Текст книги "Еще более дикий Запад (СИ)"

Автор книги: Екатерина Лесина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 18 страниц)

Глава 5. О теории эволюции, драконах и снах

На втором этаже стойко и резко пахло прокисшим пивом – ненавижу этот запах с детства – и падалью. Я огляделась.

Комнаты две.

В одной, поменьше, нашлось место для огромной ванны, покрытой ржавчиной и какой-то черной слизью. Над ванной из стены выглядывал кран, с которого свисали зеленые нити то ли плесени, то ли водорослей. Пол был черен. И покрыт толстым слоем мусора.

Мамаши Мо нет на этого мастера!

Вторая комната была не чище. Тот же пол, правда, с ковром, который к полу прилип намертво. Тот же мусор – мятая рваная бумага, песок, обертки, какие-то железяки, куски ткани, кости и шелуха семечек, огрызки яблок и зачерствевшие до сухого состояния булки. Но зато здесь имелся огромный стол, украшенный золотыми медальонами. С медальонов скалились морды львов, пусть и несколько заросшие черной липкой грязью, но все одно грозные.

Зеркало на тумбе.

Кровать.

Одна. Пусть огромная, с половину комнаты, но одна! И… и ложиться на неё я не рискну. Покрывало пестрело пятнами. Прямо посреди кровати валялась канистра, из которой тихо капала черная жижа.

– По-моему, тут спалить все проще, чем убрать, – сказала я Эдди.

И тот вздохнул.

– Извини, но… сюда точно без нужды никто не сунется. Это место он держал для особых… сделок. А так у него своя мастерская на верхнем уровне. А про это, если и знают, то далеко не все.

Может и так, но уютнее от осознания сего факта не стало.

Уборка.

Ненавижу уборку.

Мамаша Мо полагает, что это явный признак одержимости бесами. Прежде всего – лени. Ибо женщина просто-таки обязана от рождения жаждать порядка. Нет, порядок я любила, но чтоб вот так его наводить…

Пришлось.

Вон, даже супруг мой мусор собирал, пусть и с прискорбным видом. А некромант, который, небось, тоже не из простых, вдоль стен прошелся. Уж не знаю, чего он сделал, да только щекотно стало, а еще плесень с этих стен сама осыпалась. Порой вместе со штукатуркой, обнаживши подгнившее дерево, ну так то издержки, так сказать.

Орк сгреб и вынес ковры. Понятия не имею, куда он их дел, но под коврами обнаружился весьма приличный пол почти натурального цвету. Эдди предположил, что сугубо в теории можно и остальной отмыть, что он тоже натуральный, только замызганный, однако почему-то ни у кого не возникло желания теорию практикой проверять.

– А заклинания нету какого-нибудь? – уточнила я на всякий случай. А то вдруг окажется, что зря мучаемся и можно как-нибудь по-хитрому пальцами щелкнуть, чтобы оно все само взяло и убралось.

Я аж зажмурилась от такой перспективы.

– К сожалению, нет, – разочаровал меня Чарли. – Есть какие-то бытовые заклинания, вроде бы как… точно знаю, что для чистки каминных труб. И для решеток тоже. Стабилизирующие. Артефакты, пыль притягивающие, тоже существуют. Но я, к сожалению, ничего такого не умею.

– Жаль, – я подавила вздох.

Оно, конечно, огненную стену полезно пустить, особенно на мертвяков, но в данном случае пыль была бы актуальней. Ничего, вот вернусь на Восток и выучу.

Или нет?

К утру управились.

Последней, после весьма продолжительной дискуссии, вытащили кровать, вместе с матрасом, на котором пестрели странного вида пятна, простынями, что прятались тут же, скомканные и печальные, и подушками.

– А спать на чем будем? – позевывая, поинтересовалась я.

Тут даже одеял нету, с лошадьми остались.

А поспать я бы не отказалась.

– Могу предложить вам свое пальто, – сказал некромант. А Чарли нахмурился этак, не по-доброму. Но пальто не предложил. – Но, полагаю, что где-то здесь должен быть магазин. Или еще какое-нибудь место?

– Есть, – ответил орк, поправляя цилиндр. – Я загляну. К вечеру будет.

Я кивнула.

До вечера как-нибудь продержусь. А пока и в кресле подремать можно. Что-то притомила меня эта уборка.

