Текст книги "Золотая нить (СИ)"

Автор книги: Екатерина Гордиенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц)

Глава 10

Греттир лежал на холодной земле, широко раскинув руки и обратив лицо к небу. Глаза его были закрыты, но он все равно видел и низкое серое небо и две черные точки – единственные признаки движения в замершем мире. Где-то над облаками хлопали большие крылья и пели чудесные голоса. Ему не нужно было объяснять, чья это песнь. Прекрасные дочери Одина пришли сюда, чтобы забрать павших героев.

– Атли… Гринольв… Рунольв…

Друзья, знакомые, соседи. Всех их Греттир знал с детства.

– Регин… Свейн…

Молодые и старые. Регину Лунквисту было всего шестнадцать. Что ж, в палатах Одина он будет сидеть с героями как равный среди равных.

– Кнут… Сверре…

Отец и брат. Греттир попытался представить, как он скажет об их гибели матери, и на мгновение пожалел, что сам еще жив. Словно услышав его мысли, певучий голос с небес позвал:

– Греттир. Греттир, иди к нам.

Тело вдруг стало легким, как перо, облака начали медленно приближаться, сердце несколько раз ударилось, как птица о стекло и замерло.

– Кар-р-р-р!

Что-то резко дернуло его за руку. Греттир с трудом повернул голову. Из-под окровавленного рукава рубашки выполз хвостик узкого тканого пояска и зацепился за корень старой березы. Подарок Венделы, Греттир носил его, намотав на запястье. Наверное, развязался в бою, а он и не заметил. Хорошо, что не потерял.

– Греттир, мы ждем.

Он попробовал дернуть руку, но тонкая полоска ткани держала крепче якорной цепи.

– Не сегодня, девочки. Поживу еще, наверное, – пробормотал он и выдохнул.

Тело налилось тяжестью и болью, но сердце снова билось ровно. Голова гудела, словно таран. Отчасти так оно и было. Греттир вспомнил, как перехватил того леопарда, что за минуту до того задрал старика Олафа, зажал его, не давая поднять лапу, от всей души плюнул в оскаленную морду, а потом боднул головой со всей дури. Второго удара не понадобилось.

Греттир блаженно улыбнулся и зажмурился крепче. Сейчас он еще минутку полежит и встанет. Сейчас… сейчас…

– Греттир! Брат! Не умирай! Потерпи немного! Сейчас. Вот. – Чьи-то грубые, как наждак руки, терли его лицо. Затем в губы ткнулось что-то холодное, и в рот просочилась остро пахнущая жидкость. – Пей. Давай, еще глоток.

Греттир закашлялся и открыл глаза. Над ним маячило бледное лицо Орвара.

– Живой?

Друг похлопал его по щекам. Ощущение было такое, словно в морду прилетело мокрым веслом.

– Э-э-э-э… а по вежливее нельзя?

Тревога на лице Орвара сменилась раздражением. Он выпрямился и легонько пнул Греттира носком ботинка:

– Максимально вежливо хочу спросить: какого хрена ты тут разлегся? Поднимай свою ленивую задницу и вперед, искать живых.

А вот это был разумный разговор. Стараясь не кряхтеть, Греттир встал, выпрямился и прислушался к ощущениям в теле. Переломов точно нет. Глубоких ран тоже. Шкуру ему, конечно, попортили, но это пустяки, заживет. Он заново затянул узлом на запястье подарок невесты и, прислушиваясь к голосам, пошел вглубь Священной рощи.

Под ногами уже хлюпало, воды Гьёлль подступали, чтобы забрать врагов и бедолаг, которым не посчастливилось умереть с оружием в руках. Это была законная доля Хель[15]15
  Хель – богиня смерти, которая правит подземным царством мервых Хельхеймом.


[Закрыть] после каждой битвы, и перечить ей было себе дороже, но голоса в небе не умолкали, беспокойство Греттира почему-то нарастало, и он ускорил шаг.

На пятачке зеленого моха стояли Кьяртан с Боле, и Греттир понял, почему они не осмеливаются пройти дальше: почва перед ними уже была полностью покрыта черной водой, а метрах в пяти дальше маячила одинокая сгорбленная фигура оборотня-леопарда. Или не леопарда. Как бы ни были безобразны созданные черными колдунами твари, от вида этого существа даже его пробрала дрожь.

