Текст книги "Мой сводный чёрт (СИ)"
Автор книги: Екатерина Котлярова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц)
Глава 7
– Солнышко, – мама вошла в мою комнату, едва я открыла глаза, – доброе утро.
– Доброе, – села на кровати, сонно моргая.
– Милая… – мама присела на край кровати и замялась. – Мы сегодня переезжаем.
– Опять? – я прижала покрывало к груди. – ОН снова нас нашёл? – шёпотом.
– Нет-нет, – поспешила успокоить меня родительница.
– А куда? Чем эта квартира тебе не нравится?
– Нравится. Но мы с Олегом решили, что пришло время съехаться.
– Мам, – я раздосадовано поджала губы. Не готова я жить с Олегом Леонидовичем и Ромой в одном доме, – тебе не кажется, что ты слишком торопишься? Вы знакомы с ним всего два месяца.
– Олег сделал мне предложение. И я согласилась, – перебила меня мама.
– Мам. Ты плохо знаешь Олега Леонидовича.
– Полина, ты ошибаешься. Я знаю Олега ещё со школы.
– Мам, – предприняла последнюю попытку, – Рома только потерял мать. Мне сказали, что только пять месяцев прошло. Слишком быстро вы женитесь. Вам стоит подождать.
– Я ждала больше восемнадцати лет, – мама резко встала с кровати. – Разговор окончен, Полина. Собирай вещи. Вечером мы переезжаем.
– А как же репетиция? – я обиженно поджала губы, не ожидая от мамы грубости.
– Пропустишь.
Мама ушла, а я в расстроенных чувствах упала на подушку и притянула к себе медведя, которого когда-то подарил мой любимый дядя. В груди всё скручивалось от плохого предчувствия. У меня даже сомнений не возникло, что конфликты и скандалы будут постоянно. И я прекрасно понимала Рому. В таком возрасте суметь принять новую женщину отца слишком сложно. Особенно, если мама только умерла.
Я не знала своего отца. У меня даже отчества не было. Мама никогда не говорила мне об отце, а я в подростковом возрасте поняла, что эта тема слишком болезненна для неё и не спрашивала. Первый раз мужчина появился в нашем доме, когда мне было четырнадцать.
По щекам слёзы снова потекли, и в груди всё сжалось от удушающей паники. Задышала глубоко, как учил меня мой психотерапевт. И мысленно постаралась переключиться на что-то приятное. Тут же мысли перескочили на Рому. Коснулась шеи и тяжело вздохнула.
Почему же он вчера не пришёл? Во мне вновь что-то всколыхнулось. Снова в груди всё сладко сжалось. Так хотелось в глаза Ромы посмотреть. Забрать его боль, если вдруг её увижу. У него ведь такие красивые, глубокие и умные глаза. Вот только грустный. Полные боли и печали. В первую нашу встречу я не разглядела этого. Не поняла. Слишком смущена была вниманием такого красивого парня.
В неожиданном для себя порыве, вскочила с кровати, открыла верхний ящик стола, достала тетрадь и карандаши. Прямо в ночнушке опустилась на пол. Скрестила ноги вместе и погрузилась в рисование. Карандаш порхал по бумаге, вырисовывая знакомые черты лица, взгляд, упрямый подбородок, острые скулы, пухлые губы. Я потерялась во времени, вырисовывая с особой любовью, с трепетом черты лица того, кого вижу даже с закрытыми глазами. Так чётко. Так ясно.
Оторвалась только тогда, когда последнюю волосинку непослушную нанесла на бумагу. Потянулась и глухо застонала от боли в шее и спине. Поднялась с пола, тут же охнув, когда мелкими иголочками их закололо. Подняла с паркета портрет Ромы. Пальчиками провела по губам смотрящего с портрета на меня парня.
Интересно, его губы такие же мягкие, как кажется?
Стыдливо покраснела. Показалось, что глаза с портрета смотрели на меня излишне внимательно. В самую душу. Будто живые. Сглотнула и шепнула:
– Не смотри на меня так, хороший. Ты ведь шансов не оставил мне не влюбиться в тебя.
Водила и водила кончиками пальцев по овалу идеального лица. Касалась бровей, носа, скул. И так сильно мечтала, чтобы бумага под подушечками пальцев сменилась теплом кожи Ромы. Теплом моего ледяного Кая.
