Текст книги "Еще более дикий Запад (СИ)"

Автор книги: Екатерина Лесина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 18 страниц)

Глава 26. Про пользу терпения и особенности родословной

Сиу поселили в полуподвальных покоях. Не знаю, что тут прежде было, но явно не жилые комнаты. Узкие окошки под потолком почти не пропускали света, да и круглые фонари скорее плодили тени, чем разгоняли тьму.

Стены темные, облупленные. Ни тебе обоев, ни шпалер. На полу – медвежья шкура. Вместо кровати – снова шкуры, сваленные грудой. И единственное, что бросалось в глаза – длинный стол, вытянувшийся вдоль дальней стены. Над столом поднимались полки, сплошь заставленные всякою всячиной. Тут и банки круглые, квадратные, высокие и широкие, приземистые и вытянутые, выдутые причудливо. Травы. Кости. Какие-то камни. Корзинки и корзиночки, даже шляпная коробка.

Сиу сидела на шкурах, скрестив ноги и слегка покачиваясь. Алое платье её было брошено на пол, там же обнаружился и чепец, и ворох юбок, такой неестественно белый в этой темноте.

– Оставь нас, – сказала сиу и выдавила. – Сестра.

Салли упрашивать не пришлось, она мышью выскользнула за дверь. А на меня уставились яркие зеленые глаза.

– Подойди, – это был приказ.

А я что? Я подошла.

И главное, дальше-то как? Платок, измазанный кровью, у меня был. И…

– Ты ранена? – ноздри сиу дрогнули. – Или у тебя женские дни начались?

– Поцарапалась, – сказала я, стараясь глядеть исключительно под ноги. – А кровь все идет.

Царапалась я старательно, чтобы не затянулась царапина за пару минут.

– Покажи, – сиу легким движением поднялась навстречу ко мне. А ведь все равно голая, но воспринимается как-то… иначе чем люди, что ли?

Я протянула руку, перехваченную каким-то платком. Его дала Салли, она же и перевязывала, кривясь от вида крови. Сиу поддела платок и склонилась над раной.

Она смотрела.

А я думала. Вот… как её напоить кровью? Схватить? Она, пусть и истощенная, но сиу. Сильнее меня. А если вывернется? Если…

Тонкий язык скользнул по ране.

И я выдохнула.

– Твоя кровь… она сладкая, – задумчиво произнесла сиу. – Как вода из нашего ручья…

Ее глаза затуманились, а в следующее мгновенье она рухнула на пол. Блин, надо будет как-то приноровиться, что ли? Чтобы хватать их. Я села рядом, раздумывая, как долго она проваляется. Время-то к вечеру, а мне еще напутствие получать. И вообще на бал собираться. Или это не совсем бал? Один хрен, собираться.

Но сиу почти сразу открыла глаза. Несколько мгновений она просто лежала, пялясь в потолок. Грудь её вздымалась, а стук сердца я и на расстоянии слышала.

– Я… – голос её прозвучал глухо. – Ты…

– Ты – Звенящий Ручей. Так? Я видела твою сестру. Её зовут Звенящий Поток. И еще мать.

Она закрыла глаза.

– Эй, не вздумай умирать!

– Убью, тварь.

– Надеюсь, не про меня.

А то мало ли, я покосилась на дверь, прикидывая, успею ли добежать, если вдруг убить захотят все-таки меня.

– Его.

– Не спеши, – я подала руку и сиу осторожно коснулась её. На меня она смотрела с подозрением. – Точнее убивать не спеши, а с остальным надо поторопиться.

– Это ты?

Вот странный вопрос.

– Я – это определенно я.

– Сделала. Разум. Я снова себя помню. Раньше. И ту, что здесь, – она поднялась-таки. Цепкие пальцы обвили запястье. И притянули мою руку к себе. Язык снова скользнул по ране.

– Зачем?

– Больше не сладкая. Жжется, – пожаловалась сиу.

– Аккуратней, – руку я забрала. – А то еще сожжет.

Кто нас, драконов, знает.

– Я… – она вдруг побелела.

Потемнела.

