонка. Смертельная. Такая же, какой является сама эта женщина. Но я догнать должен. Не могу уступить. Поэтому прибавляю газ, мотор ревет диким ревом, в какой-то момент мы сравниваемся с ней на пустынной дороге и летим на бешеной скорости, глядя друг другу в глаза. Под этим взглядом даже смерть не страшна. А потом она отворачивается, сбрасывает скорость. Тормозит резко. Так, что визжат тормоза и поднимается пыль. Я торможу тоже. Когда останавливаюсь, понимаю, что она развернулась и помчалась в другую сторону. Вот сучка! Что на уме у нее, не понятно! Снова лечу за ней, пытаясь догнать. Понимаю, что едет она теперь в сторону отеля. Боюсь предполагать зачем, потому что снова не знаю, чего ждать. Когда подлетаю к воротам, ее байк уже стоит у входа. По правилам технику нужно сдать и расплатиться, но какие на хрен правила! Бросаю пыльный байк и лечу вперед. Пробегая мимо ресепшн, слышу, как меня окрикивает администратор.
– Что? – бросаю я раздраженно.
– Вам просили передать, что вас ждут в номере 315 через 20 минут. С вас устрицы и шампанское, – называет марку самого дорогого, которое есть в винной карте. Я усмехаюсь. Ну что ж. Как скажешь, моя строптивая кошка! Понятно, что полевыми цветами тебя уже не удивить!
