Текст книги "Мой сводный чёрт (СИ)"
Автор книги: Екатерина Котлярова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 16 страниц)
Глава 21
В коридоре пятью минутами раньше.
– Тоша! – разъярённая донельзя Снежана, проводив плачущую Полину взглядом, обернулась к Антону. – Ты сдурел? Это что такое было?
– Снежка… – парень виновато потупился, осознав прекрасно, что только что совершил. Понимая, что желая помочь другу перегнул палку.
– Ты идиот, Ломакин! Осёл! – подруга, глядя на него снизу вверх, тыкала тонким пальчиком в грудь парня. – Что вообще тебе в голову взбрело? Ты зачем целоваться полез? Ты… Ты соображаешь вообще?
– Снежка… – вновь виноватый бубнёж.
– Не Снежкай тут! – девушка даже раскраснелась от злости. – Ты не видишь, что они едва дышать друг на друга? Не видишь, как смотрят? Да она пела сегодня только для него! А ты… Я… У меня слов нет, чтобы сказать, как я зла! Тоша! Это просто за гранью! Ты не имел права! – Снежана руки на груди сложила и задышала тяжело.
– Чёрт! Снеж, я виноват, правда! – парень взъерошил светлые волосы.
– Ты заигрался, мне кажется.
– Снежинка, я клянусь, что просто хотел помочь. Я перегнул, признаю. Поступил как говнюк.
– Ну, – подал голос Дима, хлопая рукой друга по плечу, – Ромыч хоть признался в своих чувствах. Публично. Фигнёй больше страдать не станет.
– Да и не собирался он! Не собирался! Ляпнул на эмоциях, а вы за чистую монету приняли. Вы настолько плохо Рому знаете? – Снежана распалялась всё больше. – Серьёзно думаете, что он бы девушку обижать стал? Пакостить ей?
– Снежинка, – на хрупкие плечики девушки упали крупные руки Игната и чуть сжали, из-за чего девушка тут же обмякла и тихо выдохнула, – всё. Не злись. Тоха ступил. Пойдём лучше Чёрта найдём, поговорим.
– Ладно, – согласно выдохнула девушка, вскидывая сияющие, полные обожания глаза на Царёва.
Четвёрка друзей двинулась на улицу. И тут же застыла на входе, едва увидев открывшуюся сцену. Их друг страстно целовал новенькую, цепляющуюся тонкими пальчиками за него.
– Ну вот, – довольно пробасил Антон, усмехаясь. – Видишь, Снежинка, всё получилось. Я просто ускорил процесс.
– Поверь, Тоша, и без тебя этот процесс шёл во всю. А ты только другу боль причинил. И Полине тоже.
– Снеж… – тёмные брови, контрастирующие со светлыми волосами, взлетели вверх.
– Слушай, Белоснежка, – подал голос, молчащий до этого Глеб, – Чёрт мял кота за яйца. Прав Тоха, пока он сопли на кулак наматывает, другой пацан, более ушлый, за девчонкой приударит.
Снежана раздражённо цокнула, закатила глаза и двинулась в дом. Порой ей было слишком сложно общаться с парнями, которые не понимали тонкой девичьей душевной организации.
*****
Рома держал моё лицо в колыбели собственных ладоней и губами порхал по моему лицу. Я жмурилась, привставала на носочки, тянулась к нему всем телом, всем своим существом. Я грелась в лучах его нежности. Млела. Умирала. И возрождалась вновь.
– Ромочка, – шепнула непослушными губами, – мы не можем… Нам нельзя.
И вопреки своим словам сама потянулась к нему. Подалась ближе. Ещё ближе. Чтобы между нашими телами не осталось свободного пространства.
– Это что такое? Ты что творишь? – голос мамы был подобен раскату грома. Я отскочила от Ромы, испуганно прижимая пальцы к губам и взирая на неё огромными глазами. – Щенок похабный! Я тебе говорила! Говорила! Не смей трогать мою дочь! Не смей руки к ней свои грязные тянуть!