– Тихо, – я решилась обнять её, сдавить сильно. – Убить всегда успеешь. Но сперва надо со всем этим разобраться. Ты ведь понимаешь в зельях?

Она кивнула.

– И сможешь сделать такое, чтобы все очнулись? Не знаю… я не знаю вообще, сколько этих девочек, которым он головы задурил.

– Много, – серьезно сказала сиу.

– Вот. И я не могу бегать от одной к другой.

В зеленых глазах плескалась ярость.

– Ты сиу. Вы умеете ждать. Вы славитесь этим умением, – я говорила, глядя в эти почти безумные глаза, пытаясь удержать ускользающий разум. – Если ты бросишься сейчас, тебя убьют. Он ведь трусоват, верно?

– Д-да.

– Вот. И без охраны не ходит. Будет обидно, если ты до него не доберешься.

Ярость не утихает. Она просто прячется.

– А вот если сделать так, чтобы они тоже, все, кого он заморочил, чтобы очнулись. И чтобы он увидел это.

Губы растягиваются в улыбке, а ярость сменяется предвкушением.

– Ты знаешь толк в мести.

Я промолчала.

– Отпусти.

– Не убьешь?

– Не сразу.

Ответ меня вполне устроил.

– Моя сестра…

– Жива. И здорова. У нее все хорошо. А твоя мать просила тебя убить.

Вот все-таки надо мне поработать над чувством такта. Правда, сиу, похоже, не слишком расстроилась.

– Она права, – Звенящий ручей тряхнула головой, и белые волосы рассыпались. – Я заслуживаю смерти.

– Э! Погоди, сначала дело!

– Не бойся, человек с огненной кровью. Я помню. Я не уйду раньше моего врага.

Лучше вообще не уходить, но тут уж кому как. Я помолчу. Про врага.

– Та вещь, которую ты забрала из племени. Её можно вернуть.

Сиу склонила голову, показывая, что слушает меня и внимательно.

– Твоей вины нет. У тебя не было шансов.

– Были. Если бы я помнила, что люди – враги.

– Я не враг. Ни тебе. Ни твоей сестре. Ни вам. Зачем ему артефакты?

Она задумалась.

– Он их менял? Что-то пытался сделать?

– Хотел. Но не смог. Он думал, что если примет их, то силы станет больше, что он сможет влиять на всех.

Только не получилось.

– Знаешь, где он хранит?

Она склонила голову.

– Сможешь забрать?

Молчание.

– Ты ведь пойдешь на бал, так?

– Вечер.

– Один хрен, – отмахнулась я. – Смотри, если сделать так, что они очнутся там, на балу, то поднимется суматоха. Людей будет много и, как понимаю, не все рады этому ублюдку. А пока он разбираться станет, что не так, можно потихоньку смыться.

И пришить ублюдка.

Но это я так, тихонечко подумала.

– У тебя сиу в роду были, – сказала Звенящий ручей.

– Не знаю.

– Точно были, – она поманила меня к себе. – Я сделаю зелье, которое усиливает действие другого. Любого. И добавлю в пунш. Пунш разрешено пить всем. Но пунша будет много, и крови понадобится немало.

Я молча протянула руку.

Для такого дела не жалко. Хотя была тень сомнения. Вдруг да паника начнется или еще чего. И… и пострадать кто-то может. А с другой стороны? Оставить, как есть?

Нет уж.

Кровь стекала в прозрачную чашу. И показалось вдруг, что она блеснула ярким драконьим золотом.

Показалось.

* * *

Получасом позже, облаченная в белоснежное платье, которое, подозреваю, сидело на мне примерно, как на корове седло, я стояла пред Учителем и с обожанием пялилась, представляя, какой сюрприз его ждет.

К счастью, он был не один.

Змееныш восседал на высоком кресле, и венец, украшавший дурную голову его, радостно поблескивал. Камешки крупные, даже я бы сказала, подозрительно крупные. Фальшивка? Не знаю. Рядом стояло второе креслице, попроще, и на нем с прямою спиной восседала Августа.

Я подавила вздох.

Вот… не нравится она мне и все тут. С одной стороны, вроде и понимаю, что не виновата она, что она вообще сейчас не понимает толком, где находится и чего делает. Но нет, не нравится.