– Полина! – мама распахнула дверь в мою комнату, заставив подпрыгнуть и спрятать за спину тетрадь. – Ты почему ещё в постели? Даже не переоделась! Скоро приедет Олег.
– Прости. Я просто снова заснула.
– Давай быстрее, солнышко,– смягчилась мама. – Сегодня приедет портниха, мерки снимать. Для платья свадебного.
Я кивнула, закрыла тетрадь, спрятала под подушку и встала с кровати. В углу комнаты стояли сложенные коробки, которые изрядно потрепались из-за частых переездов.
– Тебе помочь? – мама поцеловала меня в висок.
– Не стоит, мамуль. У меня тут мало вещей. Всё ещё в коробках в коридоре. Хорошо, что распаковать не успела.
– Это точно, – счастливо улыбнулась мама. – Блинчики совсем остыли.
– Соберу вещи, приду, – не смогла сдержать ответной улыбки.
Я давно не видела маму настолько счастливой и окрылённой. Разве смею я своими страхами портить ей настроение? Включив на телефоне музыку, стала собирать свои вещи в коробки. Через двадцать минут, все поверхности и шкафы были пусты, лишь на полу стояли две коробки с вещами.
Вышла из комнаты и застыла, услышав на кухне тихие голоса:
– Светлячок мой, ты так мне и не сказала, почему тогда исчезла. Почему сбежала?
– Олежа, давай не будем эту тему поднимать, – голос мамы стал немного раздражённым.
– Малыш, я, конечно, дурак ещё тот, но считать умею. Скажи, Полина моя дочь? – голос Олега Леонидовича был мягок.
– Олежа… – в голосе мамы зазвенели слёзы.
Я прикрыла рот рукой, не веря тому, что слышу. Не может быть. Нет. Пусть это будет ошибкой. Пусть Олег Леонидович ошибается.
– Скажи, светлячок. Скажи мне… – я зажмурилась, уши закрыла, только бы не слышать ответ.
Но будто в насмешку надо мной голос мамы прозвучал слишком громко. Будто она специально выкрикнула, чтобы я услышала ответ.
– Да.
К горлу тут же подступила тошнота. Я сорвалась с места и едва успела забежать в ванную комнату, как меня стошнило. Нет! Нет! Этого не может быть! Это ошибка какая-то. Не может быть. Прошу, Господи, пусть это будет ошибкой. Заблуждением. Я не выдержу этого. Рома… Боже, Рома мой брат. Парень, который почти меня поцеловал. Парень, в которого я без оглядки влюбилась. Не может это быть правдой. Не может!
Меня снова стошнило желчью. Со всхлипами, трясущимися руками плеснула в лицо водой. Как так получилось? Как? Отец Ромы изменил его матери? Или моей? С кем он был, когда мама забеременела мной?
Опустилась на колени возле раковины, лбом вжившись в кафель и беззвучно сотрясаясь от рыданий. Слышала тихие голоса с кухни. И вдруг испытала острый укол ненависти к маме и Олегу… своему отцу. За то, что так просто лишили меня какой-либо возможности быть рядом с парнем, от которого земля уходит из-под ног. Поднялась с пола, вытерла полотенцем покрасневшее лицо. Специально пальцами давила, чтобы боль душевную притупить. Так больно. Так больно, будто изнутри резали. Нельзя так. Нельзя. Нельзя влюбляться в собственного брата. Но я влюбилась.
Вывалилась из ванной, тут же наткнувшись на Олега Леонидовича. Увидела, как он обрадовался мне. Как пристально стал вглядываться в лицо, ища, по-видимому, схожесть в чертах, но я молча обошла его, не слушая того, что он мне говорил. Не интересно. Не волнует. Только злит до чёртиков. Оделась торопливо, рюкзачок собрала и обуваться стала.
– Куда ты, Полина? – мама выскочила с кухни, встревоженно окидывая меня взглядом.
– Я не знала… Лгала столько… Так больно, мама, – я всё же разрыдалась, невнятно бормоча слова.
– Полечка, – мама двинулась ко мне, намереваясь обнять, но я шарахнулась в сторону, чувствуя, что не желаю сейчас, чтобы она меня трогала.