– Мама, успокойся, – попыталась вразумить родительницу, боясь, что сейчас сюда сбегутся все гости этого дома.
– Я запрещаю тебе к Полине приближаться! Понял? Щенок, – мать рванула вперёд явно намереваясь впиться ногтями в лицо Ромы.
Парень даже не шелохнулся, когда мама отвесила ему звонкую пощёчину, оставляя на щеке след от ногтей. От вида крови мне тут же стало дурно.
А после, напротив, накатила такая ярость, такая ненависть, что я ринулась вперёд, кулачком ударив мать в плечо. Она застыла ошарашенно и обернулась ко мне.
– Надоело. Как же мне это всё надоело, – зашептала я. – Ты мне надоела! Твоя эгоистичность!
– Доча, я о тебе забочусь.
– Заботишься? – захохотала я. – Заботишься, да? Так, как заботилась, когда домой педофила притащила? Да? Ты не видела, как он смотрит на меня? На мои ноги? Да? Заботилась, когда он меня бил? Поэтому в комнату никогда не заходила, да? Поэтому звук на телевизоре громче делала? Заботилась обо мне? Так заботилась, что криков моих не слышала? Спасибо, мамочка, – я наклонилась низко, рукой земли коснулась, – я теперь прекрасно сплю на препаратах. Снов совсем не вижу. Лицо его не вижу. Хрипа его не слышу. Не задыхаюсь больше. Ты такая, мамуль, заботливая.
– Поля, послушай, – с каждым моим словом мать бледнеет сильнее.
– А! Я поняла! Ты заботилась обо мне, когда он мне руку сломал! Когда я просила отвезти меня в травматологию, а он к тебе с цветами пришёл! Точно. Как я забыть могла? – я заливисто смеюсь. – Ты заботливо отправила меня спать на кухню, чтобы потом мне заново ломали руку, потому что она неправильно срослась. Забота. Вот она какая, – я голову к плечу склонила, смотря в белое-белое лицо матери. – Ой, а давай-ка я вспомню, когда ты решила собрать вещи и сменить место жительства, сбегая от него? А! – подняла палец вверх. – Точно. Когда он тебе боль причинил. Да.
– Полина, хватит, прошу, – прошептала мать.
– Нет, мама. Я молчала. Все эти годы молчала. Слушала сказки о том, как ты меня любишь. Ты никого не любишь, кроме себя. Ты эгоистично думаешь только о себе. Ты даже не спросила, хочу ли я переезжать в чужой дом. Хочу ли я там жить. Хочу ли я переходить в другую школу! Ты делала всё, не интересуясь моим мнением. И даже сейчас, когда я дарю свою любовь другому человеку, ты эгоистично перетягиваешь одеяло на себя. Ты отгоняешь от меня единственного человека, который заботится обо мне! Который заставляет чувствовать меня не пустым местом с поехавшей крышей, а нужным человеком. Боже! – я схватилась за голову и заходила на месте. – Ты даже сегодня утром напялила на меня вещи, накрасила и обула так, как тебе хотелось.
– Но тебе ведь понравилось.
– Это единственное, что ты услышала из моей речи? – я истерично засмеялась. – Ты серьёзно? Боже, – покачала головой, начав сотрясаться от рыданий. – Какая же ты мерзкая. Сейчас мне кажется, что я ненавижу тебя. Ненавижу всей душой. Ненавижу. Ненавижу.
Я повторяла и повторяла, захлёбываясь истеричным смехом. Я потеряла возможность дышать, перед глазами всё кружилось в бешенном ритме.
– Полина, – чьи-то руки подхватили меня под колени и лопатки. Я тут же оказалась в невесомости, потерявшись в пространстве. – Тише, девочка. Тише. Давай, девочка, делай вдох. Вдох. Ещё раз. Вот так, моя хорошая. Молодец, – сухие губы коснулись моего лба. – Ещё раз вдох. Выдох. Умничка.
