Текст книги "Мой сводный чёрт (СИ)"

Автор книги: Екатерина Котлярова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 16 страниц)

Глава 17

Рома

Нажал на ручку двери в комнату Полины и с внутренним трепетом осознал, что она не закрылась на замок. В помещении было темно, но это не помещало мне увидеть Полину, свернувшуюся клубком на кровати. Прикрыл дверь и тут же привалился к ней спиной, наблюдая за тем, как медленно поднимается и опускается бледное хрупкое плечико. Девчонка. Такая… чёрт… Что она творит со мной? Почему покой теперь я чувствую только рядом с ней, только тогда, когда она в поле моего зрения? Когда смотрит на меня своими зелёными огромными глазищами? Такими чистыми и невинными.

Полина завозилась во сне и ногу из-под тонкого одеяла высунула. Тяжело сглотнул, взгляд попытался отвести, но он точно приклеенный вернулся обратно к аккуратным пальчикам. К щиколотке и острой коленке, на которой лишь царапина осталась после её падения.

– Мл*, – выругался шёпотом, осознавая, что снова проиграл. Снова рядом с этой девчонкой превратился в тюфяка, который неспособен управлять собственным телом и мыслями.

Сделал два шага и преодолел расстояния до кровати. Замер над спящей девчонкой, чувствуя, как меня в бараний рог скручивает от нежности. Это чувство распирало в груди, словно воздушный шарик. Давило на рёбра, мешало сделать вдох.

Тёмные волосы Полины рассыпались по подушке. Тонкая белая маечка чуть сползла, открывая вид на полушарие маленькой груди. Судорожно выдохнул и опустил голову, чувствуя неуместное желание. Исподлобья продолжил взглядом скользить по хрупкому телу. По тонкому, худощавому плечу. Знаю, что на нём две маленькие родинки. По худой руке, сжимающей страшного зайца. По тонким пальцам, которые тут же захотелось огладить, прикусить подушечки. Всосать в рот, чтобы из её груди вырвался тихий стон.

Сам не понял, как руку протянул и кончиками пальцев провёл по запястьям и выше, сцепив зубу оглаживая уродливые тёмные синяки, оставленные на нежной коже чужими пальцами. Удавить готов. Себя тоже. За то, что рявкнул утром. За то, что поверил словам отца. За то, что сам правду принять не смог и пытался от неё сбежать. От себя, от своих чувств к этой девочке. От боли, что поселилась в груди после разговора с отцом.

Сел на пол возле кровати, положил голову возле её руки и стал в лицо расслабленное смотреть. Жалея лишь о том, что глаз зелёных не вижу. Бездонных. Ставшими любимыми за такой короткий промежуток времени.

Осознал, что мой план оказался идиотским и совершенно детским почти сразу.

А вот то, что девчонка слишком быстро пробралась мне под кожу, клубочком свернулась в самом сердце, осознал лишь в тот миг, когда меня тренер из бассейна вытащил, мобильный в руки впихнул, и я услышал срывающийся голос отца. Сорвался с тренировки, рванул в сторону дома, где Полина жила, по знакомым дворам. Поджилки тряслись, в груди от страха всё сжималось. Ушлёпок Антонов мог добраться до неё. Его только от школы отстранили. Но ничто не мешало ему добраться до девчонки за пределами школы.

