Текст книги "Золотая нить (СИ)"

Автор книги: Екатерина Гордиенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 12 страниц)

Глава 24

В принципе, Греттир оказался не таким уж и людоедом, жить с ним было можно, хоть и не очень весело.

А где сейчас было весело? Не с бабушкой и мамой, потому что Вендела ни за что не хотела их расстраивать подробностями своей странной жизни с Греттиром. Отговаривалась, что все хорошо, и не надо беспокоиться. А они делали вид, что верят и не беспокоятся. Так и ходили все втроем вокруг да около, словно по яичной скорлупе.

Женщины Стаи продолжали собираться в ратуше, как было заведено до сражения на Королевских курганах, хоть одеяла и новая одежда уже не требовались. Беженцы из дальних уделов разъехались по своим городкам, а своих мужчин в Стае… Только сейчас, глядя на синие платья женщин, Вендела начала понимать, какие страшные потери понесла Стая. Почти каждая из этих женщин, девушек, старух потеряла мужа, сына или брата. Видимо, сидеть одним в четырех стенах и знать, что их любимые уже никогда не вернуться домой, было совсем невыносимо, вот все и собирались вместе. Становилось ли от этого легче? Кто знает…

Поэтому каждый день, дождавшись, когда внизу закроется за Греттиром тяжелая дубовая дверь с медным кольцом-ручкой, и стихнут на брусчатке его шаги, Вендела быстро вставала, приводила себя в порядок и спускалась на кухню.

Как правило, там уже занималась домашними делами Маргрета. Приняв из рук несостоявшейся свекрови чашку кофе со сливками, Вендела выпивала ее, кивала и улыбалась на все вопросы и как можно скорее сбегала из дома туда, где чувствовала себя немного свободнее – на курганы или в ратушу. Когда поздно вечером Греттир возвращался домой, она уже лежала под одеялом на своей стороне кровати и делала вид, что спит.

А он не будил. Тихо ложился рядом, тихо придвигался и зализывал ее ранку на плече. Каждую ночь, снова и снова.

А потом отпускал и отодвигался.

***

– Слушай, тебя что, дома не кормят?

– Что? – Рассеянно переспросил Греттир.

Он держал в руке наполовину обглоданную индюшачью ногу, а на тарелке перед ним лежали три уже отполированные кости. Напротив него с такой же ногой сидел Хельги.

– Я говорю, у нас все женатики обедают дома. Даже Орвар, у которого жена, кроме яичницы и скандала ничего изобразить не умеет. И ест, не кукарекает.

Греттир только хмыкнул в ответ. У Хильд особо не покукарекаешь, уж он-то знал.

– Просто не хочу никого напрягать. А здесь готовят нормально.

Хотя, если честно, эти ноги у него уже в горле стояли.

– А ты и не напряжешь, – пообещал Левша. – Во всех семьях, где мужик домой с курганов живым вернулся, женщины только рады на кухне похлопотать. А ты утром до света на работу, вечером по темноте домой, твои хозяйки, наверное, уже и забыли, как ты выглядишь.

– Так ведь… дел много.

– Не больше, чем у других, – наседал настырный мужик. – Так что хватит жрать. Иди, посмотри, что у тебя дома происходит.

Проводил Греттира контрольным взглядом в спину и вздохнул. Ох, нелегкая это работа, из болота тащить идиота. Никаких нервов не хватит на этих молодых дураков с их играми в любовь-ненависть.

И помахал костью официанту:

– Мне еще пару ножек. И пива.

***

А дома было тихо, но зато вкусно пахло жареным мясом и еще чем-то пряным. Вот только ни на плите ни в духовке ничего съедобного не нашлось.

Маргрета лежала у себя в комнате, но не спала, смотрела в окно. Она повернула голову на звук открывающейся двери и улыбнулась:

– Сынок, я тебя не ждала.

У женщины был усталый вид. И похудела она еще больше, словно злая мара[28]28
  Мара – злой дух, который душит людей по ночам.


[Закрыть] ночь за ночью тянула из нее жизнь. Греттир мягко удержал засуетившуюся мать:

– Лежи. Я не голодный, пообедал с ребятами.