Голос Олега Леонидовича успокаивал. Он меня куда-то нёс, но у меня перед глазами будто прозрачная пелена появилась. Я не видела ничего. Только слышала тихий голос мужчины, который говорил, как правильно нужно дышать.
– Ром, открой заднюю дверь.
Послышался щелчок, после чего меня опустили на мягкое сиденье.
– Полина, воду будешь? – я кивнула. – Держи. Полина? – голос Олега Леонидовича стал испуганным. – Ты меня видишь? – я только мотнула головой, задрожав от ужаса.
Услышала, как выругался мужчина. Поёжилась. Обхватила себя руками за плечи.
– Все в машину. Быстро! – рявкнул Олег Леонидович.
Я почувствовала, как на плечо легла рука. Напряглась. Потом носа коснулся любимый запах. Чуть расслабилась и слепо потянулась к его источнику.
– Ляжешь? – срывающимся голосом, спросил парень.
– Да, – голос был слабым и сорванным. Рома аккуратно потянул меня и уложил мою голову себе на колени, пальцами зарывшись в волосы и начав массировать кожу головы. Я чувствовала, что он дрожит. У него дрожали не только руки, но и ноги, на которых покоилась моя голова.
Машина мягко покачивалась, поэтому я задремала. Вынырнула из вязкого сна только тогда, когда услышала голоса:
– Давай её сюда.
– Я сам.
После сильные руки подхватили меня и очень осторожно подняли в воздух. Открыла глаза. Поняла, что вижу лишь силуэты. Пусть не чётко, но различаю.
Запахло больницей. Слышала голос Олега Леонидовича, но не имела сил даже разобрать, о чём он говорит. Меня снова куда-то понесли, положили на мягкое. Я вцепилась рукой в рукав Ромы и жалобно попросила:
– Не уходи.
– Девушка, – раздался мягкий смешок, – ваш парень посидит рядом на стуле. Нам нужно вас обследовать.
Следующие пятнадцать минут мне задавали вопросы, осматривали, трогали, слушали. Я едва ворочала языком, желая упасть на подушку и уснуть.
– Сейчас поставим девочке капельницу. Вечером заберёте домой. Пару дней постельный режим соблюдать. Организм крайне истощён.
Увидела, что высокая фигура Олега Леонидовича и доктора удалилась. Повернулась к окну. Фигура Ромы выделялась на фоне света. Улыбнулась. Мой мальчик сотканный из света. Моя вселенная.
Я не успела ничего сказать. Зашла медсестра и поставила мне капельницу. Когда дверь закрылась, я снова повернула лицо к сидящему изваянием Роме.
– Ром, – протянула руку в его сторону.
Он тут же перехватил её, сжал пальцы, прижался к ним губами, а после лбом.
– Поль… Я так испугался. Мл*, малыш.
Он что-то шептал, но я уже не слышала, провалившись в сон. Мой защитник был рядом. И я знала, что он будет беречь мой сон.
Проснулась в своей кровати. Открыла глаза и с облегчением поняла, что вижу обстановку. Села на кровати. В комнате была одна. Спустила ноги с кровати, переждала, когда головокружение пройдёт и встала. В доме стояла тишина. Спустилась на первый этаж и никого там не обнаружила.
Выпила на кухне воды, нашла в холодильнике тарелку с пловом и поставила в микроволновку греться. Забралась на стул с ногами и стала ждать.
– Ты проснулась? – на кухню вошёл Рома в одних плавках и с накинутым на плечи полотенцем.
– Да, – я тут же смутилась, увидев торс парня. Покраснела и взгляд опустила на сложенные на столе руки.
– Как ты себя чувствуешь? Всё нормально видишь? – я кивнула. – Доктор сказал, чтобы ты соблюдала постельный режим.
– Я кушать хочу, – вскинула глаза, упёрлась взором в пресс, снова покраснела и поспешила заинтересоваться гладкой поверхностью стола.