Когда в парк свернул, будто кто в спину толкнул, и увидел сгорбившуюся фигурку на лавочке, почувствовал, как накатила ярость вперемешку с облегчением. Только когда к лавочке шёл, осознал, насколько сильно испугался. Рявкнул на неё и в тот же миг почувствовал, что земля уходит из-под ног. Потому что слёзы в зелёных глазищах, боль и разочарование разорвали меня на куски. Я просто утонул в её глазах, точно в болоте, не имея ни единого шанса на спасение. Ни одной крохотной зацепки, чтобы схватиться и выбраться из затягивающей на дно трясины. Пытался сопротивляться, пытался не показывать собственной слабости. Куда там? Ни черта не выходило. Я был обречён сразу. В тот момент, когда её на земле сидящую увидел. Хрупкую внешне и со стальным стержнем внутри. Я мл* представить не мог, что она пережила. Как она это пережила. Там, в парке, вытаскивая из неё правду, осознал одну простую вещь – в лепёшку расшибусь, сдохну, но Полину в обиду не дам. Не дам ей больше пережить этот кошмар. Убью ублюдка, который посмел руки протянуть к подростку. Сяду, но убью. За неё убью. Только бы счастье в зелёных глазах увидеть вместо ужаса. Вторая вещь, которую осознал, стоя в коридоре съёмной квартиры – я презираю мать Полины. Ненависть не то чувство, которым можно описать то, что бушевало в моей груди. Светлана была настолько мне омерзительна, что даже смотреть в её сторону было неприятно. Будто в дерьмо ступил и стереть пытаешься. Поразительно, что у такой эгоистичной твари такая дочь. Мягкая, добрая, тихая, но готовая броситься на защиту другого. Дважды она осаждала отца. Парой слов. Бесстрашно, смело и отчаянно.

Стоял в коридоре и уйти не мог. Ждал, когда девчонка выйдет. Почему-то хотел убедиться, что с ней всё в порядке. Что больше не плачет. Она не плакала. До ночи. Стоило только закрыться двери в её комнату, я услышал за стенкой громкий всхлип. С кровати подорвался и к стене ухом прижался, проверяя, не померещилось ли мне. Не показалось. Девчонка рыдала всю ночь. Горько. Так горько, что я кривился от боли, сидя возле стены и затылок вжимая в преграду, отгораживающей её от меня. Я не мог понять своих чувств. Не мог понять, какого чёрта сижу на полу и вслушиваюсь в каждый звук за стеной. Какого чёрта облегчённо выдыхаю, когда в половину третьего плач стих.

Усмехнулся. Лгал себе, что не понимал. Влюбился в девчонку как безумный. Как утонул в зелёных глазах, так с каждым днём всё глубже и глубже на их глубину погружаюсь. Вскинул руку и костяшкой пальца провёл по бледной щеке, на которой синяк от ладони её матери сходить только начал. Приподнялся. Губами проехался по сливочной коже, с жадностью втягивая запах её тела. Прикрыл глаза и носом уткнулся в её висок. И тут же чертовски хорошо стало. Настолько хорошо, что шевелиться не хотелось. Только запахом её волос дышать. Только поглаживать нежную кожу. Моя. Всё во мне кричало, что она моя.

Но не отец. Только не он.

– Рома, нам поговорить нужно, – голос отца был ледяным.

– О чём? – я вылез из бассейна и накинул на плечи полотенце, снимая очки.

– О твоих словах. Сын, – батя положил руку мне на плечо и сжал, – я понимаю, что ты зол. Осознаю, что слишком рано нашёл другую женщину.

– Рад, что осознаёшь, – дёрнул плечом, пытаясь сбросить руку с плеча, но отец только сильнее пальцы сжал.

– Рома, послушай, я тоже скучаю, – он отошёл и судорожно потёр лицо ладонями.

Только сейчас обратил внимание на то, что его руки дрожат, а в тёмных волосах появилась седина. Он вскинул на меня глаза, и я физически почувствовал его боль. Такую сильную, что дышать трудно стало.

– Если скучаешь, какого чёрта её притащил? Какого чёрта женишься? – прорычал я, сжимая кулаки. В голосе, как у мальчишки зазвенели слёзы. Стыдно! Но я с*ка с этой болью все пять месяцев живу.

– Света… она помогает мне… С ней я не думаю…

– Да, правильно, зачем думать? Главное свой чл*н засунуть и ребёнка заделать, – взорвался я.

– Насчёт ребёнка, – взгляд отца стал собранным, – не смей оскорблять! Ни его, ни Свету.

– Что? – я даже скривился. – Как я его оскорблял?

– Света всё рассказала. Мой ребёнок не *бл*д*к! Понял, щенок? Пока ты живёшь в моём доме, я не посмею тебе так себя вести.