Я забралась в кресло с ногами, разуваться тоже не стала, и ружье, к которому привыкла уже, поближе поставила. А то ведь… место надежное, если Эдди так говорит, но мало ли.

С ружьем, оно всяко надежней.

Стоило закрыть глаза и… я провалилась в сон. Но и во сне я ощущала зверскую усталость, что злило неимоверно. В конце концов, нормальные люди спят, чтобы отдыхать, а я вот… опять город.

Площадь.

Помост, укрытый золотой тканью, и знакомое кресло на нем. Надо же, вынесли. А ведь тяжеленным гляделось! На кресле – человек в алых с золотом одеждах. И шелка яркие, что кровь. Сам же человек стоит так, что смотреть на него сложно – солнце глаза слепит. И я щурюсь, заслоняюсь от яркого этого света.

Иду.

И главное, я прекрасно понимаю, что сплю, что все не взаправду. Но это странным образом только больше злит. Вот почему нормальные люди во сне что-нибудь приятное видят? Фэйри там или цветущие луга, золотые горы или шоколадные.

Шоколада захотелось.

И в животе заурчало.

Это урчание было таким громким, что человек, сидевший на троне, повернулся ко мне. Надо же, а помню эту рожу распрекрасную.

– Привет, что ли, – сказала я, подавив зевок. Нет, этак я точно свалюсь, если и там, и тут жить буду.

– Проклятая кровь! – возопил этот, в одеждах, и руки воздел.

– Скажи чего-нибудь нового.

Я поглядела.

А высоконько-то забралась. Или это как во сне? Сделал шаг, а уже вроде и на вершине горы, стоишь, глядишь, рукой пропасти помахиваешь?

Пропасти не было, но имелась лестница, которая терялась там, внизу. И люди, что окружали и помост, и лестницу, и нас вот… а они нагишом ходят – это нормально? Нет, шкуру там расписывают золотом и серебром, и еще камушками драгоценными, отчего кажется, будто они чешуей покрыты.

А главное, весь срам напоказ!

Я покачала головой.

– Ты пришла, – тот, на троне, поднялся, опираясь на посох. А тяжеленный с виду! Таким по башке кого приложить – самое милое дело.

– Можно подумать, у меня выбор был.

Я подавила очередной зевок.

– Что вам от меня надо?

А то и вправду, само это, чую, не прекратится. У меня же ж тоже нервы имеются, это же ж никакого порядку не будет, если то тут, то там.

– Отпусти нас, – сказал он.

– Куда?

– В смерть, – прекрасное лицо исказила судорога. – Позволь уйти.

– Идите.

Я сказала это громко, чтобы слышали все, но ничего не произошло. Может, надо еще громче?

– Бестолковая, – покачал головой найпрекраснейший покойник.

– Какая уж есть, – я опустилась на ступеньку и подвинулась. – Садись, что ли. Поговорим?

Он хмыкнул. И посох свой перехватил. А я еще подумала, что если он этим посохом меня приложит, то я помру или проснусь? Но он посох приткнул сбоку кресла и спустился.

Сел.

Рядом так.

А ведь я чувствую, что он неживой. То есть, нельзя сказать, чтобы совсем мертвый – мертвяки другие чутка – но и не живой.

– Звать-то тебя как?

– Солнцеподобный.

– А для друзей если?

– Ты не друг.

– Ну почему, я ж вроде и не враг… ты извини, – стало вдруг стыдно, что я его ограбила. Ну и кости в беспорядке оставила. Может, надо было хотя бы в кучку сложить, так оно вежливей.

– Ничего. Та плоть мертва, – он опустил голову, а мне подумалось, что он совсем даже не старый. – Кархедон.

– Чего?

– Ты спрашивала имя. Кархедон. Так меня нарекли при рождении.

– Милисента, – руку протягивать я не стала. – Так… что мне надо сделать, чтобы вы того… ну, окончательно померли? Сиу сказали, что город сам рухнет теперь, но похоже ошиблись, да?

– Да.

– Как вы… ну, они говорили… и тут… – подумалось вдруг, если кто и знает, что за внезапная любовь мозги людям затуманила, то это кхемет.

И Кархедон, раз он тут за старшего.

– Да и вообще, что произошло?

Те, внизу, стояли и смотрели. И наверное, чего-то ждали.

– Сложно сказать, – Кархедон поднял алые одежды и поскреб ногу. – Клопы… клопы как-то вот совершенно не поддаются воздействию.