Узкое бледное личико.

Волосы зачесаны гладенько. Шея тонкая. Плечики полупрозрачные. И вся-то она такая хрупкая, невесомая, какой мне никогда-то не быть. Рядом с нею я остро ощущаю собственную нечеловеческую природу.

Неуклюжесть.

Угловатость.

И завидую. А что, я же живая. Я могу завидовать. Правда, давлю в себе это нехорошее чувство.

– Подойди, дитя мое, – важно произносит Змееныш.

И подхожу, вперившись взглядом в него, представляя, как он удивится, когда…

– Поклонись, – это уже Августа. Сказала сухо, раздраженно, и кожей чувствую, что я ей нравлюсь не больше, чем она мне.

Она держит руки на животе, который выступает.

Интересное дело, однако.

Чарли… сколько времени прошло? Он приехал, когда фотографию ту увидел. На фотографии живота нет. А вот когда их свадьба состоялась? Не знаю. Главное, что живот виден, но не такой большой, как у баб перед родами бывает.

Кланяюсь.

Моей головы касается теплая ладонь, от которой исходит сила. И эта сила разливается по телу горячею волной. Ах ты ж, сволочь!

От силы шкура начинает чесаться.

– Потерпи, дитя. Так надо. Теперь ты избрана!

Избранней некуда, чтоб вас всех, что живых, что мертвых. И главное, подрядилась ведь на поездочку! Недалече. А могла бы дома сидеть да в потолок плевать.

Разгибаюсь, стараясь удержаться. Думаю, тутошние невесты ведут себя иначе. Как? Хрен его знает, главное, точно не станут чесать спину о колонну, как меня подмывало.

– Исполни свой долг во имя возрождения Империи!

Я приоткрыла рот, сглотнув слюну, которой вдруг стало много. И верно, видок у меня был соответствующий.

– Ты не переборщил, дорогой? – шепотом осведомилась Августа. – У нее вид несколько… слишком уж…

– Отойдет, – отмахнулся Змееныш. – Милисента, ты меня слышишь?

– Слышу, – вяло ответила я.

– Понимаешь?

– Понимаю.

– Хорошо. А теперь постарайся быть внимательна. Ты спустишься вниз, со всеми. Повтори.

Что-то не то у него с магией все же, если он со мною, как с идиоткой. Но повторяю послушно. Стараюсь говорить медленно, растягивая слова. И улыбаюсь. Ширше. Радостней.

– Умница, – восхитился Змееныш.

А то, стараюсь.

– Ты должна будешь найти вот этого человека, – он вытащил снимок, на котором я с удивлением узнала Орвуда. Надо же, мир тесен. – Это твой суженый.

У меня уже один имеется. Оно, конечно, мамаша Мо говаривала, что запас карман не тянет, да, сдается мне, это было не про суженых.

Но киваю.

И пялюсь на снимок. Орвуд мрачный на нем, злой. И главное, снимали недавно, по обгоревшей роже видать. Да и одежка на нем местная.

Нас искал, что ли?

Неудобно получилось, однако.

– Постарайся заговорить с ним. Увлечь. И выбери момент, дай ему зелье, которое ты получила от старшей сестры. Повтори.

Опять повторяю, вперившись взглядом в снимок. На него глядеть безопаснее, чем на Змееныша. Уж больно лощеная морда его раздражает.

– Замечательно.

Меня даже за щеку ущипнули.

Идиот.

– Он проникнется к тебе любовью.

Я думаю, после хорошей дозы приворотного любовью можно не то, что ко мне, к козе проникнуться. Сказывали, был у нас в городе один умелец, который то ли перепутал что, то ли решил на досуге сам помагичить. В общем, тоже.

Проникся.

Хотя и не к козе, а к кобыле, но та не оценила.

– Однако, Милисента, это еще не все. Ты ведь помнишь, что замужем.

Своевременно он спохватился. К замужней женщине проникаться любовью как-то неправильно, что ли?

– И нужно разрешить это затруднение.

Киваю.

– К сожалению, нам не удалось найти твоего мужа. Однако мы полагаем, что он сам появится.

Полагают они.