Я даже задохнулся от изумления. Я полагал, что мать Полины тварь, но даже не догадывался какая!

– Батя! Ты сейчас закапываешь всё!

– Ромка, – отец снова потёр лицо ладонями, – просто прошу тебя быть сдержаннее. Злишься? Ненавидишь? Меня ненавидь. На мне злость срывай. И девчонку перестань терроризировать. И приставать к ней.

– Полину? – уточнил.

– Ты её целовал. Света сказала. Трогал.

– И? – усмехнулся, ожидая продолжения.

– Ром… – отец замялся, взлохматил волосы. – Я видел, как ты смотришь на неё. Мне знаком этот взгляд, – он дёрнул уголком губ в намёке на грустную улыбку. – Ромка, ты не можешь с ней… Нельзя с ней.

– Тут ты тоже за меня решать станешь? – скрестил руки на груди. – С Полиной я сам разберусь.

И с её утверждениями, что я её лапал. Оказалась такой же лживой, как её мамаша? Как и мой отец повёлся на невинный взгляд?

– Дело в том… – отец замолчал, уставился на мигающую гирлянду на дереве. Её с мамой они вешали вместе. Потом на газоне валялись, целуя. Я тогда только глаза закатывал и кривился. Идиот малолетний. Всё бы сейчас отдал, чтобы в тот день вернуться. – Полина твоя сестра.

– Ещё нет, – я усмехнулся. – И не факт, что станет. В любом случае, батя, она будет сводной.

– Нет, Ром. Ты не понял. Она твоя родная сестра.

Я усмехнулся. Потом почувствовал, как резко затошнило. Как под ногами поплыла земля, а перед глазами всё закружилось. Нет, мл*. Не может этого быть. Отец что-то говорил, а я не слышал. Пытался осознать то, что услышал. Принять тот факт, что не имею права больше касаться нежных полных губ.

– Ром, не приближайся к ней. То, что между вами… Это неправильно.

– Не приближаться… – прохрипел.

– Ты пацан взрослый, опытный, а она невинная совсем. Она даже не встречалась ещё. Твой интерес к ней нездоровый, Рома.

Надавил пальцами на закрытые веки. В душе всё пекло адски. И будто назло под закрытыми веками увидел Полину. Глаза огромные зелёные, пухлые розовые губы, вкус которых я попробовал днём. С*ка. Да я возбудился от поглаживаний тонких пальчиков по животу. Как и сейчас, когда вижу аккуратную грудь, просвечивающуюся сквозь ткань майки.

Подорвался с пола. Сжал голову руками. Мудак. Какой же я мудак. Погрязший в своих чувствах к ней. Ставший зависимым. Одержимым. Просто немыслящим своей жизни без неё. Теперь немыслящим. Она мл* жизнь в меня вдохнула. Вернула к жизни. Разбудила после пяти месяцев беспробудного сна, где в вязком тумане я существовал, а не жил. А потом появилась она. Одними зелёными глазами приручила. Даже в мастерскую затащить смогла, где я пропал на пять часов, занявшись таким любимым делом. Выпал из реальности. Только изредка взгляды бросал на болтающую со Снежкой Полину. Улыбающуюся. Счастливую. Раскрепощённую.

– Хочу тебе сказать, Рома, что после потери близкого человека необходимо найти маяк, – дед Рома поставил рядом с байком табурет и сел, вытирая руки о белую тряпку и не смотря на меня. – Когда умерла моя жена, не ушёл следом только по той причине, что Игната и Наташу оставить одних не мог. И вас, мелких хулиганов. Ты нашёл свой маяк, внучек, – пронзительный и мудрый взгляд скользнул на Полину. – Эта девочка оживила тебя. Не смей выпускать её из виду, как бы сильно не качало и каким бы сильным ни был шторм.

– Дед Ром, – я сел на полу, рукавом стирая масло с щеки, – она моя сестра.

– Когда двое так смотрят друг на друга, ничего не имеет значения, Рома, – тихо, но твёрдо ответил мужчина. – Не будь дураком, как мой внук.