– Ну, хорошо. А то я сегодня не готовила.

– А чем это так вкусно пахнет?

– Вкусно? – Маргрета улыбнулась бледными губами. – Это Вендела сделала запеканку для женщин в ратуше. Она там каждый день работает.

Ну, конечно, подумал Греттир. Для женщин. А где, блин, моя запеканка? Пора было выяснить.

Глава 25

Вендела не завтракала в доме Греттира не потому, что отказывалась принимать пищу врага, нет. Просто было очень тяжело смотреть на его мать. После гибели мужа и сына Маргрета худела и бледнела на глазах. Что будет с ней, если умрет и Греттир?

И что будет со Стаей, которая в такое тяжелое время потеряет одного из лучших воинов? Перед этой огромной общей бедой собственный долг перед семьей казался не таким уж и обязательным.

Но потом по дороге к ратуше Вендела заходила навестить бабушку и маму, и словно невидимая рука переключала в ней полюса, заставляя мысли течь в противоположном направлении. Она не могла принадлежать себе и принимать собственные решения, потому что целиком и полностью принадлежала семье и роду. В истории было немало случаев, когда семья, поссорившись с конунгом или королем, выходила из Стаи и уезжала на новые земли. Ее предки Рауда переселялись таким образом дважды, и так и не возвратились на родное пепелище.

А на курганах молчаливым укором стояли каменные столбы над могилами отца и брата… и Финна. Кто отомстит за них? Вот у Финна, например, остались только мать и десятилетний братишка.

А ведь всем известно, что неотомщенный покойник становится драугом[29]29
  Драуг – оживший мертвец в скандинавской мифологии. Как правило, драугом становится человек, которого не похоронили должным образом, или который не закончил свои земные дела: например, не отомстил своим обидчикам.


[Закрыть], который начинает без разбору губить и правых и виноватых. Семье Хорфагеров еще повезло, что Магнус после смерти приходит только к жене, иначе пришлось бы принимать крайние меры. Мама не выдержит, если над прахом отца поставят камень с заклятием или вобьют кол в могилу.

Вендела вздохнула и с удвоенным рвением принялась прокладывать стежки по цветному полю одеяла. Какой простой казалась ей жизнь пять лет назад. Она была помолвлена, ждала свадьбы и училась вести хозяйство. Пусть она не очень нравилась жениху, но впереди была вся жизнь, чтобы привыкнуть друг к другу и маленькими шагами день за днем идти к любви и счастью.

А теперь о счастье и речи быть не могло. Она должна была совершить злое дело, и своими руками похоронить все свои полудетские мечты. И никакого выбора никто ей дать не мог.

– Ой, – игла с такой силой вонзилась в палец, что из глаз брызнули слезы.

Вот и хорошо, подумала Вендела, пусть все думают, что она плачет из-за глупого пальца.

– Дай-ка посмотрю.

Греттир незаметно подошел и уже некоторое время стоял, глядя на низко опущенную голову Венделы и золотые косы, закрывшие ее лицо.

– Ничего страшного.

– Все равно покажи.

Ранка была глубокой, а капля крови большой. Он слизнул ее, а потом вытащил из кармана носовой платок и обвязал пострадавший палец. Вендела тут же отняла у него руку и спрятала под недошитым одеялом.

– Как трогательно. Греттир, оказывается, умеет лечить женские раны.

Греттир беззвучно выругался и поднял голову:

– Здравствуй, Турид.

Наглая баба удивленно подняла брови:

– Почему так официально, дорогой? Ты имеешь полное право называть меня Тутти, мы ведь такие старые… друзья.

Как жаль, что нельзя было просто взять ее за шиворот и выкинуть за дверь, как шкодливую кошку.

– Друзья? – Вендела удивленно подняла бровь.

Греттир поспешно обнял ее за плечи и прижал к себе. Улыбка Турид стала чуть менее яркой. Ага, подействовало. Для верности еще и чмокнул Венделу в висок. Странно, но она не сопротивлялась, даже положила ладонь ему на грудь.

– Надо же, Греттир умеет быть нежным. С чего бы это?

Стерва.

– Да вот, уговариваю Венделу выйти за меня замуж.