– Я в комнату тебе принесу. Иди наверх, Поль.
– Хорошо, – я поднялась и шустро покинула кухню, опасаясь смотреть на парня.
Но всё равно его подтянутое тело под веками отпечаталось. Божечки. Я до безумия в него влюблена.
Рома пришёл ко мне через пять минут. Одетый. И с подносом в руках. Дождался пока я поем, забрал грязную посуду и ушёл, пожелав спокойной ночи. Мне хотелось его задержать, попросить остаться, но смелости не хватило. Сжимая в руках зайца, подаренного мне дядей, долго не могла заснуть, пялясь в потолок и вспоминая сегодняшний безумный день. Поцелуй Ромы. Его слова. Его ревность. Ссору с матерью и её потерянный вид. Всё же этот день навсегда отпечатается в моей памяти…
Глава 22
Два дня я провела дома. С матерью мы не разговаривали, ко мне в комнату она не поднималась. Только Олег Леонидович заходил по пять раз в день и интересовался моим здоровьем. Я смотрела телевизор и кушала печенье, которое Тамара Викторовна испекла специально для меня.
– Полина, я могу войти? – в дверь постучали.
Я отвлеклась от расчёсывания волос и обернулась. В комнату заглянул Олег Леонидович.
– Да, конечно, – поднялась с пуфика, стоящего у туалетного столика.
– Полина, как ты себя чувствуешь? – взглядом мужчина прошёлся по мне, подмечая круги под глазами. В последние дня меня снова стали терзать кошмары, будто той истерикой я выпустила их из чулана.
– Уже хорошо, – солгала я, поскольку сидеть в комнате и избегать мать я устала. Мне хотелось в школу.
– Послушай, – мужчина обхватил обе мои ладошки горячими сухими руками и поймал мой удивлённый взгляд, – я хочу познакомить тебя и Свету со своей матерью. Ты не будешь против?
– Я… – замялась, поразившись тому, что спрашивают моё мнение. – Не буду.
– Поедешь в эти выходные с нами в деревню?
– Конечно, – я улыбнулась, чувствуя, как тепло растекается в груди. Мужчина не напирал на меня, не давил. Я видела, что если откажу, Олег Леонидович заставлять не станет. – А Рома поедет? – спросила быстрее, чем успела обдумать фразу.
– Поедет, – грустно улыбнулся мужчина. – Солнышко, – он чуть боязливо и нерешительно убрал прядь длинных волос мне за ухо, – ты ведь понимаешь, что ваши чувства… – осёкся, явно не зная, какое слово подобрать.
– Понимаю, Олег Леонидович, – кивнула, смотря прямо в его глаза и выдерживая взгляд. – Но ещё я прекрасно понимаю, что это может быть ложью. Простите, Вам неприятно это слышать, но есть вероятность, что я не Ваша дочь.
Я пожала плечами и отвела взгляд, заметив в глубине глаз отца Ромы странную эмоцию, походящую на сомнение.
– А далеко нам ехать? – поспешила перевести тему.
– Три часа, – мужчина быстро скрыл от меня свои эмоции за маской собранности и безразличия. – Врач сказал, что эта поездка будет тебе только на пользу. Свежий воздух, лес и озеро.
– А когда поедем?
– Сегодня вечером, – Олег Леонидович выпустил мои ладони из горячих рук и отошёл. – У тебя сумка дорожная есть? – я мотнула головой. – У Ромы тогда попрошу.
Мужчина натянуто улыбнулся и покинул комнату. Я только с недоумением посмотрела ему вслед. Кажется, мои слова зацепили его.
Подошла в шкафу, открыла его и замерла, задумавшись, что с собой брать. Поэтому не услышала, как дверь снова открылась и в комнату вошли.
– Привет, – тихий и родной голос мурашками рассыпался по коже.
– Здравствуй, – обернулась и замерла, смутившись до слёз.