Я усмехнулся, прекрасно понимая, что он имеет ввиду. Невольно взгляд перевёл на Игната, заметив, как он снова на Снежане залип. Слепой и трусливый идиот. Разве можно столько времени тупить? Любит ведь Снежку давно.

– Однажды просто найдётся кто-то более решительный. Не сразу, но заставит забыть первую, долгую и болезненную любовь.

– Почему ему не скажете? – поинтересовался тихо, смотря на свою девочку, вокруг которой снова вился Тоха. Белобрысый урод. Чувствую, что скоро начищу ему морду.

Дед Рома только плечом повёл.

– Я рад, что ты вернулся, внучек. Дед скучал.

– И я, – в груди разлилось тепло и любовь к этому мужчине, который всегда меня восхищал.

Мужчина ушёл, а я снова взгляд на Полю перевёл. Поймал взор зелёных, чуть припухших от слёз глаз. Красивая моя. Улыбнулся нежно, тут же увидев робкую улыбку, предназначенную лишь мне. Один Бог знает, как сильно я хотел подорваться с пола, подхватить её на руки и поцеловать. Не так робко и сдержанно, как в её комнате. А жадно, оглаживая языком ровные ряды зубов, прикусывая и посасывая пухлые губы.

Ничего не изменилось. Я, как вор, прокрался ночью в её комнату. Сидел возле кровати и большим пальцем обводил абрис губ. Дышал часто, едва сдерживаясь от того, чтобы сменить палец губами. Языком.

А девчонка вдруг глаза медленно открыла. Улыбнулась нежно, вышибла весь воздух будто ударом из лёгких и тихо, хриплым ото сна голосом, сказала:

– Ромочка мой.

Мл*. Я чуть не сдох. Чуть не взвыл. Особенно в тот миг, когда тонкие пальцы на щёку скользнули и ласково провели. Застыл, боясь даже моргнуть. А Полина снова глаза закрыла, уронила руку на постель и заснула, улыбаясь во сне.

– Что же ты творишь, маленькая? Что ты со мной творишь? – прошептал, поймав её ладонь и лихорадочно целуя тонкие пальчики, вдыхая запах её тела.

Я не знаю, сколько просидел так. Поднялся с пола лишь в тот момент, когда вырубать стало. Остатки здравого смысла орали о том, что нельзя засыпать рядом с девчонкой. Ушёл, напоследок коснувшись губами виска Полины. Я научусь справляться со своими чувствами. Научусь не ревновать… Научусь…

Глава 18

Проснулась со звонком будильника. Потянулась, отключила его. Села на кровати и замерла. Показалось, что в комнате витал запах Ромы. Прикрыла глаза и улыбнулась. он мне сегодня снился.

– Полина, вставай, – дверь в комнату распахнулась и вошла мама.

Я немного испуганно смотрела на родительницу. Вчера, когда я вернулась домой, её дома не оказалось. Я ожидала новых упрёков, но мать раздёрнула шторы и ко мне повернулась.

– Поля, давай, вставай! Умывайся, я тебе одежду уже подготовила. Сейчас заплетаться будем.

Я молча поднялась и пошла в ванную комнату, но мама меня остановила, приобняв.

– Зайчонок, ты прости меня. Я не должна была вчера так с тобой разговаривать. Прости маму, – женщина поцеловала меня в висок. – У меня гормоны, настроение постоянно меняется. Я когда тобой беременная ходила, тоже такой была. Зайчик мой, – родительница убрала волосы с моего лица, – не дуйся. Простишь, маму?

– Мам, давай поговорим об этом вечером. Хорошо? – я слабо улыбнулась, чувствуя обиду и злость на маму. – Я сейчас не настроена на разговоры.

–Поля! – мама тут же переменилась в лице, стала полыхать от ярости.

– Я переживаю перед праздником, мама, – устало выдохнула, прикрыв глаза. – Хоть раз прислушайся ко мне и моим чувствам. Это последнее первое сентября в школе. Я не хочу начинать такой день с ссоры и криков.