– Не прикасайся! Не смей!
– Полина! – мама нахмурилась, непонимающе и беспомощно смотря на меня.
– Мерзко!
Я нажала на ручку и вывалилась в подъезд, благо дверь была открыта. Бросилась вниз по лестнице, сломя голову. Подальше от них. Подальше от боли. От правды, что с каждым новым мигом всё глубже в сердце иглы вонзала. Я бежала по едва знакомому району, не разбирая дороги. Всё перед глазами расплывалось от слёз.
Свернула в какой-то парк, где совсем не было людей. Упала на лавочку и, не сдерживаясь больше, расплакалась в голос. Зачем мы только приехали в это город?
Глава 8
Я не знаю, сколько времени просидела на лавочке. Мне казалось, что я попала в пузырь, где не было ни звуков, ни времени. Только моя боль. Только моё непринятие ситуации. Только тёмные глаза, смотрящие в самую душу.
– Дура, – раздалось надо головой.
– Дура, Рома. Ещё какая, – покорно согласилась, прикрывая глаза. Слёзы снова градом покатились из глаз. – Что мне делать теперь? Как мне жить? Рома…
– Поль, – голос показался слишком испуганным и встревоженным. Глаза открыла. Увидела лицо парня напротив моего. Всего в паре сантиметрах. Руку подняла и по щеке его провела, убеждаясь, что он живой. Тёплый. И испуганный.
– Не мерещишься, – констатировала, глупо улыбаясь.
– Поль, – Рома подался вперёд и рукой провёл по щеке, убирая пряди растрепавшихся от бега волос, – ты безмозглая девчонка. Ты… – осёкся. Глаза прикрыл. Выдохнул со свистом, будто из последних сил сдерживался. – Какого чёрта ты сбежала? – вдруг рявкнул.
– Что? – получилось только глазами хлопнуть.
– Какого чёрта, Полина, ты сбежала? Твоя мать в припадке бьётся. Уже ментов вызывать готова.
– Я не понимаю…
– Ясное дело, понимать и думать не для тебя. Не для твоей пустой головы, – чёрные густые брови сошлись на переносице.
– Рома, – я попыталась встать с лавочки, но руки парня легли мне на плечи, придавливая обратно.
Нельзя! Нельзя так реагировать на брата. Нельзя замирать и задерживать дыхание. Нельзя ждать, что он поцелует. Что рукой вновь на шею скользнёт и сожмёт волосы в собственническом жесте. Это запретно. Это неправильно.
Но только никакие убеждения не работают. Стоит только Роминой руке на моём затылке оказаться, все мысли вылетели из головы напрочь. Только гул остался. Рома качнулся вперёд и губами прижался ко лбу. Прижался и застыл, частым дыханием шевеля волосы. Это была столь неожиданная ласка с его стороны, что я вновь заплакала, пальцами цепляясь за его плечи.
– Всё, – Рома поднялся, уселся на лавочку рядом и притянул меня к себе, уткнув моё лицо в широкое плечо. – Хватит рыдать. Хватит.
Я только горше заплакала, понимая, что не могу остановиться. Ладонь парня поглаживала меня по голове. Пальцы чуть массировали кожу на затылке, путались в прядях.
– Пойдём, Полина.
Рома отстранился, когда я перестала вздрагивать. Встал с лавочки, застыл, не поворачиваясь ко мне лицом. Я видела только напряжённые плечи и сжатые кулаки. Поднялась следом и несмело прикоснулась пальцами к сжатому кулаку. Дёрнулись одновременно. Показалось, что меня ударило током. Так сильно, что в голове зазвенело и перед глазами всё поплыло. Господи! Разве можно так реагировать на собственного брата? Разве можно так сильно, невыносимо сильно хотеть его прикосновений? Желать видеть его взгляды? Чувствовать его дыхание на лице?
Рома схватил меня за запястье и потащил за собой. Семенила следом, смотря в широкую спину. Чувствуя, как бешено колотится пульс под чужими пальцами. Уверена, Рома тоже прекрасно чувствует.
– На вопрос мой ответишь, Чижова? – голос парня снова стал злым и раздражённым. – Почему я должен уходить с середины тренировки и искать тебя по всему городу?