– Кто это?

– Похоже, из наших, – ответил Боле. – Из тех, что пропали месяц назад. Мы уже нашли троих, это четвертый.

Кьяртан тихо выругался и убрал в ножны меч:

– Мунгики что-то с ними сделали. Видимо, пытались обратить, но только покалечили.

– Кто это? – Тупо повторил Греттир.

– А ты не узнаешь?

Кьяртан свистнул, тварь подняла голову, и сердце Греттира упало. С перекошенного лица то ли кабана, то ли кошки на него смотрели глаза Тима, младшего брата Венделы, бессмысленные, полные животной боли, но узнаваемые.

– Надо вытащить его оттуда.

– Думаешь, мы не пробовали? – Спросил Боле. – Еле выбрались. Затягивает, как в воронку. Даже прирезать его не смогли. Жаль. Пацан зеленый как трава. Поганая смерть.

Вот, значит, как. Тим Турханд, пятнадцати лет от роду, ничего в жизни еще толком и не повидавший, был лишен даже этой последней милости – пасть под ударом меча. За какие же это, интересно, грехи боги наказали и мальчишку и всю его семью?

Греттир ступил с зеленого пятачка в черную жижу, и сразу погрузился по колено. Но не глубже, земля под ногами прогибалась, но ощущалась надежной.

– Ты куда? – Вскрикнул Кьяртан. – Я же сказал, нельзя! Слишком опасно!

– Слышал, не глухой, – рявкнул в ответ Греттир и стряхнул держащие его руки. – Мне два раза повторять не надо. Мне с первого похер.

Прошлые пять лет после отъезда Венделы, Греттир всегда выкраивал время, чтобы потренировать Тима. Мальчишка старался изо всех сил. И стержень в нем чувствовался хороший. Без говнеца в душе. Лет через пять отец бы гордился им. Как же его оттуда достать?

Руку снова дернуло, совсем как там, на опушке рощи. Узел развязался, и хвостик пояса Венделы опять свисал с запястья. А что? Стоит попробовать.

Греттир размотал пеструю ленту до конца, сделал петлю, другой конец обвязал вокруг кулака. Размахнулся и бросил. Тонкий поясок летел по воздуху упругой бечевой, петля с первого раза упала на плечи Тима. Греттир чуть потянул, и парень сделал шаг вперед. Потом еще и еще. Он шел медленно, но уверенно, как доверчивый теленок. И все смотрел и смотрел на Греттира.

Кьяртан с Боле вытащили их на твердую землю.

– А дальше что?

Действительно, а что дальше? Греттир вздохнул. Если бы не Вендела… если бы не его обещание… И кто его за язык тянул? Но рядом с ней он почему-то начинал хуже соображать, и мог ляпнуть всякое. Вот и пообещал ей вернуть брата живым или мертвым.

Он снова посмотрел на Тима, на его странно изогнутые ноги, вытянутую челюсть, скошенный лоб. На эти пятна на лице и теле, на все его худое и изломанное тело. Тогда уж лучше мертвым, чем живым. Греттир поднял голову и посмотрел на крепкую ветвь ясеня на фоне пасмурного неба.

– Отдадим Одину.

Молчание за спиной было для Греттира лучшим подтверждением, что его решение – самое верное. Если Отец богов примет жертву, Тим войдет в Валгаллу, как павший воин. Там никто не разбирается, где и как ты погиб. Там все равны, все сидят за одним столом плечом к плечу.

– Последний шанс для парня, – сказал Кьяртан. – Тебе помочь?

– Веревка есть?

– Нет. Откуда?

– Тогда идите. Оставьте нас.

Наверное, Тим так и не понял, что происходит. Он послушно дал затянуть петлю у себя на шее, спокойно стоял, пока Греттир перекидывал другой конец пояса через ветку, и почти не сопротивлялся, когда Греттир всем весом своего тела повис на веревке. Когда ноги парня перестали дергаться в воздухе, Греттир обвязал странным образом удлинившийся пояс вокруг ствола и сел, прислонившись к нему спиной. Ясень – хорошее дерево. Он соединяет миры богов, людей и великанов. Оставалось надеяться только, что душа Тима не соскользнет к корням, а поднимется до самой вершины.