– Хорошо, солнышко, – снова настроение матери сменило полярность. – Беги, умывайся и голову мой, я тебя накрашу и причёску сделаю.

– Мама, я не крашусь ведь.

– Сама сказала, что праздник, – родительница мягко улыбнулась. – нужно быть обворожительной.

– Ладно, – я слабо улыбнулась, вновь чувствуя ту привязанность к маме, которая у меня была до переезда в этот город.

Вымыв голову и замотав волосы полотенцем, вернулась в комнату из ванной. Мама уже разложила на моём рабочем столе косметику и укладочные средства.

– Ты сначала платье надень, потом будем краситься и волосы укладывать, – мама с улыбкой протянула мне чёрное платье с белым воротничком и кружевами на рукавах.

– Какое красивое, – выдохнула восхищённо.

– Ещё фартучек к нему идёт, – мама кивнула в сторону стула. – надевай скорее, не терпится на тебя посмотреть.

Снова она в ладоши захлопала, как девчонка. А у меня в голове промелькнула мысль, что моя мама застряла в детстве.

Повернулась к ней спиной и стала переодеваться. Одёрнула непривычно короткую юбку, перебросила волосы, чтобы застегнуть пуговку, но мама уже оказалась возле меня. Застегнула платье и за руку взяла.

– Ну-ка, покажись. Ох, красавица какая! Глаз не оторвать, – мама покружила меня. – Красавица ты у меня! Все мальчики в школе слюни пускать будут. Уже есть ухажёры?

– Мама, – я свела брови.

– Ты ничего не рассказываешь, – мать всплеснула руками. – А я вся в заботах, давно с тобой не разговаривала.

Я пожала плечами. Не стала говорить, что так было всегда.

– А тот мальчик, который вчера приходил. Антон. Твой одноклассник. Красивый мальчик.

– Он просто одноклассник. И хороший парень.

– Ой, я тоже Олежку другом считала, – мама беззаботно махнула рукой, открывая тюбик с тональным кремом. – А сейчас вон замуж выхожу.

– Мне другой парень нравится, – я пожала плечами и прикрыла глаза, когда мама стала спонжиком наносить тональный крем на лицо, предварительно увлажнив кожу кремом.

– Рома? – мама остановилась. – Солнышко, он тебе совсем не пара, – начала горячо убеждать меня, когда я не ответила. – Он твой брат.

– Я знаю, – сухо ответила ей. – Я слышала твой разговор с Олегом Леонидовичем.

– С папой.

– С Олегом Леонидовичем, – упрямо сказала я. – Я не могу называть папой мужчину, который появился в моей жизни на восемнадцатом году жизни.

– Ничего, – мама по-доброму рассмеялась, – будет ещё время привыкнуть. Я хочу, чтобы ты взяла его фамилию и отчество.

Я вновь промолчала. Семнадцать лет жила без отчества, а тут вдруг отчество появится. И отец.

– Ох, детка, это я тебя так? – мамины пальцы заскользили по щеке, на которой остался след от её ладони. – Боже. Что я за изверг такой? Девочка моя, – она поцеловала синяк.

– Мне не привыкать, – я тихо рассмеялась, зная прекрасно, что это защитная реакция.

Мама только губы поджала и уже молча стала наносить макияж. От порхания кистей по коже чуть не заснула. Только изредка взгляд на часы настенные бросала, боясь, что опоздаю. Но мама накрасила меня быстро, после чего приступила к сушке и укладке волос.

– Всё, – родительница с довольным видом окинула меня взглядом. – Какая же ты красавица у меня! Не могу! – она сложила руки на груди и покачала головой.

Я встала со стула и шагнула к зеркалу. Взглянула на себя и поражённо застыла. Такой красивой я себе ещё никогда не казалась. Макияж подчёркивал зелень глаз и пухлость губ. А платье делало ноги длинными, а талию осиной.

– Осталось только фартук надеть и туфли надеть.

– Туфли? – я обернулась и только сейчас увидела коробку, стоящую на краю стола. – Мам, я в туфлях не пойду. Мне ещё танцевать и на сцене выступать. Я совершенно не умею на каблуках ходить.