– Что? – поражённо выдохнула. Он меня искал? – Зачем?
– Серьёзно? – кинул на меня злой, испепеляющий взгляд. – Потому что твоя мамаша в истерике бьётся. Куда Полечка убежала? Что если потерялась? Что если Николай её нашёл?
– Николай? – в ужасе запнулась и чуть не упала. Сильные руки не дали свалиться на асфальт.
– Кто это?
– Мой бывший отчим, – безжизненным тоном ответила я. – Он здесь? В городе?
– Не знаю. Боишься его? – Рома взял осторожно меня за подбородок и заглянул в лицо. Отрешённый. И красивый. Промолчала. А он требовательно переспросил: – Боишься?
– Да. Очень.
– Почему? – с каким-то внутренним трепетом наблюдала за тем, как тёмные брови сошлись на переносице.
– Он преследует нас.
– Только поэтому? Или есть другая причина? Он бил твою мать? – проницательный взгляд впился в моё лицо, тут же улавливая рябь эмоций. – Сильно?
– До реанимации, – со всхлипом ответила, вновь вспоминая те ужасные часы в больнице.
– Тебя тоже? – голос Ромы сел. Я кивнула. – Бил? Только бил? – пальцы Ромы на лице на миг сжались, причиняя боль. Отвела взгляд и поёжилась, вновь чувствуя себя грязной. Такой грязной, что затошнило. – Чижова, мл*, ответь! – парень рявкнул так зло и громко, что я отшатнулась и голову в плечи вжала, закрывая ладошками уши. – Прости, – тут же покаянно шепнул, ступая ближе. – Полина, он тебя… – голос парня сорвался. – Чёрт. Ты… Ты ещё девочка?
– Да, – только смогла выдавить из себя.
– Он… тебя… трогал? – Рома подбирал каждое слово.
Я вздрогнула и попыталась отстраниться. Попыталась оказаться подальше от Ромы. Захотелось исчезнуть. Раствориться. Избежать вопросов, которые снова вгоняли в состояние ужаса.
– Мл*, – прохрипел Рома. – Твоя мать… Почему она ничего не сделала?
– Я не хочу! – выкрикнула громко, закрывая уши. – Не хочу об этом разговаривать! Прекрати!
Глухие рыдания стали вырываться из груди. Я пыталась дышать, но каждый вдох отзывался болью в груди.
– Дыши, – руки Ромы оказались на моих плечах, сжали сквозь ткань одежды и легко встряхнули. – Полина, чёрт побери, дыши!
И я послушно сделала вдох. Распахивая широко глаза, в которые будто насыпали песка. Лицо Ромы было белым, а в глазах увидела испуг. Улыбнулась слабо и мягко убрала руки со своих плеч.
– Я хочу домой.
– Пойдём, – парень кивнул, засунул руки в карманы джинсов и медленно, чтобы я за ним успела, двинулся по парку.
В голове, против воли, снова стали всплывать воспоминания. Перекошенное лицо отчима, нависшего надо мной. Его грубые руки, с силой сжимающие мои запястья над головой. Его оскал, когда слышится треск одежды. Виноватый взгляд мамы, когда на моём лице появляются новые увечья. И их счастливый смех, когда отчим появлялся после работы с букетом цветов для мамы и конфетами для меня.
Сейчас я испытываю к матери такое чувство ненависти, что хочется причинить ей боль.
Когда горячая, надёжная ладонь накрыла мою руку, я вздрогнула и перевела немного испуганный взгляд на Рому. Парень молча сжал мои пальчики, после чего поднял и коротко коснулся губами. В глазах слёзы появились от этой нежности, которую от парня не ожидала. А Рома сделал вид, что ничего не произошло. Шёл, смотрел вперёд, ведя меня за собой. Только большим пальцем ласково поглаживал внешнюю сторону ладони. Такой красивый. Такой заботливый. И… мой брат. Прикусила губу, борясь со слезами. Слишком часто стала плакать в последнее время. Слишком часто стала расстраиваться. Слишком часто стали причинять боль. И самая большая боль, что сейчас зияла дырой в сердце – ложь и предательство со стороны матери. Если бы я не услышала тот разговор, то могла бы совершить ошибку. Влюбиться в родного брата.