Турид прищурилась, словно выбирала место, куда удобнее ткнуть Греттира острым, как пика, ногтем:

– Значит, свадьба все же состоится?

– Конечно, если с первого раза не получилось, это не значит, что я смогу отказаться от моей невесты.

Уже не пытаясь казаться приятной, Турид сложила лицо кукишем:

– Подумай хорошо, милочка. Возможно, после свадьбы он уже не будет таким внимательным. Возможно, даже вернется к старым привычкам.

Развернулась и пошла прочь красивой походкой кавалерийской лошади. Греттир еле сдержался, чтобы не швырнуть ей в голову чем-нибудь тяжелым. Боялся, что не промахнется.

Вендела смотрела на него круглыми злыми глазами.

– Что?

– Какая свадьба? Мы договорились, что до конца года я замуж не выхожу.

– Договорились. Но предложить-то я могу? А ты уж решай, да или нет.

– Нет.

– Ясно. Передай матери, что ужинать я теперь всегда буду дома. Передашь?

– Да.

– Ну, тогда я пошел.

И, действительно, пошел. А Вендела смотрела ему в след и… улыбалась. Оказывается, принимать решения самой может быть приятно. Не выполнять приказы бабушки, не зависеть от обещаний, данных за нее отцом, не подчиняться долгу крови или чести, а просто сказать, что она хочет или нет.

Сам того не ведая, Греттир сделал ей маленький, но очень дорогой подарок – кусочек свободы, которой она не знала ни в семье, ни в Стае.

***

Дом Греттира встретил ее запахом горелого мяса. Вендела сбросила на пол куртку и метнулась на кухню. На плите чадила кастрюля, а Маргрета сидела на полу, прислонившись спиной к дверце шкафа. Вендела выключила огонь и присела рядом со свекровью.

– Маргрета, – она осторожно погладила женщину по щеке, – ты меня слышишь?

Та слабо улыбнулась, но глаз не открыла:

– Не беспокойся, милая. Просто голова закружилась. Я сейчас встану и приберусь тут.

Ну уж нет. Кухня – это не каторга, а домашнее хозяйство – не приговор.

– Пойдем, Маргрета. Тебе надо прилечь.

– Но как же? Греттир вечером придет голодный…

– Я его покормлю.

Вендела была готова пообещать что угодно, только бы поднять женщину с холодного пола и увести в спальню.

Подложив Маргрете под ноги грелку и укутав ее плотнее в одеяло и плед, Вендела вернулась на кухню. Ну-с, что у нас тут? Кастрюля прогорела до такой степени, что спасти жаркое уже было невозможно. В мусор его.

Времени до ужина оставалось всего ничего. И мяса в холодильнике не было. И картошки тоже. Вообще почти ничего, кроме луки и морковки. Ха! А кто сказал, что хищники не едят морковь? Тот просто не умеет ее готовить.

Вендела поставила на огонь чугунную сковороду и бросила на нее кусок сливочного масла, пусть пока тает. Затем почистила и крупной соломкой порезала несколько крупных морковок. И отправила туда же. Когда масло зашипело, убавила огонь и накрыла сковороду крышкой. Еще минут через пятнадцать посолила оранжевое месиво, добавила корешков сельдерея и немного розмарина. Выключила огонь.

И наконец… тадам-м-м… главный номер нашего представления. Нагнувшись над сковородой, Вендела тихо, но внятно произнесла:

– Пусть очи Греттира затуманятся, чтоб только морковку и видели. Пусть ноги Греттира к морковке дорогу знают. Пусть сердце только с морковкой рядом бьется. – Этот заговор на приворот она выучила несколько лет назад, но проверить было не на ком. Так хоть на Греттире. В конце концов, любовь к морковке, не самая страшная беда. – Да не будет у Греттира иной любви, кроме моркови. Дым мои слова подхватил, по свету понес. Слово мое крепко. Аминь.

И для закрепления результата из нескольких кусочков выложила руну «кеназ».

– Чем это так вкусно пахнет?

– Ужином. Иди, вымой руки.