Наверное, надо было что-то сказать, но произнести молитву о жертве язык не поворачивался. Пусть брат Венделы уйдет, как герой, под погребальную драпу[16]16
  Драпа – хвалебная песнь в древнескандинавской поэзии.


[Закрыть].

 
– Я вижу праматерь и род твой от самого корня,
Вижу я предков, всех до единого.
Они призывают тебя
И зовут занять твое место рядом с ними
В чертогах Вальгаллы.
 

У ног дымился, поднимаясь все выше и выше, туман. Усталость навалилась такая, что и рукой не пошевелить. Греттир сел, привалившись спиной к шершавому стволу, и закрыл глаза. Он немного поспит, затем встанет, вынет Тима из петли и обмоет его тело. Кьяртан с Боле умеют держать язык за зубами, так что для Стаи Тим Турханд будет одним из павших в сражении героев. Вендела ничего не узнает, ее семья не будет опозорена. Это был хороший план.

Когда Греттир снова открыл глаза, вовсю сияло солнце. Небо было ярким, каким оно бывает только в марте. Расчерченная синими тенями деревьев земля прогрелась и просохла. Вся роща звенела от птичьих голосов, как будто и не было звона оружия, воя врагов и стонов раненых. Как будто Греттиру все приснилось: и сражение, и воды Гьёлля, и безвольное тело Тима на фоне серых облаков.

Последняя мысль заставила Греттира вскочить и оглянуться по сторонам. Никого, кроме него в роще не было. Ни живых, ни мертвых. И тело Тима тоже исчезло. Без следа.

Глава 11

Март был не самым лучшим месяцем для туристов, желающих посетить остров Бьёркё. Ветер с озера Маларен приносил то холодный дождь, то туман, один раз даже случился небольшой снегопад. Сквозь постоянно висящую в воздухе серую мглу даже Дэгрун не могла увидеть, что происходит в Упсале. Так что вода, что постоянно кипела в котлах на разложенных посреди Длинного дома очагах «пропадала впустую», то есть шла на приготовление горячих отваров и пищи.

Таких гостиниц, стилизованных под старинное жилье на западном берегу острова было три, и все они сейчас были заняты исключительно женщинами и детьми. С женщинами Стаи не поехали даже старики. Как раз наоборот – обрадовались возможности с честью пастью в бою, смахнули пыль со спрятанных в сундуках мечей и поковыляли воевать, старые Пергюнты. Это бабушка их так обзывала.

С Дэгрун в последние дни вообще было трудно ладить, особенно, когда все домашние дела были переделаны, вся посуда вымыта, полы выметены, дети накормлены, и больше нечем было занять руки и голову. Гутрун не отвечала на резкие замечания матери, только вздыхала и отворачивалась. Вендела понимала, что обе они волнуются за отца и Тима, и потому не обижалась. Просто уходила на берег. Когда небо немного прояснялось, там же сидели все женщины. Иногда тихо переговаривались, но больше молчали и все смотрели и смотрели в сторону запада, где за узкую полоску далекого берега медленно садилось солнце.

***

Вендела проснулась резко, словно кто-то тронул ее за плечо. Несколько секунд лежала, напряженно прислушиваясь и всматриваясь в темноту. Мама дышала спокойно и ровно, бабушка тихо похрапывала, других звуков она не улавливала. Стараясь никого не разбудить, Вендела оделась и вышла на свежий воздух.

Видимо, за ночь сменился ветер, потому что небо было ясным, и ни одна тучка не заслоняла больших ярких звезд. Черная бездна над головой смотрела на девушку тысячами глаз, и от этого взгляда становилось не по себе. Все равно, не прогонишь, подумала она. Застегнула куртку, накинула на голову капюшон и знакомой тропинкой пошла к берегу. Берег заканчивался обрывом, и подходить к нему в темноте было бы опасно, если б не большой ясень, росший на самом краю. Его силуэт ясно читался на фоне звездного неба, а на узловатых корнях и под защитой толстого ствола можно было устроиться, почти как на садовой скамье. Вендела привалилась спиной к шершавой коре, натянула капюшон на нос и, кажется, задремала.