– А то, дустом их тоже хрен вытравишь, – согласилась я. – Правда, как-то Эдди, это брат мой, приволок орочий артефакт, так ни одного не осталось.

– Примитивная сила лучше действует на примитивный разум.

– А у клопов разум есть?

О чем-то мы не том говорим, но ведь неплохо же ж сидится.

– Понятия не имею. Как-то вот не задумывался… а что до твоего вопроса, то что вы знаете о сотворении мира?

Тут уж пришла моя очередь хмурится.

– А тебе по какой версии? – уточнила я.

– Есть разные?

– А то! Мамаша Мо полагает, что мир сотворил Господь единый в семь дней. Или в шесть? В общем, волей своей. И все сущее. И еще демонов, ангелов, ну и орков тоже. А в Большой британской энциклопедии писали, что мир возник в результате естественных процессов. Солнце взорвалось…

Я поглядела наверх, убеждаясь, что солнце никуда-то с небосвода не делось. Висит. Светит.

– Ну а дальше эволюция случилась. И все-то живые твари возникли в процессе её.

Кархедон задумался.

– Когда-то давно, когда из чрева Великого дракона исторглось пламя, из него и плоти дракона возникло великое множество миров.

То есть начнем мы еще оттуда? И сколько ж мне спать придется, пока до сути доберемся? Но недовольство свое я при себе оставила.

Да и есть ли оно?

Сидим вот. Хорошо же ж сидим. А что бредовый сон, так что от снов нормальности ждать?

– Кровь принесла жизнь в эти миры. Из крови этой возникли драконы, а после и все-то иные существа, – Кархедон вновь замолчал.

– Значит, драконы существовали?

– А ты не поняла? – он повернулся ко мне.

– Нет. Я не особо понятливая, – сказала я чистую, между прочим, правду.

– Проклятая кровь…

– Да хватит уже, – я подавила зевок. – Какая есть. Можно подумать, я этого хотела… так что там с драконами?

Вместо этого он вскинул руки, и алые полы одеяния взметнулись, словно крылья. А потом крыльями и стали. А сам Кархедон превратился в дракона.

Мать моя…

От удивления я едва не проснулась. Ну и еще от страха, ибо те, внизу, тоже стали драконами. И… и вовсе это не золотая краска на коже! Это сама их кожа, сотворенная из золота. И драгоценные камни ложатся на неё узорами. И…

Кархедон зарычал, и меня обдало жаром, вонью и еще дымом.

– Будешь кочевряжиться, – я показала кулак, который рядом с драконьей мордой казался не таким уж большим. – Уйду. И сидит тут со своими…

Те, внизу, они походили на змей, что вдруг сплелись чешуйчатым клубком. И красиво, и жутко. И мутит даже, если вглядываться. Чем больше вглядываешься, тем сильнее мутит.

Кархедон выдохнул и стал человеком.

А площадь исчезла, и мы оказались в знакомом уже зале, правда вновь же теперь его заполняли люди. Ну, то есть те, которые драконы. Но в человеческом обличье.

– Мы были первыми в этом мире. И мы приняли его. Мы сотворили его таким, каким он стал. Все-то, что ты видишь, горы и долины, моря и пустыни, реки и озера…

– Я поняла.

– …все-то создано нашей волей из плоти и силы, правом, полученным когда-то от Великого дракона.

Все-таки с фантазией у них не очень. Великая мать, великий дракон, великий охотник… или охотник первым был? Что б вас, забыла.

Проснусь – уточню.

– Из капель крови его возникли иные существа. Сперва они мало отличались от животных, и мы лишь смотрели, не вмешиваясь. Однако после, когда поняли, что существа эти несут в себе искру разума, мы решили помочь им.

– Какая-то, ты уж извини, странная помощь. Если то, что я видела, правда.

Кархедон поглядел вниз.

Вздохнул.

– Мы учили их. Мы оберегали их. Мы относились к ним, как неразумным детям… и в какой-то момент решили, что вправе распоряжаться ими, как родители распоряжаются детьми.

– А родители бывают разными, – заключила я.

Мне ли не знать.

Если подумать, то мой папаша – не самый худший вариант.

– Наверное, тогда все и началось. Мы… мы решили, что и в самом деле стоим над миром. Владеем им. И можем творить все-то, что вздумается. Мы ведь помогли им выжить. Мы раздули эту искру, которая могла погаснуть в любой момент. Мы… желали благодарности.