Минут через пятнадцать на плите тихо кипел куриный бульон для Маргреты, а Греттир за обе щеки наворачивал стряпню Венделы. Нет, сначала, конечно, он наколол оранжевый кусочек на вилку и с сомнением посмотрел на кухарку. Та лишь пожала плечами: желаете ужинать дома? Вот, пожалуйста. Он с задумчивым видом разжевал первый кусочек, а потом вцепился в миску так, словно боялся, что отберут. Вытер масло корочкой хлеба и с тоской посмотрел на сковородку, уже пустую.

– Спасибо. Все было очень вкусно.

– Пожалуйста. – Вендела налила в чашку бульон, бросила туда же белых сухариков. – Вот, отнеси Маргрете. И проследи, чтобы она сегодня не вставала.

***

Их вечерние объятия с зализыванием метки уже превратились в ритуал. Но как только Греттир разжимал руки, Вендела отползала к своему краю кровати, сворачивалась в клубок и засыпала. Или притворялась, что спит.

Греттир перевернулся на спину, провел рукой по лицу и уставился в потолок. Он не гордился тем, как поступил со своей невестой. Чего уж, он себя ненавидел. Очень просто было обвинить во всем свою обиду и наркотик, но правда заключалась в том, что он всегда был таким, всегда хватался за топор там, где нужно было применить скальпель.

На потолке было небольшое пятно, похожее то ли на рыбку, то ли на глаз. И каждую ночь Греттир пялился на этот глаз, а глаз пялился на Греттира. Он не хотел убивать мальчишку Финна, ну разве что, самую малость. Но он определенно не желал смерти ни брату, ни отцу Венделы. Кто-нибудь поумнее, Орвар или Хельги Левша, наверное, придумали бы, как обойти это неприятное дело, но первым инстинктом Греттира всегда было смести любую преграду; растоптать, выжечь, а потом посмотреть, что сможет родиться из пепла.

Вот он все и сжег. И кого винить в том, что он делал, что должен, и делал это единственным известным ему способом? А разбираться с чувствами не умел совсем. Он вообще не умел толком ничего, что можно было сделать без кулаков или меча.

Вендела на своей стороне кровати тоже повернулась на спину и вздохнула.

– На потолке пятно, – сказала она.

– Знаю. Каждую ночь на него смотрю.

– У нас проблема.

– Какая?

– Мы не разговариваем. Как мы сможем родить детей, если даже трех слов друг другу сказать не хотим.

– Давай поговорим. О чем?

– Ну, расскажи мне о себе что-нибудь. Что-то важное.

– Нет, сначала ты. Это была твоя идея.

Вендела на некоторое время замолчала. Греттир не торопил, у него еще полночи было впереди.

– Ну… я должна тебя ненавидеть из-за отца и брата. А ненавижу из-за Финна. Ты не должен был его убивать.

Новость одновременно и плохая и хорошая. Его ненавидели, это так. Но с силой в один балл по трехбалльной шкале.

– Я и не собирался. Он не заслуживал смерти из-за любви к тебе. Я предложил ему отказаться от тебя, но он не захотел. Теперь я его понимаю. Я бы тоже не…

Его прервал тихий всхлип:

– Не надо, – пробормотала Вендела. – Хватит.

– Не буду. Иди сюда. – Греттир притянул ее к себе, удобнее устроил у себя на плече и сказал: – Потом со всем этим разберемся. А сейчас спи.

***

Турид сняла сапожки еще на пороге, потому что эти чертовы каблуки цокали по дубовому полу, как лошадиные копыта. Но слух у матери был, как у летучей мыши – комар мимо не пролетит.

– Турид, это ты?

– Конечно я, мама.

Кто же еще? Ни одна живая душа в Стае в их дом не заходила.

– Зайди ко мне.

Мать уже сидела в постели. Бандаж для лифтинга под подбородком, блестящее от крема лицо, перчатки, пропитанные питательным бальзамом – все для сохранения «товарного вида». Вот только товаром в их семье из двух женщин, была не Сигрид, а ее дочь.

– Да, мама.

Болели от каблуков ноги. Замерзла едва прикрытая коротким платьем задница, но привычка к послушанию взяла свое. Турид зашла в спальню матери и села на край кровати.