– Как ты меня нашёл? – поинтересовалась, пытаясь переключиться мыслями на что-то другое.
Рома пожал плечами и бросил небрежно:
– Просто решил, что ты далеко не могла уйти.
– Я не понимаю, почему мама подняла такую панику, – призналась Роме. – Я просто ушла. Ещё не ночь.
– Понятия не имею, – снова плечами пожал. – Она в истерике. Отец вокруг вьётся. Телефона у тебя нет. Друзей тоже. Что произошло?
– Я… – хотела сказать правду, признаться, но слишком страшно стало, что снова в глазах этих прекрасных увижу боль и ярость. – Я узнала то, чего знать не хотела. Правду, которая мне не понравилась.
– И ты не расскажешь?
– Не могу. Может, потому когда-нибудь.
Если смогу набраться сил и смелости.
Мы подошли к дому, где на лавочке с телефоном в руках сидел Олег Леонидович.
– Полина! – рявкнул он на весь двор, едва только увидел нас. Подскочил с лавочки и зашагал к нам. – Где ты была?
– Не ори, – Рома вперёд ступил и меня широкой спиной от разъярённого отца загородил.
– Роман, отойди, – строго сказал мужчина.
– Успокойся сначала. Лицо попроще сделай.
– Ты, щенок, мне указывать будешь?
– Главное, что вы мудрый и великовозрастный, Олег Леонидович, – я выступила из-за спины Ромы и твёрдо посмотрела в глаза мужчины, который мне категорически не нравился. Уже не нравился.
– Ты… – мужчина даже поперхнулся.
– Тоже щенок, я помню, – Рома мне руку на плечо положил и к себе привлёк, обнимая одной рукой.
– Быстро домой! – опомнился Леонид Олегович. – Сейчас же! – рявкнул, когда мы с парнем даже не шевельнулись.
– Олег Леонидович, вы даже моим отчимом не стали, а уже голос повышаете, – не знаю, из-за чего начала хамить. Будто вовсе не я.
– Поля, – мамин мужчина натянуто улыбнулся, – пойдём домой. Мама заждалась.
Рома бросил на меня короткий и внимательный взгляд, после чего потянул за руку в подъезд. Мы поднялись на наш этаж, Олег Леонидович дёрнул дверь, которая оказалась не заперта.
– Олежа, есть какие-то новости? – заплаканная и бледная мама выбежала в коридор. – Полечка, – женщина бросилась ко мне и заключила в крепкие объятия, оттеснив Рому. – Что случилось, солнышко? Чего ты убежала? Пойдём, – мама присела, расстегнула мои босоножки и потянула меня на кухню, непрерывно целуя мою щёку и висок. – Поля, скажи маме, что случилось?
Женщина плотно закрыла дверь на кухню и присела передо мной на корточки. Стояла, смотрела на неё сверху вниз, а после спросила тихо. Только показалось, что голос прогремел на весь дом.
– Почему ты никогда не приходила, когда я звала тебя?
– Поль, – женщина растерялась и глазами забегала по кухне.
– Почему ты всегда прощала его, хотя знала, что он делает со мной? – срывающимся шёпотом.
– Доченька…
– Почему ты всегда лгала, что не знаешь, кто мой отец? – глаза женщины округлились. – Я слышала твой разговор с Олегом Леонидовичем. Когда ты собиралась мне об этом сказать?
– Полина, ты не так всё…
– Всё так, мама. Всё так. И не знаю, что страшнее – мой бывший отчим или мой будущий отчим, который оказался моим отцом. Сомневаюсь, что он хоть чем-то отличается от Николая, твоего любимого Коленьки. Тоже с наслаждением будешь слушать мои крики из комнаты? И добавлять звук на телевизоре?
– Как ты смеешь? – лицо матери изменилось до неузнаваемости. Она подскочила и дала мне пощёчину.
Я всхлипнула, схватилась обеими ладошками за щёку и захлопала глазами. Мама не била меня никогда. Особенно по лицу. Вся моя злость будто испарилась. Осталась только беспомощная, не знающая, что делать девочка.
– Поля, Полечка, Боже! Прости меня! Прости! Я не хотела, Полечка.