– И любви?

– И любви, – согласился он.

– А это… – я крутанула рукой. – Вообще нормально? Ну, когда кого-то так любят, что прям разум теряют? Или сказки? Сиу говорили, что вы… что… ну, если на тебя глянуть вот, то человек или не человек, он влюбляется.

– Любовь – есть свойство души, – наставительно произнес Кархедон. А тон у него аккурат, что у нашего пастора, когда он про добродетели начинает рассказывать. – Она проистекает из пламени первозданного, которое есть в любом существе.

– Ага.

Понятнее не стало, но запомню.

– Мы же сами по сути этой пламя. Вот и малая искра стремится к большому огню, дабы стать частью его.

– То есть, все-таки правда?

– К сожалению. Эта любовь… чужая любовь развращает, – человек-дракон выставил руку, любуясь перстнями. А я подумала, что надо было еще по залу пошариться.

В наших нынешних обстоятельствах золото пригодилось бы.

– Когда кто-то живет исключительно ради тебя, когда все его помыслы, все устремления направлены на то, чтобы доставить тебе радость, то поневоле к этому привыкаешь. И испытываешь. Раз за разом, шаг за шагом. Пытаясь найти границу, за которой эта любовь прекратится.

– А границы нет?

– Именно, проклятая.

– Да ладно, можно подумать, вы тут все благословленные. Значит, они вас любили, а вы начали их испытывать. И получилось, что получилось.

– Именно. Еще учти, что добровольно отданная сила, душа и кровь – это много. Это… они продляют жизнь.

– А вы не бессмертны?

– Даже Великий дракон был смертен. Мы же существовали дольше малых народов, но все одно не так долго, как желали бы. Да и велико было искушение сохранить не только жизнь, но и молодость, и красоту. Взгляни.

Он простер руку над троном.

– Видишь ты хоть кого-нибудь, кто не был бы красив или молод?

– Нет, – ответила я очевидное, хотя не сказать, чтобы особо приглядывалась.

– Последнее дитя появилось на свет более двух сотен до падения, – Кархедон отвернулся.

– Давненько.

– Мы… не видели в том проблемы. Для чего дети тем, кто мнил себя бессмертным?

– Ошибочка вышла, – наверное, стоило бы помолчать, но я, честно, не удержалась.

– Ошибочка, – хмыкнули рядом. – Именно… и не в детях дело. И не в нашей самоуверенности. Мы забыли, что за все приходится платить. В том числе и за бессмертие. Мы длили свои жизни чужими. Мы принимали дары крови, смерти и силы, медленно погружаясь в безумие и сами того не замечая. Ты ведь видела?

– Как жгли людей? Они кричали.

– Они пели славу нам, задыхаясь от восторга, который был сильнее боли.

– Ну… извини, но мне так не показалось.

– Значит, ты видела смерть отступников.

– А и такие были?

– Стали появляться. Среди нас. Те, кто, как я понимаю, видел, что происходит. Они сперва пытались обратиться к разуму и сердцу.

– Но не вышло?

Дракон лишь вздохнул.

– Они говорили о том, что мы умираем. Пусть и бессмертные, но все одно умираем. Наши города… прежде их было много больше, но города стали нам не интересны. Нам все стало не интересно, кроме крови и развлечений.

– И золота, – ввернула я. – Извини, но у вас, насколько я видела, какая-то совсем уж нездоровая тяга к золоту.

– Оно красивое, – пожал плечами Кархедон.

И не поспоришь.

– Среди золота легче дышится. Да и просто… мы ведь были достойны лучшего.

– Но не все, так?

– Тот, кто полагал иначе, стал проповедовать новый путь. Он говорил, что и малые народы годны не только в пищу. Он сошел к племенам, которые оставались дикими…

– А и такие были?

– Были, конечно. Мы называли себя владыками мира, но, как понимаю, власть наша распростиралась лишь на малую часть его. Он же пересек океан. И именно эти, дикие, ничтожные племена, сумели разбудить в нем искру интереса. Он ушел, потом, спустя годы, вернулся… мы не слишком-то обращали внимание. Мы были заняты собой. Мы не замечали, что все меньше земель остается под нашей властью, что дальние города, младшие города, замолчали, что исчезли драконы, в них обретавшие, что… все вновь переменилось.

Он замолчал, глядя на то, что творилось в зале. Я тоже поглядела. Одним глазком, а потом решила, что ну его! Нет, этакого разврата и в борделе-то не встретишь.