– Ты поговорила с Греттиром?

– Да.

– И что?

– Он женится на Венделе. Еще не известно, когда, но женится обязательно.

Мимо головы Турид просвистела домашняя туфля.

– Мама! Я не виновата!

– Виновата! Дура! Ты потратила на него два года жизни и все зря. Упустила богатого жениха. За кого мне теперь тебя выдавать, если в Стае остались одни старики, и на каждого по три молодых девки, а?

Не дожидаясь конца гневной тирады, Турид выскочила за дверь. Мать еще долго могла продолжать в том же духе, а что толку? Греттир уперся, как баран, его теперь не свернешь. Да и не очень-то и хотелось, если честно. И зачем ей вообще какой-то муж? Деньги у нее были, и в отличие от многих семей, переезд в Уппсалу ее не разорил. Турид отлично могла содержать их с матерью сама, потому что знала, как и где размещать свои капиталы.

После горячего душа, уже в халате, мягких тапочках и с бандажем под подбородком она уселась перед ноутбуком и со счастливым вздохом кликнула по заветной иконке. На экране развернулась страница сайта tradingview.com.

Фондовые индексы, котировки и процентные ставки – лучшие друзья девушек. После бриллиантов, конечно.

Глава 26

Рождение сына и наследника в семье Инглингов было первым радостным событием после сражения на Королевских курганах. Невысокая и слишком хрупкая по меркам эйги жена Конунга сумела родить настоящего богатыря – целых шесть килограмм! Не зря, видно, ее назвали Фрейей – в честь самой Ванадис[30]30
  Фрейя Ванадис (т. е. Дочь ванов) является богиней не только любви, но и плодородия, урожая и жатвы.


[Закрыть].

По случаю такого праздника женщины и девушки отложили траурные платья и нарядились в традиционные бюнады[31]31
  Бюнад – народный костюм, у женщин состоящий из льняной рубашки, юбки, корсажа и фартука.


[Закрыть]. Теперь те гости, кто не был точно осведомлен о месте рождения той или иной хозяйки, мог прочитать это по форме ее чепчика или расцветке юбки.

Греттир был воином, иногда торговцем, иногда дипломатом, но не бесчувственным чурбаном, и тем более не слепым. Вот почему при виде единственного украшения Венделы, узкого серебряного пояса поверх красного корсажа, его самооценка в долю секунды упала с привычного «слегка мудак» до «конченый гон…» …кхм. Замужние женщины вовсю щеголяли золотыми и серебряными брошками, пуговицами и бляшками, подаренными мужьями и доставшимися в качестве фамильных украшений. А наряд его женщины наглядно демонстрировал всю степень его жлобства. Эх-х…

И все же он не способен был оторвать глаз от красиво вышитой голубой юбки, мелькавшей в толпе то у стола с угощением, то у бочонков с пивом. Вообще-то, ему нужно было найти Орвара и переговорить с парнями, но очень уж не хотелось терять Венделу из виду.

Вендела переходила с подносом, на котором теснились разномастные кубки и рога, от одной кучки гостей к другой, улыбалась, здоровалась и делала вид, что не замечает обжигающего взгляда Греттира и плохо замаскированного интереса других мужчин. Ее осведомленность выдавала только легкая улыбка и редкие косые взгляды в сторону своего «недомужа». В конце концов, он не выдержал, поймал ее за локоть и усадил рядом с собой.

– Хватит смущать чужих мужиков, – проворчал он.

– Что такое? – Удивилась она. – Где твое хваленое самообладание?

Уже умерло.

– Держится на последней ниточке.

Вендела пожала плечами и сделала глоток из своего бокала. Греттир жадно проследил за скользнувшей по ее белому горлу тенью.

– А вот ты ведешь себя, словно свободная женщина без обязательств.

Она чуть не поперхнулась пивом. Жаль, если бы несколько капель упали в ложбинку, едва обозначенную в глубине выреза рубашки, у него появился бы повод собрать их все своим языком.

– А не могли бы мы поговорить о чем-нибудь другом?

– Например, какое у тебя будет лицо, когда ты в первый раз кончишь? Я вижу его два раза в день… в душе.