– Зайка, но я их специально для первого сентября купила, – мама расстроенно поджала губу.

– Мам, я не могу. Мне будет неудобно. Ещё и ноги натру в новой обуви.

– Ладно, – родительница только вздохнула. – Тогда чёрные кроссовочки тебе принесу.

– Какие? – я в недоумении нахмурилась.

– Я вчера тебе купила. Увидела, сразу поняла, что они тебе подойдут.

Родительница выпорхнула из моей комнаты, а я склонилась к кровати, чтобы зайца в изголовье посадить.

– Привет, – за спиной раздался низкий, такой любимый голос.

Обернулась тут же и расплылась в улыбке, увидев Рому. Такого красивого и нарядного что глазам больно стало. Моё бедное сердце дрогнуло. Замерло. А после начало колотиться с удвоенной силой. В груди будто цветы распустились.

– Привет, – хотела по привычке заправить волосы за уши, забыв, что их мама собрала в причёску.

Смущённо улыбнулась. Но ответной улыбки не получила. Рома смотрел пристально. Так внимательно, что я с ноги на ногу перемялась. Почувствовала себя неуверенно, предполагая, что что-то не так с моей одеждой или макияжем. Тёмные глаза заскользили снизу вверх по поджавшимся пальчикам, по коленкам, застыли на лице.

– Что-то не так? – спросила, не выдержав странного чернющего взгляда.

– Нереальная, – Рома сказал это так тихо, что я решила, будто мне померещилось.

– Поля, – мама в комнату влетела и тут же застыла, вперившись неодобрительным взглядом в Рому. – Ты что здесь делаешь? Разве Олег не сказал тебе?

– Мама, Рома пришёл за мной, – я перебила мать, которая начала краснеть от злости. – Мы вместе в школу пойдём.

– Мы с Олегом отвезём, – родительница поставила передо мной чёрные кроссовки.

– Я хочу с Ромой, – я пожала плечами.

– Зайчик, я же всё тебе сказала, – мягко заговорила со мной мать.

– И я тебя услышала. Но я хочу общаться со своим братом. Или ты мне запретишь? Снова выдумаешь что-то? Что Рома ко мне пристаёт?

– А здесь, – она ткнула палец в пол возле стола, – разве не он тебя целовал?

– Малыш, – Рома вскинул брови и улыбнулся широко и нагло, – подожду тебя внизу.

Мать затряслась от гнева, а я только улыбнулась. Самой отчего-то было приятно, что мать вышла из себя.

– Щенок, – процедила она сквозь зубы.

– Не нужно его оскорблять, – я сжала кулачки и уставилась на неё зло исподлобья. – Я напомню ещё раз тебе, что ты живёшь в доме, который строила и обустраивала его мама. Он сын твоего мужчины. Он не щенок. Его Рома зовут, если ты вдруг забыла.

– Ты влюбилась в него, – мать покачала головой.

– Это не имеет никакого значения, мама. Ещё раз ты его оскорбишь, я расскажу Олегу Леонидовичу про твою ложь.

– Ты меня шантажируешь? – родительница усмехнулась.

– Нет. Просто ставлю перед фактом. Не знаю, что сейчас меня останавливает – глупость или любовь к тебе, но я не хочу терпеть всё это. Это мерзко и аморально. Я не узнаю тебя. Ты будто вовсе не та женщина, которая воспитывала меня все эти годы. Или я глупой была и не замечала. Или ты надёжно прятала свою сущность, а сейчас она проявилась. Не имеет никакого значения. Я понимаю лишь одно – я не хочу с тобой сейчас разговаривать.

– Полина, – у мамы был виноватый вид, но я ей не поверила.

– Всё. Давай прекратим этот разговор, – тихо попросила я.

– Хорошо. Прости. Держи.

Я надела следочки и обула кроссовки, которые оказались очень удобными.

– Нравятся? – заискивающим тоном.

– Да. Спасибо. Очень удобные.