Опасное место эти дворцы.

Нет, ну вот как можно-то творить, чего они творят, перед троном?

– Я осознал опасность лишь когда он, мой собственный брат встал передо мной, требуя запретить все то, что кормило город и нас. Он много говорил. Пылко говорил. О цивилизации. Развитии. Естественном ходе вещей.

И надо полагать, что зря говорил.

– О том, что мы ведем себя недопустимо, что мир не готов и дальше терпеть. Что мы эксплуатируем малые народы. Что мы почти истребили некоторые из них.

– Но ты не послушал.

Я бы тоже, наверное, не послушала, заявись кто-нибудь и начни читать нотации. Или там потребуй… не знаю, чтоб я перестала эксплуатировать, скажем, свиней.

Или индеек.

– Я сказал, что он безумен. И что дозволяю ему уйти, но навсегда. А изгнание из города означало смерть. Даже те, кто уходил, слишком привыкли к силе, которую он дает. Им нужно было возвращаться.

– И он…

– Бросил мне вызов, – просто ответил Кархедон. – Был бой. И я одержал победу.

– И убил брата?

– Нет. Я убил тех, кого он создал. Там, на площади. И я… я не даровал им любви. Его же заставил смотреть, чтобы он понял, сколь опасное дело он затеял.

Вот, сдается мне, над методами убеждения ему еще поработать надо. Оно, конечно, действенно, да только туда ли действовать станет, куда надобно?

– Я позволил ему уйти, – Кархедон поглядел вниз. – И не только ему. С ним ушли пятеро. А потом появились подобные тебе.

Глава 6. В которой строятся планы и обсуждаются сны

Милисента спала, свернувшись калачиком в кресле, к счастью, довольно большом. Она подложила под щеку ладони, и во сне хмурилась, кривилась, вздыхала. Выглядела Милисента при том совершенно беззащитной, отчего вдруг появилось просто-таки непреодолимое желание защитить её.

От всего.

Ото всех.

Желание было не то, чтобы странным или неожиданным. Скорее удивляло, что Чарльз просто стоял и смотрел. Стоял и…

– Думаю, – шепотом произнес Орвуд. – Стоит обсудить сложившуюся ситуацию ввиду новых обстоятельств.

И пальто свое накинул.

И… правильно, в доме сыровато, прохладно, этак и заболеть недолго. Но почему-то до боли обидно, что у Орвуда пальто имеется, а у Чарльза нет.

– Согласен, – Чарльз заставил себя отвернуться. – Здесь?

– Почему нет, – некромант прикрыл глаза. – Её все одно тут нет.

– В смысле?

– Она за гранью.

– И…

– И вмешиваться не стоит. Что бы она ни видела, поверьте, пока она сама с этим не разберется, мы ничего не сможем сделать.

– Что это вообще за… – проворчал Эдди, глядя на некроманта премрачно. И кажется, не только он.

– Сны… – тот пожевал губу. – Сны – субстанция до крайности хрупкая. Я читал работы физиологов, полагающих, что сон – есть эхо работы разума. Думаю, в чем-то они правы. И образы, которые предстают перед нами во сне, зачастую есть преображенное сознательным или бессознательным представление о мире тварном.

– Проще, – Эдди подошел к сестрице и коснулся головы.

– Проще… разуму нужен отдых, едва ли не больше, чем телу. Он запоминает все, когда бы то ни было увиденное или услышанное, а после, во сне, осмысляет. Мы же видим лишь некоторые проявления этого процесса, как полагают некоторые ученые, сугубо физиологического.

Эдди проворчал что-то неразборчивое.

– Однако есть и другая точка зрения, которая должна бы быть вам известна. Сны – есть то, что увидено душой. Она покидает тело и путешествует… у кого-то дальше, у кого-то ближе.

– Хороший шаман идет своей дорогой, – заметил орк, прислонившийся к стене.

– Интересно, что среди людей весьма редко встречаются те, кому подвластны подобные, скажем так, путешествия. Ясновидцы и предсказатели…

– Мошенники, – Эдди почесал кулак. – Знавал я одного такого провидца… за его голову сотку обещались. Он мне напророчил давече, что поеду на Восток, стану богатеем и женюсь на благородной. Идиот. Но сотку дали.

Предсказателя стало даже немного жаль.