То, что она видела под закрытыми веками, было похоже на видение сейдконы. Когда нужно было принять важное для рода решение или узнать, что происходит далеко-далеко от дома, мудрая женщина поднималась на холм, накрывалась с головой плащом и «засыпала». Этот сон мог длиться сутки и даже больше, давая время душе освободиться и улететь в чужие края. Проблема с том, что на время полета тело оставалось совершенно беззащитным и беспомощным, чем могли воспользоваться недруги. Вот почему на самом деле мужчины отказывались практиковать сейд и даже называли его «бабьей ворожбой», позорным для воина занятием. Просто трусили, объяснила Дэгрун.

За пять лет в Гренланде бабушка научила Венделу всему, что знала сама. И заветным песням, и травам, и чтению следов зверей на снегу, птиц в небе, рыб в воде, и всему-всему – всему. Только пользы от тех знаний было ноль. Не больше, чем у любой деревенской знахарки. И все потому, что Вендела не нашла свой заветный камень, из которого можно было сделать веретенное кольцо. У мамы с бабушкой такие кольца были – из янтаря и гагата. С ними можно было свить любую нить: и ту, которая прикрепляет летящую душу к телу, и ту, которая привязывает зверя к эйги. И даже ту, которая выведет тебя из царства мертвых. Все зависело только от силы сейдконы. Сила у Венделы была, бабушка ее чувствовала, а кольца не было. Вот такая беда.

Девушка коротко вздохнула, когда быстро мелькающие в сознании картинки замедлили свое движение, и она ясно увидела отца. Освивр Турханд, опираясь на меч, как на палку, хромал куда-то вверх по холму и яростно огрызался на парня, который, видимо, предложил ему помощь. «Есть еще похер в похеровницах», сказала бы бабушка. Вендела улыбнулась и постаралась сосредоточиться. Почему-то рядом с отцом не было Тима. Где же он? Вот Орвар Хорфагер несет на руках свою жену. Ее голова лежит у него на плече, лицо бледно, глаза закрыты, но она улыбается. Вот Конунг поднял к небу руки – в одной меч, другая сжата в кулак – вот остальные мужчины повторяют его жест. Ей не нужно было слышать, что в эту минуту выкрикивает множество глоток:

– Ху! Ху! Х-у-у-у!

А где Тим? Его там не было. И Греттира она почему-то не видела. Боль проколола сердце, словно иглой. Вендела задохнулась, распахнула глаза и пыталась широко открытым ртом поймать глоток воздуха. Когда ей это удалось, выдыхала она уже с пронзительным криком. Прямо перед ее лицом в воздухе висели босые белые ноги. Подняв глаза выше, она встретила взгляд брата. Он смотрел на нее и улыбался синими губами.

Вендела продолжала визжать, пока что-то не ударило ее по лицу. Сомкнутые в кулак пальцы Тима разжались, и на колени ей упал небольшой, но тяжелый предмет. Дрожащими руками она схватила его и поднесла к глазам. Он блестел даже в утренних сумерках, тот плоский кусок хрусталя с грубыми гранями и широким отверстием посередине. Ее веретенный блок.

Глава 12

Воды Гьёлль отступали слишком быстро. Конечно, они уносили с собой мунгики, убитых и раненых, а так же тех эйги, кто струсил в бою и предал своих товарищей. И тех четырех, что были искалечены колдунами. Это была не их вина, подумал Греттир, но такая им выпала судьба, ничего не поделаешь. Оставалось только надеяться, что Тим избежал такой участи.

Вместе в водой так же быстро уходил туман, поэтому Конунг решил не откладывать похороны. Такое количество погребальных костров невозможно было не заметить из города, а эйги не собирались лишний раз напоминать людям о своем существовании. Кому надо – тот знает. И молчит. А остальным лишнее знание ни к чему.

Погибших оказалось не так много, как опасались, но гораздо больше, чем надеялись. Их собирали в роще и среди холмов до позднего вечера, и первый костер запылал уже, когда на землю опустилась темнота.

Греттир смотрел сквозь языки пламени на лица отца и брата, их глаза были прикрыты плоскими камешками с нацарапанными на них рунами. Так же ему пришлось закрыть глаза дяди и двух двоюродных братьев, потому что, кроме него, это больше некому было сделать. Он остался единственным выжившим Валлином. Последним.

Теперь по обычаю, ему придется носить серьгу в ухе. Его не будут посылать на самые опасные дела, и обязательно прикроют со спины в драке. И он не сможет возмущаться и спорить. Придется сжать зубы и терпеть, терпеть, блядь, терпеть… пока у него не родится сын. А еще лучше два или три.