Мама обхватила моё лицо руками и стала судорожно целовать покрасневшую щёку. Она захлёбывалась слезами, а я столбом стояла, вытянув руки вдоль тела.
– Прости, Поля. Прости. Хочешь, я тебе какао сделаю? Хочешь, да? Сейчас, моя хорошая. Сейчас.
Женщина усадила меня за стол и стала метаться между холодильником и плитой.
– Ох, молока нет. И какао уже увезли. Ох…
Она руками голову обхватила, расплакалась и уселась прямо на пол. Я с каким-то безразличием наблюдала за этим, даже не имея сил пошевелиться.
– Света, – Олег Леонидович ворвался на кухню, тут же к маме подошёл, подхватил на руки.
Повернула голову, увидела Рому в коридоре. Парень смотрел на меня внимательно. Улыбнулся чуть кривовато и из квартиры вышел.
– Полина, собирайся, вы с мамой переезжаете, – Олег Леонидович привлёк моё внимание. – У вас начинается новая жизнь.
Глава 9
Сонно моргая, сидела в первом ряду и краем глаза следила за сценой. Спать хотелось невероятно сильно, но этой ночью я так и не смогла уснуть. Переезд в новый дом дался слишком тяжело. Мысли в голове о Роме, о словах матери, о том, как она меня ударила крутились в голове.
– Полина, вы вчера с Антоном прорепетировали? Ты будешь с ним петь? – Ольга Ивановна встала передо мной, вырывая из мыслей.
– Здравствуйте, – подскочила со стула и вытянулась. – Да, мы попробовали вчера. Всё вышло.
– Отлично. Тогда поднимайся на сцену. Вот сценарий, твои слова я выделила жёлтым цветом.
– Но… Ольга Ивановна, я ведь только петь должна была, – попыталась воспротивиться.
– Куда лучше будет, если ты в сценке участие примешь, потом споёшь. Эту сценку отдам тебе и Антону, – немного раздражённо сказала женщина.
– Ладно, – пришлось согласиться, чтобы не ссориться с классным руководителем.
Взяла сценарий и, уткнувшись в него носом, пошла на сцену. Прочитала несколько раз шёпотом с выражением, попыталась запомнить строчки.
– Привет, – над ухом раздался знакомый голос.
– Привет, – улыбнулась Антону, застывшему рядом.
– Снова вместе? – подмигнул парень. – Ольга Ивановна решила эксплуатировать тебя по полной. Поняла, видимо, что отказать ты не можешь.
Я вымученно улыбнулась парню и тяжело вздохнула.
– Слушай, тебе не обязательно в этом всём участвовать, если ты этого не хочешь. Это только праздник.
– Я понимаю… Просто, Ольга Ивановна на меня рассчитывает, как мне ей отказать?
– Слишком мягкая ты, Полька, – покачал головой и мягко улыбнулся Антон.
А я зарделась от такого обращения. Да такое внимание парня меня смущало. Слишком добр он ко мне. Помогает постоянно. Закралась мысль, что я ему нравлюсь, но я её тут же постаралась отогнать от себя подальше.
– Вот ты где! – сначала не поняла, что обращаются ко мне. – Какого чёрта тебе мои слова отдали, Чижова?
Передо мной остановилась разъярённая Оля. Аккуратные ноздри на ровном носу раздувались от ярости. Глаза метали молнии. Губы были сурово поджаты.
– Что ты имеешь в виду? – пробормотала неуверенно, чувствуя себя серой мышью рядом со столь красивой и ухоженной девушкой.
– Не делай вид, что не понимаешь, – староста шагнула ко мне.
– Оля, это просто сценка, – Антон выступил вперёд и оттеснил девушку от меня. – Успокойся. Что ты взъелась?
– Ломакин, я не с тобой вообще-то разговариваю. Отойди.
– Оля, выключи свою стервозную натуру. Ты петь не умеешь. Ольга Ивановна сама решила отдать Поле сценку. Хочешь с кем-то повздорить, шуруй к Ивановне.
– Вообще-то, Ломакин, у меня свой альбом. Одна песня во всех чартах, – идеальная бровь старосты выгнулась, а на лице отразилось превосходство. – Пою я точно не хуже Чижовой.