Я так почти уверена, что появится, если не муж, то Эдди, а скорее всего вдвоем. Вот весело-то будет…

– Поэтому ты должна быть очень и очень внимательна. Твой муж, вероятно, использует чары или маску, или и то, и другое.

Конечно. Он ведь не полный дурак.

– И опознать его так сразу не выйдет. Но ты ведь узнаешь его, верно?

Надеюсь.

– Узнаешь и покажешь нам.

– Как?

– Вот, – на ладони Змееныша появился маленький голубой цветок. Незабудка, вроде. Хотя я в цветах совершенно не разбираюсь. – Отдай это ему. Скажи, что тебе удалось переговорить с Августой.

Та безмятежно улыбалась.

– И она желала бы оставить наш дом. Что ей известно, как выйти отсюда. И что нужно лишь дождаться, когда она сможет покинуть торжество.

И ждать лучше где-нибудь в тихом месте, где меня быстро и безболезненно сделают вдовой, чтобы вручить после очередному несчастному.

Но киваю.

Цветок из металла, похож на обломок то ли броши, то ли подвески. Но силы в нем не ощущаю. Зелье? Отрава? Еще что-то?

Хрен его знает.

Но киваю.

– Вот и умница. Смотри, Милисента, я на тебя надеюсь! – он распрямился и венец, слегка сбившийся набок, поправил. – Мы все на тебя надеемся!

Главное, в конец не обнадейтесь.

– Иди, – сказал Змееныш.

И я пошла. Слегка покачиваясь, потому что от чужой силы в голове шумело, сдерживая желание почесаться и другое – прибить ублюдка.

Рано.

Терпение, Милли, терпение.

Беда лишь в том, что терпением я никогда-то не отличалась.

Глава 27. О выборе и новом мире

У дома стоял огромный механомобиль угольно-черного цвета. Длинный нос, сияющие хромом патрубки, что вились змеями, пара труб.

Широкие колеса.

И обтянутые бархатом кресла, установленные в ряд.

– Отец как-то озаботился транспортом, – сказал Странник, словно извиняясь за это чудовище, что пыхало паром и грохотало. – На големах не всегда удобно, а лошади здесь не выживают.

Он набросил пропитанный алхимическим составом халат.

– Прошу, присаживайтесь.

Чарльз не заставил себя уговаривать.

Пахло внутри деревом, огнем и алхимией. Эдди забирался осторожно, явно опасаясь разломать что-либо, но внутри оказалось довольно просторно.

Странник нацепил очки.

– Поехали, – сказал он, трогаясь с места.

Мобиль взревел, пыхнул огнем и паром. Чарльз ощутил, как заклубились, завихрились силовые потоки, расползаясь по жилам рун.

Интересная штука.

– Чертежи сохранились? – поинтересовался он, вцепившись в цилиндр обеими руками.

– Что? А… да, где-то есть… отец думал, что заинтересует многих, но здесь и ездить особо некуда… то есть, те, кто могут позволить себе такой мобиль, предпочитают големов, а прочим он не по карману.

Мобиль катил мягко.

Улицы сменялись улицами. И тревога росла.

А если они опоздали? Если случилось что-то… что-то непоправимое. С Милисентой. Чарльз себе в жизни не простит.

– Обсядь, – сказал Эдди, вытащив из нагрудного кармана знакомую косточку, которую он вертел в руках. – Все нормально.

– Откуда ты знаешь?

– Башня ведь цела, – он пожал плечами. – Поверь, если б этот урод решил тронуть Милли, мы бы услышали.

Помолчал и добавил.

– Весь город услышал бы.

Это… не успокаивало. Совершенно.

Меж тем узкая кривая улица вдруг выпрямилась и раскинулась, потеснив прижавшиеся к ней дома. Да и те преобразились, сделавшись чище да аккуратнее. Вот и вовсе появилась в них некая претензия на архитектурный стиль.

Портики.

Пилоны. Колонны. Что там еще положено? На этих улочках и дымом пахло меньше, или Чарльз уже привыкать начал? Главное, света здесь хватало.

Сияли окна домов. Светились фонари на железных столбах. И свет их падал на мостовую. А впереди показались башни.