Только взглянув в красивое лицо Ромы, осознала, насколько сильно соскучилась по нему. Без своего личного солнца, пригревающего кожу и заставляющего цветы распускаться в груди.
– Сумку принёс, – парень поднял оную в воздух.
– Спасибо, – пролепетала смущённо.
Парень положил сумку на ковёр и замер на миг, будто сказать что-то хотел. Но передумал. Покинул комнату, плотно закрыв за собой дверь. Только тогда выдохнула, осознав, что задержала дыхание. Не видела Рому два дня с того вечера, как он мне принёс еду в комнату. Казалось, что парень избегал меня. После того поцелуя и ссоры с матерью.
Прикусила губу и принялась собирать вещи. Почти бездумно бросала вещи в сумку. В груди разливалась едкая и колючая обида на Рому. От того, что он приручил, привязал к себе самым крепкими канатами, а теперь отдалился. Оказалось, что недели достаточно, чтобы раствориться в человеке и не смыслить своего существования без него.
Эти два дня я сотни раз подходила к его двери, замирала, но так и не осмелилась постучать. Я была слишком трусливой, чтобы сделать первый шаг. Одёргивала руку и в комнату возвращалась, на пол у стены, что граничила с его комнатой, опускалась. И мигом становилось теплее. Будто сквозь стены он согревал своим теплом. Своей заботой, которую никто и никогда не дарил мне в таком объёме.
Вполне вероятно, что Олег Леонидович запретил Роме ко мне приближаться. В очередной раз напомнил, как мне, что мы с ним родные по крови. Но разве сердцу это докажешь? Объяснишь, что оно циркулирует ту же кровь, что течёт в венах того, кого оно безумно полюбило?
Собрала вещи и спустилась на кухню, чтобы выпить чай. На кухне суетилась Тамара Викторовна.
– Доброе утро, красавица, – женщина встретила меня ласковой улыбкой. – Щёчки разрумянились, хорошо сегодня себя чувствуешь?
– Доброе утро. Да. Уже гораздо лучше.
– Металась опять во сне, – женщина горестно покачала головой. – Может, свежий воздух и парное молоко хорошо повлияют. И так худышка маленькая, а сейчас одни глазки на лице остались. Измучилась, бедная.
Тамара Викторовна говорила с такой заботой, словно я была её внучкой. В груди снова резануло болью. Если бы у меня была бабушка, возможно, она бы забрала меня к себе жить. Не позволила бы этому чудовищу ко мне прикасаться.
– Садись за стол, моя хорошая. Чай с бергамотом, как всегда? – я кивнула, не сумев сдержать улыбки. – Какао точно не хочешь?
– Точно. Спасибо.
– А печенье будешь? Я новое испекла, – Тамара Викторовна поставила чайник греться, а на стол передо мной опустила большое блюдо с творожным печеньем. – Любимое печенье Ромы. Саша ему всегда пекла.
– Мама Ромы? – уточнила, протянув руку и взяв одну печенюшку.
– Да, – на лице домработницы увидела тоску. – Сейчас он его есть перестал совсем. Тоскует по матери. Да и я не смогу сделать его таким вкусным, как у мамы.
Чайник закипел, поэтому женщина к плите отвернулась и стала заваривать для меня чай. Мне было неловко, поскольку я привыкла ухаживать за собой сама.
– А Олег Леонидович сильно любил маму Ромы? – запинаясь и робея от того, что лезу не в своё дело, поинтересовалась я.
– Как мальчишка любит тебя.
Я сначала не поняла, что она имеет в виду, а потом подавилась чаем и закашлялась, когда он носом вышел.
– Ох, язык без костей, – Тамара Викторовна осторожно постучала меня по спине. – Олег Сашу любил… нет… он её боготворил. Весь мир к её ногам был готов положить. Всё делал исключительно ради семьи.
– А почему тогда так быстро с матерью моей сошёлся? – вытирая салфеткой лицо, спросила шёпотом.