Вендела шокированно ахнула и уставилась на него широко открытыми глазами. А Греттир и не собирался останавливаться:

– Просто позор, сколько качественного семени без пользы уплывает в канализацию.

Она закрыла рот и сглотнула:

– О чем ты говоришь?

Греттир нахмурился. Он бросал намеки размером с наковальню, но Вендела демонстративно отказывалась его понимать. А ведь ей стоило только спросить. Ответ уже лежал у него в кармане в бархатной коробочке.

Она фыркнула, выскользнула из его рук и снова пошла к женщинам. Греттир сглотнул подступившую к горлу злобу, когда мужские головы снова начали поворачиваться вслед голубой юбке.

Две вещи он видел с безжалостной ясностью. Первая: Вендела была упряма, как верблюд. Вторая: никакая другая женщина ему не подходила. Им следовало бы приступить к переговорам, но самая выгодная позиция для него была горизонтальная, и он сам же сгоряча испортил ее своей глупой «местью» в их первую ночь. Идиот, что тут скажешь.

Настроение Греттира пикировало вниз со скоростью сбитого самолета, когда его подтолкнуло широкое плечо. Орвар уселся рядом, заняв освобожденное Венделой место. Чисто выбритый и в отлично сшитом темном костюме он казался скандинавской версией Джеймса Бонда, впрочем, для Греттира совершенно неубедительной. По мнению Греттира, его брат по крови гораздо лучше выглядел в своей обычной кожаной куртке и камуфляжный штанах. Может, это Хильд заставила его так вырядиться? Тогда неудивительно – девчонка из него веревки вила.

Орвар хлопнул Греттира по плечу:

– Милые бранятся?

Греттир раздраженно сбросил его руку:

– У нас полная идиллия, отстань.

Орвар словно и не слышал его слов:

– А чего ты ожидал? Ты убил ее отца и брата. А заодно и этого парнишку. Его-то зачем?

– Я спрашивал твое чертово мнение?

– А вот если бы спросил, я бы тебе сразу сказал не связываться с этой девчонкой. Что ты так в нее вцепился?

– А почему ты никак не мог отпустить Хильд?

Орвар нашел в толпе свою ненаглядную и улыбнулся счастливой улыбкой идиота. Влюбленный пингвин. У Греттира от зависти аж зубы свело.

– Я знал, что верну ее. Ну, подумаешь, немного поунижаюсь. Ну, пройду босиком по горящим углям. Оно того стоило, уж поверь.

Пройти по углям? И только-то. Да Греттир уже ползти по ним был готов.

– Лучше посоветуй что-нибудь действительно полезное.

– Хорошо. Иди, отгони Турид от Венделы, пока она не наболтала чего лишнего.

– Блядь!

Чертов Орвар отвлек его своей болтовней в самый неудачный момент. Скамейка исчезла из-под задницы раньше, чем Греттир понял, что встал. Мужчины и женщины расступались перед ним, словно их сдувало с дороги его тяжелым дыханием.

И не успел. Турид уже плыла ему навстречу с самой змеиной из своих улыбок, а Вендела хмуро смотрела ей вслед. Затем отвернулась и пошла к дверям внутренних покоев, где уже начали собираться гости.

Греттир схватил Турид за локоть и наклонился к ней.

– Еще одно слово моей женщине, и я тебя убью.

– Убивать гостя на празднике дурной тон, дорогой.

– Ничего. Меня поймут, а кое-кто и спасибо скажет. Ты меня поняла?

– Да поняла, поняла. – Турид сморщилась. – Синяков наставишь, волчара. Отпусти.

Гости у дверей расступились, открывая взору нарядную Фрейю со свертком на руках. Она обвела взглядом толпу, затем торжественно развернула пеленки и положила младенца на пол. Конунг тут же подхватил его и высоко поднял над головой:

– Принимаю тебя в свой род и нарекаю… Хоконом.

Конечно, Хоконом, а как же еще. Деда этого толстощекого малыша звали Хоконом Старым, отца Хоконом Сильным, ну, а этого Хокона наверняка прозовут Беззубым. Другого имени малец пока не заслужил. Но то, что зубы он еще покажет, никто в Стае не сомневался.