– Верхний город, – крикнул Странник, ворочая рычагами. И механомобиль замедлил ход. Подумалось, что игрушка-то довольно заметная, и многие знали, кому она принадлежала.

А еще, что Странник не мог этого не понимать.

И выбрал…

Почему?

– Его еще Белым называют. Когда начинали строить, то оказалось, что местный камень добывать непросто. Здешние горы не любили ни магии, ни взрывчатки, вот и пришлось возить. А поблизости из каменоломен только силезский песчаник. Он белый.

Не совсем, скорее уж молочного оттенка, теплого, мягкого. И дома, сложенные из него, кажутся размытыми, как на старой акварели. Механомобиль замедляет ход, останавливаясь перед воротами.

– Дальше лучше пешком, – Странник сбросил и очки, и халат, вытащил цилиндр, с которого смахнул пыль. – Вы идите, по дороге и прямо.

– А ты?

– А у меня дела еще. Надо к другу заглянуть. Не волнуйтесь, я появлюсь в свое время.

Эдди хмыкнул, и не понять было, что он думает по поводу сказанного. Вот он повел тяжелой головой вправо и влево.

– Идите, здесь сложно заблудится. Изначально город строился по плану. Это уже потом, когда сам стал прирастать, то и пошло, кто и во что горазд. Надо было бы перестроить, но слишком многих это бы задело. Вон, – Странник указал вперед. – Самая большая башня. Это Башня Мастера-Основателя. Дядюшка говорит, что тот был на редкость самолюбивым засранцем.

Башня высилась впереди. Она казалась огромной и неуклюжей, чересчур уж толстой, а еще слегка наклонившейся вправо. Над башней висела луна, словно желая подсветить эту белую громадину. Ну да, вдруг кто-то не увидит.

– Её возвели первые механомы, без участия магии, что на то время само по себе поражало, – Эта башня воплощала в себе саму идею великого мира, который возможен, если не вовсе без магии, то с малым её участием.

Только с миром как-то не сложилось.

– Идем, что ли? – произнес Эдди, разглядывая башню. – Здесь мне еще бывать не случалось.

Дорога.

Широкая. Дома. И на сей раз укрытые за оградой. Пара дерев, что казались чужаками. И люди. Сперва их было не так и много, но чем ближе подходили к башне, тем больше их появлялось.

Фраки.

Цилиндры. И маски. Чарльз вдруг осознал, что ничем-то не выделяется среди них. Это, наверное, хорошо, но не отпускало чувство категоричной неправильности происходящего.

Все эти мужчины… они и вправду пришли сюда, чтобы найти жену?

Чушь какая.

Там, в столице, никто не спешил с женитьбой. Напротив, всеми силами стремились избежать её. А здесь очередь. В прямом смысле слова. Вытянулась черная вереница по лестнице. Лестница старая, с высокими неровными ступенями, а главное, охраняют её до боли знакомые львы – точная копия тех, императорских, которые уже не одно столетие охраняют покой дворца.

И в этом вновь же чудится насмешка.

Эдди идет первым.

Билет ложится на поднос, чтобы исчезнуть. Магическая проверка подлинности? И не жаль силы. Выходит, что не жаль. Собственный Чарльза, выписанный на имя некоего Вильгельма де Бри, тоже вспыхивает, прежде чем рассыпаться пеплом.

Внутри сумрачно.

– Мы рады гостям, – их встречает женщина в темном строгом платье. Её лицо скрывает полумаска, и Чарльз видит лишь белые ровные зубы. – Прошу вас помнить о правилах. Человек, их нарушивший, навсегда лишиться своего шанса.

Её голос перекрывает иные и легкая хрипотца в нем царапает натянутые до предела нервы.

Коридор.

Двери, распахнутые настежь.

Зал.

Обыкновенный бальный зал. Сияющий паркет. Зеркала, что искажают пространства. Колонны. Цветы. Музыка. Музыка доносится откуда-то издалека и царапает своей легкой неправильностью. Чарльз даже остановился, пытаясь понять, что же не так.

Не понял.

Просто неправильная. Или, точнее, слишком уж правильная. Выверенная.