У него будет столько сыновей, сколько Вендела сможет ему дать. Ч-ч-чрррт! При мысли о невесте что-то болезненно сжалось и заныло в паху. Девушка, вернувшаяся в Стаю после пяти лет отсутствия, лишь отдаленно напоминала того синего цыпленка, от которого он чуть не отказался в день сватовства. Спасибо тому Богу, что уберег его от глупости.

Траур трауром, а свадьбу Греттир откладывать не собирался. Пусть настоящего праздника не будет, но он не поскупится на утренний дар[17]17
  Утренний дар – подарок, который новобрачная получала от мужа после первой брачной ночи.


[Закрыть] молодой жене, а настоящий пир закатит потом, когда получит долгожданного первенца. И еще приложит все силы, чтобы Венделе понравилось делать с ним детей. Это Греттир пообещал себе твердо.

***

Улицы Старой Упсалы были пусты, и не только оттого, что утро еще не наступило. Скрытому народцу было все равно, ночь на дворе или день – гномы, например, вообще предпочитали работать при свете огня, а винники не вылезали из таверн сутками. Сейчас в городе стояла тишина.

Возбуждение после боя уходило медленно, ярость еще горела в крови и требовала выхода. Погасить ее можно было только одним – пивом. Двери всех кабаков на ратушной площади уже были гостеприимно распахнуты, столы и лавки вытянулись вдоль тротуаров, а изнутри тянуло жареным мясом и горячим хлебом. Эйги, не сговариваясь, прибавили шаг, как только почуяли этот запах.

Первый рог, самый большой и богато украшенный, поднесли Конунгу. Хокон сделал долгий глоток, затем обтер усы и обвел взглядом всех, кто ждал его слова. Мужчины Стаи, раненые, избитые, измученные боем, не желали садиться, пока не услышат своего предводителя.

 
Был как прибой
булатный бой,
и с круч мечей
журчал ручей.
Гремел кругом
кровавый гром,
но твой шелом
шел напролом.
 

Послышалось одобрительное бормотание, чаши, кубки и рога пошли по кругу.

 
Воины станом
Стали чеканным,
Сети из стали
Остры вязали.
Гневалось в пене
Поле тюленье,
Блистали раны,
Что стяги бранны.
 

– Ху!

Греттир обвел глазами стоящих вдоль столов мужчин. Попытался пересчитать, но почти сразу остановился – не потому, что их было слишком много, наоборот. Потери Стаи были страшными, почти невосполнимыми. Понадобится как минимум два поколения, чтобы восстановить популяцию Эйги в Мальме. А сколько времени и сил уйдет на возвращения прежнего влияния, особенно если учесть, что со сцены исчез только один противник – мунгики. В городе оставались и четники и хашишийя и еще бог знает какие понаехавшие бармалеи, и вот сейчас все территории Стаи лежали перед ними, как сыр на блюде. Кушать подано, бл*, жрите, не подавитесь.

Кажется, те же мысли тревожили Хокона. Все еще хмурясь, он закончил драпу и пригласил всех сесть.

 
Соколам сеч
Справил я речь
На славный лад.
На лавках палат
Внимало ей
Немало мужей
Правых судей
Песни моей.
 

В наступившей тишине поначалу слышался лишь стук ножей о тарелки да дружное чавканье. Затем все громче и громче загудели голоса.

– Пей! – В кубок плеснули еще пива. Греттир поднял голову, над ним с небольшим бочонком стоял Кьяртан. – Отключи голову, друг. Завтра думать начнем.

Утешала мысль, что побратимы уцелели все. Раз на своих ногах дошли до стола и могли удержать в руках выпивку, значит, жить будут. Единственным, кого Греттир не досчитался за столом, был Орвар. Но с ним тоже все было ясно. Парни видели, как он спускался с холма с женой на руках. Значит, они или дома или в больнице, если случилось что-то серьезное. Завтра узнаем.

Он залпом осушил кубок.

– Налей еще. Полный.

За тебя, отец. И за тебя, брат.

Когда мужчины за столом перестали поминать павших и начали хвастаться собственными подвигами, Греттир встал из-за стола и на не очень твердых ногах двинулся к переулку. Ему хотелось добраться до дома и упасть в койку до того, как выветрятся винные пары. Может быть, удастся заснуть, пока мозг оглушен пивом и снапсом. Кьяртан дал ему один хороший совет – отключиться и пить. И один плохой – начать думать завтра.