– С автотюном любой в чарты попадёт, – насмешливый голос мне был мало знаком.
Оля сжала с силой кулаки, побелела от ярости и выплюнула:
– Пошли вы все к чёрту.
– Он только рад нам будет, – криво ухмыльнулся парень, которого Снежана Глебом называла. – В отличие от тебя.
– Ой, шутник какой, – Оля скривилась. – Где его вообще носит, скоро репетиция вальса.
– Скажи, – Антон глаза прищурил и голову на бок склонил, – на что ты рассчитываешь, Оль? Всё уже давно закончилось.
– Ломакин, выключи свою проницательность и сними маску умного мудреца, тебе не идёт, – староста окинула парня презрительным взглядом, развернулась резко, хлестнув Антона по лицу хвостом, и удалилась, покачивая бёдрами. Я могла только с восхищением смотреть на длинные ноги, что росли, казалось, из самых ушей.
– Полина, будь осторожнее с ней, – Антон обернулся ко мне. – Оля подлый человек. Не стоит тебе с ней связываться.
– Почему вы так её не любите? Она что-то сделала? – я перевела взгляд на Глеба и обратно на Антона.
– Она бывшая Ромы, – подал голос Глеб. Увидела, как дёрнулся Антон, явно намереваясь остановить друга.
Но уже было поздно. Слова парня дошли до моего мозга, острыми копьями пронзая мышцы. Как же больно слышать о том, что Рома мог кого-то любить. Кого-то целовать. Как больно осознавать, что я никогда не смогу узнать, каким он бывает, когда любит. Никогда моих губ не коснутся губы Ромы. Никогда я не узнаю, что значит, когда твоя личная планета сходит с орбиты и вертится в безумном танце, стремясь ближе к манящему Солнцу. К его теплу, что лучами счастья пронзает душу, подпитывая робкие ростки любви. Моя нежданная любовь походила на кактус, что поселился в израненной душе, колючки которого вновь и вновь царапали нежную плоть, пуская кровь и нанося новые раны. И даже робкие солнечные лучи не давали нежным цветам распуститься.
– Полина, Антон! – Ольга Ивановна будто умела подгадывать, когда нужно появиться. – Быстро на сцену. Вы задерживаете всех.
Я первой бросилась вперёд, стараясь скрыть от Антона и Глеба боль и разочарование в глазах. Не хотела я быть предметом обсуждений среди друзей.
Схватила с колонки микрофон, опустила взгляд на сценарий и поняла, что перед глазами всё расплывается. Чёрт! Но почему я превратилась в размазню? Почему мои глаза постоянно на мокром месте?
– Они расстались почти полгода назад, – между лопатками легла горячая ладонь, коснувшись кожи, а ухо опалило чужое дыхание. – Когда умерла мама Ромки, он потерял интерес к жизни. Обидевшись на его холодность, Оля изменила ему и прислала фотографии. В день похорон его матери.
Антон отошёл и спокойно взял микрофон. Включил и начал свою речь. Я смотрела на парня, обдумывая слова, которые он мне сказал. И в то же время не понимая, зачем Ломакин мне это рассказал? Неужели внимательный и чуткий парень заметил мой интерес к другу? Боже. А что будет, когда он узнает о том, что мы с Ромой родные брат и сестра? Будет презирать, как Олю?
Перевела взгляд в зал и тут же будто по мановению чьей-то руки, взглядом столкнулась с чёрными очами. В моём безграничном океане бушевал шторм. Столь сильный, что робкий парус нашего зарождающегося взаимопонимания грозило смыть волной ярости. Прикусила губу и отвела взгляд, чтобы тут же, словно приклеенный вернулся к идеальному скуластому лицу. Тут же пришло осознание, что я чертовски сильно соскучилась по парню. Не видела его со вчерашнего вечера, а мерещилось, будто целая вечность прошла.
– Поля, – спины снова коснулись пальцы Антона, – читай реплику.
– А? – с трудом оторвала взгляд от играющих желваков и перевела его на парня. – Прости, задумалась.