– Он не осознал ещё, – в серых глазах женщины увидела глухую тоску. – Когда теряешь близкого человека, не понимаешь этого просто. Ходишь, ешь, дышишь. Будто забываешь о том, что произошла трагедия. Ты живой, время идёт, минуты, а он остался там, в том моменте. И тебе кажется, что вот-вот дверь откроется, он зайдёт. Просто уехал в долгую командировку. Просто связи нет. Осознание потери приходит в редкие моменты. Для Олега… Для Олега твоя мать стала спасением. Напоминанием молодости. Далёкой молодости, где он встретил Сашеньку.
– Я ведь правильно поняла, что моя мать и Олег Леонидович были знакомы и раньше?
Женщина ответить не успела, поскольку в коридоре послышались чьи-то шаги. Она рукой махнула, давая понять, что мы продолжим разговор позже.
На кухню вошла мать. Прошла к холодильнику, будто меня не заметила, достала йогурт и села за стол. Я залпом допила чай и поднялась.
– Спасибо, Тамара Викторовна, – благодарила я не только за чай, но и за разговор, который хоть чуточку приоткрыл мне завесу прошлого.
– Всегда, пожалуйста, Полиночка.
Я пошла на выход, когда мамин голос раздался мне вслед:
– Полина, постой. Нам нужно поговорить.
Даже не замедлилась. Разговаривать с ней не было никакого желания. Все те слова, что я ей сказала, будто с глубины души болью всплыли. Будто до этого их камнями придавливало, а руками Ромы эти булыжники прочь были убраны. Разговаривать и даже смотреть на мать не было никакого желания.
Я покинула кухню, даже не оглядываясь. Только услышала спокойный голос домработницы:
– Дайте девочке прийти в себя.
– Только у обслуги советов не спрашивала, – раздражённо и агрессивно ответила мать.
В очередной раз поразилась тому, насколько слепа я была. Как я могла не замечать всего этого в матери? Куда я смотрела? Неужели мои очки были настолько розовыми и с толстенными стёклами? Сейчас же они разбились, осколками больно раня. Что-то подсказывало мне, что поездка в деревню будет очень «весёлой».
Через пять часов машина Олега Леонидовича мчала нас по шоссе. В салоне стояла напряжённая тишина и давила на нервы, заставляя меня нервно сжимать и разжимать кулаки. Я чувствовала на себе взгляды матери, но даже не смотрела в её сторону. Успокаивало лишь то, что в присутствии отца Ромы она не решалась заговорить со мной. Видимо, очень боялась, что её жених натуру её увидит и жениться передумает.
Вздрогнула всем телом и перевела потерянный взгляд на макушку Ромы, когда его пальцы легли на мой сжатый кулак и сжали, даря успокоение. Он не смотрел на меня. Просто аккуратно поглаживал кожу. Но и этого хватило для того, чтобы пружина в груди медленно разжалась, а тревога сменилась спокойствием и предвкушением выходных в деревне.
Недосып и покачивание машины сыграли свою роль. Не заметила даже, как провалилась в сон, уронив голову на плечо парня.
Проснулась только тогда, когда машина остановилась, а лба коснулись влажные губы.
– Приехали, птичка, – шепнул Рома.
Я выпрямилась и сонно заморгала, глядя на двор с бегающими курочками в окно машины. Увидела на груди парня мокрое пятно, там, где лежала моя голова. Смутилась дико и выскочила из машины, тут же поёжившись от прохладного сентябрьского вечернего воздуха.
Вдохнула его поглубже и зажмурилась, чувствуя, насколько он свежий. Наслаждаясь приятным запахом сена.
– Приехали всё же, – раздался хриплый и немного скрипучий голос.
Распахнула глаза. Увидела невысокую женщину спешащую к нам по каменной дорожке. Она будто с картинок детских книг сошла – худая, низкая, с носом картошкой и в белым платочком на голове. Только вот её лицо совсем не выглядело добродушным. Бабушка Ромы была явно зла.