– Да, мошенников много, но есть и те, кому действительно открыто куда больше. Но ведь вам самому это известно, не так ли, – некромант поглядел на Эдди и тот смутился. – В вас много иной крови. А среди орков, насколько я знаю, довольно часто встречаются те, кто способен видеть.

– Нечасто. Хорошего шамана попробуй найди, – вздохнул Дик. – Небось, когда бы был хороший шаман, он бы упредил.

– Возможно. Я вижу, что ваша связь с миром куда слабее, чем моя или вот его, – Орвуд указал на Чарльза. – И полагаю, что вы частенько видите куда больше, чем способны объяснить.

– А Милли при чем?

– У вас общая кровь.

– По папаше только если.

– А ваш отец, он ведь не был в полной мере человеком?

– Полукровка, – вздохнул Эдди и поскреб затылок. – Моя бабка была внучкой шамана. А дед, он тоже не совсем, чтоб человек. Матушка говорит, что у меня всякого намешано, а потому не пойми, чего получилось.

– Уверяю, все не так плохо. Вам просто, как мне кажется, не хватает знаний. И уверенности в себе, – поспешил утешить Орвуд. – Но возвращаясь к вашему вопросу. Я чувствую, что граница миров истончилась, как бывает, когда кто-то заглядывает за грань. Твоя сестра, во-первых, имеет подходящую кровь, пусть малую часть её, но все же. Во-вторых, полагаю, во время вашей поездки вы столкнулись с чем-то, что оставило свой след.

– Оно опасно?

– Все в какой-то мере опасно, – Орвуд пожал плечами. – К сожалению, мне дана власть над материей, но не тонким миром. Вот моя сестра могла бы сказать больше.

– У вас и сестра имеется?

– Даже две, – он слабо улыбнулся. – Но они редко покидают поместье. Эва родилась весьма чувствительной. Ей сложно находиться среди людей. А Виктория… впрочем, не важно. То, что я знаю, я знаю от Эвы. И она утверждала, что тот, иной мир, начинает представлять опасность лишь когда ты веришь в его реальность. Тогда она и становится реальной.

– А как понять?

– Никак, – Орвуд поглядел на Чарльза. – К сожалению.

– А если разбудить?

– Не стоит.

– Почему? – Чарльз отметил, как хмурится во сне Милисента, как движутся её губы, словно она беседует с кем-то невидимым.

– Потому что, во-первых, человек не способен вовсе обходиться без сна. Рано или поздно, но она снова заснет. И чем сильнее будет её усталость, тем глубже она провалится в ту часть. Во-вторых, я не чувствую опасности.

Последнее нисколько не успокаивало.

– В-третьих, кровь шамана её защитит…

Хотелось бы верить.

– Ну и в-четвертых, я с вашего позволения, поставлю метку. И если жизненные показатели начнут падать, тогда мы и попробуем её разбудить.

– Попробуем? – Эдди, кажется, концепция тоже не слишком по душе пришлась.

– Увы, далеко не всегда получается. Да и плохая идея. Честно. Если душа далеко за гранью, привязка её к телу истончается. И не факт, что, разбудив тело, мы вернем и душу.

Что-то стало совсем нехорошо.

– Повторю. Пока нет поводов для беспокойства.

Это смотря у кого. Чарльз вот прямо-таки чувствует себя обеспокоенным.

– Доверьтесь ей, – голос Орвуда слегка дрогнул. – Иногда излишняя забота способна навредить. И не всякий вред получится исправить.

Спокойствия это высказывание точно не прибавило.

Чарльз осторожно коснулся щеки. Теплая. И дыхание Милисенты спокойно, и сердце бьется ровно. И… и возможно, что сон – есть лишь сон и не более того. В конце концов, Орвуд тоже может ошибиться.

И очень хотелось, чтобы он ошибся.

Чтобы…

Чарльз убрал руку и подавил вздох. Надо взять себя в руки. И без того хватает забот.

– Надо решить, как быть дальше, – свой голос он слышал словно со стороны, при этом не находя сил отвести взгляд. – Надолго тут задерживаться нельзя.

– Согласен, – Эдди кивнул. – Тут, конечно, народец такой, не привыкший в чужие дела вмешиваться. Но если объявят награду, тогда все… осложнится.

– Сдадут? – уточнил орк.

– Естественно.