Нет, уж, пусть лошадь думает, у нее голова большая. А он, Греттир, завтра встанет, умоется и найдет Освивра Турханда. И поговорит с ним начет его дочери.

Греттиру нужно было жениться, причем срочно.

***

В доме, как и ожидалось, было пусто. Женщины с детьми еще на острове, покойники на пути в новый мир, живые пьют в тавернах. К столбику лестницы был примотан шелковый шарф, большой, красивый. Может быть, кто-то из женщин уронил при спешном отъезде или… Повинуясь нехорошему чувству, Греттир понюхал тонкую ткань. Пахнуло жасмином и еще чем-то пряным, аж глаза заслезились. Нехорошее подозрение окрепло.

На перилах вверху лежала шубка из шиншиллы – дорогая финтифлюшка для любителей понтов и пафоса. Греттир такую моду не одобрял. Вендела будет носить соболя – и тепло и прилично для замужней женщины. Дальше по коридору на сундуке обнаружилось платье, красное, конечно. А на ручке двери висел кружевной лифчик, тоже красный.

Бля?

Глава 13

Волна теплого, густо пропитанного жасмином воздуха ударила в лицо с такой силой, что он едва не отступил.

– Ми-и-илый!

Он уже был готов увидеть на своей постели длинноногую блондинку в одних чулках и туфлях на шпильке, и потому не поморщился.

– Турид. Что ты здесь делаешь?

Какого черта ты сюда явилась?

– Жду тебя, ми-и-и-илый. Я соску-у-у-училась. – Турид грациозно поднялась на ноги и двинулась ему навстречу. Зацепила ногтем ворот свитера и потянула. – А теперь скажи мне, что ты тоже скучал. Ты ведь скучал?

Вообще-то, нет.

– Как ты узнала, что можно вернуться? С тобой кто-нибудь еще приехал?

А вдруг Вендела уже здесь? Тогда надо побыстрее сплавить Турид от греха подальше.

– Никого. Не нервничай так. – Турид надулась, словно прочитала его мысли. Впрочем, Греттир давно подозревал, что дурой она не была, только притворялась. – Я одна. Когда я сходила на берег, поднялся ветер, так что остальные приедут через день-два. Еще вопросы будут?

– Будут. Где твои трусы?

Среди собранной им в коридоре одежды их не было. На Турид тоже. Ее ярко-красные губы растянулись в дразнящей улыбке. Турид подняла палец вверх, Греттир проследил за его направлением и чуть не поперхнулся: высоко под потолком на латунном рожке люстры болтался еще один кусочек красного кружева. Черт, он ведь мог и не заметить. Ребята его своими подколками до волчьего бешенства доведут, если узнают.

– А теперь ты наконец скажешь, что рад меня видеть?

Турид уже деловито теребила пряжку его ремня. Греттир бросил ее тряпки на кровать и мягко, но твердо отодвинул любовницу в сторону.

Поправка: бывшую любовницу.

– Все. Порадовались пять минут, теперь можешь уходить.

Турид откинула за плечи волосы и с вызовом уставилась на Греттира. Тот отвел глаза в сторону. Хм… ну да… сиськи у нее всегда были хоть куда.

– А разве ты не хочешь отпраздновать победу, как делают это настоящие мужчины.

Вообще-то больше всего он хотел сбросить провонявшую потом и кровью одежду, постоять минут десять под горячим душем, а потом накатить грамм сто из вон той бутылки на подоконнике. За отца. И еще столько же – за брата. И заснуть, если получится.

– Эта победа досталась нам слишком дорогой ценой. Я потерял отца и брата, так что праздновать неохота. Иди уже.

– Оу. Мне очень жаль. Прими мои соболезнования.

Нихрена тебе не жаль. И ты даже не удивилась.

Теперь становилось понятно, почему Турид прискакала к нему в койку в одних чулках, раньше-то дорогим бельем не баловала.

– Бедня-я-яжка, значит, ты теперь сирота. Теперь на твоих плечах такой большой дом, такое большое хозяйство…

А еще немалая доля в бизнесах Стаи, счета в банках, золото в сейфах и так далее. Есть где порезвиться такой жадной стерве, как ты, Турид.