– Твою ж, – прошептал Эдди, засовывая палец в ухо. – Извини. Напрягают меня эти механические штучки.

– Оркестр?

– Оркестровый ящик. Помнится, говорили, что его сделают меньше и ставить будут в любом трактире. К счастью, пока не сделали.

Тогда понятно, что не так: вся эта механическая выверенность мелодии убивала её напрочь.

Чарльз попытался отрешиться. Получалось плохо. Эк он… одичал, однако. Бал. Просто бал. Он что, позабыл, каково это?

– На вот, – Эдди сунул в руку бокал с чем-то. – Пить не рекомендую, мало ли, но держи на всякий случай.

Музыка прервалась.

Загудели трубы, застучали барабаны и люди, собравшиеся в зале, повернулись к дверям на другой его стороне. Чарльз тоже повернулся.

Двери открылись, выпустив человека в раззолоченных одеждах. В руках тот держал длинный посох, которым ударил по полу:

– Его Императорское величество! Истинный владыка мира, повелитель племен, сотрясатель Вселенной.

– Вот что за манера, – тихо поинтересовался Эдди, – вселенную сотрясать? Живет себе она спокойно, так нет, каждому потрясти надо.

– Это для величия, – Чарльз с интересом наблюдал за охраной.

Наемники. И весьма неплохие, но не хватает им изящества дворцовой гвардии. Да и воспитания тоже. Гостей теснят, пробивая проход через залу.

А вон и трон потащили.

Могли бы, к слову, и заранее озаботится, а то выглядит это как-то… глядя на суету, Чарльз сполна осознал, что прав был Дэн. Не Змееныш затеял эту игру. Он и прием-то толком организовать не способен, куда уж за приличный заговор браться.

Трон грохнули у стены, причем слегка косовато.

Рядом поставили еще один стул.

Наемники встали по обе стороны. Забавно. Будто представление Чарльз смотрит, причем отнюдь не в Императорском театре. Там хотя бы форму актерам по фигуре подгоняют. А тут…

Прокатилась красная дорожка.

– Вижу, и вы здесь, – произнес в полголоса человек с бокалом и бокал приподнял. – Признаться, я несколько обеспокоился, обнаружив ваше внезапное исчезновение.

– Случайно вышло.

От человека тянуло характерной мертвой силой.

Орвуд.

И тоже в маске.

– Как вы…

– Мне, конечно, далеко до сестры… сестер, однако кое-что я вижу. Вы несколько изменились. Огня стало больше. И силы. Стало быть, процесс идет.

– Какой?

– Единения. Подобные браки не просто так называют абсолютными.

– Впервые слышу.

– Вернемся, отправлю кое-какие книги… из тех, которые ныне сложно найти.

– Запрещенные?

– Отнюдь. Просто… многое из того, что было доступно прежде, ныне считается утратившим актуальность. Смотри. Хорош.

Снова затрубили трубы и так, что просто-напросто оглушили. Грохот барабанов заставил Эдди поморщится и снова засунуть палец в ухо.

Но зато появился Император.

Преисполненный чувства собственного достоинства, прямо-таки распираемый им, он медленно ступал по алой дорожке. Свет отражался в драгоценных камнях, украшавших парадное его одеяние. Золотое.

Золотая парча.

Атлас.

Золотой бархат. И золотое шитье поверх. Топазы. Алмазы.

– Сейчас ослепну, – проворчал Орвуд.

Золотой плащ волочился по дорожке. Золотая корона, весьма неплохая копия Большой Императорской, которую извлекали исключительно по праздникам, возлежала на голове. А ведь, если и вправду золотая – Чарльз был почти уверен в этом, слишком самолюбив засранец, чтобы ходить с незолотой короной – то весит она прилично.

За Императором следовали… жены?

Чарльз заставил себя стоять спокойно. Смотреть.

Алые платья.

Золото.

И корона на голове Августы, на сей раз больше похожая на обыкновенную диадему. Сама Августа… болезненно-бледная, но выражение лица возвышенное, одухотворенное.

Сиу смотрит в спину Змеенышу. И взгляд отнюдь не преисполнен любви.

Что-то не так?