Взгляд опустила на лист бумаги, который незаметно для себя сжала пальцами, превратив его в зеркальное отражение собственной души, и стала читать. Когда заиграла музыка, прикрыла глаза, чтобы не видеть никого. Только вновь почувствовала на спине ладонь Антона, который молча подбадривал меня, прекрасно зная, что я чертовски сильно боюсь выступать.
Тебя я услышу за тысячу верст.
Глаза открыла и безошибочно выхватила лицо Ромы в зале. Жадные чёрные, словно истлевшие угли, глаза парня шарили по моему лицу. Пухлые губы парня тронула едва заметная нежная улыбка. Длинные музыкальные пальцы сжимали с силой спинку впереди стоящего стула. Этот взгляд будто окрылил меня. Пусть нельзя коснуться его. Не только по той причине, что сидел он слишком далеко, но и по той, что Рома братом моим оказался.
В груди, где только минуту назад всё царапали острые колючки кактуса, солнечные лучи мягко оглаживали зелёные и исхудавшие бока растения. Пропитывали своим теплом, любовью и восторгом. И медленно, робко распускался белый цветок. Чистый и невинный, в точности, как моя любовь к этому парню. Любовь, что будет спрятана, словно кактус среди песков пустыни. Никто о ней не узнает. Но ничто не помещает ей распускаться и цвести каждый день.
Я не просто пела, я шептала душой и кричала сердцем. Ему. Лишь бы услышал. Лишь бы понял. Лишь бы не осудил.
Последнее слово песни.
По щекам катятся слёзы.
Чёрные глаза никак не хотят отпускать мой взор. Будто вглубь души робко взирают, желая удостовериться, что не показалось.
Оглушающая тишина в зале нарушается громкими аплодисментами.
Я вздрогнула и потерянный взгляд перевела на лица одноклассников. Все почему-то стояли и громко хлопали в ладоши. С изумлением заметила, что щёки Ольги Ивановны блестят от слёз.
– Это было потрясающе, Поль, – тихо сказал Антон.
– Спасибо, – я смутилась, когда почувствовала, что парень снова ко мне прикоснулся, положив руку мне на плечо.
– Знал, что маленькая птичка чиж прекрасно поёт, но не подозревал, что настолько, – Антон подмигнул, а я смущённо рассмеялась.
На сцену вышла староста с очень злым и недовольным лицом и выдернула из моих влажных ладошек микрофон.
– Фу, – брезгливо поморщилась. – Ты вся вспотела.
Микрофон был включён, поэтому её голос разлился по всему залу. Я покраснела и взгляд потупила. Ничего не ответив улыбающейся триумфально Оле, ушла со сцены. Покинула актовый зал и свернула к знакомым раковинам. Засунула ладошки под струю воды и бросила взгляд на собственное отражение. В собственных зелёных глазах увидела слёзы. Зелень стала ещё ярче, будто отражала цвет кактуса, что вновь колючками царапал внутри.
Вздрогнула, когда увидела за спиной фигуру Ромы. Парень стоял в нескольких метрах, засунув в привычном жесте руки в карманы бриджей. Широкие плечи были чуть сутулены, мышцы рук напряжены. Закрыла глаза, понимая, что стало больно дышать. Больно смотреть. Больно не иметь возможности прикоснуться. Хотя бы для того, чтобы смахнуть непослушную прядку кудрявых волос с его лба.
– Тварь, – выплюнул вдруг Рома, преодолев расстояние между нами и развернув меня рывком к себе лицом.
Я испугалась. Распахнула глаза и уставилась в злое лицо парня. Захлопала глазами, прогоняя слёзы. Пытаясь увидеть лицо Ромы чётче.
– Прихлопну к чертям собачьим, – парень обхватил мой подбородок пальцами и склонился вниз.
Дыхание опалило губы. Заставило все мысли вылететь из головы. Забыть о том, где и с кем я нахожусь. Всё, что имело в этот момент значение – Рома. Моя личное Солнце, к которому я стремилась, пытаясь согреться. Мечтая, чтобы в груди вновь распустились цветы, а нежные крылья трепетности защекотали кожу, прокладывая дорогу для мурашек.
Между нашими лицами осталось жалких десять сантиметров. Частое дыхание Ромы оставляло пылающие следы на коже губ. Бесконечно долгий удар сердца, и будто в замедленной съёмке лицо парня стало приближаться.