– Тебе понадобится хозяйка.

– Хозяйка уже есть. – Греттиру надоело ждать, когда Турид соберет свои тряпки и уйдет. Он начал раздеваться сам, сбрасывая на пол грязную одежду. – Ты забываешь, что у меня есть мать. – На ботинки сверху лег свитер, затем майка. – Она отлично справляется.

Глаза Турид проследили за полетом одежды, затем снова вернулись к лицу Греттира:

– Ну, не знаю. Последние дни на острове она выглядела какой-то больной. – Красные губы брезгливо искривились. – И кашляла. А вдруг у нее чахотка началась?

Не дождешься, сука!

Греттир в сердцах швырнул на пол штаны вместе с трусами.

– Чего ты хочешь, Турид? Не мотай мне кишки, говори.

– Женись на мне!

Ну, наконец они говорили, как взрослые люди – коротко, четко и по делу.

– Нет.

– Подумай еще раз. Я то, что тебе нужно. Я красивая, хорошо образованная.

Это была правда, Греттир не спорил.

– Хорошо понимаю мужские потребности, и, если надо, могу закрывать глаза на некоторые слабости.

Возможно, только сейчас это не казалось большим плюсом.

– Умею считать деньги и правильно их тратить.

Практична, функциональна и долговечна. Греттир вдруг подумал, что они встречаются больше трех лет, а он привязался к ней не больше, чем к своему гребному тренажеру.

А, может, это он сам такой, чурка бесчувственная? И что-то так хреново стало от этой мысли…

– Ну, хватит!

Турид вздрогнула от резкого окрика и нахмурила тонкие брови:

– То есть, ты не хочешь жениться на мне?

Греттир покачал головой:

– Нет.

Она обхватила себя за плечи, словно только вспомнила, что стоит перед ним с обнаженной грудью.

– Но почему? Мы вместе уже четыре года, Греттир. И я знаю, что ты мне не изменял.

Но только потому, что ему никогда не нравились бордели, а тратить время, цепляя в барах одноразовых подружек, было банально лень. Работал много, некогда было.

– Скажи мне, Турид, с чего ты взяла, что я вообще хочу на тебе жениться? Мы что, ходили на свидания? Держались за руки?

Она отступила:

– Нет. Но мы делили ложе.

Койку, если точнее.

– И что, мы лежали вместе до утра? Обнимались после секса? Писали друг другу записки? Дарили подарки. – И сам себе ответил: – Нет. И тебя это не беспокоило.

Наоборот, она из кожи вон лезла, чтобы никто ничего не заметил. И Греттир не обижался, потому что с самого начала видел ее насквозь: расчетливая, меркантильная, амбициозная женщина. И признавал за ней право быть такой… до сегодняшнего дня. Его жена, мать его детей, хозяйка его дома должна быть другой, совсем другой.

– Поэтому одевайся и уходи. У меня уже есть невеста. Разговор окончен. – Он развернулся и, как был, в чем мать родила, пошел к двери. – Когда вернусь, чтобы тебя здесь не было.

Ответом было молчание и шорох одежды. Уже коснувшись дверной ручки, он остановился:

– Кстати, как ты узнала, что можно вернуться?

– Боги подали знак. – Турид отвечала холодно и с достоинством, даром что все еще стояла перед ним полуголая. – И, кстати, насчет твоей невесты…

– Что такое?

– Не уверена, что дочка Освивра Турханда теперь захочет выйти за тебя.

Греттир с треском хлопнул дверью и тяжелыми шагами двинулся по коридору к ванной комнате. Чертова баба, все же уколола в самое больное. Ему и самому не давало покоя исчезновение Тима. Боги, конечно, покровительствовали эйги и все такое, но иногда могли выкинуть такое, что ни на какую голову не налезало. Если они собирались втянуть их с Венделой в свои игры и разборки… От этой мысли выпить захотелось с двойной силой.

Когда минут через пятнадцать Греттир вернулся в свою комнату, ни Турид, ни ее трусов там уже не было. Хорошо.

И бутылки на подоконнике тоже не было. Она лежала поверх его одежды. Пустая. В воздухе витал запах спирта.

Четрова баба.

И еще одна мысль заставила Греттира вспотеть. А вдруг они все такие?