Орчанка вот улыбается. И эта её улыбка заставляет Дика ворчать.

– Тише, мой друг, – некромант выглядит безмятежным. – Полагаю, скоро мы проясним некоторые… нюансы происходящего.

Орк облизывает клыки.

И удар гонга заглушает ответ.

Император, достигнув трона, в который явно переделали какое-то кресло пороскошней, повернулся к людям.

– Добро пожаловать! – усиленный магией голос его разнесся по залу. – Я счастлив видеть людей, которые собрались под кровом сего дома, дабы вместе со мной создать новый прекрасный мир.

У Чарльза заныли зубы.

– Весьма скоро мы выйдем отсюда, чтобы нести свет знаний! И исполнить заветы великого Родда! Мы вернем в мир магию!

– Он вообще понимает, что говорит? – поинтересовался Орвуд, разглядывая Императора с немалым интересом.

– И каждому воздастся по заслугам его!

– Сомневаюсь, – ответил Чарльз.

– Но пока! В миг, когда перемены близки, стоит задуматься о главном! О любви в ваших сердцах! Пусть расцветает она, пусть случится то, чему предначертано.

– Знаешь, я думал, что мы с отцом не сильны в риторике, – Орвуд отвел взгляд. – К слову, мне вернули перстень. С извинениями.

– Даже так?

– Не стоит отворачиваться. Он довольно внимателен.

– Знакомы?

– Пришлось, – Орвуд коснулся губами бокала. – Мы вернулись в гостиницу. А на следующий день получили приглашение. Я получил. И был удостоен встречи с… Учителем.

Он все-таки умудрился одним словом выказать собственное отношение к Змеенышу.

– …и пусть каждый из вас получит то, чего желает!

Грянули трубы.

Застучали барабаны.

– Меня приняли весьма любезно. И полагаю, с расчетом на то, что я оценю всю прелесть сделанного предложения.

– И что же вам предложили?

– Жену, – Орвуд кивнул кому-то в толпе. – Знакомые лица, однако. Узнаете, Чарльз?

– Кого тут можно узнать.

– Ах да, конечно… знаете, у меня есть некоторое преимущество, а потому просто поверьте, здесь хватает людей, которых я не ожидал увидеть в подобном месте.

– Зачем ему вы?

– Я? Сам по себе не знаю, но Орвуды всегда верно служили короне, – он повернулся, чтобы поставить бокал на поднос проходившего мимо лакея. – Полагаю, он понимает, сколь нелепы его притязания. А потому спешит заручиться косвенными знаками своей легитимности.

– И вы…

– Пока не дал ответа. Я ведь растерян. И смущен. И еще немного обижен. Вам ли не знать, сколь сложны эти светские игры. Обещал подумать серьезно, особенно, если предложенная мне женщина придется по нраву.

– Бред.

– Несомненно, но… взгляните, они ведь пришли не просто так. Они ему не то, чтобы верят безоговорочно, но очарованы. Он говорит то, что они хотели бы слышать.

– И обещает жен.

– И дает. Таких жен, которые способны родить одаренных наследников, а это, знаете ли, немало. Еще, говорят, что его жены послушны, покорны и готовы на все ради мужа. Правда, подозреваю, что не совсем ради мужа, но… это нехорошо, Чарльз.

Еще бы.

Меж тем опять завопили трубы, и Эдди поморщился. Но теперь в дверях появились девушки.

Много девушек.

Очень много девушек, в первое мгновенье показавшихся похожими, что сестры. Одинаковые платья. Одинаковые прически. Одинаковые бледные лица с сияющими глазами.

Сердце пропустило удар.

Милисента!

– Не спешите, – Орвуд перехватил Чарльза за локоть. – Они выбирают. Как мне пояснили, женщины несут искру дара, разбуженную Наставником.

Наставник вытянулся на кресле, закинув ногу за ногу. И наблюдал за происходящим.

– И потому они делают выбор. Правда, люди, которые очень ему нужны, могут на него повлиять… скажем, изложить свои желания.

– И вы?

– Если все вышло так, как должно, она сама к нам подойдет.

Легче от этого не стало.

Вот нисколько.