– Возможно ли точно узнать, кого ищут? – Орвуд тоже наблюдал за спящей девушкой. И этот его интерес Чарльзу категорически не нравился. – Поскольку одно дело, если речь идет о вас с мистером Диксоном, и совсем другое, если и мы тоже привлекли внимание.

– Вряд ли, – Эдди тряхнул головой. – Мне бы сказали.

– Если подумать… встреча наша в поезде была случайной. Знакомство… нам стоит вернуться, – Орвуд сцепил руки за спиной. – Вернуться и… скажем, я нанял вас, мистер Разбиватель голов.

– Можно просто Дик.

– Дик, – поправился Орвуд. – В качестве охранника. И сопровождающего. Кого-то, знакомого с местными реалиями.

Он щелкнул пальцами, пытаясь поймать ускользающую мысль.

– А еще способного помочь человеку в весьма… деликатном деле.

– В бордель сводить что ли?

– Нету больше борделей, – горестно произнес Эдди. И собравшиеся почтили утрату минутой молчания.

– Тогда…

– В кабак? В подпольные мастерские? В иные злачные места. Злачные же места остались?

– Понятия не имею, – Эдди опустился на пол и скрестил ноги. – Но должны бы.

– Если город есть, то и злачные места тоже, – высказался Дик, тоже усаживаясь. Он снял цилиндр и пригладил и без того гладкие волосы. Волосы его были заплетены в тонкие косицы, а из косиц торчали красные и белые перья, кажется, еще выглядывали кости и бусины.

Подумалось, что в Географическом обществе Разбиватель голов нашел бы весьма благодарную аудиторию.

– Стало быть, если вдруг кто-то спросит, мы сможем… объяснить наше отсутствие.

– А дальше? – план не то, чтобы не нравился.

Он был разумен.

– Дальше… дальше я обращусь к тому, кто держит это заведение с просьбой достать билеты… куда там надо? Не важно. Туда, где можно по сходной цене приобрести невесту. Благо, проблема у меня имеется и не выдуманная, а потому…

– Вы были свидетелем на свадьбе.

– Отнюдь, – покачал головой. – Если вы вдруг запамятовали…

…это прозвучало насмешливо.

– …то свидетелями на вашей свадьбе выступали почтенные горожане. А что мы в то же время оказались в храме, совпадение. Или же… мы пожелали составить компанию. Все-таки несколько сблизились за время путешествия. А заодно уж вы посоветовали гостиницу… или лучше вы, Эдвард.

– Не зовите меня так, – проворчал Эдди.

– Почему?

– Папаша называл. Когда был пьян или злился. А он постоянно был или пьян, или злился. Эдди я.

– Хорошо, – Орвуд слегка склонил голову. – В таком случае, вы посоветовали нам приличную гостиницу, но на этом наши пути разошлись.

– Думаете, поверят?

– Не знаю. Возможно, что и нет. Но, если вы говорите, что здесь существует некое подобие закона, то они вынуждены будут соблюдать хотя бы видимость законности. Да и в целом, – он посмотрел на руки. – С подобными мне стараются… не конфликтовать без особой на то надобности.

И Чарльз ему поверил.

– Что же до прочего, то… деньги всегда были интересны. А Орвуды весьма и весьма состоятельный род. С учетом же наших особенностей и, как вы утверждаете, специфики работы того… человека, логично предположить, что я желал бы решить свои семейные проблемы.

План Чарльзу все-таки не нравился. Большей частью потому, что ему самому в этом плане роли не отводилось.

– Что же касается вас, – взгляд Орвуда был полон бесконечного терпения. И сразу стало стыдно за свои мысли. – То, полагаю, слегка изменив внешность, вы можете оставить этот дом и пройтись по местным злачным местам. Вероятнее всего, они будут более злачными, чем те, которые наверху. Прогуляйтесь. Порасспрашивайте. Послушайте, о чем говорят люди. Не может такого быть, чтобы подобные изменения совсем не вызвали отклика.

Он замолчал.

А вот Эдди потер подбородок:

– Оно-то так, но… в городе неспокойно. Я шкурой это чую. И как бы не вышло чего… с вами… вы-то там, конечно, некромант, да тут… тут тоже умельцы сыщутся.

А Чарльз подумал, что уходить придется с боем.

Наверняка.

Мысль, как ни странно, успокоила. И он осторожно погладил теплую щеку своей жены.

Жены.

Надо же.

А Чарльз, похоже, начал привыкать к мысли, что у него жена имеется.