Под одобрительное ворчание гостей Конунг завернул сына в свою куртку и, не выпуская малыша из рук, уселся на почетное сиденье. Жена Конунга села рядом, затем, соблюдая старшинство, стали размещаться каждые за своим столом мужчины и женщины. Перед тем, как сесть, каждый подходил к новому члену Стаи со своим даром, а в ответ получал из рук Фрейи Чашу. Конунг пристально следил за дарителем: если пожелание будет высказано не от чистого сердца, Чаша даст знать.

Дураков не оказалось: кто не мог сказать добрых слов, просто клал свой подарок на один из больших подносов и отходил в сторону. К тому времени, когда Греттир с Венделой подошли к столу, на нем уже громоздились стопки вышитых детских рубашек и одеялец, игрушечных лошадок и мечей, зубных колец и погремушек.

– Да будет велика твоя Удача, – пожелал Греттир от чистого сердца и положил на блюдо с подарками собственноручно сделанную из липовой щепы птицу. – Пусть хватит ее на все твои замыслы.

И не удержался от завистливого вздоха: у Конунга родился сын. Сын!

Почуяла ли что-то Чаша или нет, но питье в ней оказалось такой крепости, что от первого глотка на глазах выступили слезы. Зато от второго в желудке загорелся славный костер. А от третьего на душе стало вдруг так легко, что Греттир поверил: и на его улице еще перевернется телега с пряниками. Он отошел в сторону, давая дорогу Венделе.

– Ты поймаешь и привяжешь самого сильного зверя, какой водится в лесах Свитьода, – сказала она и уже собиралась положить на стол какой-то небольшой блестящий предмет, но Фрейя кивнула на ребенка и предложила:

– Отдай ему сама.

Вендела наклонилась вперед и намотала на пухлый детский кулачок длинный шнурок, но не кожаный, а сплетенный косичкой из тонких блестящих нитей.

Сидевшая рядом Хильд едва сдержала завистливый вздох: золотая нить, свитая на трех веретенах – такой хоть слона привязывай, не убежит. Видимо, не зря она приглядывалась к этим женщинам Рауда-Турханд. Пряхи! Одной крови, из одного корня! Старая, среднего возраста и молодая! Так вот ты какой, Северный Олень! О такой Удаче, конечно, писали в сагах, но чтобы сразу три сейдконы… да в их Стае…

А Вендела уже отпила свои три глотка из благоухающей лесной малиной Чаши, улыбнулась и тихо отошла в сторону. Щеки ее порозовели, а глаза блестели из-под густых ресниц. Стоявшие в очереди на поздравление неженатики зашевелили носами, а затем заинтересованно уставились на девушку. Греттир тут же насупился и ухватил ее за руку. Держи крепче, подумала Хильд, не упусти. Не профАкай счастье, которое, если честно, ты пока не заслужил.

– Давай подождем, – тихо попросила Вендела, когда Греттир хотел отвести ее за стол. – Я хочу узнать, что подарят мама с бабушкой.

Подарили-то они хорошие вещи – самого верного друга и самую мудрую жену, каких только может пожелать мужчина – да только по мнению Греттира, это было через чур самонадеянно. Никакой Удачи не хватит, чтобы завоевать столько даров.

– Думаешь, сбудется? – Спросил он Венделу.

– Я не думаю, я знаю, – уверенно ответила она.

Раз Дэгрун и Гутрун сказали: друга и жену, так и случится. Урд, Верданди и Скульд[32]32
  Урд, Верданди, Скульд – три Норны, волшебницы, наделенные даром ткать паутину судьбы.


[Закрыть] уже соткали паутину его Вирд[33]33
  Вирд – судьба, предопределенность.


[Закрыть] для маленького Хокона, ни порвать ни переплести ее нельзя. Зато можно увидеть: в кипящем котле, в языках пламени или в текущей воде – а на это мама с бабушкой были большие мастерицы. Видно, сыну Конунга суждено было совершить большие дела, раз ему понадобятся такие сильные помощники.

А вот что было предназначено ей самой? Увидеть бы хоть одним глазком.