– Мама, – Олег Леонидович склонился и поцеловал сморщенную щёку.
– Ты зачем её притащил в мой дом? – чёрные брови сошлись на переносице.
– Мы всё по телефону выяснили, – мягко ответил мужчина.
– Всё же забралась к тебе в постель шалашовка, – она сказала это очень тихо. Настолько тихо, что, кажется, Олег Леонидович этого не услышал. Поскольку никак не отреагировал.
– Привет, ба, – Рома вышел из машины и подошёл к женщине, склоняясь почти в два раза и обнимая её.
– Внучек мой. Как вырос за месяц. Красавец мой. Девочки небось косами машут, внимание привлекают.
У меня после этих слов в груди всё больно сжалось. Машут. Ещё как.
– А это что за красавица у нас? – мудрые и чёрные, как у Ромы, глаза на меня скользнули. – Девушка твоя, Ромочка?
– Нет, мама. Моя дочь.
– Дочь твоя? – женщина каркающе рассмеялась. – Как тебя зовут, девочка?
Бабушка Ромы отодвинула внука и сына, ко мне подошла, сухими и потрескавшимися подушечками пальцев провела по моей щеке. Улыбнулась по-доброму.
– Полина.
– Девочка Солнца, – пальцы женщины волосы подцепили, провели по прядкам. – Красивая такая. И несчастная, – качнула головой. – В дом пойдём, молока налью. Совсем свежее.
Женщина даже не посмотрела в сторону моей матери. Будто её и не было. Мы с Ромой пошли в дом следом за бабушкой, а Олег Леонидович с мамой во дворе остались. Мама что-то возмущённо говорила, а мужчина её успокаивал.
Бабушка Ромы за крепкий дубовый стол нас рядом усадила, налила в стаканы молока и хлеба отрезала. Горячего, с хрустящей корочкой. Мне казалось, что я в жизни ничего вкуснее не ела. Я кусала хлеб, жмурилась и запивала тёплым молоком.
– Рома, Рома, – бабушка парня тихо рассмеялась, а я открыла глаза.
Поймала взгляд Ромы. Чёрный. Глубокий. Жадный. Слизнула крошку хлеба с губы и потупилась.
– Сейчас спать вам постелю. Озеро ещё тёплое, завтра скупаться сходите. А ты, Ромочка, Полине покажи пещеру свою.
– Хорошо, ба, – голос парня был осипшим, будто стал простуженным.
Женщина ушла стелить постель, а мы с Ромой в тишине допивали молоко. Я чувствовала его каждой клеточкой тела. Его тепло. Его запах. Его близкое присутствие. Повернула голову. Поймала тёмный взгляд. Руку от стакана оторвала, желая провести по гладкой щеке, но на кухню мать и Олег Леонидович зашли. Я тут же со стула встала, помыла стакан, поставила сушиться и ушла. Просто физически сложно было находиться в одной комнате с матерью.
– Я уже постелила, девочка моя, – оказалось, что я застыла у комнаты, в которой бабушка Ромы подушку взбивала. – Сорочку в ванной положила на полку.
– Спасибо, – снова смутилась под внимательным и мудрым взглядом.
– Светлая девочка. Чистая, – бабушка Ромы подошла ко мне, снова коснулась подушечками пальцев щеки, царапая кожу. – Будто солнцем напиталась и светишься. Любовью. Иди мыться, пока вода тёплая идёт.
Я послушно последовала в указанном направлении. Вымылась, надела ночнушку, которую она оставила. Белую, плотную, закрывающую тело до щиколоток. Когда вышла, Рома уже спал на соседней кровати. Выключила свет и забралась под одеяло. Заснула сразу, как только голова коснулась подушки. И сегодня ко мне не пришли кошмары. Мне снилось спокойное море, качающее меня на волнах. И чёрные любимые глаза, смотрящие с любовью.