– Полечка, – мама притянула меня к себе и поцеловала в висок. – Ты не злись на меня. Я хочу, как лучше. Рома слишком груб со мной, вот я и разозлилась. Наговорила лишнего. Я просто за тебя боюсь. Боюсь, что он плохо на тебя влиять будет. Он уже плохо влияет.

Хотела ответить. Защитить Ромку. Набрала в грудь воздуха и тут же выдохнула. Нет. Я не стану повторять одно и тоже. Не стану больше поддерживать эту тему.

– Я тебя поняла. Я пойду, чтобы не опоздать. Нам нужно приехать раньше, за двадцать минут до линейки, чтобы ленты закрепить, – я высвободилась из её объятий.

Не стала задерживаться, схватила рюкзачок, который подготовила вечером, и поспешила вниз по лестнице. На кухню, где Олег Леонидович разговаривал спокойно с Ромой.

– Бог мой, Полина, какая же ты красавица, – мужчина тут же улыбнулся, едва меня заметил.

– Спасибо, – я смущённо повела плечом и опустила глаза на носки новых кроссовок.

– Ромка, чего застыл истуканом? – по-доброму хохотнул он. – Возьми у Поли рюкзак.

– Мне несложно, – попыталась возразить, но горячие пальцы уже забирали его у меня.

– Дайте, я вас сфотографирую, выпускники, – Олег Леонидович достал телефон и навёл на нас. – Ну, что застыли испуганно? Поближе встаньте. И улыбнитесь.

Смотрела в камеру, чувствуя боком горячее тело Ромы. Вдыхала с жадностью запах клиновых листьев.

– Отлично, – Олег Леонидович спрятал телефон в карман. – Ромка, дай мне две минуты, поговорить с Полиной.

– Я на крыльце жду, – Рома посмотрел на меня, снова опалив взглядом тёмных глаз.

– Точно не нужно отвозить?

– Чего тебе торчать лишние двадцать минут? – Рома слабо улыбнулся. А я внутри радовалась, что они больше не ссорятся с отцом.

– Ладно, – мужчина махнул рукой, а Рома ушёл. – Поля, я должен извиниться.

– За что?

– Напугал тебя, Света всё объяснила мне. У нас с Ромой просто был период недопонимания после смерти… – он заиграл желваками и опустил голову. Снова поняла, что он очень сильно переживает. – После гибели его матери.

– Я понимаю, – я бросила взгляд на проём двери, где скрылся Рома. – Ему очень тяжело. Очень.

Мужчина кивнул и знакомым жестом взъерошил волосы. Улыбнулась и выдала:

– Рома очень сильно похож на Вас.

– Часто это слышу, – мужчина кивнул. – Полина, возьми телефон, пожалуйста. Чтобы в случае чего, я мог отследить твоё местоположение.

– Олег Леонидович, – я замялась, – телефон слишком дорогой. Правда. Мне страшно его в руках держать.

– Поль, я же могу себе позволить порадовать свою дочь. Разве нет?

– Олег Леонидович… – я поджала губы. – Хорошо, я возьму телефон.

Я предпочла не акцентировать внимание на родственных связях. Мужчина тут же из кармана вытащил телефон и протянул мне.

– Я поменял стекло и купил чехол, – он улыбнулся. – Все номера внёс в список контактов.

– Спасибо большое, – я шагнула вперёд и обняла мужчину. – Я побегу, Ромка ждёт.

– Беги. И будь осторожна, Поля.

Взгляд мужчины был таким же пронзительным, как у его сына. Я толком не поняла, про что конкретно он говорил. Просто кивнула и ушла.

Рома стоял на дорожке и печатал что-то в телефоне. Едва я подошла к нему, тут же спрятал телефон в карман и окинул меня долгим, жадным взглядом. Я тут же вспыхнула и глаза опустила.

– Пойдём пускать в небо шарики? – привычным, ставшим родным движением обхватил мою руку и переплёл пальцы вместе.

– И загадывать самые заветные желания, – я вновь утонула в спокойном океане любимых глаз.

– Самые заветные, – отозвался эхом.